Зеркало Деметры (СИ)

4/5 июня 97 года Прогрессор один дома

Квартира в Калязине была в полном порядке. Никто ей не пользовался. Борислав в который раз подумал об условности в нынешнее время понятия «квартира» (как у Лермонтова – «фатера»); ведь даже само слово устарело. Люди сейчас живут или во временных рабочих жилищах, или уж в личных домах, которые лепят по своему вкусу. Или даже совмещают первое со вторым, как Корней Яшмаа в своем «Лагере Яна». В многоквартирных кирпичных блоках, стилизованных под старину, селятся относительно немногие. Да уж. Чем хороша наша Земля – так это разнообразием…

Он прошелся по помещению, открыл окна, чтобы проветрить, выглянул на балкон. Вечер был уже поздний. На невероятной высоте, в синем небе, проносились перламутровые облака. В тысячеэтажниках на том берегу Волги зажигались огни. А земля была темная: лес, прорезанный дорогами. И коростель кричал с поля.

Борислав вспомнил, как однажды в старшей школе они с Натой забрели очень далеко, по-настоящему заблудились, но не испугались, а просто пошли еще дальше и гуляли до темным дорогам до рассвета. Интернат был под Курском. Уже совсем в глубине ночи они вышли из леса на освещенное – было полнолуние – шоссе с огромными серебристыми тополями по обочинам. К утру они дошагали по этому шоссе до крупного агрокомбината, были встречены дежурным биологом, накормлены, переправлены в интернат на глайдере, и на этом приключение завершилось. Лунный свет, тени белых деревьев над старой, проложенной здесь еще в восемнадцатом веке трассой… Спящие дали. Юность.

Однако пора было работать. Борислав сел в кресло и сделал то, что обычно сразу делает любой земной научный работник, попав за рабочий стол: установил соединение с БВИ. Набрал слово «Гиганда», добавил соответствующие временные параметры (нужна была информация за последние три месяца) и ввел свой допуск (он был активен). Посмотрим, что там творится, в нашей епархии…

Никаких сенсаций ждать не приходилось. По сути, все содержание новейшей истории Гиганды – это бесконечная война между Старой Империей и когда-то отделившейся от нее мятежной провинцией: бывшее Алайское герцогство, ныне Алайская республика… Недавние прогрессорские меры затормозили войну на время, но предотвратить обратное скатывание в нее не смогли. Так… Наступление имперской группы армий «Огонь» вдоль арктического побережья… Это – новость, но пока что не очень опасная… Гурван в руинах, как и следовало ожидать, продвижение имперской группы армий «Вода» создает угрозу уже алайской столице… Вот это серьезней. Черный князь времени даром не теряет. А ведь, что ни говори, в Алайской республике позиции землян гораздо сильнее, чем было в Империи хоть когда-то; так что если республика рухнет – прогрессорство на Гиганде придется, считай, начинать заново…

Война. Для нас это игра, личина, маска – или уже нет?

«Я воюю всю жизнь…»

И не в первый уже раз Борислав спросил себя: а зачем?

Конечно, Гиганда – интересный объект для историка. Тут спору нет. Планета, где уровень развития техники, соответствующий эпохе мировых войн двадцатого века, сочетается с вполне феодальным укладом общественных отношений. Если в земных условиях нам трудно представить, скажем, Генриха Пятого или Ричарда Третьего на современном танке, то в условиях Гиганды это не анахронизм, а бьющая в глаза реальность. Господа ксеносоциологи связывают такую особенность с тем, что заселенный людьми материк на Гиганде всего один, а потому и закономерности формирования цивилизаций там здорово отличаются от земных. Наверное, они правы. Но наблюдение за такими человечествами – это, вообще-то, дело разведчиков. Сначала наблюдение, потом аккуратная помощь… Вот в том все и дело. Бывают ситуации, когда просто невозможно не помочь. Когда этого требует наша видовая программа. Но дальше-то мы оглянуться не успеваем, как нам приходится по-настоящему вмешаться в войну. Как на Авроре, где Прогрессоры в конце концов поддержали Эсторскую империю против Святого Ордена. Как на Саракше, где стараниями землян был потоплен целый подводный флот противника… Да, противника, а как это еще велите называть? В одной старой пьесе живущий в светлом и спокойном мирном городе врач спрашивает друга-танкиста: ну как там у вас на войне? Танкист деланно удивляется: какая война, ты о чем? А врач говорит: знаешь, когда я читаю в газете, что вчера наши сбили тридцать семь самолетов противника, мне кажется, что это все-таки война… Очень, черт возьми, похоже.

