Закон бессмертных

Глава 5

Обрывки кошмаров пронизывали тьму.

Белые когтистые руки утаскивают Лукаса и Крыса.

Мертвая олениха поднимается из травы и смотрит на меня, обглоданные ребра сияют в лунном свете.

Я бегу между ржавых машин, тысячи бледных тварей гонятся за мной, вопят и шипят мне в спину.

Я вскрываю консервные банки — они наполнены темно-красной жидкостью, и я с жадностью ее пью…

Я вскочила с криком, хватая руками темноту. Стоило открыть глаза, как беспощадный свет ослепил меня — зашипев, я испуганно дернулась. Мои барабанные перепонки атаковали идущие отовсюду странные звуки — знакомые, но усиленные в сотню раз. Я могла различить, как ползет по стене таракан. Звук падающей капли казался грохотом водопада. Кожей я ощущала холодный влажный воздух, но удивительно — холод совсем не холодил.

Я чувствовала себя как оплывший кусок воска, как дряблый пустой мешок. Осторожно я повернула голову, и по жилам побежал огонь — горячий, безжалостный. От боли я едва не ослепла. С воплем я выгнула спину — пламя охватило все мое тело, жидкая боль, казалось, готова была хлынуть из пор кожи. Рот болел, в верхней челюсти давило, словно что-то острое пыталось пробиться сквозь десну.

В голове вспыхивали фрагменты чувств, точно осколки чьей-то чужой жизни. Жалость. Сочувствие. Стыд. На долю секунды я увидела себя, скорчившуюся на полу, царапающую бетон и стены. Но затем приступ боли вывернул меня наизнанку, скрючил, и странное наваждение исчезло.

Давление в челюсти стало нестерпимым, и я снова закричала — диким звериным криком. И внезапно что-то и впрямь с ужасной болью вырвалось из десны. Жар в венах стих и прекратился, и я упала на бетонный пол, дрожа от облегчения. Но внутри меня проснулась новая боль — гулкая, пульсирующая где-то в центре тела. Дрожа, я встала на четвереньки, из горла вырвался низкий рык. Голод. Я голодна! Мне нужна еда!

Что-то холодное и мокрое прижалось к моему лицу. Пластик? Оскалившись, я отпрянула. Но погодите, пакет пах едой, это была еда! Я бросилась вперед, вонзила в пакет зубы, вырвала его из воздуха. Что-то затопило мой рот, холодное, густое, вязкое. Не теплое, как надо, но все равно еда. Я сосала и рвала тонкий пластик, высвобождая еду, чувствуя, как она скользит по пищеводу в желудок.

А потом ужасный Голод стих, боль внутри меня успокоилась, и я поняла, чтó сделала.

— О боже, — выронив скомканный пакет, я посмотрела на свои покрытые кровью руки. Бетон, на котором я лежала, был весь в темных пятнах. Я чувствовала кровь вокруг рта, на губах и подбородке, ноздри наполнял ее запах. — О боже, — снова прошептала я, отползая назад. Я уперлась спиной в стену и в ужасе посмотрела на открывшуюся мне картину. — Что… что я делаю?

— Ты сделала выбор, — прозвучал справа низкий голос, и я подняла глаза. Вампир стоял надо мной, высокий и мрачный. Позади него на журнальном столике мерцала свеча — ее-то свет меня и ослепил. Он и сейчас был мучительно ярок, и я отвернулась. — Ты хотела выжить, стать одной из нас, — он бросил взгляд на разорванный пакет из-под крови в нескольких футах от меня. — Ты выбрала это.

Я прижала ко рту трясущуюся руку, пытаясь вспомнить, воссоздать в памяти то, что я сказала. Но видела лишь кровь и то, как в звериной ярости я пытаюсь до нее добраться. Я коснулась пальцами губ, потрогала зубы там, где болела челюсть. И ахнула.

Вот они. Клыки. Очень длинные и очень, очень острые.

Я отдернула руку. Так это правда. Я действительно совершила немыслимое. Я стала тем, что больше всего в жизни ненавидела. Вампиром. Чудовищем.

Дрожа, я привалилась к стене. Поглядела на себя и изумленно заморгала. Моя старая одежда исчезла. Вместо тонкой выцветшей лоскутной рубахи и штанов на мне были черные джинсы и темная блуза без единой дырочки. Вместо рваной, вонючей и, возможно, заляпанной кровью куртки — длинный черный плащ, на вид почти новый.

— Что… что случилось с моей одеждой? — спросила я, трогая рукав плаща, удивляясь плотности ткани. Нахмурившись от внезапной мысли, я посмотрела на вампира: — Ты меня одевал?

— Твою одежду разорвали на куски бешеные, что напали на тебя, — пояснил вампир, так и не двигаясь с места. — Я нашел тебе новую. Черный для нас лучший цвет, он хорошо скрывает следы крови. Не волнуйся, — в его тихом низком голосе мелькнула едва заметная нотка веселья, — я ничего такого не видел.

Мои мысли неслись вскачь.

— Я… мне надо идти, — нетвердым голосом пробормотала я, поднимаясь на ноги. — Мне надо… найти моих друзей, узнать, добрались ли они опять до тайника. Шест, наверное…

— Твои друзья мертвы, — спокойно сказал вампир. — И я советую тебе отбросить все воспоминания о прошлой жизни. Ты больше не принадлежишь тому миру. Лучше просто забыть о нем.

Мертвы. Перед глазами у меня замелькали картинки — дождь, кровь и бледные вопящие твари, перетягивающие кого-то через изгородь. С шипением я отвернулась от этих мыслей, я не хотела вспоминать.

— Нет, — прохрипела я, содрогаясь. — Ты врешь.

— Отпусти их, — спокойно настаивал вампир. — Их больше нет.

Мною вдруг овладело безумное желание оскалиться на него. В ужасе подавив этот порыв, я настороженно посмотрела на бесстрастно созерцавшего меня незнакомца.

— Ты не можешь держать меня тут.

— Если хочешь уйти, можешь уходить. — Он не шевельнулся, лишь кивнул на дверь в противоположной стене маленькой комнаты. — Я не буду тебя останавливать. Впрочем, проживешь ты самое большее день. Ты ничего не знаешь о жизни вампира — как избегать опасностей, как кормиться, как прятаться от преследователей, а если городские вампиры тебя обнаружат, то, скорее всего, убьют. Или же ты можешь остаться тут, со мной, и у тебя появится шанс справиться с жизнью, которую ты выбрала.

Я удивленно глядела на него.

— Остаться тут? С тобой? Зачем? Какое тебе дело?

Незнакомец прищурился.

— Привести нового вампира в этот мир для меня — нелегкое решение, — сказал он. — Обратить человека лишь для того, чтобы бросить его без необходимых для выживания навыков, было бы безответственно и опасно. Если ты останешься тут, я научу тебя всему, что тебе нужно знать, чтобы быть одной из нас. Или… — он слегка повернулся и показал на дверь, — ты можешь уйти и попытаться выжить самостоятельно, но тогда я снимаю с себя всю ответственность за тебя и любое последующее кровопролитие.

Я вновь привалилась к стене, в голове стремительно проносились мысли. Крыс мертв. Лукас мертв. Бешеные схватили и разорвали их в старом городе у меня на глазах. В горле встал ком. Шест, как бы горько ни было это признавать, тоже, скорее всего, мертв — он не смог бы самостоятельно добраться до дома. Теперь осталась только я. Одна. Вампир.

В груди стало тесно, и я прикусила губу — перед глазами встали лица друзей, они смотрели на меня, бледные, осуждающие. В глазах защипало, но я с усилием сглотнула и удержала слезы. Плакать, кричать, проклинать мир, и бешеных, и вампиров я буду потом. Но я не буду выказывать слабость перед этим незнакомцем, этим кровососом, который, может, и спас меня, но я о нем ничего не знаю. Когда останусь в одиночестве, буду оплакивать Крыса, Лукаса и Шеста, семью, которой я лишилась. Сейчас же есть дела поважнее.

Я стала вампиром. И несмотря ни на что, я хотела жить.

Незнакомец ждал, неподвижный как стена. Хоть он и был кровососом, кроме него у меня никого не осталось.

— Итак, — тихо сказала я, не глядя на него. Внутри все закипело, поднялась старая знакомая ярость, но я подавила ее. — Мне называть тебя «господин», «учитель» или еще как-то?

Вампир помедлил, потом ответил:

— Можешь называть меня Кэнин.

— Кэнин? Это твое имя?

— Я не говорил, что это мое имя. — Он развернулся, словно собираясь уйти, но прошел в другой конец комнаты и опустился в ржавое складное кресло. — Я сказал, что ты можешь так меня называть.

Отлично, мой новый учитель не только вампир, но и любитель загадок. Я скрестила руки на груди и настороженно посмотрела на него.

— Где мы?

Кэнин задумался.

— Прежде чем я сообщу что-либо о себе, — сказал он, наклоняясь вперед и опираясь локтями о колени, — я хотел бы узнать побольше о тебе. В конце концов, я буду тебя учить, и это значит, мы будем довольно много времени проводить вместе. Я хочу знать, кто мне достался. На это у тебя сговорчивости хватит?

Я пожала плечами:

— Что ты хочешь знать?

— Для начала — твое имя.

— Элли, — ответила я и уточнила: — Эллисон Сикимото.

— Любопытно. — Кэнин выпрямился, смерив меня пристальным взглядом черных глаз. — Ты знаешь свое полное имя. Среди людей такое теперь редкость.

— Меня научила мама.

— Мама? — Кэнин откинулся назад и скрестил руки на груди. — А чему-то еще она тебя учила?

Я разозлилась. Внезапно мне расхотелось говорить о маме с этим кровососом.

— Ну да, — туманно ответила я.

Кэнин побарабанил пальцами по плечам.

— Например?

— Зачем тебе это знать?

Он не обратил внимания на мой вопрос.

— Если ты хочешь, чтобы я тебе помог, ты мне ответишь.

— Читать, писать и немножко считать, — огрызнулась я. — Еще вопросы?

— Где сейчас твоя мать?

— Умерла.

Моя прямота ни удивила, ни оскорбила Кэнина.

— А отец?

— Я его вообще не знала.

— Братья, сестры?

Я покачала головой.

— Значит, возвращаться тебе не к кому, — кивнул Кэнин. — Хорошо. Это все облегчает. Как она умерла?

Я прищурилась, уже почти по горло сытая этим допросом.

— Не твое дело, вампир, — отрезала я — хотелось увидеть хоть какие-то эмоции на его бесстрастном лице. Если не считать приподнятой брови, его выражение не изменилось. — К тому же зачем тебе это? Что тебе за дело до жизней каких-то людей?

— Мне нет никакого дела, — ответил вампир, пожав плечами. — Как я уже говорил, я хочу оценить свои шансы на успех. Людям свойственно цепляться за прошлое, и это затрудняет обучение. Чем больше у ученика привязанностей, тем труднее ему усвоить, что, став вампиром, с ними нужно распрощаться.

Я сжала кулаки, пытаясь унять внезапный приступ бешенства. Я не поддалась искушению врезать ему — неблагодарно, конечно, — лишь потому, что понимала: он оторвет мне голову, и глазом не моргнув.

— Ну да, я уже начинаю жалеть о принятом решении.

— Немного поздновато, тебе не кажется? — мягко спросил Кэнин, вставая. — Побудь немного одна, — сказал он и направился к двери, — поплачь о своей прошлой жизни, если хочешь, потому что ее уже не вернуть. Когда будешь готова учиться быть вампиром, найди меня.

Он открыл дверь и, не обернувшись, вышел, оставив меня в одиночестве. ***

Когда Кэнин ушел, я села в кресло, соскребла с рук засохшую кровь и задумалась о том, что делать дальше.

Итак, я теперь вампир. Я сердито оборвала себя: у меня был выбор — либо это, либо умереть под дождем. Кэнин прав — в конце концов, это мое решение. Я выбрала это. Я выбрала стать упырем, никогда больше не видеть солнечного света, пить кровь живых.

Поежившись, я отшвырнула ногой пустой пакет. Этот аспект меня беспокоил — ну, то есть наряду со всей историей про превращение в нежить и бездушное чудовище. Я загнала эту мысль подальше на задворки сознания. Вампиры — хищники, но, может быть, есть способ не питаться людьми. Может, я смогу прожить на звериной крови, хотя от одной мысли о том, чтобы вонзить зубы в живую извивающуюся крысу, меня охватывало омерзение. Вампиры должны пить человеческую кровь или они ее просто предпочитают? Как часто им нужно питаться? Где и как они спят днем? Я осознала, что, даже прожив в городе семнадцать лет, я практически ничего не знала о самых знаменитых его обитателях, кроме того, что они пьют кровь и выходят по ночам.

Ну что ж, кое-кто может всё о них рассказать.

Еще какое-то время я боролась с собой. Кэнин — вампир, но, если я хочу выжить, мне нужно учиться. Возможно, потом, когда я узнаю всё, что мне требуется знать, я отомщу за маму, за Шеста, за Лукаса, за всех, кого потеряла. Но сейчас надо переступить через гордость и научиться быть упырем.

Я неохотно поднялась с кресла и отправилась на поиски своего нового наставника.

Дверь вела в другую комнату — раньше тут, наверное, был офис. Несколько сломанных стульев были небрежно отброшены в сторону, на полу валялись длинные металлические шкафчики, из них вы́сыпалась бумага. У дальней стены за большим пыльным и исцарапанным деревянным столом сидел Кэнин. Когда я вошла, он поднял глаза от стопки папок и слегка поднял бровь.

— У меня несколько вопросов, — сказала я, гадая, прилично ли спрашивать про такое, но потом решила, что мне все равно. — Насчет вампиров и всей этой темы с питьем крови.

Кэнин закрыл папку, отложил в сторону и кивнул на один из стульев. Я подняла его с пола и села, закинув руки за спинку.

— Позволь угадать, — сказал Кэнин, соединяя ладони. — Ты думаешь, обязана ли ты охотиться на людей, нельзя ли выжить, питаясь кровью животных или других существ. Ты надеешься, что тебе не придется убивать ради продления собственной жизни. Я прав?

Я кивнула. Кэнин горько усмехнулся.

— Не получится, — ровным голосом сказал он, и внутри у меня похолодело. — Позволь преподать тебе первый и самый важный урок, Эллисон Сикимото: ты — чудовище. Демон, продлевающий свою жизнь за счет людей. Вампиры в центре города могут притворяться цивилизованными и выглядеть и вести себя соответственно, но не обманывайся. Мы — чудовища, и ничто этого не изменит. И не надо думать, будто ты сможешь сохранить свою человечность, питаясь кровью собак, крыс или овец. Это джанк-фуд, мусор. Кровь животных насытит тебя на какое-то время, но никогда не утолит Голод. Вскоре тебя охватит такая жажда человеческой крови, что от одного вида человека ты впадешь в безумие, и этот человек умрет, потому что ты не сумеешь остановиться и высосешь его досуха. Это самое главное, что ты должна понять, прежде чем двигаться дальше. Ты больше не человек. Ты хищник, и чем скорее ты примешь это, тем легче будет твоя жизнь, твое существование.

Внутри у меня похолодело еще сильнее. Похоже, все, что я думала о вампирах, оказалось правдой. Но я все равно заявила:

— Я точно не буду убивать людей ради еды.

— С этого всегда начинается, — ответил Кэнин, голос его звучал отстраненно, словно он что-то вспоминал. — Благородные намерения, честь новых вампиров. Клятвы не причинять людям вреда, не забирать больше необходимого, не охотиться на них ночью, точно на овец, — он чуть улыбнулся. — Но потом становится все сложнее и сложнее оставаться на этом уровне, держаться человечности — когда видишь в людях лишь еду.

— Неважно. — Я подумала о Шесте, о Лукасе и даже о Крысе. Они были мне друзьями. Они были людьми. Не ходячими мешками с кровью. — Я не буду такой. Я однозначно попытаюсь не быть такой.

Кэнин не стал спорить. Он поднялся, обошел вокруг стола и взмахнул большой бледной ладонью:

— Подойди.

Я осторожно встала и сделала шаг к нему.

— Зачем? Что мы будем делать?

— Я сказал, что научу тебя вампирскому выживанию. — Он шагнул вперед, и теперь я стояла в паре футов от него, уставившись на его подбородок. Господи, какой же Кэнин был здоровущий. Его присутствие подавляло меня. — Чтобы жить, ты должна понимать свое тело, как оно устроено, чтó оно способно выдержать. Сними плащ.

Я повиновалась, бросила плащ на спинку стула, недоумевая, что замыслил Кэнин. Ошеломляюще быстрым движением он схватил меня за запястье, дернул мою руку вверх и полоснул ее длинным сверкающим кинжалом. Из раны потоком хлынула кровь, а в следующее мгновение меня с головой накрыло болью.

— Ай! Какого черта ты творишь? — Я попыталась вырваться, но хватка у Кэнина была стальная. Он и бровью не повел. — Пусти меня, псих! Что за хрень ты задумал?

— Подожди, — велел Кэнин, чуть встряхнув мою руку. Я заскрипела зубами, и тут вампир показал на мое запястье: — Смотри.

Вид у руки был кошмарный, она вся была залита кровью. Я могла различить рану — прямой глубокий разрез, почти до кости. Психованный вампир. Но пока я, тяжело дыша, смотрела, рана начала залечиваться, затягиваться, из красной превращаться в розовую — пока не остался лишь еле заметный бледный шрам. А потом исчез и он.

Я изумленно уставилась на Кэнина, и он отпустил мою руку.

— Нас очень трудно убить, — пояснил он. — Мы сильнее людей, быстрее людей и излечиваемся почти от любых ран. Потому мы идеальные хищники, но предупреждаю — мы не неуязвимы. Огонь наносит нам ущерб, как и любая обширная травма. Самые сильные вампиры не спасутся от разорвавшейся под их ногами бомбы. А вот пули, ножи, дубинки, мечи — все это приносит боль, но, как правило, не убивает. Хотя… — он коснулся моей груди, — …вогнанный в сердце деревянный кол не убьет вампира на месте, но парализует и, скорее всего, погрузит в спячку. Это крайняя мера, на которую идет наш организм, чтобы выжить, — он отключается, и ты вынужден спать, иногда десятилетиями, пока снова не сможешь вернуться к жизни. — Кэнин убрал руку. — Есть лишь два верных способа уничтожить вампира — обезглавить его или сжечь дотла. Поняла?

— Хочешь убить вампира — целься в голову, — пробормотала я. — Поняла. — Боль ушла, и внутри у меня засвербело, хотя я хотела узнать еще кое-что. — Но почему у меня вообще идет кровь? — задумалась я, взглянув на Кэнина. — А сердце у меня бьется? Я думала… я думала, что умерла.

— Ты и умерла.

Я ухмыльнулась:

— Как-то медленно смерть наступает.

На лице Кэнина не дрогнул ни один мускул.

— Ты все еще думаешь как человек, — сказал он. — Слушай меня, Эллисон, и усвой это хорошенько. Люди воспринимают смерть как нечто черно-белое — ты либо жив, либо нет. Но между этими полюсами — между жизнью, смертью и вечностью — есть узкая серая зона, о которой люди ничего не знают. В ней обитаем мы, вампиры, бешеные и другие, таинственные древние создания, которые еще сохранились в этом мире. Люди не могут понять нас потому, что живут по иным законам.

— Кажется, я все равно не понимаю.

— Сердце у нас не бьется, — продолжил мой наставник, слегка коснувшись своей груди. — Тебе интересно, как кровь бежит по твоим сосудам, верно? Она не бежит. У тебя нет крови. Во всяком случае, своей. Кровь — это твоя еда и твое питье, и она точно так же поглощается твоим организмом. Кровь — источник нашей силы. Благодаря ей мы живем, благодаря ей залечиваем раны. Чем дольше мы обходимся без нее, тем больше теряем человеческий облик и превращаемся в холодные, пустые изнутри ходячие трупы, каковыми нас считают люди.

Я смотрела на Кэнина, выискивая какие-либо признаки того, что он не человек. Кожа у него была бледная, глаза — пустые, но на труп он не походил. Если не приглядываться, сложно было догадаться, что он вампир.

— Что с нами происходит, если мы не… хм… не пьем кровь? — спросила я, почувствовав, как кольнуло в животе. — Мы можем умереть с голоду?

— Мы уже мертвы, — ответил Кэнин все тем же бесящим меня невозмутимым тоном. — Так что — нет. Но если долго пробудешь без человеческой крови, начнешь терять рассудок. Твое тело будет сохнуть, пока ты не превратишься в ходячую оболочку, подобие бешеного. И ты станешь нападать на любое живое существо, какое увидишь, потому что Голод возьмет верх. К тому же, поскольку у твоего организма не останется резервов, любая несмертельная рана способна будет погрузить тебя в спячку на неопределенный срок.

