Защитник и Освободитель

Глава 16

Рус «проболтал» с Андреем почти две четверти. Встал с кресла, размялся и с удовлетворением отметил, что сил потерял совсем мало. То ли привычка вырабатывается, то ли друг совсем не сопротивляется…

«И то и другое, — сказал Дух Жизни, — нам все меньше и меньше нужно добавлять в тебя жизненных сил после каждого погружения. Тот Целитель «вырывался» очень сильно, на уровне Андрея, а восстановился ты не в пример быстрее…»

«Это ты к чему ведешь, дружище?», — заинтересовался Рус.

«Ты меняешься, Большой друг…», — и замолчал.

«В смысле?», — удивился человек с ноткой тревоги.

«Не пойму точно, но твое тело становится похожим на альганское. Я хорошо помню внутреннюю структуру Арона. Надо наблюдать…»

«Эй! Ты это…», — Рус машинально потрогал уши.

«Не внешне, Большой друг, внутренне…»

«Это плохо или хорошо?! — разволновался «пасынок Френома», — я и… думать так же начну?!»

«Разум, судя по нашим наблюдениям, остается прежним».

«Фу-ух. Тогда зачем бучу поднял, друг?», — Рус успокаивался. Тело долгоживущего эльфа — неплохо. Тем более без внешних изменений.

«Ты становишься зависимым от Силы, так же, как и они. Мы посчитали необходимым предупредить тебя, Большой друг…»

«Спасибо… друг… друзья. Умеете же вы поднимать настроение…»

«Не критично. В мире без Силы ты не умрешь. Тебе просто станет неуютно. Помни об этом и всё…».

«Да уж, успокоил… это всё?», — Дух не ответил, значит — всё.

Рус потер себе виски и плюнул:

«Что мне делать на Земле? — но предательская ностальгия все же прошлась по сердцу, — да пошло оно! Сейчас другие проблемы. Потом, всё потом…», — выкинул неприятные мысли и направился в спальню.

Перед сном не удержался и вызвал Адыгея. Просто, чтобы убедиться, что он жив.

— Я не у Предков, не в мире Забвения, ты смог меня вызвать, значит — я жив. Только не пойму где нахожусь и что со мной происходит. Боли не чувствую, — Адыгей рассуждал на удивление здраво, — у Целителей я, меня видимо так лечат. Держат в беспамятстве.

— Ты абсолютно прав. Я чувствую, как ты рвешься назад. Целителям не нужна твоя сердечная боль, да и ты сам не соображаешь. Выздоравливай, до встречи!

— Спасибо тебе, Рус! — с этими словами исчез.

«Бывший ночной князь» не стал грузить его своими опасениями о снятии памяти. Без толку. Что будет — то и будет!

Но выспаться «пасынку Френома» не удалось. Среди ночи «позвонил» Леон.

«Господи, ну зачем я придумал эту идиотскую связь!», — посетовал он спросонок и, разумеется, ответил.

— Да хранят тебя боги, Русчик! — поприветствовал его Леон.

— И тебя, друг. Но буквально мгновение назад я готов был пожелать тебе отправиться к даркам! Это у тебя бессонница, Леон, а я спал.

— Кхм, — смущенно кашлянул старший товарищ и потупил взор, — неудобно получилось, ты прости меня.

Русу стало неудобно за грубость. Он создал два плетеных креслица, сел сам и предложил Леону. Образ мира давно не менял: степь, облака, приятная прохлада, легкий ветерок. Гостей «одевал» в то, что первое приходило в голову, связанное с их образом. В общем, не заморачивался. Старый друг предстал в обычной тирской походной одежде: в зеленой куртке с откинутым башлыком, широких штанах того же цвета и коричневых сапогах.

— Рассказывай, как у тебя, — Рус спросил самым заинтересованным тоном.

