После лекций и беседы с законниками я бездумно вышла из ворот академии. Морально была опустошена и раздавлена. Это же надо быть такой наивной идиоткой и верить всему, что говорят! Только что мне убедительно доказали, что мне не то, что диплом и ценные зелья, мне погремушку давать в руки нельзя: отдам первому, кто попросит, да еще уговаривать буду.
Расследование гибели отца вовсе не закончено, в нем много белых пятен, и рано говорить о каком-либо результате. Нет, законники были вежливы, педантично разъясняя мне положения законов, но я просто видела в их глазах жирную надпись «ДУРА». И даже утешающее заявление, что девушке, никогда не сталкивающейся с изнанкой жизни, простительна некоторая легковерность, меня не успокаивала.
Стены академии давили. На работу мне больше не нужно, я видела, с каким азартом законники взялись за составление претензии к «Верена Фармари». Не будь я студенткой, меня не стали бы защищать, я бы и не знала, что меня обманули. Да еще так нагло!
Зазвенел колокольчик подъехавшего омнибуса, и я тут же шагнула на ступеньку. Прокачусь, проветрю мозги, а слезы осушит ветер. Никто и не заметит, что я плачу.
Сегодня было не менее сыро и промозгло, весна забыла придти в Десадан. На крыше омнибуса никого не было, все норовили спрятаться от ветра внутри кареты. Никто не мешал мне лить слезы по моим разбитым мечтам.
Папа обещал мне на выпуск самое красивое платье, какое я только захочу. После праздника – поездка на курорт и может быть, знакомство с интересным мужчиной. Папа смеялся, что на курорте для богатых встретить обеспеченного мужчину вероятность больше, чем в рыбацкой деревушке. Он заботился обо мне. А я даже не знала, над чем он работал в последнее время, не слушала его. Настолько была поглощена собой и своими эгоистичными заботами. Я отвратительная дочь.
– Тпру! – возница омнибуса натянул вожжи, останавливая пару флегматичных бретонцев.
Внутрь влетела стайка щебечущих девушек. Только бы они не полезли наверх! Я отвернулась не желая видеть чужую радость. С омнибусом поравнялся роскошный открытый катафалк. О да, вот то, что мне больше подходит под настроение!
Четверка белых лошадей с черными султанами, белый атлас, гирлянды из белых роз… Это весной-то, когда для белых роз не сезон! Их пришлось везти из соседнего Невасама, не иначе! Гроб был открыт, и в нем покоился пожилой военный в парадном мундире. Надо же, сколько орденов заслужил! Седые волосы веером лежали на подушке, ветерок шевелил пышные седые усы. Какой необыкновенно нарядный, респектабельный покойник. А папу не нашли. Не откопали, хотя там работала целая бригада магов-земельщиков. На месте нашего дома теперь голый пустырь.
Да я же его знаю! Я привстала с места. Это генерал Тобиас Блейз, его знаменитые усы! Любой ребенок знает прославленного героя пермитских войн! И к нам он заходил пару раз, папа что-то для него варил. Чаще приходил его адъютант, противный лощеный парень, при виде которого мама начинала многозначительно кашлять и подмигивать. Отправляла меня открыть дверь, будто это не обязанность лакея!
Омнибус тронулся, катафалк тоже, и я, не веря собственным глазам, увидела, как покойник чихнул, а потом почесал нос.
– Закрой рот, ворона залетит! – раздался веселый голос рядом и смешки. Девицы все-таки залезли наверх. Ну да, красоту надо показывать горожанам, несмотря на ветер и холод.
– Вы видели? Покойник шевельнулся! – я указала на катафалк.
– Что за бредни? Чушь! Тебе показалось! – раздались голоса, но все жадно уставились на гроб. Как назло, генерал лежал смирно, как порядочный мертвец.
– Бывает, что трупы шевелятся из-за напора гнилостных газов, – раздался рассудительный голосок одной из девиц.
– Фу! – остальные, как по команде, сморщили носики и прикрыли их надушенными платочками. – Смените тему!
Я встала и начала пробираться к выходу, не выпуская из поля зрения катафалк. Зачем решила его догнать и присоединиться к процессии? Не знаю. Зато сразу поняла, почему провожающие гроб не видели того, что увидела я с крыши омнибуса. Катафалк был высоким, с большими колесами.
Растерянно оглядывала лица сослуживцев и родных генерала. Они интересно, знают, что его хоронят живым? И главное, что мне теперь делать? Ни один жандарм мне не поверит! Я сама бы не поверила!
