II. Глава 7

Директор «Кристалла» привык вставать с первыми лучами летнего солнца. То, что вчера пришлось поздно лечь, его не беспокоило, став пожилым он редко спал больше 5–6 часов в сутки. Выйдя на балкон и вдохнув полной грудью прохладный, почти ночной, воздух, Спартак Петрович нахмурился беспокойному остатку сна в голове. Под утро ему приснился лагерь, что само по себе часто случается, но в этот раз атмосфера сна была отравлена звуком сирены. Директор не мог сказать, что как-то особо не любил её, но включённый ревун всегда заставлял его нервничать, волноваться, будто проводимые раз в смену учения ГО были не простой формальностью и одним из запоминающихся детям событий, а настоящей тренировкой перед надвигающейся опасностью.

После балкона — душ, контрастный, как одно из средств от стариковской немощи и хороший способ прогнать остатки дурных снов.

В кабинет Спартак Петрович поднимался свежим и отдохнувшим. Секретарши, она же диспетчер лагеря — полезное совмещение обязанностей — еще не было на месте, а потому директор прошёл сразу к себе, чтобы самостоятельно принять поступившие за ночь сообщения.

На большом экране засветились сразу три новости, из которых по-настоящему новой была только последняя: найден труп неизвестного с разнесённой в клочья головой; неизвестный, сотворивший это, еще не обнаружен; полчаса назад пропал сигнал навигатора девочки Радость 144-99.

Директор быстрым шагом вышел из кабинета, спустился по лестнице и остановился у дверей гостевой комнаты. Постучал.

Тихо.

Дёрнул за ручку, дверь открылась — Радость отказалась её вчера запирать изнутри, сказав, что у них личные жилые помещения не блокируют — внутри пусто, кровать смята, а рядом стоят ботинки. Она не ушла бы без ботинок. Осмотреть шкаф, душ, проверить окно — поставлено на проветривание, снаружи так не сделаешь. Выход на улицу — тоже заперт. Всё. Девочка пропала непонятно как, оставив только ботинки. Навигатор просто растаял.

Спартак Петрович снова поднялся в кабинет, прогнал запись браслета гостьи. Вот они в кабинете, устройство только включилось, блуждания по двум этажам здания дирекции — девочка ужинает, потом они ходят по кабинетам, смотрят со всех окон и разговаривают. Вечер: Радость в своей комнате, сигнал совместился с кроватью и под утро просто исчез.

Директор наложил на карту сигналы датчиков магнитной активности, которые были настроены так, чтобы выделять только гармонические модуляции с фрактальными составляющими более чем третьего порядка. Система использовала три антенны сотовой связи, расставленные в разных концах лагеря, анализ слабых электромагнитных возмущений проводился мощным сервером, экранированным в подвале дирекции.

Математическую модель для анализа написал пятнадцать лет назад тогда еще молодой, подающий надежды кандидат наук Пётр Эльвиров, чья карьера шла на взлёт. Но профессором он так и не стал: в академическом сообществе прознали, что тот строит прибор для поиска «щелей между мирами» и быстро навесили на талантливого учёного ярлык «чудак».

Спартак Петрович наткнулся на статьи Эльвирова на каком-то захолустном сайте в сети, когда, читая дневники прежнего директора «Кристалла», стал всё больше думать о необъяснимых явлениях, происходивших время от времени в лагере. Тогда он ночами напролёт поглощал всякие «энциклопедии неведомого» пока не пришёл к выводу, что чтение это увлекательное, но ничего не несёт. Он стал отсеивать информацию, выбирая только ту «аномальщину», на которую обратили внимание учёные, и не какие-то там специалисты по «паранормальному» и «инопланетному», а вполне классические химики, физики, математики. Пресловутый Монтаук, казавшийся наглой мистификацией, комментировал в большой статье с формулами и графиками некто Пётр Эльвиров — учёный, чья кандидатская, при дальнейшем развитии, как он обещал, может привести к разработке аппаратов аналогичных описанным авторами «разоблачения» тайн базы Монтаук…

«База»! Всё у янки напыщенно и значительно звучит. Сержант с тремя рядовыми в двух палатках для них уже целая «база» да еще и с замысловатым названием. У нас всё просто — «военная часть номер такой-то»! — подумал тогда Спартак Петрович и тут же его осенило: а ведь военная часть была рядом с лагерем! Пусть сейчас она расформирована, но тридцать лет часть исправно несла службу, зарывшись в землю всего в километре от забора «Кристалла».

