Записки грибника

— Иудей? — главарь нехорошо прищурился, скользнув по мне взглядом.

— Нет, православный.

— Перекрестись…

Перекрестился, машинально сложив пальцы щепотью, и увидел как глаза татя, я уже не сомневался, заледенели.

На короткий миг показалось, что все обойдется, и мы разойдемся, что они обычные попутчики…

Так и не понял, какой он подал знак… Стоявший у задка мужик, бросился на меня, все, что успел сделать, это выдернуть руку из-за пазухи и нажать на курок. Раздался выстрел и, меня окатила волна кровавой каши из некогда бывшей головы. Лошадь, испугавшаяся грохота, ломанулась вперед, я вывалился из саней, едва не запутавшись в тулупе, животное опрокинуло, державшего её разбойника, навзничь, и протащило повозку по нему, это все видел краем глаза, лихорадочно пытаясь достать второй ствол. Успел в самый последний момент, они уже набегали, вожак откинул руку с зажатым в ней топором, для броска. Грохнуло второй раз, тать рухнул ничком, а второй, бросив инструмент, завыл тонким голосом и упал на колени, ухватившись за лицо. Отступив назад на пару шагов, перезарядил оружие… Мужик утробно охнул от удара картечи и засучил поршнями, загребая грязный снег

Придавленный подал признаки жизни, зашевелился и попытался сесть, через мгновение признаков не стало…

Ноги вдруг стали ватными, подкосились, я опустился на колени и согнулся сотрясаемый рвотой…

Отполз в немного в сторону, зачерпнул горсть снега и с каким-то остервенением принялся вытирать лицо, одежду, руки…

Мальчишка, кажется, сумел совладать с перепуганной кобылой, остановился и, встав на санях в полный рост, смотрел в мою сторону. Подобрав оружие, встал на ноги. Пошатываясь, призывно махнул рукой и побрел навстречу.

Рухнул в подъехавшие сани, сил хватило только прохрипеть, — Домой.

Потом всю дорогу преследовал кислый запах рвоты, сладкий, крови и вонь от сгоревшего пороха.

'Оружие спасшее меня сегодня, это толи пистолет, толи обрез, даже не знаю, как и назвать, были сделаны из бракованных стволов. Я упер их с десяток, не отправив на переплавку, на что имел полное право в порядке компенсации за испорченную оснастку. Немного повозился со ствольной коробкой, согнув из подходящей пластины, заготовки для спускового механизма были, только немного подогнал их. Больше мороки доставил механизм запирания но и с этим справился, сделал рычаг под стволом. Они получились короче чем пистоли, по весу почти равны, но мои скорострельней и более рациональная форма позволяла носить… под шубой их точно видно не будет. Калибр порядка двадцати миллиметров, гильза сделана из самодельного картона, напрессованного на медное донце, удлиненный капсюль. Испытывал за мастерской, вместо мишени поставил старую дверь в три четверти дюйма толщиной, нарисовал круг, сантиметров двадцать в диаметре. Отошел на шесть шагов, вскинул руку и нажал на спуск. Грохнуло, мама не горюй, от позора спасла шапка и то, что наклонил голову, иначе разбил бы себе все и вся. Отдача была охрененная. Ствол закинуло, едва не сломав кисть руки, он с размаху врезался мне в лоб. Мужики ржут, я на жопе, в глазах искры мелькают, картина достойная пера. Очухавшись пошел смотреть, хрень полная, из восьми картечин, в цель попало только две, остальные по двери разбрызгало, одной пробоины не нашел. Пока лазил вокруг мишени, до меня дошло, что я придурок и притом полный. Как меня не убило, не знаю. Перепутал строки, черного и бездымного порохов, оный справочник начал писать совсем недавно, надоело каждый раз высчитывать. Написал, олень!

В патрон загнал навеску своего пироксилина, вместо дымного. Когда это осознал, то тут руки у меня затряслись так что пришлось сворачивать лавочку и идти лечиться, а в ближайшей церкви ставить свечку Николаю — угоднику.

К работам по доделке самоделок смог вернуться только через пару дней. Переснарядил патроны, за деньгу плотники сварганили станок, старый остался у медника. В этот раз стрельбы прошли без проблем, только результаты огорчали. Было сделано из двух образцов по двенадцать выстрелов, картечью, на восемь дробин каждый, шесть, цельной пулей, шесть. Отстрел велся с дистанции в шесть, четыре и два метра для картечи и постоянной для пули. Стволы не чоковые, разлет, как мне кажется начинается сразу за срезом, только с двух метров, кучность была удовлетворительная, с трех приемлемая, дальше… если повезет.

Пуля дурра, штык молодец, все выстрелы положил в круг мишени. Разброс был и довольно значительный, но здесь можно сказать, что если попал, то противник точно будет выведен из строя, однозначно. Заряд из местного черного пороха пробивал две доски и застревал в третьей…'

Вся эта поездка изначально пошла через задницу. Никодим предупрежденный с вечера о том, что мне будет нужна лошадь и, что хочу взять с собой Силантия, видимо пропустил мою просьбу, мимо ушей.

Потому что когда я встал, то не обнаружил ни первого, ни второго, ни третьего. Марфа не знала, куда сорвался её благоверный, детей трясти не стал. Дожевав кашу, кстати, недосоленную, пошел к себе, споткнулся на лестнице и навернулся с неё, повезло, что поднялся всего на пяток ступеней.

Ладно, бог с ним. Исполненный отваги, поборол крутизну подъема и… И прищемил мизинец, на правой руке, дверью, разозлился и пнул ногой стену, ушиб большой палец, да так, что на глазах выступили слезы, и рев раненого бизона сотряс все строение. Весело мне.

Прыгаю на одной ноге, держу палец во рту и мычу как телка перед дойкой. Ладненько все успокоилось, начал собираться, запропастилась сбруя для пистолетов, потом нашлась, я её на самое дно сундука, под вещи не запихивал. Переживем.

Коробушка берестяная с патронами, оказалась под кроватью у самой стенки, стволы под матрасом.

Хвала всевышнему, нашлись в целости и сохранности. На всякий случай пощелкал курками. Работает.

Оделся, подпоясался. Присел на край табуретки. Поднялся и вышел за дверь. Пройти осталось всего две ступеньки, правая нога проскользнула, и я с размаху плюхнулся на зад. В глазах потемнело, не от боли, а от злости. Она плохой советчик, выскочив за ворота, поковылял в город, на торгу вызнал, где можно найти сани и возницу на целый день. Указали.

От одного отказался сам, уж больно вид у мужика показался мне подозрительным. Другой не поехал, когда узнал цену, сговорился с Даниилом верней с его отцом, отдал задаток, и мы поползли…

Совсем забыл добавить, на выезде из города, кобыла споткнулась перед воротами, на ровном месте…

— И что тебе, блаженному, дома не сиделось? — Я слышал этот вопрос, кажется уже в десятый раз. В ответ мычал что нечленораздельное. Ничего не хотелось. Совсем.

Никодим повстречал меня у ворот, когда я вылезал из саней, ему достаточно было только одного взгляда чтоб все понять. С возчиком расплатился заранее.

— Жив? Поранен?

— Да. Нет.

Прошел мимо, вошел во двор, поднялся в свою пристройку. В коморке бросил всю верхнюю одежу на пол, прямо у входа и, не раздеваясь, завалился на кровать лицом к стене. Внутри было пусто. Ни мысли. Ни желания. Бездумно рассматривал трещинки на бревнах, ворсинки мха. Попробовал закрыть глаза и тут же возник фонтан крови, летящий прямо в лицо. Вздрогнув, открывал…

Послышался скрип ступеней, поднимался кто-то грузный, у нас был только один такой, Силантий, старый стрелец, провоевавший полвека. Они все здесь воевали, кто больше, кто меньше. Никодим был пушкарем, этот всю жизнь провел по границам да строевым частям, грубо говоря, пехота. Сидор из городовых будет, тоже в разборках поучаствовал. Неужели они все испытывали такое…

Дверь без стука открылась, Силантий остановился на пороге, — '…..' это не стоит переводить и записывать.

Отматерившись, добавил более рациональные слова, — ' Пошли, Никодим зовет' в отличие от обычного, не ушел, а остался стоять и ждать. С ним шутки плохи, верней он их совсем не понимает, если не пойду, может и охреначить чем ни попадя.

Сел, опустив ноги с кровати. Сижу, сам не знаю, чего выжидаю. Он стоит и смотрит. И тоже ждет. Помолчал немного, — 'Ну…'

Это уже была угроза, подобрал сапоги и обулся. Он ухватил меня за плечо, приподнял с табурета и толкнул к выходу.- 'Иди'

За столом сидит только один Никодим, перед ним кувшин, три кружки и миска огурцов. Он указал на место напротив себя, — Садись.

Присел на лавку. Жестко и неудобно.

Силантий уместился рядом с ним, медник разлил выпивку и двинул в мою сторону, — Пей.

Выпил. Поставил пустую посудину обратно. Её тут же наполнили, — Пей.

Такое впечатление что пью горьковатую воду. Взял огурец откусил и принялся медленно жевать.

— И что тебе, блаженному, дома не сиделось?

Мычу в ответ с набитым ртом.

Мне наливают в третий раз. Выпиваю… И вроде почувствовал вкус… Вытираю усы рукавом, не замечая как они, переглядываются между собой. Один из них кивает, второй пожимает плечами.

Поставил кружку на стол и взгляд замер на пролитой капельке вина. Рубиновой, темно красной, с крохотной искоркой от горящей лампады под образами. Капля крови…

Зажмурил глаза…

'Черный вороненый ствол, вспухает на срезе яркой вспышкой, она вытягивается в длинный жгут дыма. Вижу как медленно, словно нехотя, раздвигая пороховую гарь, ползут картечинки, маленькие безобидные шарики. Ясно различаю лицо человека бросившегося на меня, оно искажено ненавистью, оскаленный рот широко открыт и кажется, что если прислушаться, смогу услышать его…

Три картечины, попадают в него, одна бьет в лоб, вторая уходит левей и сносит бровь, а третья, скользя по щеке, вспарывает её, как нож.

Сначала, раны выглядят маленькими безобидными точками, а через мгновение вспухают и мне навстречу летят капельки… Их становиться все больше и больше. Они превращаются в красную стену, с оглушительным шумом бьющую мне в лицо…'

Я сижу, привалившись к стене, прижимаю какую-то железку ко лбу. На вопрос кто из них врезал мне, Никодим и Силантий открещиваются, — 'Сам, приложился. Пялился, пялился, потом морда побелела и хренак, только стол затрещал' И протягивают очередную кружку.- 'Пей'

Потом последовала ещё одна, ещё и ещё…

Очнулся у себя в коморке, от того что жутко болит голова, а изнутри мочевой пузырь давит на горло. На столике рядом с изголовьем, стоят два кувшина, в ближайшем нашелся рассол. Отпил немного.

Пошатываясь встал, влез в чеботы, так назвал старые валенки с обрезанными голенищами и потащился на двор.

Уже возвращался обратно, когда шаловливый ветер, сорвал с крыши сарая горсть снега, закрутил её и швырнул мне в лицо, а сам покатился дальше вздымая снежную пелену. На краткий миг, он сплел из танцующих снежинок узнаваемое лицо, оно смотрело пустыми глазами, безмолвно шевеля губами. Я вздрогнул, но что-то внутри меня, воспротивилось, потянулось и… изнутри пробежала горячая волна, она обжигала… Вспышка ярости захлестнула, и захотелось ещё раз убить эту мразь, посмевшую напасть вчера на лесной дороге. С невнятным воплем бросился вперед, размахивая кулаками, но по дороге споткнулся и упал головой в сугроб. Запал злости еще не прошел, я бил свой страх, приговаривая только одно слово, — 'Тварь, тварь, тварь….'

А потом стало мокро и холодно, но вернулась способность ясно мыслить и, обнаружилось, что сижу по уши в снегу.

Вернувшись к себе, переоделся в сухое, уснул сразу, как только голова коснулась подушки…

***

Дела житейские.

Ученые будущего установят, самый сильный стресс, вызывает звонок самого обычного будильника.

Милый, добрый звоночек, где ты? Клянусь бородой, Никодима, что никогда не стану стучать по тебе разными бытовыми предметами и кидать в тебя домашнюю обувь, ронять с тумбочки. Обязуюсь прилежно заводить обе пружины и просыпаться по утрам от твоего веселого перезвона…

'Мечты, мечты. Первая заповедь мечтателя, — если мечтаешь, не отказывай себе ни в чем'

Все потому что мой нынешний будильник, носит раздолбаные сапоги, сорок последнего размера, любит вареную свинину и от него иногда пахнет перегаром. У него крепкие кулаки и луженая глотка, к счастью он в последнее время больше молчит, потому что я как собака Павлова с её условными рефлексами, выскакиваю из кровати, едва заслышу на лестнице его шаги.

Поэтому в этот раз, Силантий застает меня полуодетым. Оглядев с ног до головы и многозначительно хмыкнув, он усаживается на табурет, и ждет, когда я оденусь полностью.

Во дворе стояли сани, Никодим поправлял сбрую на кобыле, обернувшись на скрип снега, мотнул головой, — Садись. Нас ждут.

Вывел лошадь на улицу, Силантий закрыл за нами ворота, вышел через калитку и грузно опустился рядом со мной. Поводья хлопнули по лошадиным бокам, скрипнули полозья и мы поехали.

На мой вопрос, — Куда?

Силантий отогнул правую половину воротника и не поворачивая головы, ответил, — В церкву, к батюшке, опосля в избу нашу заедем, сотника упредить надо… — Помолчал немного и добавил. — И в разбойный на татей, что шалят… — дальше не расслышал что он говорил.

Оба моих нынешних соратника, Никодим и Силантий ни словом, ни жестом не укоряли меня, не хлопали панибратски по плечу и не лезли в душу, не вопрошали — ' Вы хотите об этом поговорить?'

Все происшедшее воспринималось как должное, это было, это случилось и с этим надо жить.

'Меня даже посетила мысль, что если бы я поступил иначе, отдал кошель с деньгами, дозволил себя раздеть и избить. Стал бы для них ни кем, и звали бы меня ни как. Какой ты на хер муж, ежели за себя постоять не можешь…'

Занятый своими мыслями пропустил момент появления нашего храма…

'Ещё в той, прошлой жизни, меня поражало, как наши предки выбирали место и строили церкви. Едешь по дороге, она извивается в разные стороны, ныряет в низину или карабкается на крутой холм.

