Закрученный

Глава 29

К тому моменту, когда Эйден прислал сообщение с местом и временем встречи, Райли уже успел найти новую комнату, умыться и перевязать рану, Виктория, вся в синяках, очнулась, приняла душ и переоделась, как и Мэри Энн, которая все это время не могла перестать злиться. На себя и на всех вокруг.

Такер был мертв, убит самым жестоким способом, и это как будто никого не волновало. Она не думала, что это будет так волновать ее. Он причинил ей в прошлом столько боли и страданий — и причинил бы еще в будущем. Но часть ее оплакивала его смерть. Оплакивала парня, которого когда-то знала. Парня, который относился к ней с добротой и уважением, рядом с которой она чувствовала себя привлекательной. Парня, который никогда не увидит своего ребенка.

И как ей сообщить об этом Пенни? Придется позвонить, рассказать. Только не сейчас. Может, после того, как ее собственная скорбь поутихнет.

Мэри Энн не винила Эйдена в том, что случилось. Если бы он не убил Такера, то Райли бы точно это сделал. С этими существами не бывало никакой золотой середины. Или убей, или будь убитым.

Что же стало со старым добрым «заточить на всю оставшуюся вечность»?

Ее злость подогревало отношение к ней Райли. Да, он отдал ей своего зверя, но она бы никогда его не забрала, будь у нее выбор.

Если Райли хотел с ней порвать, он мог это сделать. Но ему придется сказать ей это прямо в лицо. Она больше не будет это терпеть: то игра в молчанку, то яростная защита ее «чести», как будто ему не все равно, то он держит дистанцию, то смотрит как на аппетитную закуску.

Если это конец, то конец. Ей надо знать наверняка… Порвать все нити, связывающие их.

Она любила его, хотела его в своей жизни, но не заслуживала, чтобы с ней обращались так. Из-за этого она порвала с Такером — потому что он вел себя неправильно по отношению к ней. Она не могла изменить своим принципам сейчас только потому, что Райли был ей нужнее воздуха.

Она не умрет без него. Конечно же. Она будет скучать, да, и, возможно, засыпать каждую ночь в слезах неделю за неделей. Но в конце концов, она оправится. Ведь так?

В следующий раз, когда они с Райли окажутся наедине, они решат это раз и навсегда.

Они прошли пару кварталов к месту встречи — парковке у заброшенного склада. По этой дороге редко ездили машины, что было хорошо для них. Солнце садилось, тени тянулись во всех направлениях. И это тоже хорошо.

— Интересно, Эйден… — начала Виктория, но оборвала себя резким вдохом.

Эйден просто взял и появился. В следующую секунду он стоял, сгорбившись, пытаясь отдышаться.

Он мог телепортироваться. Он. Мог. Телепортироваться. Когда, блин, это успело произойти?

— Это… немного… сложнее, чем я… представлял, — произнес он с одышкой.

— Эйден! — Виктория бросилась к нему.

Он выпрямился и успел раскрыть объятья, когда она влетела в него. Он крепко сжал ее, зарываясь лицом в ее шею. Она слегка дернулась, ее тело явно болело от ушибов.

— Ты в порядке? — спросил он ее. Страх чуть было не потерять друг друга оказался сильнее того, из-за чего он злился до этого.

— Да. Так, всего лишь шишка на голове, оттого что Такер швырнул меня в стену. А ты?

— Нормально. Прости, что сорвался на тебе. Я не должен был…

— Нет, это ты меня прости, что не сказала раньше. Я не могу поверить…

— Мне снесло голову от ревности, но если бы я сумел остановиться…

Господь всемогущий, их слова было очень сложно разобрать — они говорили наперебой.

Виктория обхватила ладонями его лицо.

— У тебя нет никаких оснований для ревности, клянусь. Это было всего один раз и никогда больше не повторится. Да и мне не понравилось.

Мэри Энн понятия не имела, о чем они там болтали, но, видимо, Райли их прекрасно понимал, потому что пробормотал что-то про «не моя вина» и «всегда всем нравится».

Ей потребовалось мгновение, чтобы паззл сложился в голове Мэри Энн. Один раз. Никогда не повторится. Не понравилось. Всем нравится.

Секс.

Распахнув глаза от злости, она обернулась. От ветра несколько прядок упали на его глаза, похожие на два озера. Он скрестил руки на груди, как ни в чем не бывало.

— Ты говорил мне, что между вами ничего не было! — бросалась она словами, как кинжалами.

Надо отдать ему должное, он не стал строить из себя дурачка.

— Переспали разок. Это не считается.

А что тогда считается?