— Да чего рассказывать? В Кагантополе мы скучаем. В каждом порту по десятку — два воинов оставили, остальные здесь. Хм, этруски бывший храм Эребуса под Френома переделывают. Ловко у них получается! Духи не только жечь и морозить, но и строить могут! Жрецы с корпусом прибыли. Они тебя пуще всех ждут — не дождутся.

— Дарки! Обо всем позабывал с этими делами… — решил не огорчать друга и не стал говорить ему о своих проблемах, — одно… нет, пару жрецов отправь в Эолгул. Тебя послушают?

— А-то! — гордо произнес Леон, — Хорошо, скажу Листвяну. Это командующий сводным корпусом. Он сам из «неприсоединившихся», с пограничья, с ним полк таких же и по полку гросситов и грусситов. Всё по твоим заветам, — говоря это, бывший гладиатор хитро улыбался, пытаясь шутить. Выходило, как всегда, не очень.

— И как они? — заинтересовался Рус.

— Косятся. Иногда грубят друг другу, но до «боёв» дело не доходит. С Листвяном, он всю жизнь с варварами воевал, не забалуешь! И ребята с его полка «мирят» смутьянов. Хм, — усмехнулся, мол, понятно, как они это делают, — жрецы от них не отстают, втолковывают… я чего хотел-то, — Леон перешел собственно к делу, — сбил ты меня своими вопросами. Вторую ночь считай не сплю, ищу расслоения, как ты выразился, и кажется, нашел. Только что…

— Да ну! — искренне порадовался друг, — объясняй.

— В астрале я представил себя. Будто в зеркало смотрюсь. Рисовать, как ты говорил, я не умею. Это Домлар подсказал. Он и еще двое парней были на твоём уроке в ордене…

Это случилось месяца три назад. Рус, как и обещал, явился прямо в Главный фрегорский храм Френома. В кольчуге, в шлеме, с «близнецами» за спиной — в таком виде, каким его описывала молва. Надо работать на публику. Немедленно доложили Фридланту, тот не заставил себя ждать. Проводил в свою «келью» — большую светлую комнату с удобной мебелью. Напоил чаем, ненавязчиво поинтересовался, изучил ли «пасынок» выписки из «Божественного завещания», которые он ему давал и удовлетворенно кивнул на ответ «да». Устраивать экзамен не стал.

Потом Рус в сопровождении того же Верховного жреца медленно ехал по улицам города и везде собиралась толпа. Он важно кивал на восторженные выкрики, приветственно вскидывал руки, сам декламировал разную торжественную лабуду, не забывая вставлять призыв:

— Живите между собой в мире, народ этрусков! Вас избрал мой отец — не подводите Его! — нисколько не кривил душой: лично помнил разговор с Френомом и то же самое прочитал в «завещании». Ну, почти. Единственное расхождение заключалось в том, что Бог плевал на то, с кем воюют его посвященные и закрывал глаза на их долгую вражду между собой, а «пасынок» перенаправил воинственность этрусков на «внешнего врага».

Новоявленный орден Призывающих, а Рус прибыл специально из-за него, разместили при одном из храмов, в большом каменном здании (редкость даже для столицы) бывших складов, откуда не так давно вывезли товары. Купцы, конечно, несмотря на выделенное им не меньшее помещение, остались недовольными. Деревянные склады надо беречь от пожара, а значит регулярно обновлять структуры, что требовало расходов. Но с царем, а тем паче с божьим сыночком, разве поспоришь?

В первый набор едва наскребли пять десятков учеников. Желающие, прямо скажем, не ломились в новое учебное заведение. Да и критерии Рус установил жесткие. Возраст до тридцати, обязательно академия за плечами и ловкость обращения с Духами. Именно умение общаться, а не Сила укрощенных Духов. Зато наставников из жрецов набрали целых два десятка. С расчетом на будущий рост количества учащихся. Ни те, ни другие абсолютно не представляли, как будет проходить учебный процесс. Рус с этим и приехал.

