Здесь Русью пахнет

Глава 5

Визит к дьюле Марина откладывала до последнего. До самого последнего. Однако дальше тянуть было некуда. Следовало везти налог и в очередной раз убеждать Бячислава в собственной лояльности. И зачем дьюле нужно, чтобы именно баронесса к нему приезжала? Неужто сбор дани нельзя передать управляющим с обеих сторон? Наверное, слишком уж любил Бячислав упиваться своей властью над людьми. Как же, сами сиятельные графы, бароны, виконты кланяются и лично дань везут. И как дьюла не лопнул еще от собственного величия? Маньяк недобитый. Может, следовало все-таки принять приглашение Фьяны и переехать в Фотию? Так жалко было Ласково покидать. За полгода Марина к своему поместью уже привыкла, да и к людям тоже. Впрочем — в данный момент выбирать не приходилось. Раз Марина до сих пор не покинула Ласково, значит должна была везти налог дьюле. Выказывать ненормальному Бячиславу неповиновение и подставлять своих людей (которые были ни в чем не виноваты), ей совершенно не хотелось. А в том, что дьюла будет мстить за самоуправство баронессы ее подданным, Марина не сомневалась.

Дьюла Бячислав, не взирая на то, что правил Ингрией всего-то последних 5 лет, действительно успел стяжать зловещую славу. Убив прежнего князя (ранее Ингрия входила в состав Роси) и заняв стол, Бячислав сразу же объявил себя независимым правителем. И возмечтал завоевать мир. Дьюла готовился к великому походу долго и тщательно, разведывая, переманивая себе на службу лучших магов и военачальников, собирая войско. Бячислав даже умудрился заключить союз с половцами, обещая им, в случае удачи, отдать Фотию. Разумеется, исполнять столь глупое обещание дьюла не собирался, ему самому нужен был выход к морю и контроль над торговыми путями, но чего не пообещаешь, если хочешь победить. Хан Кобяк был весьма тщеславным, но не очень дальновидным человеком. Не зря же василевс постоянно бил его войска. Жаль, жаль, что погиб барон де Ривароль. Его военный опыт был бы сейчас как нельзя кстати. Бячислав приложил много сил, чтобы переманить его на свою сторону. Возвел в баронское звание, подарил Ласково, и тут… всего одна удачно выпущенная росская стрела, и барона больше нет. А все, что осталось от лихого воина — это вдова с ребенком. Да еще девочкой. Тьфу! Однако Бячислав не стал отнимать у них Ласково. На Марину де Ривароль у него были совсем другие планы.

Сначала дьюла планировал выдать ее за одного из своих военачальников. Дав войско, Бячислав мог бы быть уверен, что он отнимет у родственников почившего барона владения, которые те захватили. Однако потом, когда дьюла заключил союз с Кобяком, его намерения изменились. У хана был сын. И Марина могла стать для него очень хорошей приманкой. В конце концов, Тугарин же осел, женившись. Так неужели сын славного Кобяка не мечтает о том же самом? А имея под рукой сына, можно будет удерживать и самого хана в рамках приличия. Направлять его, натравливать, бросать его войско в самые тяжелые сражения. Разве не для этого нужны дикие половцы? Не для того, чтобы помочь дьюле удержать в руках с таким трудом доставшийся ему трон? Ведь если бы не предательство, не магия, не простое стечение обстоятельств, дьюле ни за что не удалось бы победить законного князя Ингваря. Впрочем, тот все равно так и не сдался до конца. Ингварю удалось наложить заклятье на символы власти, заставив их подчинятся только княжеской крови. Именно это и спасло жизнь наследника престола, княжича Ульрика.

Править страной без магических артефактов, являвшихся еще и символами княжеской власти, было попросту невозможно, хотя Бячислав и пытался. Обойти заклятье, наложенное Ингварем на пороге смерти, тоже пока не удавалось. Так что дьюле пришлось не только сохранить Ульрику жизнь, но и держать его возле себя на официальных приемах. Бесило это дьюлу до крайности, ибо десятилетний княжич ненавидел его изо всех сил, и постоянно старался сделать какую-нибудь гадость или нарушить протокол. Не помогали ни порка, ни постоянные запугивания. Наверняка, мальчишку кто-то подуськивает. Он был слишком мал, когда погиб его отец и вряд ли что помнил о событиях тех дней. Однако найти виновных не получались, а княжич молчал. Пришлось Бячиславу прибегнуть к магии и обезобразить лицо мальчишки шрамами, чтобы выбить у него из головы мысль о княжеском престоле. Пусть-ка лучше о своей собственной страшной внешности думает, да комплексами обрастает. Глядишь, и к людям меньше тянуться будет. А с нелюдимыми княжичем и разговаривать никто не станет. Особенно, если Бячислав пустит слух, что шрамы — это проклятье.

Изменившаяся внешность действительно доставляла Ульрику множество неприятностей. Окружавшие его люди, и так не баловавшие княжича своим вниманием, стали просто избегать его. Да и сам Ульрик, обзаведясь шрамами, уже не привлекал к себе внимания выходками. Напротив. Старался быть как можно незаметнее. Вот и в этот раз, когда Бячислав готов был принять у себя баронессу де Ривароль, княжич почти спрятался за трон. Дьюла дал знак, и слуги открыли двери, впуская Марину с дочерью в тронный зал. Бячислав с удовольствием вытянул ноги. Чувствовать свою власть над знатными и богатыми людьми ему было не просто приятно — он упивался этим. Две фигурки присели в вежливом реверансе (никакого подобострастия в движениях и почтения во взгляде! — отметил дьюла), выпрямились и подняли глаза. Ледяные, серые у матери и ярко-голубые, любопытные, у дочери. Нда. Это могло стать проблемой. Баронесса не только хорошо собой и богата (особенно, если пощипать родственников ее мужа), она еще и весьма самостоятельна. Даже чересчур. Если любая другая женщина стала бы искать себе нового супруга хотя бы для того, чтобы свалить на него заботы о поместье, то баронесса явно не горела таким желанием. Похоже, она сама была вполне способна о себе позаботиться.

