Запертый 2

Глава 6

Глава шестая.

Проспав достаточно долго, чтобы восстановить силы, я наспех перекусил и снова погрузился в чтение архивных документов. Я уже осилил больше половины папки, столько же оцифровал и понимал, что скоро мне опять идти в офис ВНЭКС в надежде получить следующий пыльный бумажный кирпич. К моему сожалению из последней трети немалая часть листов была посвящена закупкам и разбору монологов старенького мотивационного лектора, чьей задачей было вдохновить членов подразделения Фольк на мощные и непрестанные свершения. Вот только он скорее добился обратного эффекта – бубнивый старичок, а ему тогда было восемьдесят семь, вместо того чтобы еще сильнее разжечь пламя, наоборот притушил его унылыми и чрезмерно долгими речами, где каждое четвертое предложение повторялось. Я знал это благодаря подробным стенограммам, фиксировавшим не только выступление, но и возражения или аргументы слушателей. Как мотивационный оратор дедушка не годился, а как отупляющее снотворное так вполне ничего. В итоге, помимо усыпляющих лекций, у них имелось личное спортивное прошлое и семнадцать часов учений по слаженности действий.

И только заключительные десять страниц папки были посвящены главному – первой вылазке исследовательского подразделения в условно неизведанную территорию. С разрешения правления нашего уровня, они выдвинулись в коридор с длинным буквенно-цифровым названием, отперли решетку, разболтили дверь и вышли в недостроенные в свое время и частично затопленные помещения, связанные друг с другом коридорами с черновой отделкой и могущие похвастаться полным отсутствием освещения и отопления. Там было темно, холодно, мокро и страшно. Подразделение, стараясь действовать слажено как на учениях, смогло пройти несколькими коридорами, спустилось временными лестницами на десяток метров ниже и там уперлись в залитую водой бетонную шахту. Дальше они не прошли, так как требовалось погрузиться на глубину в пару метров, проплыть при свете фонарей по узкой кишке внутри почти необработанного пласта и выбраться в тупиковом помещении, где покоилась брошенная проходческая машина производства Сурвмаунтинс. Эта вылазка преследовала учебные цели и должна была стать испытанием духа. Но все закончилось у той шахты – две трети участников вылазки не сумели заставить себя погрузиться в воду. Тогда же произошел инцидент с теми, кто все же нырнул – двое девушек под водой запаниковали, спутались веревкой и начали захлебываться. Их обоих вытащил из воды бесстрашный молодой спортсмен – мой будущий отец и семейный деспот. Имелась и четкая черно-белая фотография – мокрый отец смущенно улыбается во объектив, за его спиной щурятся от вспышки две закутанные в одеяла девушки. Одна из них моя мама, другую я не знаю.

На последней странице папки имелось краткое резюме этой вылазки, выдержанное в оптимистичных тонах: да мол не получилось достигнуть желаемое, испытание провалилось, но мы как никогда спаяны одной целью, наши узы сильны, и мы полны решимости повторить миссию в ближайшее время.

Подразделение Фольк не падает духом!

Конец первой папки.

С удивлением ощутив вспышку злости, я подавил желание отправиться в партийный офис немедленно, чтобы потребовать вторую папку. Пусть часть меня требовала незамедлительного продолжения читательского возлияния, но другая часть меня, более сдержанная и хитрая, прежде мне незнакомая, понимала, что в этом случае не следует демонстрировать излишней заинтересованности. Инверто Босуэлл ожидает моей реакции и не стоит спешить с демонстрацией его правоты. Меня сжигает нетерпение, но я выжду сутки, может даже сорок восемь часов, а если хватит силы воли, то явлюсь к нему с докладом не раньше, чем через семьдесят-восемьдесят часов.

И чем заняться в эти дни?

С ответом проблем не возникло. Чтение никуда не делось, у меня есть где наматывать бесконечные круги, меня привечают в парикмахерской Бишо, меня всегда ждут на изматывающие ночные смены в рыбных прудах Якобс, а еще я хотел добавить себе физической активности, но не бега, а несколько иного рода. Но и не обычных тренировок вроде тех, которые молодые сурверы выполняют в спортивных залах с их неубиваемыми полами и вечными штангами с металлическими блинами. Стоило подумать о том, чтобы начать отжиматься, качать бицепс гантелью или приседать с весом на плечах – и сразу к горлу подкатило отвращение. Поэтому я пойду путем несколько иным, но куда более подходящим под мои цели. Тем более у меня есть все необходимое и мне за это еще и заплатят.

Но сначала я все же вышел на пробежку, но на этот раз у меня за плечами висела та водонепроницаемая сумка с широким ремнем. И сумка не пустовала. В нее прекрасно поместились две литровые бутылки с водой, сменные футболка, трусы и носки, сложенное полотенце, мой рабочий инструмент чистильщика, старые перчатки, два фонаря и… кирпич. Последний предмет я положил для дополнительного веса – в моей арендованной комнатушке имелось шесть кирпичей, лежащих стопками по три и выполняющих роль задних ножек для кровати. На каждом кирпиче имелось клеймо, и я давно уже выяснил, что четыре были произведены Алым Юкатаном, один СурвМаунтинс и один корпорацией Алоха Кеола.