Через пару дней Эльвиров и Спартак Петрович имели длинный разговор по телефону, в котором директор «Кристалла» представился и прямо сказал, что, кажется, есть возможность поработать на останках советского Монтаука.

Учёный согласился приехать, но смущенно пожаловался на стеснённые обстоятельства. Решили, что Эльвиров будет работать в лагере кочегаром, а в свободное время, которого летом у истопника предостаточно, посвятит на своё усмотрение науке или отдыху на море.

Это было десять лет назад. Учёный на должность кочегара прибыл аккурат на 23 февраля — ранняя весна в этих краях. Море ледяное, в обед можно загорать, если спрятаться от ветра, вечером холодно, а под утро кажется, что ледяная сырость повисает в воздухе низкими тучами, которые волокут свои растрёпанные шлейфы по самой земле. «Красота!», — сказал Эльвиров и принялся выпытывать у директора лагеря всё, что слышал по телефону, плюс подробности.

Всю весну директор детского лагеря и физик-электронщик пролазили по лесу: сначала в поисках входа в подземелья, а потом по самим подземельям. Впечатляющие бетонные тоннели в три уровня, рассчитанные на передвижение грузовиков, бронированные гермодвери, многие тонны порезанного, во вскипевших рубцах, железа с огрызками толстых кабелей и редкие остатки электронных схем в нескольких больших комнатах вперемешку с клочьями полиэтилена. И больше ничего! Местный «монтаук» выпотрошили, его железные кишки растянули шакалы с автогенами, но тем удивительнее, что аномальные явления не переставали копиться в дневнике директора. Каждая смена чем-нибудь да отметилась и с каждым разом становилось всё «чудесатее», взять хотя бы прошлогодний случай с отрядом «Ангелы Ада».

А к череде вчерашних происшествий, ознаменовавших открытие смены, добавилось исчезновение Радости. Директор горько усмехнулся каламбуру, он волновался за эту девочку, такую странную «здесь» и, наверняка, неординарную «там».

Сервер выводил расшифровку датчиков-антенн в реальном времени, накладывая на карту разноцветными пятнами. Спартак Петрович отмотал запись на ночь и на ускоренной перемотке наблюдал, как под утро, перед исчезновением сигнала навигатора, в комнате гостьи образовалось сиреневое пятнышко. Оно держалось, плавно насыщаясь, минут десять, а потом бесследно растаяло, вместе с 144-99. И больше ничего. Маленький след, на порядок меньше, чем тот о котором система просигнализировала директору, когда Радость вчера появилась недалеко от столовой, меньше почти всех сигналов, на которые стоило обращать внимание. Так, сквознячок сквозь щель сопредельных пространств, такие «охотники за приведениями» во множестве регистрируют по старинным домам с приведениями и замкам с музеями.

«Тонущий корабль», — вспомнились слова Ангелы. Но он не может тонуть! Директор легко стукнул пальцами по крышке стола, что соответствовало в его мыслях удару кулаком, от которого подпрыгнули бы ручки и папки. Не может! Ведь на борту находятся полторы тысячи детей, у которых средняя радость зашкаливает круглосуточно!

Жаль, что сейчас рядом нет Эльвирова, уж он-то всегда мог вернуть оптимизм и на ходу скорректировать планы так, что всё, казалось, поворачивается еще более удачно. Но сейчас он в Румынии под предлогом посещения псевдонаучной конференции о гостях из параллельных миров. Учёный был крайне удивлён, получив приглашение на свой электронный адрес, и одновременно обрадован — его работы помнят, причём заграницей. Правда не в академических кругах, а среди чудаков, которые проводят выходные, гоняясь за НЛО, а отпуска, фотографируя йетти. Главному научному сотруднику лагеря (давно уже не кочегару) директор выписал командировку и дал задание: посетить приморский городок Иланлък да зайти по четырём адресам. Там живут, вернее должны жить (а на самом деле, кто его знает) семьи, у которых дочери — неразлучные подруги, каждый год пребывающие на смену морем на скромной, но ухоженной яхте.

