За пределом

Глава 12

Она плакала ещё некоторое время, прежде чем успокоилась, утёрла слёзы и сказала:

— Ладно, я скажу это родителям… — она взяла деньги со стола, пересчитала их и вздохнула. Отложила в сторону и посмотрела мне в глаза серьёзным взглядом. — Но и ты должен пообещать мне кое-что.

— Да, — кивнул я.

— Как только всё закончится, ты бросишь то, чем занимаешься. Что бы это ни было. Не убеждай меня, что это не опасно и что тебе ничего не будет, потому что я в это не верю. Просто бросишь всё.

— Да, конечно, обещаю, — кивнул я невозмутимо.

Натали смотрела мне в глаза, наверное, пытаясь понять, обманываю я или нет, слишком уж я быстро согласился. Но она, видимо, не понимала или не до конца верила, что мне самому это не в радость. Я не получаю удовольствия от общения с агрессивными убийцами, которые в приступе ярости могут убить, которые разговаривают как какие-то животные и постоянно пытаются тебя под себя подмять.

Но естественно, я не смогу донести до неё это, потому просто промолчу.

— Ладно, малыш, что кушать будешь? — она слабо улыбнулась мне, показывая, что всё в порядке и можно пока забыть этот разговор, и встала со стула. — У нас тут вроде остался для тебя ужин, сейчас посмотрю. Или приготовлю…

Меня называют малышом ещё с самого детства. Видимо с тех пор, как я родился. Сначала были тщетные попытки заставить их перестать так делать, но потом я просто оставил это. Ну нравится им называть меня так, пусть так и будет. Не оскорбляют же они меня, верно? А ругаться и препираться из-за такой глупости просто нелепо.

Пока она возилась на кухне, я помыл руки и быстро переоделся. Завтра ещё вставать ни свет, ни заря, что просто не могло радовать. Но по крайней мере:

— А родители? Раньше они так допоздна не задерживались.

— Я не знаю. Сказали не ждать их сегодня, — ответила она, суетясь у плиты. — Каждый из них берёт всё больше и больше на себя, от чего я волнуюсь за обоих. Вечно такое они выдерживать не смогут.

— Боишься, что однажды перегорят, — перефразировал я.

— Верно, — вздохнула она и поставила передо мной яичницу. — Приятного аппетита.

— Спасибо, — пробормотал я.

— И всё же, что ты делал? — села Натали напротив меня. — Я твоя сестра, я могу знать. Обещаю, что не расскажу никому, даже родителям.

— Нет.

— Но…

— Всё равно не скажу, Натали, можешь не надеяться.

— Но ты же никого… — начала она неуверенно.

— Естественно нет, — на этот раз я мягко улыбнулся ей. — За кого ты меня принимаешь?

Вот именно, за кого она меня принимает? Если бы я даже и убил кого-нибудь, она бы узнала это самой последней. А может и вообще бы не узнала, про такие дела не говорят, особенно дома, особенно за столом.

— Ладно… Но постарайся больше так поздно не возвращаться, хорошо? Или предупреждай, чтоб мы так не беспокоились. Наталиэль просидела до часа ночи, ждя тебя.

— Если бы я только мог. Просто там телефон не брал, — пожал я плечами. — Но в следующий раз я обязательно предупрежу тебя. Обещаю.

По крайней мере я очень надеялся, что больше мне не придётся работать ночью. Или буду всё спирать на то, что пошёл к другу с ночёвкой.

Может это и выглядело странно на тот момент, но был одно важное замечание — я был несовершеннолетним, и возможности разгуливать, где хочу, при этом с гордо поднятым носом, говоря, что это не их дело, я не мог. Во-первых, по-свински, во-вторых, порядки семьи — мне бы просто такого не позволили делать. Папа был в этом отношении очень строг.

Мне только недавно исполнилось шестнадцать, и пропадать вот так было, естественно, не совсем правильно. Каким бы взрослым я себя ни считал, официально я до сих пор был под крылом у родителей, и отношение оттого ко мне было соответствующее.

А на следующий день ко мне вновь подошёл Алекс. Хотя не совсем подошёл — он в принципе сидел со мной за одной партой.