— А ты не мог все это мне рассказать, не распарывая мою руку?

— Мог. — Кэнин пожал плечами без малейших признаков сожаления. — Но я планировал другой урок. Как ты себя чувствуешь?

— Есть ужасно хочется.

В животе свербело все мучительней, тело отчаянно требовало пищи. Я с тоской вспомнила о когда-то полном, а теперь пустом кровяном мешке на полу. И успела задуматься, не осталось ли там сколько-то капель, которые можно высосать, — но тут поняла, о чем размышляю, и пришла в ужас.

Кэнин кивнул:

— И это цена за нашу силу. Твое тело излечится почти от любой раны, но на это уйдут его резервы. Взгляни на свою руку.

Я взглянула и ахнула. Моя кожа, особенно там, где ее разрезал Кэнин, была белой как мел, явно бледнее, чем раньше, и холодной. Мертвая плоть. Обескровленная плоть. Вздрогнув, я отвела глаза и поняла, что вампир улыбается.

— Если ты вскоре не поешь, то впадешь в кровавое безумие, и кто-нибудь умрет, — заявил он. — Чем серьезней рана, тем больше крови требуется, чтобы возместить ущерб. Если долго не кормиться, результат будет такой же. И именно поэтому вампиры не привязываются к людям и вообще к кому-либо. Однажды, Эллисон Сикимото, ты убьешь человека. Случайно или сознательно и намеренно. Это неизбежно. Вопрос не в том, случится ли это, а в том, когда это случится. Ты понимаешь?

— Ага, — пробормотала я. — Ясно.

Кэнин устремил на меня свои бездонные черные глаза.

— Усвой это как следует, — тихо сказал он. — Теперь же тебе следует научиться самому важному, что должен уметь вампир, — кормиться.

Я сглотнула.

— А у тебя нет еще пакетов?

Кэнин усмехнулся.

— Тот пакет я раздобыл на неделе у одного из охранников во время сдачи. Обычно я так не поступаю, но сразу после пробуждения тебе требовалась кровь. Но мы с тобой не городские вампиры, у которых есть рабы, домашние и «винные» погреба. Если ты хочешь есть, придется делать все по старинке. Я покажу, что я имею в виду. Следуй за мной.

— Куда мы идем? — спросила я, когда он открыл дверь и мы оказались в длинном узком коридоре. Некогда белая краска облезала со стен, под ногами хрустело стекло. Через каждые несколько ярдов встречались двери, за ними были комнаты с обломками кроватей и стульев и странных незнакомых мне машин. В одном дверном проходе лежало причудливое кресло с колесами, покрытое пылью и паутиной. Я вдруг поняла, что отлично вижу в темном коридоре, хотя никакого света тут нет и должна бы царить кромешная тьма. Кэнин обернулся ко мне и улыбнулся.

— Мы идем на охоту. ***

Повернув за угол, мы вышли из коридора в помещение, похожее на старую приемную — посреди комнаты стоял еще один большой деревянный стол. Над ним на стене висели тусклые золотые буквы, большинство — перекошенные или сломанные, так что прочесть ничего было нельзя. Были и таблички поменьше — на стенах и на входах в коридоры, их тоже было не разобрать. По плиточному полу были рассыпаны осколки, листы бумаги и мусор — каждый шаг сопровождался хрустом.

— Что это за место? — спросила я Кэнина. Мой голос гулко отразился от стен, а стоящая здесь тишина словно давила на меня. Вампир долго молчал.

— Когда-то, — тихо сказал он, ведя меня через комнату, — это был подземный этаж больницы. Одной из крупнейших и самых известных в городе. Здесь не только лечили пациентов — здесь работала команда ученых, исследователей, изучавших болезни и разрабатывавших новые лекарства. Конечно, когда появился Красный вирус, больница переполнилась — справиться с потоком пациентов было невозможно. Здесь умерло много людей, — он бросил взгляд на стол, глаза у него затуманились. — Но потом много людей умерло везде.

— Если ты пытаешься меня запугать, то прими мои поздравления, у тебя получилось. Так как мы отсюда выберемся?

Кэнин остановился у большой квадратной дыры в стене и указал на нее. Заглянув внутрь, я увидела глубокую шахту, ведущую наверх, в темноту, откуда свешивались толстые металлические тросы.

— Ты шутишь, да? — Мой голос отдался в шахте эхом.

— Лестница обвалилась, — невозмутимо ответил Кэнин. — Ни войти, ни выйти. Придется воспользоваться лифтовой шахтой.

Лифтовой шахтой? Нахмурившись, я оглянулась на него.

— Я однозначно не смогу туда забраться.

— Ты больше не человек, — прищурился Кэнин. — Ты стала сильнее, бесконечно выносливее, и ты можешь то, на что люди неспособны. Если от этого тебе будет легче, я полезу сразу за тобой.

Я посмотрела на лифтовую шахту и пожала плечами.

— Ладно, — пробормотала я и потянулась к тросам. — Но если я упаду, надеюсь, ты меня поймаешь.

Ухватившись покрепче, я подтянулась.

К моему удивлению, тело оторвалось от земли, словно ничего не весило. Перебирая руками, я карабкалась вверх, чувствуя волнение, какого не испытывала никогда. Кожу не царапало, мышцы не болели, даже дыхание не учащалось. Я могла бы вечно так лезть.

Я замерла. Я не дышала. Вообще. Мой пульс не учащался, сердце не колотилось… потому что я была не жива. Я была мертва. Я никогда не повзрослею, никогда не изменюсь. Я — мертвец-паразит, пьющий чужую кровь ради продолжения своего существования.

— Проблемы? — прозвучал снизу глубокий нетерпеливый голос Кэнина.

Я встряхнулась. Пустая лифтовая шахта — не лучшее место для откровений.

— Все хорошо, — ответила я и вновь принялась карабкаться. Разберусь со всем позже, а прямо сейчас мой мертвый желудок умирал от голода. Казалось очень странным, что сердце, легкие и прочие органы не работают, но мозг и желудок продолжают функционировать. А может, они и не функционировали — я не знала. Вампирский мир был для меня пока сплошной загадкой.

Когда, настороженно озираясь, я выбралась из шахты, в лицо мне ударил холодный ветер.

Когда-то здесь было здание. Вокруг я видела остатки стальных балок и брусьев, в высокой желтой траве лежали обломки примерно половины стены. Штукатурка потемнела и облупилась, по заросшему травой полу были раскиданы едва заметные обгоревшие обломки мебели — кроватей, матрасов, стульев. Шахта, из которой мы вылезли, здесь являла собой лишь темную дыру, прячущуюся среди камней и сорняков. Увидеть ее можно было, только подойдя вплотную, — и легко было не заметить зияющую пропасть, свалиться туда и сломать спину.

— Что здесь случилось? — прошептала я, осматривая развалины.

— Пожар, — ответил Кэнин и зашагал по пустоши. Двигался он быстро, я еле за ним поспевала. — Он начался на первом этаже больницы. Огонь быстро вышел из-под контроля и уничтожил здание и почти всех, кто находился внутри. Только подземные этажи… уцелели.

— Ты там был, когда все случилось?

Кэнин не ответил. Покинув больничные руины, мы пересекли участок, где природа задушила все, до чего смогла дотянуться своими желтовато-зелеными лапами. Она пробивалась сквозь некогда ровную поверхность парковки, обвивала хозяйственные постройки, скрывая их под покровом вьюнков и сорняков. Когда мы дошли до конца пустыря и оглянулись, остатки больницы едва виднелись сквозь растительность.

На улицах Периферии было темно. По небу катились облака, закрывая луну и звезды. Однако я все видела ясно и даже более того — я точно знала, который сейчас час и сколько осталось до рассвета. Я ощущала в воздухе кровь, послевкусие от жара теплокровных млекопитающих. Был час ночи, самые отважные люди давно уже заперли двери перед лицом тьмы, и я умирала от голода.

— Сюда, — шепнул Кэнин и скользнул в сумрак.

Я не стала спорить и последовала за ним в длинный темный проулок, смутно осознавая, что здесь что-то изменилось, но что именно, понять я не могла.

И тут до меня дошло. Запахи. Всю свою жизнь я вдыхала запахи Периферии: мусор, отходы, аромат плесени, гниения и разложения. Больше я их не чувствовала. Возможно потому, что обоняние и дыхание тесно связаны. Другие мои чувства обострились: я слышала, как скребется в норе мышь в десятке ярдов отсюда. Я ощущала ветер на руках, холодный и зябкий, хотя гусиной кожи, как раньше, уже не было. Но когда мы миновали древнюю Свалку, я разобрала, как жужжат мухи, как копошатся черви в мертвом теле — хотелось надеяться, теле животного, — но все равно не ощутила никаких запахов.

Когда я сообщила об этом Кэнину, он мрачно хохотнул.

— Ты можешь принюхаться, если хочешь, — сказал он, огибая кучу кровельных досок, некогда служивших кому-то крышей. — Нужно лишь сделать сознательное усилие и вдохнуть. Для тебя это больше не естественный процесс, потому что дышать тебе уже не нужно. Помни об этом, если возникнет необходимость смешаться с толпой. Люди обычно ненаблюдательны, но даже они поймут, что что-то не так, если ты не будешь дышать.

Я вдохнула и ощутила гнилую вонь от Свалки. И уловила в ветре кое-что еще — кровь. А потом увидела пятно краски на осыпающейся стене — череп с парой красных крыльев — и поняла, где мы.

— Мы на территории банды, — сказала я в ужасе. — Это знак Кровавых ангелов.

— Да, — спокойно ответил Кэнин.

Я едва подавила инстинктивный порыв броситься прочь, нырнуть в ближайший переулок и побежать домой. Вампиры были не единственными хищниками на улицах города. И падальщики были не единственными, кто спорил за территорию на Периферии. Многие Неотмеченные были всего лишь ворами, кучками ребят, пытающихся выжить, но встречались и другие, более опасные группировки. Губители, Красные черепа, Кровавые ангелы — вот лишь некоторые из «других» банд, облюбовавших определенные части Периферии. В этом мире был всего один закон — тот, что требовал подчиняться Господам, а Господ не волновало, если среди скотины иногда возникала грызня. Только попадись в руки одолеваемым скукой и голодом бандитам, и повезет, если тебя просто убьют. Мне доводилось слышать истории о бандах, которые свежевали и съедали нарушителя границ, сперва хорошенько с ним «повеселившись». Городские легенды, не более, — но откуда мне было знать, что это неправда? Потому-то заходить на незнакомую территорию было в лучшем случае плохой, а в худшем — самоубийственной затеей. Я знала, где на Периферии тусуются банды, и избегала этих мест, как чумы.

А теперь мы стояли прямо на их земле.

Я бросила взгляд на вампира рядом.

— Ты же знаешь, они нас убьют за то, что мы сюда явились.

Он кивнул:

— На это я и рассчитываю.

— Ты ведь в курсе, что они едят людей?

Кэнин остановился, устремил на меня свои черные глаза.

— Так же, как и я, — невозмутимо сказал он. — И так же, как теперь и ты.

Мне стало слегка дурно. Ну да, разумеется.

Запах крови усиливался, и я уже различала знакомые звуки драки: ругань, вопли, стук кулаков и ботинок по телу. Мы свернули за угол и оказались на задворках каких-то строений, на участке, окруженном сетчатой изгородью, осколками стекла и ржавыми машинами. Кирпичные и металлические стены были покрыты граффити, по периметру горели, испуская густой удушливый дым, несколько железных бочек.

В центре арены несколько головорезов в похожих обносках сгрудились вокруг скорчившегося на земле человека. Он свернулся в позе эмбриона, прикрывая руками голову, а нападавшие выходили из круга по двое-трое — пнуть его или двинуть кулаком. Рядом лежал другой человек, пугающе неподвижный, с изуродованным до неузнаваемости лицом. У меня внутри все скрутило от вида сломанного носа и устремленных в пустоту глаз. Но тут моих ноздрей достиг сильнейший запах крови, и не успела я осознать, что делаю, как издала низкий рык.

Бандиты слишком громко хохотали и были слишком увлечены своей забавой и не замечали нас, но Кэнин продолжал идти вперед. Невозмутимо, словно вышел на ночную прогулку, он бесшумно приблизился к кольцу людей. Мы могли проскочить мимо них и исчезнуть в ночи, но, поравнявшись с головорезами — они все еще нас не замечали, — Кэнин нарочно пнул разбитую бутылку. Та покатилась и зазвенела.

Кровавые ангелы обернулись.

— Доброй ночи, — сказал Кэнин, добродушно кивнув.

Он пошел дальше — как я заметила, уже медленнее. Я тихо последовала за ним, стараясь не привлекать внимания, надеясь, что банда отпустит нас без проблем.

Но другая я — странная, чужая, голодная я — смотрела на людей с надеждой, ждала, что они попытаются нас остановить.

Ее желание сбылось. Приглушенно ругаясь, все бандиты разом встали на нашем пути. Кэнин остановился и невозмутимо посмотрел на выступившего вперед головореза с идущим поперек бледного глаза шрамом. Головорез покачал головой.

— Вот это да, — усмехнулся он, переводя взгляд с Кэнина на меня. — У нас удачная ночка, да, ребят?

Кэнин молчал. Интересно, он боялся говорить, чтобы они не догадались, кто он, — не хотел спугнуть добычу?

— Гляньте, аж рот открыть боится, — отовсюду раздался глумливый смех. — Слышь, домашний, надо было раньше думать, пока на нашу территорию не зашел. — Парень со шрамом шагнул вперед, позади ободряюще улюлюкали и матерились остальные. — Ну чо, снимай штаны, мы тебя в задницу твою белую поцелуем. Ты ж этого хочешь, домашний? — выплюнул он последнее слово и перевел взгляд на меня, ухмылка его сделалась мерзкой: — Или, пожалуй, лучше приберечь это для сладкой азиаточки. У нас тут в шлюхах недостаток имеется, да, ребят?

Я оскалилась, чувствуя, как задирается верхняя губа.

— Если твои поганые губы хотя бы в футе от меня окажутся, я их с корнем вырву, — рявкнула я.

Бандиты заржали и сгрудились теснее.

— Ух ты, боевая какая! — ухмыльнулся парень со шрамом. — Надеюсь, тебя надолго хватит. Ты ж не против поделиться, домашний?

— Пожалуйста, — ответил Кэнин и отодвинулся от меня.

Я в изумлении на него уставилась, а парень со шрамом и его банда похабно загоготали.

— Домашний со страху в штаны наделал!

— Вот это реальный мужик, за девку прячется!

— Ну спасибочки, домашний, — сказал парень со шрамом, и лицо его расплылось в поистине зловещей ухмылке. — Я так тронут, что на этот раз тебя отпущу. Спасибо за азиаточку! Мы постараемся ее не попортить, в смысле сразу.

— Ты что делаешь? — прошипела я, ошеломленная предательством. Головорезы, ухмыляясь, двинулись вперед, и я попятилась, не выпуская их из виду, но кидая взгляды на вампира. — А как насчет «учебы», «подготовки» и всего такого? Ты что, собираешься сейчас отдать меня им на растерзание?

— Ты неправильно понимаешь, кто тут хищник, а кто жертва, — тихо, так что слышала лишь я, сказал вампир. Я хотела огрызнуться в ответ, но приближающиеся бандиты представляли собой более серьезную проблему. От животной похоти в их глазах мне стало дурно, и я почувствовала, как в горле закипает рычание. — Сейчас ты увидишь, в каком месте пищевой цепочки находишься.

— Кэнин! Черт тебя подери, что мне делать?

Пожав плечами, Кэнин прислонился к стене.

— Постарайся никого не убить.

Головорезы бросились вперед. Один из них обхватил меня за талию и попытался повалить на землю. Я тут же напряглась, зашипела, покрепче уперлась ногами и толкнула его со всей силы.

Парень отлетел прочь, словно ничего не весил, и врезался в капот стоящей в двадцати футах машины. Я опешила, но тут на меня с воем бросился другой головорез, целя кулаком в лицо.

Я рефлекторно вскинула руку и почувствовала, как мясистый кулак, к удивлению нас обоих, врезается в мою ладонь. Бандит попытался отдернуть руку, но я крепко стиснула пальцы, чувствуя, как хрустят и ломаются под ними кости, и резко вывернула кисть. С оглушительным треском запястье парня сломалось, и он заорал.

Еще двое Кровавых ангелов кинулись на меня с двух сторон. Они двигались медленно, словно сквозь воду — по крайней мере, так мне казалось. Я легко отклонилась от первого удара и пнула головореза по колену, почувствовав, как оно ломается под моей ступней. Дернувшись, парень рухнул на землю. Его приятель замахнулся на меня свинцовой трубой — я схватила ее, вырвала у него из рук и наотмашь ударила парня ей по лицу.

В воздухе повис запах хлынувшей из щеки бандита крови, и что-то внутри меня отозвалось. С рыком я бросилась на него, чувствуя, как из десен вырываются клыки.

Ночь разорвал звук выстрела, и что-то крошечное посвистело мимо моей головы. Я почувствовала, как поднятый им ветер взъерошил мне волосы, и стремительно пригнулась, шипя и скалясь. Парень со шрамом, направлявший на меня дымящееся дуло пистолета, вытаращил глаза, изо рта у него потоком полились бранные слова.

— Вампир! — выпалил он между яростными ругательствами. — Твою же мать! Твою мать! Уйди от меня! Уйди!

Он прицелился, а я уже собралась броситься на свою жертву и вонзить клыки ей в горло. Но внезапно парень со шрамом, беспомощно брыкаясь, оказался в воздухе — Кэнин схватил его легко, точно котенка, вырвал пистолет и швырнул бандита об стену. Зрелище размозженной о кирпич головы Кровавого ангела притупило мою дикую, бешеную ярость, заставило меня протрезветь. Освободившись от жажды крови, от всепоглощающего Голода, я в ужасе и изумлении огляделась вокруг. На земле лежали пятеро человек — стонущие, изломанные, истекающие кровью. По моей вине. Я бросила взгляд на Кэнина — тот почти с отвращением отшвырнул пистолет и, увидев, что я иду к нему, поднял бровь.

— Ты знал, — тихо сказала я, глядя на одного из полуобморочных Кровавых ангелов. — Ты знал, чтó я сделаю, потому и дал им на меня напасть. — Кэнин не ответил, и я вдруг поняла, что меня не трясет ни от страха, ни от прилива адреналина, ни от чего. Сердце было спокойно и неподвижно. Я уставилась на Кэнина, охваченная яростью из-за того, как он меня использовал. — Я могла бы убить их всех.

— Сколько раз тебе повторять? — ответил Кэнин, пристально глядя на меня сверху вниз. — Ты теперь вампир. Ты больше не человек. Люди для тебя — овцы, а ты волк, ты сильнее, быстрее, злее любого из них. Они — еда, Эллисон Сикимото. И демон в глубине твоей души всегда будет считать их едой.

Я посмотрела на лежащего ничком у стены парня со шрамом. Его лоб рассекала глубокая рана, вокруг которой уже расползался огромный багровый синяк. Он стонал и пытался встать — но вновь бессильно падал.

— Так почему ты не убил его? — спросила я.

Взгляд Кэнина сделался холодным. Он развернулся, тяжело ступая, подошел к главарю бандитов, схватил за шиворот, подтащил ко мне и бросил к моим ногам.

— Пей, — приказал он стальным голосом. — Но помни: возьмешь слишком много — убьешь донора. Возьмешь слишком мало — вскоре придется кормиться снова. Если тебе важно не высасывать людей досуха, найди золотую середину. Обычно достаточно пяти-шести глотков.

Я посмотрела на главаря бандитов и вздрогнула от отвращения. Растерзать пакет с кровью — это одно, но укусить в шею живого, теплого человека? Пару мгновений назад, обуреваемая яростью и Голодом, я была более чем готова это сделать, но сейчас ощущала лишь тошноту.

Кэнин все смотрел на меня.

— Ты сделаешь это или доведешь себе голоданием до безумия и убьешь кого-нибудь, — спокойно сказал он. — Это — основа жизни вампира, наша главная первобытная потребность. Теперь… — одной рукой он поставил головореза на ноги, а другой ухватил его за волосы и запрокинул ему голову, обнажая горло, — …пей.