В результате сумка стала довольно объемной, но мягкой, а ее примерный вес был в районе пяти-шести килограммов. Хотелось добавить еще пару кирпичей, но я сумел проявить сдержанность. Не забыв засунуть отвертку сбоку за пояс штанов, я вышел за дверь и побежал. Первые полкилометра я не ощущал от дополнительного веса за спиной никаких неудобств, кроме разве что непривычности ощущений. Но чем дальше я бежал, тем ощутимей становился раскачивающийся за спиной вес и все сильнее начинали болеть плечи. После четырех километров хотелось остановиться, но я заставил себя продолжать, хотя и замедлился немного. Что ж… такую пробежку вполне можно назвать дополнительной физической активностью… Чуть отдохнув, я резко ускорился и следующие сто метров бежал изо всех сил, не отрывая глаз от мелькающих полос отсечек. Десять метров позади… еще десять… и еще…

**

На своеобразную биржу труда в комнате ожидания сразу за входом в рыбные садки, я явился в привычном для себя виде опытного работяги, но на этот раз за спиной висела сумка со все тем же содержимым. Перед этим я немного поспал и почитал, плотно перекусил и чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы попытаться заработать хотя бы пять динеро. На большее я не рассчитывал, зная, что не возьмусь за смену длиннее пяти часов.

На длинной лавке у стены, несущей на себе еще не до конца стертые задницами работяг спортивные символы, рядком сидело трое воняющих застарелым потом и перегаром личностей неопределенного возраста. Оценив силу источаемой ими вони, я отошел на противоположный край лавки и сел в одиночестве, хотя пискучая и трусливая моя натура испуганным голоском шептала, что не надо было так демонстративно внюхиваться и отсаживаться – они же обидятся… и разозлятся. В этот раз трусливый внутренний голосок оказался прав – повернувшийся ко мне алкаш сипло спросил:

- Тебе что-то не нравится, парень? Че ты тут вынюхиваешь? Хочешь подойду и поговорим?

Внутри меня что-то дрогнуло, пискляво заголосило, в глотку толкнулись слова «Да я ничего такого», а вслух я спокойно ответил:

- Ну давай. Подойди – смотрел я при этом в его пожелтевшие из-за больной печени глаза.

Секунда… и он, что-то пробормотав, отвернулся. В затылке больно кольнуло и я, повысив голос, спросил:

- Ты что-то сказал, мужик? Я не расслышал.

Еще секунда… и он уже повернулся ко мне спиной, бросив через плечо совсем другим голосом:

- Да это я не тебе, сурвер.

Следующие минут десять я прижимался затылком к холодной стене и смотрел в грязноватый высокий потолок, где мозаикой были выложены пловцы, идущие по дорожкам различным стилем. Названия стилей я не знал, но смотрел с интересом, пытаясь понять, какой вариант самый быстрый и экономичный при этом. Ну точно не вон тот, где мускулистый парень с запрокинутыми за спину руками аж парит над водой…

Когда пришел дежурный бригадир – я его не знал и еще раз удивился количеству персонала, тут явно на нем не экономят – нас в комнате было уже семеро. Усталый и судя по его словам работающий уже третью смену подряд бригадир попросил народ не галдеть, сообщил, что работы хватит на всех, но связана она с чисткой и разделкой рыбы, а потом еще придется качественно убраться в помещении. Платят один динеро в час и на большее сегодня можно не рассчитывать, так как в разделочном цеху тепло и через каждые три часа дают время перекусить бутербродом и горячим чаем. Толпящаяся перед ним шестерка энтузиазма не выразила, и бригадир добавил, что перед сменой и во время перекусов можно и кое-чего добавить в чай – не уточняя чего именно. Шестерка резко оживилась, загомонила и радостно потянулась к нужному коридору. Я остался на месте, дождался, когда усталые глаза мужчины сфокусируются на мне и честно признался:

- Рыбу чистить не хочу.

Снова пришлось чуток пересиливать себя – застарелые привычки требовали соглашаться на любую работу и на любую деньги.

- А почему не хочешь? – без особого интереса спросил бригадир.

- Потому что она тухлая – спокойно ответил я – А раз тухлая, то и вонючая. А я вонять не хочу.

- С чего ты взял, что рыба вонючая, парень?

- Якобс всегда следит за качеством – зевнул я, мысленно прикидывая, куда теперь направить стопы, раз не получилось поработать.

- Следит – кивнул усталый мужик – И что?