После ночной прогулки в богатых районах, где дома выглядели как хоромы, после посещения заводов, где всё блёклое, серое и грязное, и бара местного клана, который немного давил своей гнетущей атмосферой бандитизма и незащищённости, светлый класс под лучами солнца казался другим миром.

Я словно не был здесь месяц. Смеющиеся одноклассники, разговаривающие между собой и ни о чём не знающие, беззаботность, спокойствие — у меня возникало ощущение, что я побывал в другом мире. Они не знают, что творится с обратной стороны этого города, а я теперь знал. Чувство было странным, словно вернулся туда, где давно не бывал, хотя я только вчера был на уроках.

Здесь было слишком светло и беззаботно…

— Что, от вчерашнего не можешь отойти, да? — толкнул меня в бок Алекс.

— Дело не в этом. Я даже не спал сегодня. Так что кошмары меня не мучали.

— А чего тогда такой грустный?

— Просто… устал.

Не стал ему ничего объяснять. А как объяснить, что я сейчас смотрю на свой класс, школу, где даже намёка нет ни на что такое, и потом вспоминаю сегодняшнюю ночь, где грязные заводы, взломы сейфов и… те фото. Я словно смотрю на два разных мира. Или…

Или, правильнее будет сказать, смотрю на красивую постановку, а потом вижу все эти декорации изнутри, где красивые виды с обратной стороны грубо сцеплены между собой, все в подпорках и пыли. Снаружи и внутри.

Я знаю, что привыкну к этому, но первое впечатление точно буду помнить до конца своих дней.

Действительно, два мира — этот, светлый класс и беззаботность, и тот — тёмные улицы, насилие, смерть.

— Кстати, Руд, тебя сегодня Малу хотел видеть.

— Чего ему нужно? — спросил я, не глядя.

— Говорит, что надо тебе кое-что показать.

— Что бывает с предателями?

— Да нет, — усмехнулся Алекс. — Что бывает с предателями, ты и сам вчера видел. Скорее, просто научить тебе кое-чему.

Методом исключения это или водить машину, или держать в руках оружие. Больше меня, в принципе, и нечему обучать.

— Окей, — пожал я плечами. — Надо, так надо.

— Вот и отлично. Кстати, Изуми видишь? — кивнул он на одну из девушек.

Она стояла среди четырёх своих подруг, образовав своеобразную группку, и о чём-то весело общалась с другими. Всё, что я о ней знал — жизнерадостная, немного шебутная, весёлая, любит поговорить. Хорошая, как человек, девушка.

— Ну и?

— Она стриптизёрша.

— Э?

Кажется, этого Алекс и добивался. Я вновь посмотрел на неё, однако уже другим взглядом, пытаясь представить её себе голой. А ведь даже и не скажешь. Я бы предположил, что она после уроков сидит дома с плюшевым зайчиком и делает уроки или же занимается спортом. Но стриптиз…

— А тебе откуда знать?

— Я однажды видел её там. Более того, она танцевала мне, — а потом заговорчески наклонился ко мне и прошептал. — Абсолютно голой. Правда, попросила никому не рассказывать, чтоб к ней толпы одноклассников не повалили.

— А мне ты рассказал, — посмотрел я на него осуждающе.

— Так мы же друзья.

Она была самой старшей в классе, так как позже поступила в школу. И когда остальным семнадцать, — а я самый младший, мне шестнадцать, — ей было уже восемнадцать. Совершеннолетняя, другими словами.

— Просто теперь ты её видеть будешь иначе.

— И зачем?

— Просто, — пожал он плечами. — Ведь прикольно же, до этого она была обычной милой одноклассницей, девушкой, которая хорошо учится и о которой даже не подумаешь такого. А теперь ты знаешь, что она стриптизёрша, и смотришь на неё другим взглядом.

Алекс, сам того не зная, сейчас только что описал мои чувства. Видишь всё под другим углом.

Что за человек…

Позже, после уроков, я поехал к Малу домой. Вернее, в дом, где мы всегда встречались.

Там он меня ждал с небольшой сумкой.

— О, пришёл, — он пожал мне руку, когда открыл дверь. — Ну чо, по коням тогда. Сирень, ты где там?!

— Сейчас! — раздался её голос откуда-то из коридора.

— Опять срёт, — пробормотал он. — Вечно срёт, сколько же в ней говна.

— А почему её зовут Сирень? — поинтересовался я.