Я нехотя сделала шаг вперед. Человек стонал и пытался отгородиться руками, но я легко их оттолкнула и склонилась над ямкой в основании его шеи. Мои клыки удлинились, и, вдохнув, я ощутила, как под кожей у парня струится теплая кровь. Нос и рот затопило крепким запахом жизни. Не успев даже подумать о том, что я делаю, я подалась вперед и укусила изо всех сил.

Кровавый ангел хватал ртом воздух и дергался, слабо дрожа. В рот потекло теплое, густое, крепкое, терпкое. Я зарычала громче, и моя жертва издала придушенный крик. Я чувствовала, как жар распространяется по телу, наполняет меня силой, властью. Это опьяняло. Это было… невозможно описать. Это было благословение, чистое и простое. Почти в трансе я закрыла глаза, поглощенная желанием получить больше, больше…

Кто-то схватил меня за волосы, оттащил от жертвы, разрывая нашу связь. Рыкнув, я попыталась снова броситься вперед, но рука преградила мне путь, оттолкнула меня. Головорез бесчувственным тюком лежал на земле. Снова зарычав, я попыталась добраться до него, освободиться от сдерживающей меня хватки.

— Довольно, — властно приказал Кэнин и с силой встряхнул меня. Голова мотнулась, как у тряпичной куклы, на мгновение мне стало тошно. — Довольно, Эллисон, — повторил он, когда ясность зрения постепенно вернулась, — еще глоток, и ты его убьешь.

В изумлении я отпрянула. Голод медленно отступал, а вместе с ним — ярость и безумие. Я в ужасе смотрела на распростертого на земле Кровавого ангела. Он был бледен, едва дышал, две крошечные раны на горле сочились алым. Я чуть не убила его. Опять. Если бы Кэнин не остановил меня, я бы высосала его досуха. От отвращения к себе у меня скрутило живот. При всей моей ненависти к вампирам, при всем нежелании быть как они я оказалась не лучше самого паршивого уличного кровососа.

— Запечатай рану, — велел Кэнин, указав на главаря бандитов. Голос у него был холодный, равнодушный. — Закончи то, что начала.

Я хотела было спросить, как это сделать, но вдруг поняла. Наклонившись, я прижала язык к двум ранкам на шее парня и почувствовала, как они закрываются. Даже в этот момент я могла ощутить, как медленно течет под кожей кровь, и пришлось призвать на помощь всю силу воли, чтобы не укусить бандита во второй раз.

Поднявшись, я повернулась к наблюдающему за мной Кэнину — тот кивнул.

— Теперь, — зловещим, неумолимым голосом произнес он, — ты понимаешь.

Я понимала. Глядя на валяющиеся на пустыре тела, на учиненный мною разор, я все понимала. Я — самый настоящий нелюдь. Люди — добыча. Я жаждала их крови, как жаждет наркоты последний уличный торчок. Люди — скот, овцы, а я волк, рыскающий в ночи. Я стала чудовищем.

— Отныне, — сказал Кэнин, — тебе придется решать, каким демоном быть. Не всякая еда достается так легко, не всякая еда столь невежественна и пытается напасть на тебя. Что ты будешь делать, если твоя жертва пригласит тебя в дом, за стол? Что ты будешь делать, если жертва будет убегать или повалится тебе в ноги, умоляя о пощаде? Ты должна определиться с тем, как будешь выслеживать добычу, иначе быстро доведешь себя до безумия. И дороги назад не будет.

— А как это делаешь ты? — прошептала я.

Чуть усмехнувшись, Кэнин покачал головой.

— Мой метод тебе не поможет, — сказал он, и мы пошли прочь с пустыря. — Придется придумать собственную технику.

Уходя, мы миновали одного из головорезов — он как раз начал приходить в себя. Постанывая и шатаясь, он с трудом поднялся на ноги, охая от боли, и, хотя мой Голод был утолен, от зрелища раненого, беспомощного существа что-то шевельнулось внутри. Рыкнув, я полуобернулась на него, клыки мои удлинились — но тут Кэнин подхватил меня под руку и потащил в темноту.

Глава 6

Когда я проснулась, то была одна, лежала на пыльной койке в палате старой больницы. Снова была ночь, и я знала, что солнце село час назад. Накануне Кэнин продержал меня на улице почти до самого рассвета, объясняя, что вампиру необходимо понимать, когда солнце близко и сколько времени осталось на поиски убежища. Что бы там ни говорили легенды, рассказал он, от солнечных лучей мы не сгораем в одночасье, однако, поскольку технически мы мертвы, биохимия у нас уже иная. Это похоже на человеческую болезнь под названием порфирия, когда токсичные вещества в коже заставляют ее чернеть и разрушаться под ультрафиолетом. Если оказаться под прямым солнечным светом без укрытия, лучи обожгут открытые участки кожи так, что те попросту загорятся. Это неприятный и крайне болезненный способ умереть, пояснил Кэнин, взглянув на мое испуганное лицо, и лучше избегать его всеми возможными средствами.

И мы все равно едва не опоздали. Я помнила, как мы подходили к разрушенной больнице и внутри нарастали паника и отчаяние, принуждая искать убежище. Я боролась с навалившейся вялостью — безуспешно. Кэнин сгреб меня в охапку и так понес сквозь сорные травы, и я заснула, прижавшись к его груди.

Перед глазами встали события прошлой ночи, и я поежилась. Все это до сих пор казалось нереальным, как будто случилось с кем-то другим. В качестве эксперимента я попробовала выпустить клыки — и тут же почувствовала, как они удлиняются, вылезают из десен, острые и смертоносные. Однако Голода я не испытывала, и это было одновременно облегчением и разочарованием. Я задумалась, как часто мне придется… кормиться. Как скоро я снова смогу вонзить зубы в чье-то горло и жар и власть потоком хлынут в меня…

В ужасе и отвращении я одернула себя. Всего одну ночь прожила вампиром и уже покатилась по наклонной, поддалась демону.

— Я не такая, как они, — негодующе прошептала я темноте и той сущности, что свернулась в клубок внутри меня. — Черт, я это переборю. Как-нибудь. Я не стану бездушным монстром, клянусь.

Вскочив с кровати, я нырнула в темный узкий коридор в поисках Кэнина.

Он сидел за столом в офисе, листая толстую стопку бумаг. Бросил на меня взгляд и продолжил читать.

— Эм-м. — Я уселась на перевернутый шкафчик. — Спасибо. За то, что не дал мне сгореть этим утром. Со мной ведь именно это случилось бы, окажись я снаружи под солнцем, да?

— Такого я худшему врагу не пожелаю, — ответил Кэнин, не поднимая глаз.

Нахмурившись, я глядела на него и вспоминала, как он заносил меня в больницу.

— Так почему меня сморил сон, а тебя нет?

— Я натренировался. — Кэнин отложил один лист и принялся за следующий. — Все вампиры днем должны спать, — говорил он, все так же не глядя на меня. — Мы ночные создания, как совы и летучие мыши, и мы устроены так, что, когда солнце висит у нас над головой, чувствуем усталость и сонливость. При помощи тренировок и изрядной силы воли потребность в сне можно ненадолго отогнать. Но чем дольше бодрствуешь, тем это сложнее.

— Что ж… спасибо. — Наморщив нос, я созерцала его макушку. — Хорошо все-таки, что ты такой жутко упрямый.

Кэнин наконец поднял голову. Одна бровь взлетела вверх.

— Пожалуйста, — насмешливо ответил он. — Как ты себя чувствуешь сейчас?

— Нормально, наверное. — Я вытащила из шкафчика лист бумаги. С тех пор как я перестала быть ребенком, никто еще не спрашивал, как я себя чувствую. — Есть, во всяком случае, не хочется.

— Так и должно быть, — пояснил Кэнин и принялся за новую папку. — Как правило, при отсутствии ран и переутомления для того, чтобы оставаться сытым и довольным, вампиру нужно пить кровь примерно раз в дюжину дней.

— Дюжину?

— Раз в две недели.

— А, вот как.

— Впрочем, если у вампира есть такая возможность, он может кормиться и каждую ночь. Государь и его совет, можешь не сомневаться, позволяют это себе куда чаще. Но две недели — самый безопасный срок, чтобы обойтись без человеческой крови. После Голод будет нарастать и нарастать, и ничто не утолит его, пока не покормишься снова.

— Да, ты уже пару раз об этом упоминал.

Кэнин посмотрел на меня поверх бумаги, потом положил ее, встал, обошел стол и оперся на него.

— Мне продолжать тебя учить? — спросил он. — Или уйти и предоставить тебе разбираться во всем самостоятельно?

— Извини, — пробормотала я, отводя глаза. — Я, наверное, все никак не могу привыкнуть быть живым мертвецом. — В голову пришла одна мысль, и я, нахмурившись, снова посмотрела на него: — Так а что мне делать, когда эта «учеба» завершится?

— Думаю, жить своей вампирской жизнью.

— Кэнин, ты же понимаешь, что я не об этом. — Я махнула рукой в сторону потолка: — Меня пустят во Внутренний город? Вампиры разрешат мне пройти через ворота, раз я теперь как они?

Я не как они. Что за отвратительная мысль. Я никогда не буду как они, пообещала я себе. Никогда не стану в точности как они. Я не такая. Я не опущусь до их уровня, не буду смотреть на людей как на животных.

— Увы, — сказал Кэнин, — все не так просто.

Похоже, он собирался прочесть мне очередную лекцию, так что я устроилась на том же стуле, на котором сидела вчера, и уперла подбородок в ладони. Кэнин выдержал паузу, смерил меня взглядом и продолжил:

— Теперь ты вампир, так что да, тебя пропустят через ворота во Внутренний город. Точнее, пропустят, если ты никак не выдашь, что связана со мной. Но перед тем как начать самостоятельную жизнь, ты должна усвоить политику твоих немертвых собратьев. В вампирском городе существует своя иерархия, система рангов и подчинения, о которой следует знать, если надеешься там устроиться.

— Устроиться, — повторила я и фыркнула. — Я всю жизнь была периферийкой и уличной крысой. Не думаю, что в обозримом будущем я захочу уживаться с вампирами во Внутреннем городе.

— И тем не менее, — ровным голосом продолжил Кэнин, — кое-что ты должна знать. Не все вампиры равны от природы. Тебе известно, чем отличается Государь этого города от своих подданных?

Я наморщила лоб. Для меня все вурдалаки были одинаковы — мертвые, с клыками, пьют кровь. Но такой ответ Кэнин не примет, а я пока не хотела с ним расставаться, так что…

— Я знаю, что в городе есть Государь, — ответила я. — Салазар. И все вампиры его слушаются.

— Верно, — кивнул Кэнин. — В каждом городе есть Государь, верховный вампир, самый сильный и могущественный. Он — или она — возглавляет совет, управляет подчиненными и принимает почти все решения. Так устроено большинство вампирских городов, хотя иногда встречаются города, управляемые иначе. Я слышал о территориях, на которых всем заправляет один-единственный вампир, хотя такое бывает крайне редко и длится обычно недолго. Государь должен быть очень силен, чтобы его городом не завладели другие вампиры или даже его собственные люди.

— Сколько существует вампирских городов?

— По всему миру? — Кэнин пожал плечами. — Никто не знает точно. Видишь ли, города, особенно в мелких регионах, никогда не пребывают в покое. Они растут или приходят в упадок, пытаются завоевывать новые территории, а случается, что болезни или бешеные уничтожают их целиком. Но самые крупные вампирские города, такие как Нью-Ковингтон, существуют со времен эпидемии, и таких по всему миру наберется, думаю, с десяток.

— И в каждом есть верховный вампир.

— Обычно да. Как я уже говорил, встречаются исключения, но да, большинством городов правит верховный вампир ранга Мастер.

Значит, есть несколько очень сильных и, наверное, очень старых вампиров. Об этом следует помнить, хотя, похоже, почти все они сидят, как Салазар, в своих городах и никогда не выходят за Стену.

— Ниже Государя, — продолжал Кэнин, — располагаются вампиры второго типа, обращенные верховным вампиром. Они не так могущественны, как Государь, но все равно необычайно сильны и обычно служат в совете, элитной охране или доверенными лицами Государя. Пока все понятно?

— Вампиры второго типа? — Я подавила усмешку. — Я думала, они зовутся как-то… поэффектней и повампиристей. «Второй тип» звучит словно симптом заболевания.

Кэнин бросил на меня раздраженный взгляд.

— Родословные старых вампирских семей чрезвычайно длинны и запутанны, — объяснил он сердито. — Бессмысленно растолковывать их новообращенному вампиру, поэтому я излагаю тебе упрощенную версию.

— Извини. Давай дальше.

— Ниже вампиров второго типа, — продолжил Кэнин, — располагаются вампиры третьего типа, дворняги — самые распространенные и самые бесправные. Их обращают либо вампиры второго типа, либо другие дворняги, и именно такие вампиры чаще всего рыскают на улицах. Дворняги составляют подавляющее большинство вампирской популяции — они самые слабые, но в силе и быстроте все равно превзойдут любого человека.

— Выходит, чем сильнее обративший тебя вампир, тем сильнее будешь ты?

— Именно. — Кэнин откинулся назад, упершись ладонями в столешницу. — До возникновения вируса вампиры были рассеяны по миру, они прятались среди людей, смешивались с ними. В большинстве своем они были дворнягами, третьим типом, и, если иногда они обращали нового вампира, неизменно получалась новая дворняга. Мастеров и их приспешников было крайне мало, они жили затворниками — но тут появился Красный вирус. Когда люди начали погибать от него, мы лишились источника пищи, над нами нависла опасность голода и безумия.

Потом начали появляться бешеные, и хаоса стало еще больше. Тогда мы не знали, что они такое — последняя стадия вируса или нечто новое, но паника охватила всех: и людей, и вампиров. Наконец несколько находчивых Мастеров изобрели способ держать немногочисленных выживших и незараженных людей при себе, превратив их в неиссякаемый источник пищи в обмен на защиту от внешних угроз. Так и зародились вампирские города. Но Мастеров сейчас очень мало, — Кэнин помолчал, глядя в сторону. — И это означает, что вампиров с каждым годом становится все меньше. Полное исчезновение нашей расы — лишь вопрос времени.

В его голосе не было грусти. Скорее, в нем звучало… облегчение.

— Что ты имеешь в виду? — изумленно спросила я. — Ты же вроде сказал, что дворняги и второй тип, или как их там, могут обращать новых вампиров. Как же вы вымираете?

Кэнин молчал, его темные глаза смотрели куда-то вдаль. Наконец он взглянул на меня.

— Ты знаешь, что бешеные были созданы искусственно? — тихо спросил он. — Знаешь, что они из себя представляют?

Я сглотнула.

— В смысле — помимо очевидного?

— Они вампиры, — продолжил Кэнин, словно не слыша меня. — Изначально бешеные были вампирами. В самом начале эпидемии группа ученых обнаружила, что у вампиров есть иммунитет к вирусу, истребляющему человечество. До этого момента о существовании нашей расы не знал практически никто.. Мы были рады оставаться хеллоуинскими монстрами и героями фильмов ужасов. Так было лучше.

— Так что случилось?

Кэнин презрительно фыркнул.

— Один не большого ума Мастер сам пришел к ученым и рассказал о нас, желая «спасти род людской». Он — совершенно справедливо — полагал, что, если люди исчезнут с лица земли, вампиры вскоре последуют за ними. Ученые сообщили ему, что ключ к созданию лекарства — вампирская кровь и что они победят вирус, если только им предоставят живые образцы. И этот Мастер стал выслеживать и ловить других вампиров, чтобы ученые могли ставить на них свои эксперименты, предал собственный род ради лекарства для спасения мира, — Кэнин покачал головой. — К несчастью, то, что создали ученые, то, во что они превратили вампиров, оказалось в тысячу раз хуже любых прогнозов.

— Бешеные, — догадалась я.

Кэнин кивнул.

— Их всех следовало уничтожить, пока была возможность. Но бешеные сбежали из лаборатории, разнося повсюду мутировавший Красный вирус, уже уничтоживший большую часть человечества. Патогены стремительно распространились по всему миру, заражая людей и вампиров. Только теперь зараженные люди не умирали от Красного вируса, а менялись. Они становились похожи на первых бешеных — злобных, бездумных, жаждущих крови, не выносящих дневного света. Около пяти миллиардов человек подверглись воздействию мутировавшего вируса и обезумели. И если вампир вступал в контакт с зараженным человеком, то тоже заражался. Большинство из нас не менялись, но вирус распространялся среди нас так же быстро, как среди людей. И теперь, шесть поколений спустя, все вампиры стали его носителями. Наши организмы, в отличие от человеческих, быстрее адаптировались к вирусу, и мы с ним справлялись. Но наша раса все равно вымирает.

— Почему?

— Потому что вирус препятствует обращению новых вампиров, — мрачно ответил Кэнин. — Мастера все еще могут создавать вампиров второго типа и очень, очень редко — других Мастеров. Но всегда остается вероятность того, что новообращенный окажется не вампиром, а бешеным. Вампиры второго типа создают бешеных более чем в девяноста процентах случаев, а дворняги… — Кэнин покачал головой, — дворняги только бешеных и создают. Больше ничего у них не получается. Большая часть Мастеров поклялась не давать потомства. Риск возникновения бешеных в городе слишком велик, а пищу необходимо беречь.

Я вспомнила больную олениху, шатавшуюся, словно слепая, вспомнила невероятную злобу самих бешеных и поежилась. Если за Стеной все было только так, удивительно, как там вообще кто-то мог выживать.

— Получается, — задумчиво проговорила я, глядя на Кэнина, — я теперь тоже носитель, так?

— Верно.

— Так почему я не превратилась в бешеную?

Кэнин покачал головой.

— Подумай, — тихо сказал он. — Подумай над тем, что я тебе рассказал. Ты достаточно умна, чтобы сообразить.

Я задумалась.

— Я не превратилась в бешеную, — медленно проговорила я. — потому что… ты Мастер.

Кэнин невесело улыбнулся. Теперь я смотрела на него совсем по-новому. Он был Мастером — а мог оказаться и Государем. — Но если ты Мастер, почему у тебя нет своего города? Я думала…

— Довольно разговоров. — Кэнин отошел от стола. — Сегодня ночью нам необходимо кое-где быть, и, чтобы туда попасть, придется проделать долгий путь под городом. Предлагаю отправляться сейчас.

Меня удивила эта внезапная смена настроения.

— А куда мы пойдем теперь?

Кэнин развернулся так плавно, что я даже не заметила его движения, пока в горло мне не уткнулся длинный изогнутый клинок. Я застыла, но мгновение спустя кинжал уже не касался моей шеи — он исчез в складках черного плаща. Сдержанно, едва заметно Кэнин улыбнулся мне и отступил назад.

— Будь я твоим врагом, ты уже была бы мертва, — сказал он, направляясь к выходу в коридор, как ни в чем не бывало. Я схватилась за грудь, понимая, что если бы мое сердце еще билось, то оно колотилось бы сейчас о ребра изо всех сил. — Город таит в себе множество опасностей. Чтобы защищать себя, тебе понадобится кое-что посолиднее двухдюймового ножика, который ты носишь в кармане. ***

В свою бытность уличной крысой я считала подземные туннели своей территорией, своими секретными ходами, тайными путями, что позволяли незамеченной перемещаться с места на место. Я гордилась знанием городского подземелья. Но мой наставник-вампир то ли обладал почти что идеальной памятью, то ли бывал в темных извилистых туннелях уже много, много раз. Я шла следом за ним по проходам, которых никогда раньше не видела, о существовании которых даже не подозревала. Кэнин не замедлял шага, не мешкал в раздумьях, куда идти, и поспевать за ним порой было настоящим испытанием.

— Эллисон. — Кэнин остановился, ожидая меня, в его голосе слышались нотки раздражения. — Ночь на исходе, а до нашего пункта назначения еще очень далеко. Не могла бы ты поторопиться? Мне уже в третий раз приходится тебя ждать.

— Знаешь, ты мог бы идти и помедленней. — Я спрыгнула с остова вагона метро, пригнулась под нависавшей над рельсами трубой и подбежала к нему. — На тот случай, если ты не в курсе: чем меньше рост, тем короче ноги. На один твой шаг приходится три моих, так что не брюзжи.

Кэнин покачал головой и пошел дальше по бетонному туннелю, но уже чуть медленнее — маленькая победа. Я прибавила шагу, чтобы не отставать.

— Понятия не имела, что здесь есть другая линия метро, — сказала я, рассматривая громадный перевернутый вагон на рельсах. — Я знала, что была одна между третьим и четвертым секторами, но она оказалась заблокирована, когда здание над ней обрушилось. А куда идет эта?

