Закон Мерфи. Том 1

Глава 16 Генератор идеализма

— В общем, встречайте, везем обоих. Конец связи. — Берц связался с колонией, как только смог, в общих чертах объяснил ситуацию, вырубил передатчик и откинулся на кресле, предоставив автопилоту делать свое дело.

Дальнейший полет к защитному куполу знаменовался сосредоточенным молчанием. Юная девица сгрызла питательный батончик, найденный в недрах резервного пайка, потом залезла ко мне на колени и заснула. Сублиматы и галеты не привлекли ее внимания, зато прекрасно зашли оголодавшему мне.

— Может, с флаера запись есть? — Тайвин надеялся на лучшее.

— Откуда бы? — задал я закономерный риторический вопрос. — Я же все оборудование снял. Да и кто в нормальном уме будет каждый полет записывать?

— Ты, — хором сказали ученый и первопроходец. Я задумался. А действительно, не поставил ли я чисто автоматически встроенный регистратор на запись?

— Это очень может быть, — с сомнением сказал я. — Но в любом случае, запись, если она есть, осталась там, а обратно я что-то не очень хочу.

Мы еще помолчали, когда Тайвин предложил:

— А давайте так. Мы сейчас прилетаем, вручаем девочку счастливым родителям, и, пока все радуются, Роман слетает и проверит, есть запись или нет. Твоя версия откуда начинается?

— С зыбуна. Флаер потонул, ребенок уснул, тогда я запись и включил, — отрапортовал я. И с легкими нотками надежды уточнил: — А точно нельзя меня где-нибудь по пути выкинуть? Я бы просто домой пошел…

— Ты уже спрашивал. — Берц был непреклонен, аки гранитная скала. — Нельзя. Мы никак не объясним, откуда взяли девочку и при чем тут ты. И потом, разве ты не хотел свою минутку славы?

— Но не в такой двусмысленной ситуации, — возразил я. — Я и так по уши в чем-то дурно пахнущем.

Берц и Тайвин поморщились. Им весь этот расклад тоже категорически не пришелся по вкусу.

— Ладно. Допустим, Роману делать нечего, и он слетает. А что делать, если записи не будет, как тогда? — я покосился на спевшуюся парочку. Тайвин пожал плечами и невозмутимо уточнил:

— Тогда показательно прогоним тебя через мои новые психомиметики. Давно хотел опробовать.

— Чего? — в изумлении воззрился на него я. — Ты хочешь сказать, что сотворил сыворотку правды, а я буду подопытным хомячком? Иди ты.

— Я хотя бы что-то предложил. Других вариантов все равно нет.

Я сдался и поднял одну ладонь, второй рукой удерживая спящую девчонку, вцепившуюся в меня мелкой обезьянкой.

— Уговорили. Будь что будет. Но химикаты пить не буду, и не проси.

На посадочной платформе уже толпился разномастный народ — пока мы снижались, я углядел Андервуда, Аристарха и руководителя колонии, мелькающие рядом силуэты первопроходцев и колониальной полиции, хорошо опознававшиеся по формам, кучку людей с дронами над головами — четвертая власть, как всегда, не дремлет — волонтеров и просто сочувствующих. Зрелище заставило меня несколько занервничать, и Берц сочувственно на меня поглядел.

— Не дрейфь, прорвемся.

— Если бы… — вздохнул я. Флаер сел, и я выбрался наружу, придерживая спящую у меня на плече малявку.

Посыпались миллионы вопросов от журналистов, но полиция оттеснила их в сторону, и к нам подошло начальство. Руководитель колонии, подходя ближе, все больше замедлялся и смотрел на меня с нарастающей подозрительностью и несколько диковато, а за его спиной толпились мои ребята во главе с ревизором и шефом.

— Как вы ее нашли? — негромко спросил Вернер, и я честно ответил.

— Совершенно случайно. Я ездил на экватор…

— Зачем? — прервал меня градоначальник, что мне категорически не понравилось.

— Одну памятную вещицу потерял.

— Какую?

— Да вот… — я достал из правого кармашка штанов брелок, что военный лично вручил мне в руки на первом корпоративе. — Хотел найти, раз время появилось.

Вернер смутился, узнав вещь, а один из репортеров, почуяв обрывок важной информации, тут же задал из-за широких спин полицейских уточняющий вопрос:

— Правда, что вы уволены?