Первым делом собрал наставников. К ним прилагались менее жесткие требования: возраст до пятидесяти и удачный опыт обучения минимум двух Призывающих. Высокое жреческое образование — само собой, как и умелость в создании структур из Силы Френома. Ими занимались в основном жрецы, потому как воины-Призывающие до «глупого кручения Силы» обычно «не опускались».

— Вы наверняка задаетесь вопросом, — Рус стоял перед сидящими на лавках наставниками, среди которых скромно затерялся Фридлант, — зачем понадобилась какой-то орден? Мы и до этого неплохо справлялись с воспитанием Призывающих, за тысячелетия отточили структуры. Чего еще можно желать? Что нужно этому капризному «пасынку»? — сразу раздался осуждающий гул. Нет, о «капризах» божьего сына никто думать не смел. Зато об остальном…

— Я учусь в школе Хранящих и горжусь этим, — продолжил выступление Рус, — там дают системные знания. То есть не просто заставляют учить готовые структуры, а дают возможность создать что-нибудь свое.

В ответ «услышал» недоверчивое молчание. Правильно сомневались опытные жрецы — «божий пасынок» передергивал факты. Разработкой новых структур занимались бакалавры-магистры и далеко не все, а это уже совсем не школа. И знания ученикам вдалбливали не очень системные. В Земном понимании, конечно.

— Но структурами займемся позже. Я, как воин-Призывающий, и сам в них не силен. Первоочередное… — и тут он уловил высокомерный скепсис от одного бородатого жреца. — Я вижу ты, — показал пальцем на уверенного в себе служителя культа, — не согласен. В чем?

— Ты, брат[35] Рус, посвящен Гее. На то воля твоего отца и не мне Его судить. Но все-таки покажи, чему тебя научили хваленые Хранящие. Пылающие и Ревущие в боях ничем нас не удивили…

— В исполнении варварских племен, которым хватило ума приобщиться к культу тех достойных богов, — продолжил «пасынок». — Это не орденское мастерство. А наемников, служивших в «просвещенных» армиях, спрашивал? Вижу — нет. Хорошо. Мне здесь бойню устроить? — вопрос повис в воздухе.

Этруски — на то они и «френомовские дети», что слово «бойня» восприняли совершенно спокойно. Они не боялись смерти и готовы были дать отпор хоть самому Френому, чему Он только порадуется.

— Ладно, обойдемся без кровопролития, — в зале сгустилась атмосфера разочарования.

Рус, не раз выступавший на арене, прекрасно чувствовал настроение публики. «Блин, вояки хреновы, хоть и в жреческих плащах. Крови им подавай! Прибить что ли этого наглого бородача?..», — но продолжил совершенно в другом ключе.

— Заметили, как грязно в помещении? Пыль кругом. После нерадивых слуг накажешь, брат ректор, — остановил он поднявшегося жреца, — вот ты, брат…

— Григолант, — подсказал сам бородач, всем видом показывая недовольство сорвавшейся дракой.

— За сколько времени можешь вычистить помещение одними структурами?

Жрец поднялся. Огляделся, задумался, склонив голову на бок, и выдал:

— За десять статеров. С Духами за два — три, — добавил он.

— И я за два, — с этими словами за три удара сердца создал «пылесос» и рукой, со светящейся на ней желтой структурой, обвел зал.

Грязь и пыль потянулась не только со стен и пола, но и с одежд жрецов. Многие машинально закрылись Духами, но Рус на кураже «продавил» их защиты. Одной Силой Земли, без помощи собственных Духов. Серые псевдо живые оболочки исчезали со злобным воем. Фридлант и трое наставников, включая ректора, не пошли на поводу у эмоций, не призвали Духов. И защитные структуры тоже создать не пытались (и вряд ли умели). Верховный жрец лишь прищурился и вгляделся в «пасынка» еще внимательней. А казалось — дальше некуда.

— Чисто, — Рус проконстатировал факт, — дышать приятней стало, заметили?