Разумеется, ни один Прогрессор не воспринимает себя как настоящего жителя того мира, в котором работает. Он занимает внешнюю позицию, он стоит над схваткой. Но на практике против сил контрэволюции зачастую приходится вести самые настоящие бои. И в результате мировоззрение работающего Прогрессора, как правило, представляет собой очень специфичный сплав: что-то там есть от обычного социолога, что-то от разведчика, а что-то и от профессионального солдата. Ох, бедные наши психологи…

Так, ну а что у нас с рабочей почтой? До краковского Института только и доходили краткие, чаще всего устные, известия, что все нормально… Борислав открыл базу сообщений. Так и есть. Вот оно.

Борислав, привет!

Мне сообщили, что дела идут хорошо, ты поправляешься. Это радует. Сейчас могу признаться: когда тебя вытаскивали, я не очень-то надеялся на удачу, даже зная о возможностях нашей медицины. Ты ведь на самом деле был мертв. Ну и как там на том свете? Поделишься?

Что касается более серьезного: наработки твои пошли в дело, с той стороны передают, что ими заинтересовался лично Змей. Это – сам понимаешь. Молодец. Ты знаешь, как мне было приятно с тобой работать, и надеюсь, что поработаем еще.

Опять же, из известий с той стороны: твоя Улла эвакуирована в тыловой район, над ней взял шефство начальник этого района Эмиль Станев (может быть, помнишь такого). Богатые деревни в предгорьях, много меда, молока и спокойствия. Пока так, но ее и дальше не оставят. Уверен, все будет отлично.

Ты видишь, о тебе помнят.

Попутного ветра.

Ульрих

Ох, черт. Борислав сразу почувствовал ту самую фантомную боль, о которой его с самого начала предупреждали в госпитале Института и которая таки успела его там догнать. Но ведь сейчас тело уже в полном порядке. Значит, это не боль, а воспоминание. Фантом фантома… Несколько секунд он сидел, боясь шевельнуться. Потом, по намертво въевшейся рабочей привычке, стал изучать реквизиты сообщения. Оно было отправлено с полярной станции «Гиганда-1» 28 мая, то есть неделю назад. С тех пор, значит, дожидалось. Пересылать его в краковский Институт не стали, потому что не сочли срочным. И правда, что тут срочного?..

Улла. Обычная девушка, с темно-рыжими волосами, прямым носом и любовью к поэзии. Борислав кое-что переводил для нее из земных поэтов, сперва ничего не говоря об источниках, а потом стараясь их как-то залегендировать. Получалось плохо. «Но мы спокойны, мы поспорим со стражами Господня гнева, и пахнет звездами и морем твой плащ широкий, Женевьева…» Он улыбнулся, вспомнив, как звучат эти стихи в алайском переводе. Увы, романтичное Средневековье, каким оно виделось из земного Серебряного века, разительно отличается от Средневековья настоящего, которое есть прежде всего несвобода разума. Все земляне, работавшие на феодальных планетах, познали это. Иногда – на очень печальном опыте.

Он попытался сдержать воспоминания. Безуспешно. Кажется, решающий разговор произошел в провинциальной гостинице, куда он, Борислав, на тот момент по легенде еще обычный младший офицер, был заброшен служебной командировкой. Обшарпанные стены номера, дождь за окном. Ароматный местный чай в квадратной чашке. Когда Улла постучалась в дверь, он удивился. Но – сразу понял, в чем дело. Она догадалась, что он не простой человек, и ей было все равно. Даже если бы он оказался дьяволом, она бы осталась.

Борислав вздохнул. Одна из вечных прогрессорских проблем. Почти невозможно прожить несколько лет в чужом социуме, не найдя человека, с которым можно хоть на время оказаться собой. Побыть рядом, поделиться теплом, позаботиться… Но, во-первых, даже при отсутствии внешних ограничений поделиться можно не всем. А во-вторых, рано или поздно настает время уходить… Может ли Прогрессор взять свою инопланетную подругу с собой на Землю? Вообще-то да. Если решится. Только решиться на это очень трудно. И дело тут не в нашей безответственности – безответственных Прогрессоров просто не бывает – а в том, что не всегда и понятно, как подступиться к сложнейшей, тонкой, рискованной задаче инкорпорации неподготовленного человека в мир чуждого ему человечества. Не социума, а целого человечества. И ведь каждая такая инкорпорация есть необратимый поступок, вот в чем дело… В этих случаях всегда тщательно взвешиваются «за» и «против» – и часто оказывается, что лучше уж оставить человека там, на родине, приняв должные меры для обеспечения ему безопасности и комфорта на оставшуюся жизнь. Потому что не все готовы принять Землю; потому что, как ни удивительно, не каждому нужна современная Земля; и еще потому что, сколь ни грустно это признавать, не всякая любовь бесконечна…

Расставание с Уллой случилось внезапно: страшного боя над пылающим Гурваном не предвидел никто. В такой ситуации Ульрих Гарстанг, он же имперский военный магистр Кершоу Орр, взял на себя роль «душеприказчика» ушедшего Борислава и срочно произвел самые необходимые действия: вывез Уллу в безопасный район, предупредив местных сотрудников, что это наш человек. Заодно, надо полагать, ей сообщили разработанную специально для таких случаев расплывчатую легенду. Мол, друг ваш в бою пропал без вести, тело не найдено, то ли погиб, то ли нет, но, если по правде, лучше особенно не ждать… Борислав был почти уверен, что именно так ей и сказали. Стандартная схема, наименее травматичная для всех участников. А что до напряжения совести, то прогрессорская работа требует его всегда, и часто в гораздо большем объеме… В гораздо большем.