— Честер в бессрочном отпуске на время ревизионной проверки, — мрачно ответствовал за меня руководитель поселения и обратился ко мне: — Продолжайте.

— Я уже обратно возвращался, но увидел что-то красное. Решил проверить, а там вот… Она. Я флаер посадил, ребенка забрал, но мы попали в зыбун. Связи там нет, пришлось ждать, пока кто-то спохватится. Вот, ребята нас и спасли, — постарался перевести стрелки я, все еще надеясь обойтись малой шумихой, но неугомонной парочки и след простыл. Полетели, видимо, данные из регистратора добывать.

— Доказательства?

Началось, подумалось мне, и я, с трудом одной рукой нашарив смарт, протянул его Вернеру, сухо уточнив:

— Запись вел с момента попадания в зыбун.

К нам чеканным шагом подошел ревизор и сходу заявил:

— Вы, Честер, на редкость нещепетильный человек, если решились таким образом себе место вернуть.

Представители СМИ зашушукались, а первопроходцы заметно посмурнели. Верили они, конечно, мне, но наше будущее зависело от Андервуда. И мне оставалось только спокойно обороняться.

— Я уже говорил. Девочку я нашел случайно. Похоже, за ребенком кто-то недоследил, и он убежал.

— На пару сотен километров? — едко осведомился мой оппонент.

— Я ее у гептаподов изъял. Конечно, она сама столько не прошла бы.

Руководитель колонии ощутимо побледнел. Чего это он?

— Весьма неправдоподобно, не находите? — ревизор нарочито громко подчеркнул свою позицию и заозирался в поисках поддержки у присутствующих. Пара негромких и недвусмысленных шепотков не заставила себя ждать. Я сразу почувствовал себя так, будто меня вываляли в грязи, и очень прохладно ему нахамил:

— Уж как сложилось. Ваша работа — проверять, вот вы и проверьте. Родители-то придут за чадом, или как?

Девочка на моем плече завозилась, подняла голову, сонно зевнула и, проморгавшись, радостно завизжала мне на ухо:

— Папа!

Глядя на просиявшего Вернера, я чуть не выронил ребенка, и военному пришлось подхватить верещащую и вертящуюся ношу. Вот тебе раз! Вдоволь наобнимавшись с отцом, девчонка показала пальцем на меня и высказалась:

— Дядя-коська! Халосий!

Журналисты загомонили, фиксируя эпохальный момент, а я ухмыльнулся малявке краешком губ, чувствуя себя совершенно беззащитным без ее маленького теплого тельца.

— Я могу идти? — осведомился я у счастливого папы.

— Вас еще не отпускали! — почти взвизгнул Андервуд.

— А я не у вас спросил, — нахально заявил я и вопросительно посмотрел на бережно прижавшего к себе дочь военного и подошедшего поближе Аристарха Вениаминовича. Они синхронно кивнули. Ревизор покраснел и попытался меня остановить.

— Вы будете задержаны! И должности вам не видать, как своих ушей!

Я проницательно хмыкнул.

— Можно подумать, вы мне собирались ее вернуть. Действительно, какой вопиющий непрофессионализм, хотеть домой после, так сказать, экстремального трехдневного похода. Я, пожалуй, воспользуюсь вашим щедрым предложением и подпишу отставку от должности, раз вы так настаиваете. Но не от Корпуса, и не надейтесь.

Андервуд окончательно захлебнулся от возмущения, а у руководителя колонии и шефа я заметил во взорах нехороший агрессивный огонек — похоже, бюрократ им и словом не обмолвился о своих намерениях, хотя мне при нашем небольшом разговоре в моем кабинете говорил ровно обратное. И кто после этого превышает служебные полномочия? Но вслух я ничего утверждать не стал, препираться с ревизором было выше моих сил — я очень устал и жутко хотел домой. И тут полковник сделал финальный выпад, видимо, рассчитывая на сознательную гражданскую позицию колонистов:

— Еще неизвестно, что вы с ребенком делали эти три дня!