Но вдруг все эти выкрутасы исчезают как по волшебству, расступаются холмы, пропадают овраги и перед нами во всей свое красе, появляется дом Господний.

Золотом блестят купола, увенчанные крестами, устремлена ввысь каменная колонна колокольни и с неё звучит божественная музыка.

Но мы в суете мирской, проносимся в своих автомобилях мимо, зачастую не замечая ничего вокруг. А тот, который отдал свою жизнь за нас и умер на кресте во имя всех нас, продолжает любить и говорить нам об этом. Остановитесь на миг, просто поверните голову, посмотрите на купола и вы увидите его огромное, горящее сердце, дарующее нам, его любовь…'

Остановились перед открытыми настежь воротами, увенчанными иконой, все трое сошли с саней, они сняли шапки и трижды перекрестились, каждый раз склоняясь в поклоне. Я проделал тоже самое, только опустившись на колени. После этого мы прошли в храм.

Видимо предупрежденный заранее, на встречу вышел батюшка, Отец Серафим.

Ещё с полгода назад во мне бродили всякие предубеждения, но все они исчезли, когда встретил этого человека. Все случившееся, заставило пересмотреть и переосмыслить ту точку зрения которую нам навязывали в течение длительного времени, а авантюры девяностых в которое пустилась церковь, только укрепили её. Может здесь и есть такие прощелыги и рвачи, но с другими не общался, да честно говоря, не имею никого желания. Я только на самом начале длинного и трудного пути…

Меня заинтересовал этот поп, так пренебрежительно его называл. Но чем больше спрашивал окружающих, тем больше становилось мое уважение к этому человеку.

В юности, потерял семью, угоревшую в избе, его самого спасло чудо, тоненькая струйка воздуха, пробивавшаяся сквозь плохо проконопаченные стены, он отделался жуткой головной болью. Это был, как он потом рассказывал, первый знак, — 'Но слеп был, ибо не зрел помыслов божьих, а токмо кару'

Вместо другого, которому выпал жребий, пошел в стрельцы, прослужил всего с полгода, когда его полусотня попала в передрягу. Однажды дикая татарва, напала на село приграничное, налетели они рано утром, когда их никто не ждал, перебив немногочисленных защитников, собрали полон и рванули обратно в степь. Не велика была банда, всего десятка три лиходеев, когда пограничники, извещенные сбежавшими детьми прибыли в селение, застали только трупы и пепел. По следам пошли догонять, и вышли к броду, лето в тот год было жаркое и много рек пересыхало, образуя новые переправы. Стража порубежная, почернела от недосыпания и валилась с ног от усталости, пытаясь перекрыть лазейки для татей. Полусотник велел двум десяткам, пойти вниз по течению на пару верст и проверить, нет ли там следов выхода на другой берег с остатними пошел дальше.

Они прошли намеченное и уже решили вертаться взад, когда молодой стрелец, Стешка Урезов заметил обломанные ветви у самой кромки воды, они пошли дальше.

Их взяли через версту. Река, обмелевшая до состояния неглубокого ручейка, едва доставала до конского брюха. Берега сузились настолько, что воины были вынуждены следовать друг за другом. Густая пожухлая листва рогоза стоящего плотной, зеленой стеной не позволяла разглядеть, что-либо в лесу. Ехавший первым Стешка, вдруг вскинул руку, привстал на стременах, пытаясь что-то рассмотреть. Дернулся, словно его укусил слепень и завалился навзничь, получив стрелу в сердце.

И над водой зазвучала басовитая музыка смерти…

Река огласилась истошным ржанием, воплями людей, стонами раненых и хрипом умирающих. Десятник только что и успел выхватить саблю да гаркнуть в полный голос, — 'Вперед', как сразу две стрелы пробили кафтан, а третья впилась в шею, обрывая крик…

Убили всех, просто перестреляв из засады. Стрелец получив стрелу в спину, чуть ниже сердца, упал в воду. Неспешное течение подхватило и понесло тело, от острой боли, не мог вздохнуть, и это, видимо, спасло жизнь. Сквозь толщу воды видел мелких рыбешек, брызнувших серебряной струйкой, мелкие песчинки и камушки на дне, водоросли, проплывающие мимо… В глазах стала наливаться чернота, но сил уже не осталось. Темнота укрыла его, но во мраке заблестела крохотная точечка, рванулся всей душой, и она стала чуть ближе. Он опять устремился к ней, и она засияла ярче. Он раз за разом прилагал все свои силы, продираясь вперед.

И звездочка превратилась в материнское лицо, оно улыбнулось ему, но когда он захотел приблизиться ещё, то услышал её голос, — 'тебе ещё рано, сын…'

Из окружающего мрака появились две ладони, обняли его за голову и прижали к груди, ощутил поцелуй и неведомая сила потащила прочь с размаху швырнула на что-то большое и твердое. От нахлынувшей вдруг боли он сделал судорожный вздох и застонал…

Это был второй знак, к которому Отец Серафим прислушался.

Его подобрали и выходили черемисы, вышедшие на ночную рыбную ловлю, когда через полгода вернулся, выяснилось, что он списан под чистую как умерший.

'Лета 145 года, сентября 7 день, по государеву цареву и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии указу, боярину князю Олексею Михайловичу Львову, да дьякам Григорию Нечаеву, да Максиму Чиркову в памяти в Разряд. Да твоею Максимовою приписью написано:

Велети отписать в приказ Большого Дворца к тебе, боярину, к князю Олексею Михайловичу и к дьяком. Ивана Игнатьева сына Безобразова на государевой службе убили ль, и под которыми городами, и котором году убили. И в Разряде про Иванову смерть Безобразова выписать не из чево, описачные столпы в московское разоренье и в пожар 134 году погорели. А в сыску Михайло Матвеев сын Бутурлин, да дьяк Воин Трескин и дворяне: князь Гаврило Хотетовский с товарищи девять человек сказали по государеву цареву и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии крестному целованью, что Ивана Игнатьева сына Безобразова убили в 114 году воровские люди. Да к той скаске руки свои приложили'

Настоящая справка о смерти.

Это был третий знак после оного, принял постриг и ушел в монастырь в земли северские. Много лет было прожито в тиши и спокойствии, проводя дни в труде и молитвах.

Но господу было угодно, послать рабу своему, ещё одно испытание. Случилась война со свеями, святая обитель была разграблена, часть монахов погибла, другие встали в полки под знамена, крестом и верой, воодушевляя стрельцов на подвиги ратные. Опосля тех битв и было рукоположение в сан, и Отец Серафим принял на себя заботу о слободе стрелецкой.

Сухонький старичок, с редкой бородкой, спустился вниз и остановился в ожидании. Мои спутники отстали, я в одиночестве подошел ближе, и его сухощавое лицо озарила улыбка узнавания.

— Здрав будь, Федор, — Поздоровался он со мной и замолчал в ожидании ответа.

Опустился перед ним на колени, склонил обнаженную голову и едва слышно произнес, — Грешен я, кровь людская на мне…

Он шагнул вперед, нагнулся к самому уху и прошептал, — Встань чадо, пойдем в дом господень…

Часа через два, я вышел из церкви, на душе было спокойно и… Как-то уютно, что ли.

Еще некоторое время назад смотрел на проходящих мимо людей, словно через прицел и видел только серые мельтешащие фигурки. Не различая, кто есть кто… Сейчас же мир снова обрел краски…

— Чего сидим, кого ждем? — С такими словами подошел к саням, Никодим возился с упряжью, что-то там подправляя, а Силантий, дрых как сурок, несмотря на мороз градусов семь.

Впервые за прошедшие два дня медник проявил неподдельный интерес, — Ну?

Вместо меня, ответил проснувшийся стрелец, оглядел с ног до головы и вынес вердикт, — огурец малосольный!

— Это почему?

— Зеленый и в пупЫрушку… Никодим! Хрен морковкин, у меня жопа к твоим саням примерзла, соломы пожалел…

— А хер у тебя не примерз? — Никодим уперся коленом в лошадиное пузо, подтягивая ремень, та его попыталась надуть. Получив пинок, перестала мешать, позволив спокойно поправить сбрую.

— Да ты её всю под себя подгреб, Федьке, вон, сесть не на что будет.

— Молодой, на коленках доедет

— Федь, полезай, да столкни этого увальня, он ужо целое утро дрыхнет, хоть бы помог…

Я залез в сани, и мы поехали в наш приказ, слободской, он был на другой стороне посада, а на дороге уже становилось многолюдно…

— А чо тебе помогать, эту тварь давно пора к Сидору отвести, а себе другую взять. Али тебе пяти рублев жалко?

— Жалко у пчелки в жопке… Силька, ты что набросился? Спи уж…

— Уснешь с тобой, все ямы собрал. — В это момент нас ощутимо тряхнуло, — Федя, выдерни у него соломы из под задницы, пущай ему то же будет.

— Может тебе у кабака придержать кобылку?

— Один в одиночку, ужо съездил… До дому обожду… Оно всё приятственнее будет…

Он силой натянул шапку на глаза, поднял воротник, спрятал кисть в рукав и, по-моему, через мгновение, всхрапнул засыпая.

Сани потряхивало на колдобинах, где шагом, а где и трусцой, добрались до нужного места, въехали в широко распахнутые ворота. Сторожевой стрелец, одетый в зеленый тулуп, валенки и шапку, только покосился на нас, не произнеся ни слова и не пытаясь остановить.

Обычная с виду изба, только чуток побольше, будет, вход попросторнее, сени ширше, да нет жилого духа. Вот таков приказ наш слободской.

— Здрав будь, Митрий Осипов, нам бы Михаила Фокича повидать по делу неотложному.

— Обождешь, нету его, ещё от головы не вернулся, как с вечера ушел, так и нет. С чем пожаловал?

— Упредить надобно, сродственник мой, Федор, давеча поехал землицу глянуть…

— Ту, что калужскому тракту?

— То не моя, я у Шадровитого перенял, а она недалече от тверского будет

— А-а-а. — Дьяк, покачал головой, не отрываясь от списка, — Не свезло ему.

— Аль что стряслось?

— Не ведаете, — Он оторвался от бумаг и поглядел на нас, подслеповато прищурившись, — Весточку получил, сын евонный от ран тяжких помер.

— М-да, жалко хлопца, добрый воин был, — Силантий перекрестился, — Прими господи душу раба твоего.

Все сделали то же самое и помолчали, отдавая долг памяти.

— Чтой там с тобой стряслось, Федор? — писарь нарушил затянувшееся молчание.

Я как мог описал происшествие.

Он записал все в длинный свиток, лежавший перед ним, — Никодим, вам в разбойный приказ заехать надо, Михаила Фокича упрежу, что ты с Федькой был. Татьбы за ним не вижу, берег живот свой. Жаль токмо побил всех, поспрошать не у кого, может лихие людишки слово молвили, вот тати его на дороге и переняли. Всё, ступайте, не досуг мне с вами лясы точить.

Вышли всей толпой, Никодим надевая шапку, проворчал вполголоса, — Свезло нам, Федька, что Архипка Шадровитый токмо сейчас весточку получил, — Замолчал, поднял лицо к низким серым тучам, — Хер бы свинячий с тобой купили у него, а не землицу.

Толкнул меня в спину. — Шагай, нам ещё до разбойного добираться, тама про твоих татей сказывать…

Ежели успеем…

Успели в самый раз, мы в дверь, а на встречу толпа валит, их служивые гонют, — 'обед, мол, и всё такое'

Я с краю стал, прикинулся ветошью, они мимо прошли, прошмыгнул внутрь.

Какой то писарчук, выгнать попытался, лапки протянул, пихаться начал, честно предупредил, — ' веточки потянет. Ножки протянет' Приутих.

Сказал ему — что у меня дело скорбное о разбойниках. Вошь чернильная пищать начала. Побренчал мелочью, загодя в кошель уложенной. Подобрел клоп бумажный. Отвел меня у столу, сел напротив, достал лист для записей положил перед собой.

Рассказал ему о своем приключении. Он все тщательно записал, скрипя гусиным пером по бумаге, задал несколько вопросов о видаках, свидетелей по-нашему, это тоже было задокументировано. Так же описал место, где все произошло. А потом я удивил его, — Дай прочту, что ты там накарябал, — протянул руку к листку.

С огромным трудом продравшись через кучу орфографических ошибок и буквы алфавита, убедился что суть передана верно. С трудом удержался чтоб не подписать протокол привычными словами

'С моих слов записано верно', показалось что это будет точно перебор, вон сидит напротив. Глазками лупает, открыв варежку незнамо для чего.

Мужик вздохнул, чему-то своему, сдулся малек, и спросил: 'хочу ли тяжбу затеять'

Ответил ему, — 'Нет'

Он только головой кивнул, как будто и не ждал другого ответа, а у самого глазки так по шапке на краю стола лежавшей, так и елозят, того гляди дырку протрет.

Обещал, куда деваться. Двинул ему её по столу в его сторону. Кио отдыхает, подношение испарилось на полдороги, и было велено ступать вон. Писарчук достал узелок с харчами, поставил перед собой и стал развязывать завязку, не обращая на меня внимания. Расстелил некогда белую тряпицу, выложил краюху хлеба, куриную полть и штоф с чем-то.

Выйдя на крыльцо, остановился, вдохнул полную грудь свежего воздуха, пахнущего печным дымом и немного конским навозом. Одел шапку и пошел пробираясь между саней к выходу со двора, мои остались в переулке…

Дома нас встретили, высыпав всей гурьбой на улицу, окружив сани. Никодим встал во весь рост, нахмурив брови, оглядел всех домочадцев, но не удержался и широко улыбнулся. Все радостно загомонили, кто-то взял кобылу под уздцы и повел на двор.

Я посмотрел на Никодима и Силантия. на миг перехватило горло. — Спасибо. Без вас…

А потом был обед, нормальный, плотный обед и заметьте, без выпивки. Так пивка по стаканчику нам нацедили, с устатку…

***

С той поры прошел месяц, обычный или необычный, это уже не мне судить.

Воскресенье, вроде бы всеобщий выходной…

Что обычно в нашем семействе происходит утром в этот день, говорено много и писано неоднократно.

Но, то, что происходит до…

Утренняя дойка, уборка навоза, задать сена в кормушку, проверить лизун, кусок каменной соли. На конюшне те же работы, за исключением дойки, наша кобыла ожеребилась и теперь, когда заходишь к ней, косит настороженным взглядом.

