Записки грибника

Лета ХХХ года, Апрель 4 день

— Шипит. — Димка отлип от бочки, — Кажется вот здесь. — Ткнул пальцем.

— Сходи в баню, там ещё должно остаться мыльного корня, в ведерко плесни чуток, водой разбавишь, и тащи сюда. Внутрь зальем и заново накачаем, где пенка пойдет там и воздух уходит.

Подросток сорвался с места, скрывшись за дверью.

А я сидел на табурете и смотрел на первый в этом мире ресивер, грубо сделанный из деревянной бочки, окованной железными лентами, но, тем не менее, воздушный резервуар способный выдержать давление.

Димкина работа, верней не его, ему принадлежит идея, исполнение общее.

Неделю назад, посадил его паять подставки, ничего сложного, за маленьким пустячком, слишком быстро заканчивается воздух в кожаном мешке. Подставку с корпусом самовара спаять хватает, а потом надо дергать за рычаг насоса, при этом сняв груз. После обеда, разговорились, он пожаловался, что это очень неудобно, а я возьми да ляпни, что если бурдюк засунуть, куда ни — будь, в бочку, например, можно закачать очень и очень много и тогда хватит надолго.

Ещё на горелку жаловался, дескать, — тяжелая и неудобная. В обще-то Никодим её под себя делал, меня она тоже не устраивает.

Предложил Дмитрию подумать, через два дня он подошел и, остановившись рядом, стоял, переминаясь с ноги на ногу. Я же полировал бочину очередного самовара и сделал вид, что не замечаю. Наконец он все-таки решился и заговорил.

Отключив привод, остановил станок, повернулся и стал слушать, сбивающегося и запинающегося отрока.

Дима предложил взять деревянную сорока литровую бочку, оббить дополнительными обручами и усилить донышки. Но самое главное, в моем рассказе было всего пара слов о том, что высокое давление может разорвать её на части и он самостоятельно предложил предохранительный клапан, обозвал его оберегом, — мол, сберегает от поломки. Машинально исправил, — 'Солдатик'

Они уже знали, что я так называю воинов, стрельцов и не удивился этому.

Витая пружина была ему незнакома, и он соорудил прототип с рычажной системой и грузиками.

Да… Он сумел удивить меня.

Я взял медную проволоку, намотал на оправку, снял и показал, что она пружинит. На куске кожи, угольком нарисовал цилиндр, схематично изобразил пружину, клапан в виде шарика и резьбу.

— Понял?

Он всмотрелся в рисунок, перевел взгляд на свою конструкцию, лицо его скривилось, — У тебя лучше…

— Да брось, то, что предложил ты, имеет одно преимущество, его можно регулировать на разное давление, мой, нет.

И вот проводим испытание, бочку купили старую рассохшуюся, и пришлось почти сутки замачивать чтоб довести до кондиции. Я упорно молчу о своем предложении вставить мешок вовнутрь, пусть сам доходит. До того чтоб накачать максимальное давление не идет и речи, с ручным насосом это маловероятно, даже невозможно. Димка правда уже предложил, поставить рычаг и чтоб мотор дергал, вместо него. Фигушки.

Лень двигатель прогресса, когда человек устал бегать за дичью, он приручил собаку, сделал лук и женился.

Надоест качать вручную, будем изобретать компрессор, а пока и так сойдет.

Во. Приволок ведро. Снимаем клапан, заливаем 'жидкое моющее средство' средневековья, унутрь, разбалтываем по стенкам, и мой помощник начинает дергать рычаг, поднимая давление.

Зашипела родимая, за пузырилась, поперла изо всех щелей пена. Димка, оставил насос, встал рядом, поднес руку к затылку и замер, в молчании разглядывая наш шедевр. Я тоже молчу и жду. Жду когда, наконец, до него дойдет, что решение лежит перед ним на столе, старый кожаный бурдюк, верой и правдой прослуживший туеву хучу времени. У него даже шкура начала протираться там, где он двигался внутри опорной рамки.

'Господи, да, разуй ты глаза, чадо'

Чадо услышало глас, отняло руку, от многострадального затылка и перст указующий уткнулся в стол.

— надо его засунуть.

— Кого, куда?

— мешок, из него ведь воздух не выходит…

— Выходит, это просто не так заметно. Мы не клали его в воду и не проверяли, и если ты именно его запихнешь в бочку, толку от этого не будет

— Это почему?

— Что с ним происходит, когда ты его накачиваешь?

— Он раздувается и становится круглым.

— Вот, — Я поднял палец кверху, — А бочка внутри больше чем этот шар, он просто лопнет внутри.

Димка наморщил лоб, задумавшись. Потом улыбнулся, — Надо размером с неё, новый пошить.

— Слава богу, возьми с полки пирожок, с мясом не бери, а с рисом мне оставь. Думал, не догадаешься.

Он недоуменно посмотрел на меня, перевел взгляд на стол, на меня, на бочку, снова на меня и на его лице нарисовалась обида, — Ты ведал?

— Да.

— А…

— Это знаю Я. Но мне важно, чтоб ты сам додумался и измыслил.

— но зачем?

— Меня не будет рядом с тобой и что? Сидеть ждать, когда придет добрый дядя Федор, и все само заработает? Хренушки, учись думать. Шорнику поручим сшить кожаную бочку, двойным швом, в него заложим смолы, она после накачки, заткнет все маленькие отверстия и в первый раз накачивать надо будет горячим воздухом. Вот так, мой юный Кулибин. А сейчас, отложим все в сторонку, нам ещё сегодняшний урок доделать надобно.

'Любое обучение строиться по принципу — учитель показал, ученик исполнил. Но иногда нужно обучаемого ставить в такие условия, чтоб он сам доходил до нужного решения, это ' Утиный тест' бросить в пруд, смотреть с бережка как он барахтается, и кусать губы думая, — выплывет, или утонет…'

Лета ХХХ года, Апрель 6 день

— Федор, завтра со мной поедешь. — Никодим отломил кусок хлеба, забросил в рот и стал жевать.

— Куда?

— Да что ж ты кудахчешь, дороги не будет.

Никодим живущий последний месяц на телеге, странствуя между Глухово и домом, стал раздражительным. Устал мужик, чай не мальчик, мотаться каждый день черте куда. Можно подумать мы здесь не устали, из взрослых здесь трое, я, Сидор и Антип. Чтоб закрыть дыру в штате, пришлось пацанам увеличить рабочий день, клятвенно обещая, что летом у них будет отдых.

Антип новичок, да и супруга у него родила, девочку. Ножки как водиться обмыли, а у новоявленного папаши прибавилось хлопот, здесь десять часов отбарабань, ноги в руки и домой, жене помогать по хозяйству. Так что ему ещё требуемую форму ещё набирать и набирать.

Сидор с его полутора ногами, справно может трудиться только на сидячей работе. За последний месяц мы сделали на два самовара меньше, чем хотелось, но есть плюс, это на пять больше чем раньше. И три из них, сделаны за счет уменьшения толщины стенок, разговаривал с Никодимом и предложил ещё немного сбросить цену.

Он согласился и даже кивнул пару раз на мои умствования по поводу торговли с оборота. А когда сели считать расходы, я уже и сам отказался от этой идеи.

Почти все уходило, оставался самый минимум на расходники, проклятая стройка. Уже и не рад был, что все это затеял.

— А все-таки?

— В холопий приказ идти надо. Кто мне тут байки сказывал? Я туточки Архипку Шадровитого на улочке повстречал, сговорились сего дня, холопов переписать надо. Ты мне там нужон будешь.

— И он согласился? — удивился я.

— А зачем ему такая прорва нарду? Ты, верно сказывал, её же кормить надо, да на землю сажать. А земельки лишней нету.

— Помню наш разговор и твой ответ, и даже не упомню, сколько их там.

— Сорок душ будет, мужиков и баб, детишек почти три десятка, ну и старики со старухами.

— Погодь, ты меня совсем запутал. Сколько всех вместе?

— Сорок мужиков и баб…

— Я это уже слышал.

— Ну, а я что тебе молвлю? Экий ты непонятливый.

Я потряс головой, пытаясь уложить хитрую арифметику по — компактней, — Остальные что… Довеском идут что ли?

— Про то и молвлю. Они мне задолжали, за зиму ничего не собрали, а Архипка в счет долга отдает.

— А… — потер пальцы в известном жесте денег.

— Пустое, самую малость, возьмет.

— А я те на кой там сдался? — Потянулся к кувшину с взваром. Налил в кружку и отпил глоток.

— Архипка Шадровитый просил — хочет с тобой знакомство завести.

Я чуть не подавился от такой новости.

— И ты конечно согласился? — Улыбнулся самой ядовитой из своих улыбок.

— Ты морды не строй, ведомо, об чем просишь меня завсегда. Да токмо он очень просил.

— И что ему из под меня надо? Это хоть он тебе поведал али нет?

— Из под тебя только говна взять можно. Федька, я не шуткую и не ведаю. Заместо того чтоб меня изводить, сходи за пивом, от этого пойла, ещё больше пить хочется. — Никодим ткнул пальцем в кувшин и скривил лицо.

— Скажешь, пойду.

— Федька, вот те крест, — Он перекрестился, — ну не ведаю, об чем тебя просить хочет.

— А ежели не пойду?

— Тьфу, на тебя короста, я с ним как с человеком, а он… — Никодим аж сплюнул от огорчения и хлопнул руками по столу.

— Уломал. Пойду… За пивом. — Встал из-за стола и вышел.

Лета ХХХ года, Апрель 7 день

— Так вот ты каков, мастер, Федор блаженный, розмысел оружейный. — Подошедший мужик, совсем не подходил своему прозвищу. — Рябой. Сидя оценить рост трудновато, но мужик… Могутный, крепкий такой, думаю мне ровесник, только в плечах пошире меня будет в два раза, да кулачок с моё небритое лицо.

Сам-то он гладко выбрит, только усы, как у запорожских казаков, свисают. Волосы стрижены 'под горшок' темно русого цвета с прожилками серебристой седины на висках. И голос под стать фигуре, басовитый.

— И тебе не хворать Архип… — Сделал паузу и вопросительно посмотрел на собеседника.

Он усмехнулся, — Верно, про тебя люди бают… отца моего, Семеном звали.

— Семенович, — Закончил фразу и указал рукой на лавку перед собой, — Присаживайся.

Он усмехнулся, — Благодарствую, — деревянное сиденье жалобно скрипнуло под его весом.

— Сказывай Архип Семенович, зачем тебе понадобился.

Улыбнувшись, чему-то своему, поправил висевшую с правого бока, саблю, в простых потертых кожаных ножнах. Снял шапку, положил на лавку рядом собой, пригладил растрепанные волосы. Поднял вверх руку, подзывая целовальника. Когда тот подошел, спросил вина кувшин.

— Выпей со мной мастер Федор… Я тут поспрошал людишек о тебе. — Улыбка стала… такая искренняя… Что захотелось прикинуться ветошкой и заползти в темный уголок. А в глазках, ледок плещется, так мясник на барана смотрит…

Молчу, жду продолжения. Он разлил вино по кружкам, отставил кувшин, взял свою посудину в руку, приподнял, как бы приветствуя, — Здрав будь. — И отпил глоток. Поставил, ладонью смахнул капли с усов.

Отпил и я, мерзость несусветная, кислятина. С трудом проглотил и скривился.

— Не по нраву тебе мое угощение? — Спросил Архип.

— Не по нраву. Сказывай что надо. — Свистнул сквозь зубы, когда кабатчик повернул голову в мою сторону, кивком подозвал к столу. Когда он подошел, велел принести вина доброго, а не это пойло.

— Вот значит как? Брезгуешь со мной…

— Архип, — Сознательно опустил отчество, — я, не Твой холоп и не челядин.

При этих словах он как-то подобрался, правая рука оставила кружку и поползла к краю стола, левая сжалась в кулак, взгляд потемнел.

— И даже не думай, у тебя будет только одна попытка, позади тебя сидят видаки, стоит тебе только попробовать и они покажут, что тебя застрелил, живот свой спасая. — Я тихо хренел и никак не мог понять причину столь бурного наезда. Может все дело в 'белой косточке' — дворянин, мать его за ногу?

— Охолонись. Ты меня за чем звал? Убить? Изголятся? Али дело пытаешь? Ежели не услышу ответа на свой спрос, уйду. — И начал считать, — Раз…

Он сидел, пожирая меня глазами.

— Два…

Правая рука остановилась на самом краю и сжалась в кулак, а в глазах появилось недоумение.

— Три… — Произнес и начал медленно вставать, держась за рукоять пистолета.

Из Шадровитого как-то разом выпустили воздух, он обмяк, плечи опустились, кулаки разжались, даже сгорбился чуток и опустил взгляд.

— Сядь, Федор, — Голос прозвучал настолько глухо и тихо, что если бы не ждал, мог и не услышать.

Сел обратно. Как раз подошел кабатчик, взял кружку выплеснул вино на пол, усыпанный соломой, поставил обратно, — Наливай. Ежели дерьмо окажется, пойдем с тобой в новую четверть… Любят там вашего брата, кнутом от воровства лечить.

— Да…

Не дал ему продолжить, хотелось сорвать на ком ни — будь, зло. Обратился к народу, — Мужики слово скажете, что целовальник вор и вино портит? Небось, куриным пометом его балует, али на табаке настаивает.

На удивление, помимо моих трех стрельцов, сидящих в разных углах темного и низкого помещения, отозвалось ещё человек десять выпивох, бывших в разной степени на дегустированности…

Обратился к жертве. — Пасть закрой, — заметив, что он собрался выступить, — Так как, вино нормальное или пробовать не стоит? — Кивнул на кувшин, который он держал в руке.

Архип с некоторым интересом наблюдал за наездом. Глотнул из своей кружки, скорчил рожу, сплюнул на пол и…

Поддержал меня, хриплым голосом произнес, — Думаю и я видаком пойду, таким пойлом токмо хлопов поить.

— Звиняйте панове, в потёмках кувшины спутал, счаз зараз другий… — И с этими словами кабатчик испарился.

Наступила пауза. Мы, молча, сидели друг, перед другом изредка натыкаясь взглядами. Ему первому надоела эта игра в молчанку, — Федор, ты… Это… Прости, не по злому умыслу на тебя лается начал.

Люди… Про тебя разное сказывали… — Слова выпадали из него медленно и тягуче как уваренный мед.

Все это он произносил, не отрывая взгляда от крышки стола, словно искал там что-то.

— Пустое, — Ответил и небрежно махнул ладонью. — Поведай Архип Семенович, какая нужда заставила тебя, слухи и домыслы да наветы с доносами собирать?

— Люди бают, что ты… — Он бросил быстрый взгляд в мою сторону.