Меня аж передернуло, и я, уже было развернувшийся к нему спиной, чтобы уйти, резко повернулся обратно и прошипел заправской змеей, глядя ему прямо в глаза:

— Свои домыслы могли бы оставить при себе. Мерзость какая. — И, пронаблюдав за тем, как Андервуда отнесло от меня на пару метров — видимо, от сумасшедших он старался держаться подальше — протянул руку ладонью вверх к ошеломленному отцу со щебечущей девчушкой на шее и попросил, не отдавая себе отчет в том, что не прошу, а приказываю: — С вашего разрешения, я разошлю копии записи представителям СМИ прямо сейчас. И полиции. И кому там еще нужно. И позвольте мне уже до дома добраться.

Вернер беспрекословно отдал мне аппарат, я выполнил обещанное, вернул ему смарт, вновь развернулся и сделал шаг в сторону вожделенного душа и чистой одежды. Этого ревизор снести не смог и обратился ко всем сразу:

— Задержать!

Воцарилась кристально прозрачная тишина. Замерли абсолютно все, даже малая. Она с интересом смотрела на Андервуда, сунув палец в рот. Похоже, он отдаленно напоминал ей не то гептапода, не то химерку, потому что она никак не могла решить, в какое состояние перейти из нахмуренного — разразиться ревом или оттаять.

Я посмотрел кругом: полиция прятала глаза и делала вид, что активно занимается непосредственным заданием — охраной журналистов от меня или меня от журналистов. Сбоку во главе строя стоял их начальник, Тони, внезапно озорно мне подмигнувший.

Журналисты ждали развития событий, первопроходцы было сделали шаг к бузотеру, явно не собираясь рукоприкладствовать по отношению к любимому начальству, то бишь мне, но я остановил их коротким жестом, отрицательно мотнув головой.

Горстка волонтеров и просто сочувствующих с читаемым на лицах сомнением отнеслась к приказу и поползновений в мою сторону тоже не делала. Поэтому я щелкнул малявку по носу, отдал ей брелок на травяной веревочке — малой понравилось с ним играть, пришлось сплести шнурок из подручных материалов — и двинулся неторопливым пешочком в сторону дома.

За спиной рокотал глухой гул негромких реплик, но я демонстративно не стал оборачиваться. Бюрократ что-то едко высказывал в пространство, вслушиваться не хотелось. Вдруг на плечо мне легла здоровенная ручища — сбоку обнаружился догнавший меня знакомый потомок викингов, физик Эйнар. Оставалось загадкой, как я его среди волонтеров не заметил.

— Честер, вы не будете против, если я вас подвезу? — добродушно пророкотал он, возвышаясь надо мной на целую голову в своей вечной легкомысленной рубашке-гавайке, сандалиях и легких парусиновых штанах.

— Нет, конечно, — устало улыбнулся я. — Вымотался зверски, буду вам очень признателен. А вы мне про Миру расскажете…

— С Мирой вы можете и так пообщаться, просто заходите ко мне на чай как-нибудь вечером. Она у меня кошка общительная, будет рада. Я вам от негативных эмоций хочу другое лекарство предложить.

— Какое? — немедленно заинтересовался я.

Эйнар заговорщически улыбнулся и обозначил широким жестом мановения правой руки в окружающем пространстве круг своих знакомств и интересов.

— Я могу, Честер, провести вас на маленькую экскурсию в подсобки космопорта. Хотите?

— Конечно, хочу! — просиял я, еще бы я не хотел, пропускать такую великолепную возможность было бы убийственно для моего природного любопытства. — Только в порядок себя приведу.

— Конечно, конечно. Скажем, завтра? А вот и мой флаер.

Тайвин и Берц, приземлившись около встрявшего в зыбун флаера, в очередной раз распугали стайку гептаподов. Животные всерьез вознамерились создать из летательного аппарата гнездо и уже почти приспособили под свои нужды брошенную в углу шалаша форменную куртку Честера.

— Подите прочь, ползучие, — ругался ученый, пока разбирал завалы вкусно пахнущей свежестью подсохшей травы, откапывая дверь — водительскую почему-то заклинило. Наконец дверь со стороны пассажира удалось открыть, и Тайвин нырнул в недра аппарата.

— Что там?

Что гения всегда восхищало в Романе, так это его великолепная немногословность.

— Сейчас посмотрю. Так-с… Да. Чтобы Чез да изменил своим параноидальным привычкам…

— Отлично. Забирайте, и поехали обратно, пока мне начальство на кусочки не разобрали. — Берц насмешливо фыркнул, и Тайвин, цапнув чип с данными, выбрался наружу, не забыв, впрочем, заботливо прихватить куртку Честера.