Потом сборы и поход в храм. После возвращения садимся завтракать, опосля него у детворы свободное время, они уматывают кататься с гор и на коньках.

Никодим уходит к друзьям, приползет к вечеру 'и сыт и пьян и ус в табаке' Марфа останется на хозяйстве. Но ненадолго, поставит, что нужно к обеду в ещё горячую печь, томиться, в птичнике покормит оставшихся кур, соберет яйца. По мелочи сделав, что необходимо, и если не её очередь, уйдет на посиделки к одной их многочисленных подруг.

Так что ближе к середине дня, на хозяйстве оставались, я да пес.

Пока сижу в коморке, он по усадьбе круги нарезает. Умный, пока все дома его не слышно и не видно, но стоит Никодиму выйти за ворота… Выползает из конуры и всем своим видом дает понять, что он теперь старший… Остальные для него не авторитет, может и рыкнуть в случае чего.

Так что сижу у заиндевелого окошка, псина тащит службу, вроде все при делах.

На улице холодно и скоро, должна, вернутся, банда саночных конькобежцев, опять приползут мокрые как мыши, все в синяках и шишках.

Две недели назад, увидел каким жадным взглядом, дети, смотрели на группу ребятишек катавшихся на замерзшем пруду, решил, надо и для своих смастерить что-то подобное. Покупать местные не стал, уж больно они хлипкие какие, не они, а крепеж к валенку, только ноги ломать.

В заначке нашел кусок жесткой кожи, вырезал две подошвы, из железной пластины сделал супинатор и ещё две пластины. Сделал крепеж для лезвий, на которое выпросил у Никодима старую саблю, Данила порубил её на пластинки и придал форму. Несколько дней пытался заточить, изругался вдрызг, ну не получается по середке желобок, хоть ты тресни. Потом приноровился, краем камня вытягивать, только он природный осыпается быстро, одну пару с трудом сделал, оставшиеся заточил по простому.

Отдал испытателям, по довольным лицам, когда они вернулись, понял, прошло удачно. Они наперебой хвастались, кто какие повороты делал, кто упал, за льдинку запнувшись, кто, не успев остановиться вовремя, сбил других ребят. С того дня и пошло, конькобежно-саночное катание.

Как — то так сложилось, что я забрал под свое крыло всех мальчишек…, ага, 'как-то так' только сначала разосрался с Никодимом вдрызг. Посмотрел, как он припахал мелюзгу, и не увидел ничего, такого что они, не поняли бы за пару дней, много ли ума надо, чтоб научиться полировать на суконно-тряпичном круге детали? Или собрать мусор, перебрать его, вытащить весь металл, отнести к Даниле и сор, кстати, тоже туда.

Слова за слово, он одно, я два, он злиться, я откровенно смеюсь, довел мужика, после ужина вывел всех ребят, поставил передо мной и закатил речугу, дескать, — ' Федор для вас, отец родной, мамка родная, да и бабка с дедом'

Я возмутился, — 'А Машка что хуже будет?'

Тут уже пришлось отбиваться от Марфы, — 'Ненадобно девке, грамоту разуметь, цифирь токмо нужна'

У бедной девочки в глазах слезы налились, я подмигнул, успокаивая 'все будет хорошо'

Ничего, дожму зловредную хозяйку, отдаст Машу, куда они от меня денутся.

Остаток вечера посвятил плану учебных занятий, он получился довольно куцый, подумал немного и решил ребятам что-то типа военного дела организовать, тактику, стратегию…

'Мелькнула мысль про военно-штабные игры с участием кучи игрушечных солдатиков'

Стрельбы там из своих творений… А почему бы и нет?

Утром ждал сюрприз, завтрак мне накрыли на кухне вместе с воспитанниками, я человек не гордый, с шутками и прибаутками, заточили утреннюю трапезу, поблагодарили Марфу и пошли на работу.

Спросил у Никодима фронт работ. Надо было видеть всю гамму чувств на его лохматой морде, у него аж борода встопорщилась от возмущения, а глаза как две плошки стали…

Взял за локоть, и на ухо по-тихому сказал, — 'Не при детях, отойдем, ругай, сколько хочешь'

Отошли. Выгнал мою команду на улицу, а там, между прочим, мороз с десять градусов. Велел им идти в дом и ждать там. Когда за ними закрылась дверь, повернулся к меднику, — Ругай, — и низко нагнул голову.

Он сначала замахнулся, отвесить леща, но видимо передумал, взял за плечо развернул и дал пинка.

Дальше был разговор. Зачитываю ему пункты своего плана, он или кивал, или ворчал или рычал, но чаще спорили.

Договорились, что под учебный класс заберу бывшую химическую лабораторию, но надо будет устроить печки для обогрева, иначе околеем к концу первого урока.

Никодим съязвил, — Эка невидаль, в овраг за ноги оттащим, чай до весны не завоняете. А мне все покойнее будет. Там дыры в стенах…

Я сказал, — ' что с ребятами их заделаю, щели законопатим, стол там есть, пару лавок нужно'

Как сказал меченный ' высокие договаривающиеся стороны пришли к консенсусу'

До обеда, трудились по заданию партии и правительства, после него небольшой отдых и вперед, артель имени первого соборного уложения, выходила на работу по ремонту и благоустройству будущего учебного класса. Делов было… Дольше с Данилы печки ждали. Худо-бедно, но за седмицу управились. Я это время даром не терял, наведался к плотнику, поставил задачу, выложил задаток, забрал дощечки нужно размера и целую неделю рисовал по вечерам алфавит, по которому меня в моей школе учили.

С тоской вспомнил учебные пособия и склонившись над очередной доской, высунув от усердия язык обводил карандашный контур, бессмертного творения — 'ма-ма мы-ла ра-му' подумав, исправил на другое, нечего девчонке лишний раз напоминать. ' БА-БА МЫ-ЛА РА-МУ'

Моя каморка за последние дни превратилась в филиал учительской комнаты, шагу ступить нельзя, чтоб не наткнуться, на что ни будь. На стройке остался пустяк, сделать классную доску. Плотник обещал через пару дней отдать, я хотел побыстрей забрать, но клею надо дать просохнуть.

Фиг с ней, посмотрел на свои пособия, разбросанные по всем углам, по полу и стоящие на полках, маловато, но и с этим можно начинать. Вот завтра и объявлю своим чадам (своим!?) что у них наступило первое сентября.

А скоро у них пополнение будет, сегодня разговор случился в мастерской… Не нравиться мне это все, ох как не нравиться, аукнется, да поздно локти грызть будет, ай как поздно…

Сижу за станком, суконно-полировальным, давлю педали, наводя лоск, на последний за сегодня самовар. Осталось совсем немного, тут кто-то сзади подходит и застит свет. Начинаю ворчать, что б отвалили и не мешали, а то невидно совсем. Стоит, молчит и не уходит. Оборачиваюсь, Сидор и Данила, смотрят как кролик на удава. Позади них замечаю Никодима, он чему-то веселится, морда у него уж больно хитрая.

— Ну? — окидываю парочку взглядом, — кому стоим, чего молчим?

С кузнецом все понятно, по жизни молчун, из него любое слово клещами тащить надо. Но Сидор то, не мычит не телиться, он вроде как за ответом в карман не лазит, иной раз ляпнет… Так и хочется, язычок, засопожником подрезать.

Они переглядываются и начинают дружно мычать. Никодим аж рот зажал. От смеха, на них глядя, давиться. Ничего не понимаю и жду продолжения.

Наконец посреди этого блеяния, послышалась человеческая речь, Данила смог выдавить из себя хоть что-то, а Сидор только глазами лупает.

— Федор… Это… Э… чадо маво…

Теперь была моя очередь, раззявит варежку, — Мужики, а вы… Да, не вроде тверезые… Да мне и этих, — кивнул в сторону дома, — за глаза.

Лица у них поскучнели, они как-то сгорбились, потерянно так переглянулись, и мне, если честно, стало жаль.

'Господи ну за что… А-а! Какая разница, пять, шесть, семь…'

— Сидор, а ты что молчишь? Али не хочешь?

— дык, это… Можно?

— Нужно, Данила вон за свое чадо хлопочет, а ты, стало быть, не хочешь? — закончил задумчивым голосом и перевел взгляд на кузнеца.

— Данила, твоему скока годов?

— Шестой пошел, старшому…

— Ага. Хорошо…

'мелковат будет, но если наука впрок пойдет, для моих (!?) стимул появиться…'

— Ты печку, когда доделаешь?

— Зараз и закончу, там осталось только донце приклепать…

— Как доделаешь, так и приводи, а то пока в классе холодно, боюсь, простынет…

'Это слово вслух ещё не произносил ни разу, вот сейчас сорвалось с языка, на меня смотрело три пары глаз и ждали ответа'

— Место, где учить буду, класс зовется.

— Чудное слово какое-то, — проворчал Никодим.

'Сам ты 'чудной' нормальное слово, им одним, только меняя интонации, можно выразить все, от восхищения до ненависти'

Данила кивнул на объяснение и задал второй вопрос, волновавший его не меньше чем первый, — И скока за сына маво…

— Для тебя просто так, без денег, как и вот с этого обалдуя, что зенками лупает.

Указал на Сидора и спросил, — Надумал?

Он закивал башкой словно 'китайский болванчик'

— У тебя сколько?

— Двое будет, парню семь, а дочку возьмешь?

— Сколько годков?

— Тринадцать…

— Да она у тебя уже на выданье… Зачем бабу грамоте учить? — Вмешался Никодим.

Сидор повернулся к нашему хозяину чтоб ответить, да я опередил вопросом, — А, правда, зачем?

Зачем тебе её грамоте… — не договорив, я с подозрением посмотрел на собеседника, — Али ты ужо…

Он поначалу смутился, да не надолго, с вызовом глядя мне в глаза, произнес, — замуж отдам, в другой город уедет, весточки слать ей самой писанные, будет.

— да ты сам-то грамоту разумеешь? — Спросил Никодим.

Сидор смутился, — малость могу, но ежели что, к писарю в приказ сбегаю…

— Полушку отдашь, а он потом ее пропивая, на всю слободу разнесет что у тебя дома деется. Хитер ты, Сидор, девку с мальцом грамоте учить удумал, а они тебе потом сказывать будут… Никодим положил руку на плечо своего работника, — Проси Федора, чтоб и тебя в ученики взял. Токмо не ведаю, будет ли из тебя прок?

— Это как не будет?

— Сядь покак, кому намедни три раза говорил и показал, как нужно было краны впаивать, а ты что учудил?

'Было дело, отличился Сидор. Никодим принес и поставил ему на верстак, два самовара, они практически одинаковые, только один сделан как бы наоборот. Выставил, отвлек работничка от дела, пальцем ткнул, приложил деталь. Я лично видел, как Сидор головой кивал, что понял. Никодим ушел, наше 'чудо' принялось доделывать тот, что уже был в работе, подоспело время обеда. Опосля него пришел, поставил перед собой срочную халтуру, не разобрав где верх, где низ, и впаял. Всё бы ничего, да только его отдавать через полчаса надо было, он под заказ делался… Никодим гудел как труба иерихонская… Насилу успокоили'

— Так там. Такое дело было… Никодим стал поддавать газу, набирая обороты, надо притормозить, а то опять бухтеть будет весь вечер. Один из них домой пойдет, а со вторым ещё и ужинать…

— Сидор! — Я повысил голос, привлекая к себе внимание, — ты мне должен будешь.

— Скока?

— А нужны мне твои деньги, потом скажу, что ни будь, полезное сделаешь, тогда и сочтемся.

Ступайте, Данила, с тебя печку доделать, а ты… Я думать буду.

Мужики пошли по своим местам, а я нажал на педаль, раскручивая полировальный диск.

Вечером, сидя за столом, Никодим задал вопрос на который так и не нашел днем ответа, — На хрена, бабу грамоте учить?

***

Утром следующего дня, аккурат в воскресенье, пришел знакомый, хороший знакомый, его хозяин заядлый охотник, денег не меряно, за патрон платит по три копейки. Приволок кучу стреляных гильз, за их перезарядку беру с него копейку.

Поговорил с гонцом за жизнь, он жаловался что с поля не вылазит, скоро как у борзой живот впалым станет. А глядя на его коренастую, упитанную фигуру, верилось с трудом.

'Хозяин с твоим мушкетом, чуть ли не в обнимку спит, даже в обед рядом с собой у стола ставит' Посчитав гильзы, что снарядить надо, их полсотни получилось, говорю, — 'Через день приходи, готово будет.'

И слышу ответ, — 'Хозяин ещё сотню хочет, он в Дмитров к другу на медведя едет'

Прикидываю запасы пороха и выпадаю в осадок, только- только старые снарядить и, как назло, нет растворителя. Спрашиваю, — 'седмицу сможет подождать? У меня пороха столько нету, его готовить надо'

Тот репу почесал и кивнул, соглашаясь. Заказчик ушел. А мне пришлось собираться и чесать в город.

Я продирался через хаос, царивший на торгу, воскресенье жители окрестных сел, деревень, посадов, ломанулись на рынок, дойти до ряда, где трудились горшечники всего ничего. Но застрял намертво, толпа обступила со всех сторон, прижала к стене лавки и грозила переломать все ребра. Вдоль постройки, распихивая локтями народ, и получая ответные тычки, стал выбираться из ловушки, в которую сам забрался, кто ж знал, что здесь тупик? В прошлый раз проход был… Мне требовалось найти гончара делавшего по весне части для перегонного агрегата, нынешний окончательно сдох, покрылся трещинами и стал подтекать. Тратить на него драгоценную медь, слишком дорого, сделать из железа… Рубль на пуд найду, только придется ещё отдать алтын пять, чтоб листовым его сделали, заклепки, отверстия под них, герметизация… её, той же глиной добиться не возможно, думать надо. Опять же получиться дура здоровенная… Хрен ли я башку себе забиваю? Зима закончиться, тогда и будем думать из чего и как сделать стационарный перегонный куб.

А пока насущное, поступил заказ на сто патронов и как назло кончился самопальный ацетон. Человек нужный, другому, снарядил бы 'черняшкой' и дело с концом, этот ещё нужон…

С приходом зимы у нас с Никодимом резко упали продажи, почти втрое. Виной тому видел две причины, первое, уменьшилось количество приезжих купцов и второе, самое главное, появилось большое количество не наших, чужих, качеством похуже, но по цене дешевле. Народу не объяснишь, что у 'левого' колосник прогорает через месяц и угли начинают высыпаться из него. Пуд меди обходиться нам в пять с полтиной, из него выходит штук шесть маленьких, три средних или один, самый большой.