Григолант продолжал стоять, будто окаменев. Остальные поразились не меньше его. Некоторые щупали чистенькие плащи, совсем как новые. Но не это главное. Главное — легкость, с которой структура из Силы Геи разметала защиту из стихийных Духов Френома.

— Конечно, братья, это балаганные фокусы и я не простой маг-Хранящий, но основное вы поняли: ордена — это сила.

«Нас бы эта структура не разогнала… — пророкотал в голове Каменный, — слабые у них Духи, без желания служат…».

«Нет, — не согласился с ним Астральный, почему-то женским голосом, — Большой друг применил Волю. Но я согласен, слабее они нас…».

В дальнейшем «пасынку Френома» только внимали. Многие бросились записывать. Рус втолковывал о расслоениях реальности, через которую можно провести Звездную тропу, говорил о принципах создания структур. В своем понимании, конечно. О «пространственном кармане» не рассказал, забыл. Мимоходом вспомнил и умолчал уже сознательно: «Интересно, догадаются ли сами?». Но главное, убеждал наставников в корне поменять отношение к Духам:

— Их очень трудно, почти невозможно понять. У них есть собственная жизнь, совершенно непохожая на человеческую. Но они прекрасно понимают обычное доброе отношение, конечно, подкрепленное Волей. Тогда они служат с душой, если можно так выразиться. Они умны. Почти так же как люди, а кое в чем и умнее нас. Пока просто поверьте на слово. Попытайтесь «договориться» со своими Духами, не стесняйтесь просить у них прощения — это не стыдно. Тогда они вам многое поведают, уверяю вас, и служить станут с гораздо большей отдачей.

Для примера, его Духи «разогнали» нападение десяти жрецов. С большим числом, увы, не справились, но и это поразило наставников не меньше «пылесоса».

Рус закончил «лекцию» в середине ночи. Расходились, чуть ли не падая от усталости. Разумеется, от такого объема информации жрецы вынесли в головах только кипящую жижу. Разбираться им и разбираться. Благо, остались записи.

Утром «пасынок» встретился с учениками. Кивнул Домлару, но перекинуться парой фраз не удалось — повторилось почти то же, что и с наставниками, но в гораздо меньшем объеме и с упором на расслоения для Звездных троп. После «занятия», которое продлилось без малого три четверти, стало не до воспоминаний «о днях минувших». Так и не поговорили. Вечером Рус отбыл в Тир, поручив ректору самостоятельно набросать «единый план учебы» в свете его лекций-тезисов.

— Ну, чувствует моя рука пустоту, — объяснял Леон, — а дальше?

— Хм… — Рус задумался. Ему-то подсказывали Духи. В частности, Дух Тьмы четко определял «свойство» расслоения: похожее на Царство Эребуса или нет.

— Я знаю только одну координату в Кагантополе, на площадке возле храма Эребуса…

— Отпадает, Русчик, переполошишь всех. Забудь, — тяжело вздохнул Леон, — после, при встрече…

— Да! Только рядом я смогу попросить своего Духа Слияния с Тьмой определить «свойство» твоего расслоения! Ты же Говорящий, услышишь! — Рус с досады стукнул кулаком о землю и сразу вскочил. От сонливости не осталось и следа. Его зацепил успех друга, отвлек от собственных проблем. — Зеркало! — произнес он, и перед Леоном возникло оно самое, размером в полный рост.

— Почувствуй свое отражение и выйди оттуда…

— Я так и делал… — проворчал месхитинец, вставая. Расслабился, веки опустились, наполовину закрыв глаза, и… двойник бывшего гладиатора вышел из плоскости.

Все трое персонажей очутились в полной темноте. «Настоящие» Рус с Леоном «пропали», а «копия» осталась видимой, словно объемный цветной рисунок.

— Это твой астрал, Леон. Не настоящий, конечно. Действуй.