— Есть хоть кто-нибудь, с кем ты не спал?

Его маска пресыщенности не дрогнула. Он пожал плечами.

— Только те несколько несчастных, которых я еще не встретил.

— Серьезно? Ты считаешь сарказм сейчас уместным? Серьезно?

— Что ты хочешь от меня услышать, Мэри Энн?

— Когда это случилось? Скажи хотя бы это.

— До нашей с тобой встречи.

И поэтому не считается?

— Ты же встречался с ее сестрой?

Кивнул, будто бы не слышал отвращения в ее голосе. Или ему просто было плевать.

— Еще до этого. Я никогда не изменял своим девушкам и никогда не стану, так что это бессмысленный спор.

Бессмысленный.

— Да пошел ты. Трахай, кого хочешь, раз это «не считается», — сделала вид, что задумалась, и добавила: — А, погоди. Пятьдесят процентов присутствующих ты уже поимел!

Что-то не то с ее математикой, да и плевать. Нет ничего удивительного в том, что она всегда так ревновала, когда видела их вместе. Теперь понятно, отчего им было так комфортно вдвоем. Они видели друг друга голыми! Однажды попробовав запретный плод, уже легче вкусить его второй раз. И третий.

Сама Мэри Энн служит тому доказательством. Сколько раз она целовалась с Райли, когда этого делать не стоило?

— Слушай, это было странно и неловко, ладно? — теперь он метался словами, как клинками. — Как она и сказала, повторять мы не будем.

Все равно она бы не назвала это «не считается».

— Так, может, мне переспать с Эйденом, и тогда мы посмотрим, насколько бессмысленно…

Райли наклонился к ее лицу, больше никаких попыток ее успокоить.

— Ты не будешь спать с Эйденом, — в его хриплом голосе было сокрыто столько ярости, она чувствовала ее всеми фибрами души.

Она могла только моргнуть удивленно. Этой реакции она от него не ожидала. Это значило, что его еще волновало, что она делала… и с кем она это делала.

— Почему? Потому что я все еще твоя девушка?

Прошло мгновение. Ярость растаяла, и он выпрямился, взяв себя в руки.

— Я… я не знаю. Мы все очень изменились за прошедшие недели. — Честно. Что ж, этого она ожидала и теперь хотела услышать больше.

— Просто скажи это, — продавливала она тему, несмотря на присутствие зрителей. «Пожалуйста, нет. Только не говори, что мы в прошлом. Что между нами все кончено».

Его щека дернулась. Знак того, что он расстроен. За последнее время с ним это было довольно часто.

— Я почти человек. Я больше не могу тебя защищать.

Если это его единственный довод, то он никогда от нее не избавится.

— У тебя отлично получилось в мотеле.

— А если стая волков решит тобой пообедать?

— Так, значит, если бы ты все еще мог менять форму, то ты бы не отходил от меня ни на секунду? Следил бы даже в туалете?

— Нет. Разумеется, нет.

— Запер бы?

— Нет.

— Тогда как бы ты меня защищал раньше, а? Я могу стать чьим-то завтраком, обедом или ужином, неважно перевертыш ты или нет. Прекрати искать оправдания тому, что мы оба знаем, ты хочешь сказать.

«Не слушай меня», — мысленно молила.

Он тяжело дышал, ноздри раздувались от его глубоких вдохов и выдохов.

— Мы… мы…

— Скажи это!

Нет, не надо.

Тяжелая рука опустилась на ее плечо, Мэри Энн, вскрикнув, резко обернулась. Там стоял нахмурившийся Эйден. Райли зарычал на него, но быстро осознал, что делает перед своим королем, и вернул себе нейтральное выражение.

— Давайте к Тоне. Я пойду с Викторией. Райли, доставь туда Мэри Энн.

Щеки Мэри Энн порозовели. Ладно, теперь ее беспокоило наличие зрителей.

— Зачем ты хочешь вернуться к Тоне?

— У нее есть ответы про Джулиана, которые я не могу найти в бумагах и фотографиях. Так что встретимся там… — он взглянул на наручные часы, которых у него никогда не было, — через полчаса?

Достаточно времени, чтобы они могли разобраться со своими отношениями, хотел он сказать.

Райли кивнул.

— Хорошо.

— Отлично, — Эйден и Виктория неторопливо удалились, держась за руки.

Сыплют соль на рану.

— Пойдем, — проворчал Райли, направившись в противоположную сторону. Он завернул за угол, Мэри Энн за ним по пятам. Вместо того, чтобы вернуться туда, где они высадились, он решил украсть новую машину.

