Глава десятая.
Напали на меня грамотно и подло – подойдя неслышно со спины, сразу накинув на голову какую-то вонючую тряпку и тут же нанеся удар по затылку. Но в деталях я разобрался позже, а сначала просто ощутил упавшую на голову плотную материю, резко погас свет и тут же по затылку вскользь прилетел сильный удар. Придись этот удар куда метили я бы может и отключился, ну а так едва его почувствовал, а еще через пару секунд я уже снова видел и катился по полу. Выхваченную из-за пояса отвертку я вбил в первую попавшуюся на глаза штанину, второй раз ударил по соседней ноге, третий успел грузно отпрыгнуть, а четвертый, тот, что подошел сзади, успел пнуть меня по спине пару раз и тоже отступил, избегая жала дрожащей в моей руке отвертки. Последний незамеченный удар пришелся мне в лицо, в носу вспыхнула боль, из глаз брызнули слезы, я отмахнулся вслепую, ни в кого не попал и наконец поднялся на ноги, ощущая себя вполне сносно. Меня трясло от адреналина и слишком частого дыхания, изнутри рвало на части, когда половина меня требовала немедленно уматывать отсюда, а вторая желала атаковать каждого напавшего на меня ублюдка и наделать в них глубоких дыр – причем желательно в их искаженных потных лицах.
По губам стекала кровь, капая с подбородка, опираясь рукой о стену, я озирался, одновременно поправляя сползшую на бок сумку. И чем больше я оглядывался, тем в большее недоумение приходил. Именно в недоумение. Даже в оторопь. Я ожидал подвоха от Шестицветиков и вообще от всех тех, кому перешел дорогу. Но чего я никак не ожидал так это нападения со стороны… обычных взрослых работяг…
Четверо мужиков. Да высокие и с виду сильные, но очень неспортивные, с выпирающими животами, с усталыми лицами, где эмоции быстро сменяли одну за другой. Страх, злость, снова страх, потом раздражение… Четверо мужиков каждый из которых чуть ли не вдвое старше меня стояли полукругом в трех шагах от меня. Пустой переулок, зыбкое тусклое освещение, поздний вечер, я шел на ночную смену в Тэмпло, почти дошел, расслабился и даже не услышал быстрых шагов…
- Как же ты, с-ука-тварь выскочить успел? – вопрос задал чуть раскачивающийся самый крупный мужик слева.
На нем старый бордовый комбез с зелеными вставками – молодежная мода прошлых десятилетий и мужик похоже тоже оттуда же. Глубокие залысины, недельная щетина, набрякшие мешки под глазами неопределенного цвета. Именно он пнул меня. И судя по его начальной позиции, откуда он вовремя отскочил, чтобы не получить моей отверткой, это он накинул мне на голову старый мешок, что лежал у моих ног. И он же скорей всего ударил меня по затылку, но прямого удара у него не получилось. И сейчас я смотрел на его плотно сжатый правый кулак, в то время как левая рука была разжата.
- Если у тебя там что-то зажато и ты бил меня этим по затылку… я тебе, тварь, глаза выколю – произнес кто-то и я не сразу понял, что эти слова сказал я сам и как оказалось через секунду, на этом мой болтливый язык останавливаться не собирался – Я выслежу тебя, сука… и сделаю тебя калекой….
Четверо мужиков переглянулись. Двое в центре невольно подались назад, сами того не заметив. Да и крайние, которые самые крупные и смелые, тоже выглядели несколько ошарашенными. И судя по глазам, впечатлили их даже не мои слова, а выражение моего словно застывшего лица. Я невольно коснулся щеки и мне показалось, что на мне толстая резиновая маска противогаза. Такое впечатление, что если я ткнул пальцем в широко раскрытый глаз, то палец уткнется в некую нечувствительную пленку. По подбородку продолжала стекать кровь, дышал я ртом и с каждой секундой начинал злиться все сильнее.
Да.
Я. Анус Амадей. Стоял один перед четырьмя здоровыми мужиками. Истекал кровавыми соплями. И с каждой проходящей секундой злился все сильнее, ощущая, как горячая волна неудержимо поднимается снизу вверх и скоро затопит мозг.
Я злился.
Мне сделали больно. Опять.
Мне устроили темную. Опять.
Мне разбили нос. Опять.
Меня пинали лежачего на полу. Опять.
Меня посчитали безответным мальчиком для битья. Опять.
На мне сука написано, что ли где-то, что меня можно безнаказанно унижать, избивать, вытирать об меня ноги?! Мне убить кого-то, чтобы от меня раз и навсегда отстали нахрен?!
И снова я с запозданием понял, что последние фразы произнес вслух, говоря низким шипящим голосом. В затылке пульсировала острая боль и вряд ли это как-то связано с тем ударом вскользь. С шумом набрав воздуха, я не обратил внимания на что-то говорящего мужика в бордовом комбезе и шагнул вперед, перехватывая отвертку поудобней. Глядел я только на самого молодого из четверки, стоящего в середине их группки и одетого в рабочую куртку, плотные штаны и старинную кепку с длинным козырьком. И «кепка», поняв, что я иду именно на него, отшатнулся, засеменил ногами проворно как насекомое и мигом оказался за спинами подельников, а затем отступил еще дальше, почти к самой стене.