«Леон» покрутил головой, откуда-то раздался его бас «похоже…» и стал протягивать руку прямо в темноту. С третьей попытки она наполовину исчезла.

— Так не пойдет, друг, — послышался голос Руса, — ты отмечай найденные расслоения. Создавай значки какие-нибудь на «входе».

Рядом с половиной руки засветилась цифра «1».

— Это не мой астрал, Русчик, — пояснил друг, — у себя я хорошо помню где — что.

— Все равно отмечай, вдруг забудешь, — настоял более опытный маг.

— Хорошо, буду подписывать, — согласился Леон. — Внутри пустота. Что дальше.

— А ты загляни. Войди туда полностью…

— Хм. А если…

— Я тебя прекрасно понимаю, друг! — горячо зашептал Рус, — я и сам опасался. Но запомни! Это — не ты сам, хоть ты и чувствуешь себя «им». Лично с тобой ничего не случится! Просто поверь. Шагай смелее!

Сразу после этих слов псевдо-Леон пропал и «выскочил» из расслоения, как ошпаренный. Он и на самом деле дымился, лицо покраснело, а глаза… лопнули!

— А-а-а!!! — запоздало закричал Леон.

— Очнись!!! — голос Руса ревел почище самолетной турбины, — ты сам — в по-ряд-ке! Быстро верни своему отражению прежний облик!

То ли рев подействовал, то ли уверенность, которой слова буквально «сочились», но отражение Леона снова стало прежним.

— Кхм, — послышался смущенный кашель, — но больно было…

— Не отвлекайся, ищи следующее расслоение, — и персонаж «заходил» по пустоте, методично ощупывая неизвестно что.

— Есть! — обрадовался Леон, когда его отражение снова погрузило руку, — входить?

— Смело! — подбодрил его Рус и «друг» исчез, — что видишь? — спросил, спустя несколько ударов сердца.

— Темнота… воздуха нет, но дышать нет необходимости… давящая тьма… напоминает Звездный путь, только без звезд. Точно! Нашел, Русчик. Нашел! — возглас Леона, казалось, лился отовсюду.

— Успокойся, друг, — охладил его хозяин местной «вселенной», — это, как ты понимаешь, мое создание и я показал тебе нужное расслоение, чтобы ты запомнил.

— Правда, — смутился Леон, — я совсем забыл.

Вдруг они оба оказались в этом «пространстве давящей тьмы», но теперь видимыми. Рус продолжил пояснения:

— Как ты заметил, здесь нет звезд. Но все равно это расслоение с основным свойством царства Эребуса: оно размазывает нас по пространству. Точка «выхода» задается координатами. К сожаленью, теперь их не снимешь, приходится пользоваться старыми, но они работают. Как они возникали раньше из «общего» астрала, что они означают по своей сути ни мне, ни кому иному — не ведомо. Работают — и хвала богам.

— Структуру надо создавать именно здесь, в расслоении и после скидывать в реальность. Как ты понимаешь, представлять классическую Звездную тропу во время построения структуры — бесполезно. Нет звезд, значит не возникнет и «звездная дорожка». Тебе, Хранящему, я покажу свою структуру, «зыбучую яму». Во время её формирования надо думать о засасывающей песчаной воронке… ну, наподобие водоворота, который уходит в место, куда ты подставишь координаты. Их надо представлять на «выходе», на тонком конце водоворота… тьфу, в нашем случае «песковорота». Понятно?

Леон глубоко и тяжело вздохнул. И как это можно сделать без воздуха?

— Тренируйся, друг, — усмехнулся Рус, — и все у тебя получится, я уверен.

Хлопнул Леона по плечу и они снова очутились в степи.