В месяц, при отлаженной технологии выходит на круг около тридцати штук самоваров, разнообразного литража. Мои самые любимые, ведерные, у них детали большие, обрабатывать удобней, ну и самые дорогие соответственно. На одном из последних опробовал новинку, в топку была добавлена одна деталь. Она появилась благодаря тому что наконец то удалось начать изготавливать трубки, паяные, но достаточной длины. Суть такова, при нагреве воздух расширяется, и стремиться в сторону наименьшего сопротивления. В нижнюю часть емкости, на топку наворачивается спираль, один конец выходит наружу и имеет регулятор в виде пластины с отверстием позволяющее получить вход переменного сечения. Второй проходит сквозь днище и выходит в топку. Вот такой автоматический наддув. Как ни странно, но эта штука сработала на первой же модели, это позволило сделать на дне выдвижной золоприемник под колосником, избавиться от громоздкой трубы, нужной для создания тяги.

Что в итоге упростило эксплуатацию.

Была ещё одна задумка, совместить несколько функций в одном предмете, предварительные наброски были, но надо было ещё обдумать и провести макетное испытание. Это должна быть печь для обогрева, со встроенной емкостью разделенной на две части, одна вскипятить воды для чая и вторая приготовления еды. Должна быть компактной, пожаробезопасной и достаточно легкой, учитывая наличные материалы, делать больше половины пуда, экономически невыгодно и так стоимость будет запредельная. Предполагаемый рынок сбыта, речной транспорт, прежде чем даже задумывать такое, походил, посмотрел, поговорил с народом. На данный момент питание осуществляется с помощью очагов и открытого огня. За продажу пяти штук, точно мог ручаться, даже предлагали предоплату. Но отказался, какие деньги, если рассказывал людям с чистого листа, выслушивая их пожелания.

У меня есть зима, целых полгода, чтоб не прослыть балаболом надо будет постараться.

А вот и нужный торговый ряд, гончар занимал крайнюю, пройти осталось с полсотни метров. Протискиваюсь между людьми и санями с запряженными лошадьми. Последние стояли спокойно, жевали сено или овес в отличие от своих хозяев, шумевших и толкающихся. С правой стороны видна приоткрытая дверь в лавку, бросив быстрый взгляд, прошел мимо, торопясь добраться до цели своего 'похода' А вот и она, слава богу, добрался, относительно живым и невредимым, намятые бока не в счет. Гончар Тихон, встретил радушно, предложил пива, рыбки. Сначала переговорили о делах, опосля выпили по кружке хмельного напитка. За все время разговоров, не оставляло какое- то непонятное чувство беспокойства, словно увидел нечто важное. А вот что и с чем связано? Договорились что через неделю, привезет все в слободу или сам или мальчишку своего пришлет, ударили по рукам, и я покинул эту гостеприимное место.

На улице царил тот же бедлам но уже в меньших размерах, можно было спокойно пройти до конца ряда и даже не быть растоптанным какой ни будь конягой. Добрел до середины линии, рассматривая выставленные на продажу крынки, горшки, плошки, миски, поварешки и всякую остальную посудно-кухонную утварь.

'Никогда не любил с женой ходить по магазинам, толпа, суета, все пихаются и плюс ко всему огромные очереди в кассу… Хвала всевышнему, здесь ещё нет маркетологов, менчендайзеров. Прадедушки рекламщиков, зазывалы, достаточно редки и пока суетятся только у кабаков, затаскивая внутрь очередного клиента. Здесь никто не дергает за рукав, остановишься напротив, хозяин поднимет на тебя взгляд и тебе достаточно только покачать головой, показывая, что ты ничего брать не будешь.

А в супермаркет придешь, тебе на хвост падает толпа продавцов. Стоит только покоситься на ценник. Как тебе начинают лить в уши всякую туфту, — 'Дольче Габано, прямо из ателье великого мастера…'

Смотрим бирку, ага, — 'сделано в…' понятно, изготовлено на Малой Арнаутской, в Одессе — мастерская старого Бони Песаха… '

Хожу, смотрю, спрашиваю, что и сколько стоит, а внутреннее чувство начинает кричать, что удаляюсь…

Повернул обратно, прошел немного, остановился напротив такой же, как все, неприметной лавки. Тот же ассортимент, те же кувшины что и других. Но тянет зайти, внутрь. Зашел.

В углу у подслеповатого, слюдяного окошка, девчушка лет шести, в сарафане, в накинутом поверх него матерчатом фартуке, сидит на маленькой лавочке. Русые волосы забраны под серый платок, но упрямый локон выбился и она поправляет его. На низеньком столике, явно сделанным для неё, лежит прямоугольная дощечка, на ней стоит глиняная собачонка. Хвост, завитый в кольцо, лежит на спине, шерсть на загривке встопорщена, уши прижаты, а пасть оскалена в беззвучном рычании. Кажется, что пройдет мгновение и шавка наброситься с громким лаем пытаясь укусить за ноги.

Первое впечатление что ребенок играет с игрушкой сделанной кем-то, но перепачканные глиной руки убеждают что это не так. Стараясь ступать тише, чтоб не напугать девочку, остановился поодаль, любуясь мастерски выполненной фигуркой животного.

— Тебя как зовут мастерица? — Тихо окликнул и присел на корточки. Она продолжала тонкой щепочкой снимать лишнее, дорисовывая шкуру собаки, не обращая на меня внимания.

— Девица. — Повысил голос и протянул руку чтоб коснуться плечика, прикрытого старым, застиранным до ветхости и серости, сарафаном.

Скрипнули половицы, — Глухая она, не слышит, — произнес подошедший мужчина, — По делу али как?

Обернулся и мужик расплылся в улыбке, — Ты, Федор медник. Седня к Тишке Кленову ходил, горшки особливые просил сработать.

Я кивнул, соглашаясь, а чему удивляться? Каждая слобода, это маленький обособленный мирок, в котором все, всё знают о своих соседях.

— А что с ней случилось?

— Позапрошлую зиму, заболела, лихоманка пристала, десять дён без памяти лежала, знахарка приходила, отвары и мази давала. Да все без толку, только хужее становилось, потом совсем тяжко стало. Священника позвали, батюшка пришел, обряд проводить начал, а как до святых даров дошел…

Она глазки тут открыла, пить попросила, а как напилась так и уснула. В полтретья дня спала, а когда очнулась, заговорила с нами. Мы и не поймем, ежели за спиной говоришь, молчит, а в лицо глядит, отвечает. Поняли, что забрал господь слух, за исцеление от лихоманки.

Девчушка вдруг обернулась и улыбнувшись громко произнесла, — Тятя, я жужу слепила. — Встала со своего места и, ковыляя пошла к отцу. Он подхватил её на руки, она повернулась в мою сторону и под её внимательным взглядом.

'В голове звякнул колокольчик не оформившейся до конца идеи'

— А кого ты ещё слепила?

Она сначала посмотрела на отца, он кивнул, соглашаясь, она заерзала, прося опустить на пол. Подошла. Безбоязненно протянула маленькую ладошку, испачканную высохшей глиной, и повела меня в заднюю комнату, обычно служащую складом. В дальнем углу, отгороженном от остального помещения куском старой рогожи, был небольшой закуток. Мне показалось, что попал в мастерскую скульптора. На многочисленных полках было множество фигурок, выполненных с высокой художественной точностью. Людей не было, но были лошади, овцы, свиньи, собаки…

'Бдзинь! Звякнул денежный ящик кассы…

Перед глазами встали стройные ряды оловянных солдатиков, коих у меня было две с половиной тысячи, целая армия, с помощью которой я разыгрывал разные баталии на столе или на полу в комнате, строя различные укрепления из кубиков и доминошных фишек. Многочисленные, танки, пушки, самолеты…

Срочно выяснить, сколько стоит олово…

Говорят деньги не пахнут, но глядя на эту девчушку, сумевшую из куска глины сделать произведение искусства, ощутил аромат прибыли… Точно не помню. Но кажется это будет каслинское чугунное литье. Дети. Мы любим их так, что готовы для них на все… И зачастую эти маленькие 'мерзавцы'

Начинают вить из нас веревки. Помню, как верещал в магазине при виде нового танка, требуя мне его купить. Ни какие увещевания, что у меня под кроватью целый танковый батальон не воспринимались.

Мне была нужна именно эта игрушка, именно она и ни какая другая… А потом с довольно мордой шел, прижимая к груди коробку с честно добытым трофеем, домой и был самым счастливым человеком на свете'

Я присел перед ней на корточки, так что бы быть с ней одного роста. Заглянул в серые, бездонные глаза, — А сможешь стрельца слепить с пищалью и бердышем, вот такого, — и показал пальцами размер.

Она перевела взгляд за мою спину, наверно советуясь с отцом, потом обратно на меня и кивнула. Я продолжил. — А ещё хотел бы купить у тебя несколько твоих поделок, продашь мне вон того теленка, что сосет вымя у мамки и вон того щенка, усевшегося на задницу.

Она важно кивнула и, вдруг засмущавшись неизвестно чего, проскочила мимо и уткнулась отцу в живот.

— Федор…. Взаправду купишь? — Мужик был слегка ошарашен.

Выпрямился и повернулся к нему, — И даже торговаться не буду.

Он улыбнулся в ответ, махнул свободной рукой, — бери так.

— Нет. Каждый труд должен быть вознагражден по заслугам, а дочка твоя, трудилась. Не побрезгуй, прими, — Достал из кармана кошель, нашел серебряную монетку, присел перед юной мастерицей, — Прими…

Поднял взгляд вверх, гончар меня понял правильно, — Милослава!

— Прими, Милослава, за труд твой, плату малую, — Вложил денежку в маленькую ладошку, встал и поклонился поясным поклоном.

Уже в дверях, прощаясь, я хлопнул себя по лбу, — Прости меня, не ведаю, как звать тебя.

Гончар улыбнулся, — Прохором зови…

— А по батюшке?

— То лишнее будет, для других и по батюшке, а другам имя мое известно.

На том и распрощался с гончаром Прохором и последнее что услышал, пока закрывалась дверь, это был его удивленный голос…

Решил ковать железо пока горячо, ломанулся искать нужное для задуманного. По прямой, недалече, только это все продается в разных концах торга. За воск с меня взяли двадцать пять копеек за два фунта, олово и то дешевле обошлось, дома оно было, но уже все расписанное до грамма. Всю обратную дорогу размышлял, что лучше. Делать фигурки по выплавляемым моделям или сделать составную форму? Мне нужен поток, массовость, в первом случае качество отливки отличное, во втором остаются швы, появляется облой, возможны раковины.

До дома доплелся нагруженный ишак, с больной спиной и гудящей, от раздумий, головой.

Отдохнув после обеда, даже вздремнул маненько, решил зарядить патроны. Занятий на сегодня не запланировано, выходной, как ни как, вытащил из сундука, банку с порохом, мешки с пулями, дробью, картечью, просечки, кияночку и машинку для обжимки. Сложил все лукошко, не в руках же таскать, оделся, уже на выходе вспомнил, кожу на пыжи забыл и банку с салом.

В мастерскую не пошел, решил класс обживать. Растопил печку, одна пока, вторую Данила к завтрашнему дню обещал доделать. Он даже её, домой уволок, у него там махонькая кузничка есть, надеюсь, завтра здесь будет очень тепло.

Разложился, расставил гильзы и приступил к осмотру. Вздутия, прогар, трещины, расслоение картона, откладывал в сторону, потом рассмотрю внимательней. А сейчас надо выбивать стреляный капсюль.

Забыл пенал с инструментом взять, надо идти. Начинаю вставать, и слышу позади шорох, резко оборачиваюсь, стоят голубчики у двери и не дышат. Клим, Дима, Саша и Миша, а вот Машку, что-то не наблюдаю.

— А Маша где?

— Её Баба Марфа не пустила, сказала:- 'что негоже девкам, мужицкие игрища, срамота одна'

'Ну, карга старая, припомню тебе 'стрелок Ворошиловский' как татар по границе гоняла'

Клим посмелее остальных будет, он и спросил, — Может помочь чем?

— Да, нужно ко мне сбегать, в сундуке, справа, прямо сверху, сверток лежит, его и неси. — Кивнув, мальчишка исчез.

' А зачем откладывать, раз они пришли, вот и проведем урок, начальной военной подготовки, тема занятия:- обслуживание личного оружия. Частичная разборка, чистка, смазка. Им двух пистолетов на весь вечер хватит, и мне забот меньше'

— Миша, Саша, идете сейчас за Климом, пусть он вас подождет, в том же сундуке, на самом дне мешок холщевый, серый такой, берите и принесите сюда, по дороге не бить, не ронять, и вообще не дышать.

Задание понятно? — Дождавшись ответного кивка, отправил и этих.

— Дим, а ты пока лавки поставь, чтоб вам удобней было.

Вернулся на свое место и приступил к переборке гильз, на первый взгляд, в хлам расстреляно шесть штук, и это только третья набивка. Где мой сплетник? Так- так, вот наш, товарищ. Читаем, первый раз забраковано две, второй семь!! Партия сто штук. Плохо, очень плохо… Картон сделан из нашей бумаги, может аглицкую взять? Клей другой попробовать, эти на костном делал, можно мездровый взять или рыбий? Приценился один раз к языкам осетровым, постоял, посмотрел и ушел. Рубль полфунта, да за такие деньги, зайца в поле загоняю… Но говорят хороший…

Жесткие гильзы получаются, чересчур, может в этом причина?

Скрипнула дверь, вошла троица посланцев, буквально на цыпочках и, не дыша, положили на стол мешок со сбруей, и пистолетами. Забрал у Клима недостающий инструмент.

Достал пистолеты, Рябовы переглянулись и старший, Сашка, пихнул младшего в бок.

'пока тащили, наверно спорили, что в мешке, старшой угадал'

Выложил пенал с приспособлением для чистки, ершик из медной проволки, чистая тряпица да фляжка с маслом. И почесал затылок, стволов два, пар две, набор один. А и хрен с ним, одни разбирают, протирают, другие ствол чистят, потом меняются. Показал, обеспечил фронт работ, предупредив, что если есть вопросы, задавайте, отвечу.