На этот маневр отреагировал «бордовый» удивленным восклицанием:
- Сёма?!
Я махнул рукой. И еще двое отскочили, а «бордовый» утек в сторону, показав неплохую проворность.
- Опять… - сказал я, разворачиваясь к нему, как к самому опасному – Опять… опять кто-то решил, что меня можно бить… бить сзади… Трусы! Дерьмо сурверское!
Тот, кого назвали Сёмой съежился, огляделся и рванул прочь, отмахнувшись на бегу от остальных, что-то кричащих ему вслед. Этого хватило, чтобы еще двое, прихрамывая, побежали следом, не оглядываясь на последнего. Через несколько секунд в переулке остался только я и «бордовый».
- Я сильнее тебя! – сказал он, не сводя глаз с отвертки в моей руке.
- Да мне посрать – ответил я чистую правду – Сдохну так сдохну – но тебя кишки продырявлю! И до глаз твоих сраных постараюсь дотянуться!
- Охренел?! Сам понимаешь, что говоришь, сурвер?! Мы тебя просто чуток проучить хотели! А ты за отвертку хватаешься?!
- Проучить? – я тихо рассмеялся и прыгнул вперед, нанося удар отверткой.
Бил я неумело, но бил не сверху-вниз, как в старых фильмах, а нанес прямой тычковый удар, целясь жалом отвертки в чужое лицо. При этом я сначала столь же неумело махнул другой рукой, отвлекая внимание. И у меня почти получилось – «бордовый» снова сумел отскочить, но я все же зацепил ему правую щеку и проткнул кожу, а когда он дернулся в сторону, отвертка пробороздила еще сантиметра три.
- Ай! Сука!
Я зло ощерился, тряхнул головой, стряхивая кровь:
- Больно?
- Амос! Уймись! Ты сам виноват!
- В чем я виноват? Я тебя даже не знаю!
- Зато мы все тебя знаем! – отойдя на пару шагов, он зажал ладонью рану на щеке, взглянул на меня с неожиданной чуть ли не праведной злостью – Мы все тебя знаем, падла старательная – все работяги рыбных садков, а теперь и Тэмпло! Ты хоть знаешь сколько честных трудяг из-за тебя налетели на штрафы и лишились премий?! Что?! Заработал свои сучьи тридцать серебряников? Выявил недостатки в нашей работе, сучий ты потрох, рыбье ты дерьмо?! Человек пятнадцать – уволены! Многим понизили жалование и снизили рабочий разряд! Под сотню человек не принесут домой нормальной зарплаты! Чем нам кормить детей, упырок?!
Я молчал. А «бордовый», шагнув вперед, перестав бояться моей отвертки, продолжал орать:
- Да там хватало протечек. Ну и что с того, мать твою?! Ты вообще представляешь какого это работать на двух работах?! Спать по четыре часа в день! Да наши бригадиры халявили, не проводили осмотры как надо, месяцами не спускались в те долбанные подуровни… но зато они и нам давали чуток поспать! И знаешь почему?!
- Почему?
- Потому что они люди! Вот почему! Потому что понимают, как тяжело кормить семью! У тебя самого семья есть, ты полудурок?! У тебя дети есть?!
- Нет.
- Вот и ответ! А будь у тебя двое детей и страдающая эпилепсией безработная жена… ты бы, сука раз сто подумал, прежде чем выявлять недостатки, находить нарушения и обнаруживать халатность!
Я молчал.
- За чей счет ты себе репутацию зарабатываешь, сурвер?! – «бордовый» шагнул еще ближе, показал мне исполосованные старыми рубцами и еще не зажившими ранами руки. На одной ладони лежал обрезок арматуры с большой палец толщиной – Вот! На, погляди! Видишь эти руки?! Такие же у всех в моей бригаде! Я в этих садках работаю дольше чем ты живешь! Подростком тут начал – чтобы семье помогать! И за все эти годы нихрена я не заработал кроме ревматизма! Сейчас у меня ночная смена – а утром мне браться за метлу и начинать подметать Манеж! Да, Манеж – там, где ты тварь бегаешь почти каждый день!
Точно… вот где я его видел – только не в этом комбезе, а в зеленой рабочей куртке и серых штанах. Он почти каждое утро подметал беговые дорожки на своем участке. И тот убежавший Сёма тоже вроде как оттуда.
Вытерев отвертку и убрав в карман, я задрал уже не знаю какую по счету испорченную футболку и принялся вытирать лицо, хотя знал, что больше размазываю, чем вытираю. Надо возвращаться в Чистую Душу, проходить через черный вход и там уже приводить себя в порядок. Попытаюсь и футболку отстирать – она темная, думаю, что пятен не будет видно. Мужик подошел почти вплотную, тоже убрал свое оружие в карман и, глядя на меня сверху-вниз, говорил и… плакал, злыми движениями вытирая слезы.
