Замок

Глава 18

Замок

Четверг, 1 мая

02 ч 17 мин

Теодор Куза терпеливо и напряженно ждал, уверенный, сам не зная почему, что тварь, которая приходила прошлой ночью, обязательно вернется сегодня. Ведь он говорил с ней на древнем языке. Непременно вернется. Нынче ночью.

Это единственное, в чем он уверен. Возможно, он раскроет тайну, над которой ученые бились столетиями, если, конечно, доживет до рассвета. Профессора била дрожь — как в предчувствии открытия, так и от страха перед неизвестностью.

Все готово. Он сидит за столом, слева от него аккуратная стопка книг, справа — коробочка с талисманами, согласно преданиям, отпугивающими вампиров, перед ним — кружка с теплой водой, без которой он не может обходиться. Под потолком, прямо над головой, — лампочка, единственный источник света. И полная тишина нарушается лишь его дыханием.

Вдруг профессор понял: он не один.

Прежде чем Куза смог что-либо разглядеть, он ощутил уже знакомое чувство близости зла, где-то за пределами видимости, не поддающееся описанию. Оно просто было здесь. Потом стала сгущаться тьма. На этот раз все происходило иначе. Если прошлой ночью тьма поглощала в комнате все пространство и шла отовсюду, то сегодня вползала другим путем — просачиваясь сквозь стены, постепенно обволакивая их и кольцом подкрадываясь к креслу.

Куза прижал ладони к крышке стола, чтобы не было заметно, как сильно трясутся руки. Он слышал стук собственного сердца — настолько громкий и сильный, что даже испугался, как бы оно не разорвалось. Наконец-то наступил долгожданный момент. Существо здесь!

Стены исчезли. Тьма окружила его эбонитовым сводом, свет от лампочки не шел дальше края стола. Стало холодно, но не так сильно, как в прошлый раз, поскольку не было ветра.

— Где ты? — спросил профессор на старославянском.

Ответа не последовало. Но в темноте, там, куда уже не доставал свет лампы, что-то стояло в ожидании и, казалось, оценивало обстановку.

— Покажись, прошу тебя!

Наступила томительная пауза, затем из темноты раздался голос, произнесший с сильным акцентом:

— Я умею говорить и на более современном языке.

Профессор сразу распознал вариант дако-румынского диалекта, на котором говорили в этих краях в те времена, когда был построен замок.

Из темноты появился один угол стола, а вместе с ним и контуры фигуры. Куза мгновенно узнал лицо и глаза вчерашнего посетителя, прежде чем увидел его полностью. Это был мужчина гигантского роста, не меньше шести с половиной футов, широкоплечий, с гордой осанкой. Он стоял с вызывающим видом, расставив ноги и положив руки на пояс.

Черный плащ до самого пола был застегнут на шее золотой пряжкой с камнями. Под плащом Куза разглядел широкую красную рубаху, скорее всего шелковую, свободные черные штаны, похожие на галифе, и высокие сапоги из грубой коричневой кожи.

Воплощение силы и жестокости.

— Откуда ты знаешь старый язык? — спросил пришелец.

— Я… я долго его изучал, — заикаясь, ответил Куза. Голова была словно в тумане, он плохо соображал и забыл все, что собирался спросить, обдумывая это весь день. — Я думал, вы придете во фраке, — в отчаянии сказал он первое, что пришло на ум.

Густые черные брови почти сошлись на переносице.

— Я не знаю, что значит «фрак».

Куза мысленно дал себе пинка — просто удивительно, насколько сильное влияние может оказать один-единственный роман, написанный в прошлом веке каким-то англичанином, на восприятие чисто румынской легенды. Он наклонился вперед:

— Кто вы такой?

— Я — виконт Раду Моласар. Когда-то эта часть Валахии принадлежала мне.

Он явно имел в виду, что в свое время был феодалом.

— Боярин?

— Да. Один из немногих, кто оставался с Владом, с тем самым, кого прозвали Цепеш — Колосажатель, — до самого конца, до самой его смерти под Бухарестом.

Хотя Куза и ожидал услышать нечто подобное, все равно был потрясен.