Пацаны, что с них взять, глаза горят, руки трясутся, забыли уже чего где нажимать. Пыхтят как ежики, чуть ли не головами стукаются, железо по столу гремит. Я молчу. По справочнику проверил навеску пороха, убедился, что это верно. Разложил приспособления для выбивания капсюлей. Пошла работа…

Заканчиваю первый пяток, ни гугу…

Отстучал десяток, ни аллё…

Взялся за одиннадцатую, среди сопения слышится рассудительный голос Клима, — Федор, говорил, что вот здесь надо повернуть и вынуть…

Кажется это один из братьев, ответил, на повышенных оборотах. — Да, кручу, кручу… Видишь, не выходит…

'Штифт, овальный, его надо на пол оборота повернуть'

— Не дергай, руки убери… — послышалось приглушенное восклицание и приглушенный металлический стук. — Вот зараза…

— И как теперь это все вставить?

'Кажется, это выпала пружина фиксатора ствола и курок(?), если вытащить еще один штифт, выпадет боевая пружина'

Бдзинь!

'Как в аптеке, по теории сейчас должны начаться судорожные попытки сборки'

'Колючее стадо', запыхало с удвоенной силой, послышались невнятные восклицания, толчки и повышенный тон.

'Пора вмешаться'

— У ну тихо! Услышу, что лаетесь почем зря, разгоню к чертовой бабушке. Головой думайте…

— Клим!

— Что?

— Ты старший!

— А-а…

— Ты смотришь и решаешь, как вставить деталь на место, другие держат и молчат, если надо помогают. Молча! Если посоветовать что хотят, только шепотом. И запомните: — гнев плохой советчик, он ум, застит…

Тюк, стук, тюк, стук. Монотонная работа, при этом выполняемая уже не в первый раз… Тюк, стук…

'как на шахте угольной, нашли хрен отрубленный и топор зазубренный. Что рубил его…'- Промурлыкал под нос строку из частушки… Тюк, стук. Тюк, стук.

— Федор, а уголь можно добывать? Его углежоги с лесу везут…

— Если уголь каменный, то его из под земли добывают.

— А разве есть такой?

— Бывает.

— он лучше березового или дубового?

— Смотря как посмотреть, в чем-то лучше, чем-то хуже.

— А чем лучше?

— Посмотри за городом, насколько далеко лес от него, весь вырубили на дрова. Деревья растут медленно, да и жар дают не ахти, уголек получше горит, правда после него шлак остается, но из него кирпичи делать можно, на дороге ямы и ухабы засыпать. Да мало ли где…

— Но если его из земли вынимать, там же дырка останется…

— Да, но если копали и яма открытая, можно водой затопить, озеро будет, рыбу выращивать…

— А чего её растить… Её и так вон, в речках полно.

— Ну, можно особую какую, взять, к примеру — форель, попадается мало, а что она вкусная, и говорить не стоит, запускаем в наше озеро, корм ей сыпем, а когда надо ловим и едим али продаем. Только ты прав, на воле рыбки и так хватает. Пистоль собрали?

— Да, — Клим по столу сдвинул оружие в мою сторону.

— Работает?

Он пожал плечами, братья начали кивать, Дмитрий, подумал немного и словно с неохотой, кивнул.

Потянувшись, подтащил пистолет к себе. Взял в руки, взвел курок, поднял дулом вверх и нажал на спуск.

Раздалось глухое клацанье, смазанного механизма. Заглянул внутрь, смазанные части, матово блестят, следов нагара на стенках ствола, нет.

— Молодцы, завтра опробуем, а пока займитесь вторым.

— Федор, а правду говорят, что ты из них четверых застрелил? — С каким-то жадным интересом, спросил младший Рябов.

— Правда, и сейчас грохну пятого, чтоб языком не болтал, вам второй чистить надо, а не лясы точить.

Дмитрий, теперь ты старший.

Я уже выколотил стреляные капсюли, собрал кучкой на краю стола, пойдут в переплавку, сюда же добавил донца с 'убитых' патронов. Что ни мошка, то мяса крошка, медь уходит и мало что возвращается. Одел на приспособу первую гильзу и вставил новый капсюль…

'Объявление повесить на воротах, что ли — Скупка цветного лома. Дорого. — Но боюсь, законники не поймут, скупку краденного припишут, а если учесть что медь, стратегический металл, можно и проблемы получить, в полный рост, а разговор у здешней фемиды короткий…'

Оставалось всего пяток патронов обработать, когда отряд бойскаутов, бодро отрапортовал о выполнении порученных работ, гордо положив передо мной, вычищенный пистолет. Беру в руки, начинаю взводить, боек доходит до заднего положения и не фиксируется. Оттянул его, заглянул внутрь, все стало понятно.

— Не работает. Но прежде чем разбирать, осмотрите оба и найдите причину. — И положил перед ними первый ствол.

Выбрал кусок кожи, и пробойником начал делать пыжи, в запасе было немного, но все равно пару десятков нужно приготовить.

Они там усиленно ковыряются, едва не сталкиваясь лбами. Шипят друг на друга, но в голос ругаться не решаются. Это уже есть гуд.

Начал сборку патронов, прежде всего, отодвинул подальше светильник, не хватает ещё морду опалить, поставил мерку для пороха и дроби. Собрал машинку, какое громкое слово, дергаешь за рычаг, опускается верхняя часть, сделанная виде стакана, выступы на конце формируют 'звездочку' запирающую заряд в гильзе. Порох, пыж, дробь, пыж, обжать. Повторить еще десять раз. Дробовых он берет мало, только чтоб было, а в основном, картечь и пули, боярин любит крупноразмерную дичь, как сказал однажды: — 'уток пущай мои холопы, жрут'

Меня окликнул Дима, — Федор, мы сделали.

'Тэк-с, уже Мы'

Проверяю, оба пистолета работают как часы, вычищены и смазаны. А мне осталось доделать полтора десятка патронов.

Доверил Дмитрию обжимать, остальные стояли рядом, слушали и смотрели. Только во вкус вошел, как учебные пособия закончились.

' Что-то я давненько ничего не взрывал… Не стрелял… Раз обещал… Завтра и постреляем…'

— Так всё собрать, уложить, как было, навести порядок на рабочих местах, завтра нам тут полдня просидеть придется… — Заметил недоумение на лицах.

— Завтра утром, работаем в мастерской до обеда, опосля него идем сюда, буду счету учить и другим наукам.

Потом был ужин, опосля него отловил на 'мостках' 'Ворошиловского стрелка', - Марфа, что ж ты творишь? Девка к знаниям тянется, мастерству учиться хочет, а ты её не пущаешь. Не хорошо это.

— Дева должна себя блюсти в чести и непорочности, уметь дом содержать…

— И за себя и детей своих, ежели надо с оружием в руках, постоять. Знаю одну женщину, не убоялась она молвы людской, выучилась у мужа делу ратному, да спасла его однажды, от смерти неминуемой. Только вот не упомню как её звали… Может, подскажешь, Марфа Никитична?

Постоял, помолчал, виновато развел руками и продолжил давить, — Вырастет Маша, замуж выйдет, уедут они с суженым, поставят избу, будут жить в ладу и счастии, да только придут людишки лихие, татарва дикая али свеи с ляхами.

Выставил палец и укоризненно так, произнес, — Грех на тебе будет, Матушка. Могла научить и спасти, а гордыня взыграла… Негожи девке игрища мужицкие, срамота…

Глазищи сверкнули, губы поджала, повернулась так, аж юбки ветер подняли… Ушла в дом.

Я, пожалуй, тоже пойду, уж больно длительный день получился, насыщенный, на впечатления богатый…

Дела житейские (окончание)

— Маша, два плюс два, сколько будет?

— Четыре.

— Понял обалдуй, четыре. А ты, сколько насчитал? — младший Рябов, он действительно самый младший, как выяснилось, среди всех моих учеников, стоял у доски, опустив голову.

Ему было простительно, другие, многие из них, успели одну зиму отучиться, туже Машку, мать учила…. да не доучила…

Брат его Сашка, брал сообразительностью, память у пацана, можно сказать уникальная. Он не помнил что было полчаса назад, но через день, два, мог рассказать все о сегодняшнем дне поминутно, перечисляя разные подробности. Когда впервые столкнулся с этим явлением, не поверил, устроил проверку и был посрамлен. Он дословно, слово в слово, повторил мой монолог о правилах личной безопасности при проведении стрельб, при этом чертенок, насколько я запомнил, крутился по сторонам и считал ворон. Другие отвечали запинаясь. Клим, поступил проще всех, попросил это все записать:- ' при чтении, запомнить легче'

У Мишки, был один плюс, но при обучении он был бесполезен, за счет своей внешности он мог спокойно шататься везде и всюду. Пока ты на него смотришь, видишь его, но стоит отвести взгляд, а ему шагнуть в сторонку, все, пропал… Сам такое видел, он спокойно прошел на стрелецкое подворье, через охраняемые ворота, побродил между санями и вышел, никем не задержанный. Стрельцы, на него внимания не обратили, никакого, вообще, как будто он пустое место… Может потому что ребенок?

О, зашмыгал носом, сейчас пустит слезу. Ну-ну, — Нарисуй три кружка, слева и два справа. Сосчитай, сколько их всего получиться?

Вот засранец, чес слово, не хочется но, по-моему, придется выдрать его разок. Думает, не вижу, как он Катьке, дочке Сидора глазки строит. Красавец — сопли до пупа развесил, думает в таком виде не отразим.

С того памятного дня минуло две недели и теперь практически каждый день идут занятия. Марфа сама привела Машку на занятие, пригрозив нам всем, что ежели обидим, пирожков до пасхи не увидим. Теперь они только по воскресеньям отдыхают, я лично отдыхаю. У меня сложились хорошие отношения с нашим батюшкой, Отцом Серафимом. Однажды задержался после службы и подошел к нему с личной просьбой. В ответ услышал легкий упрек, за то, что так долго тянул и не приводил чад, — 'ибо слово божие есть ключ к сердцу'

Так что мои юные гавроши, два раза в неделю посещают церковь в среду и воскресенье, батюшка учит их азбуке и чтению.

Эх, Федор, Федор, прежде чем вдаваться в авантюры с обучением, следовало бы немного разузнать, а как оно вообще проходит. Ведь если копнуть, в городе, на торгу, в приказах сидят и есть, грамотные образованные люди, не из воздуха же они берутся…

Церковь при всей своей внутренней борьбе, связанной с расколом, не забывала самого главного, будучи самой обученной и знающей частью общества, она учила людей и детей. Если смотреть правде в глаза, преследовала свои цели, большая часть учеников уходила в монастыри. Но начальное образование люди получали. Это в мое время ерничали, пытаясь оскорбить собеседника, говорили:- что у него три класса церковно приходской школы. А здесь, это рассматривается очень высоко. Большей частью служители на добровольной основе учат, не взимая за науку никакой платы, а только отдавая самое ценное — знания.

'Взялся за гуж, не говори что не дюж, подписался… Плати' После разговора отцом Серафимом, целых две недели грыз ногти в раздумьях. Учить мне их своему алфавиту или нет. Время уходило, а я все метался как блоха по собачьему хвосту. Все решил случай, сегодня забыл на столе свой дневник, отошел буквально на минуту, на двор, в отхожее место. Возвратился и вижу у стола стоит Клим и наморщив лоб пытается прочитать, произнося вслух, — ' Де-ва дол — ж — на бл…'

Услышав скрип открываемой двери, он поднял на меня взгляд, — Федор, а на каком языке это писано?

Буквицы вроде знакомые, токмо начертаны не по-нашему, а слова понятны.

В голове проскочили все доводы за и против, проскакали как северные олени по тундре и умчались, оставив после себя только пустоту. Сел на скамью, сдвинул к себе поближе дневник, раскрыл его на чистой странице, взял самописку… И не дрогнувшей рукой вывел

А…

Б…

В…

Г…

Д…

Клим следил заинтересованным взглядом, храня молчание. Когда я закончил писать, повернул, чтоб ему было удобно читать, и начал объяснять.

— Это буква — А.

— Это буква — Б.

— Это буква — В.

Далее перечислил весь алфавит, мой ученик внимательно слушал, изредка просил повторить. Прервали нас самым незатейливым способом, прислали гонца, время было вечернее, ужинать пора.

— Федор, Клим, Марфа Никитична снедать зовет, — в дверях стояла Маша.

Мальчишка посмотрел на меня, в его глазах проскочило разочарование тому, что оборвали разговор на самом интересном месте.

— Мы сейчас. Ещё чуток и придем. — Ответил девчонке, и мы снова склонились над столом.

Простучали, каблучки по половым доскам, мне под руку пролезла русая голова и уткнулась носом в тетрадь, — А что вы здесь делаете? Буквицы учите? А можно мне с вами? Я тоже хочу… А как она называется, — и маленький пальчик с обгрызенным ногтем, уткнулся в страницу.

Клим поднял голову, встретился взглядом и вздохнул с сожалением. Ответил ему тем же. Подхватил девочку на руки, и мы пошли ужинать.

Вот так я прокололся, но… Одно но! Свою грамоту преподавал только Климу, частенько он теперь захаживал ко мне и мы засиживались допоздна. Может я и перестраховщик…

***

Лета ХХХ года, ноября 13 день

Мы сидели в мастерской уже часа три, рассуждая и подсчитывая, чего и сколько нужно…

'Земля есть, вода присутствует, ручей из болот тянется, нашлось и место где плотину можно поставить. Аккурат поперек оврага, он довольно глубокий, но расстояние между гребнями, не маленькое. Намерил там почти семьдесят шагов. Но больше всего меня смутил разговор со стариками, пока Никодим обход владений устраивал, я с ними потолковал. И услышанное, не обрадовало, ручей этот хорош только весной и осенью, а летом может пересохнуть, что уже было несколько раз на их памяти. Расспросил о земле, об урожаях, о выпасах для скотины. Они поначалу волками смотрели, и говорить не хотели, только, кто ж от хорошей выпивки откажется, да ещё приправленной самым сладким словом — халява. Так что развязались языки и, потекла беседа неспешная. То, что я видел, проезжая по заснеженным полям, мне не понравилось, купленный клин землицы, находился как бы в долине, с двух сторон вздымались высокие гребни, заросшие елками да соснами. Лиственного леса было мало, ветлы да тополя не в счет в основном хвойный… А он любит почву песчаную… Чем больше аборигены говорили, тем больше выпадал в осадок, похоже идея с плотиной умирала, не успев даже пережить час зачатия. В выбранном овраге, они брали песок и если бы мы потрудились заехать с другого краю, в самый раз на яму бы и вышли.