- За чей счет жируешь, сурвер? Ну стал ты хорошеньким перед Дугласом Якобсом. Выслужился как собачка ищейка. Вынюхал спрятанные проблемы. И что? Думаешь стал для него другом? Да никогда ты не станешь для него другом! Такие как они с такими как мы не знаются! Мы для них никто! Не знаю сколько он тебе заплатил, но поверь – он не потерял ни единого динеро, потому что с каждого из нас снял по двадцатке самое малое! Вот ведь выгодно, да? Он трахает нас в заднице, да еще и деньги за это получает! А ты… знаешь что ты при этом делаешь?
- Что?
- Ты его мокрый хер старательно вытираешь и направляешь на задницу следующего нищего работяги – нате, трахайте, босс! Забирайте у него премию, лишайте оплаченного недельного отпуска, режьте зарплату и понижайте в разряде! Давайте, босс! Трахайте глубже! Глубже! Глубже! ДЕРЬМО! И ты, сурвер Амадей Амос ты тоже дерьмо! Ну давай! Бей теперь меня своей сраной отверткой! Бей!
Посмотрев ему в глаза, я отвернулся и пошел прочь.
- Чего же ты уходишь?! Иди и найди еще пятьдесят утечек, сурвер! И пусть нас всех за это поставят на колени и оттрахают хором! Давай!
Вытирая нос, я молчал, а он не унимался, эта одинокая бордовая фигура в желтом скудном освещении пустого коридора:
- Хочешь быть крутым – так хватай за упитанные яйца кого повыше, а не за тощие бубенцы простых сурверов вроде тебя! Какого хера ты нас наказываешь?! И никто из нас тебя не боится! Потому что нам бояться уже нечего! Да темную тебе устроили чтобы ты потом нас опознать не мог – нам ведь семьи еще кормить! А так тебя никто не боится! Потому что ты просто услужливое дерьмо! Подстилка для начальников! Ты гребаное говно, Амадей Амос! Гребаное говно и больше никто!..
**
Я лежал в ванне и, глядя в потолок, откуда на меня капал конденсат, обдумывал случившееся с «разных сторон», раз за разом прогоняя конфликт с начала до конца, оценивая свои действия, думая над услышанным и произнесенным, прикидывая как стоило бы действовать чуть иначе. Этому я научился в одной из прочитанных книг, где советовалось после каждой сложной ситуации хорошенько обдумать ее и оценить свои действия.
Ванна была полна горячей водой, а на лице лежал небольшой пакетик с быстро тающим льдом – знакомый паренек расстарался, притащив ящик с тремя такими двуслойными пузырчатыми пакетами. Раньше здесь все было отведено под здоровенный спортивный комплекс и из его наследия осталось удивительно много – включая пакеты для компрессов, массажные столы, машины, все еще делающие лед и многое другое, что прежде требовалось для восстановления спортсменов.
Вопросы я себе задавал разные и сам же на них отвечал.
Почему у меня получилось уйти от первого и самого опасного удара в затылок – тут все понятно. Нападавшие не учли, что я терпила-профессионал и перворазрядник в дисциплине «хныкающий мальчик для битья». Я еще со школы узнал, что такое беспричинная «темная» от «любимых» одноклассников. Половую тряпку на голову, несколько быстрых ударов, после чего все разбегаются, я стягиваю мокрую ткань с зареванного лица, а вокруг никого – все сидят за партами и невинно улыбаются. Это повторялось раз за разом. Вскоре я уже перестал задаваться непонимающим вопросом «за что?», а чем старше мы становились, тем более частые и сильные удары я получал. Амадей Амос – ваша любимая отдушина от тяжелых школьных будней. Победить я не мог, да и боялся кого-то тронуть. Поэтому научился избегать подобных ситуаций – двигался только вдоль стен и постоянно оглядывался, старался быть рядом с учителями, не приближался к группам обидчиков, не ходил в туалет и терпел, а если все же попадался, то предпочитал сразу закрыть голову руками и упасть на пол – я рано понял, что одноклассники кулаками бить били, затрещины давали, щипали, а вот пинать ногами лежащего избегали. Был у них такой кодекс чести истинно крутых пацанов – лежачего не бить. Вот и в этот раз рефлекс сработал сам собой. Накинули на голову тряпку – я упал. Все на автомате. И бьющий меня в затылок мужик просто не успел – цель ушла вниз и его кулак просто скользнул по голове. В результате я не отключился, смог выхватить отвертку и благодаря этому кое-как отмахался.
Да…
Вот только за отвертку я схватился зря. Вернее – зря ударил ей. Тут я тоже действовал на рефлексах, поэтому бил с силой, нанеся бездумно сразу два ранения противникам, а третью рану – щека «бордового» - нанес уже вполне осознанно, стараясь нанести максимально сильный урон. И получись у меня – мог бы и убить. Я ведь целил в глаз, но мужик отпрянул и это его спасло.
И каков итог? А он плачевен. Самоконтроль отсутствовал полностью. И нанеси я тому сурверу серьезную рану или убей – это сразу посчитается как превышение самообороны и меня бы ждала тюрьма. И хрен бы я кому что доказал.
