Закатное солнце почти не слепило (СИ)

Глава 13

Изумлённая тишина повисла над площадью не сразу — ещё секунд десять похрустывали и шелестели оседая ветви лианы. А потом стало ненадолго тихо. Ближе всех к памятнику находилась Аня, она сделала шаг назад, задирая голову к давящему силуэту, её ноги запутались в траве, она споткнулась и снова чуть не упала.

— Чёрт! — Воскликнула она. — Да что в этом лагере происходит?! Ну сколько можно притворяться! — Она повернулась к отрядам. — Ведь все видят, что… — Она замялась, оглядываясь и ища поддержки.

— Что вокруг творится чертовщина! — Почти радостно выкрикнула Таня Хизер. Ира удивлённо на неё посмотрела.

— Тебе всё шутить? — Аня пребывала в потрясении, она смотрела вокруг большими глазами, а Таня своей фразой вызвала огонь на себя.

— Нет, — пыталась оправдаться Хиз, — я с самого начала чувствовала неладное. Подтверди, Ир.

Ира что есть силы закивала, опасаясь при этом говорить.

— И что же ты чувствовала? — Cпросила Аня — она быстро брала себя в руки. При такой психической устойчивости, удивительно, почему именно почтальон впала в панику? Наблюдательность взяла верх над рассудительностью? Аня бы и сама не ответила на этот вопрос. Если бы её спросили, она рассказала бы, как обнажившись, памятник словно вывернул небо и поляну и деревья. Резкий скачок к негативу реальности наполнил все тени и цвета, формы и смыслы угрозой — равно неотвратимой и всеобъемлющей. И это чувство преобладало над всем до сих пор! Оно каждую секунду притуплялось, но неохотно — изнанка не уходила, лишь медленно тускнела — взгляни на памятник, чтобы убедиться, что она здесь! Просто сознание, испытавшее шок, привыкало. Аня раздельно повторила:

— Что… ты… чувствовала?..

Хиз уже была не рада привычке ввернуть словцо по любому поводу, ей очень не хотелось Аню расстраивать. Тем более, что она сама испытала некое потрясение, увидев статую Пожарного и прочитав посвящение. В холодный пот, как почтальона, её не бросило, но некий сдвиг был, словно мир вздрогнул. Как в тот миг, когда глаза нащупали в бинокле дредноут. Возможно, разница между ней и Аней была в том, что Хиз изначально всё воспринимала, как умозрительную игру, лишь восхищаясь, когда ей находились подтверждения, тем более, было с кем делиться — новая подруга Ира с готовностью всё слушала. Аня же молча и внимательно смотрела. Как сейчас на Таню, которая под тяжелым взглядом почтальона съёживалась и лихорадочно искала синонимы слову «чертовщина».

— Дредноут… — Жалко пролепетала Хиз.

— Да, — согласилась Аня, — корабль был на загляденье, но вожатые всё объяснили… — она на миг задумалась, а потом радостно воскликнула: — Киносъёмки! Конечно!

— В смысле киносъёмки? — Спросила озадаченная Таня.

— Эта статуя — старый реквизит! — Аня на глазах возвращалась в нормальное состояние. — В 1984-м фильм сняли, а статую подарили лагерю. Спросим у вожатых, я уверена, что они всё подтвердят.

— А как же дятел?! — Выкрикнула медноволосая Вита и нимфы тут же загалдели:

— Это была обезьянка! — Не согласилась бледная Вика.

— Нет, белка! — Заявила Алёна с часами.

— Я белок видела — они рыжие и пушистые, а не черные гладкие, — авторитетно возразила следующая девушка — она, кажется, впервые подала голос, никто не знал её имени.

— А это была горно-морская белка, — не сдавалась Алёна.

— Сама ты белка! — Подключилась к спору Хиз. — Такое чудище…

— Это я чудище!? Кто тут чудище, так это…

— Не ты, а белка… то есть дятел, то есть… тьфу ты!.. — Таня замялась.

— Обезьянка, — подсказала Вика.

— Стойте!!! — Пронзительно закричала Риточка и все замолчали, послушно уставившись на неё. — Какая ещё обезьянка?

