За Императора!

Глава шестнадцатая

— Предатель!

Юрген поднял мелтаган и решительно выступил вперед, встав между нами и изменником-губернатором. Когда он сделал это, Грис заметно поморщился (хотя сопровождавший моего помощника букет запахов, насколько я мог судить, был не сильнее обычного) и снова нажал на курок. Болтерный заряд ударился о великоватый шлем, защищавший голову Юргена, и отбросил стрелка назад, но, благодарение Императору или чистой удаче, болт срикошетил и взорвался в воздухе, и мой помощник избежал скверной судьбы Сореля. Но все равно он стал падать на нас, и мы с Эмберли инстинктивно дернулись подхватить его, выронив оружие. Мой лазерный пистолет и миниатюрный болт-пистолет Эмберли мягко стукнулись о застланный ковром пол, а цепной меч, еще включенный, вращаясь, улетел в угол, где начал с аппетитом вгрызаться в плинтус.

— Он еще жив, — сказал я Эмберли, нащупав пульс на шее Юргена и полностью принимая его вес на себя.

«В конце концов, — подумал я, — хоть цел останусь, за таким-то щитом, если Грис выстрелит еще раз».

— Это ненадолго, если не будете держать его подальше от меня, — пригрозил Грис.

— Ты один из них, — констатировала Эмберли, как будто это всего лишь подтверждало ее подозрения.

Она сделала еще один шаг вперед, и Грис перевел ствол так, чтобы держать ее под прицелом. Я наблюдал за ними с некоторым трепетом — несмотря на то, что инквизитора все так же защищало чудесное преломляющее поле, Эмберли сама сказала, что полностью на него полагаться нельзя. И даже если его волшебство снова сработает, внезапное исчезновение инквизитора оставит меня один на один с Грисом.

Я присел, словно вес Юргена был больше, чем в действительности, и попытался дотянуться до хеллгана, перекинутого через плечо стрелка. Губернатор скривился, причем его рот двигался не вполне по-человечески, как я заметил теперь, присмотревшись, и я выругал себя за то, что раньше не обратил на это внимания. Лишние телеса под его одеяниями возникли не от чрезмерного потакания своим слабостям и не от кровосмешения, обычного в благородных семьях[54], но по куда более зловещей причине.

— Выводок будет жить, — сказал он. — Возникнет новый патриарх…

— Попробуй пережить это, — сказал я, разворачивая хеллган под остро пахнущей потом подмышкой Юргена и нажимая на курок. Лазерный сполох с воем разорвал воздух, пробив в груди губернатора дымящуюся воронку, и на мгновение я испытал восторг триумфатора. Но радость была недолгой, потому как, к моему ужасу и изумлению, враг не упал, а просто изогнулся и с нечеловеческой быстротой перевел болтерный пистолет обратно на меня. Толстые пластины хитина стали видны сквозь остатки его платья, и наружу сквозь прореху в одеждах появилась третья уродливая рука. Несмотря на отвращение и ужас, в мое сознание внезапно пробилось воспоминание, и догадка едва ли не окрылила меня. — Ты и был убийцей!

Яркая картина происшедших событий той судьбоносной ночи возникла перед глазами. Держа оружие в этой лишней, скрытой ото всех руке, он застрелил посла тау без риска вызвать подозрения у окружающих, а любой беспорядок в одежде, который остался после возвращения оружия на место, мог быть списан на последовавшую сумятицу. Конечно же, все увидели тогда его две пустые руки. Истеричный Эль'хассаи, как мне пришлось с неохотой признать, был с самого начала прав.

— А как ты думал? — отрезала Эмберли, бросаясь за своим оружием.

Я постарался снова прицелиться из хеллгана, но его ремень запутался в юргеновской броне, а сам он, висящий на мне, затруднял мои движения. Когда дуло болт-пистолета Гриса снова уставилось на меня, я уже понял, что не успею.

Но он почему-то помедлил, а затем, двигаясь с той же сверхъестественной скоростью, снова развернулся к Эмберли. Я полагаю, он сообразил, что, не убей он ее, инквизитор доберется до своего болт-пистолета. Я попытался крикнуть и предостеречь Эмберли, но к моменту выстрела через мою скованную ужасом глотку едва продрался первый слог ее имени.

Болт врезался в пол, в клочья разворотив оружие, до которого она уже дотянулась кончиками пальцев, и разбросав вокруг щепки паркета, но в очередной раз сама Эмберли внезапно очутилась где-то в другом месте. Весьма неподходящие воспитанной леди выражения и звон разбитого фарфора в нескольких метрах впереди по коридору выдали ее местонахождение[55].