Вывод? В следующий раз действовать обдуманней и постараться найти дополнительное оружие для самообороны. Что-нибудь менее «тяжелое» чем отвертка с подточенным жалом.
Может тоже завести себе стальные когти-медиаторы как тот парень агрессор на чью челюсть я приземлился?
Я приглушенно засмеялся и тут же осекся, когда разбитый нос пронзил укол боли. С носом повезло – не сломан. Небольшое кровотечение уже прекратилось, а ледяной компресс должен предотвратить самые серьезные последствия. Одно плохо – не знаю получится ли в ближайшие дни глубоко нырять в резервные цистерны. Я заинтересовался этим вплотную, кое-что прочитал, узнал о навыке продувки и сброса давления на барабанные перепонки, но вряд ли получится это сделать с забитым кровяными сгустками отекшим носом. Но проверить все равно проверю, как только представится такая возможность.
Последствия конфликта?
Да никаких, не считая их трех ранений и моего разбитого носа. Они не станутся обращаться в Охранку, а ранениями займутся самостоятельно – польют их алкоголем, большую часть приняв внутрь. И я сам никуда обращаться не стану. «Бордовый» проорался мне в лицо, выплеснул все наболевшее, оскорбил меня как мог и на этом утихомирился – скорей всего это он и предложил устроить мне «темную». Среди четверки он главный – а таких я тоже научился определять еще со школы. В каждой кодле найдется свой главный кодлонавт. Если я больше не приду с проверкой, то они гордо запишут себя в победители и на каждой встрече с друганами под дешевое бухло будут тихонько рассказывать, как научили уму-разуму зарвавшегося мальчишку.
Вот только я приду. Причем уже сегодня – время только к полуночи, а график у меня свободный. И приду я не ради того, чтобы доказать свою крутизну. Нет. Я приду чтобы заработать еще денег, чтобы побыть одному там, где по регламенту это запрещено, чтобы вскрыть люк и нырнуть в страшную цистерну с черной ледяной водой. Вот зачем я приду. И сразу бы пошел, но вваливаться туда с окровавленным лицом не хотелось – я прекрасно знал, как жалко может выглядеть человек с разбитым носом – плюс мне сначала хотелось убедиться, что нос не сломан и мне не понадобится его вправлять и закидываться обезболом. Тоже опыт прошлых лет… я мать его опытный в этом деле сурвер…
Волнуют ли меня явно искренние слова «бордового»?
Нет, не волнуют. Даже если он сказал чистую правду, то мне плевать. Никто и никогда не думал обо мне. Все на шестом уровне не раз видели как меня публично травят, все знали об этом, рассказывали друг другу про терпилу Амоса, вот только никто из этих взрослых сильных сурверов ни разу не подошел к стае моих обидчиков и не защитил меня, не сказал им больше не подходить к одинокому слабому пареньку с нахер не ненужным ему Великим именем. За меня, бывало, заступались женщины – но не мужчины, что так часто упоминают хваленое кредо сурверов. Так что нет – меня не волнуют их слова, их тяготы, их проблемы. И именно поэтому я сейчас вылезу из ванны, вытрусь свежим полотенцем, натяну еще мокрую футболку и штаны, впихну ноги в высокие резиновые сапоги и пойду честно зарабатывать свои деньги. Додумав эту мысль, я взялся за бортики ванны и потянул себя из воды. С лица соскользнул ледяной компресс и булькнул в горячую воду. Очень быстро компресс растает и его содержимое примет температуру окружающей среды – вот так, наверное, и бывает с теми, кто после устроенной «темной» сдается, принимает ультиматум толпы и становится «как все», чтобы тихонько дожить свою никчемную жизнь. А я… а я нет. Я не хочу захлебнуться в мнении толпы как вон тот жалкий пакетик на дне ванны…
Я не хочу.
И не буду.
**
Куда пойти усталому работяге после долгой ночной смены?
Спать – самое логичное. Но мне не спалось, и я как был отправился в библиотеку, благо абонемент все еще лежал в сумке, а мой внешний вид вполне отвечал канону сурверского работяги. К тому же от меня ничем не пахло, ведь я, проведя в работе всю ночь, полностью закончил осмотр трубопроводов, после чего открыл дальний люк и скользнул в цистерну. Царящий там холод быстро проник под кожу, пошел сквозь мясо дальше к костям и органам, но я оставался так долго, как только мог, чувствуя, как окончательно успокаиваюсь.