— Да крещеный, хочешь, крест покажу, на исповедь кажное воскресенье хожу, детей грамоте и цифири учу. Знания мои от господа нашего, а не от лукавого, в том слово отца моего духовного Серафима.

Слухи дошли, что умер сын твой, не знал я его, но по людской молве выходит, что справный воин был.

Как звали его?

У стола нарисовалась пропажа и принесла новый кувшин, осторожно поставила и собралась исчезнуть.

— Погодь, испробую… — налил в свою кружку, отпил глоток. Черт возьми, совсем другое дело, — Пошел прочь.

Сдвинул посудину в сторону своего собеседника, — испробуй, это не те помои, что по первости были.

Он вылил остатки из кружки, нацедил нового вина, глотнул. И по лицу пробежала гамма чувств, от злости до желания пришибить, отдельного взятого целовальника.

Испросил заново, — Как сына звали?

— Иван.

Приподнял свою кружку, — Пусть земля будет пухом, Ивану, доброму воину. — И выпил до дна.

Помолчали, думая каждый о своем.

А потом повторил свой вопрос, — Так зачем тебе понадобился?

— Довелось мне со стрельцами словом перемолвится у коих пищаль тобой переделанная, бают что дюже добрая работа. В любое ненастье из неё палить можно, да так часто, что ствол руки жечь начинает.

Да вот только пистоны к оружью этому, только у тебя купить можно. — Сказал и замолк. Протянул руку к кружке, повозил её по нескобленым доскам столешницы, размазывая лужицу вина. Поднял на меня взгляд. — Да токмо это не все, сказывали ещё, что ты пистоль добрую сработал, меньше обычной, но дюже справную. — Ухмыльнулся, — Четверых татей на дороге, уложил.

И пояснил свою осведомленность, — Мой староста из той деревеньки, в тот же день весточку передал.

Надобно чтоб ты сработал и для меня, оружье такое.

— Зачем? Оно токмо на десять шагов прицельно бьет, а дальше как бог, на душу положит. Это пулей, а картечью и того меньше. — Ничего тайного не выдавал, если уж он прознал про пистолеты, то наверняка вызнал и, то, как я из них стрелял на испытаниях.

— Самое оно, дальше мне и не понадобиться. Покажи, он ведь у тебя с собой.

А чего скрывать, сам грозил пристрелить. Положил на колени, разрядил, медленно спустил курок, чтоб не напрягать лишний раз пружину, положил на стол и двинул к Архипу. Он протянул руку взял. Держась за рукоять и ствол. Покачал, прикидывая вес, перехватил одной рукой и прицелился в стенку, опустил, вскинул по новой. Повторил движение ещё пару раз, попробовал засунуть за пояс, за счет гладкой формы, оружие скользнуло на место, ни за что не зацепив. Выдернул, вскинул, опустил, убрал. Странно, что не спрашивает, — а как он заряжается? И он тут же прозвучал.

— Как из неё стрелять? — Архип рассматривал его с детским любопытством, обнаружил рычаг, нажал на него и ствол откинулся вниз. Заглянул вовнутрь и увидел сквозное отверстие. Глянул на меня с таким недоумением, что с трудом удалось удержать смех. Все-таки это немного не тот человек… Чтоб над ним можно было посмеяться…

Протянул руку, он вложил в неё пистолет. Поставил на стол патрон. — Вот этим он стреляет.

Откинул ствол, зарядил, закрыл, взвел курок. Все это проделал медленно, давая возможность разглядеть каждое движение. — Готово. — И проделал те же манипуляции в обратном порядке.

— Что это? — Он пальцем указал на патрон.

— Это патрон, в нем лежит порох, пыж и пуля.

— А как же поджигать порох?

— Помнишь, упоминал пищали, что для стрельцов деланы, — Он кивнул.

Перевернул гильзу и указал на капсюль, — Это пистон, его бойком разбивает, он загорается и зажигает порох и происходит выстрел.

— Хитро и просто.

— Да уж, пришлось поломать голову.

— И сколько такой пистоль стоит? И эти… Патроны.

— Цена ему десять рублей серебром и десять патронов в придачу. Но ежели захочешь еще, то цена им будет алтын за штуку. Можно будет привезти стреляные, перезарядка будет стоить гривенный с десятка.

— Копейка, штука… Дорого. Хотя вещь, добрая… — Он задумался, видимо что-то прикидывая.

Я не мешал. Нацедил себе ещё кружечку и медленно потягивал, довольно не дурное, красное вино.

Мне тоже было о чем поразмыслить…

'Отпущенного вчера Никодимом времени хватило с лихвой. Я собрался за пять минут и убежал в город. Надо было найти стрельцов которые работали с Силантием и поговорить с ними. Мне требовалась информация. Нужно было разузнать о Шадровитом как можно больше и желательно за сегодня. И нам повезло. Иногда кажется, что мне помогают черти, ибо на торгу в одном из мужиков был опознан челядин, живший в усадьбе искомого человека. Его отвели в сторонку и, предложив немалую денежку в пять алтын, попросили рассказать о своем хозяине…

Да уж, тип, с которым мне предстояло встреча… Высокомерен, вспыльчив, но отходчив, что не помешало в прошлом году лично запороть плетью холопа в чем-то провинившегося. Очень привязан к своему сыну, погибшему в прошлом году. Поздно женившись, Архип сумел выходить всего одного ребенка. Хотя жена рожала, но дети умирали в младенчестве, не дожив до года. После третьего с ней случилась горячка, и она прибралась вместе с новорожденным на пятый день после родов. Больше он не женился, отдав все силы воспитанию единственного сына. Сам прослуживший довольно много, не видел для своего чада другого пути. Парню было двадцать лет и отцы, его и нареченной невесты, сговорились, что по осени сыграют свадьбу. Иван как раз к тому времени должен был вернуться с кордона. Да только судьба поступила иначе.

На пограничной реке, разделяющей владения польские и государства Московского, столкнулись два разъезда, слово за слово, вспыхнула перебранка. Кто уж первый выхватил оружие и нажал на курок, не понятно. Но двумя выстрелами были ранены, конь и сам Иван. Раненая лошадь свалилась в речушку, которую и воробей вброд перейдет, Ляхи вошли в воду и вытащили его, захватив в плен.

Потом приезжали послы, были терки, но дело было поставлено так, что Иван был признан виновным, ибо его, якобы, полонили на чужой земле. Здесь надо сказать особо, когда началась перестрелка. Парень стоял на самом берегу, а все остальные на бугре. Они под пулями кинулись на обратный склон, и никто не видел, как все произошло. Ответная пальба с нашей стороны началась уже потом. И то было сделано всего с пяток выстрелов. Но первый кто начал…?

Шадровитому сообщили о беде, он приехал, встретился с паном, который сына уволок. Сговорился с ним о цене и уехал собирать деньги. Пятьдесят рублей дала казна, семьдесят было своих, не хватало малого пустяка и тут ему подвернулись мы. Ищущие свободную от долгов, на продажу, землю. Насколько помню из того, что наговорил тогда Никодим, Архип даже и не торговался особо. Собрав гроши, он на следующий же день ускакал вместе с доверенными холопами.

А дальше, все, что рассказал челядин, больше похоже на его домыслы. Возможно, в них и была доля правды, но вот какая?

Говорят, что тот, кто хочет мстить, должен выкопать две могилы, врагу и себе.

Сильно сказано, почти и не поспоришь. Да только все там будем, кто-то раньше, кто-то позже…

Но если у тебя во врагах целая нация… Это, какого же размера, надобно яму выкопать?

Во всем мире оружейников называют слугами смерти… Может быть и так…

Когда начал заниматься своим хобби, тогда оно выглядело как невинная забава в виде салюта на даче, не ставил перед собой цели сделать увлечение, работай. А вот сподобился. Пришлось.

Не думаю, что Архип просит только для себя, по его повадкам видно, что это матерый волк, думаю, что его верные холопы из той же породы, их он также хочет вооружить, новым, добротным, огнестрелом. А я пока не готов помочь в силу обстоятельств, надо не меньше полугода, а лучше год, чтоб начать серийное производство.

Месть должна быть горячей и обжигающей до смерти. Но если этому блюду дать настояться, оно станет только вкусней и утонченней…

Я наклонился вперед, почти лег грудью на стол, — Архип, а зачем тебе оружье? Ты хочешь им отомстить? Тому пану, перед которым пришлось ломать шапку, унижаясь или жолнеру, что застрелил твоего сына? А может ты хочешь убить всех, бывших в ту ночь на реке?

Произнося эти слова, смотрел в лицо. И поэтому видел, как расширяются зрачки, задрожало веко, и дернулась щека.

Его рука стремительно метнулась вперед и ухватила за плечо, он нагнулся, дыхнув винным перегаром, хриплым голосом спросил, — Кто тебе сие поведал?

Стараясь быть спокойным, испросил его — Руку убери.

Он отпустил, а я стал разминать — хватка скажу вам, железная.

— Сказывай.

По мере моего рассказа, он грустнел, словно заново переживал события тех дней, изредка поправлял. Мои предположения о жадности польских панов подтвердились полностью, узнав, что требуемая сумма собрана, они, под выдуманным предлогом увеличили её практически вдвое.

Да, Архипу дали возможность встретиться с сыном и поговорить, но как он утверждает, разговор был нейтральным. Мол, просил ещё немного обождать и передал привет от нареченной.

А мне что-то не вериться.

На мой вопрос, — как оказался на берегу реки, да ещё и в том месте, где потом был убит Иван. Ответил, — что не успевали уйти засветло подальше, вот и заночевали в лесу.

Странно это, и даже очень. Иметь при себе огромную сумму денег и вот так рисковать, оставаясь в приграничной полосе, рискуя нарваться на пулю. Не логично. По моему разумению, сговор с сыном был. Да вот беда, ляхи тоже не пальцем, деланные, и сложить все как дважды два, смогли.

— Тебе за этим пистоль нужна? — Спросил, хотя и так понятно, человек хочет мести. Пистолет очень хорошо ложится под одежду, его легко вытащить, он всегда заряжен и готов к стрельбе. Не удивлюсь, если возьмет с собой всего пару патронов, смертнику больше и не надо.

— Да. — Сказано было просто и без эмоций.

— Зря это всё.

— Что зазря? Сына маво жизни лишать? — Он вскинулся было, да я продолжил.

— Да, нет. Вот так лезть туда. Думаешь, они там не ждут тебя? Уверен и могу дать голову, польскую, на отсечение, что первые дни они и спали-то с оружьем в обнимку. Да только ты не пришел… Обманул поганых, али ты там был?

— Был, седмицу в кустах пролежали, под снегом, татей скрадывая. Грицко, опосля этого, лихоманка скрутила, и чуть не помер на обратной дороге. Да токмо, как знали схизматики клятые, за осемь ден, троих ляхов и видели.

— Может им кто поведал? Вас никто видеть не мог?

Архип задумался. Я освежил вино в кружке, плеснув немного из кувшина. Что в пивнушках пиво водой баловали, что здесь держат, пока не скиснет. Охота им по мордосам получать? Вот торгаши клятые, на пятак, рубль прибыли хотят. Придурки.

— Может, кто и видел, да токмо мы… — начал говорить и смолк. Помолчал немного, потом хлопнул себя по коленке. — А твоя, правда, Федор. Верст за десять до кордона, мы вставали на постой в корчме, а корчмарь там литовец. Хлопцы мои у него еду брали, может о чем перемолвились, мне, то не ведомо, а поспрошать можно. Грицко в усадьбе остался, не мочен ишшо, а вот Панас, со мной.

— Эй, отрыжка свиная, кликни моего холопа, — Крикнул кабатчику.

— Сейчас, спытаем, может, кто из них по умыслу али неведению, но проговорился. — Долил остатки вина и с шумом отхлебнул, полившееся через край.

Стукнула входная дверь и к нам подошел… Блин, чистокровный казак. Усы, чуб, одежка, если он ещё на окраинной мове загутарит, захотелось хлопнуть себя по лбу — Грицко, Панас…

Ткнул пальцем в хлопца, — У тебя в холопах…

Архип оглянулся на колоритно одетого Панаса. Повернулся ко мне, отпил вина, — Да какой из него хлоп… Это здесь в Москве, чтоб спросу с него не было… Вольные они оба, он да Грицко. Сыновья моего братана (в то время крестный брат, звался так) Этот малый, а другий старшой.

— Сидай Панас, — Хлопнул ладонью по лавке рядом с собой. — Это Федор, разумник оружейный, это он сработал пистоль, ты про оную мужиков с приказа пытал. Но это пустое, попомни, когда мы в корчме у литовца на постое были, не спрашал он вас с Грицко, — кто вы и куда?

Тот посмотрел на пустую кружку, заглянул в кувшин, — Не упомню, батька.

— Не шуткуй, люди гутарят, подсыл от ляхов.

— Тю, та який вин подсыл…

— А такий, шо вас дурнив спытал, а ты кайжешь шо не було. Ну?

Парень задумался, да и я тоже.

Как можно вычислить, куда идут люди? Например, по количеству продуктов. Если до ближайшего населенного пункта две недели пути, а берут всего на одну, это может сказать что пойдут не далеко и должны будут вернуться через седмицу. А что у нас находится под боком? Правильный ответ — кордон.

Людишек всего трое, для нападения слишком мало, значиться будут выслеживать кого-то. А что у нас здесь намедни произошло? Да парубка ухлопали, а мужик один из приблудных, на евонного отца похож, что давеча приезжал. Складываем два плюс два и шлем весточку за бугор, пану — как его там.

И кто кого после всего этого пасти будет?

— Архип…

— Ну.

— Панас на самом деле не знает.

'И как Архипу объяснить, что их прокачали на косвенных уликах.

Сколько овса для лошадей берут, как подкованы кони, какими подковами, на чем едут, верхом, телегах, санях. Какие вещи у них с собой, есть ли спальники, шубы, шкуры или только та одежа что на них, годна она для леса и дальней дороги или нет. Летом ездить попроще, вроде как корма растут прямо на лесных полянах, но и там можно, если подумать, как, высчитать, куда двинут хлопцы. Надобно только знать свою округу и расстояние до каждой деревушки или села. Лошадь может пройти в день определенное расстояние, после этого ей требуется отдых с едой и питьем. Вот и считайте, где и как на ночевку станут путники незваные. А места все давно известны, там верные людишки сидят и ежели чужаки придут. Голубя с весточкой отправят'

Два недоуменных взгляда, хотя нет один, Панаса. Архип кажется пришел к тем же выводам что и я, улыбнулся, прищелкнул пальцами, — Иди до конив, будь там, зараз до дому поидим.

