Закон Мерфи. Том 1

Глава 17 На задворках космопорта

Проспав практически до обеда, проснулся я на удивление отдохнувшим и медитативно-отстраненным от мира сего. Я почему-то ожидал мутных душевных и тяжких телесных страданий, потому что пока я возводил прощальный мемориал и разучивал реквием по бесценной своей работе, я и вставал примерно в таком виде и состоянии духа, будто мне по сердцу и телу стадо двутелок пробегалось раз пятнадцать за ночь. Но после полевого канкана с гептаподами, ребенком и Андервудом в качестве ядовитой вишенки на торте, я получил прозрачное ничего в сознании и полный мышечный дзен, даже голову лень стало приподнять в сторону окна. Единственное, чего мне хотелось сейчас — просто жить, без претензий и ожиданий. А потом я вспомнил про Эйнара и его Миру.

Серебристо-серая четырехухая кошка с огромными фиолетово-аметистовыми глазами в первое наше с ней знакомство предпочла темноту и уютную домашнюю прохладу общению со мной. Может, сегодня зверь будет более благосклонен? С этой мыслью меня сдуло с кровати. Я наскоро соорудил из заспанного чучела подобие нормального себя и с замиранием сердца позвонил физику — вдруг он передумал, и его приглашение на чай и в закулисье космопорта отменяются?

К моему облегчению, Эйнар откликнулся почти сразу и с добродушной улыбкой меня поприветствовал:

— Доброго дня, Честер! Зайдете?

Я, немало смутившись и сообразив, что под влиянием сиюминутного порыва только что потревожил малознакомого человека, что я обычно мог сделать только по работе, немного криво улыбнулся в ответ.

— Да, если можно. Я тут подумал, я не сильно буду вас отвлекать?

— Нет, вы что! — физик только рукой махнул. — Приходите!

Я мгновенно собрался и через полчаса стоял на пороге знакомого дома. Розового куста, разумеется, на заднем дворе уже быть не могло, как и тетушки Эммы — ее переселили к себе в пятый сектор биологи, очень им пришлась по вкусу селекционная ботаническая активность дамы, но вот Мира… Я постучался и зашел в дом — и навстречу мне величаво выплыли два огромных темно-синих глаза с космическими фиолетовыми прожилками, чуткий цветочек четырех ушей, немыслимое количество усов и стройное серебристое тело на длинных ногах с изящно изогнутым кончиком хвоста. Кошка приоткрыла пасть и защелкала, а я наклонился к ней и сделал вид, что прислушался.

А через мгновение понял, что действительно слышу Миру. Не ушами, нет. Чем-то, что я сам не мог понять, что-то неуловимое, совершенно не поддающееся описанию словами, стучалось прямо в сердце, минуя разум — кошка проявляла ко мне интерес. Я присел на корточки и склонил голову набок, интуитивно медленно моргнув в ответ на то, как мигнула мне она. И понял: животное поздоровалось.

Из кухни вышел Эйнар, и ощущение взаимности чувств испарилось.

— Чаю? — предложил физик.

Я кивнул, и Эйнар принялся накрывать на стол и шутить, стремясь меня развлечь. Я же все время рассеянно улыбался в ответ, пил чай и старался снова поймать ощущение взаимного контакта, но так и не смог. Эйнар в конце концов сдался и посадил мне Миру на колени.

— Вот так. А то вы только на нее и смотрите.

Я поблагодарил физика и осторожно провел по голове, позвоночнику, вдоль хвоста, почесал за ушами. Кошка посмотрела мне прямо в глаза, замурлыкала и неторопливо подмигнула мне еще раз, затем спрыгнула с колен и удалилась.

— Вы знаете, что когда кошки медленно моргают хозяевам, они так улыбаются? Похоже, в этот раз вы ей пришлись по душе. А теперь поехали в космопорт? — подмигнул мне физик, а я в ответ улыбнулся и кивнул.

Спустя буквально десять минут мы, припарковав флаеры на посадочной площадке возле космопорта, зашли в это крайне интересное для меня место. Я шел за Эйнаром, и мне было невероятно любопытно. Я всегда мечтал попасть за кулисы куда-то туда, где обывателю делать совершенно нечего: сходить на завод по производству резонансных двигателей, посмотреть, как работают пожарники, как устроена изнутри серверная, где обитает искусственный интеллект. И даже сейчас, будучи и сам объектом повышенного интереса, как и наш офис, и наша работа для таких же интересующихся, я был не в силах отказать себе в маленькой слабости и сунуть нос в изнанку космопорта.