- А то, что никто не доверит тем шестерым алкашам кромсать ножами идущую на продажу свежую рыбу. К тому же я знаю, что из садков взрослую рыбу вылавливают часам к шести утра и сразу же сортируют. А сейчас еще ночь. Ну а та рыба, которую они чистить будут, скорей всего подохла сама и ее отправят либо на корм, либо на удобрения.

- И туда и туда – подтвердил бригадир – Правильно ты мыслишь, сурвер. Половина уйдет на корм птице и на подкормку малькам, остальное на удобрение. А тебе не стыдно было назвать шестерых сурверов алкашами?

- Не стыдно – ответил я.

- А глядя им в лица – повторишь?

- Повторю – с безразличием подтвердил я.

Заглянув мне в глаза, он медленно кивнул:

- Верю. А имя твое?

- Амадей Амос.

- Погоди… тот самый Амос?

- Наверное.

- Молодец, парень! – он хлопнул меня по плечу и махнул рукой в сторону стены с дверьми – Пошли. Тебе работу я всегда найду. Ничего, если придется спускаться достаточно глубоко, да еще и в одиночку?

- Ничего.

- Не испугаешься?

- Нет. А сколько платите?

- Два динеро в час за визуальный досмотр – стандартная такса. Плюс бесплатные бутерброды и горячий чай.

- А давай без бутербродов и чая – но заплатишь больше? – сделал я контрпредложение – И пройдусь я качественно – без туфты.

Снова обернувшись ко мне, немолодой уже мужик вгляделся в меня покрасневшими глазами, подумал и кивнул:

- Хорошо. Но должен уложиться в четыре часа. И отправлю тебя на самое дно нашего хозяйства. Там безопасно и все заперто, недавно наши бойцы там все проверили, но говорили, что заметили несколько течей – их надо отыскать, зафиксировать местоположение и доложить. Договорились?

- На самое дно? – переспросил я.

- Верно.

- А почему до этого досмотровая команда не спустилась?

Он замялся с ответом, и я понимающе кивнул:

- Кто-то зассал чуток?

Бригадир неодобряюще нахмурился, складки на лбу стали глубже:

- Ты аккуратней слова выбирай, сурвер. Но да – дневная смена не спустилась и передала проблему мне. Говорят – не успели…

- Да я и выбираю слова. Просто говорю, как есть. То есть не твои облажались?

- Я только в ночь работаю два через два и так уже двадцать шестой год.

- Ого… и весь день отсыпаться…

- День… ночь… а для подземных жителей есть разница, парень?

- Пожалуй нет…

- И не насмехайся над теми, кто отказался спуститься. После того что там случилось… сам понимаешь. Людей сожрали. Через месяц может успокоятся, а пока что мы на каждой решетке под два навесных замка защелкнули – чтобы персонал успокоиться. Многих пришлось уговаривать не увольняться. И знаешь что самое хреновое?

- Не знаю.

- А я тебе скажу – проблема в том, что прошло уже немало дней, а люди все равно продолжают бояться выходить в ночную смену. Как будто хищные твари охотятся только условной ночью…

- М-да… Я возьму пять динеро в час – вздохнул я – Уложиться постараюсь в четыре часа.

- Ого как ты скаканул! Четыре динеро в час!

- Нарушая все инструкции я иду один – напомнил я и ткнул пальцем вниз – Иду туда, чтобы решить твою проблему. А ты так торгуешься, словно свои собственные деньги мне платишь.

- Черт с тобой! – буркнул бригадир и махнул рукой – Иди в каморку к дежурному диспетчеру и возьми у него седьмой и девятый пластиковые листы со схемой коридоров под главным бассейном. У него же возьми пузырек лака – который с кисточкой внутри. Там краска специальная несмывающаяся. Кисточкой будешь делать отметки в местах, где обнаружишь течи. Если не вернешься через четыре часа, начиная с этого момента, то…

- То вы подождете еще час или два и не будет волноваться – улыбнулся я – Могу ведь и заблудиться чуток.

- Фонарь налобный?

- Есть все необходимое.

- А бутылку с горячим чаем все же возьми с собой. И пару бутербродов. Считай это служебным питанием, сурвер герой.

- Возьму – кивнул я, не став рассыпаться в благодарностях.

А чего благодарить? Он не собственной едой делится – как это сделал старый Бишо. Каждый может быть щедрым за чужой счет. Да и бутербродов, если за мной не будут наблюдать, я возьму не пару, а гораздо больше. И про возможную задержку я сказал не просто так - я обязательно там задержусь как минимум на час. Одиночество меня не пугает, темнота тоже, опасности там нет, равно как и персонала – а значит, у меня есть шанс провернуть одну небольшую задумку, обещающую превратить рабочую смену в нечто уже не столь скучное…

**

По строгому регламенту здесь круглосуточно должно быть светло – по так называемой давным-давно принятой норме ОМЭЛОС. На обычный язык нам «перевели» еще в школе, расшифровав как Обязательный Минимум Электрического Освещения, а чтобы не забыть, посоветовали запомнить подходящее по звучанию имя – например, АМЕЛИЯ. Судя по аккуратным буквам на стене рядом с лестницей эти третьей технической категории, то есть в данном случае АМЕЛИЯ-ТК3. Мы сурверы вообще обожаем придумывать словосочетания, аббревиатуры, нормы, а затем заставляем остальных их зазубрить и следовать этим правилам. Может и разумно – раз Хуракан существует до сих пор и по-прежнему защищает от всех опасностей радиационного мира.