Малу оскалился.

— На первом деле со мной она так перепугалась и ей так живот от волнения скрутило, что пердела всю дорогу. Дышать было нечем. Но так как засерей называть её не хотел, чтоб не обижать, решил немного сгладить и назвать Сиренью. Она до сих пор думает, что это из-за её прекрасного запаха.

— Да ты настоящее чудовище, — восхитился я.

— Спасибо, — после чего повернул голову к коридору. — Сирень, харе срать! Поехали!

— Хватит! Прекращай! — раздался недовольный смущённый визг. — Мы же ждём Тару!

— Так он уже здесь! — радостно объявил он о моём прибытии.

— Ублюдок! Ты грёбаный говнюк, Малу! Чтоб у тебя член отсох! — в её визге слышались слёзы унижения.

На мой немой вопрос он лишь отмахнулся.

— Всё в порядке, мы всегда так подшучиваем. Сирень, вытирай жопу и выходи, мы тебя в машине ждём!

— ПОШЁЛ НАХЕР!

Смеясь, Малу закрыл дверь.

— Так куда мы идём? — спросил я, когда мы спустились к машине.

— Стрелять умеешь? — задал он встречный вопрос.

— Только в теории.

— Стрелок в теории? Неплохо, — усмехнулся он. — Значит, теперь попробуешь на практике. В будущем это пригодится. Я одолжил несколько стволов, так что будет возможность попробовать.

— За городом?

— Ну а ты хочешь по людям в городской черте? Знаешь, за сколько приезжает полиция на стрельбу?

— Десять минут? — подумав, предположил я.

— Верно, — кивнул он. — В Ханкске полиция прибывает примерно от пяти до десяти минут в зависимости от расстояния от участков, от центра и их желания встревать в разборку.

— Значит, в таком районе, как здесь, десять минут?

— Примерно да, бери лучше семь, если только тебе не повезёт нарваться на патруль. Тут уж как пойдёт — или они встрянут, или сделают вид, что никогда там не проезжали. В том же Сильверсайде всё зависит от твоего положения. В Нижнем городе могут вообще не приехать, только через час, чтоб трупы забрать. В Верхнем городе примчаться могут быстрее, чем за пять минут, и обязательно натянут тебе яйца на уши. Поэтому их всегда надо учитывать.

— А что такое Нижний и Верхний город? — задал я может быть банальный вопрос. Всегда считал, что не знать не зазорно. Зазорно делать вид, что знаешь.

— Районы Сильверсайда. Нижний — это старый, ещё около порта располагается, верхний же почти весь центр, жилые районы и так далее. Это надо увидеть, сразу поймёшь разницу. И почувствуешь.

— И ты раньше там жил?

— Скорее работал. О, вон и Сирень идёт, — он быстро свернул тему, видимо, не горя желанием рассказывать более подробно. А я не стал допытываться дальше, ценя чужую частную жизнь.

Мы выехали за пределы города и углубились в леса по дорогам, которые густо окружали его. Но чем дальше отъезжаешь, тем меньше их становится. Часть из них становилась грунтовыми, а часть уже поросла до такой степени, что и дороги видно не было. Некоторые, даже асфальтированные, использовались настолько редко, что покрывались пылью и грязью, а в трещинах появлялась трава.

Причиной такого количества было прошлое Маньчжурии, а если точнее, её бурный рост. Появлялись всевозможные населённые пункты, строились дороги и так далее, а когда бурный рост прошёл, многое оказалось не нужно. Потому у нас существуют заброшенные деревушки, забытые неиспользующиеся дороги и многое другое.

По одной из таких забытых, но асфальтированных дорог мы и ехали.

В какой-то момент путешествия мне начало мерещиться, что меня везут, чтоб убить. Просто избавиться. Ведь я был свидетелем того, как они ограбили дом и убили человека, а теперь хотели избавиться от меня, как от отмычки. Да, эта мысль действительно посещала меня, однако я старался держать себя в руках.

Если бы они хотели так сделать, то сделали бы это ещё тогда, в заводах.

Или же они не хотели делать это при Алексе? Ну так он всё равно знает, что я с ними поехал. Не тупой, поймёт, что к чему. Так что версия о том, что меня хотят убить, пусть и была навязчивой, но не имела под собой никакого основания. Пока что.