Нечто подобное видел в Подмосковье, в районе Икши. Большие поляны с мелкими деревцами, перемежаются глубокими оврагами, всегда залитыми водой. Там наступающий ледник оставил после себя море песка и громадные куски скал, раскиданные по лесу. Побродил там в свое время в поисках грибов…

Всю обратную дорогу ломал голову, мне нужны источники энергии которую можно перевести в механическую. Вода скончалась, почти… Можно конечно, срыть довольно большой пласт, навозить глины, поставить каменную, капитальную плотину и получить дорогостоящую игрушку, годную только в качестве бассейна. Она сможет работать едва ли полгода и то в лучшем случае. Ветряк не смог взлететь по определению, высота увалов окружающих долину, на глаз была метров двадцать…

С естественных источников мысли перескочили на более современные.

Пар. Что сказать? Хорошая штука, мощная, если что напутаю, лететь мне выше кремля, да без крыльев. А напутаю обязательно, сия техника, никогда не рассматривалась мной ни под каким углом.

Вообще. Не имею ни малейшего понятия о принципе работы.

Зато знаю, как устроен дизель, бензиновый мотор, надо для них только сталь нормальную надо, да алюминий на поршни…

Наверно у меня была такая кислая рожа и убитый вид, что Никодим правящий нашей лошадкой несколько раз оборачивался на меня, потом не выдержал и спросил, — Федь, ты чо такой смурной?

День был морозный, полозья саней с хрустом давили крупинки снега нанесенные на дорогу, облачка пара вырывались из конских ноздрей, делая её похожей на сказочного змея Горыныча.

Они и вызвали непонятные ассоциации, что-то зашевелилось на помойке, именуемой памятью. А вот что?

— Федька! Уснул что — ли ча? Шеки потри, эвон побелели все… Замерз? Силантий! Слазь с тулупа, отдай Федору, пусть накинет на себя…

'А дальше я уже ничего не слышал и не видел… Что послужило спусковым механизмом, не понятно, но недра мусорного полигона распахнулись. На меня хлынул поток информации, да так явственно, что ощутил запах кофе, налитый в кружку стоящую рядом с монитором и запах с тарелки, от бутербродов с краковской колбасой. Перед глазами замелькали строки, вот они остановились, приблизились…

'Двигатель Стирлинга был впервые запатентован шотландским священником Робертом Стирлингом 27 сентября 1816 года, тепловая машина, в которой жидкое или газообразное рабочее тело движется в замкнутом объёме, разновидность двигателя внешнего сгорания.

Основан на периодическом нагреве и охлаждении рабочего тела с извлечением энергии из возникающего при этом изменения объёма рабочего тела. Может работать не только от сжигания топлива, но и от любого источника тепла.

В 1843 году Джеймс Стирлинг использовал этот двигатель на заводе, где он в то время работал инженером. В 1938 году фирма 'Филипс' инвестировала в мотор Стирлинга мощностью более двухсот лошадиных сил…'

Черт возьми, как же я, мог забыть, одно время меня начинающего дачника занимал вопрос получения электричества. Разыскивая подходящую модель генератора, наткнулся на ролик об американском фермере, у которого этот мотор приводит в движение домашнюю станцию, меня тогда сильно впечатлило. Два куска сухих деревяшек, закрутили циркулярную пилу в пару киловатт. В течение нескольких недель просто бредил этой затеей, пытался отыскать нечто такое в России, не нашел, а сделать самому… Увы. Возможности были ограниченны, да и расчеты показали, что выгодней купить дизель и забыть, потом и эта проблема решилась, на участке поставили столбы, подвели провода, дали электричество…

А вся прочитанная информация упала в 'мусорную корзину' и была благополучно забыта'

На данный момент я не видел причин, по которым, кто-то или что-то могло помешать построить этот мотор. Самая главная… самый главный оппонент, церковь, даже если мне каким, то чудом удастся наладить производство стальных трубок для водогрейного котла, объяснять движущую силу пара довольно затруднительно, хотя вот он горячий и обжигает руки. Свист и рев клапана стравливаемого давления вызовет не адекватную реакцию. В случае со Стирлингом, никаких звуковых эффектов, никаких раскаленных топок зияющих гиеной огненной…

Надо будет освятить его… Точно, опробуем, как работает, разберем для проверки, выявим дефекты, исправим. Позовем отца Серафима, в его присутствии соберем и снова запустим. Пусть посмотрит, что и как делается, попутно буду объяснять, глядишь и удастся получить благословление…

Если с этой стороны пройдет удачно, тогда можно будет смело делать большого монстра, и пусть только кто ни будь, попробует обвинить меня в связях с сатаной…'

Никодим хотел ставить плотину, я на бумаге доказывал ненужность, говорить о том, что разузнал, пока не хотел. Решил оставить этот козырь на потом, если не получиться…

Назывался разный лес, глина, камни. Землекопов надо было не меньше полусотни, подвод штук тридцать вместе с возчиками. Медник перечислял стоимость, а я умножал, складывал, вычитал, тихо шизея…

Он закончил перечислять, Когда у меня получилась сумма, я озвучил её, — Сто двадцать три рубля и двадцать шесть алтын.

Никодим подпер щеку кулаком, во взгляде появилась вселенская тоска, — Отродясь стока в руках не держал.

— Я тебе потом сказать хотел, — Отложив свою самописку, полез в папку за бумагой, — место для плотины плохое…

— Откель ведаешь?

— Со стариками тамошними поговорил, они с того оврага, песок берут… Брали…

Никодим вскинулся, ноздри его хищно раздулись, — А землица как? Совсем худая?

Я, молча кивнул.

— От тварь, даже словом не намекнул… Значиться Архипка Шадровитый нам дерьмо подсунул… — Вспомнил ещё один аспект, — Федька, а как же теперь твоя механизма крутиться будет…

Давно это было, в подпитии с Никодимом прибывали, дернул меня черт за язык, помечтать вслух, ну и обозвал наш пресс и точилку суконную, механизмом. Он опосля, полдня пытал, что это такое, объяснил. Теперь для него все, что сложней молотка, механизм.

Сделав успокаивающий жест:- 'все нормально мол' взял ручку и стал рисовать принципиальную схему двигателя, попутно рассказывая, как он будет работать. Это заняло всего минут пятнадцать.

После небольшой паузы, Никодим высказался, — Бесовщина какая-то, — и перекрестился.

— Ты Никону скажи, что стрелки в часах на башне Кремлевской, нечистая сила крутит. А что, разве не так, мужик обученный раз в день ворот покрутит, гирьки поднимая… А может и правда, бес за цепку тянет?

— То механика освященная… — Никодим поднял вверх палец.

— Так и мы, нашу освятим, отца Серафима позовем…

— Он тя как раз… как зайца промеж ушей, кадилом освятит…

— Ладно, об заклад биться с тобой не стану. Со священником сам поговорю. Лучше мне вот что скажи, мы такую сможем сделать?

— Кто это, мы?

— Ты, я, Данила, Сидор, Силантия с ребятишками позовем…

— Эти на помогают, — Тон его исполнился сарказма, — знатные рукодельники, особливо как давеча…

— А что было давеча?

— А то не ведаешь.

— Нет. Мне никто ничего не говорил.

И тут наступила невнятная пауза, я как раз убирал рисунок в папку, а Никодим почему-то замолчал.

Поднял голову, он отвел взгляд, и стал разминать кисти рук.

'Сейчас, врать будет'

Чувствуя, что затянувшееся молчание выдает его, он заговорил, — Ну… Так… Э… А ничего там все…

Вроде как хорошо…

Поставив локти на стол, я положил подбородок на сцепленные кисти рук, добродушно улыбнулся и посоветовал не врать, ибо не получается. Никодим заерзал по лавке.

Или я не прав, или наш уважаемый хозяин замешан по самые уши.

— Поведай о делах наших скорбных.

— Это, о каких?

— Никодим ты же ведь не иудей, вопросом на вопрос отвечать, — из-за его упорства и нежелания отвечать, я начал волноваться. Может чего с ребятами случилось? Да вроде бы все при руках и ногах и глаза на месте…

'Когда обсуждали вопрос обучения ребят мастерству, поставил одно условие, оно собственно и вызвало больше всего споров и нареканий. Оплата труда. За свой труд наши дети должны были получать заработную плату, на достойном уровне скажу вам, у кожевников поденщик столько же получал, две копейки в день.

Никодим считал, что все заработанное ими, принадлежит ему, хозяину и учителю, потому что он их кормит, поит, одевает. А мне претит наказывать этих мелких человеков поркой, думаю таким способом внушения, можно только последние мозги выбить. Другой стимул нужен, иная мотивация, ты учишься, это твоя работа, а она должна оплачиваться. В твоей работе есть брак, двойки или что-то иное, тебя штрафуют и ты не получаешь заработанное. Когда у тебя есть деньги на карманные расходы… К хорошему привыкаешь быстро…

Мной был составлен греховник, так они его назвали, каждый пункт расписан, особое внимание уделялось технике безопасности, есть у меня такой пунктик. Благодаря нему, с моим хобби, ставшим здесь профессией, до сих пор глаза и руки целы. Зарплата ещё не выдавалась и мои нотации, предупреждения, объявления о штрафах, пока воспринимаются в шутку, для них это какая-то игра, затеянная дядькой Федором. Что ж, кто смеется последним, а кто-то в последний раз, и думаю, что это буду не я.

Взять хотя бы Клима, спокойный, рассудительный, выполняет все нравоучения от и до… Братья, если и получат, то это будет, дай бог алтын на двоих, Дмитрию надо напоминать…'

Вспомнилась утренняя трапеза, Клим откусывал хлеб и брал его правой рукой, в то время как левая спокойно лежала на столе…

— И что случилось с Климом? Покалечил парня?

Никодим стал похож на нашкодившего кота. Отвел взгляд в сторону, и начал говорить…

'Пацан сидел за полировальником, доделывая последний кран. Никодим, с кем-то поругавшийся, метался по мастерской в поисках жертвы. Отложив в плетеный короб с опилками, последнюю на сегодня деталь, Клим с братьями приступил к уборке. Меднику показалась, что они рано закончили (он всегда их этим третирует, когда меня рядом нет, они молчат, да только я об этом знаю) Он наехал на них, — 'рано, мол, ещё'

Рабочие рубахи, были перешиты Марфой, на широкий, раструбом рукав был добавлен хлястик и пуговица с тем чтоб ничего не болталось и запястье было обтянуто.

Клим расстегнул рукава и стал их закатывать, чтоб помочь с уборкой. Тут подоспел хозяин, нарычал, обгавкал и чуть ли не силком усадил обратно, велев братьям раскручивать станок, всучил подставку и, не дав парню привести себя в порядок, заставил работать. Видя, что ученик мешкает, обозвал 'хреноедом' и своими лапищами придавил деталь вместе с руками Клима к полировальному диску. Да только совсем забыл любезный, что надо было к правому, он поновей и как раз для таких больших заготовок предназначен.

Вал станка сделан из дубового бруска в пять сантиметров, диски крепятся, клином. Недавно я его модернизировал, был добавлен небольшой маховичок и приводная рукоять, её как раз братья крутили.

Не знаю почему, Мишка с Сашкой, боятся Никодима, до дрожи в коленях, ему стоит только бровью повести, как они замирают перед ним, как мыши перед котом… Когда он рявкнул, они с такой дурью налегли на привод, что от вкладышей можно было прикурить. Все крутиться, вертится на жуткой скорости. Стопорный клин цепляет за петлю на рукаве, наматывает его на вал, берет руку на излом, и вытаскивает парня с табуретки. Вскрикнув, он бьет Никодима затылком в челюсть, тот промычав что-то нечленораздельное, пытается поймать и падает животом на вал. Братья, увидев это, перестают крутить рукоять и вцепляются в неё мертвой хваткой, пытаясь хоть так остановить станок. Это им не удалось, только по полу раскидало. Маховик мной сделан на совесть, добротный, из старого мельничного жернова, в три пуда весом. Всех спасла как ни странно, туша Никодима и приводные ремни, проскользнувшие на шкивах…'

'Надо тормоз для принудительной остановки добавить. Пока ещё кого ни будь, не поломало'

Закончив рассказ, Никодим поскреб подбородок, — Федор, ты это… Пацана не ругай шибко…

Я, молча, смотрел на него, было понятно, что он сам переживает, едва парня не покалечил. Буду надеяться, что этот урок пошел ему впрок. Кивнул, соглашаясь, и решил вернуться к вопросу, на который так и не получил ответа, — Сколько денег у нас с тобой есть?

Будучи рад сменить тему, Никодим оживился, — А на кой тебе?

— Так есть али нет?

— Скока?

— Думаю рублей тридцать, сорок…

У него даже глаза округлились от изумления, — ежели ты думаешь, что я гость торговый… К-хм, Федька, а морда у тебя не треснет?

Вздохнув, взялся убеждать нашего хозяина, что расстаться с такими деньгами, это благое дело.

'Мы можем сами сделать все. Но это только кажется, мы не умеем работать с чугуном, нужно будет отливать некоторые части, обрабатывать железо. Данила хороший мастер, но его удел, работа с медью. Никодим медник, а я подмастерье у них. Сидор и Силантий такие же, как и я.

(про малолетних гостарбайтеров и говорить не приходиться)

Но, есть одно но, мы сможем взять на себя самую главную и трудную задачу. Сборку и наладку, изготовление бронзовых и медных вкладышей, а если удастся кузнецам сделать стальные шарики… Знаю, кто в кузнечной слободе, может нам помочь, эти люди работают не за страх, а за совесть, ну и за деньги в том числе.

Мне нужно будет сделать точную деталировку на каждую часть двигателя, с таким расчетом, чтоб как можно меньше их дорабатывать. С каждым из слободских буду договариваться как с немецкими мастерами, оплата только за то, что проверю, за просрочку буду снимать пенни. Думаете, не согласятся?

Это будет способ, до селе не известный в это время, удаленное производство, смежники, это потом весь мир будет так работать, производя части в разных точках мира и делая сборку в одном месте.