И все-таки, она хороша! Только тоща больно. Правильные черты лица, чувственные губы… вот только глаза уж больно колючие. И умные. Даже слишком умные для бабы едва-едва 22-х весен. Такую на мякине не проведешь. Сколько раз дьюла засылал в Ласково своих поверенных, чтобы они проследили за баронессой? И что? В поместье у нее идеальный порядок, слуги по струнке ходят, да и себя Марина блюдет. Дьюла ведь к ней и мужиков смазливых подсылал, однако она не обращала на них никакого внимания. И все отзывы, которые получал Бячислав о баронессе, сводились к одному. Железный характер. Твердая рука. Хозяйский взгляд. Словом, не женщина, а статуя ледяная. Холодная, надменная, со свободным и смелым взглядом. Даже странно, что жестокий и властный барон де Ривароль так распустил свою жену, дав ей столько воли. Почтения в голосе не слышно, очи долу не опускает, де еще и дочь тому же учит! Ну и что с ней делать? Сломать? Это выход. Тем более, если доверить это дело половцам. Уж у хана-то она так подбородок задирать не будит, он ей враз крылышки обрежет.

И все-таки хороша была баронесса. Очень хороша. А подкормить, так и вовсе, поди, красавицей станет. Какая бы из нее княгиня вышла! Но нет, нельзя. Бячиславу в жены девица княжеского рода нужна была. Слишком уж хромало его собственное происхождение! Так что (как ни жаль) от этой мысли ему пришлось отказаться. Впрочем… он вполне может сделать Марину своей любовницей. Надо только выбрать удобный случай. Наверняка баронесса не откажется… особенно, если не захочет, что бы ее дочь пострадала. Белокурый, голубоглазый ангелочек заставлял глаза матери невольно теплеть, и дьюла плотоядно облизнулся, прикинув перспективы заиметь Марину в качестве любовницы. Однако его эйфория длилась недолго. До тех самых пор, пока баронесса не поднесла Бячиславу в дар меч. И непростой меч, а выкупанный в драконьей крови. Славное оружие! Так значит, не зря ему доносили, что баронесса с женой василевса дружна. Наверняка, меч из сокровищницы властителя Фотии достали. Так, так, так… и что же это значит? Угроза? Предупреждение? Намек? Насколько заинтересован василевс в баронессе? Дьюла этого не знал. Но от мысли сделать Марину своей любовницей отказался. Пока отказался. В данный момент ссориться с василевсом Бячислав не мог. У него еще не было достаточно для этого сил. Да и вообще завоевание мира дьюла планировал начать с западных территорий Роси. Если не задевать василевса, так он, может, и вовсе не ввяжется в эту войну. Отношения у него с Мирославом были не слишком хорошие.

То, что меч, выуженный из закромов хранилища василевса, произвел на дьюлу неизгладимое впечатление, Марина поняла сразу. Бячислав сначала восторженно осмотрел оружие (меч был действительно потрясающим) а затем, когда догадался, откуда ведет происхождение этот подарок, заметно сквасился, позволив гримасе окончательно изуродовать собственное лицо. Впрочем, дьюла и в нормальном-то виде не производил приятного впечатления. Мутный взгляд холодных глаз неопределенного желтоватого цвета, свинцово серое лицо (как будто его лет десять в подземелье держали), сросшиеся брови, презрительно скривленный рот на надменной физиономии, злая улыбка и медленный, с расстановкой говор. Голос дьюлы был хриплым и неприятным, как скрежет по стеклу. Говорил Бячислав будто через силу, с пренебрежением, постоянно делая паузы. Возможно, таким образом он хотел произвести на собеседника впечатление, но Марину, которая уже устала стоять истуканом, все это попросту раздражало. Да и Зоряна стала подавать первые признаки нетерпения. Может, зря она взяла ребенка с собой? Разве вытерпит пятилетнее непоседливое создание длинный церемониал? Однако на дочь у Марины были свои планы, подсказанные дальновидной Фьяной.

Еще дома, когда баронесса только собиралась с визитом к дьюле, она провела с дочерью разъяснительную беседу. Зоряна, несмотря на свой мелкий возраст, была девочкой умной, и поняла все с первого раза. Дождавшись, когда дьюла, наконец, сделает очередную паузу, Зоряна шагнула вперед, сделала реверанс и попросила у дьюлы… разрешения преподнести подарок княжичу Ульрику, как того требует церемония. Лицо Бячислава надо было видеть! Хе… церемония-то, конечно, требовала оказать почет княжичу, но… до сих пор следовать ей никому в голову не приходило. Бячислав настолько опешил, что первые секунд несколько даже никак не реагировал. А потом злобно улыбнулся и разрешение дал. Видимо, решил, что внешность Ульрика отпугнет девочку, а княжичу это будет неприятно. Впрочем, Ульрик и сам не выражал восторга по поводу высказанного Зоряной желания. Пугать малявку до слез он совершенно не хотел. Что ж… в дочери Марина не ошиблась. Ни нелюбезное выражение лица княжича, ни сеть страшных шрамов ее не остановило.

— Вот, возьми, — протянула Зоряна Ульрику маленькую коробку. — Ну возьми же. Ты что, меня боишься? — княжич надулся, но взял коробку и вежливо склонил голову, благодаря за подарок. — Я сама этот подарок выбрала, — похвасталась малявка. — Ну, посмотри же…

— Зоряна, будь воспитаннее, что о тебе княжич подумает? — одернула Марина дочь.