— Эта, — голос Кэнина эхом отдавался в темном туннеле, — проходит прямо сквозь сердце Внутреннего города, между башен. Станция, к которой она ведет, давно была закрыта, туннели запечатали, но к самим башням мы не пойдем.

— Мы под Внутренним городом? — Я поглядела на потолок туннеля, словно могла различить сквозь бетон высокие вампирские здания. Интересно, как оно там — стеклянные башни, сияющие огни, хорошо одетые люди и даже машины, которые до сих пор на ходу. Это тебе не Периферия с ее грязью, голодом и безнадегой.

— Не слишком-то очаровывайся, — предупредил Кэнин, словно прочитав мои мысли. — Люди во Внутреннем городе лучше одеты и лучше накормлены, но лишь потому, что от них есть польза. И как думаешь, что с ними случается, если они надоедают хозяину или впадают в немилость?

— Подозреваю, что пенсия для них не предусмотрена. — Кэнин фыркнул. — И ты хочешь, чтобы я там жила?

Кэнин бросил на меня взгляд, лицо его немного смягчилось.

— Эллисон, как ты будешь распоряжаться своей жизнью — дело твое. Я могу лишь обучить тебя навыкам, необходимым для выживания. Но в конце концов тебе придется самой делать выбор, самой думать, кем тебе быть. Ты — вампир, но что за чудовище из тебя выйдет, решать тебе.

— А что, если я не хочу там жить? — искоса посмотрев на него, я сосредоточилась на поблескивающих рельсах под ногами. — Что, если я хочу… остаться с тобой?

— Нет, — от громыхнувшего в туннеле резкого голоса Кэнина я поморщилась. — Нет, — повторил он уже мягче. — Я не потерплю, чтобы кто-то сопровождал меня на моем пути. Моя дорога — дорога только для одного.

На этом разговор и закончился.

Рельсы змеились дальше, но Кэнин увел меня в более узкий туннель, и после более чем десятка поворотов я совсем потеряла ориентацию. Мы проходили под ливневыми стоками и решетками — там, задрав голову, я могла наконец увидеть сияющий город. Но улицы казались пустыми, заброшенными. Я рассчитывала рассмотреть толпы людей, не боящихся ночи, и хищников, их окружающих. Может быть, даже мельком заметить вампира, гуляющего в сопровождении домашних и рабов. Наверху проехал автомобиль — люк звякнул, тишина наполнилась ревом двигателя. При виде настоящей, работающей машины я ахнула, но в остальном тут было тихо, как на Периферии.

Мы шли все дальше под безмолвными улицами, и в свете фонарей проступало кое-что еще.

Вначале, ошеломленная огнями и высокими зданиями, я этого не заметила, но Внутренний город пребывал в такой же разрухе, что и худшие части Периферии. Здесь не высились ряды сверкающих особняков, не было магазинов, набитых едой, одеждой и всем необходимым, не было машин для всех. Здесь было полно разрушенных, полусгнивших строений, за которыми, судя по всему, ухаживали чуть лучше, чем за остальными в городе. Здесь мерцали фонари, стояли проржавевшие машины и сорняки пробивались сквозь стены и тротуары. Если не считать трех вампирских башен вдалеке, Внутренний город походил на ярче раскрашенную, лучше освещенную версию Периферии.

— Ты не этого ожидала, верно? — пробормотал Кэнин, когда мы нырнули в очередной бетонный туннель и свет наверху угас. Я шла за ним, сама не зная, что чувствую — удовлетворение или разочарование.

— Где же все люди? — спросила я. — И вампиры?

— Те люди, которые не спят, сейчас работают, — ответил Кэнин. — Следят за электросетями и остатками канализационной системы, чинят сломанные механизмы. Потому-то вампиры и ищут талантливых и умелых людей и забирают их в город — чтобы поддерживать тут все на ходу. Также люди работают на заводах, чистят и ремонтируют здания, выращивают еду для остальных. Охранники, рабы, домашние и наложники тоже по-своему служат вампирам.

— Но… не могут же все сейчас работать.

— Верно, — согласился Кэнин. — Остальные сидят за надежно закрытыми дверьми, стараются держаться подальше от улиц и от глаз вампиров. Они находятся в куда большей близости к чудовищам, чем обитатели Периферии, и причин для страха у них не меньше.

— Ух ты, — пробормотала я, покачав головой. — Дома все здорово удивятся, когда узнают, как тут все на самом деле устроено.

Кэнин ничего на это не ответил, и какое-то время мы шли молча.

Наконец он остановился у стальной лестницы, что вела к металлической решетке на потолке. Кэнин забрался по ступенькам, с вампирской легкостью вытолкнул решетку, пролез в образовавшееся отверстие и позвал меня за собой.

— Где мы сейчас? — спросила я, когда мы оказались в очередном длинном бетонном коридоре. На другом его конце была ржавая металлическая дверь — закрытая, разумеется, но Кэнин вышиб ее плечом.

— Сейчас, — он шагнул в сторону, пропуская меня, — мы находимся в подвальном хранилище старого городского музея.

В изумлении я заозиралась. Мы стояли на пороге самой большой комнаты, какую мне только доводилось видеть, — бетонно-стальное хранилище простиралось даже дальше, чем достигал мой вампирский взгляд. Ржавые металлические стеллажи образовывали лабиринт из сотен узких коридоров, исчезающий в противоположном конце помещения. Содержимое стеллажей было укутано тканью или уложено в деревянные ящики, покрытые толстым слоем пыли и паутины. Если бы я сделала вдох, то ощутила бы удушливый запах растущей повсюду плесени, но на полках ее, к моему удивлению, совсем не было.

— Поверить не могу, что здесь все такое… целое, — сказала я, когда мы пошли по узкому проходу между стеллажами. Заметив, как под грязной тканью мелькнула желтая кость, я приподняла уголок и увидела скелет огромной кошки, застывшей на полусогнутых лапах. Я удивленно уставилась на нее — зачем кому-то понадобилось хранить кости мертвого животного? Без кожи и меха кошка выглядела довольно пугающе. — Да что это за место такое?

— До эпидемии музеи были местом для истории, — объяснил Кэнин, когда я оторвалась от мертвой кошки и догнала его. — Местом для хранения знаний, местом, где собирали артефакты и память других культур.

Я помолчала, разглядывая манекен, одетый в меха и звериные шкуры. Из волос его торчали птичьи перья, а в руках было что-то вроде каменного топора.

— Зачем?

— Чтобы помнить прошлое, чтобы оно не ускользало. Здесь хранятся обычаи, хроники, верования и политика тысячи культур. По всем миру рассеяны подобные музеи, спрятанные от людей и забытые ими. Они до сих пор таят свои секреты, ждут, когда их снова обнаружат.

— Не могу поверить, что вампиры не сожгли тут все дотла.

— Они пытались, — ответил Кэнин. — Надземная часть здания была разрушена до основания. Но городские вампиры по большей части озабочены тем, что происходит на поверхности, — они редко спускаются в туннели и обследуют тайные подземелья. Знай они об этом месте, обязательно спалили бы его.

Я нахмурилась — в душе снова поднялась ненависть к вампирам.

— И люди никогда не узнают об этом месте, верно? — пробормотала я, идя вслед за Кэнином и чувствуя, как портится настроение. — Все эти знания лежат буквально у них под ногами, и они никогда их не обнаружат.

— Может быть, сегодня не обнаружат. — Кэнин остановился у полки, на которой лежал длинный узкий деревянный ящик. На боку у него под пылью и паутиной можно было различить выцветшие красные буквы, но прочесть их было трудно. — Но придут времена, когда люди будут озабочены не одним только выживанием, когда им снова станет любопытно знать о том, как жило человечество раньше, каким был мир тысячу лет назад, и они примутся искать ответы на свои вопросы. Возможно, в ближайшие сто лет этого не случится, но любознательность всегда заставляла людей искать ответы. Даже моя раса не способна держать человечество во тьме вечно.

Он вскрыл ящик и стал осматривать его содержимое. До меня доносились звон и скрежет металла, а потом Кэнин кое-что вынул.

Это был меч, длинный, обоюдоострый, рукоять из черного металла походила на крест. Кэнин держал клинок одной рукой, но он был громадный, футов пять длиной. Вместе с рукоятью он на пару дюймов превышал мой рост.

— Немецкий двуручный. — Кэнин передал мне меч и окинул меня оценивающим взглядом. — Пожалуй, для тебя великоват.

— Думаешь?

Кэнин убрал меч обратно и достал с верхней полки другой ящик — из него он вытащил огромный шипастый шар на цепи. Выглядел тот крайне жутко и этим меня заинтриговал, но Кэнон почти сразу же убрал его.

— Эй, а что это было? — Встав на цыпочки, я попыталась заглянуть в ящик, но Кэнин оттеснил меня плечом. — Ой, да ладно. Я хочу посмотреть на шипастую штуковину.

— Моргенштерн тебе не нужен, — нахмурился Кэнин, словно представляя, чего я могу с ним натворить. Я снова попыталась заглянуть в ящик, но наставник сердито на меня зыркнул. Я зыркнула на него в ответ.

— Хорошо. Ну так скажи мне, о великий и могучий, что мы ищем? Что мне нужно?

Кэнин вытащил из ящика новое оружие — копье с длинным металлическим наконечником — и, покачав головой, убрал обратно.

— Я пока не знаю.

Я откинула еще один кусок ткани — на меня уставилось слепыми глазами чучело собаки.

— Зачем нам вообще древнее оружие? — пробормотала я, опуская ткань. — Разве не удобнее будет, ну, например, не знаю… с пушкой?

— Огнестрельному оружию нужны патроны, — не глядя на меня, ответил Кэнин. — Патроны раздобыть трудно, и было бы трудно, даже если бы Государь не сосредоточил в своих руках все автоматическое оружие города. А пистолет без патронов в бою ненамного полезнее пресс-папье. К тому же огнестрельное оружие против нас малоэффективно. Если только не удастся снести выстрелом голову, пули нас в лучшем случае лишь затормозят. Чтобы должным образом защититься от вампира, необходим клинок. А теперь… — он перешел к следующему ящику, оторвал крышку вместе с гвоздями, — почему бы тебе не заняться чем-то полезным и не поискать самой? Посмотри, что тебе приглянется. И помни, тебе нужен клинок. Не молот, не кувалда и не цепь с шипами, которой ты, скорее всего, поранишься, пока будешь пытаться ей овладеть.

— Ладно. — Я пошла вдоль полок, рассматривая то один ящик, то другой. — Но я все-таки считаю, что моргенштерном сносить вампам головы весьма сподручно.

— Эллисон…

— Ищу, ищу.

На полках рядком выстроились покрытые пылью деревянные ящики. Смахнув с ближайшего паутину и грязь, я стала читать надписи. «Полуторный меч: средневековая Европа, XII век», — остальное разобрать не удавалось. На другом ящике значилось: «Мушкетерская рапира»... как-то так. В следующем лежали доспехи гладиатора — знать бы еще, что за гладиатор такой.

Со стороны Кэнина раздалось звяканье — подержав в руках огромный обоюдооострый меч, он положил его на место и перешел к другой полке.

Один из ящиков привлек мое внимание. Он был длинный и узкий, как и остальные, но вместо слов на боку у него помещались странные символы. Мне стало любопытно, я оторвала крышку, заглянула внутрь, пробралась сквозь пластик и упаковочную пену, и наконец пальцы сомкнулись на чем-то длинном и гладком.

Я вытащила свою находку. Вытянутые, темные, слегка изогнутые ножны поблескивали, а торчащая из них рукоять была украшена черно-красным ромбовидным узором. Взявшись за рукоять, я достала клинок — по спине пробежал и разлился в воздухе металлический холодок.

Едва я взяла его в руки, как поняла: я нашла то, что хотел Кэнин.

Клинок мерцал в темноте, длинный и тонкий, точно серебряная лента. Даже не прикасаясь к лезвию, я чувствовала — оно остро, как бритва. Меч был легкий, изящный и идеально ложился в руку, словно его изготовили специально для меня. Я взмахнула клинком, описала широкую дугу, ощутила, как он рассекает воздух, и представила, с какой легкостью он пронзит рычащего бешеного.

Мои мысли прервал негромкий смех. Кэнин стоял в нескольких ярдах от меня, скрестив руки на груди, покачивая головой. Губы его тронула довольная улыбка.

— Мне следовало бы догадаться, — сказал он, подходя. — Следовало бы догадаться, что именно это привлечет тебя. Тебе и впрямь очень подходит.

— Идеально, — ответила я, поднимая меч. — А что это такое?

Кэнин смерил меня насмешливым взглядом:

— То, что ты держишь в руках, называется катана. Давным-давно такие мечи носили представители касты воинов — самураев. Эти мечи были больше чем оружием — для самурая клинок являлся продолжением его души. Катана была символом их культуры и главной драгоценностью.

Не то чтобы мне требовался урок истории, но круто было знать, что такие мечи носила целая каста.

— А что с ними случилось? — спросила я, аккуратно убирая клинок в ножны. — Они все вымерли?

Кэнин улыбнулся шире, словно какой-то одному ему понятной шутке.

— Нет, Эллисон Сикимото, я бы так не сказал.

Я нахмурилась, ожидая объяснений, но Кэнин пошел обратно по коридору между стеллажами и знаком велел следовать за ним.

— Если ты собираешься носить этот меч, — сказал он, — ты должна научиться владеть им. Это не карманный ножик, которым можно просто махать в воздухе и надеяться, что попадешь в цель. Это утонченное оружие, и оно требует лучшего обращения.

— Ну не знаю, по мне, и махать в воздухе — неплохой прием.

Кэнин снова смерил меня недовольным взглядом.

— Носить оружие, которым не умеешь пользоваться, лучше, чем не носить никакого, но ненамного, — сказал он, ныряя в узкий коридор. — Особенно, когда имеешь дело с вампирами. Особенно, когда имеешь дело со старыми вампирами, которые уже умеют сражаться, — они самые опасные. Если зазеваешься, они отрежут тебе голову твоим же собственным клинком.

Мы дошли до металлической решетки, которую Кэнин отодвинул чуть раньше, и он прыгнул вниз. Прижимая к груди мое новое сокровище, я последовала за ним.

— Так ты меня научишь? — спросила я, приземлившись.

— О, боюсь, ничему он тебя, девочка, не научит, — холодно ответили мне из темноты. — Разве что искусству умирать жуткой мучительной смертью.

Я застыла на месте, и в тот же миг из сумрака туннеля выступили две улыбающиеся фигуры. Я сразу же поняла, что это вампиры, и дело было не только в бледной коже и пустом взгляде. Странным необъяснимым образом я почувствовала, что они такие же, как я. Ну, по крайней мере, в том смысле, что они тоже мертвые и пьют кровь. Черные вьющиеся волосы женщины изящно струились по ее спине, она была на каблуках, деловой костюм облегал ее, точно змеиная кожа. Мужчина был худой, бледный и угловатый, однако пиджак сидел на нем хорошо. И росту в нем было больше шести футов.

Кэнин замер. Еле заметное движение — и в его руке появился кинжал.

— Хватает же у тебя храбрости тут показываться, Кэнин, — непринужденно улыбнулась вампирша, демонстрируя идеальные белые зубы. — Государь знает, что ты здесь, и он желает видеть твою голову на блюде. Нас послали удовлетворить его желание. — Она устремилась к нам плавным змеиным движением. Кроваво-красные губы разомкнулись, обнажив клыки, и она обратила хищный взгляд на меня: — А кто эта малявка, Кэнин? Твоя новенькая протеже? Как мило, ты продолжаешь свой проклятый род. Она знает, кто ты на самом деле?

— Она никто, — ровным голосом ответил Кэнин. — Она значения не имеет, волноваться тебе следует только обо мне.

Улыбка у вампирши стала нехорошей.

— О, я так не думаю, Кэнин. После того как мы отрежем тебе голову, мы притащим твое маленькое отродье к Государю и посмотрим, как он разорвет его на кусочки. Верно, Ричардс?

Вампир ничего не ответил, но ухмыльнулся, показав клыки.

— Звучит неплохо, да, девчуля? — Вампирша все еще улыбалась мне. — Чувствуешь себя особенной? Твое сердце вырвет из груди и съест сам Государь этого города.

— Пусть попробует, — огрызнулась я и почувствовала, как мои собственные клыки удлиняются, а губы раздвигаются в оскале. Оба вампира рассмеялись.

— Ух, какая горяченькая. — Вампирша ласково на меня посмотрела. — Она из этих мерзких периферийцев, правильно я понимаю? Я просто обожаю твою привязанность к безнадежным случаям. Но ведь именно из-за нее ты и попал в эту передрягу, не так ли?

Ее спутник достал из кармана пиджака тонкий клинок в фут длиной. Изящное оружие, тонкое и острое, рассчитанное на точные удары. Почему-то это выглядело страшнее, чем если бы вампир вытащил топор или даже пистолет.

— Эллисон, — шепнул Кэнин, заслоняя меня собой, — не высовывайся. Не подстрекай их. Не пытайся мне помочь, поняла?

Я рыкнула, стиснув ножны катаны.

— Я их не боюсь. Я могу помочь.

— Обещай мне, — тихим напряженным голосом произнес Кэнин. — Обещай мне, что не будешь вмешиваться.

— Но…

Обернувшись, он пригвоздил меня к месту жутким холодным взглядом. Глаза его снова стали целиком черными, как сама тьма, пустыми и бездонными.

— Говори, — еле слышно произнес он.

У меня перехватило дыхание.

— Хорошо, — я опустила глаза, не в силах выдержать этот страшный взгляд. — Обещаю.

Стремительным движением Кэнин выхватил из ножен мою катану и повернулся к нападающим.

— Отойди, — велел он. Я попятилась и спряталась за бетонную колонну, Кэнин же, зловеще крутанув мечом, шагнул вперед.

Зашипев, вампирша пригнулась, ткань ее костюма растянулась. Тут-то я и увидела, как ее ногти — длиннющие, красные, острые, не ногти, а гигантские когти — впиваются в бетон. Вампирша снова зашипела, точно дикий зверь, и бросилась вперед.

Вращая катаной, Кэнин сошелся с ней в центре туннеля. Они двигались так быстро, что я не могла за ними уследить, — наносили удары, разворачивались, расходились и вновь сходились. Вампирша была словно какая-то кошка-мутант, каблуки не мешали ей перемещаться на четвереньках, она била Кэнина когтями. С безумной быстротой она подныривала под клинок катаны, перепрыгивала через него, скаля зубы, с пронзительными криками танцевала вокруг Кэнина. От этого зрелища у меня похолодело внутри. Мне раньше доводилось видеть драки, а в некоторых даже участвовать. Это была не драка, это был дикий, отчаянный бой не на жизнь, а на смерть между двумя чудовищами. Я бы с вампиршей не справилась — от этой мысли у меня свело живот. Кэнин держался отлично, отражал ее атаки и бил в ответ, наносил страшные удары, едва не поражая этот оскаленный вихрь смерти, — однако меня вампирша разорвала бы в клочки.

Я так на нее засмотрелась, что упустила из виду другого вампира — а он между тем оказался за спиной у Кэнина и занес свой тонкий острый клинок, чтобы отрезать ему голову. Я уже собралась криком предупредить Кэнина, проклиная себя за невнимательность: вампирша была ярким, смертельно опасным отвлекающим маневром, а ее напарник тихо готовился убивать. Но не успела я и рта раскрыть, как Кэнин ухватил вампиршу за волосы — она как раз с воплем попыталась достать когтями до его лица — и швырнул ее прямо в напарника. Они столкнулись с отвратительным стуком. Вампир, морщась, отшатнулся назад, а вампирша грохнулась на бетон.

Я думала, ей конец. Силы Кэнина хватило бы, чтобы пробить кирпичную стену. Однако спустя долю секунды вампирша зашевелилась и, встряхнув головой, поднялась на ноги. Она даже ошеломленной не выглядела.

Теперь мне стало по-настоящему страшно. Я уже уверилась, что бой почти закончен, но оба противника вновь, улыбаясь, двинулись на Кэнина. Тот терпеливо ждал их с мечом наготове. По его лицу, там, куда достала когтями вампирша, струилась кровь, но он, похоже, не замечал этого. Подойдя ближе, вампиры разделились, стали обходить Кэнина с разных сторон. Подняв меч, он поворачивался одновременно с ними, но уследить за обоими не мог.

Как я и предполагала, вампирша с рычанием атаковала первой, и Кэнин повернулся к ней. Но на полпути она остановилась, отпрыгнула, и ее напарник поразил Кэнина в открывшуюся спину.