— Дятел… Белка… — Одновременно сказали Вита и Вика, на что получили грозный взгляд Риты.

— Давайте расскажу я, — предложила Аня.

Нимфы и Ласточки согласились.

— Только не перебивать! Мы заблудились…

— Как?! — Выкрикнул кто-то.

— Я же просила не перебивать, — Аня даже сжала кулаки от возмущения. — Обыкновенно заблудились: навигатор показывал всё время в одну сторону, а тропинки вели немножко в другую. Да что вы столпились вокруг меня, я сейчас упаду! — Два отряда действительно окружили почтальона Нимф плотным полукольцом, уже наступая той на ноги. Почтальонам пришлось чуть ли не насильно расталкивать девушек, но вскоре все удобно расположились на ступеньках, тремя ярусами окружавших памятник — усталость и гудящие ноги сделали отряды сговорчивыми.

Аня рассказала, как она увидела узкий проход и повела Нимф по заросшей дорожке. Она призналась, что почти сразу была напугана «дятлом», похолодела, как только он перешел к реверсивным трелям. Потом, когда тот сполз с веток пониже, на уровень живота, почтальон его почти рассмотрела и очень хотела убежать, но не могла бросить отряд. А через несколько секунд отряд и сам побежал, пока все не вылетели, как из пушки картечь, из аллеи, скатившись по лестнице на поляну-площадь.

— Так вот почему вы были в куче, — задумчиво протянула Рита.

Все внимали Ане с открытыми ртами. Только «ласточки», похоже, отнеслись к истории с «дятлом», как к простой, хоть и свежей страшилке, которые часто рассказывают в лагере. «Нимфы» же от слов почтальона ёжились и, то и дело, осматривались по сторонам.

— А никто не обратил внимания на девушку с ножом в столовой, — спросила Хиз.

— Да, обратили, — все согласились. Только Ольга возразила, пожав плечами:

— Сбрендившая готесса — обычное дело.

— У вас в Румынии, — сказала Таня и при этих словах многие удивлённо посмотрели на четверых подруг, — может это и обычное дело, а насколько я знаю отечественных доморощенных готов, которые, кстати, почти у нас вымерли, — они серьёзные и важные, больше всего боятся своё бледное лицо уронить. А то пирожки с повидлом под рубашку ныкать!

— Но директор же сообщил, что это театральная постановка. — Сказала худенькая Оля.

— И ты хотела в ней поучаствовать. — Хиз сочувственно покачала головой. — Мне кажется, что если в лагере и организуют какой театр, той девушки в труппе ты точно не увидишь.

— В каком трупе?! — хихикнула Вика.

— В таком! — Закричала Таня с поднятыми кверху руками со скрюченными пальцами. Все засмеялись, — удивительно, как быстро произошёл переход от общего замешательства, к веселью.

— Ну хватит, — сказала, улыбаясь, Аня, — будем байки травить и пугать друг друга вечером.

— Если немедленно не пойдём, — согласилась Марина из отряда «Ласточек», — точно без ужина останемся.

— В тебя кроме компаса, еще и часы встроены? — Недоверчиво спросила Рита.

— Нет, вот у нёё на руке, — она показала на Алёну, — подсмотрела.

— Как в такой момент можно думать об ужине?! — Возмутилась Хиз.

— Обыкновенно, — ответила Марина, — думаю, не одной у меня в животе бурчит.

— А вдруг мы в опасности в этом лагере? Надо скорее решать: что делать дальше, в свете вот этого! — Все снова глянули на статую Пожарного — искры заката ушли из его глаз, солнце спускалось всё ниже в густую листву.

— Тем более надо выбираться поскорее. — Сказала Аня. — Не хотела бы я после заката оказаться на этой поляне. А обсудить всё предлагаю в корпусе, после отбоя.

— На мягких диванах в комнате для сборов! — Почти пропела Рита. — Пошлите! — Она вскочила на ноги.

— Куда? — Спросили у неё сразу несколько девушек.