Директора так и подмывало набрать номер Эльвирова и попросить того, потребовать, как можно скорее вернуться в лагерь. Единственное, что удерживало, понимание, насколько учёный хочет выступить с лекцией, где популяризирует свою до чёртиков сложную модель взаимного расположения слоёв мира.

Как понял его объяснения Спартак Петрович, кроме того, что вся физическая-энергетичекая вселенная существует одновременно в бесконечном числе вариантов, также варианты множатся на местах, т. е. с привязкой к массе. У звёзд и планет существуют свои поля вероятностей, которые непрерывно расслаиваются, как отражения отражений. Но при этом они не бесконечны, многие гаснут, сливаясь, когда разница событий укладывается в относительно взаимонеисключающую мозаику, что делает обычной вещью многие парадоксы. Например, в одном случае динозавры вымерли по вине метеорита, а в другом метеорит прошёл мимо, но каюк ящерам настал чуть позже, через несколько тысяч лет — от вулкана. Через сто миллионов лет уже всем, и мирозданию, и большинству людей, так начхать на динозавров, что миры метеорита и вулкана гармонично сливаются и палеонтологи с одинаковым успехом могут доказать обе теории, потому что они обе верны сейчас и здесь, хоть и случились в разных вероятностях. Часто сталкиваются с проявлением этого эффекта историки и биографы, ведь на уровне мелочей миры дробятся и сливаются как брызги Ниагарского водопада. Потому одни исследователи никогда не перестанут доказывать другим, что Эдгар По умер от гриппа, доходя до хрипоты в спорах с теми, кто уверен в кончине писателя от алкогольного отравления, передозировки успокоительного или катастрофического недостатка сахара в крови. В одних биографиях мы находим свидетельства, что несчастный По выпивал лишь изредка, пьянея от одного бокала, а в других он достоверно рисуется хроническим пьяницей и наркоманом. По этому поводу Эльвиров заметил: «Мой По — благопристойный романтик, скончавшийся от опухоли мозга, а остальные вольны выбрать своего, я не буду спорить».

Чехарда мелочей и крупных событий неизбежно, потому что равновероятно, приводит к формированию в пределах одной планетарной системы настолько разных миров, что им уже никогда (на самом деле в перспективе миллиардов лет) не слиться и они бегут по вселенной вместе, будучи устойчивыми слоями одной системы, «брамфатуры», — назвал её странным словом учёный. Уже их можно рассматривать, как параллельные миры, совершающие собственные полноценные вероятностные флуктуации, которые лучше умозрительно отбросить, «чтобы не запутаться в этом головокружительном хороводе».

В упрощённом остатке теории и выходит доказательство существования в одном месте нескольких планет, столь отличных друг от друга, что можно говорить о совершенно разных мирах.

«И между ними возможны путешествия!», — восклицал учёный. А как насчёт путешествий между более близкими вероятностями, которые не так давно разошлись и не так долго просуществуют? Речь идёт о каких-то там годах, столетиях и тысячелетиях. «Ведь чем ближе, тем проще?», — спросил тогда Спартак Петрович, на что учёный порекомендовал поймать конкретную каплю воды, когда стоишь с головой в бушующем потоке. Неосуществимая сложность настройки! А вот перепрыгнуть с одного камня на другой, выбраться на противоположный берег, можно вполне естественно, ведь они твёрдые и устойчивые.

— Как, насчёт, перебросить мост между нашим и другим берегом? — Спросил как-то директор детского лагеря после бессонной ночи, не первой и не десятой. — Вы со мной? — Спартак Петрович в упор посмотрел в глаза учёного и тот, не отводя ясного взгляда, ответил: «Да».


Директор вынырнул из мыслей, настроил поиск карты аномалий по параметрам пятнышка, унёсшего Радость. Перед ним возникло наложение на карту семи похожих пятнышек, из которых внимание заслужило только одно — возникло оно в те же предутренние минуты… и не исчезло до сих пор!

— Ага. — Сказал сам себе директор и, набрав код отряда 1-А, произнёс в микрофон: — Маргарита, Светлана, примите видео на большой экран, я приеду через пять минут. Будем искать Радость — она пропала.