— Извини, дружище, но мы долго говорим, а мне надо поспать, — с этими словами Рус протянул несколько пергаментных свитков, — бери. На них нарисованы и описаны некоторые координаты и схема структуры. Мысленно разверни их на досуге и изучай, тренируйся. Это будет наподобие «звонка»: свитки возникнут перед твоим мысленным взором. Сами собой знания не уложатся, не надейся. Удачи! Да, чуть не забыл. Силой структуру наполняй уже в реальности и не ходи далеко. Не допусти Величайшая, откат заработаешь!

— Да пребу… — Рус не дослушал. Отпустил отражение Леона и вышел сам.

Встреча с другом отняла от сна еще целую ночную четверть, но тем не менее Рус засыпал в отменном настроении, наказав Духам разбудить себя во вторую утреннюю четверть.

Владимир сидел перед профессором, чувствуя крайнее неудобство и стыд. Руки, лежа на напряженных коленях, нервно мяли форменную фуражку с синим околышем. Из-под застегнутого на все пуговицы (половина — не гербовые) видавшего виды штопаного сюртука, выглядывала косоворотка неопределенного цвета. Когда-то она была белоснежной, но многочисленные стирки сделали свое черное дело.

От хмурого профессора его отделял крытый зеленым сукном стол, заваленный исписанными бумагами. С краю стояла чернильница-непроливашка, рядом с которой находился бронзовый череп, из которого торчали концы перьевых ручек.

Хозяин кабинета, седовласый мужчина неопределенного возраста с аккуратно подстриженной бородкой, долго протирал пенсне, придирчиво осматривая стекла, и наконец, водрузил их на свой длинный нос. За его спиной висел чей-то смазанный портрет с четко различимым, обвешанным орденами мундиром.

— Ну-с, молодой человек, — сказал он усталым голосом, — и не стыдно вам отвлекать меня по всяким пустякам?

Владимир готов был провалиться сквозь землю. Самое обидное заключалось в том, что он совершенно не понимал, что он мог натворить такого, чтобы удостоиться вызова к самому профессору. Помнил, как получил стипендию, хорошо отложилось в памяти, как они с товарищем зашли в кабак «отметить это дело». Пили дрянное вино, к ним подсела веселая барышня «их этих», а дальше — провал.

— Сказать нечего? Язык-с не проглотили? А то, знаете ли, бывали в моей практике случаи. Неужели вам, должно быть, стыдно? — при этих словах посмотрел на студента поверх стекол.

Владимир готов был поклясться, что в них играло лукавство. Но этого не могло быть! О строгости профессора ходили легенды.

— Может, вам изменяет память? Тогда я позволю себе напомнить, — с этими словами поднес к пенсне лист, на котором Владимир явственно разобрал гербовую печать. — Это прислали на мое имя из полицейского департамента, — пояснил он, — думаете, мне приятно читать такие бумаги? Ничего вы не думаете, господин студент, вы вовсе думать не умеете! — раздраженно сказал профессор и приступил к размеренному чтению.

Из полицейского донесения выходило, что они с товарищем устроили в кабаке дебош, в результате которого его коллега-студент, защищая «девицу легкого поведения, воровку, известную как Сиря — вечная невеста», получил тяжелое ножевое ранение, а он сам в это время, стоя на столе, нецензурно бранился и раздавал нелепые команды. При задержании попытался оказать сопротивление. Из околотка, под поручительство знакомого квартального, был сопровожден домой, в съемную комнату доходного дома. Товарища в бессознательном состоянии отвезли в университетскую клинику.

— Ну-с, молодой человек, как вы все это можете объяснить? Или это пасквиль «душителей свободы»?

Владимир подавленно молчал. Тянуло на штраф и, не дай бог, отчисление с «волчьим билетом»! И то, и другое — хуже некуда. О здоровье товарища, почему-то не беспокоился.

— Так и будем играть в молчанку? — тихо спросил профессор, откидывая гербовую бумагу. Недолго подождал и забарабанил пальцами по столу. — Вот что, господин пока еще студент…

Владимир втянул голову в плечи, стараясь стать как можно незаметней.

