Записки ночного сторожа

Выбор

Пришел Поверяющий. На сей раз не один. Его сопровождал человек, принадлежность которого к ООН ощущалась даже через запертую дверь. Поверяющий остался вместо меня на посту, а мы с Сопровождающим ушли в кабинет директора. Вы догадываетесь, откуда я, спросил Сопровождающий. Вижу, ответил я. Прекрасно, сказал он. Вам, очевидно, известно, кто такой Ваш сменщик. В общих чертах, сказал я. Он пытается установить с Вами контакты, не так ли, спросил Сопровождающий. Мы изредка с ним встречаемся по службе, сказал я. А вне службы, спросил он. Иногда, сказал я. В забегаловке, по поводу получки. И о чем вы разговариваете, спросил он. О чем все говорят, сказал я. Обо всем. А конкретно, спросил он. Не помню, сказал я. Я не стремился запоминать. К тому же это обычно полупьяный сумбур. В нем нет никакой последовательности и связи. Хорошо, сказал он. Вот Вам списочек вопросов. Я его оставлю Вам. Постарайтесь ответить на них. Потом поставьте здесь свою подпись. И не валяйте дурака, Вы же не младенец. Содержание Ваших бесед со Сменщиком нам хорошо известно и без этого. Мы Вам даем шанс. Учтите, это — последний шанс. Утром я зайду к Вам.

Потом позвонила Она. Сказала, что безумно скучает, но прийти не может. Грипп. Так что дней пять мы не увидимся. Потом я перелистал вопросник. Десять листов. На первой странице вверху напечатано. Я… (фамилия, имя, отчество, год рождения, партийность, национальность, место жительства, место работы)… считаю своим долгом сообщить следующее о моих отношениях с… (фамилия, имя, отчество и прочие известные вам сведения). Затем все двадцать страниц — вопросы с левой стороны страницы, а с правой — место для ответов. В конце двадцатой страницы — место для даты заполнения и подписи. Более ста вопросов. Бог мой, каких только среди них не было! Что говорило упомянутое лицо о Заведующем, об ибанском искусстве, о внешней политике, о западном образе жизни, о Правдеце… Не замечал ли я, что упомянутое лицо занимается гомосексуализмом, спекуляцией, совращением малолетних, сочинением и распространением текстов… Вопросник меня заинтересовал, и я даже забыл на время, для какой цели он оказался передо мной. Данные интересующего Их лица — Сменщика — уже были впечатаны в анкету на машинке. Оказывается, он не такой еще старый. А выглядит как дряхлый старик. Любопытный документ, эта анкета-вопросник!! А что, если передать ее кому следует?! Вот шумок поднимется! А кому? У меня же никаких знакомств и связей. Сопровождающий сказал, чтобы я не валял дурака. Связаться с кемнибудь Они не дадут. Это ясно. Ну что, многоуважаемый Правдец, как бы ты поступил на моем месте? Ходит слух, что даже ты в свое время кое-что подписывал. И что-то не слышно было, чтобы ты этот слух опроверг. Так как же? Вот я сейчас возьму и разорву эту анкетку. И что? Поза! А для кого? Нет, на этом тоже только идиотов ловят.

Опять позвонила Она. Говорит, не спится. Говорит, думает о нашей будущей квартирке. Скоро отпуск. Может быть вместе махнем на юг? Конечно, вместе. У нее блат в месткоме. Пара путевок гарантирована. Ну, не скучай. Целую, пока!

Зачем все-таки это Им нужно? Ведь человека нет давно. Одна тень осталась. А я? На что я им нужен? Кто я такой с их точки зрения? Ничтожество. Полоумный. На что я-то им? Нужен, значит. Раз работают, значит нужен. Самый трудный час, говорил Сменщик, не тот, когда ты ждешь приговора. Тут от тебя уже ничто не зависит. Тут выбора нет. Самый трудный час — это когда надо сделать выбор: или на эшафот, или домой в теплую кровать. И выбор зависит только от тебя самого. Верно! Но выбор-то приходится делать разным людям и в разных условиях. И есть еще форма или способ сделать этот выбор. И цели. И тактика. Мне на Них в общем плевать. И что будет со мной — тоже плевать. И не из-за желания попасть в теплую кровать. Я не могу объяснить, почему. Я мог порвать анкету. Но это — поза для литературы и для воспоминаний уцелевших. Дело в конце концов не в том, заполню я ее или нет, а в том, как я ее заполню, если буду заполнять. Заполнять ведь тоже можно поразному. Уловка? Возможно. Без уловки нельзя. Без уловки тебя все равно раздавят как идиота. Уловка перед самим собой? Ну и что. Без этого не найдешь лучшего решения. С какой точки зрения лучшего? Все упирается в одно: чего ты хочешь! Пока я хочу выстоять, уцелеть. Не ради спасения своей шкуры. Я чувствую, что я могу Им подложить свинью. И где-то в глубине души хочу этого. И хочу, чтобы моя свинья была поболее. А вдруг удастся?! Ты же, Сменщик, сам говорил мне как-то, что надо суметь жизнь продать подороже!

И я начал заполнять анкету. И мне даже весело стало. Главное — заполнить так, чтобы она не могла стать документом против Сменщика. Это уже вопрос литературной техники. Чтобы никакой кусочек из нее нельзя было изъять в качестве свидетельского показания. Или хотя бы чтобы он звучал издевательски и смешно. Поэтому я ради точности снабдил все речи Сменщика отборным матом. Например, на вопрос о том, что Сменщик говорил об ибанской литературе, я написал: он говорил, что наш и интеллектуалы считают наших ибанских писателей проститутками и м…….и, а напрасно, так как наши писатели точно отражают нашу жизнь (надо только уметь читать их), и пишут они для народа, а народ любит именно то самое, что они для него пишут. А на вопрос о том, что Сменщик говорил об ибанских руководителях, написал: он говорил, что они вовсе не такие уж кретины, как думают наши оппозиционеры и на Западе. На вопрос же о том, что Сменщик говорил об ООН, написал: он говорил, что интеллектуальный и нравственный уровень ООН сейчас неизмеримо выше таковых Академии Наук, Союза Писателей, Союза Художников, Союза Композиторов и прочих творческих организаций Ибанска. В таком духе я заполнил всю анкету. Конечно, поза получилась не очень театральная. Но мне не предстоит стоять перед судом истории.

Утром пришел Сопровождающий. Мельком просмотрел анкету. Не густо, сказал он. Впрочем, для начала сойдет. Он уверен, что будет продолжение, а я уже не надеюсь даже на это.