Потом, лежа рядом с люком под потоком теплой, почти горячей воды и отогреваясь, глядя вверх, откуда на меня лилось тепло, я размышлял о сурверской водичке. И о халатном отношении к работе. Мы, сурверы Хуракана, давно избалованы в одном и привыкли к скудости другого. Тэмпло – тому живой пример. Под этим монстром сотни труб, но большая их часть полна обычной чистой водой, ведь, по сути, это распределительный узел, что питает большую часть шестого этажа, а может подает воду и выше. Тут нет труб с химикатами, нет никаких там дымящихся реагентов, тут нет труб с раскаленным паром и всего несколько труб с горячей водой, кран на одной из которых я открыл, под ней открыл кран на холодной и получил душ и мало с чем сравнимое после ледяного купания удовольствие. Утопая в воде, я думал о ней же…
У нас слишком много воды. Ее просто некуда девать. Эти мелкие протечки не влияют ни на кого – потому что Хуракан буквально плавает в затопленных карстовых пластах, полных чистейшей водой. И все сурверы об этом знают. Жажда нам не грозит. Изначально, когда тут все строилось, цистерны для хранения воды сооружались везде где только можно и тут же спешно заливались по самое горлышко. Первые сурверы законсервировали сотни тонн воды и поколениями даже следили за ее качеством, сменяя по мере надобности, очищая, беря пробы и вешая строгие таблички с красной надписью «Не тронь – НЗ!». А потом все это рвение сошло на нет и по очень простой причине – подземные воды вокруг Хуракана остались чистыми и не загрязненными радиацией даже спустя десятилетия. А ведь изначально расчет был совсем на другое. Считалось, что после того, как сурверы укроются под землей, а наверху разверзнется ядерный ад, убежище сможет полагаться только и только на себя в плане обеспечения чем-либо, тогда как воды вокруг будут радиоактивны.
В те начальные времена мы были автономны во всем – и в чем-то по сию пору вынужденно сохранили автономию. Но точно не в воде. Ее мы по мере надобности закачиваем снаружи, очищаем от минеральных примесей, проверяем и нужной «толщины» потоком подаем желающим. Отсюда такая дешевизна питьевой воды, а если вернешь тару, то еще и чуть ли не пятидесятипроцентную скидку получишь. Поэтому я могу так дешево принимать ванны в комплексе Чистая Душа.
Раньше любая капельная протечка воспринималась как катастрофа, общественность тут же громогласно требовала сурово покарать ответственного. Сейчас же мы с безразличием накладываем хомуты, меняем прокладки и затягиваем фланцы, а иногда… просто игнорируем мелкую неисправность. Плевать – воды все равно столько что хоть улейся. Так вот и начали сурверы смотреть на утечки как на ерунду. Вот только они не понимают или не хотят понимать, что вытекающая вода постепенно уничтожает сами трубы, а их у нас в запасе хоть и хватает, но любой запас когда-нибудь исчерпается. Помимо этого, когда мы делаем обход, то заодно визуально проверяем целостность стен и потолков – нет ли трещин, не сочится ли вода. А если не делаешь обхода ради проверки состояния труб, то не проверишь и состояния стен…
Там же, лежа под горячим самодельным душем, я задумался над остальными источниками – ведь не единой водой живы сурверы Хуракана.
Электричество – главная наша проблема. Реактор не работает или едва работает, где-то трудятся гидроагрегаты, но их выработки хрен бы нам хватило, не введи руководство убежищем жесткую экономию и радикальные меры наказания для всех ответственных. Вот в этой сфере «протечек» почти никогда не случалось. Не горели щитки, не искрили провода, всюду стояли лимитные счетчики, электрики с суровыми лицами безостановочно сновали вдоль электрических линий, постоянно искали способы сэкономить тут и там, то и дело обрубая очередную лампу или меняя на менее мощную.
Продовольствие – с этим в Хуракане было не шатко не валко, но, думаю, голод нам не грозит несмотря на все увещевания Смотрителей есть в меру. Мы очень многое выращиваем сами. А теперь я знал, что немалая часть пищи к нам приходит снаружи из буферных зон вокруг убежища.
В чем мы все еще сохранили хваленную сурверскую автономию?
В чем мы давно уже зависимы от внешнего мира?
О чем я еще не подозреваю?
Вот почему я и отправился в библиотеку, где угостил старушку заведующую «награбленными» рыбными сэндвичами, взамен получил крепкий чай и уселся за недочитанный том Истории Хуракана. Возможно, я пропустил нечто упомянутое вскользь и между строк?
Почему вокруг убежища водятся страшные твари, но при этом нет радиации? Почему невероятные хищные мутанты мирно сосуществуют с не тронутыми радиоактивными мутациями обычной рыбой и моллюсками, живущими в чистейшей воде?
Я читал внимательно, не пропускал ни слова, но что-то мне подсказывало, что на страницах официальных исторических хроник нужных мне ответов я не отыщу…
**
Ничего интересного я не обнаружил. Да многое освежил в памяти, даже сделал небольшую подборку книг для будущего чтива – на них ссылались многочисленные авторы Истории Хуракана. Ну а почему бы не почитать такие труды как «Цель Сурвера», «Важные тонкости Кредо», «Критичные ошибки Старого мира», «Тайны Россогора» и другие? И больше я не нашел ровным счетом ничего полезного, еще раз убедившись в полной бесполезности выхолощенных официальных книг, рекомендованных к чтению. Возвращая книгу на полку, я с трудом сдерживал рвущееся наружу разочарование – и вот на этой литературе я собирался подвизаться как историк? Эти книги годятся в качестве вечно позитивных полу лживых хроник нашего бытия, но никак не претендую на истину…
Опытный старый библиотекарь правильно прочла выражение моего лица и понимающе кивнула. Раньше она бы и до этого проявления вежливости бы не дошла, а сейчас, вдруг подозвав меня манящим движением сухого пальца, с насаженным на него бигуди – и до меня только сейчас дошло, что у нее всегда оба указательных пальца частично прикрыты этими штуками – и когда я подошел, тихо спросила:
- Не нашел чего искал, герой?