Внешне это здание больше всего напоминало большую металлическую кляксу — идеальная окружность с ровными «хвостиками» гейтов для посадки шаттлов с орбиты. Космопорт позволял принимать их до пятидесяти штук, но по большей части колонии столько было не надо. Обходились как-то парой десятков в лучшем случае — в поселение завозились стройматериалы, продукты, инфошаттлы с копиями содержимого инфосферы раз в неделю летали, короче, нас снабжали с Земли и остальных Пяти миров всем, что нужно, включая новых колонистов и новости. В залах, полных хрома, стекла и магазинов, всегда все было идеально: сновали стайки клинеров, постоянно поддерживающих чистоту, между ними пробегали встречать грузы, письма или новичков колонисты, уткнувшиеся в записи на планшетах, степенно проходили стюарды и астронавты в безумно прекрасных формах глубокого темно-синего цвета со знаками отличия, эмблемами Астронавигационного флота, звездами на плечах и полосами на рукавах. Признаться, я первое время завидовал, пока Вик нам форму не изобрел, потом, конечно, сразу перестал.

А сегодня снова испытывал острое чувство зависти — непонятно, какие у меня сейчас перспективы, я чувствовал, что Андервуд мне с рук ни малейшей мелочи не спустит. И если с креслом своим я в душе уже практически расстался, то вот место простого оперативника Корпуса был намерен отвоевать.

А пока у меня была шикарная возможность посмотреть, что там, за закрытыми дверями для персонала. Первым делом Эйнар, оказавшись в самом центре космопорта, нырнул куда-то в подсобку, оставив меня посреди гигантского коридора, и я немного растерялся. Но тут на посадку пошел шаттл, и я засмотрелся в прозрачный потолок.

Защитный купол замерцал, моргнул, пропуская шаттл, на секунду радужная пленка разрушилась, затем, ведомые программой и электротоническими связями, наниты восстановили целостность защиты колонии. Когда-то, я знал, наш ученый отдел хотел сделать расписание посадок, чтобы шаттлы в точно рассчитанное время садились в приоткрытое с помощью программистов «окно», но я отговорил, мало ли, вдруг время не рассчитают, в точное место не попадут, а в колонию стимфала залетит или еще что случится.

Поэтому сделали так, чтобы защитный купол действовал по принципу поверхностного натяжения воды — как только шаттл прикасался к нему, наниты прогибались, пропуская технику и обволакивая, пока давление не превышало критическое, чтобы «прорваться» и затем схлопнуться в единый слой поверх аппарата. Мне иногда казалось, что процесс похож на замедленную в несколько раз съемку падения камня в воду, когда пленка поверхностного натяжения воды точно так же напрягается, обнимает камушек, а потом лопается и сходится обратно, поддерживая собственную целостность. Тайвин мне как-то пытался принцип работы объяснить, расчеты приводил, формулой Лапласа размахивал, но я, как обычно, поняв суть, в детали вдаваться не стал. У меня сознание и без того похоже на одну большую свалку, и лишних предметов туда точно добавлять не надо.

Проследив за шаттлом, я впервые за очень долгое время решительно не знал, чем еще заняться, поэтому, сцепив для душевного спокойствия руки за спиной, прислонился плечом к какой-то колонне и принялся наблюдать за суетливо бегающими по делам людьми. Я чувствовал отрешенное одиночество, в очередной раз сравнивал свое положение с судьбой Макс, и меня это состояние начинало очень раздражать: снова ныть и переживать категорически не хотелось. Но скатиться обратно в глухую тоску Эйнар мне не дал, вынырнув из-за двери и поманив за собой. Я воспрянул духом и проследовал за ним в секретные недра здания.

И практически сразу мне пришлось уворачиваться от компании субъектов в темно-синих спецовках, летящих мимо на немыслимой совершенно скорости и сосредоточенно тянущих за собой по кишке коридора длиннющие трубы причудливой формы. Их концы пришлось перепрыгивать, а то с ног бы сбили. Эйнар, в свою очередь, просто их перешагнул, точно не в первый раз здесь бывает. Пахло озоном, силиконовым маслом и чем-то едко-химическим, но неопознаваемым, стены были порядком побиты и потрепаны, на полу виднелись темные пятна и разводы. Вдоль стен лежали как привычные глазу, так и совершенно неожиданные предметы: инструменты, установка для газоплазменной резки металлов, стремянка, какие-то куски труб и шлангов. На специально оборудованной панели висели на вкрученных в стену болтах смотанные в аккуратные клубки металлические кабеля, а на самом видном месте, но так, чтобы никому не мешать, стоял на обычной деревянной табуретке новенький, с иголочки, словно только со стапелей снятый резонансный двигатель, почему-то распиленный надвое.