Сокрушенно вздохнув, казак пошел к выходу. Проводив, взглядом до двери, Архип повернулся ко мне, — Корчмарь.

— Я так же думаю. Поедешь за ним?

Шадровитый куснул ус, и медленно кивнул.

— Не хватай его сразу, поживите в лесу с седмицу, посмотрите за корчмой, может ляхи сами к нему ходят, ежели нет…

'А если сделать ему несколько мин и научить пользоваться растяжками. Пороха мало, но испытывал смесь на основе торфа. Хорошая штука, грохнуло тогда, мама не горюй. Гигроскопична, ну это решимо, картечные снаряды старого образца, залиты внутри канифолью, вот и сделаю монку из дерева, а поражающие элементы из отходов кузнечных или просто галькой набью, мелкой… А может не стоит изобретать велосипед и сделать ее, так как она должна быть, со свинцовой картечью. В пятидесятке семьсот грамм тола, вместо него захреначить пару килограмм пороха и будет почти что угребище, мон девяносто. Взрыватель натяжной. 'Лягушку' сбацать… Не надо, сами подорвутся.

Миномет, мелькала идея, да заглохла, а вот сейчас было бы к месту. Пока не будет стали на ствол нечего и думать. Чугунину на хребте не потаскаешь, а из-за отсутствия хорошей взрывчатки меньше восьмидесяти или даже ста двадцати, делать не стоит…'

Во взгляде Архипа прочиталось много чего, и даже то что — яйца курицу не учат.

— Федор, продашь пистоль?

— Эти нет, без них сам как голый, а для тебя сделать, токмо через месяц и смогу.

— Ну, нет, так нет, — Архип опустил ладони на стол и начал вставать.

— Ты, это, себя береги, я тут одну хитрость измыслил, с её помощью можно будет ляхов пощипать.

— Это что ж такое?

— Придешь за пистолью, скажу и покажу.

Он кивнул головой, — Прощай. — Надел шапку, и грузно ступая, пошел к выходу.

Через пару минут, и я отправился за ним следом, надо было найти Никодима и устроить разборки, за эту подставу.

Сразу найти не удалось, поиски заняли довольно длительное время. Когда все-таки встретились, поскандалить не удалось, весь мой творческий запал пшикнул и не загорелся. Увидел довольную улыбку на лице Никодима. За последнее время не часто выпадало такое зрелище, даже и не упомню сразу, когда такое было.

— Смотрю у тебя радость, может, поделишься и со мной? — по старался как можно больше язвенности вложить в вопрос.

— Шадровитый деревеньку, за так отдал…

— ?!

— Ты же сговорился ему пистоль сделать.

— Да. Но только когда его сделаю и денег спросил десять рублей…

— Он и отдал.

— Хочешь сказать всего за десять рублей, он отдал целую деревню? — только что разговаривал с Архипом, а он даже словом не обмолвился. Плохо, очень плохо, повторить смогу, стволов ещё штук пять кажется, осталось… Да когда мне это все делать? Придется нормального кузнеца искать, Данила не сможет сварить, а там есть несколько сварных деталей. Опять на сторону отдавать?

Но вся фишка в том, что мне за мой пистолет не перепадет лично, ни копейки. Сделаю и отдам. Обучу стрелять из него, мне пожмут руку и поедут подписывать готовые грамоты в холопьем приказе.

— Гад ты Никодим.

— Это за что ж меня так? — Удивление было нарочитым.

— Тебе ведомо было, чего Шадровитый хочет! Можешь не говорить, и так вижу. Только одного понять не могу, зачем ты меня с ним свел? Словом перемолвились, вина попили, он о своей беде поведал, я послушал, да и разошлись. Ты заранее решил обменять пистоль на деревенских? Да или нет?

— Ну, да. А что в этом такого? Это ж тебе людишки потребны, мне они без надобности. А что до Шадровитого… Он сам казал, что отдаст холопов своих за пистоль скорострельную, ежели с сговорится с тобой. Так что, только для сговору, ты и был ему надобен. — Никодим развел руками.

Я же, открыл рот, закрыл, потом сплюнул от злости, да пошел к телеге, уселся на задок, спиной к меднику. Он половину дороги пытался меня разговорить. Но я обиделся крепко. Блин, ну ведь мог сказать, что предстоящая встреча важна нам обоим, ему денег не платить, а я людей. Так нужных мне обменяю на несуществующий пистолет. Черт, ежели его там грохнут, то считай на халяву деревеньку получили. Тьфу, тьфу, тьфу, трижды плюнул через левое плечо и постучал по доскам. Негоже такое даже в мыслях держать.

'Лучше подумать что могу и чем смогу помочь. Хоть завтра могу отнести знакомым литцам модельку, деревянную, осколочная рубашка, цилиндрической формы. В неё входит примерно грамм восемьсот черного пороха. Но есть проблемка, да не малая, герметичность. Используемая для заряда взрывчатка боится влаги, а у меня есть только воск, канифоль, смола, да собственно и все. Бум думать.

Только такая растяжка, стоящая на земле, на высоте даже в тридцать сантиметров, мало чего даст. Ляхи в большинстве своем конные, пешцев у них мало, при взрыве достанется лошадям…

Куда не кинь везде клин.

Вот из чего её делать? Медь тратить, да мина золотая получиться. Листовое железо есть, но также дороговато. Хоть бери да из дерева выдалбливай…'

Телега ехала по улочке, подпрыгивая на мелких ямках, стуча деревянными колесами по бревенчатому настилу. Москвичи и москвички спешили по своим делам, пара мужиков в расстегнутых рубахах, закатав рукава, копали ямки для новых столбов покосившегося забора. Пробежала стайка ребятишек, бегущих куда-то по своим делам. Вон идет девица, видать с торговых рядов, повесила на руку тяжелую корзину, накрытую от пыли и грязи рушником. В другой несет туесок с медом али ещё с чем. Вон ещё пара, она стоит, опершись спиной на створку ворот, перебирая руками перекинутую через плечо косу, а перед ней, подбоченясь парнишка молодой. Картуз лихо заломлен на затылок…

Картуз, заряд, мешок, труба, картон…

И перед глазами проплыл, покачиваясь в девичьей руке туесок, берестяной… Поискал её глазами, да видно во двор зашла или в проулок свернула, нет её.

Береста, сам по себе материал, имеющий положительную влагостойкость. Это плюс.

Высокая пластичность материала позволяющая изготавливать из него многочисленные бытовые предметы. Еще один.

На оправку, наматываем слоями на клею, требуемое количество витков, формируем клапана для крепления донца, оставляем сохнуть. Под прессом склеиваем вкладное дно. Его даже можно изготовить заранее и на болванке вставить готовую нижнюю часть. Таким же 'макаром' изготавливаем закладную внутреннюю часть, таким образом, чтоб входила с некоторым усилием. Остается только сама коробушка для заряда. Вот её и можно сварганить из листового железа…

В голове стали постепенно складываться кусочки технологической мозаики, для создания первой в этом мире прыгающей мины.

'Война всегда считалась чем-то кровавым и бесчеловечным. Страдания многих ради прихоти горстки.

Но вот парадокс, Мельпомена никогда ничего не создавала, ничего такого, что двигало бы человечество вперед. Только Арес с его кровожадностью, помноженной на изобретательность человечества в стремлении совершенствования орудий убийств себе подобных, толкал людей вперед семимильными шагами. Великие артисты, сыгравшие великие роли… А что они сделали такого, что продвинуло нас вперед ближе к звездам, к пониманию тайн мироздания… Можете возразить. Они привнесли в нашу жизнь духовность. О да. Гений, умерший в Англии, описал все пороки и страсти присущие роду людскому. Можно спорить что это самый лучший Гамлет, а это Онегин. Они лучшие только в глазах людей своей эпохи. У потомков свои кумиры. И набирая номер сотового телефона, мы не задумываемся о том, что держим в руках военную разработку. Компьютер, без него жизнь многим не мила, а первый нормальный вычислитель появился во время попыток расшифровать код 'Энигмы' во время второй мировой войны.

От первого самолета, с трудом оторвавшегося от деревянного настила до скоростей в тысячу километров, прошла всего одна человеческая жизнь, и до звезд оставался всего один шаг. И он был сделан, военным летчиком. Ох, уже эти мышиные мундиры в любую дырку пролезут. Все под себя гребут…

Давно уже на глаза попадался материал в котором ученые спорили, кто является движителем прогресса. Торговля или война. Едино мнения не было. Но в одном они были единодушны, в стремлении завладеть чужой собственностью люди проявляют удивительную изобретательность и на первом месте стоит, совершенствование своего оружия.

Да что там говорить, война — это двигатель прогресса. Какая бы она не была, — горячая, холодная — она толкает нас вперед и эта гонка может закончиться только в одном случае…'

Лета ХХХ года, Апрель 16 день

— Пригнулись, уши закрыли руками и варежки открыли. — Когда мои добровольные и не очень, помощники выполнили команду. Привстал на колено, оглядел в последний раз поляну, выбранную для испытания.

Никого. Присел за поваленное дерево, перекрестился и дернул за бечеву. Послышался негромкий хлопок и через пару мгновений басовито рванул основной заряд. Переждал когда перестанет сыпаться сверху всякий сор, посмотрел на результат. Приблизительно, на высоте аршина, истаивало дымное облако. Это хорошо, правильно рассчитал, что осьмушка и четыре золотника пороха, подкинут десять фунтов довольно высоко, конному таперича точно не поздоровиться.

— Б… вот это…уло.

Можно не оглядываться и так понятно, мелкий в своем репертуаре. Сначала ругался с пацанами, даже хотел наказывать за мат. Да потом понял, что сейчас он имеет совершенно другое значение и обозначает другие слова. Хотя могу перевести на современный язык.

'Гулящая женщина, вот это, взорвавшиеся женские половые признаки' каюсь. Это мое выражение, сорвалось однажды.

Мои нотации все же принесли свои плоды, не знаю как с друзьями на улице, но в разговоре со мной речь стала гораздо чище.

— Стоять здесь, пойду, гляну, как там, ежели нормально, махну рукой, тогда и придете. Мишка…

— А…

— Бечеву смотай, неча добру пропадать.

Перешагнул через импровизированный бруствер, пошел к месту подрыва…

'на первых испытаниях внешней оболочки, выяснилось, что трех слоев бересты, мало. Нет, скажем, хватает, но только в том случае если мина будет в земле. Прикопал туесок, вложил заряд и сверху груз, по весу. Поджог запал, отошел на пару саженей, хлопнуло, деревянная чушка подскочила на метр. Низковато будет. Осмотрел коробушку, стенки целы, а вот донышко треснуло, как знал, как знал, кусок бересты с собой был, ножом выкроил, уложил на место. Сверху новый заряд, болванку, запал. Поджечь, отойти. Бабахнуло.

Вот це дило, выше меня подскочила. Осмотр показал, что и в этом случае стенки держат, а вот днище снесло, разорвалось посередке. Диагноз ясен. Тонко — раз и надо трамбовать дно перед установкой — два.

Ну и последний тест, оригинал можно не закапывать, а подвязать к колышку. Что и проделал с новой коробушкой…

На ляжке до сих пор фиолетовый синяк в пол ноги. Разнесло её родимую на мелкие кусочки. При осмотре стала ясна причина. Укупорка слишком мягкая, а я слишком сильно затянул веревку и груз не вылетел.

Последним было водяное испытание. Прошло на ура и с первого раза, попробовало бы не пройти, перемазался в чертовой смоле как трубочист. Пожертвовал одним взрывателем, окунул его в расплавленный воск, вставил на место и промазал дополнительным слоем. Уложил готовую мину на дно бочки, залил водой и дал простоять сутки. Вот сейчас она и рванула.

Пока занимался всей этой машинерией минной, ребята навязали из прошлогодней соломы снопов, обмотали дерюгой и даже разукрасили, нарисовав страшные лица… В Хэллоуин такое и не снилось…

Вокруг вырытой заранее ими же ямки, вбили колья и развесили мишени. Один, с такими масштабными испытаниями, я бы точно не справился бы.

Ну вот, из земли, ещё куриться легкий дымок, ближайшую морду разворотило в соломенную пыль, остальные попадали. Здесь все в норме, ничего опасного нет'

Оглянулся, свистнул, привлекая внимание, и взмахом руки позвал, пацанов.

— Все помнят, что и как помечать? Угольки никто не потерял? — Спросил, когда они встали передо мной.

Послушалось нестройное, — да и нет.

— Тогда вперед и с песней, — отправил подсчитывать количество пробоин в мишенях.

Сам же, пошел осматривать округу в поисках остатков мины.

'Изначально планировал сделать внутреннюю часть из железа, для усиления эффекта, но потом отказался, вспомнив о поясах шахидов. Пороховой заряд был зашит в кожаный мешок, в него вставляется картонная запальная трубка и обмазывается смолой. На дно туеса наливается разогретый вар, и всыпается картечь, потом заряд и в промежутки подсыпаются шарики, проливаемые тем же природным герметиком. Сверху деревянный кружок, входящий во внутрь, с боков забиваются маленькие гвоздики. Крышка. Обмазка смолой снаружи, сборка, заделка швов. Муторно…'

Нашел куски бересты перепачканные смолой, обрывки кожи… Да и собственно все. По обломкам определить что здесь произошло, не представляется возможным. Я очень хотел помочь Архипу, насолить ляхам, но и в тоже время остаться пока в тени, не привлекая к себе внимания.

Пока бродил, ребята закончили подсчет очков. Итог. Хреновый итог, в радиусе сажени, понятно будут покойники, в двух, на четыре мишени двадцать шесть попаданий, большинство убойные, ну эти еще достаточно близко. А вот дальше, на трех, на такое количество целей, вполовину меньше. На четырех саженях где два, где одно, да и те не смертельные.

Всё ясно, конус разрыва с высоты в два метра, гарантированно накрывает круг в шесть саженей.

Ошибка понятна, на дно ушла треть картечи, вот она и попала, а боковые безобидно состригли зеленую поросль на ветках соседних деревьев. Слишком высоко взлетела мина. Огляделся, ближайшая береза (Береза!) в метрах тридцати от меня. Прошелся, осмотрел ствол, в полуметре от земли, содрана кора, свежая ссадина. И мне по пояс будет, прямо в середку воткнулась картечина, вошла не глубоко, на пару сантиметров. Ножом выковырнул и, подкидывая на ладони, пошел обратно.

— Всё пацаны, собираемся, и домой, у нас сегодня ещё дел не меряно. Мишка веревку не потерял?

— Не, вот она. — И поднял руку с мотком бечевки.

На обратной дороге, сидя в телеге, они бурно обсуждали испытание и результаты. Я слушал и улыбался, такие планы, Наполеону с Гитлером не снились. А когда выдохлись и стали повторяться вмешался. — Клим, а сколько денег отдали за туески берестяные?