— Но это же произошло в тысяча четыреста семьдесят шестом году! Почти пятьсот лет назад! Неужели вам столько лет?

— Я был там…

— А где вы находились с пятнадцатого века?

— Здесь.

— Но почему? — Страх профессора уступил место возбуждению, мысли полетели вскачь. Он хотел знать все, и немедленно!

— Меня преследовали.

— Турки?

Моласар прищурился, сверкали лишь черные дыры зрачков.

— Нет… другие… сумасшедшие, готовые преследовать меня до самого края света, только бы уничтожить. Я знал, что в конце концов они настигнут меня. — Тут он улыбнулся, обнажив длинные желтоватые зубы, не очень острые, но все равно устрашающего вида. — Поэтому и решил переждать. Выстроил этот донжон, позаботился о том, чтобы за ним следили, а сам скрылся.

— А вы… — Этот вопрос Куза хотел задать с самого начала, однако не решился, но теперь просто не мог удержаться. — Вы — нежить?

Опять улыбка — холодная, почти насмешливая.

— Нежить? Носферату? Морок? Возможно.

— Но как же вы…

Моласар нетерпеливо махнул рукой:

— Довольно! Хватит с меня глупых вопросов! Мне плевать на твою любознательность. Но ты сам мне не безразличен, потому что мы — соплеменники, а на нашу землю пришли завоеватели. Почему же ты с ними? Ты предал Валахию?

— Нет! — Страх, исчезнувший было, снова вернулся к профессору, таким гневом дышало лицо Моласара. — Они привезли меня сюда вопреки моей воле!

— Зачем?

— Думают, что я могу узнать, кто убивает их солдат. И мне кажется, я узнал… Или нет?

— Да. Узнал. — Гнева как не бывало. Моласар улыбнулся. — Они нужны мне для восстановления сил после долгого отдыха. Причем нужны все, чтобы вернуть прежнюю силу.

— Но вы не должны! — выпалил профессор.

Моласар снова рассвирепел.

— Не смей указывать мне, что я должен, а чего не должен делать в собственном доме! Тем более когда его поганят захватчики! Я позаботился о том, чтобы ни один турок не сунулся на перевал, пока владел этими землями, а теперь, проснувшись, обнаруживаю, что в моем доме полно немцев!

Он бушевал, расхаживал взад-вперед по комнате, сопровождая каждое слово взмахом огромного кулака.

Куза воспользовался моментом, открыл коробочку и вынул осколок зеркала, который накануне добыла по его просьбе Магда. Пока Моласар в гневе метался по комнате, профессор попытался поймать в зеркале его отражение. Но в зеркале отражались только книги, хотя Моласар стоял рядом. У боярина не было отражения.

Внезапно зеркало вырвали у него из рук.

— Все еще любопытствуешь? — Моласар поднес зеркало к лицу. — Да, в сказках говорят правду — я не отражаюсь в зеркале. Хотя когда-то давно был как все. — На мгновение его глаза затуманились. — Но теперь уже нет… Что у тебя там еще в коробке?

— Чеснок. — Куза сунул руку под крышку и достал головку. — Говорят, он отпугивает нежить.

Моласар протянул руку с волосатой ладонью.

— Дай сюда! — Он взял у профессора головку чеснока, поднес ко рту, откусил половинку. Остальное швырнул в угол. — Люблю чеснок!

— А серебро?

Старик вынул серебряный медальон, оставленный Магдой.

Моласар взял его и потер между ладонями.

— Какой же боярин боится серебра!

Казалось, ему нравилась эта игра.

— А вот это? — спросил Куза, доставая последний талисман. — Говорят, самое сильное средство против вампиров.

Это был серебряный крестик, одолженный Магде капитаном Ворманном.

Испустив нечто среднее между хрипом и воем, Моласар отшатнулся и отвел глаза.

— Убери!

— Он действует на вас? — изумился профессор. Сердце сжалось при виде съежившегося Моласара. — Но почему? Как…

— Убери это!!!

Куза тотчас же убрал крестик в коробку, плотно прикрыв ее крышкой.

Моласар готов был броситься на старика и, оскалившись, злобно прошипел:

— Я думал, что найду в тебе союзника в борьбе с иноземцами, но вижу, что ты такой же, как они!