Директор вышел из корпуса, сел за руль гольф-кара, который стоял тут же под навесом, и повёл машинку через безмятежное оранжево-солнечное утро. Аккуратно двигая рулём, с гудением моторчика и шелестом шин закладывая виражи, Спартак Петрович старался хотя бы на эти прекрасные мгновения выкинуть из головы все мысли. Как правило это ему удавалось без труда, но теперь пришлось себе напомнить дважды: здесь и сейчас лучшее, что можно сделать, это смотреть во все глаза на прекрасную игру света, когда восходящая звезда очерчивает предметы длинной тенью, вплоть до камушков на асфальте, обрётших значимость, подчёркнутую чёрным вымпелом, бегущим в сторону от лучей. Директор любил смотреть на лагерь, особенно в ранний час, когда всё было похоже на совершенный памятник самому себе, а попадавшиеся по дороге рукотворные монументы, почти оживали. Вот и давешний «Пионер № 12», даром, что бронзовый, казалось, сейчас как дунет в свою трубу, проводив глазами руководство.

К корпусу ДПО-1 директор подъехал с безмятежным лицом и собранными мыслями, в холле его встретили вожатые отряда 1-А, у которых собранность внутренняя красноречиво отражалась во всём внешнем облике — от скупых жестов и сжатых губ до затянутых узлами причёсок. В спортивных костюмах они сейчас были похожи на тренеров олимпийской сборной.

— Здравствуйте, — первым поздоровался Спартак Петрович, войдя в холл. — Как спят ваши подопечные?

— Как убитые, — сказала Маргарита мрачно, но сразу улыбнулась. В контексте происходящих событий, грубоватый, но вполне стандартный фразеологизм звучал висельным юмором. Не смогла сдержать сурового выражения на лице и Светлана. Директор удовлетворённо отметил, что к тем возвращается привычный оптимизм и решил, что можно переходить к делу.

— Вот этот сигнал, — он показал на большой экран, где выводилась карта, — предположительно, наша Радость и находится она сейчас где-то в этом корпусе. Не будем терять времени, ребёнка надо найти.

— Она в подвале, — сказала Светлана, щелкнув несколько раз пультом при переключении проекций карты. — Ожидаемо — если подросток прячется в здании, то искать его стоит в первую очередь в подвале, а во вторую — на чердаке.

— Только зачем ей прятаться? — Тихо (ведь в корпусе спят дети) воскликнул Спартак Петрович. — Берём фонари и пойдёмте, у неё, надеюсь, спросим!

Маргарита вызвала лифт, а Светлана тем временем открыла ближайшую к лифтам дверь — кладовую, где взяла с одной из полок три фонаря. Кабина загудела на секунду, открылись двери, лифт переместился всего на один этаж — из подвала. Директор и вожатые переглянулись, отмечая эту деталь, потом пощёлкали фонарями, проверяя их работоспособность и вошли в кабину.

Директор нажал кнопку, шахта отозвалась коротко взвывшими с чердака двигателями, упруго зазвенели натянутые канаты. Обычные звуки, но звучали они не обычно, все трое глянули вверх на взрезанную в металле и пластике дыру, которая и изменила акустику. Двери в подвал уже открылись, но директор с вожатыми всё так и стояли, задрав головы.

— Ничего себе! — Выдохнули одновременно Светлана и Маргарита.

— Ага, — крякнул директор и помолчав еще секунду произнёс, — разберёмся с этим позже. Выходим. — Он выставил ботинок, по которому ударились съезжавшиеся уже было двери и, когда они снова разъехались, все вышли в подвал.

Директор достал из широкого кармана пиджака планшет всё с той же картой и передал его Светлане. Та, взглянув на экран, показала правой рукой, куда идти. — Сюда.

Поисковый отряд пошёл по длинному бесцветному бетонному коридору, освещённому люминесцентными лампами. По сторонам были запертые двери и проходы в тёмные перпендикулярные коридоры, куда поворачивали трубы и кабеля. Когда здание было пройдено в длину почти до конца, Светлана повернула снова вправо и остановилась перед чёрным проёмом. Лампы как раз располагались в пяти метрах сзади и примерно на таком же удалении впереди, поэтому белого ртутного света боковому коридору не досталось.