В мгновение ока он развернулся и ударил второго противника — ударил страшно, сокрушительно, однако снова обнажив при этом спину. Вампир с усмешкой ускользнул от катаны, а смертоносная вампирша развернулась и без единого звука бросилась на Кэнина. Торжество блеснуло в ее глазах, когда, обнажив клыки, она прыгнула ему на спину и вонзила когти в его шею.

Кэнин стоял неподвижно. Но я заметила, как развернулся клинок катаны — и Кэнин ударил назад, лезвие меча скользнуло мимо его бока, вонзилось в тело вампирши и вышло из ее спины.

Вмпирша завопила в боли и ярости — и вцепилась Кэнину в плечи. Он шагнул вперед, одним быстрым движением выхватил второй клинок, вытащил катану из живота вампирши и одним взмахом снес ей голову с плеч.

Голова, несколько раз подпрыгнув на бетоне, покатилась и остановилась в паре футов от меня, уставившись в пустоту и оскалив клыки в застывшей гримасе. Вздрогнув, я перевела взгляд на продолжающуюся битву — Кэнин все еще противостоял оставшемуся вампиру. Зарычав и показав клыки, противник бросился вперед, целя клинком Кэнину в грудь. Тот сделал шаг назад, взмахнул руками так, словно орудовал гигантскими ножницами, — и клинки вонзились в шею и грудь вампира. Голова упала, а тело оказалось разрезано едва ли не напополам.

Я прикусила щеку изнутри и прижалась лицом к бетонной колонне, борясь с тошнотой. Но долго приходить в себя мне не пришлось — Кэнин подхватил меня, сунул в руку катану и потащил прочь.

— Поторапливайся, — приказал он, и в этот раз я не стала артачиться.

Мы примчались обратно в больницу, где Кэнин велел мне быть наготове и не покидать подземный уровень, пока он не вернется.

— Погоди. А ты куда? — спросила я.

— Мне нужно вернуться и избавиться от тел, — ответил Кэнин. — Выбросить их где-то наверху, чтобы отвести внимание Государя от туннелей. А еще мне надо покормиться, пока ночь не миновала. До рассвета я вернусь.

Он прыгнул в лифтовую шахту и исчез в темноте, оставив меня одну. Я вынула из ножен катану, поглядела на кровавые разводы на некогда девственно-чистой стали и задумалась: от каких демонов спасается Кэнин?

Глава 7

Неделя шла за неделей, мои ночи проходили по устоявшемуся расписанию. Я просыпалась на закате, брала свой меч и шла в офис к Кэнину. Несколько часов он читал мне лекцию о вампирском обществе, о его истории, пищевых пристрастиях, сильных и слабых местах. Он задавал мне вопросы, проверял, как хорошо я усвоила вчерашний урок, радовался, когда выяснялось, что я помню то, что должна помнить. Также он настоял на том, чтобы учить меня математике, заставлял решать сначала простые, потом все более сложные уравнения, терпеливо все объяснял, когда я не справлялась. Он составлял для меня логические задачи, давал читать сложные документы и требовал рассказать, о чем в них говорится. Я это ненавидела, но заставляла себя сосредотачиваться. Это были знания, это было то, что я однажды смогу использовать против вампиров. К тому же мама хотела бы, чтобы я училась, пусть даже я не совсем понимала, где мне может пригодиться деление многочленов.

Пока я трудилась, Кэнин читал, перебирал документы, иногда приносил новые ящики с бумагами. Бывало, что он прочитывал зараз целую стопку и аккуратно отставлял ее в сторону. Бывало, что лишь пробегал документы взглядом, комкал и досадливо отбрасывал. С каждым скомканным листом, с каждой отброшенной в угол бумагой он становился все раздражительнее и нетерпеливее. Когда однажды я набралась храбрости и спросила, что он ищет, то получила в ответ сердитый взгляд и строгое указание учиться дальше. Я гадала, почему Кэнин до сих пор не покинул город, — вампиры явно искали его. Ради чего такого важного он рискует, ради чего торчит в этих обугленных развалинах, пересматривая бесконечные папки и обгоревшие документы? Но Кэнин так загружал меня изучением того, что казалось важным ему — вампирской истории, чтения и математики, — что у меня не оставалось ни времени, ни умственных сил ни на что другое.

И если честно, я уважала его позицию. У него были свои секреты, а у меня — свои. Я не собиралась лезть в его личную жизнь — особенно с учетом того, что меня он тоже не спрашивал о прошлом. Мы заключили что-то вроде негласного договора: я не сую нос куда не надо, а он учит меня, как быть вампиром. Все, что не касалось выживания, значения не имело.

Во второй половине ночи наступало мое любимое время. После того как я несколько часов кряду напрягала мозги, скучала, бесилась и чувствовала, что голова вот-вот взорвется, Кэнин наконец объявлял, что на сегодня хватит. Мы перемещались в приемную, которую Кэнин очистил от мусора и обломков мебели, и он начинал учить меня кое-чему другому.

— Держи голову выше, — командовал он, когда я бросалась на него, целя мечом в грудь.

Вначале меня немного тревожило, что приходится обнажать против него клинок. Меня потрясало то, как быстро я двигаюсь — комната вокруг меня расплывалась, — а меч в моих руках, казалось, ничего не весил. Но Кэнин ясно дал понять, что опасности для него я не представляю: после первого же урока я весь остаток ночи была вынуждена проваляться в постели, покрытая кровоподтеками, — и это при том, что вампиры чертовски быстро исцеляются.

Отступив в сторону, Кэнин огрел меня по затылку палкой от швабры — сильно огрел. В черепе загудело; рыкнув, я повернулась к нему.

— Ты убита, — сообщил Кэнин, взмахнув своим оружием. Я оскалила клыки, но это его не впечатлило. — Перестань орудовать мечом, будто топором, — приказал он, когда мы снова закружили друг вокруг друга. — Ты не дровосек, которому надо срубить дерево. Ты танцор, и меч — продолжение твоей руки. Двигайся вместе с клинком и смотри на верхнюю часть тела противника, а не на его оружие.

— Я не знаю, что такое дровосек, — огрызнулась я.

Кэнин бросил на меня раздраженный взгляд и жестом велел нападать.

Я стиснула рукоять катаны, расслабила мышцы. «Не сопротивляйся мечу, — говорил мне Кэнин бесчисленное множество раз. — Меч уже знает, как резать, как убивать. Если ты будешь напряжена, если будешь применять лишь грубую силу, твои удары будут медленными и неловкими. Расслабься и двигайся вместе с клинком, не против него».

На этот раз, атакуя, я позволила клинку вести себя, бросилась вперед в серебристом тумане. Кэнин отступил в сторону и снова нацелился огреть меня палкой по голове, но я чуть повернулась и отбила ее мечом. Я двинулась вперед, мой клинок устремился к шее Кэнина, и он мгновенно упал назад, избегая ранения в горло.

Я замерла, а Кэнин поднялся на ноги, слегка удивленный. Как и я. Все произошло так быстро — я даже подумать не успела, что делаю.

— Хорошо, — поощрительно кивнул Кэнин. — Теперь ты видишь разницу, верно? Удары должны быть мягкими, скользящими — чтобы убить противника, его не обязательно колошматить.

Кивнув, я посмотрела на свой клинок и впервые почувствовала, что мы работали сообща, что я не просто размахивала, как попало, куском металла. Кэнин отшвырнул палку в угол.

— На этой ноте мы на сегодня закончим, — объявил он, и я нахмурилась.

— Уже? Я только-только приноровилась, и еще рано. К чему заканчивать? — Я ухмыльнулась и картинно взмахнула мечом. Тот сверкнул, словно бросая Кэнину вызов. — Боишься, что я стану слишком хороша в этом деле? Ученик наконец превзошел учителя?

Кэнин поднял бровь, но больше никак эмоций не проявил. Я задумалась: интересно, он хоть раз в своей жизни нормально смеялся?

— Нет, — ответил он и жестом пригласил меня на выход. — Сегодня мы идем на охоту.

Вложив катану в ножны за спиной, я поспешила вслед за Кэнином; внутри меня боролись волнение и тревога. Мы не покидали больничный подвал уже больше трех недель, с того самого столкновения с вампирами. Теперь бродить по туннелям было слишком опасно, а подниматься наверх, где кто угодно мог нас увидеть, — слишком рискованно. Я ела где-то две недели назад — когда я проснулась, Кэнин принес мне термос, наполовину заполненный остывающей кровью. Он не сказал, откуда взял ее, но кровь на вкус была водянистая, грязная и неуловимо воняла человекомкротом.

Я хотела выбраться из темных комнат и вызывавших клаустрофобию коридоров больницы. С каждой ночью это желание лишь нарастало. От мыслей об охоте меня охватывало возбуждение, но при этом я боялась, что превращусь в то рычащее, голодное создание, каким была в ночь встречи с Кровавыми ангелами. Я боялась, что потеряю контроль над собой и убью кого-нибудь.

Но где-то в глубине души мне было все равно. И это пугало больше всего.

Мы поднялись по лифтовой шахте и быстро и осторожно двинулись сквозь жилые районы, стараясь не наткнуться на вампиров и охранников. Несколько раз Кэнин сворачивал с улицы, и мы ныряли в проулок или в заброшенное здание, прятались в темноте. Однажды мимо нас прошли трое охранников — так близко, что я могла разглядеть оспины на щеке одного из них. Если бы он развернулся и посветил фонариком в проулок, то заметил бы нас. В другой раз домашний в сопровождении двух хорошо вооруженных солдат остановился прямо у дверного прохода, в который мы юркнули пару секунд назад, и уставился внутрь дома. Я видела, как он прищуривается, всматриваясь в темноту, как прислушивается, стараясь различить какой-нибудь звук. Но вампиры, как теперь мне было известно, умеют замирать в полной неподвижности и оставаться в таком положении столько, сколько им требуется. Кэнин даже требовал от меня упражняться в этом нехитром умении в больнице. Я стояла в углу часами, не двигаясь, не дыша, не испытывая потребности ни переминаться с ноги на ногу, ни кашлять, ни моргать. Даже когда Кэнин метал в меня свой кинжал, попадая в стену в нескольких дюймах от моей головы, мне нельзя было пошевелить и ресницами.

После того как мы несколько раз едва не попали в передрягу, Кэнин привел меня на крышу какого-то здания, потом мы перебрались через ограду, разделяющую два сектора, и оказались в знакомых местах. Я узнала улицы, узнала скучившиеся вдоль тротуаров дома. Я увидела магазин старика Харли, запущенный, заросший сорняками парк с ржавой перекошенной детской площадкой, к которой никто и близко не подходил, увидела площадку между складами, где повесили троих Неотмеченных — казалось, это было целую вечность тому назад. И я знала: если мы срежем вот через этот проулок и пролезем под ржавой оградой, то окажемся на краю пустыря и увидим вдалеке заброшенную школу.

Это был четвертый сектор. Мой дом.

Я не стала говорить об этом Кэнину. Узнав, где мы, он мог увести меня отсюда, а я хотела снова поглядеть на родной район — на тот случай, если больше никогда сюда не вернусь. Поэтому я молча шла за Кэнином по знакомым улицам, мимо знакомых домов и предметов, чувствуя, как ухожу все дальше и дальше от школы. Цела ли моя комната, на месте ли мои вещи? Я вспомнила о маминой книге — лежит ли она до сих пор в тайнике? Или школу заняла другая банда и все мои пожитки украли или сторговали?

Наконец Кэнин привел меня к пустому на вид ангару на задворках сектора — древнему кирпичному строению с выбитыми окнами и полупровалившейся крышей. Я знала это место — тут была территория Кайла и его враждебной нам банды. Мы соперничали за еду, убежище и жизненное пространство, но делали это без злобы, ведь мы все были падальщиками. Между Неотмеченными существовал негласный договор, их жизнь была тяжела и без насилия, драк и крови. На улице мы кивали друг другу, перекидывались парой слов, изредка предупреждали об облавах охранников и патрулях, но по большей части мы друг друга не беспокоили.

— Зачем мы здесь? — спросила я Кэнина, когда мы пробирались между осыпающихся стен, осторожно обходя осколки стекла, гвозди и все, что могло зашуметь и выдать нас. — Почему мы просто не пойдем на территорию Кровавых ангелов или Красных черепов и не прихватим еще одну банду?

— Потому, — ответил Кэнин, не оборачиваясь, — что земля полнится слухами. Из-за того, что мы оставили тех людей в живых, другие банды теперь станут высматривать девушку и мужчину — вампиров. Они будут настороже, но, что гораздо важнее, отряды Государя будут пристальнее осматривать территории банд. У всякого действия есть последствия. К тому же, — он вдруг замолчал, повернулся ко мне и смерил пристальным взглядом, — как ты узнала, где мы? — Помолчав, он кивнул: — Ты уже бывала тут, не так ли?

Черт. До чего же проницательный вампир.

— Это был мой сектор, — призналась я, и Кэнин нахмурился. — Я жила недалеко отсюда, в старой школе.

«С моими друзьями», — мысленно добавила я. Лукаса, Крыса и Шеста больше нет, они погибли. В горле у меня набух ком. До этого я мало о них думала, старалась похоронить свою боль и чувство вины, что до сих пор грызло меня. Что было бы, если бы я не нашла тот подвал с едой, если бы я не настояла на той вылазке? Были бы они до сих пор живы? Была бы я до сих пор жива?

— Прекрати это, — сказал Кэнин, и я удивленно моргнула. Лицо его было холодным, непроницаемым. — Той твоей жизни больше нет, — продолжала он. — Отпусти ее. Не заставляй меня жалеть о том, что я дал тебе новую жизнь, в то время как ты только и делаешь, что цепляешься за старую.

Я сердито зыркнула на него, встретила стальной взгляд и огрызнулась:

— Я не цеплялась. Я вспоминала. Люди всегда так делают, когда сталкиваются с прошлым.

— Ты цеплялась, — возразил Кэнин, и голос его стал еще на несколько градусов холоднее. — Ты думала о своей старой жизни, о старых друзьях и гадала, как бы ты могла их спасти. Такого рода воспоминания бесполезны. Ты не могла сделать ничего.

— Могла, — прошептала я и внезапно запнулась. Я с силой сглотнула, стараясь скрыть за гневом другое чувство — то, из-за которого мне хотелось плакать. — Я их туда привела. Я рассказала им про тот подвал. Они погибли из-за меня. — К моему огромному изумлению, в глазах у меня защипало. Не думала, что вампиры могут плакать. Я сердито потерла лицо, и на пальцах остались красные следы. Я плакала кровью. Невероятно. — Ну, давай, — рыкнула я на Кэнина, чувствуя, как вылезают клыки. — Скажи мне, что я дура. Скажи, что я «цепляюсь за прошлое», потому что стоит мне прикрыть веки, как я вижу их лица. Скажи мне, почему я до сих пор жива, а они мертвы.

Новые слезы, кровавые, горячие, собрались в уголках моих глаз. Шепотом выругавшись, я отвернулась, вонзила ногти в ладони. Я хотела вернуть моих друзей. Я не плакала много лет, с тех пор как умерла мама. Весь мир стал красным, и я с усилием сморгнула. Красный цвет пропал, хотя грудь до сих пор сдавливало точно тисками.

Кэнин молча смотрел, как я прихожу в себя, — неподвижная статуя с пустым бездонным взором. Лишь когда я вновь подняла на него взгляд, он шевельнулся.

— Ты закончила? — спросил он ровным голосом.

Я холодно кивнула.

— Хорошо. Потому что, если ты закатишь еще одну такую истерику, я уйду. Никто не виноват в том, что твои друзья погибли. И, если ты продолжишь утопать в чувстве вины, оно тебя уничтожит и все мои труды окажутся напрасны. Ты это понимаешь?

— Отлично понимаю, — ответила я ему в тон.

Не обратив внимания на мою холодность, Кэнин кивнул на разбитое окно ангара.

— Здесь живет группа Неотмеченных, хотя, подозреваю, ты и так это знаешь, — сказал он. — Возвращаясь к твоему предыдущему вопросу: я выбрал это место потому, что Неотмеченные находятся за пределами системы и пропажу одного-двух из них никто не заметит.

Верно, подумала я, следуя за ним сквозь сорняки. Никому мы не нужны, потому что нас как бы нет. Всем плевать, если мы пропадаем, никто о нас не заплачет.

Мы проникли внутрь сквозь одно из множества разбитых окон и растворились в царящей в комнате темноте. Повсюду высились груды щебня, лишь в центре помещения они обрамляли открытое пространство, похожее на маленькую долину.

В открытом очаге мерцал огонь, завитки грязного дыма поднимались от горящих деревяшек и кусков пластика, заволакивая комнату. Людей здесь оказалось больше, чем я ожидала. Картонные коробки, наспех сооруженные палатки и навесы теснились вокруг огня подобием деревушки. Внутри я различала сгрудившиеся темные силуэты спящих, даже не подозревающих о том, что хищники наблюдают за ними с расстояния всего нескольких ярдов.

Я чувствовала их запах, чувствовала, как пульсирует под их кожей горячая кровь.

С рычанием я двинулась вперед, но Кэнин предупредительно положил руку мне на плечо.

— Спокойно, — прошептал он в темноте. — Кормежка не обязательно предполагает насилие и кровопролитие. Если соблюдать осторожность, можно напитаться от спящей жертвы, не разбудив ее. Сильные вампиры в старину часто пользовались этим методом, потому в некоторых регионах и был так распространен обычай развешивать связки чеснока у кроватей и подоконников, хотя пользы от этого не было никакой. Однако необходимо действовать аккуратно и проявить терпение: если жертва проснется до того, как ты ее укусишь, дело может принять неприятный оборот.

— До того, как я укушу? А разве жертва неизбежно не проснется, когда почувствует… ну, знаешь… как два острых клыка вонзаются ей в шею?

— Нет. На спящих людей укус вампира действует успокаивающе. В лучшем случае они подумают, что видели яркий сон.

— Как так получается?

— Просто получается, и все, — в голосе Кэнина вновь зазвучало раздражение. — Ну так что, ты это сделаешь или нам пойти куда-то еще?

— Не надо, — пробормотала я, обозревая лагерь. — Пожалуй, я готова.

Кэнин отпустил мое плечо и сунул мне в руки небольшой бумажный сверток.

— Когда закончишь, оставь это там, где жертва увидит.

Нахмурившись, я отвернула бумагу — внутри оказалась пара новеньких крепких башмаков.

— Что это?

— Компенсация, — ответил Кэнин и отвернулся, а я продолжила глядеть на него. — За тот ущерб, что мы нанесем им этой ночью.

Я удивленно моргнула.

— К чему заморачиваться? Они даже не будут знать, что мы здесь были.

— Я буду знать.

— Но…

— Не спорь со мной, Эллисон, — устало проговорил Кэнин. — Иди уже.

— Хорошо, — я пожала плечами. — Как скажешь. — Сунув сверток под мышку, я двинулась к своей спящей жертве.

Я была где-то на полпути к скопищу навесов, с каждым вдохом все явственнее ощущая запах крови, пота и грязной кожи, — и тут краем глаза уловила движение на другом конце комнаты. Я нырнула за проржавевшую металлическую балку, а к навесам между тем медленно приближались, перешептываясь, две оборванные фигуры. С удивлением я поняла, что один из парней — Кайл, главарь банды. Из-за груд щебня до меня долетали отрывки разговора — о еде, патрулях, о том, как они скоро сделают вылазку на новую территорию. Меня захлестнуло странное чувство дежавю — я словно слушала свою прошлую жизнь.

Однако, когда они дошли до лагеря, один из парней завопил, бросился вперед, нырнул в коробку и потащил оттуда кого-то за лодыжку. Вытаскиваемый издал слабый крик и попытался забраться обратно, но ребята вместе выволокли его наружу.

— Опять ты! Чтоб тебя, пацан! Говорил же, это моя коробка! Свою себе найди!

— Ты погляди, — нахмурившись, сказал второй парень, — Кайл, он и в твою продуктовую заначку залез.

— Сукин сын. — Кайл навис над распростертым на земле пацаном и жестоко пнул его по ребрам. — Ах ты дрянь мелкая! — Еще один удар, и пацан сжался в комок. — Клянусь, еще раз такой фокус выкинешь — я тебя не просто вышвырну отсюда, я тебя прикончу. Понял?

Последний увесистый пинок заставил пацана вновь взвыть от боли, и парень покрупнее отпихнул его ногой.

— Давай ползи отсюда, и подох бы ты уже, — пробормотал он и нырнул в свое убежище, плотно задернув занавеску.