В ответ Полина пожала плечами и повернулась к Марине. Та посмотрела по сторонам и стал рассуждать вслух:

— Мы вышли из леса, а «Нимфы» высыпались из дорожки с «дятлом», которая точно не ведет в нужную сторону. Нам туда, — навигатор показала вверх по склону, — имеет смысл поискать еще одну заросшую аллею.

Марина обошла памятник и направилась к зарослям деревьев и кустарника, окаймлявшим поляну. Девочки двух отрядов поднялись с насиженных на ступеньках мест: «Нимфы» сразу, стараясь держаться вместе, а «Ласточки» медленно, стеная от показной и настоящей усталости.

— Есть дорожка! — Закричала навигатор — она первая приблизилась к зарослям, сразу за ней шли почтальоны. Аня и Рита подозвали девушек — отряды стали собираться у входа в новую аллею. «Насколько быстрее я передвигалась бы сама», — подумала Риточка. Аня, словно прочитав её мысли, сказала негромко вслух: «Мы тащимся, как снежный ком — то рассыпаемся, то собираемся снова».

Новая дорожка начиналась тоже лестницей в три ступени, спрятанной за редкой травой в тёмной арке разросшихся деревьев. Сначала вошла Полина, за ней Аня — они пропускали всех вперёд и считали. Вскоре аллея стала похожа на вагон метро в час пик — оба отряда сгрудились вместе на узеньком пространстве, никому не хотелось далеко заходить в заросли. Благодаря преграждавшим путь лапам зелёно-голубых елей, уже в пяти шагах силуэты начинали теряться в переплетении веток.

— Кажется, я обсчиталась, — сказала Аня Рите.

— Я тоже. Сколько у тебя получилось?

— 33 вместе с нами — на одного больше.

— И у меня. Ну, главное, что не меньше! — Махнула рукой Риточка и стала пробираться в авангард отрядов. Почтальон «Нимф» последовала за ней, внимательно вглядываясь не только в окружающую чащу, но и, исподволь, в девчонок.

Маргарита и Светлана стояли возле памятника, задрав головы — несколько секунд они не шевелились, а просто смотрели. Наконец вожатая «Ласточек» дёрнулась к наручному навигатору и отметила место на карте, потом достала рацию и связалась с директором «Кристала». В это же время вожатая «Нимф», глядя в один окуляр, стала снимать всё на стереокамеру, похожую на бинокль. Она обвела камерой площадь, обошла вокруг пожарного, запечатлела крупным планом табличку и лицо в противогазе.

Спустя полминуты, как отряды вошли в аллею, за ними поспешили вожатые.

— Кто такой «Неизвестный Пожарный»? — Спросил Спартак Петрович у Радости 144-99. Та сидела на полу в его кабинете и смотрела на большом экране детский канал. Директор еще не знал, что делать с гостьей, а потому пока держал её рядом. Впрочем, благодаря неограниченному запасу конфет, печенья и компота, та была не против.

Радость, нажав кнопку на пульте, выключила звук на телевизоре, поднялась, поправила юбку, смахнула тыльной стороной ладони крошки вокруг рта и стала рассказывать, словно отвечая на уроке. Смотрела она в окно, за которым пейзаж насыщался красками вечера, а оранжевый свет острыми языками рассекал глубокие и длинные тени оврагов, аллей, парков, отдельных деревьев и корпусов лагеря.

— В 1984 году нашей эры Государство потеряло одну из своих самых укреплённых крепостей на южной границе — город Плутоний. Здесь только зарождалось производство сверхмощного оружия на основе атомной энергии, служащей Человечеству уже более 50-и лет.

Директор слушал, ему сразу же хотелось перебить Радость, чтобы задать уточняющий вопрос, но он только качнул головой и стал изредка помечать в блокноте.

— Крепость находилась в стадии секретного проекта. О ней кроме обитателей, а это были и строители города, которые поселились здесь же, и избранные учёные, отправившиеся в бессрочные командировки, и гарнизон приставленный охранять Плутоний, знал только Совет Управителей. Связь с городом была потеряна вечером, 20 октября. Уже через час после тщетных попыток восстановить канал, был подготовлен и послан разведывательный самолёт, который достиг Плутония всего за 40 минут. На том месте, где среди пустыни с высоты 10 километров должен был сиять огнями улиц недавно построенный город, виднелся только тусклый уголёк.