— Я вовсе не сержусь, — поднял глаза Ульрик, видимо, не желая расставаться со смелой девочкой и желая пообщаться хоть с кем-нибудь. — Могу ли я подарить вашей дочери что-нибудь в ответ?

— А можно я посмотрю на зверей? — тут же определилась со своим желанием Зоряна. — Я слышала, что у дьюлы в зверинце есть пардусы. А я никогда не видела пардусов.

— Зоряна! — возмутилась Марина.

— Я покажу, — вмешался Ульрик. Видимо, Зоряна произвела-таки на него впечатление. — Пойдешь со мной? — на всякий случай переспросил он Зоряну, самолюбиво надувшись. Та счастливо закивала головой, как китайский болванчик, заулыбалась и просительно повернулась к Марине.

— Можно?

— Можно! — щедрым жестом разрешил дьюла.

И проводив выбежавшую из тронного зала парочку детей, призадумался. Если Бячиславу не удастся снять заклятье князя Ингваря, Ульрику так и придется оставить жизнь. По крайней мере, до тех пор, пока он не обзаведется потомством. И вот тут как раз возникшую симпатию Ульрика к дочери баронессы можно будет использовать. А потом… потом от них обоих можно будет отделаться. Главное — не совершать повторной ошибки, не доверять воспитание потомства Ульрика посторонним людям. Дьюла должен его полностью контролировать. И тогда трон удержит не только он сам, но и его наследник. О появлении которого, кстати, уже пора было начинать думать

Ульрик вышел во двор и прищурился от чересчур яркого солнца. Он был растерян. Княжич совершенно не понимал, что происходит. Казалось, что навязавшаяся ему пигалица совершенно не замечает его уродства. Она смеялась, щебетала, тянула его за рукав…

— Почему ты не хочешь посмотреть мой подарок? Открой!

Святые угодники! Она не просто не пугалась его, она им командовала! Ульрик послушно открыл коробку. Там лежала большая круглая золотая брошь с самоцветными камнями, изображавшая неведомую птицу с длинным хвостом.

— Красиво? — ожидающе поинтересовалась Зоряна.

— Очень, — улыбнулся Ульрик, пряча брошь.

Первый раз за последние три года, за все время проклятья, с ним кто-то общался по-дружески.

— Хочешь покататься на качелях? — предложил Ульрик, и Зоряна закивала.

Прием у дьюлы затянулся почти до вечера, однако Марина не стала оставаться в столице с ночевкой. Во-первых, цены на местных постоялых дворах были кусачими (а ей не только за себя надо было платить, но и за весь штат сопровождающих), а во-вторых, она просто не хотела находиться с дьюлой в одном городе. Так что сразу же после аудиенции она велела возвращаться домой. Причем через западные ворота. Мало ли что Бячиславу в голову придет? Лучше перестраховаться.

Сказать, что Марина удивилась, увидев знакомого гоблина в охране, это ничего не сказать. Она просто прибалдела. И даже подумала сначала, что обозналась. Однако перепутать Форса с кем бы то ни было другим было весьма проблематично. Острые, длинные уши, янтарные глаза, густая грива волос неопределенного ржавого цвета (на сей раз расчесанных и даже связанных в хвост узкой, черной шелковой лентой), смуглая кожа цвета темного, отполированного временем янтаря… да уж, перепутать гоблина с кем-то другим было попросту невозможно. К тому же, увидев женщину, спасшую ему жизнь, Форс склонился в вежливом поклоне и беспрепятственно пропустил кавалькаду. Марине осталось только порадоваться, что она когда-то спасла этого гоблина. Иначе точно не обошлось бы без многочасового осмотра и внушительной взятки. А задерживаться, тем более сейчас, когда день и так клонился к концу, у Марины не было никакого желания.

Впрочем, то, что Форс не задержал кавалькаду у западных ворот, абсолютно ничего не изменило. В Ласково Марина до наступления ночи так и не попала. И всему виной был отбор дружинников в войско дьюлы, проводившийся в одной из деревенек. Староста, выяснив, какая именно гостья проезжает по их территории, вежливо остановил процессию и попросил баронессу лично благословить бравых воев. Ну и как можно было отказаться от подобной чести? Да никак. Марина выяснила это после нескольких первых же попыток деликатно отвертеться от этого мероприятия. Ее буквально вытащили из кареты, привели на площадь и заставили участвовать в церемонии. Поняв, что от данной великой чести отказаться ей все равно никак не удастся, Марина смирилась, и постаралась, чтобы ее напутствие будущим воям, готовящимся сложить головы за великого дьюлу было действительно душевным. В конце концов, разве виноваты эти зеленые, молодые пацаны, что Бячислав заражен бациллой всевластия? Да нет конечно. И наказ им староста давал вполне жизненный. Марина аж заслушалась. Всем бы воинам такое говорили, отправляя на службу. Золотые слова: есть и пить без шума великого, при старых молчать, премудрых слушать, старшим покоряться, с равными и младшими любовь иметь, без лукавства беседуя, а побольше разуметь; не свиреповать словом, не хулить в беседе, не смеяться много, с нелепыми женщинами не беседовать, глаза держать книзу, а душу ввысь, избегать суеты. Если же вам придется крест целовать братии или кому-либо, то, проверив сердце, свое, на чем можете устоять, на том и целуйте, а поцеловав, соблюдайте, чтобы, преступив, не погубить души своей.