Лагерь, пробужденный шумом стычки, зашевелился, из коробок и палаток высунулись хмурые, заспанные, помятые лица. Я неподвижно стояла за балкой, но, выяснив, что случилось, обитатели лагеря потеряли к происходящему интерес и попрятались обратно в свои домики. До меня долетело тихое ворчание, по большей части — в адрес лежащего на земле паренька, однако помочь ему никто не вышел. Я покачала головой — пацана было жалко, но и остальных я понимала. В банде падальщиков ты должен уметь сам о себе позаботиться и помогать другим, иначе ты мертвый груз. Воровать, копаться в чужих вещах — самый простой способ нарваться на побои или, еще хуже, быть изгнанным из банды. В своей банде я держалась особняком, однако о себе заботилась сама. И никогда не крала у других.

Тут пацан поднялся на ноги, отряхивая одежду, и я едва не упала от изумления.

— Шест, — прошептала я, не веря сама себе. Он поморгал, огляделся вокруг, шмыгнул носом, а я зажмурилась и снова открыла глаза, чтобы убедиться: это и вправду он. Тощий, оборванный и грязный, но живой. — Ты выжил. Ты все-таки добрался домой.

Я машинально двинулась к нему, но тут что-то словно тисками сжало мое плечо и потащило меня обратно в сумрак.

— Ай! Кэнин, чтоб тебя, — злобно прошептала я. — Что ты делаешь? Пусти! — Я попыталась выкрутиться, но Кэнин был куда сильнее меня.

— Мы уходим, — сказал он ледяным голосом, продолжая меня тащить. — Прямо сейчас. Шевелись.

Упираться ногами не помогло. Выдернуть руку тоже не получилось — Кэнин лишь мучительно усилил хватку. Зашипев, я сдалась и позволила протащить себя по комнате и выволочь через окно. Кэнин остановился и отпустил меня, лишь когда мы отошли от ангара на несколько ярдов.

— Да что с тобой такое? — рыкнула я сквозь вновь вылезшие клыки. — Я уже немножко устала от того, что меня куда-то тащат, режут, бьют, дергают, и от этих постоянных команд тоже устала. Черт, я тебе не домашнее животное.

— Ты ведь знала того паренька?

Я дерзко оскалилась:

— А если и знала, что с того?

— Ты хотела показаться ему, не так ли?

Мне следовало бы испугаться, особенно когда глаза его снова почернели, но я вконец разозлилась.

— Это был мой друг, — рявкнула я, злобно уставившись на Кэнина. — Понимаю, тебе сложно понять — у тебя-то друзей нет, — но я знаю его много лет, гораздо дольше, чем тебя.

— И что же, — спросил Кэнин холодным-прехолодным тоном, — ты собиралась делать дальше? Вернуться в свою старую банду? Присоединиться к этой? Вампир среди овец? Как думаешь, сколько бы ты продержалась, прежде чем убить их всех?

— Я просто хотела поговорить с ним, черт подери! Узнать, как он справляется без меня. — Ярость моя утихала, и я устало оперлась о стену. — Я его бросила, — пробормотала я, скрестив руки на груди и отведя взгляд. — Я его бросила, а он никогда толком не умел о себе заботиться. Я только хотела узнать, все ли у него хорошо.

— Эллисон, — Кэнин говорил все еще строго, но хотя бы уже без ледяной суровости, — именно поэтому я и велел тебе забыть о своей человеческой жизни. Люди, которых ты знала до того, как тебя обратили, продолжают жить и выживать без тебя. Ты для них теперь чудовище, и такой они никогда не примут тебя обратно. И в конце концов, от старости ли, от голода, от болезней или от руки другого человека, все они умрут. А ты будешь жить дальше, если только не решишь встретиться с солнцем или тебе не оторвет голову другой вампир. — Он посмотрел на меня чуть мягче, почти сочувственно. — Бессмертие — одинокий путь, — пробормотал он, — и идти по нему будет лишь труднее, если не избавиться от привязанностей старой жизни. Для этого паренька ты теперь враг, невидимое чудовище из ночных кошмаров, ты — то, чего он боится больше всего на свете. И ничего из твоей прошлой жизни — ни дружба, ни преданность, ни любовь — тут не поможет.

«Ошибаешься», — хотела ответить я. Почти что полжизни я заботилась о Шесте. Теперь, когда все погибли, роднее него у меня никого не осталось. Но я понимала, что спорить с Кэнином бесполезно, поэтому пожала плечами и отвернулась.

Кэнина это не удовлетворило.

— Не ходи к этому пареньку, Эллисон, — предупредил он. — Что бы ты ни думала о своей прошлой жизни. Забудь о нем и обо всем, что было. Ты поняла меня?

— Ага, — проворчала я. — Я тебя услышала.

Кэнин смерил меня долгим взглядом.

— Пошли, — наконец сказал он и двинулся прочь. — Нам придется поискать еду в другом месте.

Бросив на ангар прощальный взгляд, я последовала за ним. Но перед этим развернула башмаки и оставила их на видном месте, надеясь, что Шест наткнется на них наутро. Мы покинули четвертый сектор, вернулись на бандитскую территорию, и в итоге нас подкараулили двое Красных черепов, которые, как выяснилось, ничего не слышали о вампирах-беспредельщиках. И ночка у них из-за этого выдалась скверная. В больницу мы вернулись с полными животами, правда, до рассвета мы с Кэнином не разговаривали. Мистер Угрюмый вампир исчез в своем офисе, а я отправилась в приемную — махать катаной, поражая воображаемых врагов с лицом Кэнина.

По крайней мере, он так и не спросил про башмаки. А я ничего не стала говорить. ***

Еще несколько ночей все шло нормально. Я продолжала заниматься, страдая над чтением, математикой и вампирской историей, а потом мы тренировались. По мере того как я училась лучше обращаться с катаной, Кэнин давал мне разные упражнения и оставлял отрабатывать их в одиночестве. Он никогда не говорил, куда уходит, но я подозревала, что он уже все обыскал на этом подземном уровне и приступил к более глубокому, тому, что скрывался за большой красной металлической дверью в конце лестницы. Дверью, помеченной выцветшим знаком «Опасно! Вход только для персонала». Как-то ночью, бродя по больнице в редкую минуту отдыха, я на нее наткнулась. Но открывать не стала — меня позвал Кэнин.

Мне, конечно, было любопытно. Я хотела знать, что скрывается по ту сторону двери и что ищет Кэнин. В тот раз, когда мы ходили к лестнице вместе, дверь была закрыта, а заглядывать внутрь тайком я не желала — слишком рискованно, Кэнин мог меня обнаружить. С той ночи в четвертом секторе между нами выросла стена. Кэнин не вспоминал о случившемся и не проявлял никакого пристального внимания ко мне, но отношения наши стали прохладнее, и кроме как во время тренировок мы почти не разговаривали. Возможно, он бы не возражал против моей вылазки вниз, но я сочла за лучшее затихариться на несколько дней, чтобы все улеглось.

Я не хотела давать ему повод заподозрить, что я собираюсь сделать глупость.

Глава 8

Однажды ночью я проснулась — как всегда, одна — и, отправившись в офис к Кэнину, обнаружила, что его там нет. На столе лежала записка, в которой тонким аккуратным почерком было выведено: «Ушел на нижний уровень. Отработай сама упражнения 1–6. Все, что мог, о вампирском обществе я тебе рассказал. К.»

Внутри у меня все затрепетало. Наконец-то. Кэнина нет, и сегодня я могу делать что хочу. Другого шанса у меня не будет.

Как велела записка, я отправилась с катаной в приемную. Но там я не осталась. Не успев подумать, что делаю, я бросилась к лифтовой шахте, ухватилась за тросы и принялась подтягиваться изо всех сил.

Наверху солнце едва-едва успело опуститься за выщербленный горизонт, по темно-синему небу плыли кроваво-красные облака. Я давно уже не видела ничего, кроме ночной темноты, и несколько мгновений любовалась расцвеченным небосклоном, удивляясь, как быстро я забыла, на что походит закат.

Так и будешь стоять тут и пялиться на облачка, как дура, пока Кэнин не поймет, что ты вышла наружу? Мысленно отвесив себе сердитую пощечину, я отвела глаза от горизонта и, боясь обернуться, поспешила прочь от больницы.

Пробираясь по сумрачным проулкам в одиночестве, я ощущала странное волнение: такое же чувство я испытывала во время вылазок за Стену — смесь воодушевления и ужаса. Мне нельзя было тут находиться. Я не сомневалась, что, Кэнин взбесится, когда узнает, но волноваться об этом было слишком поздно. Я планировала это уже давно, и я должна была кое-что выяснить сама. К тому же я не собиралась безвылазно сидеть в старой больнице, точно заключенная. До встречи с Кэнином я ходила где хотела и когда хотела, и никто не мог мне помешать. Сейчас я не собиралась прогибаться только потому, что какой-то капризный вампир, любитель недомолвок, приказал мне забыть о прошлой жизни.

Я перебралась из одного сектора в другой, вспомнив тропинки, по которым шел Кэнин, но также и применив собственные знания из времен моей жизни на Периферии. Теперь, когда я была мертва, стало гораздо легче скользить призраком среди теней, запрыгивать на крышу невысокого строения, чтобы спрятаться от охранников, застывать, сливаясь с камнями и сумраком. Невидимая и неслышимая, я кралась по улицам, петляла между зданиями, пока не добралась до знакомой изгороди. Скользнув под сеткой, я быстро пересекла пустырь и вошла в полутемные коридоры своего старого дома.

Тихий, заброшенный, теперь он выглядел совсем пустым. Я нашла свой старый шкафчик, открыла скрипучую дверцу и вздохнула.

Как я и опасалась, внутри не было ничего. Падальщики уже здесь побывали.

Скрепя сердце, я направилась к своей комнате, понимая, что, скорее всего, ее тоже обчистили. Для падальщиков это дело быстрое, я лишь надеялась, что, возможно, они не тронули один конкретный ящик, обнаружив там нечто бесполезное и даже смертельно опасное.

Я повернула ручку, распахнула дверь, шагнула в комнату — и только тут поняла, что там уже кто-то есть.

Сидевший у стены незнакомец поднял на меня глаза. В испуге я машинально потянулась за мечом, на одно ужасное мгновение подумав, что это Кэнин. Но это был не Кэнин, а другой вампир — худой, костлявый мужчина с белой кожей и голым, как яйцо, черепом. Он улыбнулся, продемонстрировав идеальные зубы, и падающий сквозь разбитые окна лунный свет озарил его бледное лицо, покрытое причудливым узором шрамов.

— Вечер добрый, пташечка моя. — Голос у него был тихий, хриплый, и было в нем что-то очень, очень нехорошее — меня передернуло. — Полуночный полет на крыльях крови и страданий? Подобно лезвиям в лучах луны, они разрежут ночь и истекать заставят ее багрово-красным. — Он хохотнул, и по спине у меня побежали мурашки. Я отпрянула, и незнакомец склонил голову набок: — О, не волнуйся, милая. На меня иногда находит лирический стих. Это все от лунного света. — Он встряхнулся, точно сбрасывая с себя безумие, и поднялся на ноги.

Я заметила в его длинных костлявых руках книгу и шагнула вперед.

— Эй! Зачем вам это? Это мое.

— Неужели? — Вамп отодвинулся от стены. Я напряглась, но он лишь пересек комнату и аккуратно поставил книгу на полку. — Тогда нужно было лучше заботиться о своей собственности, милая, — промурлыкал он, устремив на меня черные бездушные глаза. — Крысы приспособили твои книги, чтобы греть свои тельца.

Он кивнул в угол комнаты. Там я увидела два распростершихся на моем старом матрасе тела, исхудалые, оборванные — падальщики, явившиеся за поживой. Неестественная неподвижность и запах свернувшейся крови говорили о том, что они, несомненно, мертвы. Приглядевшись, я заметила, что у обоих падальщиков дыра на шее, а кожа по краям темная и запятнанная кровью, как будто горло им вырвали. Охваченная ужасом, я чуть не выбежала из комнаты, прочь от вампира — подлинного чудовища.

Но рядом с матрасом на бетонном полу лежало что-то черное и обугленное, и мне надо было понять, что это. Я посмотрела на рассыпанные среди пепла остатки страниц, и в сердце защемило. Столько времени, столько стараний, и все мое книжное собрание сожгли два чужих человека, чтобы согреться.

Незнакомый вампир хохотнул.

— Слова им больше не нужны, — задумчиво произнес он. — Ни для чтения, ни для обогрева, ни для еды. Вечно они что-то грызут, эти крысы. Пробираются в темные места, чтобы согреться, распространяют грязь. Хватит с них слов. Ничего они больше не получат. — Он снова хохотнул, от этого бездушного звука я покрылась гусиной кожей.

Я едва сдерживалась, чтобы не выхватить свое оружие. Вампир никак мне не угрожал, но меня не покидало ощущение, что передо мной свернувшаяся кольцами ядовитая змея.

— Кто вы такой? — спросила я, и пустой взгляд незнакомца обратился ко мне. — Что вам нужно в Нью-Ковингтоне?

— Просто ищу кое-что, пташечка моя. — Он снова зловеще улыбнулся и на этот раз показал самые кончики клыков. — А если ты желаешь знать мое имя, то придется сообщить мне свое. Это элементарная учтивость, а у нас все-таки учтивое общество.

Я медлила. Почему-то мне не хотелось, чтобы этот жуткий кровосос знал мое имя. Не то чтобы я боялась, что он доложит его Государю — если верить Кэнину, Государь не знал, как зовут всех вампиров в городе, особенно дрянь третьего типа. Его заботил лишь его ближний круг, обычных вампиров он не замечал.

Но я не хотела, чтобы мое имя знал этот вампир, — потому что отчего-то догадывалась: он его запомнит, и ни к чему хорошему это не приведет.

— Нет? — Вампир улыбнулся — мое молчание его не удивило. — Не скажешь? Я тебя не виню. Я ведь чужой и все такое. Но тогда, прости меня, и я тебе не стану представляться. В наши дни никакая осторожность не чрезмерна.

— Я хочу, чтобы вы ушли, — заявила я, изображая дерзость, которой в себе не ощущала. — Это мой сектор, моя охотничья территория. Я хочу, чтобы вы ушли. Сейчас же.

Вампир смерил меня долгим зловещим взглядом, словно оценивая. Он был совершенно неподвижен, однако я чувствовала, как под его бледной кожей напрягаются змеиные кольца, готовые распрямиться. Внезапно меня захлестнул ужас перед этим незнакомцем. Перед этим худым неподвижным вампиром с глазами такими же темными и бездушными, как у Кэнина. У меня затряслись руки, и я скрестила их на груди, чтобы спрятать дрожь, — я понимала, что незнакомец подмечает любые мелочи. Я понимала, что стою перед убийцей.

Наконец он улыбнулся.

— Конечно, — кивнув, он сделал шаг в сторону, и у меня едва не подогнулись колени от облегчения. — Тысяча извинений, милая. Не хотел беспокоить. Уже ухожу.

Он направился к двери, но вдруг остановился и задумчиво взглянул на меня.

— Пташечка моя, ты поешь совсем не так, как он, — к моему крайнему изумлению, промурлыкал вампир. — Не разочаровывай меня.

Я ничего не ответила. Лишь выдержала его взгляд, надеясь, что он уйдет. Напоследок одарив меня еще одной жуткой улыбкой, вампир повернулся и исчез за дверью. Я ожидала услышать его удаляющиеся шаги, но ничего не различила.

Мир снова задышал. Несколько минут я стояла не шевелясь, ожидая, когда кошмарный вампир уйдет подальше, потом наконец подошла к лежащему у стены открытому ящику и заглянула внутрь.

Две книги. Вот и все. Две книги остались от труда всей моей жизни, причем обе — неважные. Я опустилась на колени, чувствуя, как в горле растет ком, а желудок сводит. На мгновение мне захотелось, чтобы двое жадных падальщиков остались живы и я могла причинить им боль, заставить их почувствовать мои страдания. Теперь у меня не было ничего, что напоминало бы мне о прошлом. Мамина книга, единственное ее наследие, утрачена навеки.

Я не заплакала. Механическим движением я поднялась на ноги и отвернулась, подавляя гнев и отчаяние, впуская в душу холодное безразличие. Потери для меня не в новинку. Те двое чужаков сделали то, что сделал бы любой, чтобы выжить. Ничто не долговечно в этом мире, где каждый сам за себя. Периферийка Элли это знала, а вампирше Элли просто требовалось это напомнить.

Я ушла из школы, не оглядываясь. Здесь теперь не осталось ничего дорогого для меня, и я уже гнала мысли о школе прочь, в самые темные закоулки сознания, туда, где я хранила нежеланные вопоминания. Нельзя цепляться за то, что ты потерял, надо двигаться дальше. Ночь была на исходе, а мне надо было сделать еще кое-что, навестить еще один осколок моего прошлого, пока Кэнин не обнаружил мое отсутствие. ***

Чем ближе я подходила к старому ангару, тем тревожнее становилось на душе. Пробравшись внутрь, я окинула взглядом помещение и приютившиеся в окружении груд щебня коробки, выискивая знакомое лицо. Похоже, большая часть банды уже вернулась — вокруг костра, беседуя и смеясь, собрались человек пять. Я внимательно присмотрелась к Неотмеченным, но Шеста среди них не было.

И тут я увидела его — тощим клубочком Шест свернулся в стороне. Он скорчился, весь трясся и вид имел самый несчастный. Меня охватили гнев и отвращение. Гнев — на тех, кто отверг его, на тех, кто даже о себе не заботился, на тех, кто смотрел, как он медленно умирает от голода совсем рядом. Но кроме того, меня внезапно захлестнуло презрение к Шесту, который так и не научился жить самостоятельно, который до сих пор рассчитывал, что его спасут другие, хотя было очевидно, что другим плевать.

Осторожно, не выходя из тени, я стала пробираться между грудами щебня, пока не остановилась в нескольких ярдах от Шеста. Он выглядел еще тощей обычного, не парень, а почти что скелет c обвисшей кожей, грязными волосами и тусклыми мертвыми глазами.

— Шест, — шепнула я, бросив быстрый взгляд на собравшихся у огня. Все они сидели ко мне, точнее, к Шесту спиной и не замечали нас. — Шест! Сюда! Сюда посмотри!

Шест вздрогнул и поднял голову. Несколько секунд он растерянно, подслеповато озирался, смотря прямо на меня и не видя. Но тут я ему помахала, и глаза у Шеста едва не вылезли из орбит.

— Элли?

— Тшшш! — зашипела я, прячась обратно в тень, потому что некоторые из сидящих у костра чуть повернули головы, показав хмурые лица. Я сделала Шесту знак следовать за мной, но он так и сидел, пялясь на меня, точно на привидение.

В каком-то смысле, наверное, я и была привидением.

— Ты живая, — прошептал он, но в голосе его не было волнения и облегчения, которых я ожидала. Он звучал тускло, почти обвинительно, хоть на лице у Шеста и застыло растерянное выражение. — Ты не должна быть живая. Бешеные… я слышал… — Он судорожно вздрогнул и сжался. — Ты не вернулась, — сказал он, и теперь обвинительные нотки в его голосе звучали отчетливо. — Ты за мной не вернулась. Я думал, ты умерла, а ты меня бросила.

— У меня не было выбора, — процедила я сквозь сжатые зубы. — Поверь мне, я пришла бы скорее, если бы только могла, но я тоже не знала, что ты жив. Я думала, бешеные добрались до тебя, как до Крыса и Лукаса.

Шест покачал головой:

— Я вернулся домой и ждал тебя, но ты не пришла. Я сидел там, один, много дней. Где ты была? Где ты была все это время?

Он говорил как раздосадованный ребенок, и мое раздражение усилилось.

— Рядом со старой больницей во втором секторе, — огрызнулась я, — но это уже не важно. Я пришла сюда посмотреть, все ли у тебя в порядке, справляешься ли ты сам.

— Что тебе за дело до меня? — пробормотал Шест, мусоля свой драный рукав. Его слезный взгляд упал на мой плащ — и помрачнел. — Тебе всегда было плевать, что со мной будет. Ты всегда хотела, чтобы я ушел. Ты и все остальные. Вот почему ты не вернулась.

Я с огромным трудом подавила желание зарычать.

— Но ведь сейчас я тут, разве нет?

— Но ты ведь не останешься? — Шест поднял на меня затуманенные глаза. — Ты опять уйдешь, оставишь меня с этими. Они меня ненавидят. Совсем как Крыс с Лукасом ненавидели. И ты тоже всегда меня ненавидела.