Она не возражала, пока он щелкнул дверным замком, снял пластиковую панель вокруг замка зажигания, затем оборвал и перекрутил оголенные провода. Она просто делала вид, что стоит на шухере, и, когда Райли завел двигатель, скользнула на место пассажира.

Вскоре они петляли по дороге слишком быстро для ее душевного спокойствия, обгоняя другие машины, которых не было много, но все же. Попадется кто-нибудь на встречке и привет, авария.

— Сбавь скорость.

— Еще минуту.

Он еще никогда не ездил так опасно. Не с ней.

— Если я скажу то, что ты не можешь, ты сбавишь скорость?

Его пальцы сжались на руле, аж костяшки побелели.

— Не нужно мне, чтобы ты говорила. Я сам могу.

Она сдержится, она сдержится, она, черт подери, сдержится.

— Так скажи, — прекрасно, в голосе ни намека на внутреннее смятение.

— Не могу, — сам себе противоречит. — Я пытаюсь, часть меня хочет это сказать, но не могу.

Его заявление ее никак не утешало.

— Сможешь ли ты когда-нибудь простить мне то, что я сделала? Что ты просил меня сделать?

Он потянулся и поправил зеркало заднего вида.

— Не в этом дело, Мэри Энн. Если бы я не сделал, то что сделал, ты бы не сделала то, что сделала, и погибла бы. И лучше так — ты жива, а мой зверь мертв, — чем наоборот.

Это могло ее успокоить… Но нет. Внезапно она нырнула с головой в чувство вины и вся горела со стыда.

— Я бы хотела вернуть тебе его, — но она поглотила зверя и, похоже, прожевала каждый кусочек, потому что не ощущала его внутри себя. Никак.

— Ты не можешь, — сказал он, подтверждая то, что она и так уже знала.

— Если дело не в этом, то почему ты так зол на меня?

— Я же сказал. В таком состоянии я не способен тебя защитить.

— Райли, ты мне нравился не из-за того, как хорошо ты меня защищал. Ты мне нравился, потому что ты такой горячий без футболки!

— Очень смешно, — слова были пропитаны сарказмом, но уголки его губ дрогнули, отчего она обрадовалась и ободрилась.

— Но отчасти правда.

Но он быстро вернулся к прежнему настрою.

— Моя стая, вампиры — они все тебя ненавидят, боятся, будут охотиться за твоей кровью.

— Даже если я больше не опустошаю?

— Да. Раньше таких прецедентов не было. Они не поверят, что ты перестала быть угрозой для них.

И, видимо, он тоже не верит.

— Несколько недель назад ты говорил, что они не пойдут за королем-человеком, и смотри, что вышло.

Он бросил на нее взгляд и, наконец, сбавил скорость. Он все еще преодолевал звуковой барьер, но она смогла перевести дух.

— Ты хочешь быть со мной? — спросил Райли. — Потому что я помню только, как ты отталкиваешь меня снова и снова.

Сейчас или никогда. Она готова поставить все на кон, раз уж просит его сделать то же самое.

— Да. Я хочу быть с тобой.

— А если ты вновь начнешь опустошать, то опять сбежишь от меня?

Это не то, что она хотела услышать.

— Я… — черт. У нее не было ответа. Сбежит? Или нет? Она не знала, а потом это перестало иметь значение. Синие и красные огни замерцали за ними. Взвыла сирена. — Похоже, нам придется остановиться.

Райли затормозил, сворачивая к обочине.

Ее охватила паника.

— Они знают, что машина ворованная? Поэтому нас остановили?

— Нет, он бы тогда вытащил пистолет и целился. Просто сохраняй спокойствие и ничего не говори.

Спустя несколько мучительных минут коп стоял у их машины, опираясь локтем на окно, а Мэри Энн боролась с панической атакой.

— Ты знаешь, с какой скоростью вы ехали, сынок?

— Неа, — и, судя по голосу Райли, его это не особо парило.

— Лимит превышен на тридцать пять миль в час.

— Хотите сказать, тот знак был не просто рекомендацией?

Ей хотелось выругаться. Почему он ведет себя на грани хамства?

Сузив глаза, коп взглянул на нее и оскалился.

— Лицензию и регистрацию. Быстро.

— Не могу, — просто ответил Райли. — Это не моя машина.

Ей очень сильно хотелось выругаться. Что он творит? Хочет, чтобы их арестовали?

— Что ты такое говоришь, сынок?

— Что я не знаю, чья эта машина, — ухмыльнулся Райли. — Я… — он показал кавычки пальцами, — «одолжил» ее.

Ииииии… тогда коп достал пистолет.