Наставление старосты действительно было мудрым. Только вряд ли кто к нему прислушается. Молодые воины, не знающие, как страшна и кровава бывает война, уже мнили себя героями. Тьфу! Хоть бы в зеркало на себя посмотрели! Впрочем… Марине вообще не нравились местные богатыри. Ни росские, ни ингрийские. Белые, рыхлые, явно склонные к полноте тела больше подходили поедателям гамбургеров, чем защитникам Отечества. Бородатые воины (насколько Марина уже успела заметить) только и горазды были, что медовуху пить, да с теремными девками забавляться. Да и вообще местные богатыри на непредвзятый взгляд баронессы (избалованный голливудским ширпотребом и знакомыми спортсменами) были поголовно похожи на молочных поросят. Обними и плачь просто! Утешало в этом плане только одно — западные рыцари были не лучше. Более того, у богатырей перед своими западными собратьями-рыцарями было даже целое одно преимущество. Они, по крайней мере, хотя бы мылись. И от них не несло кислыми щами, протухшими, как минимум, еще во времена Великого потопа. Хотя… Марина вообще к богатырям была равнодушна. Ну не нравились ей никогда накачанные мужики, способные завязать кочергу бантиком. Вкус баронессы, скорее, склонялся к мужчинам чуть более, чем средней комплекции. Спортивным, но не перекаченным. Ну вот, как это гусляр, например, собравший возле себя толпу сразу же, как только закончилась официальная часть. Марина подошла поближе.

Вряд ли она могла бы сказать определенно, чем именно привлек ее развлекавший народ гусляр. Разве что своим внешним видом. Баронесса даже пробралась сквозь толпу и подошла ближе, чтобы разглядеть заинтересовавшего ее типа. Гусляр того стоил. Правда, рост его было определить проблематично, поскольку он пристроил свой зад на какую-то лежавшую боком бочку, но все остальное было вполне… ничего себе. Светленький, голубоглазый, симпатичный… даже более чем… гусляр производил впечатление. Причем, не только на Марину.

— Кто это? — поинтересовалась она у сопровождавшего ее Бермяты.

— Енто? Дык Ставр Одихмантьевич. Известный гусляр. Был он когда-то воем у Мирослава. Да не простым воем, сотником. Славно владел и мечом, и луком. Жаль, что поранили его в бою. Теперича Ставр токмо гусли в руках держать может. Но уж как коснется их, ни одно сердце не устоит.

Ну, может, и не устоит. Особенно женское. Только дело тут вряд ли в гуслях. И в умении Ставра петь. Да чего стоят одни его золотисто-блондинистые кудри, рассыпающиеся при дуновении ветра, его музыкальные пальцы, перебирающие струны, его глаза, проникающие куда-то внутрь, куда-то, куда «посторонним вход воспрещен». Впрочем, как только гусляр завел свою первую песнь, Марина поняла, что была не права. Категорически не права. Голос у Ставра был великолепным. Бархатный баритон обволакивал, увлекал, соблазнял, толкал на глупости… во всяком случае, Марина поймала себя на мысли, что готова пригласить этого бродягу в Ласково. С концертом. И даже готова устроить ему индивидуальное прослушивание.

Поймав себя на столь крамольной мысли, Марина даже затрясла головой. Да что она? Совсем с ума сошла? Своих проблем мало? Какие еще гусляры? Ну, если только послушать… и то на общих правах. Сейчас. Не выделяясь из толпы. Послушать и ехать дальше. Благо, репертуар гусляра отличался разнообразием. Бесстрашный Ставр проехался и по боярам, и по купцам и даже по князьям. Тонко, иронично, безжалостно… так, чтобы вызвать в толпе смех. И толпа с удовольствием аплодировала своему любимцу. Интересно, у всех гусляров хватает наглости порочить верховную власть, или Ставр такой один? А может, гусляр смел только потому, что дает свое представление не в столице? Впрочем, дьюла вряд ли потерпел бы в своем городе подобное вольнодумство. Да и мало кто потерпит такое. Вон, торговый гость, пылающий злостью, вперед выступил, пытается бесстыжего гусляра к порядку призвать. Ага, как же. Не на того напал. Что там купец гусляру советует? В церковь идти, да грехи отмолить?

— Повадишься к вечерне — не хуже харчевни. Ныне свеча, завтра свеча, тут и шуба с плеча, — хохмя, тут же ответил ему Ставр.

Однако купец не оставил надежды вразумить гусляра. Наивный. На каждую его прочувственную речь Ставр отвечал веселой, ехидной пословицей. И ведь как к месту!

— Поди вон отсюда, да не показывайся здесь! — не выдержал, наконец, торговый гость.

— А что мне за это будет? — не желал угомониться гусляр.

— Ничего!

— Э-э-э… — разочаровано протянул Ставр. — Ничего-то у нас и дома припасено! Уж сколь стараюсь, а все одно бестолку. Хвать в карман, ан дыра в горсти. И ничего боле. А жива душа калачика хочет.

— Дождешься, шкуру-то с тебя спустят! — возмутился купец.

— Уж не ты ли? — фыркнул гусляр. — Я свою шкуру пуще золота берегу. Князьям да боярам песен не пою. На мне шкура не черного соболя, да своя, так и хороша. А коли я спел чего не так, так то не моя вина, так уж в песню легло, сложилось.

Блин! Ну нашел купец с кем связываться! С местным предшественником «Камеди Клаб»! Ставр же сейчас просто от нечего делать его опустит. И глазом не моргнет. Однако гусляр, похоже, потерял к купцу всяческий интерес. Он спел еще пару песенок по заказам толпы (кстати, действительно интересные повествования о военных походах) и приступил, наконец, к основной части программы. Марина поняла это сразу же, как только народ благоговейно замолк. Ставр откашлялся, тронул струны гуслей и начал рассказывать… про русалок. Странно… да что тут такого? Точнее — что такого, к чему стоило прислушаться? Однако толпа еле дышала. Надо же… им тут что, ужастников не хватает? Так вся средневековая жизнь — один сплошной фильм ужасов. Хотя… толпа, кажется, мнения Марины не разделала. И слушала Ставра, затаив дыхание. Марина тоже прислушалась. За компанию. Получилось довольно познавательно.