Подлетает взъерошенная девица и заявляет, что покойник жив, просто спит… да меня после этого из Патринваге не выпустят! Будут тщательно лечить холодными ваннами, ледяными обертываниями и розгами, чтоб не видела всяких глупостей и не беспокоила занятых людей при исполнении. У нас не любят тех, кто видит то, чего не видят другие. Хотя, например, ясновидение в почете, только это настолько редкий дар, что и парочки ясновидцев в стране не наберется. У них очередь на год вперед расписана.
Процессия медленно вползала в ворота центрального кладбища, а я ничего не могла придумать. Восемь дюжих гвардейцев в парадных мундирах спустили гроб с катафалка и понесли в часовню. Я поплелась следом. Черное длинное пальто уместно всегда, хотя мама одобрила красное… Служительница с метлой отошла в сторонку, пропуская гвардейцев. Я бросилась к ней.
– У вас найдется нашатырный спирт?
– Конечно, сейчас дам, – тут же отозвалась она, жалостливо глядя на меня. – Может, винца налить? Храмового? Бледненькая какая!
– Нет, спасибо.
Получив заветный пузырек, я проскользнула за гвардейцами в зал прощания. Они как раз установили гроб между скамейками, головой к портрету в позолоченной раме. Патер скоро сделает знак заходить и начнет прощальную службу. Сейчас или никогда! Гвардейцы без малейшего интереса проводили меня глазами и вышли. Мало ли, какая храмовая мышь тут бегает, пыль вытирает и свечи меняет.
Щедро плеснув на платок, я подсунула его под нос генералу. Прямо на усы. Меня прошил озноб. Вдруг я ошиблась? От перенапряжения, недосыпания и всех переживаний?
Генерал чихнул и открыл глаза. Ясные, без старческой мути. Я застонала от облегчения.
– Вставайте, вставайте скорее!
– Что случилось? Где я? – заворочал головой генерал.
– Вы в гробу, в часовне на кладбище, вас собираются отпеть и хоронить, –максимально сжато ответила я, помогая муру Блейзу сесть.
Генерал высоко задрал лохматые седые брови и недоверчиво уставился на меня. Затем посмотрел вокруг. Усмехнулся и сел в гробу.
Именно этот момент выбрала роскошно одетая дама, чтоб войти. Дама взвизгнула и, нелепо взмахнув рукавами пышного траурного платья, осела на пол, придавив кого-то из желающих войти следом. Возникла заминка. Генерал никак не прокомментировал ее появление, и вопросительно взглянул на меня.
– Что дальше?
– Бежать? – предложила я. Мне просто до ужаса хотелось оказаться подальше.
– Тобиас Блейз никогда не бегал с поля боя! – провозгласил генерал, выпрямляясь. – А ты… иди-ка за портьеру, пока я обрадую любимых родственников.
Вокруг упавшей дамы хлопотали две женщины, они совершенно не смотрели на гроб. Дама очень удачно перекрыла вход, не давая войти остальным.
– Несчастная вдова, как она страдает, – громко сказала одна из хлопотуний.
Общими усилиями вдову привели в чувство, подхватили под руки и тут увидели покойника, с насмешливым видом стоящего у гроба. Ахнул патер и уронил молитвенник. Отделанный золотом тяжелый молитвенник громко стукнулся о плиты пола. Остальные вошедшие глупо пучили глаза и разевали рты. Кое-кто делал обережные знаки. Один из старичков вдруг кинулся вперед, распахнув объятия.
– Тобиас! Ты жив! Я знал, старый перец, что ты не мог так просто умереть!
Генерал похлопал его по спине и смерил замерших родных тяжелым взглядом.
– Где тот негодный лекаришка, который констатировал мою смерть? И развязал вам всем руки?
– Тоби, ты… – несостоявшаяся вдова залилась слезами.
В часовне поднялся гвалт, началась суматоха. Все хотели посмотреть поближе и потрогать ожившего покойника. Блеснула вспышка маг-запечатлителя. Репортеры не могли оставить похороны национального героя без внимания. Все двери распахнулись, всюду лезли любопытные.
– Смир-рна! – рявкнул генерал. – Все вон! На сегодня похороны отменяются! Алекс!
Из толпы выскочил знакомый лощеный и напомаженный адъютант с траурной повязкой на рукаве.
– Я здесь, мой генерал! – адъютант вытянулся и ел генерала преданным взглядом.
– Мобиль!