Около часа мы углублялись в глухие леса приморья. Всю дорогу мы молчали. Сирень так вообще сначала была красной, как рак, и пыхтела без передышки, но со временем вроде как успокоилась.

— Так, вот здесь сворачивай, поедем в карьер.

Мы свернули с асфальта на тропу, выглядящую как две колеи. Проехали через густой лес и выехали к небольшому песчаному карьеру.

Судя по всему, сюда уже ездил кто-то пострелять. Возможно, как раз-таки они сами сюда и ездят. Тут уже был сделан и самодельный стол из широкой доски на двух бочках, мишень из таких же бочек с красным кругом на каждой, разные банки, бутылки и даже манекен, правда, уже весь буквально разорванный пулями.

— Итак, теоретический стрелок, — начал Малу, когда мы выгрузились из машины. Он вытащил три пистолета, два автомата и дробовик из сумки на стол. — Первое правило — не направляй оружие на человека, если не собираешься его убивать или угрожать ему. За это можно получить по ебалу или пулю. Понятно?

— Да.

— Отлично, — кивнул он. — Держи и стреляй по тем бочкам. Покажи, чо умеешь.

Он протянул мне самый обычный «Кольт 1911».

Я осторожно принял его в руки, почувствовав приятную тяжесть оружия. Естественно, я видел, как выглядят пистолеты, знал, как перезаряжать, где примерно находится предохранитель, как менять магазин и так далее. Мне кажется, что в наше время все знают, как выглядит пистолет и как им примерно пользоваться. Всё-таки мы не дети пещер.

Я поднял его одной рукой, прицелился и нажал на курок.

Сухой щелчок.

Я слегка удивлённо посмотрел на пистолет, вроде и предохранитель снят же, тогда почему нет выстрела? Может… Я вытащил магазин, который оказался пуст.

Я посмотрел на Малу.

— Магазин всегда проверяй перед делом, — он мне толкнул коробку с патронами. — За тебя это никто делать не будет. Зато с радостью пристрелят.

— Я, честно говоря, думал, что он заряжен, — признался я, вытаскивая магазин.

— Потому что я тебе его дал? — усмехнулся Малу. — Я дам тебе совет. Бесплатно. Никому не верь. Каждый может предать. Второе — проверяй перед делом свой ствол сам. Никогда не полагайся на других в нашем бизнесе. И держи пистолет двумя руками, ты идёшь на дело, а не выёбываться.

— А есть дело на примете?

— А ты хочешь выпустить кому-нибудь мозги наружу?

— Эм… — в этот момент я слегка замялся. — Если выхода не будет, хотя хотелось бы без такого.

— Нет-нет, парень, ты не понимаешь, — покачал он головой. — Когда ты в деле, выход-то всегда один. Вперёд ногами в ящике. Если надо, ты стреляешь. Никаких «если выхода не будет». Берёшь и валишь, если тебя говорят это сделать. Съехать на деле тебе не получится. Я ясно выражаюсь?

— Более чем, — кивнул я.

— Это не игра, Тара. Ты закосячишь — все закосячат. А если все закосячат, то пизды пробьют мне, а я уже пробью её тебе, улавливаешь?

— Да.

— Вот и чудно. В любом случае тебе придётся убивать, иначе быть не может в нашей компании. Однако если ты что-то запорешь, если ты не выстрелишь, когда тебе скажут или когда это будет необходимо, по любой причине — от коликов в животе до жалости… — его взгляд был холодным, без каких-либо эмоций и жалости к кому-либо. — Выстрелю уже я. И не только в того, в кого ты не смог, но и в тебя. Я не угрожаю, просто хочу, чтоб между нами не было недопониманий.

— Ну а если это будет ребёнок? — спросил я. — Просто на будущее, чтобы не было, как ты говоришь, недопониманий. Или беременная женщина?

На мои слова Малу лишь улыбнулся и хлопнул меня по плечу.

— Нам платят такие деньги не просто так, и ты должен понимать, куда ты попал, — это был хороший ответ, предельно ясный. Однако мне кажется, что он сам лжёт как мне, так и себе. Судя по его реакции на фото, выстрелить в ребёнка или беременную женщину он не сможет. — А теперь стреляй. Посмотрим на твою меткость.