Байка.

Оказалось, что русалки, по местному поверью, это, ни больше, ни меньше, души младенцев, умерших некрещеными. Младенцев, мертворожденных или скончавшихся без крещения, русалки похищают из могильных ям и уносят в свои воды. Они крадут их даже из-под порога избы. (Интересно, а что младенец делает под порогом?) В течение семи лет, в Троицын и Духов дни, души этих младенцев летают по воздуху и выпрашивают себе крещения. Гусляр даже уверял, что их можно спасти произнесением слов: «Крещаю тебя во имя Отца и Сына и Святого Духа!» и ежегодными панихидами в первый понедельник Петрова поста. Если же в семилетний срок они не будут искуплены молитвами и не услышат ни от кого приведенных слов, то навсегда остаются в обществе русалок.

Еще (опять же, если верить Ставру) русалки любят леденцы и самоцветные камни. А потому любой желающий может поймать нечисть на эту наживку. Вот только в дом ее тащить не стоит. Ибо злопакосная русалка непременно найдет способ выпить кровь, а то и сожрать сердце. Бр-р-р! Граф Дракула нервно курит в сторонке. Хорошо хоть гусляр тут же рассказал о средстве борьбы с водяной нечистью. Оказывается, в купальские дни зацветает Полынь-трава. Именно она является самым лучшим средством в борьбе против водяных и водяной магии. Или оберегом, если ты захочешь просто посмотреть на русалок. Бывают и такие случаи. Кстати (если верить Ставру) посмотреть там есть на что.

— Встанет над озером месяц, начнет булькать да ухать в камышовых зарослях, захлопает по воде словно вальками, и выкатит из камышей на дубовой коряге водяной. На голове колпак, тиной обмотанный. Увидишь — прячься, под воду утянет, — рассказывал гусляр, перебирая струны.

Не забыл Ставр и о том, как в ночь на Ивана Купалу русалки-мавки хороводы в венках водят. Хотя… подходить к ним в этот момент не рекомендуется. Русалки-то и в обычный день манят к себе прохожего, гоняются за ним. Хорошо хоть далеко от берега реки или озера они не отходят, потому что боятся обсохнуть.

— Если при русалке есть гребень, то она может затопить и сухое место: доколе она чешет мокрые волосы, дотоле с нее все будет струиться вода; если же на русалке и волоса обсохнут, то она умирает, — продолжал свой рассказ Ставр. — Следы этих шаловливых подружек остаются изредка на мокром песке; но это можно только видеть, застав их врасплох: в противном случае они перерывают песок и заглаживают следы свои. Дедушка водяной — родственник всем русалкам. Но они, бедненькие, очень скучают без мужчин и все их затеи клонятся к тому, чтобы залучить человека и защекотать его насмерть. Сказывают, что они иногда от скуки перенимают заночевавшее на воде стадо гусей и завертывают им на спине одно крыло за другое, так что птица не может сама расправить крыльев; они же, сидя в омутах, путают у рыбаков сети, выворачивают мотню и скатывают их с речной травой. А полная власть русалкам дана во время русальной недели, которая следует за Троицыным днем и до заговенья. Первое воскресенье за Троицей также называется русальным. Это время самое опасное, бойся к воде подходить.

— Барыня, нам местный староста место для ночлега определил, — прошептал в ухо Марине Бермята, отвлекая ее от сказаний гусляра.

— Хорошо, — кивнула головой баронесса, отрываясь от интересного действа.

Впрочем, выспаться Марине так и не дали. Рано утром, еще до того момента, как в деревне проснулись петухи, к ней прибыл гонец от дьюлы. Ну и что нужно было этому неугомонному типу с утра пораньше? Оказывается, многое. Во-первых, Бячислав превозносил многочисленные достоинства баронессы (Марина напряглась), во-вторых, выказывал надежду, что она не откажет в просьбе, а в-третьих, в приказном порядке, велел ехать на территорию Роси и лечить князя Индрика, который твердо обещался после этого стать союзником дьюлы. Ну, только этого Марине и не хватало для полного счастья! Постороннего князя с неизвестным заболеванием. Впрочем… отступать было некуда. Если только в Фотию. Однако столь круто повернуть собственную судьбу Марина все еще была не готова. Ну, что ж. Тогда придется ехать к незнакомому князю и пытаться спасти его жизнь. Надо только в Ласково заехать, лекарства с собой захватить. Да и дочь оставить на попечении Настасьи. Или, может, ее к Фьяне лучше отправить? К чему рисковать? Медальон связи у Марины есть. Правда, Зоряна такому повороту дел вполне может и не обрадоваться, но тут уж ничего не поделаешь. Безопасность дочери куда важнее ее капризов. Тем более, что у Фьяны, наверняка, ей будет весело. Ведьма хоть фокусами ребенка развлечет. А если что — с помощью магии сможет Зоряну успокоить. Главное только, чтобы Фьяна согласилась посидеть с чужим ребенком, а с остальными проблемами можно будет разобраться по мере их появления.

Фьяна (к счастью) посидеть с ребенком согласилась. Да и сама Зоряна не выказала особого неудовольствия. Тем более, что вместе с ребенком Марина отправила в Фотию (на всякий случай) Настасью. А с собой (так же «на всякий случай») взяла Бермяту. Кто ее знает, как жизнь повернется… профессиональный воин, по крайней мере, сможет ее защитить. Хотя… если болезнь князя окажется действительно серьезной, никакая защита не поможет. Марина, все-таки, весьма посредственный врач. А в данном мире есть такие заболевания, справиться с которыми не в силах даже магия. Впрочем, росский князь вряд ли решится прибегнуть к данному средству. Бессмертная душа дороже. А магию здесь приравнивают к самому нечистому действу, которое только можно вообразить.