— Алтын за работу, и копейку за десяток.

— Мишка, пальцы загибай, четыре монетки уже есть. Давай дальше считать. Порох потратили три фунта. Почем он у нас?

— Алтын.

— Уже семь, стало. Запал, на все, про все остальное ещё семь. Сколько получается?

Наступила тишина, прерываемая поскрипыванием тележных колес. Оглянулся через плечо, мелкий сидит, нахмурив лоб, загибает пальцы и шевелит губами. Ребята молчат, ведь за подсказку и по шеям, попасть может. Наконец-то получен результат и озвучен. — Это, четыре алтына и две деньги.

— Вот. Четырнадцать копеек, а мы ещё свой труд не считали. Клим, четверть добавь.

Ответ последовал мгновенно, — Три с половиной. Всего семнадцать с половиной.

— Ладно, округлим для ровного счета, пусть будет двадцать. Два гривенника будет. Ребята как думаете, казна купит такое оружье? Не ломайте головы, они откажутся, было такое ужо.

Мина для слабой рати, с её помощью в битве не победить.

— А зачем же мы полторы седмицы это все делали? — Это Сашка Рябов подал голос.

— Правильный вопрос, на него можно по-разному ответить. Мишаня!

— Чаво…

— Чавой, чавой — чавочка с хвостиком. Тебе понравилось, как она бабахнула?

— Ага! Как даст, а потом ветки посыпались, меня даже подбросило к верху. Здорово… — Сказано было с таким восхищением, что невольно оглянулся и посмотрел на мальчишку. У него в глазах светился бенгальскими искрами, уж очень знакомый огонек. Украдкой вздохнув, отвернулся, теперь придется за ним следить как можно тщательней и внимательней. Я не я, буду, если у парня не пиротехническая горячка.

— Взорвали мы её для того чтоб… Димка, а ты что молчишь? Или тебе не интересно было с ней возиться, собирать, подгонять?

— Жалко. — Прозвучал лаконичный ответ.

От такого ответа, я даже на месте подпрыгнул, натянул вожжи, останавливая наш скрипучий дилижанс. — Оп па, чтой то не понял тебя.

— Как делали, понравилась, а вот потом жалко стало. Она дымом изошла, два гривенника по ветру пустили, так что, задарма труд наш пропал. — Клим на его слова, головой кивает с ним, соглашаясь.

Мишку спрашивать и не надо, с ним все ясно.

— Саня, а ты что думаешь, нужно нам такое делать али не стоит? — Задал вопрос его брату.

— Если она для войска слабого… А как же тогда с пользой…

'Вот и почти встало, все, на свои места. Последнее время, с месяц, я начал обращать внимание на склонности своих ребят. Ну, с Климом давно уже все ясно и понятно. Если не станет хорошим управляющим нашего заводика, то уж завхоз получиться отменный, лавку могу доверить хоть сейчас. Намедни узнал одну новость. Клим упросил Отца Серафима и тот учит отрока греческому и латинскому языкам. Вот так девки мальчики, обходят на повороте своего учителя.

У Дмитрия есть тяга возится с железками да не с простыми. Сделав раз, потом второй, показал ему, как и что надо смазывать в нашем моторе. С тех пор, если его насильно не загнать на обед, будет торчать в машинном отделении. Даже один раз, самостоятельно поменял втулку. Слесарь, не виданная профессия, пока что. Ещё немного и спихну на него все, по обслуживанию и ремонту.

Александру плевать на все железки, если она не стреляет или ей нельзя отрезать, хотя бы кусок хлеба. Львиная доля солдатиков сделанных и не проданных, осела у него под топчаном. Они аккуратно уложены в коробочки и иногда мы с ним разыгрываем даже целые баталии. Для этих целей один из столов в учебном классе, расчерчен на квадраты. Из самодельного картона вырезаны и раскрашены леса, горы, реки, пустыни. Ход определяем, бросая кубики, один с ходами, второй с пиками, пищалями, саблями. Один раз нас даже Никодиму пришлось разгонять, так увлеклись… Битвой.

Рановато ему ещё, но думаю быть ему военным. Жаль сословия подлого, а то из него получился бы хороший сотник.

А последний из этой четверки спалился сегодня. Быть тебе Мишаня моей правой рукой… Когда подрастешь.

Спросите о Маше? Помните, я обещал устроить им показательные стрельбы? Было устроено. Сожгли тогда почти все наличные запасы патронов. Наверно из чистого желания похвалиться перед детьми, прихватил свою первую винтовку. Всем досталось стрельнуть из неё по три раза. Результаты были скромными, на полсотни метров в грудную мишень, ребята дали… Нормальные результаты. Маша была последней в очереди. Молча, выслушала мой инструктаж, только кивнула пару раз и сказала, — да.

Легла на расстеленный тулуп и… Её не стало. Подначки и шутки со стороны пацанов она слышала, но лицо, словно окаменело. Рука медленно потянула затвор, заряжая винтовку. Положила щеку на приклад и замерла, выцеливая что-то только ей одной видное. Кто-то из мальчишек, что-то громко крикнул, надеясь испугать стрелка. Ноль эмоций. И только через минуту, тоненький пальчик жмет на спусковой крючок, звучит выстрел. Передернут затвор, звенит выброшенная гильза. Пауза. Выстрел. Перезарядка.

Выстрел. Забираю оружие, она встает и неспешным шагом идет к мишени, а там уже стоят мальчишки, молча. Подхожу и тоже молчу. Слов нет. Из трех пуль, только одна пробила девятку, остальные, лежат точно по центру черного пятна. Вот тебе и тихоня…

И как вы думаете, кто больше всех хотел продолжить? Есть у девчонки талант. Стал приглядываться к ней, она как-то больше все с Марфой. Так вот у меня сложилось мнение, что у девки просто нет нервов или они размером с колокольный канат. На все наезды со стороны нашей 'бабули' она реагирует спокойно, доброжелательно. На ребят смотрит как на расшалившихся детишек с эдаким снисхождением. Может одно и то же объяснять по двадцать раз, не меняя даже интонации в голосе.

Тому свидетель, сам просил с Мишкой цифирью заниматься.

Из незнакомого оружия с первого раза, без тренировок, выбила двадцать девять очков. Вот так'

— Поехали, по пути сказку расскажу. — Уселся на скамью. Всегда нравилась одна загадка.

'На жопе сидит, в жопу глядит и в жопу пьяный' И кто это может быть?

Разобрал вожжи, включил 'первую передачу' и наш 'шарабан' покатился дальше, по пыльной, весенней дороге. Мерно застучали копыта и под этот монотонный звук начал свой сказ.

'Идет по дороге воинство. Всадники впереди скачут, стяги на ветру развеваются. За ними пешцы идут, на плечах пищали лежат, а в руках бердыши несут. Опосля всех, обоз на телегах и возах скрипучих, скарбом воинским нагружены. Идут они с самого утра, устали ужо. Лошадей поить пора, людям воинским также роздых нужон. Впереди поле показалось, рядом речушка не широкая, протекает, а за ней, лесок. Ну чем место не угожее. Самое то что надо. Вода, всех напоить. Место, всех разместить. Лес, место отхожее и дровами запастись можно. Воевода своим начальным людям, приказ дает, — ставить здесь войско на дневку.

И вот поскакали гонцы, вдоль колонны, указы раздавая. Обрадовались все, строй смешался, стрельцы, шагнувшие самыми первыми с дороги, брели в высокой, по пояс, траве громко переговариваясь, обсуждая какие-то свои дела. Один из них зацепился ногой за что-то, как ему показалось, это пук сухотравья, он просто дернул сильнее, вытаскивая сапог, открыл рот, чтоб ответить другам… Да не успел. Снизу послышался хлопок, рядом промелькнула неуловимая тень, и над головой расцвел яркой вспышкой, взрыв.

Картечь разлетелась в разные стороны, убивая и калеча. Первые, молча попадали, а вторые истошными криками привлекли всеобщее внимание. К месту трагедии бросился народ. В разных местах поля, громыхнуло ещё дважды, и новые жертвы заголосили, орошая кровью не скошенную траву. Испуганные кони обозные, вставали на дыбы, ломая оглобли, одна ломанулась на поле, да успела пробежать всего десяток саженей. Очередной взрыв и обезглавленная туша валиться, телега опрокидывается на бок. Медленно, слегка поскрипывая крутиться колесо. Паника становиться ещё сильней, и вот некогда стройные ряды смешались, но удерживаемые сотниками и десятниками, стоят на дороге. Никто ничего не понимает. Перед ними мирное и с виду безобидное поле, да вот беда, трупы убитых и стоны раненых, просящих помочь, за ради пресвятой девы.

Все что они видят, говорит жолнерам, что это поле смерти. Уже послышались шепотки, слабых духом, — Это мол, господь кару на нас насылает.

Но такие разговоры враз десятниками пресекаются. Вон, на дальнем конце, этой 'чертовой поляны', кто-то смелый, решился пройти к пораненным, помощь людям оказать. Смотри, дошел, склонился, закинул себя на спину и понес к дороге. Скинул на руки подоспевших товарищей, пошел снова туда. Глядя на него народ, осмелел, нашлись и другие. Да вот беда, один шагнул дальше, чем следовало и снова взрыв, перекрыл говор людской и теперь спасителю, помощь требуется. Да нет, не ненужно, отмучился бедняга. Опять все отступили, страшно перед напастью неведомой. Решили с другой стороны дороги счастья пытать. Да там также, ад на земле. Стоит рать в чистом поле посередь дороги. Не нашлось больше охочих, судьбу пытать. Воевода команду дал, — Вперед.

Двинулось войско дальше, через пару верст, речушка изогнулась и бродом перед ним предстала. Течет вода неспешно, мелко здесь, дно видно, мелкая рыбешка серебром мелькает, водоросли шевелятся.

А на том берегу, дозор побитый лежит вокруг ямы, что на самом урезе копана, али не копана.

' да что же это такое?'- Вскричал воевода и послал людей верных, осмотреть все, да ему обсказать.

Вошли они в реку, да обратно никто и не вышел. Взметнулся к небу огромный столб водяной, пахнуло смрадом пороховым, да и разметало всех смельчаков по кустам прибрежным…'

Даже охрип маленько от сказа, прокашлялся, сплюнул в траву. — Сашка!

— Что?

— Могет такое быть?

Почему его спросил? Да потому что остальным, игрища воинские, как зайцу рождественскому, барабан. Клима спроси, он опять за деньги гундить начнет, Димке трудов своих жаль будет. Вот и остались всего два брата, акробата. Младший подрастет, если запал не растеряет, сапером сделаю у старшого другая стезя. Надо будет с Силантием договариваться, чтоб взял парня в оборот, на одной теории далеко не уедешь.

Однажды в игре, он довольно сильно потеснил мою оловянную армию, заставив уйти в глухую оборону.

Тогда-то я и вспомнил, про диверсантов, обозвал их егерями, и тайными тропами забросил в тыл его войска. Мне это, по правде говоря, победы не принесло. Но в последующем, мы с ним даже сыграли пару раз, обкатывая разные варианты. Даром что мальчишка, мозги у него, как у хорошего шахматиста, я на пару ходов вперед смотрю, а он так закрутит, что понимать начинаю, только, когда его конники мой обоз громят или ставку окружают.

— Не, так не получится. — Он почесал затылок, сдвинув шапку на глаза.

— Это почему же?

— Ежели войско обучено, без указа никто на то поле и не пошел бы. Только ополченцы, так могут, баранами переть. Дозор маловат, да и всех за один раз не перебьешь. — Оглянулся на него, а он плечами пожимает.

— Мы с тобой егерей, обсуждали, могут они войску урон нанести?

— Наверно да.

Да, веры у него ещё маловато в новый род войск.

Скрипели колеса, плелись разговоры, и птичка свистела в кустах

Нам надо успеть, до обеда добраться ведь есть ещё дома дела…

Выехали из леса и покатили по укатанному тракту, скоро догнали, медленно плетущийся обоз. Пристроились в хвост и поползли вместе с ними. Стражник или уж кто там, не знаю, подъехал, посмотрел на нас, не говоря ни слова, ускакал вперед, видимо посчитав не опасными, четырех мальчишек и одного взрослого.

Посмотрел ему вслед, на пять телег, трое конных и человек пятнадцать пешком идут. Возы у них тяжко груженные, груз плотно увязан и притянут к телегам.

Ползем себе потихонечку, я с ребятней разговоры веду, по сторонам не смотрю. А надо бы. Через версту где-то, дошли до небольшого взгорка и встали. Лошади соседей видимо совсем устали и сил втащить даже в такую небольшую горку, уже нет. Мужики, облепили первую телегу как муравьи и подбадривая себя криками, стали заталкивать на гору воз. Вытянув, перевели дух, пока спускались вниз и опять шутки прибаутки соленые, даже нам слышно, потащили следующую. Немногочисленные охранники, разделились, один наверху остался остальные у нижних, крутятся. Долго им ковыряться, потянул вожжи, направляя Ласку в объезд, и по обочине начинаю обгонять (как меня бесит это)

Место это, какое-то неприятное, узкое, верхушки деревьев высоко, так и кажется, что по ущелью едешь.

В тупой башке, мысль проскочила.- ' Только афганских моджахедов не хватает…' Накаркал.

Из кустов, с правой стороны раздался выстрел, стеганувший картечью по верхнему стражнику и залихватский свист. И на дорогу поперла толпа, а мы на середине подъема. Кричат, железом острым машут. Все что успел, заорать дурниной, чтоб держались, про яблоки моченые и начать материться во всю глотку, да врезать по толстым бокам, вожжами. Выхватил хворостину, рядом со мной между досок воткнутую, и давай обламывать о конскую задницу. Мне не ведомо, что именно послужило 'закисью азота', но на взгорок мы вылетели пулей. А впереди несся конь охранника, только его в седле не было, бедолага остался позади в луже крови.

Колеса грохочут по ямкам, нас подкидывает и швыряет из стороны в сторону, это не за рулем, где есть, за что держаться и во что упереться. Здесь все по другому, а я вдобавок почти что 'чайник'. Шагом могу, ну до рыси поднять, а вот так, галопом… Впервые. Спасибо кобыле, прет по самой середке, рулит почти не надо. Оглядываюсь назад. Ссука! Какая-то сволочь скачет за нами, догнать нас, дело двух минут. Ближе всех сидел Мишка. Хватаю за шиворот и сажаю рядом с собой, отдаю вожжи и обломок хворостины, кричу, — 'чтоб гнал, не останавливаясь'

Пацаны прижались к бортам, держаться чуть ли не зубами, полюхаюсь в центр, никого не задавив, оборачиваюсь, вытаскиваю пистолет. Конный уже в двух десятках шагов и мне видно, что это не обозный. Взвожу курок и жду, когда тать нас нагонит. Как только он поравнялся, стреляю…

Патрон был картечный, кажется, я убил обоих и коня и разбойника. Потому что лошадь, всхрапнула и кувырнулась через голову. Пыль поднимаемая колесами, скрыла место трагедии.