— Я не собираюсь вытягивать из вас правду клещами, у меня и без вас полно забот. Пишите объяснительную! — рявкнул он неожиданно громко.

— Ага, — ляпнул Владимир, вздрогнув от резкого звука.

Профессор торопливо подвинул ему лист бумаги и череп с перьями.

— Не тяните, молодой человек.

Студент взял ручку, зачем-то внимательно осмотрел новенькое металлическое перо на ней, привычно обмакнул его в чернильницу и написал шапку:

«Декану факультета медицины, профессору Эскулапу»… и замер, покраснев еще больше.

— Позвольте, господин профессор, другой лист, — выдавил он и сам потянулся за чистой бумагой, старательно прикрывая запись ладонью.

— Не стоит, молодой человек, — усмехнулся профессор, — думаете, я не знаю свое прозвище среди нерадивых студиозусов? Продолжайте далее, вам же запомнится на дольше. Урок-с на всю жизнь…

Владимир, вздохнув, продолжил, тщательно и медленно выводя буквы. Тянул время, лихорадочно обдумывая текст. В голову ничего не лезло.

«Объяснительная.

Я, Владимир Дьердьевич Нодаш, студент второго курса факультета медицины Санкт-Петербуржского Императорского университета, мещанин…»

Его вялые размышления прервал профессор:

— Позвольте, господин студент! С чего это вы взяли, что вы мещанского сословия?

— Так, Ваше превосходительство, я приютский… — промямлил Владимир.

— Приютский? — удивился профессор, — а позвольте узнать, как вы оказались зачисленными на курс, да еще и стипендиатом?

— Я в науках успевал, — смутился студент, — реальное училище при нашем приюте Великомученицы Надежды имелось…

— О как! Вы удивляете меня все больше и больше. А в приюте с какого возраста оказались, позвольте полюбопытствовать?

— Подкидыш я…

— А отчество у вас отчего-с такое мадьярское и фамилия? Записка с вами была?

— Не знаю, Ваше превосходительство. Нам не объясняли…

— Ну да, ну да… — профессор снова забарабанил по столу, теперь сильно нахмурившись. — Исправьте, — решительно произнес он, — дворянского сословия. И отчество зачеркните. Френомович вы. Нет, не надо портить документ, пишите всё заново…

— Ага, я мигом, Ваше… как дворянского… какой Френомович?! Вы что-то путаете, профессор! — студент впервые поднял голову и удивленно уставился на профессора.

— Нет, молодой человек. Я прекрасно знаю вашего батюшку, — Эскулап снял пенсне и поймал взгляд Владимира… — неужели вы думали, что я отвлекся бы от дел ради какого-то подкидыша?

У студента стучало в висках: «Отец… отец… а мать?», — взор он не мог и не хотел отводить, желая прочитать в бездонных зрачках сурового декана имена и судьбы. Собственная участь поблекла перед возможностью обрести семью, исполнить давно забытую детскую мечту.

— Ваш отец обитает в высоких сферах. Вы меня понимаете? — Владимир, шумно сглотнув, кивнул, — не стоит на него обижаться, тем более до недавнего времени он не знал о вашем существовании.

— А матушка? — завороженно спросил студент.

— О ней я не ведаю. Но не думаю, что она была достойной женщиной, раз вы оказались в приюте, — сказал и напялил пенсне.

Оцепенение и мечта о сказке сразу пропали. Владимир упал на стул. Он, оказывается, тянулся к глазам профессора. Папаша — сановник не желает его знать, мамаша — бросила еще младенцем. Всё вернулось на круги своя. Сказок не бывает.

— Так вы, господин профессор, только за этим меня вызывали? — озлобленно процедил Владимир, — выгнали бы без издевательств. Поманили пряником и мордой в навоз. Не зря вас Эскулапом прозвали…

— Ах вот как вы заговорили, господин студент, — последние два слова прозвучали издевательски. — Пожалуй, хватит.