- Не называйте меня так, пожалуйста – попросил я – Просто Амос. Или просто сурвер. И нет, не нашел.
- А что ты искал, сурвер Амос?
- Ну… я искал хронику былых времен… вот только без приукрас и так, чтобы ничего не вырезали, излагали как есть. И чтобы с данными о том, как мы жили, сколько тратили, сколько производили…
- Ого чего захотел простой сурвер Амос. А зачем тебе?
- Всю жизнь хотел быть историком – начала я, а потом, поняв, что цифры — это чуток к другой области, дополнил – Или экономистом.
- Правда?
- Нет – вздохнул я – Честно говоря, мне просто интересно как все было на самом деле. С первых времен и до этого момента. Не посоветуете подобной литературы? Если что – я нем как старая могила.
- У нас нет могил, Амос. Мы уходим в грибницу – заметила старушка и, постучав бигудями на пальцах по столу, коротко кивнула – Знаю тебя давно. Сделаю, пожалуй, для тебя одно исключение. Вот – выдвинув один из ящиков своего заставленного стопками книг стола, она вытащила достаточно толстую и безликую книгу в самодельной яркой обложке с названием «Приключения юного сурвера Дарика. Том первый» - Очень советую почитать эту книгу. А потом вернуть без просрочки. Хорошо?
У меня чуть не сорвалось с языка разочарованное «да я уже читал», но я вовремя спохватился и кивнул, протягивая карточку:
- С удовольствием почитаю. Большое вам спасибо за совет.
- Молодец – удовлетворенно кивнула она и, покосившись на почти спящих над журналами и книгами немногочисленных посетителей читального зала, шепнула – Там про старые дрязги главных строительных подрядчиков. Про автора там тоже написано. Но – т-с-с-с! Никому!
- Понял – кивнул я, убирая книгу в свою сумку и запихивая ее поглубже под остальные вещи – Верну вовремя!
- Хорошо. И не забудь, что я очень люблю леденцы. Разноцветные такие.
- Ни в коем случае не забуду – кивнул я и заторопился на выход, боясь, что она передумает и потребует вернуть книги.
Я знал, что по Хуракану бродят не запрещенные, но не одобряемые правлением книги. Эти труды кочуют с рук на руки, нигде подолгу не задерживаясь. Есть даже подпольный книжный клуб, если верить тем же слухам. Вот только мне никогда не светило туда попасть. А тут вдруг как засветило и попал…
Вот и появилось еще порция нового чтива. Но сначала загляну поговорить к Босуэллу – не знаю почему, но после недавней стычки прямо хочется выговориться…
**
- Сегодня он занят, Амос – этой лаконичной фразой невысокая шатенка, достаточно мягко, но категорично обломала все мои надежды посидеть чуток в удобном кресле и выпить пару коктейлей.
Что ж…
- Все понял и ухожу – кивнул я и повернулся было к двери, но она ухватила меня за плечо, повернула к себе, и я удивился силе ее рук.
- А что у тебя с лицом? – спросила шатенка, оценив состояние моего покрасневшего носа.
Я почему-то со стыдом подумал, что с ее небольшим ростом ей прекрасно видны засохшие кровавые сопли у меня в ноздрях, а потом задумался как часто она вообще видит чужие сопли.
- Да так – улыбнулся я и попытался высвободить плечо, но она меня удержала с той же железной легкостью и повторила вопрос:
- Так что у тебя с лицом?
- Небольшая стычка.
- С кем?
- Работяги Якобс.
- Сколько их было?
- Четверо.
- А с тобой?
- Никого.
- Кто начал?
- Они.
- Причина?
- Я слишком хорошо делал свою работу.
- Чем кончилось?
- Разошлись.
- У тебя нос разбит. А у них?
- Проткнул пару ног отверткой – неглубоко. Другому досталось по щеке – тоже отверткой.
- Хм-м-м… рана на лице… - на мгновение задумавшись, она уточнила – Охранку вызывали?
- Нет. Просто разошлись.
- Кто ушел первым?
- Они.
- Камеры наблюдения?
- Нет. Да все нормально. Мы разошлись. Конфликт исчерпан. И сюда я не защиты пришел искать. Так что не особо важно. Мелочи это все.
- Важно. А мелочей не существует. Ты один из нас, Амос. Напали на тебя – напали на ВНЭКС. И это порождает не только причину для нашего ответа, но и возможно рождает некоторые приятные возможности… ты не уходи пока.
Она не просила – считай приказывала. И исчезла до того, как я успел возразить. Вздохнув, я пощупал сумку, где лежала возможно интересная книга, сдержал желание поковыряться в носу, поразглядывал пару минут плакаты на стенах, а затем шатенка вернулась и кивнула:
- Мистер Босуэлл ждет тебя.