— Я тоже хочу, чтобы они убрались! — испуганно воскликнул профессор, вжимаясь в спинку коляски. — Даже больше, чем вы!

— Будь это так, ты не принес бы эту мерзость сюда, в комнату! И уж во всяком случае, не стал бы мне ее показывать!

— Но я же не знал! Это могла быть очередная сказка, как чеснок и серебро!

Необходимо, чтобы Моласар поверил ему. Моласар помолчал.

— Возможно. — Он повернулся и зашагал во тьму, ярость его немного поутихла. — Но я все равно в тебе сомневаюсь, калека.

— Не уходите! Пожалуйста!

Моласар ступил во тьму и, когда она начала медленно его обволакивать, повернулся к профессору. Но ничего не сказал.

— Я ваш союзник, Моласар! — крикнул Куза. Нельзя позволить ему уйти просто так, ведь осталось еще столько вопросов! — Пожалуйста, верьте мне!

Теперь во мраке виднелись лишь глаза Моласара. Остальное поглотила тьма. Неожиданно из темноты возникла рука, и указательный палец погрозил профессору.

— Я буду следить за тобой, калека! И если увижу, что тебе можно доверять, снова приду. Тогда и поговорим. Но если предашь наш народ, я убью тебя.

Рука исчезла. Затем — глаза. Но слова, сказанные Моласаром, остались висеть в воздухе. Тьма постепенно отступила, втягиваясь в стены. Вскоре комната стала такой, как прежде. Единственным свидетельством посещения Моласара являлась надкушенная головка чеснока, валявшаяся в углу.

Долгое время Куза сидел не шевелясь. Потом ощутил сильную сухость во рту, сильней, чем обычно. Он взял кружку и сделал несколько глотков — привычные действия не требовали умственных усилий. Как обычно, с трудом проглотив жидкость, профессор потянулся к коробочке. Несколько мгновений задумчиво водил пальцами по крышке, прежде чем взять ее. Уставший мозг восставал против необходимости достать то, что лежало внутри, но он должен был это сделать. Сжав губы в узкую полоску, Куза поднял крышку, достал крестик и положил перед собой на стол.

Такая маленькая вещица. Серебряная. На концах что-то вроде орнамента. Не распятие. Просто крест. Символ человеческой жестокости.

С высоты тысячелетних традиций и из глубины своей культуры Куза всегда смотрел на ношение креста как на варварский обычай, признак незрелости веры. И действительно, христианская религия была относительно молодой по сравнению с иудейской. Ей нужно время. Как Моласар назвал крест? «Мерзость»? Нет, это не так. Во всяком случае, для него, профессора Кузы. Гротеск, возможно, но не мерзость.

Однако теперь эта вещица приобрела иной смысл, впрочем, как и многое другое. Стены комнаты, казалось, давили, заставляя сконцентрировать внимание на крестике. Кресты очень похожи на амулеты, которыми пользовались народы с примитивной культурой, чтобы отвадить нечистую силу. У жителей Восточной Европы, особенно у цыган, амулетов было великое множество, от икон до чеснока. Поэтому профессор и положил крестик вместе с остальными талисманами в коробочку, не видя причин относиться к этому символу христианской веры с большим пиететом, чем к остальным талисманам.

Но Моласар испугался именно креста… не мог вынести одного его вида. Традиционно считалось, что крест отпугивает демонов и вампиров, поскольку символизирует конечную победу добра над злом. Куза всегда считал, что если нежить и существует и крест имеет над ней какую-либо власть, то лишь благодаря человеку, который верит в силу креста, а не самому кресту.

Оказалось, что он не прав. Моласар — зло во плоти. Это аксиома: любое существо, убивающее людей, чтобы продлить собственное существование, несомненно несет в себе зло. А когда Куза показал крест, Моласар сгинул. Куза не верил в силу креста, однако крест имел власть над Моласаром.

Значит, сила заключена в самом кресте, а не в человеке, который им пользуется.

Руки профессора тряслись, голова шла кругом, а мысли разбегались. Мозг пытался переварить информацию. Поистине ошеломляющую.