Вот только тут внизу, несмотря на предусмотренные строгие нормы, вообще никакой «Амелии» не было, чтобы составить мне компанию – темно будто глаза выкололи. Не работает ни одна лампа – хотя в луче зажженного фонаря я вижу установленные «вечные» трубки светильников, установленных на левой стене через каждые десять метров. К ним исправно подведены провода, входящие в расположенные неподалеку щиток. И в него я залез первым делом, открыв с помощью отвертки. Пробежавшись глазами по рубильникам – мощным, медным, выглядящим так, будто ими не свет в коридоре врубают, а что-нибудь куда серьезней – безмятежно распутал одну из проволочных пломб и переключил. В коридоре с звонкими щелчками начали зажигаться лампы. Погасив свой фонарь, я второй раз прочитал стоящую на щитке пластиковую табличку, хмыкнул и пошел по своим делам. Через мелкий трафарет на табличке было написано: «Свет НЕ ВРУБАТЬ! Экономим!».

И снова я заметил разницу в своем поведении тогда и сейчас. Раньше я бы и щиток открыть не посмел. Ну нахер его трогать! Проблем лишних на голову искать! Пошел бы дальше со своим фонарем, тратя зарядку и рискуя расшибить башку о какую-нибудь ржавую трубу. Но те времена в прошлом. И плевать на явный посыл бригадира не включать освещение.

И дело не в боязни темноты – ее я не боялся абсолютно.

Дело в площади этого лабиринта тесных коридоров, раскинувшегося под огромным спортивным комплексом не только в разные стороны, но и в глубину. Мне предстоит четыре часа блуждать по двумя уровням, соединенным вертикальными лестницами. И выход отсюда только один – вон он над моей головой. Остальные заперты снаружи и их не открыть просто так – там либо на болты затянуто, либо сваркой заварено. И мне придется крайне тяжело, если зарядка фонаря сдохнет в противоположной стороне выделенного для осмотра участка. Как возвращаться назад? Уровни перегорожены таким количеством решеток, будто кто-то реально поставил себе цель максимально осложнить досмотр этих помещений. И быть подопытной крысой я не собирался.

А вообще мне очень повезло. Заразившись словами Бишо о буднях разведчиков в буферных зонах и проникнувшись его презрением к обычному спорту, к чистой силе, выражающейся в умении, скажем, выжать от груди двести килограммов, я захотел протестировать свои наверняка скромные физические возможности. Вот только я не имел подходящей для этой цели площадки – до этого момента. Теперь же я, пусть и временно, был полновластным хозяином запутанных помещений под бассейном и этот шанс упускать не собирался.

Начал я скромно – с максимально придирчивого осмотра подвешенных под потолком труб и осмотра пола. Как только замечал мокрое пятно, включал фонарик и внимательно выяснял с чем имею дело – банальный конденсат, общая сырость или все же протечка. Спустя пару часов честной работы я отыскал четыре серьезные течи и больше семнадцати подтеканий, преимущественно в местах соединений. Отметив все находки на схеме, я прошелся по ней лучом налобного фонаря и тихо рассмеялся – все ясно. Чем ближе к входу, тем идеальней состояние труб, а чем дальше и глубже, тем больше протечек и это я еще не добрался до самого края. Кто бы не нес ответственность за этот участок, работу он свою выполнял из рук вон плохо. На этом я посчитал свою сегодняшнюю задачу полностью выполненную, убрал в сумку схемы, присел на корточки у ближайшего угла, мысленно выругав себя, что не прихватил с собой одну из тех самодельных мини табуреток с каркасом из крашенной арматуры и деревянной доской. Их в рыбных прудах полно – и неспроста. Повсюду холодный бетон и сидеть на нем не рекомендуется. Поэтому работяги таскают с собой такие вот табуреточки, чтобы работать и отдыхать с удобством. Достав сверток с бутербродами и бутылку с чаем, я плотно перекусил и меня сразу потянуло в сон. Заставив себя подняться, я занялся главным делом на сегодня – бесцельным при взгляде со стороны блужданием.

Я и до этого изрядно устал спускаться и подниматься по вертикальным лестницам, подныривать под трубы и перебираться через них же. Ну а сейчас я постарался ускориться, а добравшись до щитка, отключил освещение и пошел обратно, освещая себе путь только фонарем. В голову пришла еще одна «гениальная» мысль и на прямых свободных участках фонарь я начал отключать и шагать в темноте, скользя рукой по стене до тех пор, пока она не касалась заранее отмеченным взглядом препятствия.