Тут меня по плечу кто-то хлопает, оборачиваюсь, Клим. — Чего тебе? Спрашиваю его довольно резко.

А он спокойно так, — Слезь с ноги, больно. Я матюкнулся и привстал. Он вытащил ступню из под меня и стал её растирать, морщась при этом.

Я крикнул Мишке, — Мелкий, тормози, пока кобылу не загнали. — Оглядел всех, — Больше ни кого не покалечил?

Последовала почти бодрая разноголосица, — Нет.

— Ну, и, слава богу. Димка, Ласку под уздцы, не дай ей встать, веди вон к тем деревьям, от них до деревни три версты будет. Сашка, пробегись назад, кустами, глянь что там. Ежили что, убегай. Остальные из телеги брысь. Соскочили, придерживаю хромающего Клима, Мишка с другой стороны, я за борт, держусь, пошли в нужном направлении. Через десяток шагов, оглянулся, никого, а на душе погано. Саню за каким-то хером послал незнамо куда. — Мишань, догони брата и оба бегом обратно. Понял?

Он припустил так, что только пятки засверкали.

Иду, по сторонам смотрю, да оборачиваюсь через каждые пять шагов, в очередной раз заметил две мальчишеские фигурки бегущие в нашу сторону. Подсадил Клима на телегу и остановился, дожидаясь своих ребятишек. Заодно решил и пистолет перезарядить. Остановившись напротив, Сашка оперся руками на колени и согнулся, тяжко переводя дыхание, малой тоже еле дух переводит.

— Пойдем, хлопцы. Нельзя здесь задерживаться. Отдышись, потом расскажешь, — Пресек попытку Саши, начать разговор.

Через пару десятков шагов, он заговорил. — Прежде чем Мишаня меня догнал. Я до дороги добежал, недалече от того места где ты татя стрелил. Живой он, орет как резаный, а вот лошадка лежит не двигаясь. Тут мы обратно побегли, больше ничего не увидел.

Я взъерошил, потные волосенки на их головах, сказал, чтоб шапки надели, а то простудятся и мы пошли по следам нашей телеги.

'Плохо, очень плохо. Хотя черт его знает, что лучше, взять очередной грех на душу или ждать сегодня ночью али ещё когда, налета разбойничьего на деревню. Надо до дома торопиться. А что на возах было?'

— Сказывай, голубь сизокрылый, каковую шкоду учинил? — Силантий, сидел в красном углу на лавке под образами. Ворот рубахи расстегнут, видна грудь, заросшая седыми волосами. Откинувшись на бревенчатую стену, внимательно смотрел за тем, как выпив воды из кадки стоящей у печи, начинаю раздеваться. Скинул кафтан, расстегнул пояс, повесил на вбитый в щель колышек и завозился с застежкой на 'сбруе' Язычок медный и если посильней дернуть, сгибается, потом трудновато бывает рассупониться. А было с чего, как я ещё сегодня кобуру не оторвал… спасибо шорнику, накрепко пришил.

Заело, блин.

Прошел к столу и уселся на лавку, не оставляя попыток освободится. — Какую шкоду? — переспросил, не поднимая головы. Из-за голенища достал засопожник, просунул между ремешками и потихоньку начал разжимать.

— А такую, кобыла в мыле, парня покалечил…

— Тебя же не был, когда мы во двор въехали. А… тебе уже сказали, вот ябеды. С Климом пустяк, ногу ему отдавил, когда по телеге прыгал.

— !?

Глянул на него. Сидит, эдакий старый седой сыч и внимательно следит за мной.

— Пустое. Мы с полянки ехали, та, что недалече от болота…

— Ты сказывал.

— Вот, на дорогу выехали, обоз догнали, с пяток телег сильно нагруженных, с ним трое конных и полтора десятка холопов. На 'мокром' взгорке, там ещё ручеек из леса, ежели к нам ехать, по левую руку вдоль дороги течет. Кладь видно тяжела, лошадки заморены, внизу стали. Людишки обозные, по одной на самый верх толкать начали. Постоял маленько, обождал, а потом решил объехать. Уж больно, мешкотное дело у них. Один конный на самом верху остался у первой телеги, народ вниз пошел, а мы ужо до середки, доползли. Туточки с кустов из пищали, стрельнули, и мужичье выбегать стало.

Как Ласка нас вытянула, одному богу известно. Того стражника пулей сковырнули, успел заметить как на земле лежал. Опосля, думаю через пару верст, за нами тать погнался конный. Пришлось назад в телегу прыгать, оттуда стрелять удобственней.

— Убил?

— Угу, коню башку прострелил, а разбойник думаю, побился падучи. Сашка потом назад сбегал, глянул что там, молвил, — 'Ругается' — наконец-то гребаная застежка, расстегнулась, надо будет язычок из железа делать.

— Думаю, надобно стрельцов твоих…

— Федька, угребок, твою мать, надо было в татя стрелять, а не в лошадь, — И грохнул по столу кулаком.

— Да промахнулся. — Заорал в ответ, — Думал вообще из телеги вывалюсь на хер. И не вопи как баба на сносях. Как думаешь, к нам явятся? — Спросил уже спокойным тоном.

— Является только черт во сне. — Он встал из-за стола, — Пойду ребятишек будить, неча дрыхнуть.

Уже в дверях, остановился, проворчал, — Дать бы тебе… Плетей с десяток. — И вышел.

Я же скинув надоевшую сбрую, положил пистолеты на стол, сел на лавку и стал чесаться.

'перешивать надо, удавлюсь на ней когда ни — будь'

А что прикажете делать, до субботы ещё далеко, душа с горячей водой здесь ещё нет, это не Московская усадьба с центральным водопроводом и теплым сортиром. Никодим ворчал по началу, обозвал меня пару раз нехорошими словами, а зимой притих. Да всех дел было… Потом расскажу…

Со двора донеслись крики и громкая ругань, схватил со стола пистолеты и метнулся на выход. В дверях столкнулся с Силантием. Он отбил одну руку в сторону, вторую перехватил своей единственной клешней, прижал меня к косяку, — Кудой ты собрался?

— Да там… — Мотнул головой в сторону, — кричать начали.

Он отпустил меня, — И что с того? Федька, тетерка ты голожопая, ежели это не я был, а тать какой?

Ты куды, сломя голову бежишь?

— А я тебе что стрелец, какой…

— Так сиди здесь, а не под ногами путайся. Ужо навоевал сегодня.

— Думаешь…

— Я те что кобыла твоя? Ведомо что татя того стрелить надо было, а тебе конинки захотелось… Сказал бы, робятки мигом лошадку разделают.

— Да говорю ж тебе — промазал.

— А почему? — Глаз прищурил, словно целиться.

Да понятно почему, потому что не хотел убивать человека, вот почему, да только сдаваться без боя не хочется. — Так почему? — передразнил старика.

— Ща как дам леща, чтоб не блажил. Скажи там бабам, пусть пива принесут и рыбки вяленой. Да и снедать пора. — Пошел к своему месту, на лавку, под образа. А я стою, одна нога в сенях вторая в доме, раскорячился по самое некуда и не знаю куда идти, чего делать.

Честно сознаюсь, побаивался Силантия. Рядом с ним чувствовал себя сопливым пацаном, хотя саму уже пятый десяток пошел. О! пока вспомнил через две недели день рождения… В прошлом году в качестве подарка по жбану получил, а что будет в этом…

— Федька! — Я аж вздрогнул от окрика, — Ты или туда или сюда, но лучше туда.

— Блин. Я тебя старый черт… Петра первого устрою, бороденьку-то обстригу, — Проворчал вполголоса и вышел, закрыв за собой дверь. На крыльце встретил Димку и братьев.

— А Клим где? Как у него нога? Кто кричал давеча? — засыпал их вопросами.

Меня успокоили. — Клим в порядке, уже даже и не хромает, кричали стрельцы, одному из них кобыла на ногу ступила. Дед Силантий их дозором выставил на околицу.

— Так, отвечать по одному. Кого дозором поставили, вас или стрельцов?

— Стрельцов. — Ответил Сашка, дернув при этом за рукав полезшего вперед малого.

— Ясно. Вы ели чего ни будь?

— Нет ещё.

— Ну, пошли тогда. — По моему наущению, Никодим расщедрился на копейку в месяц, из местных, деревенских, выбрали тетку, и она теперь кашеварит у себя дома, готовя еду на всю нашу дружную компанию. Полтора десятка стрельцов, шестеро артельщиков, ну и мы иногда приезжали.

Поставили на её подворье летний навес из обрезков, столы, лавки, а печь на улице и так была. Нормально готовит. До Марфы ей конечно далеко, но по деревенским нормам, вполне прилично. Самое главное, сытно. Никогда не любил пшеничную кашу, а тут с баранинкой, с лучком жареным да зеленухи вдоволь с чесночком… Вот что значит с самого утра на ногах и не жрамши. Сглотнул тягучую слюнку.

— напомните, что Силантий пива просил с рыбкой ему принести.

Пройти по улочке…

'тропа в лесу больше чем эта деревенская стрит. Вот плюс, нет тракторов и автомобилей, трава просто немного вытоптана. Зато по весне, когда здесь был, снег ещё не сошел, таяло все вокруг, не было непролазной грязи присущей веку будущему'

До соседнего дома всего ничего, десяток шагов, открыть скрипучую калитку и войти. Мальчишки, едва вошли, со всех ног бросились к колодцу. Одним из решающих доводов как раз и было его наличие на подворье. Когда подошел, они уже с помощью колодезного журавля доставали первое ведро, холодной вкусной воды. Пока умывались, вышедшая на крыльцо своей избушки хозяйка, спросила — будем ли мы, есть. Пацаны дружно прокричали — да. Я обошелся кивком, хотел. Вспомнил про воблу…

— Глаша. Силантий пива просил и рыбки. Отнесешь? — Никак не привыкну, разговаривать тоном хозяина или человека более высокого положения, плохо получается. Так и хочется извиниться за свою тональную грубость.

Она же, просто кивнула на мои слова, спускаясь с крылечка в две ступеньки и направляясь к навесу летней кухни.

— Ну что оболтусы, наплескались? Пошли есть.

— Федор, а кто такой оболтусы? — Это Мишка спросил, вытирая мордашку подолом рубахи.

— Много будешь знать… Быстро помрешь.

А ничего так обед сегодня, рыбный. Ушица простенькая да щука жареная. Хорошо хоть хлеба навалом.

После перекуса отправил ребят в дом, а сам пошел искать Силантия. Пока ели, он, выпив пару кружек, куда-то свинтил. На околице меня окликнули сидящие за плетнем стрельцы, — Ты куда?

— Силантия ищу.

— А на кой он тебе?

— Может сказать, где кошель с деньгами храню?

— Он к артельщикам ушел, упредить. — Обиженным голосом ответил кто-то из молодых ребят.

Строители жили в старой заброшенной избе, неподалеку от стройки на окраине деревни. Пошел туда.

Деревня, громкое название, какие-то полуземлянки построенные в хаотичном порядке. Центральная улица извивается причудливой лентой, сворачивая то к одной избушке, то к другой кучке потемневших от времени бревен символизирующих жилище. Отхожих мест как таковых нет, ходят в сараи на солому. Зимой живут вместе со своей скотиной, спят на полатях, старики существовали на печках, топившихся к стати по черному. Дым выходит через маленькое волоковое оконце. Вонь стоит невыносимая.

В самый первый приезд, меня хватило всего на три минуты, потом заслезились глаза, запершило в глотке, выскочил во двор и с трудом отдышался.

Силантия нашел там, где и сказали, в домике у артельщиков, он выговаривал старшему. Когда я приехал и весть принес? Так эти герои захотели поучаствовать в разгоне неформалов. Послушал пять минут, и понял. Если ещё и я с тем же вопросом подойду, то мою шкурку повесят сушиться, выставив на всеобщее обозрение. Ну, их, пока пойду лучше осмотрю нашу вотчину. Площадь отхапанного у деревни куска имеет в длину сто пятьдесят саженей и в ширину двести, двести двадцать.

Основные постройки уже возведены, осталось крыши доделать. Заодно нашли место для колодца, мужики говорят, — что там есть вода. Это хорошо, потому, что у меня тут же нарисовалась водонапорная башня, кубов на десять. Насос от ветряка запустим, утеплим овечьей шерстью, а зимой воду подогревать буду, чтоб не замерзала. С грустью посмотрел на кустарник, подступающий вплотную. Надо все-таки строить пилораму, доски для забора пилить, а то у меня скоро агрофобия разовьется. Можете смеяться надо мной, но пару вышек для часовых обязательно поставлю. Думаю возражать, никто не будет, пока шел сюда, пару чиграшей на крыше видел, в зеленых кафтанах и сапогах. Лежат голубки, округу осматривают…

— Федор! А ты что здесь забыл? — Силантий подкрался и спросил тихонечко.

'Блин, убью тебя лодочник……'

Я, подпрыгнув от неожиданности, отскочил и развернулся, выхватывая из-за пояса пистолет.

— Силантий. Чума на твою голову, чтоб ты облысел зараза, и зубы у тебя по выпадали, чтоб у тебя уд на лбу вырос, как поссать так нагибаться…

А он только расхохотался в ответ, обнял за плечо, — Звиняй. Ты чего пришел?

— Да тебя вахлака искал.

— На кой?

— А я уже и не помню, из башки все повыскакивало. Ты с ними чего ругался? — Кивнул в сторону артельной общаги.

— А… Пустое. Решили помочь, за долю. Так я их послал, куда подальше. Поранят кого, али того хлеще пришибут, меня Никодим с гавном сожрет и ты ему поможешь. Вам обоим ужо неймется, сюды переехать. Так?

Я сначала дернулся руку с плеча скинуть, да куда там, — Ну… Да.

— Вот про то и молвил, этим сучкорезам, что без них обойдемся.

— А меня почто испужал?

— Эх, Федька, Федька, да ты себя со стороны не видишь. Стоишь посередь, руками машешь, да сам с собой речь ведешь. А иногда у тебя взгляд пустой бывает, сидишь да на стенку смотришь, а губенки шаволются. Чаво удумал?

— С чего ты решил?

— Ох, не слушаешь ты меня. Да с того, что опосля таких посиделок, всякие диковинки творить начинаешь. Ну, сказывай.