Впрочем, князь Индрик, ждавший лекарку у самой границы, за ради того, чтобы избавиться от неизвестной болезни, готов был на все. Даже предать Мирослава и перейти под руку к дьюле. Что уж говорить о бессмертной душе, которую Индрик и в молодом-то возрасте не сильно берег? Да и чего беречь? Князь был здоров как бык. Однако Марина (уже достаточно изучившая местное население, особенно высокопоставленное), свои выводы озвучивать не стала. Нравится князю болеть — пусть болеет. Измеряет пульс через каждые пару часов, давление и температуру. Ну есть такие люди, которые любят болеть без надежды на выздоровление все 115 лет своей жизни. И князь Индрик относился именно к этой категории людей. Оставалось только подыграть ему слегка. Мазей выписать, лекарств, да посоветовать беречь свою драгоценную персону. Главное, глубокомысленно качать головой и хмуриться при обследовании пациента. И задавать наводящие вопросы. Не подвержен ли князь приступам тоски? Не жалуется ли на периодическую тяжесть в желудке? А на сонливость? Индрик кивал головой, как китайский болванчик и преисполнялся уважения к лекарке. Надо же, как она точно симптомы его болезни перечислила!

Марина смотрела на доверчивого пациента и просто диву давалась. Неужто в росском княжестве шарлатанов нет? Погреть руки на мнительном Индрике можно было без проблем! А что касается симптомов… так это даже не смешно. Что еще может чувствовать косеющий от скуки князь, все развлечения которого сводятся к охоте и обжорству? Гораздо больше Марину заинтересовала княжеская воспитанница. Что они с ребенком делали? Голодом морили? На каторжные работы посылали? Пыточный инвентарь испытывали? Малолетняя Феодосия, носившая (словно в насмешку) титул княжны, выглядела так, что обзавидовалось бы самое бесплотное приведение. Худенькая (кожа и кости, ветром качает), с синюшними кругами под глазами, одетая в какое-то непритязательное рубище, девочка походила на нечто потустороннее. На бледную тень, случайно забредшую в княжеский замок. Марина даже переспросила, точно ли это княжеская воспитанница? Может, побирушка? Ответ княжьих слуг заставил Марину замереть с открытым ртом. Оказалось, что Феодосия не только воспитанница князя Индрика, но и… невеста Данжера. Что за бред?

Сначала Марина подумала, что ее разыгрывают. Потом — что над ней издеваются. И только затем, после многочисленных переспрашиваний и уточнений, выяснила, что слуги абсолютно серьезны. Может, князь Индрик тогда каким-нибудь местом стукнулся? И Марина даже подозревала каким. Головой. Причем так, что все мозги из этой самой головы бесследно вытекли. Если они вообще там были, в чем у лекарки уже начали появляться серьезные сомнения. Особенно после того, как она отозвала в сторонку Феодосию и выслушала ее историю. Оказалось, что девочка действительно имеет в своих жилах княжескую кровь. Правда, не совсем законную. Однако Индрик, (добрый и великодушный), взял ее в свой княжеский дворец и заботился о ней. Ха! Хороша забота… кормил впроголодь, грузил самой тяжелой работой, да еще никогда не забывал напоминать о своем благодеянии. Дескать, в княжеский замок тебя взяли, радоваться должна да благодарить на коленях своего благодетеля. Марина оглядела с ног до головы несчастное создание, выглядевшее лет на 10 (хотя сама Феодосия утверждала, что ей уже 14 весен) и почувствовала, как в ней просыпается нечто, весьма похожее на классовую ненависть. Вот сволочь Индрик! Свои несуществующие болячки буквально под микроскопом рассматривает, а о девчонке даже позаботиться не в состоянии. Зачем тогда ко двору взял? Издеваться? Впрочем… что там говорили слуги о статусе невесты Данжера?

До сих пор Марина думала, что ее уже ничего не может удивить. Однако она ошибалась. Князю Индрику это определенно удалось. И удивить Марину, и возмутить ее до глубины души и даже подвигнуть ее на определенные действия. Впрочем, не будем забегать вперед. Ибо история оказалась действительно интересной. Выяснилось, что за то время, пока василевс правил Фотией (а это как минимум лет 300), у него было аж 3 жены. Ну а поскольку они, в отличие от Данжера, бессмертием не обладали, то росские князья периодически собирались на совет, чтобы решить, кто следующий будет родниться с неубиваемой нечистью. Неизвестно, зачем эти браки нужны были василевсу (если только от постоянной агрессии росских князей защититься), а сами князья получали нехилые бабки в качестве выкупа за невесту. На последнем княжеском съезде «честь» родниться с василевсом досталась Индрику. Тот моментально вспомнил, что на подворье у него отирается «воспитанница», которая (какая удача!) еще не померла с голоду, и определил ее в невесты Данжеру. Милая история… вот только князь, похоже, пролетел по полной программе. И Марина мстительно улыбнулась, представив, как вытянется лицо Индрика, когда она сообщит ему, что Данжер уже женат.

Услышав подобное известие, князь не просто расстроился. Он разъярился. Индрик рвал и метал, обвиняя василевса во всех смертных грехах. Хм… интересно, а Данжер знал о том, что у него есть невеста Феодосия? Ну хотя бы приблизительно? Марина в этом серьезно сомневалась. Однако это не мешало князю активно гневаться. Сначала под тяжелую руку Индрика попала посуда, затем вещи потяжелее, затем слуги… Марине удалось утихомирить князя только сообщив, что волноваться вредно для его здоровья. Индрик тут же перешел от буйства к жалению самого себя. Причем особо тронуло Марину перечисление всех тех «благ», которыми он осыпал Феодосию в ожидании, что она станет женой василевса. Лучшие одежда и еда стояли во главе списка. И что интересно, Индрик сам верил в то, что говорил! Нет, оставлять девочку в руках этого психа было никак нельзя. Но и выказывать собственные чувства было опасно. Не ровен час князя разозлит что-нибудь! У Индрика ведь суд скор — на плаху и никаких разговоров! Так что к делу нужно было подходить со всей осторожностью!