Добираясь до очередной вертикальной лестницы, я дважды спускался и поднимался, прежде чем идти дальше. В результате уже через полтора часа я едва волочил ноги, руки ныли и ощущались распухшими. Поняв, что выбрал свой лимит, я сдался и выбрался из чертового лабиринта. Я устал настолько сильно, что отказался от еще одной задумки, отложив ее на завтра – если у меня выгорит мой простенький неказистый план. Несмотря на усталость, я не забыл закрыть за собой люк на задвижку и навесной замок.

Где тут дежурный бригадир? Надеюсь, он в кафешке взбадривает себя крепким чайком.

И я не ошибся. Дежурный бригадир стоял у стола с большим самоваром, украшенным символикой Россогора. Там же стоял большой стакан в жестяном подстаканнике и с ложкой внутри. Но бригадир чайком не баловался и не наливал его себе. Вытянувшись по струнке, держа руки по швам, он старательно делал доклад стоящему перед ним невысокому лысоватому мужичку. Еще двое стояли у дальней стеночки и старались не шевелиться, чтобы не привлекать к себе начальственного внимания.

Дуглас Якобс.

Войти я еще не успел, стоял в стороне от дверного проема и поэтому просто отшагнул обратно в коридор, чтобы не…

- Здравствуй, Амос – спокойный голос звучал с легкой озадаченностью – Передумал пить чай, парень?

Заметил все же… Я невольно поморщился, возвращаясь ко входу в кафе. В прошлый раз мне было как-то пофигу, когда я докладывал о плачевном состоянии вентиляции. Но тогда я рассказывал это обычному дежурному бригадиру, а тут сам Дуглас Якобс, широко известный своей жесткостью и неумолимостью.

- Утро доброе – поздоровался я – Просто не хотел мешать разговору.

- Похвальная вежливость – хмыкнул он, жестом отправляя бригадира в сторону, где жались к стенке еще два младших чина из ночной смены – Ты пока не уходи, Мартин, хорошо?

- Да я тут! – придушенно пискнул бригадир – Куда я денусь…

- Вот именно – кивнул Дуглас и опять сосредоточился на мне – А что ты тут собственно делаешь, парень?

- Работал – ответил я – Надо ведь зарабатывать на жизнь.

- Зарабатывать надо – кивнул он – Это прямо обязательно для каждого уважающего себя сурвера. Я вот тоже стараюсь не превратиться в сонного трутня.

Заметно… сейчас четыре часа утра по-нашему внутреннему распорядку. Все начальники похрапывают и видят только третий сон из семи запланированных. А Дуглас Якобс уже здесь и выглядит так, будто прекрасно выспался. Свеж, внимателен, свежевыбрит, пахнет одеколоном.

Поняв, что я не собираюсь поддерживать разговор, он глянул на бригадира:

- И чем именно ты озадачил работящего молодого сурвера, Мартин?

- Эм… - бригадир замялся, явно пытаясь сообразить, как сообщить высокому начальству новость о том, что он, вопреки всем правилам безопасности, отправил меня в одиночный досмотр туда, куда остальные боялись и уже вторые сутки саботировали задачу. А ведь ему самому бояться особо нечего – ну нарушил правила, так ведь ради выполнения важной задачи. А вот его сменщику из дневной смены может не поздоровиться…

- Эм… - повторил Мартин – Тут такое дело… осталась у нас одна невыполненная в срок задача… не успели в дневную смену… и… эм…

- Так что за задача? Мне клещами из тебя ответ тащить?

Я ответил за бригадира:

- Обычный досмотр технических помещений под главным бассейном. Ничего серьезного или тяжелого.

- Под бассейном? И с кем ты туда спускался?

- Ни с кем – спокойно произнес я и, прежде чем он успел хоть что-то сказать, добавил – Я сам так захотел. Моя идея и мои условия.

- Твои условия – медленно повторил Дуглас, вглядываясь мне в глаза – И с чего бы это? Почему не взял с собой напарника? Это ведь азы безопасности, сурвер. Этому в школах учат.

Я пожал плечами:

- Напарника не захотел.

- Почему?

- Хотел побыть в тишине – просто ответил я – По натуре я вообще одиночка. Да и не из кого было выбирать. Я когда пришел, тут шестеро шатающихся и воняющих перегаром мужиков только было. Никто из них и получаса работы там внизу не выдержит.

- Это правда – поддакнул Мартин и развел руками – Рабочих рук не хватает, мистер Якобс. Я уже какой раз докладную записку пишу.

- Читал – буркнул Дуглас – Читал… постараюсь найти в ночную еще трех-четырех человек в ближайшие дни.

- Спасибо! А то мои уже с ног валятся.

Кивнув бригадиру, он отступил от стола с самоваром, приглашающе махнул на стаканы и как бы между делом спросил:

- Ну и как прошел досмотр, сурвер?