— Вышки дозорные надо поставить. Вон там и здесь. — Показал на предполагаемые места.

— Про дальнюю согласен, как раз будет, а здесь без надобности.

— Как думаешь, тати придут? — Спорить и доказывать сейчас свою правоту, не хотелось, все равно, по-моему, будет. Поставлю так, чтоб вся территория фабрично заводской мастерской, просматривалась. Вот и решил сменить тему разговора.

— А бог его знает… — замолчал, подумал о чем-то, и продолжил. — Ты вот на меня в доме обиделся.-

И выставил изуродованную руку, с железной чашкой вместо кисти и торчавшим из неё кинжалом, останавливая, готовые сорваться с губ возражения.

— Обиделся, у тебя на морде, как на пергаменте писано было. Не шутковал я, говоря, что надо было татя стрелять. Ежели ты его убил бы, то покойник не скажет куды вы побегли.

— Да мы через поле поперли, там такие следы остались…

— Тю, та трава поднялась ужо и поле опять диким стало. А так живой разбойник, своих на татьбу подобьет, да и укажет где вы с дороги свернули. Пойдем. Надо нам ещё пищали осмотреть…

Ночь прошла довольно беспокойно. Пару раз часовым что-то мерещилось и они поднимали нас. Просидев с полчаса и выяснив, что тревога ложная мы уходили обратно спать. Мне повезло, признав меня не годным к строевой, освободили от почетной караульной службы. Да только совесть моя бодрствовала и заставляла бренное тело, шарахаться от малейшего шороха. Только перед самым рассветом, когда темнота стала серой, и постепенно светлело, немного успокоилась и задремала.

'Темные линии ложатся на белоснежный ватман, выводя контур опорной рамы. Она вдруг отрывается от бумаги, обретает форму, объем и медленно вращается, показывая себя со всех сторон.

Замирает, начинает светиться, пульсирующим красным отблеском на угловом соединении. Увеличивается в размерах, и сразу становиться понятна причина. Силовая часть выполнена на коротком плече поперек волокон, а надо наоборот, ибо нагрузка здесь идет сверху вниз. Перестраивается, окрашивается зеленым и отъезжает назад. Появляется редуктор, потягиваясь как ленивый, сытый кот, ползет к своему месту, подняв вверх, словно хвост, короткий приводной рычаг.

Прежде чем встать на крепления, покачал маховиком в разные стороны, потом улегся и застрекотал храповиком, словно замурлыкал. Приползла подающая тележка, крадучись словно мышь, она тихонечко заняла свой пост и затаилась. Бодро промаршировали крепежные шпильки, ввинтились в деревянную балку и заблестели полированными головками. Многочисленными тараканами изо всех щелей полезли гайки, гвозди, бочонками прокатились нагели, прискакали заклепки. Вся эта живность облепила раму, вгрызлась в неё с противным скрежетом и жужжанием. Потом разом все стихло…

Бум… Хлопнуло вдалеке. По листу пробежала рябь. Бумс. Грохнуло ближе и гораздо сильней. Деревянная линейка, прижимавшая край соскользнула… Краешек изогнулся, а вместе с ним покосилась вся конструкция. Сердито зашипев, кот вскочил, распушил хвост и, выгнув спину, замахнулся когтистой лапой, зацепился за плечо, — Вставай — Промурлыкал голосом Силантия'

Открываю глаза и вижу в предрассветных сумерках склонившегося надо мной старого стрельца.

— Вставай. Разбойнички идут.

Резко сажусь. Потянулся под лавку за сапогами. — Сколько их? — Наматываю портянку и сую ногу в голенище.

— Ребята видели пятерых, от леса крадучись идут, я на всякий случай послал двоих глянуть у артельных, чтой то не по себе мне за них. Как бы не полезли…

— Мне, где место определишь, сотник? — Надеваю второй сапог, встал, притопнул. Вроде нормально, не елозят. Со стены сдернул свою сбрую, накинул, застегнул чертову застежку, вторую. Проверил, как вынимаются пистолеты. Нагнувшись, вытаскиваю котомку, порывшись в ней, достал коробку с патронами. Эх, блин, мало взял, всего двадцать штук, пять с пулями остальные картечь. Я её переделал, вспомнив о вязаной. Теперь она кучно летит на десяток шагов и только потом разлетается.

Распихал все по кармашкам, нашитым на лямки, положил на место засопожник и ещё раз попрыгал.

Никодим сидевший на кадке у входной двери с усмешкой следил за моими манипуляциями, — Федь, а зачем ты каждый раз скачешь?

Да стереотип это, вбитый киношными боевиками… — А хрен его знает, — Честно ответил. Но думаю, он мне не поверил.

— Готов?

— Да. Пошли, — И сделал пару шагов по направлению к двери. — Силантий, а как определить где наши, где тати?

— Деревенским велел запереться и носа не казать, моих ты всех знаешь, значиться, кого незнакомого увидишь, стреляй. И прошу тебя — мне пораненные, не надобны, — Стрелец довольно жестко закончил разговор. Повернулся и вышел.

Догнал его уже на выходе со двора, пристроился рядом. Он шагал широким шагом, и мне пришлось прилагать усилие, чтоб не затрусить рядом трусцой. Через двадцать метров я сдался, ухватил его за рукав, — Погодь чуток, не поспеваю.

— Тьфу, короста. — Он ругнулся, но шаг убавил.

Место мне определил не далеко от дома нашей поварихи, там проулок промеж избушек, как раз на поле выводит, за ним, в полверсты будет лес. Оттуда тати идут. В крайних подворьях, засело по трое ребят Силантия, так что я посередке оказался, было велено стрелять, во все что шевелиться и идет на меня. А что уже не шевелиться — расшевелить и пристрелить.

В принципе логично, моя задача остановить, а стрельцы двумя залпами перебьют нападающих и добьют уцелевших. В тоже время, у меня есть место, куда отойти, если что пойдет не так.

Силантий ушел, оставив меня одного.

Мне почему-то стало жарко, аж пот на лбу выступил. Расстегнул кафтан, открывая грудь утренней прохладе. Через пару минут стало зябко, запахнулся. Жарко… Холодно…

А потом пришел колотун бабай и меня натурально затрясло от осознания того что мне предстоит сделать. В первом случае спасал свою жизнь, во втором, честно сознаюсь, стрелял в лошадь, сейчас же мне надо было убивать осознанно… Ловить врага в прицел и нажимать на курок…

Ладони вспотели, вытер о ляжки, стер пот со лба шапкой.

Да. Я трусил… Да мне было страшно… Вот так осознано, лишить кого-то жизни…

С тоской подумал о фронтовых ста граммах. Ну, грамулечку, хотя бы глоточек, чтоб просто отпустили сжатые в тугую пружину нервы…

Да что ж такое твориться…

Если эти уроды сейчас не появятся, сам побегу вперед с криками, — за Родину, за Сталина.

Минуты ожидания падали каплями, расплавленной смолы, медленно и тягуче. Я превратился в одно большое ухо и огромный глаз, всматриваясь и вслушиваясь в утреннюю тишину да заросли какого-то кустарника.

'Некстати вспомнилась армейская служба, первый караул. Бессонная ночь, полная тревоги и страхов.

Не упомню, какая смена была, поставили охранять бомбосклад. Первое от чего стало жутко, это от осознания того что рядом со мной, находятся тысячи килограмм взрывчатки. Я даже задышал через раз, боясь потревожить покой этих спящих чудовищ. Десяток авиабомб, каждая весит по девять тонн, дремали, укутавшись в брезент… Ночь, темно, ветер шевелить края маскировочных сетей…

А мне уже слышится, как они посапывают. Знаю, что сейчас безопасны, а все равно… Страшно…

Прослужил наш призыв всего неделю. Только-только в часть прибыли, обживаемся потихонечку, первая партия, из пополнения. В палатке на двести человек, ютилось всего три десятка. Какая жизнь у новобранца — утром подняли, на физо сгоняли, отвели в столовую, покормили, обратно привели. Сиди, читай уставы.

Входит прапорщик и прямиком к сержанту, о чем-то переговорили. Нас строят и ведут в сторону складов, расположенных неподалеку от нашего стойбища. Подводят к вагону, и прапор толкает речугу.

— Мол бойцы, вам выпала великая честь, ла — ла, бла- бла и мать вашу, тра-та-та, чтоб разгрузили через полчаса.

И уходит вместе с сержантом. Мы настроенные на трудовой подвиг, всей толпой бросаемся вперед. Откатываем дверь и самые осторожные отступают назад. В три ряда, друг на друге, в деревянной укупорке, под самый потолок, стоят бомбы. Всякие, от четвертинки до сотки. Сами понимаете, деваться некуда, аккуратно, не дыша, медленно вынимаем первую, относим поближе к дороге. Вторую, третью… Кажется, что они никогда не закончатся. Идет обратно сладкая парочка, подошли, постояли, посмотрели на полудохлых муравьев, таскающих личинок и куколок. Прапор, старый мужик, прослуживший всю жизнь и навидавшийся всякого, даже не матерился. Он и сержант, влезли вагон, выгнали оттуда, всех кто там был… А потом мы, салаги, чуть не обосрались…

Из открытых дверей на траву одна за другой посыпались, эти чертовы бомбы. Один валил пирамиду, а второй просто выкатывает наружу.

Ну, мы и залегли, кто, где смог…

Бодрая 'уставная команда' исполненная в две луженые глотки, подняла нас и через полчаса, вагон был разгружен. Такой цирк бывал два раза в год, весной и осенью… С каждым призывом…'

Кустарник, в конце проулка, зашевелился, дрогнула и опустилась вниз ветка. Я разглядел на фоне зелени, белое лицо человека смотрящего в мою сторону. Послышался треск сучьев и на тропу стали выходить вооруженные, разным острым железом, люди.

Засунув один пистолет в кобуру, выдернул пяток патронов, сжал в кулаке.

Разбойники шли, переговариваясь между собой, я насчитал девятерых.

'Пять, пять, трепло'

Они уже подошли вплотную к жердяным заборчикам, когда один из них вдруг остановился, — Погодь. — Придержал идущего рядом за плечо, и как собака стал принюхиваться.

'Стрельцы, фитили запалили… Учуял гад'

До них было метров двадцать, для меня более чем предельная дистанция, но если сейчас полезут во дворы…

Вскочил на ноги и закричал, срываясь на фальцет… Самое приятное слуху, это слово, — мать, остальные не для женских ушей. Для того чтоб меня было лучше слышно, выстрелил в их сторону.

Попал! Зацепил кого-то. В ответ донесся разноголосый вопль, от боли до простых криков. Раненый остался кататься на земле, а остальные бросились в мою сторону.

Никогда в жизни мне не удастся повторить такую скоростную перезарядку, они пробежали с пяток шагов, когда вскинув оружие, вторично нажал на курок, на этот раз патрон был дробовой. Красиво, но мимо. Нажал защелку, откинул ствол, выдернул стреляную гильзу, вставил новый патрон, прицелился, выстрелил. Удачно. Одному перепало, споткнулся на бегу, выронив здоровенный свинорез и матюгаясь упал на четыре кости.

И тут из-за забора, сначала с одной стороны, потом со второй, грохнули шесть пищалей, проулок заволокло дымом. Истошно завопил раненый, я отбежал к стене избушки и прижался к ней спиной.

Держа пистолет наготове, всматриваюсь в эту завесу. А там, судя по звукам, стрельцы добивали татей. Крик раненого оборвался, и наступила тишина.

— Эй, ты где? — Из пелены показалась фигура человека, идущего в мою сторону, в правой опущенной руке, сабля. По одежке, вроде наш, на всякий случай подымаю пистолет.

— Федор, это я Тимофей, не стреляй. — Стрелец остановился в нескольких шагах.

'Вот из чего дымовую завесу делать. Шестеро стрЕльнули раз… Блин'

Отлипнув от стенки, шагаю ему навстречу. Да, этот наш. Показался ещё один.

— Тимоха, там пацан прибежал, сказывает, Силантий прислал, говорит, чтоб к нему шли.

Первый повернулся ко мне, — оставлю Курчавого с тобой, заховайтесь и носа не кажите, может еще, кто придет.

Пока разговаривали, нас обступили подошедшие стрельцы. Он скомандовал, — Айда за мной.

И топая сапожищами, они убежали. Оставив в обществе угрюмого, как потом выяснилось, молчаливого, парня и девяти покойников, тоже как-то не расположенных к беседе.

А у меня начался отходняк, захотелось поговорить, рассказать обо всем что видел и слышал.

Все попытки разговорить парня не удались, он только кивал головой, да крутил ей, осматривая проулок и улочку. Мы отошли назад и устроились в первом же дворе. Шавка, попытавшаяся тявкнуть, взвизгнула от удара прикладом и удрала прочь. Натаскали сена, по две охапки, бросили у забора и 'затаились' Лениво жуя соломинку, стрелец снисходительно посматривал в мою сторону, изредка кивал, для поддержания беседы. А я заливался соловьем.

'Это сейчас, по — прошествии времени понимаю, что нес откровенный бред'

Терпения или жадности парню было достаточно, но видимо я его допек, он откуда-то достал, кожаную флягу, глотнул из неё и перебросил мне.

Открыл, понюхал, голимый чемергес, хрен с ней с эстетикой, присосался… И впервые услышал голос своего напарника, — Э… Э, оставь малость…

Занюхав рукавом и зажевав выдернутой из кучи травинкой, вернул владельцу его добро.

Минут через десять, у меня только прижился выпитый самогон, с другого края деревни грохнул залп через паузу ещё два выстрела потише и опять наступило тревожное ожидание. Просидели ещё где-то с час, алкоголь сделал свое дело, я даже задремал. Сквозь дрему услышал разговор, это прибежал посыльный. Поднимаю голову и… — Едрить твою через колено поленом в задницу кочергой по рогам…

Домой вернемся, убью заразу лично, ждать ни буду, отловлю и казню лютой смертию, прямо сейчас, на месте.

Увидев меня, Мишаня взвизгнул и ломанулся со всех ног вдоль по улочке в сторону усадьбы. А во мне проснулся кровожадный тигр, захотелось, — пришибить кое-кого, да крови напиться. И кажется, знаю кто эта жертва.

— Что он молвил?

Курчавый, флегматично посмотрел вслед удирающему пацану, повернулся и спокойно ответил, — Пошли, татей всех побили, — Встал, отряхнулся, поднял свою дурынду именуемую пищаль, закинул за спину бердыш, подвесив на ремне.

— Айда что ли…

— Пошли. — Нищему собраться, подпоясаться.