— Я никогда тебя не ненавидела, но сейчас ты меня, ей-богу, к этому подталкиваешь, — проворчала я. Это было какое-то безумие. Я никогда не видела Шеста таким и понятия не имела, откуда взялась эта мрачная ярость. — Господи, Шест, не будь таким ребенком. Ты в состоянии сам о себе позаботиться. Мне не обязательно присматривать за тобой постоянно, я всегда тебе это говорила.

— Значит… ты не останешься, — голос Шеста дрогнул, и его гнев исчез и сменился настоящей паникой. — Элли, пожалуйста. Прости меня! Я просто испугался, когда ты не вернулась. — Он пополз ко мне, и я бросила встревоженный взгляд на сидящих у костра. — Пожалуйста, не уходи, — умолял Шест. — Останься с нами. Тут не так уж плохо, правда. Кайл не будет против новенького, особенно такого как ты.

— Шест, — резким жестом я велела ему замолчать, и он послушался, но глаза все равно умоляли меня остаться. — Я не могу, — сказала я, и лицо его сморщилось. — Я бы хотела, но я не могу. Я… теперь другая. Нельзя, чтобы меня видели на поверхности. Так что тебе придется выживать без меня.

— Почему? — Шест снова пополз ко мне. Подбородок у него дрожал, он был готов вот-вот расплакаться. — Почему ты не можешь просто остаться? Ты настолько меня ненавидишь? Я такой жалкий, что ты готова бросить меня умирать?

— Прекрати ломать комедию. — Я полуотвернулась, смущенная и злая — на себя и на него. Кэнин был прав, не надо было сюда приходить. — Ты не безнадежен, — сказала я, — ты живешь Неотмеченным столько же, сколько и я. Пора научиться самому себя обеспечивать. Я больше не могу тебе помогать.

— Нет, это не причина, — возразил Шест. — Ты чего-то недоговариваешь.

— Тебе не надо это знать.

— Почему у тебя от меня секреты? Ты мне не доверяешь? Мы раньше ничего не скрывали друг от друга.

— Шест, не будем об этом.

— Я думал, мы друзья, — настаивал он, подавшись вперед. — Никто меня не любит, никто меня не понимает, как ты. Я думал, ты умерла! Но теперь ты вернулась и не хочешь рассказать мне, что с тобой случилось.

— Хорошо! — прищурившись, я повернулась к нему. — Хорошо, ты правда хочешь знать? — И прежде чем он успел ответить, прежде чем я успела подумать, какую жуткую глупость делаю, я открыла рот и обнажила клыки.

Шест сделался таким бледным, что я думала, он потеряет сознание.

— Не кричи, — поспешно сказала я, убирая клыки, догадавшись, что совершила ошибку, показав их. — Я ничего тебе не сделаю. Это все еще я, просто… теперь я другая.

— Ты вампир, — прошептал Шест, как будто только что это понял. — Вампир.

— Ну да, — я пожала плечами. — На меня набросились бешеные, и я бы умерла, не окажись поблизости вампир, который меня обратил. Но теперь нас ищут другие вампы, поэтому остаться здесь я не могу. Я не хочу, чтобы они пришли и за тобой тоже.

Но Шест пятился от меня, все его тело свело от страха.

— Шест, — попробовала я снова, протягивая руку, — это все еще я. Брось, я не буду тебя кусать, ничего такого.

— Не тронь меня! — дикий крик Шеста наконец привлек внимание людей у костра, они повернулись к нам и, что-то бормоча, стали подниматься на ноги. Я почувствовала, как раздвигаются в оскале мои губы, как удлиняются клыки, — с таким лицом я бросила последний отчаянный взгляд на старого друга.

— Шест, не надо.

— Вампир! — заверещал он, отшатнулся и распластался на полу. — Здесь вампир! Не тронь меня! Помогите! Кто-нибудь, помогите!

Зарычав, я отпрянула, а люди у костра меж тем уже вскочили, крича и ругаясь. Шест полубегом-полуползком кинулся к костру, вопя и показывая пальцем туда, где стояла я, и лагерь охватили ужас и хаос. Крики «Вампир!» эхом отдавались от стен ангара, а Неотмеченные разбежались по всему помещению — они выпрыгивали в окна, толкали друг друга, стремясь спастись первыми. Издав последний вопль, Шест нырнул в темноту и пропал.

Поднятый перепуганными Неотмеченными шум едва не оглушил меня, пробудил внутри что-то первобытное, что-то, побуждающее кинуться в погоню за людьми, настичь их и повырывать им глотки. Несколько секунд я смотрела на людей, спешно спасающихся от хищника, которого они даже не видели, который мог убить их в мгновение ока. Я ощущала их ужас, чувствовала запах горячей крови, пота и страха, мне пришлось задействовать всю свою силу воли, чтобы развернуться и исчезнуть во мраке, оставить их в покое. Люди носились туда-сюда, но в общей суматохе я выскользнула в окно и не оборачивалась, пока испуганные крики и вой не растаяли в ночи. ***

Когда я спустилась по лифтовой шахте на подземный уровень больницы, он сидел за столом в офисе. Я не увидела его в приемной и в коридорах, подумала, что все обошлось, и на цыпочках двинулась к себе в комнату. Но тут я прошла мимо двери в офис.

— Хорошо провела время с другом?

Мучительно поморщившись, я застыла с одной ногой в воздухе. Кэнин сидел за столом со стопкой папок, изучая очередной документ. Он не поднял глаз, когда я осторожно скользнула в комнату.

— Я должна была это сделать, — тихо сказала я. — Я должна была убедиться, что с ним все хорошо.

— И чем все обернулось для тебя?

Я с усилием сглотнула, и Кэнин наконец отложил документ и устремил на меня непроницаемые черные глаза.

— Он закричал? — спокойно спросил он. — Он тебя проклял и в ужасе убежал? Или «проявил понимание» и стал обещать, что все будет как раньше, но только ты видела, как ему страшно?

Я не ответила, и губы Кэнина изогнулись в невеселой усмешке.

— Полагаю, закричал и убежал.

— Ты знал, — обвинительным тоном заявила я. — Ты знал, что я к нему пойду.

— Ты не самая послушная ученица, — Кэнин сказал это без юмора, без гнева и без обреченности. Просто констатировал факт. — Да, я знал, что в конце концов ты отправишься на поиски последних остатков своей старой жизни. Все так делают. Ты не из тех, кто принимает на веру неприятный совет, ты должна во всем убедиться сама. Это означает, — в голосе его появился холод, а взгляд сделался устрашающе пустым, — что нам недолго осталось быть вместе. Если ты ослушаешься меня снова, для меня это будет знаком, что учитель тебе больше не нужен. Это понятно?

Я кивнула, и лицо Кэнина подобрело, хоть голос и остался прежним.

— Что сказал мальчик, — спросил он, — после того как ты ему показалась?

— Ничего, — жалким голосом ответила я. — Он просто завопил «Вампир!» и убежал. После всего, что я сделала для этого неблагодарного… — я запнулась, не желая думать об этом, но Кэнин поднял бровь, молча веля мне продолжать. — Мы знали друг друга много лет, — процедила я сквозь зубы. — Я делилась с ним едой, присматривала за ним, защищала его, когда ему хотели надрать задницу. — В груди защемило, и я спрятала ее под скрещенными руками. — И после этого всего… — я замолчала, не зная, чего мне хочется — заплакать или сорвать дверь с петель и пробить ей стену. — И после всего этого… — попыталась я снова.

— …он видит в тебе лишь чудовище, — закончил Кэнин.

Взвыв, я развернулась и залепила кулаком в стену. В штукатурке осталась шестидюймовая вмятина.

— Черт! — Я снова врезала по стене, с удовлетворением почувствовав, как та хрустнула под кулаком. — Я была ему другом. Только благодаря мне он оставался в живых все эти годы, только потому что все эти годы я не давала ему расклеиться, только потому что все эти годы я отрывала от себя кусок, чтобы он не голодал! — Я еще раз ударила в стену, потом прислонилась к ней, ощущая лбом сырую штукатурку. В глазах щипало, и я крепко зажмурилась, ожидая, что боль уйдет. — Он должен был понять, — прошептала я сквозь стиснутые зубы. — Он должен был понять меня.

Кэнин сидел молча и неподвижно, не мешая мне крушить стену. Наконец он встал и подошел ко мне.

— Ты сказала ему, где мы живем? — тихо спросил он.

— Нет, — я помотала головой, не отрывая лба от штукатурки, а потом все же отошла от стены. — Я не сказала… погоди-ка. Да, я, похоже… упомянула про больницу. Но он не знает, где это, — я обернулась к Кэнину — тот мрачно смотрел на меня. — В любом случае, он не пойдет нас искать, — сказала я, чувствуя, как горько звучит мой голос. — Он из убежища-то лишний раз выйти боится, что уж говорить о секторе.

— Ты все еще наивна, — Кэнин отступил назад, потирая рукой глаза. — Оставайся здесь. Не покидай больницу. Я скоро вернусь.

— Куда ты собрался? — Меня внезапно охватила тревога. В голову пришла мысль, от которой все внутри похолодело. — Ты же не… не пойдешь за ним, верно?

— Нет — ответил из дверей Кэнин, и я облегченно вздохнула. — Но мне нужно установить вокруг больницы сигнализацию. Той, что уже есть, боюсь, будет недостаточно.

— Зачем? — нахмурившись, я пошла за Кэнином по коридору. Он не отвечал, но тут я догадалась сама — и ахнула. — Ты думаешь, Шест кому-то расскажет. — Я старалась не отставать от быстрого шага Кэнина. — Этого не будет. Кэнин, об этом не надо волноваться. Шест слишком трусливый, чтобы кому-то рассказать.

— Возможно, — Кэнин остановил меня у стола в приемной. — А возможно, он тебя удивит. Жди здесь. Упражняйся с мечом. Не покидай больницу, поняла? Начиная с этой ночи ты не сможешь ходить без меня куда вздумается — сработает сигнализация.

— Кэнин, мне все равно кажется, что это бессмысленно.

В его устремленном на меня взгляде мелькнула жалость.

— Может быть, все окажется по-твоему. Может быть, этот мальчик удивит меня. Но я слишком давно живу на этом свете, чтобы оставлять хоть что-то на волю случая, особенно когда речь идет о человеческой подлости. Если терять нечего и даже если выигрыш мал, она обязательно себя покажет. А теперь дай слово, что не будешь пытаться выйти наружу.

— А если мне нужно будет наружу?

— Либо жди тут, либо уходи сейчас и не возвращайся. Выбор за тобой.

— Хорошо, — я сердито зыркнула на него. — Я не буду пытаться выйти наружу.

— Прости, что я не верю тебе сразу, — холодно сказал Кэнин. — Мне нужно, чтобы ты пообещала. Клянешься?

— Да! — оскалила я клыки. — Клянусь.

Он коротко кивнул и отвернулся. Я смотрела, как он поднимается по тросам лифтовой шахты, пытаясь разобраться в мешанине обуревавших меня чувств — гнева, отчаяния, разочарования, обиды. Я то ненавидела Шеста, то почти понимала мгновенно охвативший его ужас. Я презирала его, считала его поступок отвратительным — особенно после всего, что я для него сделала, но я могла понять. В конце концов, он внезапно увидел вампира у себя дома — и отреагировал соответственно. Если бы Шест исчез, а потом явился кровососом, я бы, возможно, отреагировала так же. Или попыталась бы преодолеть инстинктивный позыв и, памятуя о нашей дружбе, постаралась поговорить с ним. Я и сама не знала. Но я точно знала, что Кэнин перебарщивает с сигнализацией и бессмысленным запретом покидать больницу.

Лишь когда он ушел, я вспомнила про странного вампира, которого встретила в своей старой комнате, — вампира с мертвыми глазами и жуткой улыбкой. Я хотела было подняться наверх, догнать Кэнина и предупредить его, но я только что пообещала не выходить из больницы. К тому же Кэнин — взрослый самостоятельный вампир. Он может сам о себе позаботиться.

Я упражнялась с мечом, думала о Шесте и о том, что я могла бы сделать по-другому, бродила по коридорам, ожидая, когда вернется мой наставник.

Но Кэнин той ночью не вернулся.

Глава 9

Я вырвалась из сна, шипя и скаля клыки, кошмар уступил место реальности. Впервые с тех пор, как я превратилась в вампира, мне что-то приснилось — темные туннели, извилистые коридоры и что-то жуткое, таящееся в них, преследующее меня. Я помнила холодный ужас, ощущение приближающегося неизвестного зла, а потом — ослепляющую вспышку боли, когда тварь наконец набросилась на меня, хотя лица ее я так и не разглядела. Этого хватило, чтобы меня разбудить, и, поразмыслив, я решила, что это очень странно. Как, собственно, мертвые могут видеть сны? Надо спросить об этом Кэнина.

Кэнин. Поднявшись с постели, я схватила меч и поспешила в его офис в надежде, как обычно, увидеть за столом, рядом со стопкой бумаг его спокойную уверенную фигуру.

Офис был пуст. И на столе не было записки с перечислением моих заданий на эту ночь. Я обошла все коридоры, обыскала все комнаты, на всякий случай заглянула в каждый угол. Безрезультатно. Его не было нигде. Кэнин и впрямь пропал.

На мгновение я задумалась, не ушел ли он специально, не могло ли быть так, что прошлой ночью он и не собирался возвращаться. Может, он устал от своей упрямой, капризной, несносной ученицы и решил, что самое время от нее избавиться? Я встряхнула головой. Нет, Кэнин не такой. Он холодный, бесчувственный, неприветливый и иногда дико страшный, но он не лжец. Если его нет здесь, значит, он где-то еще. Его ранили? Захватили в плен?

Убили?

Прекращай это, велела я себе. То, что Кэнина нет в больнице, не повод паниковать. Возможно, он в туннелях, расставляет ловушки и сигнализацию. А может быть, он до сих пор в больнице, в комнате, которую я не проверила…

Секунду. Кое-где я так и не поглядела.

От моего толчка красная металлическая дверь внизу лестницы застонала и неохотно открылась, явив взгляду длинный коридор. Над дверью я заметила сломанную камеру видеонаблюдения — и еще одну на другом конце коридора. Едва я нырнула внутрь, как дверь заскрипела и с громким стуком захлопнулась за мной, и в узком проходе воцарилась темнота.

Впрочем, мое новое вампирское зрение позволяло мне видеть даже в кромешной тьме, и я добралась до конца коридора, где меня ждала еще одна металлическая дверь. Она была из нержавеющей стали, запертая на засов снаружи, такая тяжелая, что могла бы остановить поезд. Нормальной ручки на ней не оказалось, но в самом центре было заржавевшее от времени колесо.

«Что же там прятали?» — задумалась я и крутанула колесо вправо. Оно неохотно повернулось, а затем дверь, издав тихое шипение, открылась.

Я перешагнула порог и попала в очередной темный, удушливо узкий коридор. Только теперь вдоль стены шли большие окна, открывавшиеся в закрытые комнаты. Многие окна были разбиты, но большинство остались целы — стекло было невероятно толстым. Я пригляделась, и по спине у меня пробежал холодок.

Окна были забраны толстыми вертикальными решетками, точно клетки. Двери в комнаты были из того же прочного металла и все закрывались снаружи. Стены в комнатах были белые и облупленные, но на плиточном полу я заметила борозды, словно кто-то рвал кафель когтями — и добрался до металла под ним.

— Что, черт возьми, это за место? — прошептала я.

Мой голос прозвучал в тишине коридора неестественно громко. Темнота словно потянулась ко мне, пытаясь поглотить. Я чувствовала запах крови, боли и смерти, въевшийся в стены, сочащийся из трещин в полу. Краем глаза я заметила движение, лица, прильнувшие к стеклам, призрачные видения.

По коже побежали мурашки. Что бы здесь ни происходило, какие бы тайны ни скрывались за этими дверьми, я не хотела этого знать.

Со стороны лестницы донесся стук, а затем — звуки тихих шагов.

Я вздрогнула от облегчения.

— Кэнин, — позвала я, спеша к толстой металлической двери. Она была полузакрыта, и я распахнула ее. — Где тебя носило?

И вампир со страшной улыбкой ухмыльнулся мне. ***

— Здравствуй, милая, — промурлыкал он и шагнул в коридор — я попятилась, вытащив меч. — Какая неожиданность снова тебя встретить. А пташечка-то мне наврала.

Вампир надвигался, я отступала, держа его на расстоянии клинка. Впрочем, на меня он не смотрел, его взгляд был прикован к стенам и окнам.

— Что вы здесь делаете? — прорычала я, стараясь не давать волю страху. — Как вы нашли это место?

— Аххх, — вампир вдохнул, втягивая воздух в давно бесполезную трахею. — Это очень хороший вопрос, пташечка. — Он потрогал стекло бледной когтистой рукой, прислонился к нему щекой. На его шее я заметила следы засохшей крови, как будто кто-то недавно ранил его. — Известно ли тебе, что эти стены могут с тобой поговорить, если попросишь? Они поведают тебе свои секреты, хотя иногда приходится выбивать из них сведения, да. Порой это необходимо. — Он выпрямился и обернулся ко мне, глаза — две черные дыры на улыбающемся лице. — Где Кэнин? — спросил он терпеливым, сочувствующим тоном. — Скажи сейчас и избавь меня от труда отрывать тебе пальцы.

— Его здесь нет, — ответила я.

Вампира это, похоже, не удивило.

— Еще не вернулся? Видимо, я врезал ему сильнее, чем думал. Очень хорошо, подождем его. Спешить мне некуда.

— Что вы ему сделали? — оскалилась я.

Вампир пожевал ноготь, облизнул тонкие губы и улыбнулся мне.

— Ты когда-нибудь разделывала рыбу?

— Что? — Господи, этот псих реально меня бесил. — О чем вы вообще?

— Нет? Это довольно легко. — Блеснул металл, и в руках у вампира внезапно появился тонкий сверкающий клинок. Я подпрыгнула — он двигался так быстро, что я этого даже не заметила. — Фокус в том, чтобы начать свежевать рыбу, едва вытащишь ее из воды, до того как она успеет умереть. Просто поддеваешь мясо ножом и тянешь… — он продемонстрировал клинком в воздухе длинный медленный разрез, — …и кожа слезает. — Он взглянул мне в глаза, и улыбка его стала еще шире, показались клыки. — Вот что я сделал с последней Кэниновой рыбкой. Как это паренек кричал, ох как он кричал. Это было великолепно, — он помахал ножом передо мной. — Интересно, ты меня так же порадуешь?

Руки у меня тряслись, заставляя дрожать меч, и я стиснула рукоятку, чтобы это прекратилось. Я едва могла пошевелиться — застыла на месте, скованная ужасом, какого никогда раньше не знала. Не успев себя остановить, я представила жуткую картину — свисающее с потолка тело с обнаженными мышцами, бьющееся и вопящее в агонии.

Я прогнала эту мысль, не дожидаясь, когда мне станет плохо.

— Почему… почему вы его так ненавидите? — спросила я главным образом для того, чтобы разговорить его, купить себе немного времени. Мой голос дрожал, и я страшно на себя разозлилась. Черт возьми, нельзя выказывать страх перед этим психопатом. Я прикусила щеку, ощутила вкус крови, и этого было достаточно, чтобы мой внутренний демон пробудился. Я заговорила более уверенно: — Почему вы хотите убить его?

— Я не хочу убить его. — Похоже, вампир был удивлен. — Это слишком большая честь для Кэнина. Он ведь наверняка рассказал тебе, кто он и что он натворил? Нет? — Хохотнув, он покачал лысой головой. — Вечно держишь свои отродья в неведении, да, старый друг? Они даже не знают, почему им придется страдать за тебя.

Он двинулся ко мне, и я отпрянула, но вампир лишь пересек коридор, коснулся пальцами ручки одной из металлических дверей. Он больше не улыбался, лицо его стало пустым как бумажный лист и от этого еще более жутким.

— Я помню, — прозвучал в темноте его холодный задумчивый шепот. — Я никогда не смогу выбросить это из головы. Крики. Кровь на стенах. Как все вокруг превращались в этих тварей. — Он поежился, оскалил зубы, и внезапно его сходство с существами на развалинах стало очевидным. — Меня кололи теми же иглами, вкачивали мне ту же заразу. Но я не обратился. Меня долго мучал этот вопрос — почему я не обратился?

Я бросила взгляд в сторону выхода, оценивая расстояние до тяжелой металлической двери. Времени не хватит. Вампир-психопат, скорее всего, так же быстр, как Кэнин, а это значит, что он гораздо быстрее меня. Мне нужно выгадать еще хотя бы несколько секунд.