Марина прикинула в голове несколько вариантов и остановилась на самом нейтральном. Она решила выкупить Феодосию у Индрика якобы в качестве служанки для своей дочери. А если князь будет артачиться, то отозвать его в сторонку и намекнуть, что на самом деле цель у лекарки совсем другая. В Феодосии ведь течет родственная Индрику княжеская кровь? Ну вот. Самое то для опытов. Ведь для того, чтобы лекарство для князя нужное сделать, его опробовать на ком-нибудь надо. А тут Феодосия под рукой. Не на простолюдинах же княжеские снадобья испытывать! Тем что? Дунул, плюнул, лопухом рану прикрыл и готово! Разве ж так князей лечить можно? К благородным людям и подход особый нужен, то каждый лекарь знает. Кто помудрее, так те прямо от своих князей требуют, дабы незаконнорожденного отпрыска им отдали. То всем полезно. И бастард жив, здоров, а под присмотром лекаря, глядишь, и чему полезному научится, и князь за свое здоровье может не беспокоится. Ибо лекарства все уже на бастарде опробованы. Ну а коли умрет незаконнорожденный отпрыск от какого-нибудь зелья, так значит то Богу угодно. Во славу князя великого.

Красноречие вкупе с хладнокровием Марины произвело на Индрика впечатление. Он даже сделал широкий жест и подарил ей Феодосию, вытребовав взамен первую порцию «специальных княжеских» лекарств бесплатно. Марина, разумеется, пообещала. И даже поставила жирную галочку напротив слабительного. Хотя с гораздо большим удовольствием, она порекомендовала бы Индрику выпить яда и избавить человечество от своего присутствия. Однако выдавать свои истинные мысли и эмоции было опасно. А потому Марина приступила к действиям только после того, как пересекла границу Ингрии. Она велела остановиться в первой же деревеньке и принялась за Феодосию вплотную.

Начала Марина с того, что сократила имя девочки до Дуси. Иначе выговаривать замучаешься! Затем ребенок был вымыт в бане, накормлен и переодет. Ну, вот. Теперь Дуся выглядела куда приличнее. И старше. Не на 14, правда, но уже и не на 10. А если ее откормить да одеть понаряднее, и вовсе красавица получится. Хм… может, случайная идея пристроить ее к Зоряне была не столь уж глупа? Не в качестве служанки, разумеется, а… в качестве старшей подружки. Хотя… зная Зоряну… неизвестно еще, кто кем верховодить будет. Уж слишком безропотной и тихой девочкой была Дуся, благодаря Индрику. Ну, что ж. Зоряна быстро избавит ее от затравленного взгляда и неуверенности. В чем, в чем, а в этом Марина, хорошо знающая свою дочь, была просто убеждена. Да, кстати, раз уж она о дочери вспомнила… тут, вроде, деревня рядом была, где детские игрушки делали? Да еще какие игрушки-то! Не в каждом «Детском мире» такое найдешь! Искусно выточенные из кости куклы в пышных нарядах, миниатюрные мельницы, которые мололи муку, звери, которые двигались, да мало ли что! Товар маленькой деревеньки под названием Бессоновка разбирался на ярмарках на «ура».

Поскольку (в желании привести Дусю в порядок) Марина сделала привал намного раньше положенного, времени на то, чтобы посетить соседнюю деревушку и запастись там игрушками для Зоряны было предостаточно. Да и ехать-то до Бессоновки было недалеко. Верхом всего минут 10. Правда, это для опытного всадника. А для Марины, которая привыкла разъезжать в повозках, это оказалось намного более долгим процессом. Да и пышное баронское платье отнюдь не было рассчитано на подобное времяпровождение. Однако добираться в повозке до Бессоновки было почти в три раза дольше, ибо пригодная для езды дорога делала большой крюк. Так что пришлось Марине все-таки взбираться в седло. Хорошо хоть Бермята был рядом, помог. Однако даже профессионал был бессилен с первого раза обучить новичка правильно сидеть в седле и управлять лошадью. Для этого требовалось время. И постоянные тренировки. Ни того, ни другого у Марины не было, а потому, подъезжая к Бессоновке, все, что она чувствовала, был отбитый зад. Однако, как оказалось, это было еще не самой большой проблемой.

Показавшаяся из-за холма деревенька встретила всадников тишиной, запахом затхлости и… ощущением опасности. Марина нервно обернулась. Странно. С чего бы это вдруг ее одолели такие страхи? Однако неожиданно появившееся чувство опасности никуда уходить не хотело. Страх был вязкий, тяжелый, липкий и настолько сильный, что она ощутила желание развернуть коня и вернуться обратно. Судя по нахмуренному лбу Бермяты, он тоже ощущал нечто подобное.

— Нечистое место тут, барыня. Больно уж тихо. С чего бы? Солнышко-то еще не закатилось, — пробормотал бывалый воин, доставая меч.

Тут уж Марине стало окончательно не по себе. В Бессоновке действительно царила неправдоподобная тишина. Ни голосов, ни скрипа ставень, ни присутствия домашней живности… жуть! Хотя… вон, какой-то мужик на завалинке сидит. Подъехать нужно, да спросить, что здесь случилось. Может, помощь нужна?

Поймав взгляд Марины, сидевший на завалинке тип лениво, словно бы нехотя поднялся и, спотыкаясь, медленно побрел в сторону всадников. Безотчетный и беспричинный страх, словно приковавший Марину к месту, по мере приближения мужчины начал обретать форму и суть. Это был не человек! И он был смертельно опасен! Эта мысль словно ударила Марину током и наконец-то вывела из ступора.