Во флаере ученый искоса глянул на первопроходца. Тот, по-своему истолковав взгляд, степенно произнес:

— Нет, Тайвин. Я в нем не сомневаюсь, — глядя на несколько недоуменного ученого, Берц мгновенно сориентировался: — Но мне тоже интересно. Посмотрим?

Щелкнула запись, и две головы заинтересованно приникли к голограмме разворачивающихся событий. Несколько минут прошли в полной тишине, пока Тайвин искал ключевую точку, потом ученый приостановил запись и, поставив локоть на приборную панель, совершенно по-стариковски упер кулак в подбородок.

— Чез неисправим. Вот вы бы, Роман, догадались обратить внимание?

Берц просмотрел запись раз, другой, третий. Приблизил разные поля зрения и резюмировал:

— Нет. Я тут ничего не вижу.

— А Честер увидел. Смотрите. — Тайвин остановил запись на конкретном моменте и занялся поиском цвета по секундам. Через десяток попыток они с Романом лицезрели любопытнейшую картину. На границе чувствительности сенсоров регистратор уловил мелькнувшую в кадре красную ленточку, тут же утонувшую в густой хрустальной траве, и флаер сразу пошел на снижение.

Несколько кругов не дали результатов, и дальше запись шла уже с земли. Оперативник и ученый наблюдали, как Честер осторожно пытается увильнуть от звериной малышни, как отбирает ребенка у гептапода, как бережно подхватывает хрупкое тело девочки и аккуратно несет к флаеру. Потом, поскольку запись велась с носа машины, больше ничего особо интересного она не показывала, доносились только отдельные реплики, захваченные датчиками.

— Дела-а-а… — скопировал интонацию Честера ученый. — Вот как, как он это делает?

— Не знаю, — Берц оторвал взгляд от голограммы и внимательно посмотрел на штатного гения. — Но работает?

— Работает, — согласился Тайвин.

Гриф удовлетворенно выдохнул. На протяжении всей недели отстранения Честера оперативники, стараясь не попадаться на глаза приставленному к нему официальному наблюдению, бессменно дежурили неподалеку от его жилого модуль-блока, готовые за секунду сорваться и сделать что угодно для обожаемого руководства. И ни один не заболел и не отказался: подежурить успели все, некоторые и не по разу. Лишь общая тревога «Cito!» вынудила их бросить пост, а Грифа — временно снять наблюдение. Разумеется, именно в этот момент главе оперативников приспичило смыться на экватор, а обнаружили его с удивительной находкой.

В какой-то момент Андервуд, привыкший во всем видеть заговор и подставу, засомневался, но, воспользовавшись случаем и устроив, как он и собирался, показательный скандал и посмотрев на эмоциональную реакцию рыжеглазого, первопроходцев, колонистов и полиции, понял: совпадения иногда бывают просто совпадениями. Чудесными или чудовищными, но не более чем.

Лидер оперативников оказался человеком предельно честным, практически в превосходной степени, равно как и наивно-доверчивым до крайности. У Грифа это сочетание вызывало уважение пополам с легкой жалостью — конфликтологу всегда было обидно наблюдать, как стремление сделать мир лучше сталкивается с нормальной человеческой реальностью. Но этот субъект пока оставался верен своей натуре и беспрестанно работал генератором идеализма в окружающее пространство, заражая оптимизмом, верой в мир и людей всех, кого касался.

Подобную личность Андервуд встречал ровным счетом никогда в своей обширной практике работы. И самым важным для Грифа было то, что Честер не только с честью выдержал все его придирки, но и перестал бояться за свою должность — в себе он стал уверен на полную катушку, испытание с отстранением было пройдено. Это полковника тем более порадовало — такого рода идеалисты, впервые встретившись с суровой правдой жизни, чаще всего там же и ломаются. А уж устраивать проверки хрупкой тростинки идеалов предательством, потерей поста или обещанием взятки Андервуд умел и практиковал. Но первопроходец неожиданно оказался крепким.

Теперь Андервуд дожидался предсказуемой забастовки со стороны оперативников и собирался устроить им последнее маленькое испытание. Совсем крохотное, но показательное. А потом можно возвращать им обожаемого начальника и исподволь радоваться, как все довольны и смеются. Дело было почти доделано.