Стало понятно, что персонал здесь точно знает, где что лежит, зачем это что-то требуется и когда, а на мелкие неудобства в виде некоторого свинства и видимости творческого беспорядка, а то и откровенного бардака они плевать хотели с высоты орбиты. Мне такой подход понравился, и я тут же спросил у физика:

— Эйнар, а это макет?

— Ах, это, — Эйнар замялся, смущаясь, немножко покраснел и признался: — Нет. Настоящий. Это мы поспорили с космотехниками. Они говорили, что у физиков не хватит духу испортить хорошую вещь и что ни один резак резонасный двигатель не возьмет.

— И кто двигатель победил? — посмотрел я на физика с восторгом.

— Как видите… — кивнул на инсталляцию Эйнар.

— Да нет, это я понял, я хотел спросить, чем вы все-таки умудрились двигатель располовинить? И аккуратно так… — я всмотрелся в поперечный срез, чувствуя благоговение перед создателями такой сложно устроенной штуки, и еще большее — перед теми, кто сумел ее так филигранно поломать.

— А, это вы скажите спасибо своему штатному гению, он нам немножко усовершенствовал плазморез, сделав его не на активном газе, а…

— Привет, Эйнар! Кого ты к нам сегодня притащил? Здрасьте! — к нам подошел один из космотехников, высокий, плечистый кареглазый брюнет в возрасте лет сорока и тут же протянул мне для приветствия порядком обожженную и мозолистую ладонь. Ответив на рукопожатие, я тоже с ним поздоровался, и космотехник продолжил: — Эйнар у нас поставщик интересных людей. Регулярно то журналиста притащит, то биолога.

— Зачем? — тут же заинтересовался я.

— Говорит, для духовно-нравственного развития, а то мы тут совсем в силикатном масле и железках утонем, — по-доброму подкалывал физика космотехник. — А мы и рады. Я Норт. А вы? Пойдемте, посмотрите на нашу вотчину.

— Я Честер, — представился я, — пойдемте, конечно!

Специалист на секунду приостановился, посмотрел повнимательнее сначала на меня, потом на Эйнара, снова на меня и, подбирая слова, конкретизировал:

— Черные волосы, рыжие глаза, вертикальные зрачки, зовут вас Честер… Я угадал?

— Конечно, — подтвердил я смущенно, — только я пока не при исполнении…

— Это неважно, — прервал меня чем-то чрезвычайно воодушевленный Норт. — Восхитительно! Эйнар, ты превзошел сам себя. Первопроходец, да во плоти! Да еще самый колоритный! С ума сойти. Идемте!

Суть взаимоотношений Эйнара с космотехниками я понял совсем не сразу. Оказалось, что как-то давным-давно, еще на заре становления колонии несколько лет назад, Эйнар участвовал в расчетах проектирования и постройки космопорта. Там-то он и познакомился с теплой компанией космотехников, сначала с ними очень сильно повздорив по поводу качества и количества технических помещений, потом — по поводу парадокса кошки с маслом. Физик настолько преисполнился энтузиазмом в попытке доказать космотехникам, что мир вокруг не ограничивается только работой, железяками, выпивкой и скабрезными анекдотами, что устроил для них настоящий слом мировоззрения, пообещав им беседу с религиоведом — и действительно специалиста притащил, а потом стал приводить в закулисье космопорта всех, кого только мог.

Поначалу космотехники дичились, а гости плохо понимали, зачем Эйнару все это было надо, но его добродушный рокочущий баритон и занимательные задачки по физике вкупе с обсуждением шуточных физических парадоксов быстро занимали искреннее внимание и мозг обоих сторон, перерастая порой в интереснейшие дебаты. Вскоре космотехники так привыкли к причудам физика и визитерам, что стали делать ему «заказы» на любопытных для них людей. На изнанке космопорта успели побывать, оказывается, даже Вернер и Санников, не говоря о еще паре десятков имен, которые я отлично знал. Вот так эта странная то ли дружеская, то ли наставническая традиция и закрепилась, о чем мне с шутками Норт и рассказал, пока мы шли в святая святых — комнату отдыха. Там, насколько я понял, уже собиралась компания желающих со мной пообщаться. И как это я мог такое явление пропустить?

В солидных размеров светлой комнате с громадным столом посередине и небольшой кухней у стены напротив пока никого не было, да и Норт куда-то убежал, оставив нас с физиком одних. Я огляделся и в дальнем углу приметил белый прямоугольный не то ящик, не то коробку, с ручкой на левом краю передней панели. И он протяжно вздыхал. По-другому я идущие от него звуки идентифицировать никак не мог. Я сделал осторожный шаг по направлению к предмету, и тут ящик взорвался рычанием какого-то механизма. Я шарахнулся назад, нашаривая по привычке на правом боку отсутствующий игломет, и впечатался спиной прямо в Эйнара. Он был вынужден придержать меня за плечи, чтобы мы оба не упали.