- Он же был занят…
- Времени у него мало – подтвердила она и подтолкнула меня в спину – Так не теряй драгоценные минуты.
Да откуда в ней столько силы? Ее рука как обернутая мягкой резиной стальная дубинка…
Босуэлл встретил меня стоя. Встал он, разумеется, не ради меня, да и к двери подошел тоже не для этого – он вешал на напольную вешалку с хромированными шариками элегантный пиджак мягкого коричневого цвета. Смахнув с ткани пару ворсинок, он крепко пожал мне руку и широко улыбнулся:
- Еще одна драка? Так ты скоро станешь матерым бойцом, Амос… Легенда Хуракана!
- Не смешно – пробурчал я, отвечая на рукопожатие.
- Проходи. Садись. Налить тебе бокал? Коктейлей сегодня нет, но могу угостить неплохим виски. Любишь настоящий виски?
- Никогда не пил.
- Тогда точно стоит попробовать!
Звякая невысокими бокалами, он налил их древнего хрустального графина пару порций поблескивающей и словно бы чуток масляной янтарной жидкости и протянул одну мне. Пока он этим занимался, я смотрел на него в некотором удивлении – уж очень Инверто был сегодня оживленным. Будто уже успел пропустить тройку стаканчиков. Глаза блестят, весь на подъеме, то и дело прищелкивает пальцами и поглядывает на наручные часы. Усевшись в свое кресло, он дождался, когда я сделаю первый обжигающий глоток и оценю вкус, а потом, еще раз посмотрев на циферблат часов, сказал:
- Рассказывай давай с самого начала про эту драку.
Я рассказал, как было. Ничего не добавил, не убавил. А когда закончил я, закончился и виски в стакане. Мне тут же пополнили его на пару пальцев, а Босуэлл, делая неспешный тягучий глоток виски, задумчиво произнес:
- Вот и повод для меня встретиться с Дугласом Якобсом в приватной обстановке.
- Я не хочу быть жалобщиком – возразил я – Конфликт исчерпан.
- А это неважно чего ты хочешь, Амос – ответил Инверто – Важны открывающиеся пусть небольшие, но возможности. К тому же ты не знаешь имен работяг… не знаешь ведь?
- Откуда?
- Описаний ты их мне тоже не давал. Да и говорить мы будем не о тебе, Амос. Ты и эта драка лишь повод для нашей с ним встречи. И успокойся ты уже – я же вижу что ты до сих пор зол.
- Бесят такие как они – признался я и одним глотком допил свой виски – Просто бесят и всегда бесили. Почему я должен делать свое дело плохо ради того, чтобы им жилось хорошо? Ведь тут даже логики никакой! Если я не буду делать свою работу хорошо – тот же Дуглас Якобс никогда больше не заключит со мной контракта! А если я делаю дело хорошо – меня пытаются избить!
- Логика? – Инверто неожиданно хохотнул и, перегнувшись через стол, налил мне из графина в бокал, выплеснув немного виски на стол – О чем ты, Амос? Таким как они плевать на логику. Им плевать на тебя. Им даже плевать на самих себя. Ты не понимаешь… все, чего они хотят, так это и дальше влачить свое инертное существование, где каждый новый день повторяет предыдущий. И в этом нет ничего удивительно – ведь именно так их запрограммировали, именно так их и вылепили. Понимаешь? Хотя вылепили их ущербно… вылепили неправильно – и этот огрех надо исправлять.
- Вылепили? Этих работяг?
- Этих работяг. И других. Всю народную массу – он несколько раз сжал и разжал пальцы руки, затем прижал ладонь к столу и будто покатал что-то под ней, затем нажал, словно расплющивая – Всех их вылепили по нужным лекалам.
- Как горшки? Из глины…
- Из глины? – Инверто сморщился – Нет, конечно же. Ну о чем ты? Разве глина пластичный материал?
- Ну вообще – да.
- Нет! Глина пластична только свежая, хорошо замешанная, оттоптанная. Но стоит из нее что-то вылепить и куда отправится готовое изделие?
- На сушку.
- А потом?
- В печь для обжига. Так сказано в школьных учебниках.
- Правильно! В печь для обжига! И что там происходит с глиняным горшком?
- Он становится прочным?
- Да! Он становится закаленным. Принимает навеки окончательную форму – до тех пор, пока его не разбить. Разве можно работать постоянно с таким непослушным материалом, если под разные цели то и дело требуются разные формы? Вот налепил ты винных амфор, а завтра тебе требуются горшки для варки каши. Или вдруг пора хлебные горшки менять на фигурки глиняных солдатиков. И что тогда?
- Накопать еще глины и…
Босуэлл недовольно поморщился и качнул головой:
- Нет! Ты слишком буквален, Амос. Пей свой виски! Разом!
Кивнув, я выпил, ощутил, как алкоголь потек вниз огненной рекой, а Инверто уже долил еще по порции мне и себе, глянул на часы и вдруг спросил:
- Слышал когда-нибудь о пластилине, Амос?
- Пластилин?