Все же спросил… ну вот и пришла беда в чей-то дом… А мне не плевать? И ответ – еще как плевать.

- До конца осмотреть не удалось – устал. Но завтра готов продолжить.

- Ничего не нашел?

- Нашел…

- В подобных случаях все найденное вроде как на схеме отмечают. Тебе с собой схемы помещений выдали?

- Выдали – вздохнул я, доставая из сумки свернутые пластиковые листы – Отметки сделал, как и положено.

- То есть проблемы там все же есть. И сколько их? – спросил он, беря рулон одной рукой, а другой доставая очки из нагрудного кармана – Протечки? Одна? Три?

- Насчитал четыре серьезные течи и семнадцать подтеканий – ровно произнес я, своими словами прямо сейчас лишая кого-то работы и скорей всего ломая человеку карьеру – Вода уходит в сливные решетки, но пара стоков уже забита и есть разливы.

- Погоди… сколько-сколько? Четыре прямо течи и семнадцать подтеканий? И насколько серьезные течи?

- Да порядочные. Прямо хлещет из соединений. Я бы подтянул, но там прокладки меня надо.

- О-хре-неть… - по слогам произнес Дуглас Якобс, открывая схему и пробегаясь глазами по схеме – И это ты еще не везде побывал, говоришь.

- Не везде – признал я – Устал. Но завтра…

- Завтра готов повторить – кивнул он – Я слышал. Эй, Мартин… а ты слышал слова этого сурвера? Про четыре течи и семнадцать мать его подтеканий…

- Слышал – кивнул бригадир.

- Кто ответственен за тот участок?

- Я… да я… не совсем уверен, мистер Якобс. Кто-то из старших техников дневной схемы.

С хрустом сжав схемы, Дуглас Якобс с шумом выдохнул воздух и зашагал к выходу, бросив на ходу:

- Давай за мной, Мартин! И вы двое тоже! Живо!

Все ломанулись за ним и вздрогнули, когда из коридора прогрохотало яростное:

- Тварь!

Комната опустела. Пожав плечами, я шагнул к столу, открывая сумку – самое время запастись бесплатной едой на следующий день и пополнить бутылку чаем. А затем пошустрее свалить отсюда, не дожидаясь оплаты – завтра заберу. Хотя не факт – мне сейчас почти также плохо как после избиения Сержем Бугровым. Я едва шевелюсь, а мне еще до комнаты как-то ковылять надо…

**

Большую часть дня я спал и проснулся к шести вечера, если верить откупным часам Шестицветиков. Смешно – я то и дело забывал о чертовой псевдо-спортивной, а на самом деле бандитской группировке, но стоило бросить взгляд на циферблат древних часов и это мгновенно оживляло воспоминания и укалывало злостью. Твари разбили мамины часы. Твари избивали меня. Я не простил и не верю их призывам забыть старые обиды. И какой вывод, сурвер? Да простой – не надо откупаться от врагов вещами, которые всегда будут напоминать о тебе. Если откупаться – то только безликими деньгами. Их потратил и забыл…

Размышлял я на эту тему, продолжая валяться в кровати, не просто так – я боялся снова пошевелиться. При пробуждении повернулся на бок и… едва не заорал от пронзившей все тело сильнейшей боли, исходящей, похоже, не только от поврежденных мышц, но и от суставов и связок. Не болели только лицо и уши, а все остальное… такое впечатление, что мне в мясо и кости ввинчивают ржавые шурупы… Впервые в жизни у меня болели даже пальцы ног, причем как изнутри, так и снаружи – оказалось, что вчера я начерпал голенищами чуток воды и стер кожу до крови. Руки в локтях едва сгибались и, хотя меня убивала жажда, пришлось её терпеть еще четверть часа, пока я осторожно разрабатывал мышцы и усаживался на кровати. Вот что я делал этой ночью? Ерунда ведь, казалось бы, если разобрать на составляющие. Я много ходил, десятки раз спускался и поднимался по вертикальным лестницам, перебирался через препятствия и подлазил под них, почти сутки оттаскал на спине специально утяжеленную непромокаемую сумку. Всего-то… а ощущение будто меня молотком избили, пройдясь им по каждой части умирающего от боли тела…

- Надо что-то с этим делать – едва слышно простонал я, когда утолил жажду – Иначе сдохну…

Клин клином вышибают, а контрастной ванной добивают.

Мне стало чуть легче, когда я, потихоньку разминаясь, покряхтывая, дошел до банного комплекса Чистая Душа, а после долгого отмокания сначала в холодной, затем в горячей и снова холодной ванне почти боль утихла и ко мне вернулась некоторая свобода в движениях. Вернувшаяся жажда заставила выпить пару литров воды, тяжелым грузом легшей в содрогающемся от рвотных позывов желудке. Продлив свое пребывание еще на два часа, лежа в исходящей паром ванне и глядя в потолок, я констатировал очевиднейший факт:

- Я дебил.