Всего этим утром мы перебили восемнадцать человек, у нас четверо раненых, один из них серьезно, вогнали в брюхо полвершка холодного железа, но возможно, что кишки целы. Из всех засад наша оказалась самой удачной. Одна просидела вообще просто так. А вот третьей, во главе которой был Силантий, досталось полной мерой. На нас вышли как бы колонной, а вот ему достался рассыпной строй, да ещё из кустов скачущий.

Ещё есть шанс, что парень выкарабкается. Глаша варила сейчас, луковую похлебку, потом ей напоят стрельца и если опосля от раны запахнет луком…

Спросил у неё, — не видела ли она Силантия?

Тетка пожала плечами, промокнула платочком глаза, — Сказывал, вот — кивнула на котелок, — сварить, а куда ушел, не ведаю.

Старый пень, найду, загрызу. Это он сподобился послать мальца вестовым, бегать между засадами, а ежели что не так пошло? А?

Пришли с Курчавым к артельщикам на усадьбу, нет его там. Спрашиваю, — где?

Отвечают. — Только что убег к поварихе.

По дороге к ней заглянул в дом. Пусто, кувшин с пивом стоит недопитый, значит сюда даже не заходил.

Пойду, проведаю ребятню, заодно уши с яйцами оборву, а потом и башку, она ему после этого все равно не понадобиться. Вываливаю на улочку со двора и нос к носу сталкиваюсь со своими двумя кандидатами. Идут, блин в обнимку, Силантий здоровую руку положил Мишке на плечо и мирно разговаривают.

Что-то я не догоняю или в лесу медведи сдохли. Малой боится стрельца до дрожи в коленках, а тут такое…

Увидели меня, Силантий, заводит его себе за спину, — Справного отрока растишь, Федор. Помог он сегодня знатно, вести стрельцам молвил…

— Я ему сейчас молвлю, блин. Растак, его через плетень, коромыслом…

Эта сопля зеленая, выглядывает из-за спины и убивает меня на месте, — Дедушка Силантий…

Всё что я смог сказать через пять минут, стояния с открытым ртом, было несвязанное мычание.

Пользуясь, самым наглым образом мой временной беззащитностью, они, заметьте Они, взяли с меня утвердительный кивок о том, что я не буду обижать юного героя. Что-то действительно не понимаю. Жесткий, а порой даже жестокий, Силантий держал всю детскую команду в страхе божьем, зачастую все его воспитание сводилось к затрещине или пинку под задницу. Разговор у него с ними предельно короток, — пойди, принеси, положи, ступай. И тут — Дедушка Силантий…

'Да не этот ли 'дедушка' тебя заморыша вожжами драл…'

Может и мне пора? Драть их как сидорову козу…

Оставим на потом. Сейчас есть более интересные вопросы.

— Хрен с вами, живи. Даю слово, честное пионерское. — Ляпнул, и Мишке кулак кажу, — В глаз получишь, а теперь брысь домой, чтоб глаза мои тебя не видали.

Подростка сдуло порывом ветра. Проводив взглядом, посмотрел на Силантия, — Что о татях молвить сможешь. Кто они и откуда?

— Не ведаю. — А самого морда хитрая и улыбается.

— Силантий Митрофанович, — И согнулся в поклоне, отвесив поясной поклон, — не откажите в любезности, молвите слово мудрое…

— Ну тя Федька в жопу. Пойдем, пиво допьем, ты его не вылакал ненароком?

— Вот те крест. Я что самоубивец какой? Мне легче у нашего барбоса кость отнять, чем у тебя из кружки глотнуть.

Стрелец шагнул к воротам и зычно крикнул. — Глашка, пива принеси… Да и пожрать чаво, токмо рыбы не надо, мяса хочу…

Повернулся, ткнул меня в бок пальцем, — Пошли что ли, негоже на всю уличку глотку драть.

Как думаете, что он сделал в первую очередь? Правильно проверил уровень напитка в кувшине. Нацедил в кружку, и опростал одним духом. Опосля только скинул кафтан, закатал рукав на руке, второй поддернул, расстегнул пуговки на воротнике, сел на лавку. Откинулся на стену и блаженно закрыл глаза. Его стрельцы, все молодые ребята, новики, тут дело такое. Стрельцом можно стать по наследству. Ежели у тебя ещё жив отец, то ты как бы в резерве. Вот помрет батя. Тогда да вперед служивый в кадровую часть. Можно конечно и самому записаться, да только вот беда. В Москве не останешься. Зашлют в хреново кукуево и строй свою жизнь, как знаешь и умеешь. Кому-то везло, на Руси оставался, но иные бедолаги, закинув на плечо пищаль, бодрым шагом отправлялись осваивать Сибирь и, то, что было чуток подальше. Силантий переговорил со своими живыми сверстниками, седыми патриархами в семьях. Не знаю, как, но убедил, что парням нужно опыта набираться, то да сё, а здесь ещё и деньгу платят. В итоге в нашем не законном бандформировании, был практически взвод, молодых горлорезов, двадцать девять человек. Я тут узнал одну новостишку, заставившую смотреть на Силантия по-другому. Он в течение года был сотником, потом его сняли, придравшись к пустякам, на его место поставили чьего-то сынка, человек, поведавший мне это, говорил что лучшего командира, не встречал.

Уселся напротив, налил пива. Не люблю местное, горчит и пованивает чем-то, но здесь вина днем с огнем не найдешь, а вот этой бурды, пожалуйста, хоть залейся. Виной всему, заросли дикого хмеля, растущего на краю болота в пяти верстах от деревни. Они его заготавливали, сушили и думаю, что какую-то часть продавали мимо Архипа. Есть тут пара домиков, посвежее выглядят, а глядя на всеобщее запустение и безденежье… Надо поговорить с мужиками, они теперь считай… Мои.

Глотнул, а черт его знает, может и привыкну. Поставил кружку, вытер усы и бороду, — Силантий, так что там с татями?

— Да какие они тати? Холопы беглые, на Волгу шли, решили, что у нас поживиться можно. — Стрелец, отвечая, даже глаза не открыл, как сел, так и сидел.

— Они на обоз напали. Людишек побили, я сам видел, как убили одного.

— То не они, то другие.

Силантий сел, вылил остатки в свою посудину, — Свезло тебе, да и нам всем. — Выпил, поставил пустую на стол.

Я потряс головой, — Ничего не понимаю.

— А что тут непонятного. Спужал ты их. Они тебя за стрельца приняли, думаю что их давно уже и след простыл. А эти… Они токмо по ночам шли, днем в лесу отсыпались, на свою беду, вчерась на нашу деревеньку набрели.

— Погодь. Это что получается, две ватажки было что ли?

— Ну, да. Я тебе об чем и молвлю. Народ мимо нас на Волгу идет, мы с Силантием Шадровитого тогда поспрошали, он казал, что кажную весну, со своими ребятами беглых холопов отлавливал.

Бывало, что людишки целыми селищами шли.

' О бля! Купили землю на пути миграции. Здесь что каждый год переселение народов происходит?'

— А потом что?

— Что?

— С пойманными что делал?

— А. так это, хозяину возвращал.

— А заново прихолопить?

— Можно и по рогам получить, ты же беглых принимаешь, в холопьем приказе за этим строго следят.

Открылась дверь и вошла повариха, за ней следом не знакомый пацаненок лет семи. Несущий доску, накрытую чистым полотенцем. Поставив сковороду с шипящим ещё мясом перед Силантием, забрала поднос, водрузила рядом. Там оказался хлеб, и первая зелень, мытые листья чеснока и перышки лука и сама луковица, очищенная и разрезанная на четвертушки. Стрелец даже заурчал, как кот при виде сметаны, из-за голенища вытащил тряпицу с замотанной ложкой. Размотал, дунул пару раз на неё и полез за мясом

— Погодь. Дай помою.

— А пустое. Больше грязи ширше морда.

— Дай помою. Обсерешся когда ни — будь от грязи.

— На. Злыдень. — Двинул в мою сторону.

Сходил к кадушке, ополоснул его и свою, ложки, вытер чистым с виду полотенцем.

Вернувшись обратно, сел за стол и полчаса было только слышно, как хрустели обгладываемые косточки.

После сытного завтрака, в благодушном настроении навестил дом, где квартировали мои гаврики.

Пообещал Сашке, что в следующий раз, если не уследит за братом, выдрать, Мишке отвесил леща.

С Климом все было в порядке, он ходил и гундел, озадачил его, послал к артельщикам, пересчитать все оставшиеся бревна, Димка мастерил какую-то хрень. Убедившись, что все живы и здоровы, решил найти местечко и поспать минуток шестьсот, на каждый глаз. Не дали.

Силантий попросил вместе с его ребятами проследить за местными, надо было прикопать покойничков.

Стрельцы уже собрали мужиков, указали место, и те рыли яму, а мне выпала почетная миссия, поработать водителем катафалка. Всегда мечтал.

До обеда занимался частным извозом, клиенты остались довольны, а уж как я был доволен…

Пока ездил, в голове все крутилась мыслишка, не давали мне покоя те пять телег.

Лошадки были уставшие, взгорок небольшой, а у них силенок не хватило, воз наверх затащить. Думаю, что не могли они за ночь уйти дальше, чем верст на десять. Со своими соображениями направился к Силантию.

Он меня выслушал, почесал в затылке. — Сколько было в обозе людишек?

— Осемьнадцать.

— А этих?

Тут я пожал плечами и стал оправдываться, — Удирали мы, по сторонам не смотрел

— От! — Он наставительно покачал указательным пальцем перед моим носом, — Не ведаешь, а у нас на ногах остался десяток, да ты, да я.

— А ежели там на возах было им не нужное, а нам нужное, телега сломалась, они возьми да брось её, а мы доглядим, а?

— Федька, я те что, девка какая, на блуд сманиваешь. Казано тебе, нет.

— Тогда сам пойду, один как есть.

— А в глаз?

— Силантий, все равно идти придется, доглядеть, ушли тати али нет? Дай мне пару стрельцов на подмогу…

— А ежели у разбойников свои лошадки были? Они почитай верст, тридцать отмахали. Так и пойдешь за ними?

— Силантий, хоть вы меня и зовете блаженным, но я не юродивый, чтоб по лесу лазать.

Молвлю же, что вдоль дороги пройду, дальше, чем на версту от неё отходить не буду.

Какое-то дежа вю. Пыльная дорога, скрип колес (по приезду надо ТО провести, достало уже) Ласкина задница, только нет гомонящей компании ребят за спиной. Нет, они есть, только возрастом по более будут. Лежат на дне телеги, сверху присыпаны сеном, чтоб со стороны казалось, будто один мужик едет. Шапку надвинул на лоб, согнулся, как бы сплю, дремлю, а сам по кустам зыркаю. Впереди показалось место где я, разбойник с коня ссадил. Пусто, нет никого, даже капель не вижу. А вот на березах и соснах, расселись галдящие сороки-вороны да галки. Понятно, стащили лошадку в кусты, идти смотреть что-то не хочется, да эта птичья стая, лучше всяких часовых упредит. Еду мимо. Пару верст ещё проехали, до спуска осталось всего ничего. Остановился у здорового куста орешника, раскинувшего свои ветки во все стороны, слез с телеги и стал поправлять упряжь. Осматриваюсь, вроде не видать никого. Стукнул кнутовищем о доски, прошуршало сено и стихло. Забрался обратно, разобрал вожжи, хлопнул по жирным бокам кобылы и покатился вперед.

Вот здесь, лежал убитый, кто он там, стражник, охранник? Нет ничего, разобрать следы на дороге смогу, если это будет танк, а здесь как не бывало. Смотрю на кусты, откуда вчера выскакивали нападающие, до них метров двадцать было, вроде как будто, вижу поломанные ветки. Слезать и идти осматривать…

Ещё на выезде из деревни мой воинственный запал стал потихоньку гаснуть, а тут на середке дороги, утух окончательно. Одно дело, когда вокруг толпа твоих людей, в любой момент предупредят об опасности. Поднявшийся ветер шумит в кронах высоких сосен, посвистывает среди ветвей, из леса доносится птичий гомон. И тут нарисовался тополь с плющихи, не скорей дуб, стоеросовый. Стою блин, пень — пнем. Что дальше делать? Вопрос решился сам собой из кустов вышел стрелец и окликнул, — Федор, ступай сюда.

Хоть дорога и пустая, но оставлять транспортное средство без присмотра негоже, угонят, поминай, как звали. Съехал, направив Ласку в просвет между двумя соснами. Три минуты зубодробительной тряски и мы остановились на маленькой полянке, только — только телега с лошадью уместилась.

Накинул путы на ноги кобылке, на морду торбу с овсом, пусть подзаправиться.

— Показывай.

Парень как-то нехорошо усмехнулся, — Пойдем.

Мы пошли через редколесье как бы обратно, к деревне, опосля свернули и стали углубляться в чащу.

Они были все там, все до одного, раздетые догола, сваленные в две ямы от вывортней и прикрытые хворостом и лапником… В запахи весеннего леса уже вплетался сладкий аромат смерти.

Проблевавшись, утер рот, — Парни, их похоронить надобно.

— Мужиков пригоним, они сробят.

Вести дальнейшие поиски, как-то расхотелось, но мы осмотрелись вокруг, ничего определенного стрельцы сказать не могли, возчиков убивали не здесь, сюда их уже сволокли мертвыми. Пошли обратно к нашей повозке и не напрямки, а сделали небольшой круг. Широкую, глубокую колею, уходящую вглубь леса, нашли метров через триста от захоронения. Постояли, почесали репы и, решив не рисковать, пошли по следам к выходу на дорогу. Буквально за следующим кустом, потянуло мертвечинкой. Осторожно подобравшись, нашли дохлую лошадь, без упряжи и задних ног. Туша была разрублена пополам и освежевана. Но самое главное, мы увидели одну телегу, в пяти метрах. Быстрый осмотр показал, почему бросили, разбойники наехали на пенек и сломали пополам заднюю ось.

Веревка обвязывающая груз была срезана и свисала по бокам. Шкуры откинуты, частично порезаны, а вот кладь осталась на месте. Ибо тащить с собой, если это мигранты, уходящие от своих хозяев, ищущие лучшей доли, не имеет смысла. Такое видел на пушкарском дворе, когда с Тулы караваны приходили. Заготовки для ружейных стволов, на первый взгляд порядка ста штук.

Полез смотреть клейма мастеров, а потом усиленно тер затылок. Укладка, обвязка Тульская, а метки Ведменского заводика, что недалеко от Каширы. Пищальные доски можно было отправлять сразу в кузницу.

На глаз оценил стоимость, все это тянуло почти на пятнадцать рублей.

Кто продавец, а самое главное кто покупатель? Имущество-то казенное…

На груди засучила лапками, подружка-лягушка.