Есть и самый экономичный. Упереться рогом, откладывать каждую копейку и лет через десять запустить первый двигатель. Но своими силами, только он на хрен будет нужен. Впереди страну ждали соляной бунт и чума… Я изо всех сил, пока не говоря никому ни слова, стремился вывезти приютивших меня людей из города, подальше от грядущих бед'

Разглагольствовал минут сорок, сыпал именами кузнецов, рисовал на бумаге схему…

Никодим слушал внимательно, в чем-то соглашался, а против некоторых ковалей яростно возражал, ему видней, он местный, а я приблудный. Отстаивая свой план, приводил цифры, к примеру, сейчас наш прокатный станочек не мог дать медные пластины тоньше, наши самовары выходили избыточно утяжеленными и если уменьшить толщину стенок на треть, получим прибыль на пустом месте. Ну и Данила не прекращал попыток сделать нормальную латунь. Образцы были… Образцы… Пока… Толи примеси али чего ещё мешало.

Медник задумался, хотя только что спорил со мной, молчание затягивалось… Пусть подумает, ему полезно, меньше будет ребят калечить…

Чтоб не мешать, взял изрисованный лист, перевернул и по памяти (сплетник под матрасом остался) стал записывать имена нужных людей. С каждым ещё предстоял разговор и не думаю, что он будет легким…

— Скока? — Нарушил тишину хриплый голос.

— Что? — Я вздрогнул, от неожиданности…

— Денег, Надо, скока?

— На первый взгляд около сорока, там посчитаю, переговорю с народом… Через седмицу скажу точно.

Он кивнул соглашаясь, — А механику свою за скока сделаешь?

— Сделаем, ежели все вместе над ней работать будем…

— Нет Федь, один с мальчишками да с Данилой будешь, а мы с Сидором в мастерской, а то совсем без всего останемся. Силантию скажу, пусть чем, черт однорукий поможет, зря что ли ему, пять рублев додаю. Ежели приспичит, Марфу кликну… Хотя нет, не надо, она и так одна с Машкой на хозяйстве останется. Ну?

— Ежели бы все, то к пасхе как раз успели бы, а так позже будет. Она когда будет?

— Кто?

— Пасха!

— У отца Серафима спросишь, когда он, те по рогам кадилом стучать будет.

— Я серьезно…

— А я шуткую… — Всплеснул руками, хлопая себя по ляжкам, — не ведаю, у Марфы спросишь.

С тем и разошлись, я воспитывать подрастающее поколение в духе уважения к старшим, ибо сокрытие правды есть не уважение. А Никодим кубышку трясти, гроши пересчитывать…

А потом для отдельно взятого человека, начался личный ад. Честно сознаюсь, если бы раньше узнал о том, что мне предстоит сделать, ни за что не ввязался бы в эту авантюру. Знаете, что больше всего удручало? Почти угадали, передвижение по городу. Через два дня я уже начал сомневаться в своих словах по поводу недели, а ещё через пару, укрепился в этой мысли. Как же просто было там…

Достал сотовый, набрал номер, поговорил… И все решено. Здесь же… Этого нет, в отъезде, уехал в хреново-кукуево. Будет только весной. Другой смотрит на меня как баран на новые ворота и не понимает чего от него хочу, а от самого выхлоп, такой, что боишься огонь рядом зажигать…

Третий соглашается и с условиями и с оплатой, только срок исполнения у него больше моего в три раза.

Плюс ко всему, какая-то сволочь, пустила слух: — Федька медник, кузнецов за любые деньги нанимает.

Слободские, решили сорвать куш, сразу подняли ставки в разы. Если полкило гвоздей стоило десять копеек, то сейчас за него просили почти тридцать.

Для задуманного, требовалось как минимум десять ковалей и пара литейщиков, отобрать их надо было из почти полусотни кандидатов.

Через неделю стал похож на страуса, поджарое тело и сильные, мускулистые ноги.

Когда ни будь все кончается, закончился и этот дикий марафон, занял он у меня, ровно шестнадцать дней.

За это время сумел совратить двенадцать кузнецов и трех литцов, сговорился и ударил по рукам со всеми, оставил предоплату, по сроку решил, что месяц будет в самый раз.

Самая сложная досталась литейщикам, они должны были отлить рубашки на цилиндры, маховик, поршни и шкивы из чугуна и бронзы. Детали рамы, она будет клёпанная, крепеж, шатуны, пальцы и прочая мелочевка исполнялись кузнецами. Некоторые детали, будет изготавливать Данила, в частности хотел опробовать водяное охлаждение и если не пойдет, сделаем ребра на малом цилиндре из меди для лучшей теплоотдачи. Но мне требовался ещё один умелец, который мог бы смастерить поршневые кольца и его найти, пока не удалось.

Приползая вечерами домой, наскоро перекусив, запирался в четырех стенах и почти до утра корпел над чертежами. Утром с опухшей рожей, плелся в учебный класс, ибо уроки никто не отменял. Отмучившись три часа и замучив других, собирал монатки, убегал в город, так продолжалось две с лишним недели.

А потом все закончилось, и осталось только ждать…

Отдыхал целых полдня, а потом пришел 'червяк сомнений' принялся нарезать круги, догладывая последние остатки мозгов, довел до отупения и сбежал.

Самым трудным в изготовлении был горячий цилиндр, он был составной, внутренняя часть из стали и наружная из чугуна. Так вот за качество материала я и переживал больше всего.

Были вопросы по шлифовке, с абразивными материалами напряг, надо пополнять запасы. Самодельные шарошки из смеси песка и уваренного костного клея надо будет изготавливать в размер. Был правда один плюс, маленький такой. В бытность работы на государство и его же нужд, мной было заказано две бочки масла земляного, которое благополучно было перегнано на керосин и что-то жутко тягучее, по внешнему виду густую смазку, получилось совсем ничего, и она была честно поделена пополам. Казенная доля благополучно ушла на смазывание пресса, а честно заработанная в заначку, как и десять литров керосина не потраченные на освещение. Оставался ещё один продукт перегонки, я его обнаружил на следующий день, уж очень он был похож толи на гудрон, толи ещё на что. Стрельцы на воротах ничего не сказали, когда вывозил мусор… На Никодимово подворье…

Мысли плавно пошли на второй круг…

Устав заниматься самоедством, решил сходить в мастерскую, у меня тут кое-какая цифра получилась, надо обрадовать человека, меньше сорока, но больше тридцати. Тридцать два рубля как одна копеечка, уйдет добрым дядям за работу. В том, что эта хреновина заработает, не сомневался, я даже рассчитывал, что она отработает максимум месяца три без ремонта. За это время мы будем должны сделать второй такой, но более качественный и большего размера и стоить он будет гораздо дешевле.

***

Лета ХХХ года, декабря 30 день

Умные мысли приходят и уходят, а глупые остаются с вами, навсегда.

Когда решил вести записи о своей жизни, была идея ставить дату, но почему-то она похерилась(лень было!!!) и сейчас по прошествии года с лишним решил что без дня и месяца все события сливаются в однообразную серую ленту с вкраплениями сколь немного значимых событий. Работа, учеба, сон… Ничего интересного, хотя… Знаете, пяток дней назад произошел странный случай. Все руки не доходили, а вот сейчас вспомнил и записал…

'Эй, хозяева! Есть кто живой в этом доме? — застучал кулаком в доски ворот. Зазвенела цепь, залаяла собака. Прождав ещё немного, продолжил стучать, на этот раз, ногой. Ограда тряслась, псина сходила с ума, но никто и не думал отпирать. Сплюнув от злости, хотел уже уходить, как послышался стук снимаемой слеги. Створка распахнулась, нарисовался мужик в больших валенках и тулупе, наброшенном поверх исподнего с неприкрытой головы, волосы неопрятными сосульками спадали на бородатое лицо.

Оглядел меня мрачным взглядом с верху до низу и довольно грубо спросил, — Те чё надоть?

— Сомов нужон.

Почесал грудь растопыренной пятерней, зевнул, — А ты хто?

Хотел ответить привычной присказкой про коня и пальто, да не поймет, — Фильку Сомова, позови.

— А на кой? — и запустив руку в бороду, яростно зачесался.

Глядя на эти почесушки, хотелось посоветовать сходить этому ежику, помыться.

— Сговаривался я с ним, на сегодня. Сам-то кем будешь?

— Я то? Брат евонный, а Фильки, это, того самого… Нету…

— Когда будет?

— Что ты заладил: — когда, когда. Нету его, помЕр вчера… — и наладился закрыть ворота. Подставив ногу, не дал это сделать. Мужик, дохнув в лицо перегаром, попытался оттолкнуть меня. Толчком в грудь отправил его во двор, сбив с ног. Шагнул следом, шавка зарычала и попыталась укусить, но взвизгнув от удара в брюхо, скрылась в конуре.

— не тронь животину…

— Филимон мне работу сделать должон, алтын брал и крест целовал, что к сегоднему, все исполнит.

— так бы и говорил… — Проворчал мужик, поднимаясь на ноги, — Пойдем, глянем, могет и есть чего. Он же не токмо тебе обещался…

И шатаясь из стороны в сторону, побрел вглубь усадьбы, где как помниться стояла кузня.

Помещение встретило мрачным полумраком, запахом сгоревшего угля и ржавеющего железа. Закопченный горн у дальней стены перед ним дубовая колода с наковальней, правее, верстак с разложенными инструментами и бадейка с водой для закалки. Мужик прошел в самый темный угол, присев на корточки, что-то сдвинул, пошарил и вытащил на свет божий, нечто, замотанное в чистую тряпицу, — енто что ли.

— Дай гляну… — Протянул руку.

Брат шагнул к наковальне, положил сверток и развернул его. Пришлось войти вовнутрь кузницы. Сделать пару шагов и склониться, рассматривая детали. Да это они, укосины для станины, все восемь штук, отдельно лежали заклепки, пересчитал, тридцать две штуки, как в аптеке.

— Да, оно самое, — И стал заворачивать.

Сверху легла грязная пятерня, — Филька сказывал…

— До ворот дойдем, там деньги и отдам.

Он кивнул и убрал руку.

Проходя мимо избы, поинтересовался, — От чего Филимон умер?

— Тати, порешили…

— О как!

— Позавчёра, сказался что к другам пойдет, ушел и ночевать не вернулся, а седня по утряни, кобель завыл. Я к воротам, а там Филька… Голову ему кистенем разбили… Шубейку забрали, а сапоги не тронули…

— Где он сейчас?

— а на кой тебе?

— Проститься хочу, добрый мастер был.

— В доме он…

На давно не скобленых досках стола, раскинув в стороны желтые ступни ног, лежал Филимон. В скрещенные на груди руки была вставлена горящая свеча.

Перекрестившись и поклонившись усопшему (нет сомнений, передо мной покойник) протянул брату полушку, — Свечку поставь, за помин души.

Кивнув, он прошел за печку и загремел посудой, явно что-то наливая.

Последующее действие не могу объяснить, хоть убей. За каким чертом мне понадобилось, приподняв жмурику рубаху, смотреть на живот мертвеца, не знаю. И то, что я там увидел, мне совершенно не понравилось, абсолютно.

Шагнув назад, постарался придать лицу пристойное выражение, вовремя мужик вошел, держа в руках кружку, протянул, — Помяни.

— Благодарствую, но хмельное не пью. Жаль брата твоего… пойду, ждут меня.

Всю обратную дорогу, пока пробирался через заваленную сугробами, кузнечную слободу в голове крутился вопрос: — Это как же надо умудриться так, осмолить себе брюхо? Ярко красная кожа и даже несколько водяных пузырей, все это аж до грудины…

— Постой Федор! Да погодь, ты. — Дернув за рукав, меня остановил молодой стрелец. Сначала не узнал, он назвался и я вспомнил, что частенько видел служивого на воротах пушкарского двора. Не помню уже кто — кому, чем помог. Но с этим молодым парнем были нормальные отношения, с ним я точно не собачился.

— Здрав будь, извини, задумался, сразу и не заметил, — Поздоровался и стал лихорадочно вспоминать, как его зовут.

— А-а… Пустое. Он беззаботно махнул рукой, — Слышал, ты слободских ребятишек, цифири учишь?

— Н-да, учу, да не всех, молодше осьми не беру, а твому сколько?

— Жаль, маловат мой будет, пять всего.

Постояли немного, перебрасываясь дежурными фразами, о погоде, природе и любимых женщинах.

И уже расходились, когда спросил у него: — ' чего он здесь делает'

Услышав о том, что мамкин брат живет здесь, и он идет проведать родню. Спросил, — ' не знает ли, Фильку Сомова'

Он пожал плечами, и ответил, — 'Вроде как…'

И задал последний вопрос, — 'есть ли брат у него'

Стрелец задумался, поджал нижнюю губу, и отрицательно помотал головой, — ' Врать, не буду, но кажется, у него никого не было'

И пояснил.- 'Он не наш, не посадский, с Твери приехал, годов пять назад, ожениться, ещё не успел'

На этом распрощались и разошлись'

Домой пришел к шапочному разбору, с моим уходом, воцарился бедлам. Машка ошпарила руку и ногу. Клим, подрался с Дмитрием, братья постояли, посмотрели и приняли сторону Димки. Втроем они бы точно отметелили Клима, да вмешалась тяжелая артиллерия, Силантий не долго думая, схватил метлу и отхреначил всех, не деля на правых и виноватых. Разогнав толпу малолетних хулиганов, поругался с Марфой, прибежавшей на шум, она, не разобравшись, вцепилась тому в бороду. Теперь уже ему, пришлось отбиваться от старухи.

Открываю двери, захожу и что вижу. Марфа чуть ли не ядом плюются, наседает на Силантия, размахивается на него веником. Никодим ржет как наша кобыла при виде соседского жеребца. Перевязанная с ног до головы Машка, испуганно выглядывает с женской половины. На лестнице, ведущей в горенку, толпятся орлы, в порванных рубахах, и со свежими синяками.

Как встал, так и сел, на бочонок с капустой, звякнув, сверток выпал из рук, и у меня в кои века пропал дар речи.

'Катиться голова по трамвайным путям, тускнеющие глаза смотрят вслед уходящему вагону, и синеющие губы шепчут, — Вот и сходил за хлебушком'

Это была единственная, разумная мысль на тот момент, пришедшая в голову. Ткнул в каждого из парней пальцем, а потом поднял три, это значило что каждый оштрафован на алтын. Причину драки выяснять не буду, ежу понятно, делилось место лидера, я им, блин устрою, я их к едреней фене…

Надо было остыть, забрал у Никодима ключи, ушел относить детали. За ужином с Никодимом обсудили текущие дела, оговорили, что будем делать завтра. После поднялся наверх, они сидели на своих кроватях, положив руки на колени, всем видом показывая, что они пай-мальчики.