— Что вас так напугало, Честер?

— Это что у вас за адская машина в углу стоит? — не оборачиваясь, спросил я.

— А… Я все забываю, что не все знакомы со старинной техникой. Это холодильник.

— Это? — изумился я, вспомнив холодильный отсек в своем жилом модуль-блоке. — А что в нем можно нахолодить, он же крохотный?

— Раньше и таким обходились, — Эйнар отпустил меня и пожал плечами.

— А как оно работает? И почему звуки странные издает? Сколько лет этому агрегату? — закидал я физика вопросами.

— Конкретно этой модели под триста лет. Детали я с Нортом перебрал, хладагент новый залил, но система сброса воздуха и конструкция компрессора таковы, что странные звуки холодильник не перестанет издавать.

— «Бирюса», — с трудом прочитал я надпись на плашке в правом верхнем углу, осмелев и приблизившись к аппарату. — Как-то странно написано, почти не читается…

— Вы, получается, в Московском мегалополисе выросли, раз знаете эту письменность? Но язык изменяется со временем, как и буквы, что тут удивительного, — отметил Эйнар, а я в ответ только задумчиво кивнул. И действительно, тут за двадцать лет три новых мира открыто, да вообще всей резонансной космонавтике и полтинника нет, а я удивляюсь тому, что надпись трехвековой давности на русском уровня домежпланетарных времен не могу прочитать.

Наконец, чуть ли не обнюхав холодильник со всех сторон и, конечно, заглянув внутрь, я с сожалением от агрегата оторвался и обернулся на негромкий гул голосов. Пока я возился с холодильником, на встречу со мной подтянулось человек тридцать, не меньше. Они что, всем штатом техперсонала на мою скромную персону пришли глянуть? Я смутился, а космотехники примолкли, разглядывая меня в ответ. Пока мы играли в гляделки, холодильник рыкнул мне в спину. Я еще раз подпрыгнул, а космотехники дружно заржали, наблюдая за моей реакцией, но пока не спешили ни знакомиться со мной поближе, ни объяснять, откуда у них допотопный холодильник. Видимо, сложились еще какие-то ритуальные традиции, сообразил я. И точно. Эйнар положил мне руку на плечо и посадил во главе стола, представив:

— Знакомьтесь. Бессменный руководитель оперативного отдела Корпуса первопроходцев, человек феноменальной интуиции, доброты и героизма, Честер Уайз.

Я смутился окончательно. Как-то Эйнар меня идеализировал со всех сторон, ну какой из меня герой, в самом-то деле, да и остальное сильно преувеличено, в том числе и про руководителя. Но не рассказывать же ребятам, что я сейчас не пойми в каком статусе. Так что я, не зная, чего мне ожидать, просто улыбнулся и сказал:

— Вы ему не верьте. Это он так шутит.

Честер Уайз, преодолев первое смущение, разговорился и совершенно очаровал технический персонал космопорта. Техники несколько часов без перерыва с увлечением расспрашивали первопроходца о работе, о его первых днях на планете, о буднях Корпуса — а в ответ получали будоражащие воображение истории про встречи с настоящей и ложной скорпикорами, с химерами и суккубами, байки о подчиненных, целую эпическую сагу про спасение колонии от стаи химерок в стадии саранчи и смешные, но поучительные рассказы про туристов-авантюристов. Оперативник постоянно подшучивал над всеми, почти мгновенно запомнил, как кого зовут — а космотехники, казалось, с его легкой руки поселились прямо внутри оперативного отдела, здороваясь на бегу с немногословным Берцем, поражаясь едкой ядовитости Тайвина и подкалывая Уилла, который с фанатичным упорством перед полевым выходом «на удачу» засовывал старинную монетку под наплечную пластину брони.

Про себя Честер говорил мало, иронично и неохотно, но космотехники все равно умудрились выпытать у него подробности недавнего инцидента с пропавшей девочкой и дружно захвалили, на что оперативник очень растерянно и почти жалобно попросил не ставить ему памятник при жизни. Почуявший перемену настроения и неладное Норт практически силой вынудил первопроходца скупо, коротко и без имен рассказать о той заднице, в которой Честер сейчас очутился. Да имена и не нужны были — про выходки странного скандалиста с Земли знала уже вся колония. Отпустили оперативника только после того, как постарались всеми силами уверить в том, что он личность примечательная и для поселения и колонистов незаменимая.

Глава оперативного отдела им, естественно, не поверил, но оттаял и рассказал еще несколько анекдотичных случаев, под конец беседы велев называть себя не иначе как «Чез» и взяв с каждого слово бережно обращаться с хрупкой кристаллической природой Шестого. И космотехники торжественно и серьезно пообещали.