Да где же они? Виктория мысленно задала этот вопрос уже в тысячный раз. Выделенные полчаса уже прошли, но Райли и Мэри Энн так и не появились, никак не отписались, не отвечали на звонки и сообщения.

— Может, нам стоит отправиться на их поиски, — предложила она Эйдену. — А потом ты нас телепортируешь куда надо.

У нее ушли годы на то, чтобы переместиться хотя бы на ярд, но даже тогда ее уносило в сторону от пункта назначения. А он перебросил их за несколько миль через город, без промежуточных остановок, чтобы передохнуть или проверить, где они оказались. Она была удивлена и восхищена, но в то же время завидовала ему.

От этой зависти ее терзало чувство вины. Он многим пожертвовал, чтобы быть с ней. Она могла как-то справиться с потерей своих вампирских способностей.

— Да они, скорее всего, поругались и потеряли счет времени, — ответил Эйден. — Пойдем. Мы можем это сделать без них.

— Наверное, ты прав.

Райли всегда без труда получал девчонок, так что упрямство Мэри Энн пойдет ему на пользу. Увидев их вместе, заметив, с какой тоской смотрит на нее Райли, когда думает, что никто не видит, Виктория перестала винить Мэри Энн в том, что случилось ее другом. Они явно не могли друг без друга.

Эйден быстро ее поцеловал и потянул к ступенькам крыльца. Твердо и резко он постучал в переднюю дверь.

Прошло несколько секунд. Виктория ничего не видела и не слышала, но, видимо, Эйден заметил что-то, поскольку сказал:

— Ты откроешь дверь, Тоня, и пригласишь нас войти.

Полированная дверь из вишневого дерева распахнулась. Тоня, с уже остекленевшими глазами, отступила в сторону.

Эйден завел Викторию в гостиную. Мебель была чистой, хоть и явно неновой, цветочная обивка дивана выцвела, на кофейном столике заметны потертости… Виктория пролистала несколько журналов, лежащих на нем. Страницы пожелтели, слегка потрепались, даты стояли семнадцатилетней давности.

Устроившись на диване, Эйден скривил лицо и пробормотал:

— Джулиан буйствует. Он узнает обстановку. Он явно провел больше времени внутри этого дома, чем снаружи.

— Ну, вполне вероятно, что внутри дом выглядит точно так же, как и при его жизни, — она махнула рукой на журналы.

— Ха. Интересно.

Тоня села напротив них.

— Что вы хотите? — слова вырывались резко, словно она пыталась подавить желание вести себя гостеприимно. И эти тени в ее глазах… хаотично метались.

— Для начала я хочу, чтобы вы знали, что я не причиню вам вреда, — сказал Эйден. — Вы меня понимаете?

Она хмурится.

— Да, но я вам не верю.

— Ничего страшного. Я вам это докажу.

— Чего вы хотите? — снова спросила она и — вот удивительно — уже не так враждебно.

— Ответов. Правду о вашем муже и его брате. Расскажите мне то, что я хочу знать, и я оставлю вас в покое.

— Я не люблю говорить о моем дорогом Дэниеле и этой крысе Роберте, — обожание, смешанное с отвращением. Она вновь свела брови вместе, тени стали метаться сильнее. — Я всегда их так называла. И все еще так думаю, правда. Я любила своего мужа и ненавидела его брата, но…

— Но? — подтолкнула ее Виктория.

— Но я не всегда их так воспринимала. То есть, я хочу сказать, что не была влюблена в Роберта, но он мне нравился. И помню, как хотела развестись с Дэниелом, — она морщила лоб, сбитая с толку. — Или, может, мне это все приснилось, ведь я так сильно его люблю. Я всегда буду любить его.

Эйден принялся массировать свои виски. Джулиан кричал в его голове?

— Расскажите мне о них.

— Они… были… близнецами, — Тоня говорила так, словно была вынуждена проталкивать каждое слово через очень узкую трубку. — Дэниел работал в больничном морге… Роберт был никчемным мошенником. Да. Правильно, — эти слова дались ей легче. — Мой Дэниел не завидовал своему брату.

И тем не менее ее слова звучали такими заученными, словно она повторяла то, что ей говорили раз за разом. Может, так оно и было. Книги заклинаний… тени в глазах… поблекшая черная аура, о которой упоминал Райли.

Возможно, чувства Тони и ее непоколебимая верность имели магическое происхождение.

Да, вот и ответ всем странностям, с шоком осознала Виктория.

Одновременно они с Эйденом сели, выпрямившись на диване, и сказали:

— Кажется, я знаю, что произошло.