Все, пора прекращать об этом думать, иначе можно задохнуться… Борислав перевел терминал БВИ в ждущий режим, встал, рывком распахнул балконную дверь. Июньская ночь дошла до дна и начала отступать. Над Волгой стлался туман; небо за черной стеной дальнего леса было бледно-серым, переходя чуть выше в синеву. Звезды постепенно гасли, а огни на том берегу погасли давно; и птицы затихли. Нежный уснувший мир…

Борислав прокашлялся, мельком подумав о сигаретах, которых, конечно, не было. К курению наркотических палочек он пристрастился на Гиганде. Здесь следовало отвыкать. Как и от других дурных манер, включая бодрствование всю ночь напролет. Земляне чаще всего предпочитают ложиться не слишком поздно, чтобы встать рано утром. Вполне обоснованная рекомендация медиков… а медиков нам теперь придется слушаться, да-а-а. Все же он постоял еще на балконе, с удовольствием вдыхая прохладный, как родниковая вода, воздух спящей равнины. Предрассветное время. По старому монгольскому счету – час Тигра.

Все, пора спать. Борислав вернулся в комнату, наклонился к терминалу, собираясь его выключить, и тут увидел на регистраторе значок нового сообщения.

Это сейчас-то?

Очень интересно.

Он сел и нажал кнопочку «чтение».

Дата: 5 июня 97 года.

Автор: Джеймс Стюарт, магистр экспериментальной истории, научный сотрудник Института времени, старший консультант КОМКОНа-2.

Тема: «Линкор смерти».

Содержание: необъяснимая гибель ЗПЛ «Нейтрон».

Примечания: Борислав, это работа для Прогрессора. Ты нужен.

Все. Под этой казенной шапкой ничего не было, кроме нуль-индекса главной базы Института времени в Лланголлене и цифр: 97.06.05.10.00. Именно в таком порядке.

Сон сняло как рукой. Борислав прошел к окошку Линии доставки и заказал кофе. Черный, без сахара. Вернулся с пластиковой чашкой к терминалу, уселся, подождав, пока органомеханическое кресло примет самую удобную форму, и крепко задумался.

Да, Джеймса Стюарта он помнил. Парень с длинным холеным лицом, носящий твидовые пиджаки и, еще со времен учебы, запоминающееся прозвище Яков Первый. Прекрасный историк. И прекрасный товарищ, хоть и любящий шокировать людей своим притворным высокомерием. Этакий лорд Британской империи. Начинал он в области классической социальной истории, но быстро решил, что делать историю интереснее, чем изучать ее, и подался в ИЭИ. А теперь вот, значит, Институт времени. И КОМКОН-2. Последнее – полная неожиданность.

Из сообщения следовали две вещи. Во-первых, оно было специально составлено так, чтобы поставить Борислава перед загадкой. Заинтриговать. Гибель звездолета – причем звездолета пилотируемого, судя по тому, что он обозначался названием, а не номером, – это всегда ЧП, требующее расследования. Гибель звездолета, причины которой не удалось понять – ЧП из разряда редчайших. Интерес КОМКОНа-2 к такому происшествию вполне объясним. Но при чем тут Прогрессор? Прогрессоры по определению занимаются чужими обитаемыми планетами, и ничем больше. Можно, конечно, представить, что звездолет подошел к такой планете слишком близко и был сбит ракетным комплексом. Но тогда никакой необъяснимости нет, а есть просто чья-то халатность.

Второе, что следует из сообщения: его отправители считают, что Борислав должен сам принять решение, и уверены, что имеющейся информации для этого хватит.

Потому что это не приказ. Приказы никогда и нигде так не оформляются. Значит, у адресата есть выбор. Именно это Джеймс и хочет дать понять, посылая сообщение без текста.

Остальное придется отнести к загадкам, решать которые пока бесполезно. Начинать строить версии при такой неполноте информации – грубая ошибка. Тут надо не гипотезы измышлять, а собирать данные.

Благо, в письме заботливо указано время, когда Джеймс, надо полагать, готов лично дать любые разъяснения. Сегодня, пятого июня 97 года, в десять часов утра. Через… Борислав посмотрел на часы. Через пять часов. М-да. Выспаться не успею, – подумал он с тоской, понимая, что все уже решил.