— Сюда, — сказала она и зажгла фонарь, направив луч в темноту, её примеру последовали Маргарита и Спартак Петрович. Три ярких круглых снопа залили проход немногим хуже ламп, светящих в центральном коридоре.

— В моё время фонарики светили потусклее, — сказал директор, водя плотным конусом света. По его тону было трудно определить, рад он прогрессу, или наоборот, досадует.

Коридор не особо отличался от предыдущего, только был коротким и под ногами чуть больше скрипело мелкого цементного сора. С каждой стороны в ряд располагались по четыре одинаковых плоских зеленоватых двери. Дойдя до конца прохода, трое остановились перед одной из дверей. Светлана подёргала ручку — заперто, тогда вперёд вышла Маргарита и открыла дверь одним из ключей, что были у неё с собой. Все замерли, направив фонари внутрь комнаты.

— Никого. — Директор вошёл внутрь и стал светить вокруг. За ним последовали и вожатые.

Пустая комната, не считая труб с вентилями в углу потолка, старого шкафа у дальней стены и фанерных стульев с тонкими железными ножками, забравшимися один на другого.

— Сигнал не в этой комнате, а дальше, — Светлана показала в сторону стены со шкафом. — Но по карте подвал здесь заканчивается — там скала.

Директор заглянул через плечо вожатой в карту — сиреневое пятно, действительно, было за линией, обозначавшей границы подвала, судя по масштабу, всего-то метрах в десяти.

— Скала, — задумчиво повторил он, шагнул к шкафу и распахнул дверцы. Что-то мелькнуло и Спартак Петрович успел отступить в сторону — на пол грохнулась швабра. Больше в шкафу ничего не обнаружилось.

Директор закрыл дверцы и заглянул за шкаф, потом навалился на пыльный торец и попробовал сдвинуть. Мебель скрежетнула и уступила сантиметр. Обе вожатые схватились за угол шкафа и вместе с директором снова попытались сдвинуть тяжёлую рухлядь, та, визжа-дребезжа, проехала сантиметров пять. Положив фонарики на пол, трое уже в полную силу надавили на шкаф, отодвигая его шаг за шагом. Наконец скрытый ранее участок стены полностью открылся.

«Не копать охранная зона кабеля», — проступала из-под развесистой паутины трафаретная красная надпись.

— Признаться, я думал увидеть здесь дверь. — Спартак Петрович постучал по стене костяшками пальцев в одном, в другом месте — одинаковый слабый звук — кирпичи, штукатурка.

— Она двигается, — Светлана замерла над картой.

— Куда? — Прошептал директор.

— К нам. Медленно идет: три метра осталось, два, метр, пол-метра… и остановилась.

— Наверное шум слышала, когда мы шкаф двигали, — сказала Маргарита. Она подняла швабру. — Разрешите? — Директор кивнул, и вожатая постучала ручкой по стене.

Без ответа.

Маргарита снова постучала и на этот раз с той стороны раздался слабый, почти не слышный, шорох. Все затаили дыхание, прислушиваясь, к стене. Наконец раздался чёткий, хоть и заглушенный толстой стеной дробный стук. В то, что перед ними цельная скала уже не верилось. — Камушек подобрала.

— Будем ломать стену. — Сказал директор. — Маргарита, вы остаетесь и перестукиваетесь, возьмите планшет с картой и гремите отчаянно, если объект… — на этом бездушном слове директор замялся, боясь назвать девочку по имени, он не был до конца уверен, что им удастся найти именно Радость. — …если она будет удаляться. А вы, Светлана, пойдёмте со мной искать кувалду и вызывайте Бориса с отбойным молотком.

— До подьёма ещё час! — Крикнула, шептать всё равно было глупо, вслед Маргарита.

— Кто хочет спать и под молоток будет дрыхнуть, — донесся удаляющийся голос директора.

Маргарита осталась одна в комнате, она включила экономный режим на фонаре и поставила его на торец так, чтобы круг света упёрся в побеленный потолок, равномерно рассеиваясь по комнате. Она взяла один из стульев, вытерла салфеткой с него пыль, села у стены и, взглянув на карту, выстучала шваброй ритм «Дингл дон». Раздавшаяся в ответ сбивчивая попытка повторить рождественскую мелодию заставила вожатую улыбнуться.

Загрузка...