На следующий вираж самолёт спустился до 1 километра. Его зоркие камеры, а через них и Совет, смотрели на горящие улицы, заполненные ордами Врагов. Члены совета поначалу отказались верить своим глазам — в одной толпе рушили и рвали остатки города люди-изгои и чудовища-нелюди. Тогда они впервые объединились.

Количеством своим враги превосходили всё население города в 10 раз, они заполнили Плутоний, словно чёрная смола, которая разливалась и разливалась по улицам. Гарнизон, расположенный перед городом, догорал, по-видимому, он был уничтожен первым. Но возле арсенала постоянно вспыхивали яркие зарева. Опустившись еще ниже, разведчику удалось заснять человека — пожарного, последнего защитника оружия, которым город не успел воспользоваться. Он медленно отступал среди бетонных переулков гарнизона, а на него катилась подожженная им волна чудовищ и изгоев. Огнемёт — его единственное оружие — оказалось лучшим в этой неравной бойне.

К городу вылетели бомбардировщики, но им нужно было ещё два часа. Пожарный, теснимый ордой, был спиной ко входу в арсенал — ему приходилось отступать непрерывно, а сзади осталось всего 100 шагов. Если бы чудовища овладели складом, в их руках оказалось бы лучшее вооружение, рассчитанное на мобилизацию всего 50-тысячного Плутония. Там же были и образцы новых несравненно более разрушительных механизмов. До экспериментальных зарядов в подземных хранилищах им бы не удалось добраться и за несколько дней, но обычных зенитных орудий, которые там тоже хранились, хватило бы, чтобы отбить не одну волну бомбардировщиков. В те минуты никто не знал, какие потребуются силы, чтобы уничтожить толпы вооруженных, полных ненависти мести изгоев и какие технологии попадут к отстающим от людей в техническом развитии чудовищам.

Последнюю минуту жизни Неизвестного Пожарного нам не раз показывали на уроках.

Он стоит, прижавшись спиной ко входу в арсенал, и поливает длинными струями огня наступавших, которые напирают уже по горящим трупам, но не могут остановиться — слишком сильна давящая масса — их гонят сзади. Отдельные враги горят уже в считанных шагах от пожарного, чьё лицо осталось навсегда скрыто маской противогаза — без него бы он задохнулся в той гари. Его одежда из огнеупорной ткани уже дымится. Тут он на секунду перекидывает огнемёт в одну руку, а другой набирает, не оборачиваясь, код на больших бронированных дверях — они медленно едут в сторону. Он шагает спиной в темноту арсенала и еще несколько секунд огонь, вырывается из всё увеличивающегося прохода, задерживая наступающих. А потом огнемёт смолк. Непрерывный поток чудовищ и изгоев устремляется в широкие ворота.

Эти секунды, наверное, самые длинные во всей записи. Если смотреть на счётчик — их прошло 20 — не верится, что всего треть минуты, а не три или тринадцать.

Потом толпа застывает. Вся. Даже те, кто далеко позади. Из ворот огромного цельнолитого здания бьёт полукругом желто-бело-алая волна. Она успевает сгрести только первые сотни наступавших, когда всё заливает белый свет.

Следующие кадры — большая раскалённая воронка — были сняты только с прибывших бомбардировщиков — вся аппаратура разведчика ослепла от взрыва арсенала. Похоже, что те 20 секунд потребовались Пожарному, чтобы добежать до хранилища с термитным оружием.

Голос Радости подрагивал.

Замолчав, она продолжала смотреть в окно, румянец пылал на бледном лице.

— Как ты ярко рассказываешь, — директор был поражён и этой странной девочкой, и её страшным рассказом.

Радость 144-99 отвела взгляд от окна.

— Это часть моего сочинения, я над ним три дня работала.

— Всё равно! Это замечательное сочинение, хотелось бы прочитать.

— Когда-нибудь прочитаете, я помню его целиком.