Одной рукой держа меч, другую я медленно засунула в карман джинсов, и пальцы сомкнулись на знакомой рукоятке ножа. Я осторожно вытащила его, раскрыла и спрятала крохотное лезвие в ладони.

— Но теперь я знаю. — Вампир-психопат повернулся ко мне, и на лице его снова была мерзкая ухмылка. — Я знаю, почему уцелел. Для того чтобы наказать тех, кто виновен в наших страданиях. За каждый крик, за каждую каплю крови, за каждый лоскут плоти, за каждую сломанную кость он заплатит мне десятикратную цену. Он познает боль, страх и отчаяние всех, кого держали в этих стенах. Я очищу землю от его крови, я сотру с ее лица его потомков. И лишь когда его крики и крики его отродий заглушат те, что звучат в моей голове, когда я больше не буду видеть их лиц и слышать их воплей боли — лишь тогда я позволю ему покинуть этот мир.

— Ты долбаный психопат, — сказала я, но он только рассмеялся.

— Я не жду, что ты поймешь, пташечка моя. — Теперь он стоял напротив меня, вертя в руках клинок и улыбаясь. — Я жду от тебя лишь песни. Спой для меня, спой для Кэнина, и пусть это будет чудесная песня.

Он стремительно бросился на меня, застав врасплох, хоть я и ожидала этого. Я взмахнула катаной, метя в шею, но он уклонился, двинулся на меня и прижал к стене. Моя голова стукнулась о стекло, и я почувствовала, как что-то хрустнуло — не то стекло, не то голова. Я не успела ничего предпринять — холодные мертвые пальцы сомкнулись на той руке, что держала меч, угрожая сломать ее, а кончик клинка уперся мне в подбородок.

— А теперь, пташечка моя… — прошептал вампир-психопат, прижимаясь ко мне всем своим тощим телом. Я попыталась отбросить его, но мускулы у вампира были словно стальные кабели. — …спой для меня.

Я оскалилась ему в лицо.

— Сам спой, — прошипела я, вскинула свободную руку и вонзила карманный нож в безумный черный глаз.

Вампир-психопат взвыл и, схватившись руками за лицо, отпрянул. Я бросилась к двери, но не успела сделать и трех шагов, как крик боли превратился в рев ярости, от которого у меня волосы встали дыбом. Страх придал мне проворства. Я добралась до выхода и скользнула в полуоткрытую дверь, бросила меч, развернулась, чтобы закрыть засов. Я увидела, как вампир-психопат бежит ко мне — лицо превратилось в маску бешенства, клыки обнажены, глаза налиты кровью и пылают жаждой убийства, — и толкнула дверь изо всех сил. Со скрипом она закрылась, и я крутанула колесо влево — в этот момент с другой стороны раздался оглушительный стук.

Я дрожащими руками подобрала катану и отошла от двери. Ощущения были странные — казалось бы, мое сердце должно сейчас колотиться с бешеной скоростью, а воздух — вырываться из груди частыми испуганными толчками. Но, разумеется, ничего подобного не происходило. Лишь легкая дрожь в руках и ногах свидетельствовала, как близко я опять была к смерти. С той стороны двери вновь донесся гулкий грохот — я поморщилась. Сколько времени понадобится вампиру-психопату, чтобы выбраться? И сможет ли он выбраться? Если сможет, то, без сомнения, бросится за мной. Надо убраться от этого кровожадного безумца как можно дальше.

Я сделала еще шаг назад, развернулась, чтобы бежать, и врезалась в кого-то.

— Кэнин! — едва не лишившись чувств от облегчения, я протянула к нему руки, чтобы поддержать. Кэнин чуть пошатнулся и тяжело оперся о стену. Выглядел он еще бледнее обычного, а рубашка была перепачкана засохшей кровью. Его собственной.

— Тебя ранили!

— Со мной все хорошо, — отмахнулся Кэнин. — Это старая кровь. Я уже покормился, так что не переживай за меня. — Прищурившись, он пристально осмотрел коридор. — Саррен сюда спустился?

— Саррен? Ты про психованного вампа с изрезанным лицом? Ага. Ага, спустился. — Я ткнула большим пальцем в сторону стальной двери — из-за нее как раз снова донесся грохот, а затем — отчаянный скрежет. — Это твой дружок, Кэнин? Ему очень хотелось снять с меня кожу.

— Тебе повезло, что ты осталась жива, — пробормотал Кэнин, и мне показалось, что в его голосе я различила едва заметную нотку восхищения. — Он удивил меня прошлой ночью. Я не думал, что он найдет меня так скоро.

— С тобой точно все хорошо?

Кэнин встряхнулся и отступил от стены.

— Нам надо уходить отсюда, — продолжил он, разворачиваясь. — Поторопись. Времени мало.

— Думаешь, мистер Улыбка сможет отсюда выбраться? — я покосилась на дверь. — Серьезно? Тут фута два крепкой стали.

— Нет, Эллисон, — Кэнин обернулся ко мне, и лицо его было мрачным. — Твой друг пошел этим вечером к властям. Сообщил им, что двое вампиров-нелегалов находятся в районе старой больницы. Люди Государя уже направляются сюда. Нам надо спешить.

Я в ужасе смотрела на него, не веря собственным ушам.

— Нет, — сказала я ему в спину, когда он снова повернулся. — Ты ошибся. Шест не мог так поступить со мной. Это всем известный закон — мы не сдаем друг друга кровососам.

— Ты сама теперь кровосос, — глухой, утомленный голос Кэнина эхом отдавался в коридоре. — И это неважно. Кто-то донес властям, и они уже на подходе. Если нас здесь поймают, то убьют. Нужно выбраться из города.

— Мы уходим? — Я спешила за ним, чувствуя, как сводит живот. — Куда мы пойдем?

— Не знаю. — Кэнин внезапно впечатал кулак в стену, заставив меня подпрыгнуть. — Проклятье, — прорычал он, склонив голову. — Проклятье, я был так близок к цели. Еще бы только немного времени… — Он снова врезал по стене, пробив в ней дыру, и я зябко поежилась. До меня дошло, что поиски и исследования Кэнина окончились неудачей. То ли он не нашел того, что искал, то ли этого здесь и не было. Несколько недель работы, чтения бесконечных папок и документов — и в итоге все зря.

И тут все — исследования, больничные комнаты, сумасшедший вампир и его вендетта — встало на свои места. И я поняла, какой дурой была, что не догадалась раньше.

— Это был ты. — Я во все глаза глядела на сгорбленную фигуру у стены. Трудно было сказать наверняка, но мне показалось, что от моих слов плечи Кэнина чуть дрогнули. — Ты был тем вампиром, тем Мастером, который сдал своих, чтобы найти лекарство от Красного вируса. Это ты работал с учеными. И именно тут, — я бросила взгляд на стальную дверь, — все и случилось. Об этом говорил мистер Улыбка. Эксперименты, крики. Это ты в ответе за бешеных!

Кэнин выпрямился, но на меня не глядел.

— Того вампира больше нет, — произнес он таким холодным голосом, какого я от него еще не слышала. — Он был глупцом и идеалистом, и его вера в человечество была абсолютно неоправданна. Было бы лучше позволить эпидемии развиваться — сколько-то людей выжили бы, они всегда выживают. И если бы наш род охватил голод, если бы вампиры вымерли, это, возможно, было бы предпочтительнее того, что происходит сейчас.

Я молчала, не зная, что сказать. Я думала, что возненавижу его — ведь его поступки привели к чудовищным последствиям, он был в ответе за появление бешеных, он невольно обратил весь людской род в рабство. Но даже самые сильные, самые страшные мои приступы ярости не шли ни в какое сравнение с той злобой, что слышалась в голосе Кэнина, с его беспредельной ненавистью к вампиру, обрекшему на страдания обе расы, и отчаянным желанием все исправить.

— Пойдем, — наконец сказал он, направляясь к выходу. — Надо торопиться. Возьми с собой только самое нужное, путешествовать придется налегке, и у нас будет лишь несколько часов, чтобы пройти под стеной и выбраться из развалин.

— Я готова, — сказала я, поднимая меч. — Кроме этого, у меня ничего нет.

Это вообще-то было печально. Я прожила на свете семнадцать лет и ничего не имела за душой, кроме меча и той одежды, что была на мне. Да и одежда была не моя. На мгновение я подумала: вот бы у меня что-то осталось от мамы, что-то, что напоминало бы о ней, — но вампиры забрали и это.

И тут до меня по-настоящему дошло. Мне предстояло уйти. Покинуть единственное знакомое место, бывшее мне домом всю мою жизнь. Что находится за Стеной, за развалинами — я понятия не имела. Из рассказов Кэнина я знала, что среди пустошей существуют другие вампирские города, но я не представляла, где они расположены. Кэнин всегда неохотно говорил о своих странствиях, о мире снаружи, так что эти темы мы почти не обсуждали. Есть ли где-то люди, отвергающие защиту вампиров, живущие свободно? Или мир снаружи — пустошь, усеянная руинами и заросшая лесами, где кишат бешеные и прочие ужасы?

Похоже, это мне предстояло выяснить, потому что времени на размышления Кэнин не оставил.

— Быстрее, — бросил он, когда мы бежали к лифтовой шахте. Нам надо было подняться по ней в последний раз. — Забирайся. Они, скорее всего, уже почти добрались сюда.

Я вскарабкалась вверх и оказалась на развалинах больницы, отошла, пропуская Кэнина. Темные развалины вокруг стояли тихо, но с пустоши доносились шелестящие, точно ветер в траве, звуки шагов. Множества шагов. Они двигались к нам.

И тут поверх травы и сорняков я увидела их. Вампиров. Множество вампиров, парами идущих по пустоши. Их бледная кожа сияла в свете луны. Их сопровождали люди-охранники с огромными штурмовыми винтовками. Вампиры, казалось, были без оружия, но, лишь поглядев, как они бесшумной толпой скользят через сорняки, точно армия мертвецов, я до крови прикусила губу.

Кэнин стиснул мое плечо, и я подняла на него глаза, стараясь спрятать свой страх. Прижав палец к губам, он показал на город. Мы нырнули в темноту — а голоса и звуки шагов меж тем звучали все ближе. ***

Никогда в своей жизни — ну, или в своей смерти — я так быстро не бегала.

Ни на миг не останавливаясь, Кэнин вел меня сквозь город, по переулкам, подворотням, через ветхие здания, вот-вот готовые обрушиться. Хорошо было то, что я больше не чувствовала ни одышки, ни усталости и могла поспевать за ним. Но наши преследователи тоже не уставали, а обнаружив, что мы пустились в бега, вызвали подкрепление. Машины и бронированные грузовики наводнили некогда пустые улицы, ярки лучи прожекторов прорезáли тьму, вооруженные охранники готовы были открыть огонь по любой движущейся мишени. Все люди разумно попрятались по домам, даже бандиты в эту ночь исчезли из подворотен. Зачистка по всему городу и открыто разгуливающие толпы вампиров — такое даже самого отважного головореза заставит убраться с улицы.

Совсем скоро находиться здесь стало для нас опасно, но Кэнин не планировал долго оставаться на поверхности, и при первой же возможности мы ушли в подземелье. Отвалив крышку люка, он велел мне спускаться вниз, и я без промедления нырнула в чрево города.

— Терять скорость нельзя, — предупредил Кэнин, бесшумно приземлившись рядом со мной. — Туннели они тоже будут обыскивать. Возможно, даже усерднее, чем улицы. Но здесь мы по крайней мере не на виду, и грузовиков тут нет.

Я кивнула:

— Куда мы теперь?

— Идем к развалинам. За пределами города они, возможно, не будут нас преследовать.

Желудок у меня скрутило от мысли о развалинах и о бешеных, что ждали там, в том самом месте, где я умерла. Но я подавила страх. Выбор был — либо встретиться с бешеными, которые могут нас убить, либо остаться тут и дождаться слуг Государя, которые точно нас убьют. Я предпочитала вариант, когда есть шанс победить в бою.

— Кэнин, ночь на исходе, — сказала я, чувствуя, как убегает время.

Он коротко кивнул:

— Значит, надо прибавить шагу.

Мы прибавили — понеслись, как бешеные, сквозь туннели, а над нами и вокруг нас эхом отдавались голоса. ***

Они поджидали нас на границе старого города.

Развалины кишели солдатами и охранниками — я в жизни их столько не видела. То ли дурная слава Кэнина сослужила свою службу, то ли столь сильна была ненависть Государя Салазара, но едва мы вышли из туннеля, как в темноте раздался крик и вокруг нас запрыгали, отскакивая от пола и стен, пули. Пригнувшись, мы бросились прочь, по пустырям, между разрушенных строений, но завыла сигнализация, и все поняли, где мы. Стрельба и крики доносились отовсюду. С рычанием на нас бросились три собаки, и Кэнину пришлось заколоть их, чтобы мы могли двигаться дальше.

— Сюда, — прошипел он, огибая старый кирпичный дом, наполовину скрытый вьюнками. — Мы уже почти на границе города. Видишь те деревья? — Кэнин показал туда, где за крышами простиралась до горизонта листва. — Если доберемся до леса, то сможем там затеряться…

Из-за машин перед нами взревел пулемет, и из груди у Кэнина брызнули фонтанчики крови — зашипев от боли, он отпрянул. Я в ужасе закричала. Кэнин развернулся и, разбив стекло, нырнул в окно старого дома и исчез из виду. Пригибаясь под пулями, я прыгнула вслед за ним.

— Кэнин!

Внутри пахло маслом, грязью и ржавчиной, а встав на ноги и отчаянно заозиравшись, я увидела на цементном полу остовы машин. В нескольких футах от окна посреди осколков лежал Кэнин. Наконец он встал на колени, а я опустилась рядом с ним. Лицо вампира исказила гримаса, зубы были плотно стиснуты, на клыках виднелась кровь. Кровь запятнала и его одежду, свежие пятна перекрывали старые, кровь от выстрелов в упор текла из дырок в груди и животе. Испуганная и завороженная одновременно, я смотрела, как Кэнин запускает в отверстия пальцы, вытаскивает один за другим три свинцовых сгустка, отбрасывает, и они со звоном падают на пол. Отверстия закрылись, хотя кровь на рубашке, на груди и на руках не исчезла.

Подрагивая, Кэнин прислонился к стене. Вокруг звучали голоса, люди вопили, звали подкрепление. В окно я видела темно-синее небо над горизонтом — и светло-оранжевое свечение, знаменующее скорое появление солнца.

— Эллисон, — тихий голос Кэнина был едва слышен на фоне выстрелов и криков. — Мы больше не можем быть вместе. Сейчас мы должны расстаться.

— Что? Ты спятил? — Я уставилась на него. — К черту! Я тебя не брошу.

— Я был с тобой столько, сколько мог. — Глаза у Кэнина остекленели, я догадалась, что после ранения он испытывает сильный голод. Но он все равно старался говорить спокойно: — Ты знаешь почти все, что нужно для выживания. Мне осталось рассказать тебе лишь одно. — Пуля срикошетила от машины, сверкнув в сумраке, и я вздрогнула. Кэнин, кажется, даже ее не заметил. — Это умение, которым должен владеть каждый вампир, — он почти шептал, — если ты окажешься на открытом пространстве без укрытия, то можешь спастись от солнца, зарывшись глубоко в землю. Мы делаем это инстинктивно. Таким же образом спят днем бешеные, поэтому будь осторожна, потому что они могут выскочить прямо у тебя из-под ног. Нужно найти участок чистой земли, без камней и бетона, и укрыться целиком. Ты все поняла? Этот навык может понадобиться тебе очень, очень скоро.

Я мотала головой, едва его слушая, а крики и дикий лай меж тем приближались.

— Кэнин. — Я почувствовала, что в глазах начинает щипать. — Я не могу! Я не могу бросить тебя тут умирать.

— Не надо меня недооценивать, девочка, — ответил Кэнин, и губы его изогнулись в легчайшем намеке на улыбку. — Я живу на свете уже очень, очень долго. Ты думаешь, это худшее из того, что со мной случалось? — Его улыбка стала шире и злее, но затем Кэнин вновь посерьезнел: — Однако ты — ты этого не переживешь. В твоем нынешнем состоянии — нет. Поэтому уходи — и живи, становись сильнее. Однажды мы, возможно, встретимся вновь.

Снаружи раздался вой, свидетельствующий о том, что нас обнаружили, на стену обрушился град пуль, и мы нырнули вглубь помещения. Кэнин зарычал, выпустил клыки, глаза его остекленели еще сильнее. Оскалившись, он повернулся ко мне.

— Уходи! Двигайся к лесу. Я их пока задержу. — В стену, осыпав нас кирпичной крошкой, впечаталась пуля, и Кэнин рыкнул: — Уходи! Оставь меня.

— Кэнин…

Он взревел, на лице проступили демонические черты — я впервые увидела, каким он может стать, и в ужасе отпрянула.

— Уходи! Только попытайся мне помочь — я сам вырву тебе сердце!

Подавив всхлип, я развернулась, проползла по полу и, каждую секунду ожидая получить пулю в спину, выскользнула в разбитое окно на другом конце дома. Назад я не смотрела. В воздухе раздался рев Кэнина, леденящий душу яростный вызов, за ним последовали бешеные пулеметные очереди и отчаянные вопли.

Добравшись до границы пустыря, я нырнула в развалины; по лицу, ослепляя меня, струились горячие кровавые слезы. Я бежала, пока звуки битвы за моей спиной не утихли, пока руины не уступили место лесу, пока постепенно заливающий небо свет не отнял у меня силы, вынудив еле-еле ползти.

Наконец, рыча и плача, я рухнула у корней старых деревьев. Оставались считаные секунды до того, как рассвет опустится на землю и превратит меня в ходячий факел. Полуослепшая от кровавых слез, я зарылась пальцами в холодную сырую землю, принялась разгребать грязь и листья, гадая, сумею ли я закопаться достаточно быстро, чтобы спрятаться от солнца. Было жарко, ужасно жарко. Я стала копать быстрее, как сумасшедшая, думая — не дымится ли уже моя кожа?

Земля расходилась, словно таяла подо мной, поглощала меня. Я упала в черную дыру, холодная земля облепила меня, точно кокон, и жар мгновенно пропал. Прохладная, благословенная тьма окутала меня, а дальше не было ничего. ***

Когда я проснулась вновь, мир был тих и я была одна.

Отряхнув землю с волос и одежды, я огляделась и прислушалась, пытаясь различить выстрелы и хоть какие-то признаки жизни в темноте. Вокруг все было неподвижно, лишь листья шуршали у меня над головой. Свозь ветви виднелось сверкающее звездами небо.

Кэнина нигде не было. Скрепя сердце, я вернулась к развалинам и обыскала их, хотя понимала, что найти его не удастся. Если он мертв, от него не осталось ничего, кроме пепла. Правда, я наткнулась на пару мертвых людей, разорванных словно бы диким зверем. Один из них все еще сжимал в окровавленной руке винтовку. Я осмотрела ее, но винтовка оказалась пуста, все патроны расстреляны, и нести ее с собой было бессмысленно и неудобно.

Лишь осознав, что осталась совсем одна, я задумалась, что делать дальше.

«Черт бы тебя побрал, Кэнин, — думала я, пытаясь справиться с удушающим страхом и неуверенностью. — Куда мне теперь идти? Что делать?» Возвращаться в город я не смела — Государь точно прикажет меня убить за связь с особо опасным преступником вампирского мира. Но пространство за пределами развалин было для меня загадкой. Действительно, что там? Может быть, еще один вампирский город. А может быть, нет. Может, там только пустошь насколько хватает глаз. Может, там нет ничего, кроме рыскающих повсюду бешеных, готовых прикончить любого человека.

Но я уже не была человеком. И я уже не так боялась бешеных. Теперь я принадлежала к их миру, к миру тьмы.

Мне все еще было страшно. Мысль о том, чтобы покинуть дом и относительно безопасный город, внушала ужас. Но где-то в самой глубине души я ощущала радостное волнение. Возможно, вся моя короткая жалкая жизнь была прелюдией к этому. Я выбралась за Стену. Вампирская власть больше на меня не распространялась. Да, я была мертва, но это таило в себе странную свободу. Моя прежняя жизнь пошла прахом. Возвращаться было некуда.

Живи и становись сильнее.

— Ну ладно, Кэнин, — пробормотала я. — Пойду посмотрю, что там.

Я повернулась, бросила сквозь деревья прощальный взгляд на развалины и город, на огни моего старого дома. А потом, не имея за душой ничего, кроме меча и одежды, я покинула Нью-Ковингтон и отправилась вперед, в неизвестность. И я не останавливалась, пока деревья надежно не скрыли все, что было за моей спиной.