— Зомби!

Если бы хоть кто-нибудь спросил бы Марину, почему она отнесла встреченного типа именно к этой категории, она бы затруднилась ответить. Ну разве что вспомнила бы пару прочитанных книг да несколько фильмов ужасов. Двигавшийся к всадникам тип выглядел как покойник, выкопанный через неделю после похорон, пах соответствующе, а двигался неуверенно, словно плохо контролируя собственное тело.

— Мертвяк! — опознал Бермята приближающегося врага.

— Поехали отсюда скорей! — развернула коня Марина.

— А люди в деревеньке как же? Надобно избавиться от ентой погани! А то ведь мертвяк здесь свои дела закончит, да дальше пойдет. А уж когда он наплодит себе подобных силу несметную, сражаться с ним поздно будет.

— А вдруг уже наплодил? — резонно возразила Марина.

— Тогда б они все здесь были, — «успокоил» ее Бермята. — Нет, человеку, дабы мертвяком стать, неделю неотпетым в могиле провести надо. Кто ж такое позволит? Мертвяков специально создают колдуны черные, дабы власть свою показать, да людей запугать. Видать, и этого недавно из земли подняли. До соседних деревень он еще не успел добраться. Да и в Бессоновке, Бог даст, не всех тронул.

Мертвяк, наконец, приблизился к всадникам на опасное расстояние, и Бермята соскочил с коня, вручив Марине поводья. Казалось, он даже испытывает удовольствие от этого противостояния. Однако неуклюжесть мертвяка оказалась обманчивой. Замерев на несколько секунд, он распрямился, как сжатая пружина и кинулся на Бермяту. Марина невольно прикрыла глаза. Однако ее телохранитель оказался не такой уж простой добычей. Возможно, окажись на месте Бермяты менее профессиональный воин, мертвяку повезло бы больше, но… он не на того нарвался. Как бы не ревела нечисть, как бы не нападала, Бермята был наготове. И наносил мечом удары, которые могли бы стать смертельными для любого другого существа. Однако мертвяк потому и назывался мертвяком, что живым не был. Правда, лишившись руки и половины черепа, он несколько сбавил интенсивность нападений, но все еще оставался опасным противником. Наконец, Бермяте удалось сделать ложный выпад, разворот… и голова мертвяка отделилась от туловища. Марина облегченно вздохнула.

Однако Бермята радоваться победе не торопился. Он по-хозяйски обошел небольшой лесок, отрубил у осины пару сучьев и достал из мешка веревку. К месту действия тут же начали подтягиваться местные жители, наблюдавшие за схваткой в щели ставень. Увидев делегацию, Марина сначала напряглась, но потом, разглядев, что ни один из бессоновских жителей мертвяка не напоминает, она несколько успокоилась. Оказывается, деревня жила на осадном положении уже почти неделю, за которую мертвяк умудрился извести весь скот. Бессоновцы, правда, послали к дьюле гонца, дабы упредить о случившемся, но на скорую помощь даже не надеялись. Так что Марина, приехавшая за игрушками для дочери, оказалась здесь весьма вовремя. С их точки зрения. Самой Марине, понятно, так не казалось. Она обошлась бы и без дополнительных впечатлений. Впрочем, все, что ни делается, все к лучшему. После того, как тело мертвяка было обвязано веревкой, а в голову и сердце вбиты осиновые колья, нечисть благополучно закопали и тут же решили отметить избавление от смертельной опасности. Разумеется, и Марина, и Бермята были приглашены на великий праздник. Более того, узнав, зачем баронесса пожаловала в их деревеньку, благодарные бессоновцы готовы были отдать понравившиеся игрушки даром. На такое, разумеется, Марина пойти не могла, но от хорошей скидки не отказалась. Тем более, что покупая подарки дочери, она и про Дусю не забыла. Наверняка у той нормальных игрушек никогда в жизни не было. Из погремушек и зверушек она уже выросла, а вот от куклы точно не откажется. А может, лучше ей вот эту лохматую симпатичную псину купить? Блин, Дусю саму бы сюда! Уж кто, кто, а Марина по себе знала, что есть девочки, относящиеся к куклам совершенно равнодушно.

— Ты не приметил Бермята, Дуся играла с чем-нибудь, пока у Индрика была? Хоть со щепкой какой? — обратилась Марина к наблюдательному воину.

— А как же не приметить? Была у нее кукла. Из соломы плетеная да в тряпки обряженная. Как раз перед тем, как ты, барыня, Дусю купила, Индрик куклу в огонь бросил. Дескать, грех сие.

— Значит, кукла, — решилась Марина, поставив мысленно еще одну галочку напротив имени Индрика.

Дуся подарку не просто обрадовалась. Она от него ошалела. Даже прикасаться боялась поначалу, не веря, что это действительно ей. Слишком уж много свалилось на голову девочки за последние дни. Жизнь у князя, похожая на сплошной страшный сон, наконец-то закончилась. Новая хозяйка не кричала на нее, не била и не заставляла делать грязную работу. Напротив. Баронесса подарила ей красивую одежду, сытную еду, а теперь еще это… тонущее в пене кружев сокровище. Дуся прижала куклу к себе ближе и впервые улыбнулась, поверив, что все плохое позади. И побои, и голод, и даже ожидание свадьбы с неведомым чудовищем, о котором ходили страшные слухи. Дескать, жен своих он живьем ест, и даже не разжевывает. Теперь Дусе это не грозило. А новая хозяйка, казавшаяся в присутствии князя холодной и надменной, неожиданно оттаяла и заулыбалась. Теперь уже Дуся не так боялась встречи с дочерью баронессы и даже надеялась, что им действительно удастся стать подружками, несмотря на разницу в возрасте. У Дуси еще никогда не было подруг.