- Да. Он самый. Пластилин. Послушная твоей воле и всегда податливая липковатая масса. Как пластилин… ты знаешь, что такое пластилин?
- Детская лепка?
- Нет. А знаешь один из главных секретов работы с пластилином, Амос?
- Он пачкает стол?
- Нет. Один из главных секретов – всегда держать пластилин слегка подогретым. Заморозишь – и он станет неподатливым и хрупким как кусок льда. Перегреешь – и он не удержит нужную тебе форму. Вскипятишь – и пластилин растечется бесполезной яркой пузырящейся слизью – говоря это, Босуэлл повторил свои движения, будто он что-то разминает прямо на столе, а затем лепит – Из пластилина ты можешь вылепить себе все что угодно. Ворчащих, но продолжающих трудиться работяг, послушных слезливых секс кукол, мрачную надежную охрану, рать верных солдат, готовы выполнить любой твой приказ. Пластилин – чудесная масса для творчества. И пластилин – это народ. Народная вязкая и всегда требующая небольшого подогрева масса, с которой, при должном умении, ты можешь вылепить все, что только тебе заблагорассудится. Да потребуется время, потребуется быть может целое поколение, а то и два, но зато в итоге ты получишь настоящее чудо…
- Пластилин – повторил я, пытаясь уловить суть, но у меня никак не получалось.
- Позже я объясню подробней, Амос – Инверто широко улыбнулся – Ты прочитал то, что я тебе дал?
- Раз двадцать.
- Что-нибудь понял?
- Думаю понял почти все. Могу пересказать.
- Не сегодня – он снова взглянул на часы – Видишь ли этот вечер для меня особенный и таких вечеров у меня в году очень немного – к сожалению. Что-то вроде личного праздника в уединении, где я ем любимое блюдо, слушаю музыку, немного выпиваю, думаю о разном. Понимаешь?
- О… я не знал и…
- Не переживай – улыбнулся Босуэлл, обходя стол и вынуждая меня подняться – У нас будет еще много вечеров для умных бесед и рассуждений о будущем. Если ты со мной, Амос, если ты действительно пойдешь со мной до самого конца, то обещаю – ты узнаешь гораздо больше обо всем.
- И о Базисе?
- Само собой. Его мы обсудим еще не раз и каждый раз, когда я пойму, что ты готов двигаться дальше, ты будешь получать следующую порцию знаний. Завтра буду ждать тебя. Мероприятие…
- Помню – подтвердил я.
- Вот и отлично. А сегодня мой особенный вечер…
- Уже ухожу – сказал я от выхода и поспешно шагнул в сторону, когда дверь внезапно открылась и невысокая шатенка внесла достаточно большой деревянный красивый поднос, на котором покоился прикрывающий какое-то блюдо серебристый колпак, а рядом на белоснежной салфетке лежали нож и вилка.
Поняв, что я тут слишком задержался, я шагнул за порог, не удержавшись, втянул воздух и признался:
- Пахнет вкусно. Жареное мясо…
- Жареное мясо – подтвердил от своего стола улыбающийся Инверто Босуэлл, нетерпеливо потирая руки.
- Вроде не курица – заметил я, прикрывая дверь – Приятного аппетита, мистер Босуэлл.
- Благодарю, Амос. Угости и ты себя сегодня в Золотом Кортике! За мой счет! И я настаиваю!
- Да я…
- Настаиваю! Там предупредят о тебе – отрезал Босуэлл, в то время как девушка уже поставила поднос на стол – Ступай, Амос. Поешь вкусного, пока я наслаждаюсь этим прекрасным куском свинины…
- Свинины? – я удивленно заморгал – Но мы не выращиваем…
- На вкус – широко-широко улыбнулся Босуэлл, усаживаясь в кресло, пока уже вышедшая в коридор девушка закрывала дверь – На вкус как сочная жирная и поджаристая молодая свининка… Умелый повар творит чудеса! Не переживай – однажды я и тебе дам попробовать этого особого яства! Хорошего вечера, Амос!
- И тебе, Инверто! Еще раз спасибо!
Я двинулся прочь, успев заметить, что шатенка не просто закрыла дверь – она ее еще и заперла, а затем уселась на стульчик в коридоре и замерла, уставившись в экран сурвпада.
Ну и праздник у него… думаю, он мог бы провести вечер в самой элитной компании.
Хотя какое мое дело?
Я уже думал о другом – идти или нет сегодня вечером в Золотой Кортик? Это самое дорогое заведение нашего этажа. И я даже представить не мог что там подают… может оттуда Босуэллу доставили этот поднос с одуряюще ароматным жареным мясом?
Я бы может и сходил, но там, наверное, вся эта золотая молодежь, надменные девушки и…
- Пойду! – решил я, шагая к своей каморке – Переоденусь – и в Золотой Кортик!
И закажу самое дорогое блюдо, чтобы потом ни о чем не жалеть, если в следующей драке меня наконец-то прибьют насмерть. А драки, как мне чудилось, впереди еще будут…
Конец второй книги.
Огромное спасибо, что читали, хвалили и ругали!
Мой официальный канал в Телеграм: https://t.me/demmius