Подтверждая диагноз, с потолка сорвалась тяжелая гроздь капель конденсата, разбившись о мой воспаленный лоб.

Я переборщил с физическими нагрузками. И уже чувствую что-то вроде подступающей сильнейшей простуды или чего похуже: нос истекает соплями, легкая головная боль, тошнота и озноб. Если не полегчает в ближайшие часы, придется топать в медпункт и просить лекарства. Чуть сдвинувшись в заполненной наполовину горячей водой ванне, я прикрыл глаза и замер, погружаясь в дрему…

В медпункт я не пошел – незачем было. После затянувшихся водных процедур мне полегчало, а проснувшийся зверский аппетит заставил направиться к источнику съестного – в магазинчик госпожи Таулус. Шагал я довольно бодро, ощущая скованность везде кроме полностью оживших ног, что неудивительно после моих многочасовых пробежек и ходьбы.

Добравшись до знакомого переулка, я свернул, обрадованно зыркнул на открытое окно и сунул руку в карман, нащупывая деньги.

- Славного и доброго, госпожа Тау… - я осекся, когда в нос ударил душный запах дыма и говна, и едва не закашлялся.

Какого хрена?

Сумрак по ту сторону превращенного в прилавок подоконника качнулся мне навстречу, обрел более четкие очертания и наконец явив коридорному свету обрамленное черным платком знакомое морщинистое лицо с недовольно поджатыми губами и разросшейся багровой опухолью на носу.

Культистка Сувонн… а эта тварь что тут забыла?

Заметив мое замешательство, старуха радостно осклабилась почернелыми зубами и, дохнув гнилью и все тем же дерьмом – жрет она его что ли?! – сказала:

- А вот и герой шестого уровня собственной персоной – сурвер Амадей Амос… Давненько не виделись.

- Где госпожа Таулус? – спросил я и старуха удивленно заморгала и чуть подалась назад, пораженная требовательностью в моем голосе.

- И не поприветствовал ведь даже…

- Я здоровался – возразил я, поверх ее головы пытаясь разглядеть содержимое погруженного в темноту помещения.

Увидел я мало и много одновременно – стоящие на полу ящики, старый шкаф с распахнутыми створками и кровать с поднятым на ребро матрасом. Вот черт…

- Здоровался – кивнула культистка – Да ведь не со мной, а…

- Ах ты ж! – выдохнул я и мой кулак с силой впечатался в подоконник.

Руку и плечо пронзила боль, но я не обратил на нее внимания, глядя на едва виднеющуюся кровать.

В Хуракане есть традиция сразу же после смерти кого-либо отправлять его постельное белье в стирку, а матрас поднимать и ставить на ребро, оставляя так хотя бы на несколько дней. Рядом зажигался небольшой светильник, работавший до тех пор, пока хватит заряда батареи. В некоторых семьях и общинах принято завешивать тряпками зеркала и оставлять все двери нараспашку – уж не знаю зачем. Гораздо позднее появилось мерзотное новшество – запаливать дымные спирали с добавлением экскрементов и оставлять в помещении для окуривания. Само собой это новшество ввел Культ и, само собой, делал он это не бесплатно.

Матрас был поднят. И под ним тускло светил фонарик, в чьем свету медленно извивалась струйка дыма.

Вот же черт…

- Ты чего?! – удивительно проворная для своего возраста культистка отпрянула назад – А ну!

- Умерла – выдохнул я – Госпожа Таулус умерла…

- Умерла-умерла! – закивала культистка и, поняв, что моя вспышка эмоций направлена не на нее, снова подошла к окну – А я уж провожаю ее душу в последний путь. Тело-то уж второй день в грибнице покоится.

- Бедная Галатея… - тихо сказал я, опираясь ладонями о подоконник – Холисурв…

- Да уж бедная – закивала старуха – В таком юном возрасте…

- Мать потеряла…

- …и умерла… - договорила культистка.

- Умерла – машинально повторил я и вздрогнул – Стоп! Что ты сказала?!

В затылке часто запульсировало, в вены словно добавили обжигающего кипятка.

- Что ты сказала?! – я почти кричал.

В блеклых глазенках культистки сначала было испуганное удивление, а затем вдруг появилось понимание, и она снова заулыбалась:

- Так ты не знал, что ли, Амос? Как же так? Ты ведь частенько сюда заглядывал… Галатея то умерла! Уж дня четыре как! А мать ее и так больна была, а как новости получила так и совсем слегла, а вскоре и преставилась… АЙ! – она пронзительно вскрикнула, вдруг приподнялась на цыпочки, потянулась ко мне, упираясь при этом ладонями в край разделяющего нас подоконника – АЙ! Ты чего творишь?! А ну! А ну!

- Галатея умерла? – повторил я, когда лицо мерзкой старухи оказалось в считанных сантиметров от моего.

- Отпусти! Засужу! – она странно дергалась, будто ее что-то удерживало на месте.