– Так точно!
Мобилей сколько угодно следовало за процессией, прибавляя ей помпезности. Алекс выставил шофера из первой попавшейся и лихо подрулил к часовне. Глаза у адьютанта были совершено безумные.
Я бы не пускала его сегодня за руль, еще аварию устроит. Видимо, это же соображение пришло на ум генералу, потому что он, скользнув взглядом на мою портьеру, приказал грузить в мобиль свою расклеившуюся супругу.
– Генерал! – К нему подошла группа военных. – Позвольте вас поздравить… гм-гм… с воскрешением! Мы очень рады! Это необыкновенный случай!
– А я-то как рад! – усмехнулся генерал, пожимая руки. – А случай самый обыкновенный, называется предумышленное убийство. А вот с какой целью, предстоит выяснить. Шарль?
– Немедленно начну расследование, – кивнул один из военных.
– И не тяни до завтра, не так уж моя супруга расстроена моей смертью, как показывает. Больше огорчена утратой наследства! Как бы улики не попрятала!
Военный щелкнул каблуками и быстро вышел.
– Идите, у меня тут пара вопросов к патеру, – поторопил генерал.
Зал опустел. Патер со взглядом побитой собаки приблизился к генералу.
– Я…
– Да-да, рад, восхищен, и все прочее, – не дал ему говорить генерал. – Мне нужна уединенная комната, и чтоб нас не подслушивали!
– Мой кабинет, – тут же сориентировался патер. – Прошу!
Генерал сделал выразительный кивок и пошел за патером. Следом пошла я, опустив голову и держась поближе к стенам. Еще не хватало попасть в вечерний выпуск «Зеркала Десадана»!
– Печенье, чай, кофе, есть отличный коньяк! – предложил радушный хозяин.
– Целителя! – приказал генерал. – Прикажите доставить сюда нашего семейного целителя, мура Янкара! Сию минуту!
Патер вихрем вымелся из кабинета, а я тихонько вошла.
– Коньяк нужен не мне, а тебе, – оценил генерал мою бледность. – Лицо знакомое. Садись!
– Я Венди Хайнц, дочь того самого Хайнца. Лоренса Хайнца.
– О! – генерал явно обрадовался и разлил коньяк в две хрустальные рюмки. – Ты спасла меня, девочка! Толковая у Лоренса дочка выросла! Чем занимаешься?
– Зельеварение, дипломница. Простите, вам бы ничего не пить сейчас, чтоб не смазать следы воздействия, надо узнать, зелье это было или заклятие. Сработал артефакт или живая магия. Если позволите?
Генерал позволил. Я проверила пульс, осмотрела слизистые глаз и рта, язык, попросила дыхнуть.
– Это зелье, мур Блейз, – сказала с уверенностью. – Мятой пахнет. У вас до сих пор сердце бьется реже, чем следует, а периферические сосуды сжаты. Зелье называется «Сладкий сон», и при передозировке оно способно нарушать работу дыхательного центра. Помимо обычных трав, шалфея, мяты и хмеля, добавлен наркотик. Алкоголь воздействие усиливает. У вас очень крепкий организм и отличный обмен, мур Блейз. По расчетам преступников, вы должны были проснуться через пару часов, уже в могиле.
Мур Блейз криво усмехнулся, а я ужаснулась участи, уготованной генералу.
Раздались шаги нескольких человек.
– Тебя никто не должен видеть, в шкаф! – скомандовал генерал, быстро кинув одну рюмку в угол. В кабинете остро запахло дорогим коньяком. Я бы не сообразила, что две рюмки предполагают двоих собеседников.
Молча повиновалась, замерев между облачениями патера.
– Мур Янкар! – ядовито протянул генерал, и я очень не позавидовала лекарю.
Генерал безжалостно препарировал его и выпотрошил, после чего направил прямиком в гарнизонную тюрьму.
– Все слышала? – мар Тобиас приоткрыл дверцу шкафа.
Я сглотнув, кивнула.
– Не стоило бы тебе лезть в эту грязь, – вздохнул он.
– Я никому не скажу.
– Само собой. Но мне бы пригодился грамотный целитель.
– Я зельевар, и не доучилась даже, – запротестовала я.
– Доучишься, поговорим, – пообещал генерал.
В академию меня отвез неприметный мужчина в гражданской одежде. У ворот стоял знакомый синий рейдос, мое сердце непроизвольно бултыхнулось в груди. Возле мобиля крутилась Мэдлин.