Отдать обратно, не поверят, что это мы нашли, толкнуть налево, товар специфичный… Можно отвезти к себе, заховать до лучших времен, а потом пустить в переработку.

Победил здравый смысл, не дергаться, а вернуться обратно и посоветоваться с более опытными товарищами. Мелькнула мысль, что груз может принадлежать Строгоновым… Но как же тогда клейма?

Я со стрельцами немного поработал, мы перетаскали все железо саженей за двадцать, свалили кучей, засыпав хворостом и лапником, поехали домой.

Возвращение было грустным, зрелище увиденное на той полянке, не для слабонервных. Насколько успел рассмотреть, прежде чем рыгать начал, у всех разбита голова, я конечно не судмедэксперт, но характер одинаковых ран, наводит на определенные мысли. Одна из них, что разбой, чистой воды заказуха.

Да только не понятно, кому понадобилось плохое, честно говоря, железо? Шведы здесь, делают то же самое и оно лучшее на европейском рынке, поляки большую часть берут у них. А может быть и так, что на первых четырех телегах было то, что нужно, а эту просто бросили. Тащили, насколько было можно в лес и когда лошадь пала, оставили. Даже не стараясь скрыть следы, посчитав, что у нашедшего, проблем с находкой будет выше крыши. Продать это практически невозможно, металл в таком виде покупает и распределяет казна. Учет на заводах строгий, с выработки мастерам платят зарплату. Сделать лишнего…

От раздумий черепок стал постепенно разогреваться и потихоньку гудет. Да провались оно все пропадом, потянуло на посмотреть, и что теперь?

Если с Силантием решим забрать, я лично склоняюсь к тому, что надо. Надобно будет запутать следы, таким образом, чтоб это выглядело как случайная находка, неизвестных людей. Пошли в кустики пописать, увидели тропу, прошли, и тут такой подарок. Вынесли на дорогу, погрузили и увезли в неизвестном направлении. Следующий этап. Хоть это и не по-людски, оставлять тела без погребения, но мы не должны ничего здесь трогать, все должно остаться, так как есть. Со стрельцами переговорит Силантий, я понятное дело буду молчать как рыба об лед. Больше никто про это знать не должен. Дальнейшие работы по вывозу этого долбанного металлома будут исполнены нынешним составом, и прятать его придется, мне со стрельцами, сидящим сейчас в телеге. Думаю, что сегодня ночка нам, предстоит ещё та.

Дождавшись, когда разденусь и умоюсь с дороги, Силантий налил пива в кружку, пододвинул мне под руку. — Сказывай. Что удумал?

Обстоятельно поведал о находках, особенно остановился на покойниках. Рассказал как вариант что можно сделать, чтоб сбить со следа, тех, кто будет разыскивать пропажу.

— От вы два сапога на одну ногу, ты да Никодим. Он по молодости… — Что хотел сказать стрелец, осталось неизвестным, входная дверь скрипнула, и вошли двое ребят сопровождавших меня во время вылазки.

— Звал. — Спросил, что был старше. Войдя, они сняли шапки и остановились, едва переступив порог, перекрестились.

— Садись робятки, — Силантий махнул рукой на, лавку рядом с собой. — Разговор у нас с Федором к вам есть.

Когда они уместились рядышком, положив головные уборы на стол, Силантий задумчиво потребил бороду. — Вот что други, об том, что вы там видели и особливо что нашли, надобно молчать.

— Тама возчики, побитые в ямах…

— Мне Федор обсказал. Заковыка такая, жалезо вами найденное, казенное, ежели его сыскать будут… Оговориться кто, катам царским, все едино, из кого правду тянуть, из кого кривду. Знамо что не по-людски будет, оставить не погребенными… А ежели кто слово молвит, а? Нас тогда прикопают, всех и глубоко. Сначала на дыбе спытают, опосля живота лишат. Так что робятки, молчите, ежели наши кто пытать будет, молвите, — ничего не видели, никого не нашли. С Никодимом обговорю, деньгу за эту седмицу на полтину больше получите. Ступайте.

Стрельцы ушли, уже на выходе их остановила просьба Силантия, — Ежели кто…

Я сидел лицом к нему, и даже мне стало не по себе, от его взгляда из под косматых бровей.

— Ежели кто, будет пытать вас сильно, вы должны мне молвить, кто таков к вам с расспросом пришел.

Взмахом руки отпустил стрельцов, когда за ними закрылась дверь, на меня смотрел добрый 'дедушка Силантий'

— Что Феденька, повечеряем, чем бог послал, да собираться надо. С вами пойду, ежели не таскать, так охраню вас.

Половина не половина, но треть ночи мы точно провозились. Для начала за околицей захоронку приготовили, и только потом поехали забирать уклад. Жутковато в лесу ночью, живность какая-то шуршит, кто-то из кустов черных глазищами светит, филин ухает. Если бы не работа, гадом буду, в портки наложил бы. Особенно после киношек про зомби, а тут неподалеку, более полутора десятка жмуриков лежит. Хорошо хоть за один раз Ласка все свезет, только на троих по тридцать ходок сделать надо, шагать, между прочим, саженей пятьдесят. У меня лично вышло сто двенадцать шагов.

С первыми петухами, бодрым голосом скомандовал — Подъем. — Мы, я и мои ребята уезжали в Москву.

Испытания были проведены, признаны успешными и с маленькими доработками изделие может быть принято на вооружение. Во всяком случае, для нашей банды.

Всю обратную дорогу обдумывал систему раннего оповещения, сигналки ещё в третьем классе делал.

Сложного там ничего нет. Поспрошал местных, есть ли какое крупное зверье, кабаны, олени, лоси. Оказалось, есть, и те и другие, а первые даже поля с овсом травят. И как мне расположится с моим ранним оповещением, когда в лесу бродят стада живности? Та ещё задачка.

Скорей всего придется прижиматься к деревне или вводить полосу отчужденности вокруг заводика, как её там, контрольно следовую полосу делать. А на хрена козе баян? Может проще все решить, хвоста накрутить стрельцам, чтоб службу тащили?

Налет 'нелегальных эмигрантов' показал, что худо бедно, но ограда не помешает. Строить из бревна? А сколько их потребуется, если общая длина забора переваливает за полтора километра?

Не огораживать… Да как-то, неуютно жить на проходном дворе. Это первое, ну а второе…

Любовь приходит и уходит, а технологии крадут всегда.

Надобно ставить свою небольшую пилораму и начинать потихоньку пилить. Пускать на продажу нет смысла по простой причине, никто не будет их покупать. И дело здесь конечно не в том, что потребитель обычно консервативен и медленно меняет свои привычки, а косность москвичей. Что неоднократно подчеркивалось соотечественниками и иностранными наблюдателями.

Дешевизна могла пробить и косность, но это должна быть дешевизна товара, приобретаемого за деньги. Да вот беда, эти гроши траться на приобретение, прежде всего таких вещей, которые нельзя воспроизвести дома. Личный труд, особенно для себя, совсем не цениться, применение рабочим рукам и на стороне не всегда возможно. Вот по этому, обрезная доска пока что не в почете, ещё в мою бытность работы на государство, интересовался этим вопросом и результат, честно говоря, немного ошеломил. Кода в столярке задал вопрос о том, откуда они берут доски на приклады, мне, просто указали на кучу чурбаков. — Вот с ентого и колем.

Как дурак потом стоял и слушал поучения престарелого мастера о том, как правильно надо расщеплять заготовку, чтобы получить возможность сделать два приклада. Бред. При топорном подходе ещё два, стружкой улетали в печь. Когда спросил, а есть ли возможность распиливать бревно вдоль, на меня смотрел выцветшими от старости глазами, баран и блеял что не можно так делать.

В чем-то он был прав, но это хорошо для индивидуального подхода, а когда стоит задача вооружить тысячи, этот способ, должен кануть в лету.

Впоследствии выяснил, что в Москве профессии пильника, нет. И если появится, то ещё не скоро. Народ, если была нужда, брал топор, клинья и колотушку, не получиться с первого раза, сделается со второго, третьего. Для всех вокруг это естественно. Лес, из-за малого количества пахотных земель, считается, чуть ли не врагом. Русь, имеющая в своем распоряжении огромные лесные угодья, не хочет, и думать, об их экономном использовании. Наоборот, с лесом ведется постоянная и напряженная борьба.

Оставленные без присмотра угодья зарастают, сначала кустарником, а потом, деревьями. И когда возвращались люди, все приходилось начинать заново…

Пилы для ручной распиловки найти можно, даже видел такие, качества не ахти, железо плохое. По внешнему виду, эдакая 'дружба два' только длиной метра три, к ней требуется пара крепких мужиков и ещё двое на замену. Сколько они смогут сделать за день, два, три бревна и всё? Это досок восемь. Я провел подсчеты и ужаснулся. Блин, да им потребуется два с половиной года, чтоб напилить требуемое количество… Чтобы там не говорили окружающие меня люди и не крутили пальцем у виска, намекая, что плотники топором наделают столько сколько нужно, пилораме все-таки быть. К следующему лету, забор должен стоять. А если у меня выгорит дело с прикладами для мушкетов, то и для них нужны пиленые заготовки. Очень хотелось видеть привычную глазу тару, а именно ящики. От нынешних бочек, тюков, узелочков, бросало в дрожь, хранить их надлежащим образом ещё та проблема.

Население довольно бедно, заработанные деньги тратит со страшным скрипом. Но есть одна контора, готовая выкладывать кучу монет, правда связываться с ней себе дороже, можно и по мордосам получить ежели брак какой будет. Это казна, она же царство Московское, собирающее в год тысячи рублей налогов и тратящее на армию до трети своего бюджета. Хороший кус…

Дословно указ Петровский не помню, но суть такова.

'Хозяина тульской фабрики (хрен его знает как) бить кнутом и сослать на работу в монастыри, понеже он, осмелился войску Государства продавать негодные пищали и фузеи. Старшину приемщиков бить кнутом и сослать в Азов, пусть не ставит клейма на плохие ружья'

Хозяину накатили двадцать с лишним ударов и червонец штрафа за каждый ствол.

В этом деле, а оно ещё только будет, легче всех подьячий отделался, его на год лишили воскресной чарки.

Работать мастером на казенном заводе это одно, а вот быть им на своем совсем другое дело. Никто и ничто не сможет помешать внедрять новые технологии…

Дай господи сил и терпения, чтоб удалось задуманное, ибо не о животе своем пекусь, а токмо об укреплении государства Российского.

Лета ХХХ года, Апрель 17 день

Рано утром, запряг своего шестисотого мерина…

По возвращении меня ждал сюрприз. Никодиму надоело делить со мной нашу единственную лошадь, а ждать пока подрастет жеребенок Гоша ещё долго.

Заезжаем вчера во двор, подъезжаем к конюшне, оттуда выходит Никодим, держа в руках вилы. Подходит и начинает осматривать лошадь, оглядел ноги, проверил, не сбиты ли бабки. Погладил её по морде, эта зараза ещё к нему и тянется.

'Предательница, как выпрашивать кусок хлеба с солью, так это, пожалуйста, а как меня приветствовать…'

Остановился рядом, — Мне туточки сорока на хвосте весточку принесла… Не хочешь Феденька мне поведать?

Когда он так язвить начинает, нужно искать вазелин или что ни будь ещё. — Никодим, вот те крест, не виноватые мы, они сами к нам пришли.

— Ты про что молвишь?

— А ты про что?

— Шуткую я, подарунок хочу тебе сделать.

— А я нет, — мотнул головой в сторону дома, куда убежала отпущенная мной команда, — Тати на обоз напали, в самый раз, когда мимо проезжали, только вот кобылка нас и спасла.

В двух словах рассказал самую суть, под конец задал вопрос, хотя и знал на него ответ. — Шадровитый сказывал, что через эти земли холопы беглые ходят?

— Сказывал. — Запустил пятерню под шапку и яростно заскреб затылок, от чего она съехала ему на нос.

— да токмо никогда такого не было, чтоб они на селище нападали.

— Тогда значится, мне повезло… Дважды…

За разговорами мы рассупонили лошадку, откатили телегу в сторонку, Никодим взял её за недоуздок, я же навьючил на себя упряжь, пошли внутрь конюшни. И пока, развешивал по местам все причиндалы. Он успел завести Ласку в денник, закрыть дверцу и, встав рядом, ждал, пока закончу.

Пристраивая хомут на его законное место, я вспомнил, — Что ты там сказывал о подарке?

— А ты глянь получше, — Никодим улыбнулся и махнул рукой в сторону второго денника.

И только сейчас я заметил выглядывающую оттуда морду, с любопытно — меланхоличным взглядом следящую за двумя людьми.

— Это о чем я подумал? — Разговоры о приобретении второй лошади пошли сразу, как только нам пришлось начать разъезды.

— Да, ему семь лет, зовут Бабай, мерин.

— Сколько отдал? — остановившись напротив, протянул руку, дал её обнюхать и лишь, потом коснулся теплой, шелковистой кожи. Вопрос о деньгах был не праздный.

— Поменял и два рубля додал, могет и под седлом ходить.

— А на что сменял?

— Ты ж сам грозился из лавки самовар выкинуть. — Он пожал плечами.

Вот и у меня появился свой транспорт.

'Надо было отправляться в кузнечную слободу. Наверно черт меня толкал под руку, потому что отдал все наличные стволы, в свое время честно украденные, все девять штук. Один отойдет Архипу, а остальными хочу вооружить Силантия и его ребят. Это у одного кузнеца будет, а вот другой, должен мне переделать три пищальных ствола из числа изготовленных ковалем Василием из пушкарского приказа, им предстоит стать винтовками. На них должны сделать нарезы и камору под предоставленный образец патрона. Это тот же человек что изготавливал прошлогоднюю неудачу. Кстати пока вспомнил, а может её разобрать и на пистолеты пустить, там как раз из неё три штуки выйдет? Или может оставить?'

— Тварь, зараза, падла кастрированная, — Я размечтался и зазевался, за что был наказан. Пока затягивал подпругу, эта скотина укусила. Приласкав мерина кулаком по морде, отскочил в сторону и сейчас стоял, потирая задницу.

Позади, раздался смех и голос Никодима. — он ещё и лягается.

Препираться не хотелось, дорога хоть и не дальняя, да дела муторные, погрозив меднику кулаком, за то что раньше не предупредил, забрался в седло. Он открыл одну створку ворот, я включил первую шенкельную передачу, вывел наше приобретение на дорогу. Мерин шагает спокойно, опустив голову, оглядываюсь, Никодим не ушел, а даже наоборот, смотрит мне в след. Втыкаю вторую каблучную, темп нарастает и переходит на легкую трусцу, седло противно начинает похлопывать снизу. Пока приноровился, задница получила хорошую встряску.