Опустив глаза, я с некоторой заторможенностью проследил глазами по своей руке от локтя до ворота покрывающего бабку темного одеяния и понял, что не она ко мне наклонилась, а я, сам того не заметив, схватил ее чуть ли не за глотку и подтянул к себе. В голове продолжала пульсировать кровь, испуганная бабка медлила с ответом и мне сильно захотелось ударить ее лицом о подоконник да так, чтобы замолкшие вдруг губы в кровь и нос набок. Я даже представил себе это с удивительной четкостью – как ее орущее лицо расплющивается о бетон, как летят брызги крови…

Не знаю, что культистка там прочла в моем застывшем маской лице, но сопротивляться она перестала и часто-часто затарахтела:

- Да умерла Галатеюшка, умерла родимая! Погибла, вернее сказать! Поднялась куда-то высоко из любознательности – новое место ведь. Перегнулась через перила и наклонилась чуть сильнее чем надо. Ну и упала с высоты большой! Шею вроде как сломала… Такое вот горе страшное! А как новости черные до матушки ее дошли, так и она долго на этом свете не задержалась.

- Упала… - повторил я.

- Упала и разбилась. Свадебку недавно сыграли, а вот муженек ее уже и овдовел… горе горюшко! Амос… ты бы отпустил меня, а? Понимаю, что потрясен… понимаю… но ты же из меня жизнь вытряхнешь сейчас… дай воздуху глотнуть…

Пальцы я разжал с трудом. Тяжело дыша, отступил на шаг – и культистка повторила меня зеркально, отступив в темноту и оттуда пронзительно заклекотала:

- Ты чего хватаешь, а?! Ты кто такой, а?! Кем себя возомнил?! Я сейчас охранку вызову и посмотрим, как ты в участке запоешь! Тварь! Не сурвер ты! Не сурвер! И никогда им не был!

Я взглянул на нее… и она заткнулась. Некоторое время я неподвижно стоял в коридоре и смотрел в лицо этой застывшей черной фигуры, источающей почти видимую злобу и душную вонь паленого дерьма. Наконец я повернулся и пошел прочь, глядя перед собой. Успел сделать шагов десять, когда из окна осиротевшего магазинчика высунулась старушечья голова и, уж не знаю почему, но куда более мягким голосом затараторила:

- Ладно уж… вижу, как потрясен ты, Амос. Видать друзьями вы с ней были… а может семьями дружили? Я зла на тебя не держу! А ты как мимо молельни идти будешь, так не пожалей десятки динеро для ритуала поминального! Как никак тут целая семейная линия оборвалась – потомков у них нет…

Госпожа Таулус умерла.

Галатея погибла…

Семейная линия оборвалась…

В голове звучали слова лежащей у меня под боком живой, горячей и нагой девушки с красивым именем Галатея, сказанные ей во время нашей последней встречи у меня в комнате.

«Это взрослая жизнь, Амос. В ней нет чудес и нет ничего сказочного. А у меня последний день свободы».

Тогда же она отправила меня за фальшивым ликером и двумя сурвдогами со всеми добавками, а она сонно улыбнулась мне вслед:

«А я пока вздремну… и пусть мне приснится будущее, которого у меня никогда не будет…»

Она осознанно выбрала спокойную обеспеченную жизнь вместе с мужиком втрое старше ее, зрело рассудив, что скоро тяжелобольная мама умрет и ей придется совсем тяжело. Она сделала правильный выбор и… ее жизнь оборвала случайность. Полезла куда-то высоко и сорвалась…

Не дойдя нескольких шагов до своей двери, я резко остановился.

Полезла высоко?

Я знаю… вернее знал Галатею уже очень давно. Мы часто общались у их магазинчика, и я вел себя вечно смущенным полудурком. Как-то я, чтобы заполнить хоть чем-то внятным очередную повисшую паузу, рассказал о своей грязной работе, о спусках по железным звенящим лестницам… и тогда же Галатея обхватила себя руками и замотала головой, потребовав не продолжать. А ее мама, собиравшая мне покупки, ворчливо пояснила, что ее дочь до жути боится как высоты, так и слишком больших помещений и скоплений народа. Но высоты она боится куда сильнее. Акрофобия критической степени. Уже не раз падала в обморок, вцеплялась намертво в перила, висла с визгом на людях и не могла встать даже на табурет. Договорить ей не дали – Галатея возмущенно прервала и потребовала прекратить рассказывать всем о семейных делах. Ну и подтвердила со смущением, что с высотой у нее все очень плохо. Я не удивился – мы сурверы, мы живем в подземных стесненных пространствах и у нас куча фобий и прочих психических расстройств.

Так или иначе, но культистка явно что-то напутала или ей неправильно рассказали – Галатея ни за что не полезла бы даже на стремянку. Поднять куда-то высоко? Перегнуться через перила?

- Ошиблась – пробормотал я, доставая ключ – Просто старуха ошиблась…