Декан поднялся в свой… могучий рост, который оказался просто огромным. Удивительно, но профессор не упирался в невысокий потолок обычного кабинета.

Владимир не успел поразиться такому несоответствию, как громовой голос буквально вжал его в стул:

— Как тебе, Рус, когда меняют твою жизнь, нравится?!

В голове завертелось. Голодное приютское детство, розги, издевательства старших воспитанников, неоднократные «темные» «зубриле», мечта найти родителей. Не менее голодное студенчество с той же зубрежкой, игнорирование невзрачного «подкидыша» всеми порядочными барышнями. Тоска о красивой курсистке с шекспировским именем Джульетта, которая морщила носик, глядя в его сторону. Вся жизнь пронеслась за один миг и Рус стал Русом. Чужая, но такая реальная судьба со множеством совпадений схлынула.

— Ты!!! Ты!!! - «пасынок Френома» еще не до конца отошел от шока.

— Я и еще раз Я! — прогремел ответ, — тебе было столько намеков, но ты при всей своей Воле ни дарка не понял!

— Да за что?! — возмутился Рус, вскакивая со стула, — подумаешь, использовал образ твоей статуи! Тебе жалко?!

— К Тартару, к этому падальщику все изваяния вместе взятые! Не смей влиять на жизнь моего ордена! Ты что о себе возомнил?! Ты, трус, бегущий от божественности, смертный человечишка!

— Плевал я на эту твою божественность! И на… — слово «тебя» застряло в горле.

Бог опять превратился в «профессора» и снял пенсне. Глянул на разгоряченного Руса так… тот понял, что еженощные кошмары, о которых он думал, как о самом страшном возможном наказании «от Эскулапа» — акт милосердия.

— Да не хотел я вмешиваться в дела твоих Целителей, — примирительно сказал быстро взявший себя в руки, бывший «псевдобог», — была нужна срочная помощь и всё. — В Русе вновь, как тогда, при общении с Геей и Френомом, проснулась наглая самоуверенность. Впрочем, сам он того не замечал; ему такое «равное» общение с настоящим богом казалось вполне естественным.

— А зачем моего мастера обозвал «недостойным», а какого-то «волка» — «достойным»? Мастер с ума сходил, искал разгадку!.. И что странно — нашел. И что еще страннее — я с ней согласен, — замолчал, протер пенсне и нацепил их на положенное место.

— Ну так… я, конечно, не думал, но… вот и славно, — сказал Рус просто для того, чтобы что-то сказать, прервать затянувшуюся паузу.

— Эх, Рус, Рус… — вдохнул Бог совсем по-человечески, — ты поосторожней со своей «вселенной», мало ли что. Это я такой добрый, а Френом любопытный. С другими может не повезти, — теперь он напоминал типичного умудренного жизнью ученого, совсем не страшного. — Я с вашим племенем с самого его рождения, во всех мирах под разными именами существую. Не удивляйся, сакральное Имя может звучать по-разному. Ах, да, этого тебе эльфы не объяснили, — и усмехнулся еще более человечески.

— Договорились? — сказал, протягивая через стол руку. Рус уже и забыл о типично земном рукопожатии. Приподнялся и пожал крепкую ладонь Эскулапа:

— Договорились. Я не лезу к твоему ордену… от твоего имени, — и хитро прищурился. Бог в ответ прищурился еще хитрее, но согласно кивнул, — а ты не лезешь ко мне, — закончил наглый человек.

— Согласен, — улыбнулся Эскулап, весело сверкнув стеклами абсолютно ненужного ему пенсне.

— А тогда к чему было это кино? — поинтересовался Рус, опускаясь на стул, — вполне могли без него обойтись.

— Хорошее кино? Душу пробрало? — человек вынужденно согласился, — а теперь повторю еще раз: я хорошо знаю ваше племя. Слишком хорошо…

И тут Руса разбудил Дух Жизни. Вторая утренняя четверть, пора вставать.