Открыл дверь, с порога, мрачным взглядом посмотрел на детей. — Два раз повторять не буду. У меня нет, и не будет любимчиков. Вы все равны — Говорил и видел, мои слова не доходят до них, они ждут от меня другого. Криков, ругани, побоев.

'Твою Мать…'

— Если это случится ещё раз, выгоню к чертовой матери, на улицу. Поняли?

Дождавшись ответа, приказал ложиться спать, для них на сегодня все закончилось.

***

Лета ХХХ года, января 3день

Новый год встретил как обычно. Для себя. На рынке увидел сахар, дорогой собака, на полтинник взял два фунта, масло греческое, яйца свои (куриные!) уксус есть, взбил. Жаль только, картошки нет, и без неё обошелся, соорудил, а-ля оливье. Спирт, собственного приготовления, настоянный на клюкве и еловые ветви, развешанные по стенам жилища, довершили приготовление к встрече нового года. Жаль, нельзя было послушать, традиционное выступление главы государства, он бы поведал о свершениях прошедшего, рассказал о планах грядущего. Не знал князь всея Руси, что его подданный ожидает его выступления, вот так. Ибо сын его мал, а внук его Петр, ещё не стал глобалистом и даже не родился, ибо не зачат. Да фиг с ними, а пока что это только мой праздник! Пожевал, салатика, сдобренного заправкой, самопальной. Махнул дозу клюковки и устроил салют, переполошивший всех соседей, собак и детей. Опосля, сходил за добавкой, принял на грудь и отправился кататься на санках с берега Москвы-реки. На обратном пути подрался с каким-то подвыпившим мужиком, домой пришел весь в снегу и со свежим синяком под глазом. Праздник удалсЯ.

В делах наступила пауза, до срока, когда массово начнут поступать детали, оставался месяц. Я сам передвинул сроки, контрольный заход по мастерам, показал, что у всех есть определенные трудности.

Услышав в шестой раз жалобы на срок, и проверив, как идет работа, понял, что если буду настаивать. Получу кучу металлолома, неизвестного назначения, годного только для переплавки. А литейщики и так не торопились, у них изначально больше времени было.

Я решил вплотную заняться солдатиками. За образец были взяты самые простые фигурки, с помощью нашего кузнеца была сделана разъемная форма из железа. Она посередине соединялась двумя винтами.

За один раз получалось два стрельца сразу, олово бодяжил свинцом, чтоб его меньше тратить. В наборах будет девять рядовых и десятник. Крашенные для тех, кто по богаче и простые. При всей подготовке, к этой затее, забыл о главном, сначала считать, потом делать. Когда получил первые образцы, радовался. Потом сел за расчеты и погрустнел малек, чтоб самые дешевые, не говоря о дорогих, стали рентабельны, цену надо ставить не меньше алтына. Вот так. Экономика, мать её за ногу…

Оставалось ещё одно. У моей знакомой мастерицы, Милославы, много других творений, которые можно отлить из бронзы, но это уже другой уровень литейного мастерства недоступный мне. Можете возразить, что у себя мы отливаем некоторые части для наших самоваров, да, льем. Краники и больше ничего. Можно было бы конечно, запрячь Данилу, поставить ему задачу, но эта работа не для него, все, что получу от него, это будет самоварный кран, изысканной формы. И только!

Надо было искать нового человека, да ещё с таким прицелом, что он будет работать на компанию Никодим и Ко, продолжительное время. Никодим со мной и спорить не стал, он сам все прекрасно видел и понимал что наш кузнец великолепный исполнитель от и до, без единой капли самовольства.

Требовалось найти кого-то, кто только отделился и хочет самостоятельно встать на ноги. Неважно кто это будет, местный сторожил или из приезжих, важно чтоб был молод и хотел работать и зарабатывать. Но и какой никакой опыт в литейном деле, тоже нужен.

Хотите, верьте, хотите, нет…

Но буквально через день, домой прибежал запыхавшийся Мишка и сказал, — ' дядька Силантий срочно в лавку зовет' Сегодня была очередь стрельца, сидеть за прилавком, с ним отправили младшего Рябова, если что лишний разок полирнуть бочок самоварчика, полы подмести, да просто сбегать, куда или зачем ни будь.

На все расспросы, Мишка отвечал довольно туманно:- ' сам ничего не видел. Был в задней комнате, протирал трех ведерный самовар' Этого монстра сделали давным-давно, да вот только покупателя на него не было, уж больно дорого он стоил. Я уже пару раз осматривал его с целью переделки или просто порубить да переплавить.

В лавке уже был Никодим, с утра уезжавший по делам, решил проверить, как дела идут. А тут на тебе…

Силантий подпирал задницей дверь (ещё и пускать не хотел), а медник тем временем, вел допрос, точней приступил. Я так понимаю, подоспел к самому началу. История банальна, по своей сути и могла случиться где угодно и с кем угодно…

Парня звался Антипом, прозвищем Сизый. Почему так, усмехнулся — прадед его, это прозвище заработал. У него был здоровенный шнобель и толи болячка какая, толи ещё чего, сизого цвета. Со временем, 'нос' пропал, а первая половина прозвища осталась.

В слободе, места для новоселов не нашлось и пришлось селиться у черта на рогах. Почти все деньги, выданные отцом, ушли на покупку дома. Живность, какую ни какую, привели с собой. Место, правда, нехорошее было, пожар случился прошлой зимой и все кто жил на том подворье… Даже выскочить никто не успел. До весны пустовало, а как трава в зелень пошла, Антип с молодой женкой объявился.

На то чтоб вступить в артель речи не было, никто он для московских искусников и звать его ни как.

Если и брали, так подмастерьем только, 'молод ищо' чтоб мастером зваться. Другие, эвон до седой бороды учениками ходят… Да и чужих, берут неохотно, очень неохотно, если нет сродственников, можно и не пытаться. В баньке, лавку поставил, очаг есть, там и начал потихоньку из припаса медного, с дому привезенного, котелки клепать, два подсвечника слил, малых, да поставец на три лучины. Да напрасно все, на торгу своего добра навалом, чтоб ещё и пришлым место нашлось… Только с телеги, а с неё торговать… только успевай поворачиваться, того гляди сопрут все что плохо лежит. Целую седмицу, напрасно проторчал, народ ходит, смотрит, цену спрашивает… На одно только сено для лошадки двадцать копеек ушло, так ещё и самим что-то есть надо, да скотинку кормить. От случайных приработков не отказывался, бабульке котел запаял, там помог, тут…

Копейка, две, алтын, полушка, но это не, то, что хотелось молодому мужику, у которого к тому, ожидалось прибавление в семействе. До середины лета, прожили, не сказать что плохо, но и не совсем хорошо. Не голодали.

В один из осенних дней, у него сперли подсвечник, попытались, краем глаза успел заметить, что некто, шарит под сеном, ухватив за ворот, приложил о доски. Тать сомлел, а Антип, кликнув стрельцов, сдал им бесчувственную тушку, те и сволокли её в разбойный приказ. День закончился, как и предыдущие, ни шатко, ни валко. Вечером приехал домой распряг коняшку, покушал, поработал по хозяйству и с наступлением темноты лег спать.

Посередине ночи, приспичило по нужде, и когда возвращался, увидел как у входной двери, тени копошатся. Подошел ближе и разглядел, охапку соломы и мелькающий огонек. Подхватил, что под руку попалось, а было это полешко березовое, да и втянул, одному промеж лопаток, тот только охнул и ничком упал. Второй изворотливей оказался, отскочить успел. Антип деревяшку отбросил и с ним сцепился. Помутузили друг, друга, парень сшиб с ног татя, сбил и сел верхом, охаживая кулаками, куда ни попадя. Да к несчастью, первый очнулся и приголубил нашего героя, колышком по головушке.

В себя пришел опосля ведра воды, вылитого на него супругой. Когда рассвело, на месте побоища нашел охапку соломы, притащенной татями из сарая, да разбитый кувшин с огарком свечи. Седмицу провел в тревожном ожидании. Но ничего не случалось и показалось, что гости ночные получив отпор, больше не появятся… Долго, ни кто не беспокоил, аж до самой глубокой осени.

А потом все повторилось, лишь с той разницей, что драки не было, загодя купленная собачонка, разбудила, с громким лаем заметавшись на задках возле ограды, спугнула разбойников. И основа тишина, никто по ночам не ломиться, собака не гавкает… Да третьего дня нашел поутру своего сторожа за банькой, оскаленная пасть, желтая пена, отравили псину. Не рискуя оставлять жену, одну дома, забрал с собой. Показалось что это лучший выход из положения, на алтын сторговал, да на гривенник уперли. День прошел, на редкость удачно. Продал, один из своих подсвечников, за тридцать копеек, прикупив чего надо было, поехали домой. А там их встретили распахнутые двери дома и пустой хлев. Из избы не вынесли только что печку, потому что каменная, свели со двора всю скотину, какая была у ребят. Пяток овечек, телка, а свинью, похоже, прям в загоне ухайдакали, уж больно здорова там лужа крови. Маленькую мастерскую разнесли просто в клочья, кто-то выместил свою злобу, порубив топором все до чего смог дотянуться. Но этого показалось мало, и эта тварь нагадила прямо посередине…

И тут, у Антипа, честно говоря, сдали нервы, ему стало страшно, но не за себя, сказал: — ' за Аленку свою испужался'. Переночевав, если можно назвать сном, дрему в обнимку с колом, утром, из подполья в баньке, достал последнее сокровище, полпуда меди и поехал в город, загрузив остатние, не украденные вещи, на сани. Оставив супружницу, стеречь добро, сам отправился по лавкам, предлагать свой товар.

Сунулся в одну, там и разговаривать не стали, другая закрыта и нет никого. Третьей рубль всего давали, а когда отказался, стращать начали, что стрельцов позовут. Насилу вырвался.

Пока до нас добрался, страху наслушался, такого, что ноги идти не хотели (его собственные слова) А как Силантия увидел… Нет, не зря я со старым стрельцом, беседу провел. Тот встретил гостя, как полагается…

'надо будет, спросить Антипа, стрелец ему улыбался или нет? А то я просил этого не делать, от его оскала, наш барбос, описался. Да. Лет, ему многовато… Не получиться из него толкового продавца. Жаль, пацаны мелковаты, с ними пока что никто и разговаривать не будет'

Никодим пытал, молодца о причинах побудивших того искать лучшей доли в дали от отчего дома.

Всё оказалось просто. Антипу, как самому младшему, светило из отцовского наследства, только пробой на воротах, да веревка из колодца с дырявым ведром. Когда заговорил, что хочет уехать в Москву, как ему показалось, все вздохнули с облегчением. Отец дал денег, брат старший чего подкинул, средний подарил, чушку медную, а старики благословление дали.

— Литец значится, колокольный? — Никодим глянул в мою сторону и кивнул. ' Пытай, мол, дальше'

— Он самый. — Согласился Антип, вроде бы спокоен, а пальцы шапку сжимающие, чуток подрагивают.

— А ты значиться с братьями не поладил? — Спросил его, переключая внимание на себя. — Что худые мастера?

— Наш батюшка, в Курске, самый лучший…

— А ты не захотел у братьев, подмастерьем быть али как?

— Хотел… Да разлад вышел, они все по батиному покону делают….

— А ты по своему… — закончил за него. И продолжил. — Что ж такого нового можно в колокольцах придумать?

— Да они мне, вот где сидят, — Антип провел рукой по горлу.

Я пробарабанил по столу дробь, — Погодь, чуток. — Встал и вышел в соседнюю клетушку. Мишка, уж очень усердно надраивал самовару бочину, елозя по одному и тому же месту.

— Будешь подслушивать, ухи оторву, вместе с головой. — И не давая времени на возражения, стал объяснять, как добраться до лавки Милославы.

Заставил повторить, дал деньгу и отправил с наказом, принести любую фигурку, — Какую дадут, такую бери. Да не вздумай по дороге сломать.

Это было все-таки ближе, чем тащить из дома.

Вернулся к нашему гостю. По прошествии буквально получаса, Мишаня приволок тряпичный сверток, осторожно положил на стол и пошел в коморку.

Окликнул его, — Миша! — Он оглянулся и посмотрел на меня.

— Будешь подслушивать, исполню обещание. Понял? — Кивнув, парень закрыл за собой дверь.

А я стал разворачивать упаковку. На свет божий появилась моя знакомая (только по слепку) собака жужа. Все-таки умница Милослава, такие классные штуки делает.

Поставил статуэтку на стол и двинул к Антипу, — Сможешь такую из бронзы колокольной слить?

Он взял её в руки, покрутил, осматривая со всех сторон, осторожно поставил на место, отряхнул ладони от прилипших комочков глины. Посмотрел на Никодима, на Силантия, на меня. И как показалось, немного неуверенно, кивнул. — Смогу.

'А голосок то хрипловат. Волнуется парниша…'

— Как делать будешь? Ты ведь такое хотел в отцовской мастерской отливать?

Антип протянул руку и, взяв в руки фигурку, стал рассказывать.

— Дощечка надобна, сухая, можно взять березовую или еловую. Два ящичка сделать, так, чтоб соединить потом между собой. Песок нужен белый, в нем должны как искорки мелькать. Его промыть, просушить и через сито просеять. Глину потребно брать зимнюю, она лучше отмучивается, высушить и потом растереть в пыль. На девять частей песка, одну глины сушеной, замешиваем и потихоньку добавляем воду. Ежели шарик, не рассыпался или не растекся по доске, с роста упавший, значит подходит. Берем мешочек с припылом, я обычно уголь тертый, из печки беру, лучше всего от березы али дуба сгоревшего подходит. Постукиваю, чтоб ровно легло, пятен не оставалось, иначе песок комьями прилипнет, когда вынимать будешь, — Он приподнял статуэтку над столом, поставил обратно.

Гладилкой, ровняю ежели что не так пошло, делаю литник и продухи. Вторую половинку также как и первую делаю, собираю форму, ремнями кожаными стягиваю. Но это ежели она разовая, а так можно кольца железные и клинья.

— И всё? — Спокойным, даже немного разочарованным голосом спросил Никодим. Его было легко понять, пока что мы не услышали ничего нового.

— Нет, длиной иглой надо наколоть утрамбовку, но так чтоб не доставало, иначе воздухом горячим порвет.