Грис изумлялся ровно столько времени, сколько мне понадобилось для того, чтобы освободить упрямый хеллган. Мой выстрел обратил в руины изрядный кусок стены, но, к несчастью, не причинил никаких новых неприятностей губернатору. Он обернулся на ругательства Эмберли как раз вовремя, чтобы увидеть, как она перекатилась и вскочила на ноги со сноровкой мастера боевых искусств.

— Я освобождаю вас от обязанностей губернатора, — сказала она, указывая на него пальцем, будто наставник Схолы, делающий замечание нерадиво ответившему ученику.

Грис даже рассмеялся, снова наводя на нее оружие, когда яркая вспышка выплеснулась из крупного перстня, на который я обратил внимание еще в первую нашу встречу. Грис запрокинул голову и двумя руками схватился за горло. Третья продолжала судорожно сжимать болтерный пистолет, который еще раз выстрелил в пустоту, когда его хозяин упал на колени. Лицо гибрида исказилось, будто он отчаянно пытался вдохнуть, и потемнело от прилива крови. Желтая пена выступила на его беззвучно шевелящихся губах.

— Перстень-игломет, — объяснила Эмберли, переступая через корчащееся тело. — Мне говорили, что смерть от токсина мучительна.

— Вот и славно, — сказал я, собираясь, хоть это и было несдержанно с моей стороны, отвесить пинок бывшему губернатору. Я надеялся, что капля сознания в нем еще оставалась, чтобы почувствовать мой удар.

— Как Юрген? — Эмберли поддержала моего помощника с другого бока и помогла мне уложить его на пол.

Я начал аккуратно снимать с него покореженный шлем.

— Не очень, — сказал я, с удивительной для меня самого заботой в голосе. Крови было много, но раны были поверхностными. В основном. Из одной же вытекала не кровь, а прозрачная жидкость. — Думаю, у него проломлен череп.

— Кажется, ты прав. — Она принялась умело оказывать ему первую помощь. — Лучше бы вызвать медиков.

Проклиная себя за глупость, я активировал свой вокс. Теперь, когда мы вернулись на поверхность, я мог передать сообщение Кастин. К моему удивлению, командные каналы оказались забиты переговорами, и я обернулся к Эмберли, сглотнув горькую слюну.

— Мы опоздали, — сказал я. — Похоже, война уже началась.

— Значит, нам нужно ее остановить, — отметила она очевидное, не отвлекаясь от Юргена.

В тот момент, все еще не осознавая его важность, я был просто благодарен ей за заботу о благополучии моего помощника и дивился ее неутомимому оптимизму. Если и есть человек, которому под силу в одиночку остановить войну, то это она.

Я что-то начал говорить ей, когда стена взорвалась, уничтожив остатки элегантного убранства и осыпав меня градом щебня и пылью.

— Какого черта… — начал я, шаря вокруг в поисках своего лазерного пистолета.

Мне удалось ухватить его, когда сквозь разлом ворвалась толпа народу с лазерными ружьями наперевес. За их спинами, как отстраненно заметил я, зеленел ухоженный садик, которому недолго было оставаться таким. Узнав гвардейцев, я снова выронил пистолет.

— Не двигаться! — гавкнул знакомый голос, и тут же в нем появились нотки изумления. — Комиссар? Это вы?

— На данный момент я даже в этом не уверен, — сказал я.

Кастин окинула долгим, испытующим взором меня, потом растрепанную Эмберли; перевела взгляд дальше, на распростертые тела Юргена и губернатора.

Я кивнул на своего помощника:

— Ему нужна медицинская помощь.

И тут ноги почему-то отказались держать меня.

Кастин молча выслушала наш рассказ, по крайней мере, ту его часть, которую Эмберли решила ей доверить, а я только кивал, поддакивал и между делом пытался раздобыть самую большую кружку чаю, какую только можно найти. Вы можете подумать, что это не та вещь, которую легко можно найти на поле боя, но ведь речь идет о вальхалльцах, и мне не потребовалось много времени, чтобы отыскать стрелковую команду, которая, едва отступила непосредственная угроза, принялась заваривать листья танна.

Броклау носился вокруг, как и положено хорошему заместителю командира, отряжая солдат охранять периметр и зачищать туннели под тем, что осталось от дворца. Я, как только убедился, что Юрген вне опасности и направлен к медикам, отдался возможности насладиться теплом солнца на лице и ошеломительным осознанием того, что вопреки всему снова выжил.

— Никаких сомнений, — ответила Эмберли. — Тело уже является достаточным доказательством. Грис был гибридным генокрадом и убил посла, пытаясь развязать войну. Все смерти и разрушения в городе были лишь частью этого же плана.

— Милосердный Император! — потрясенно выдохнула Кастин. — Его собственные сограждане, и он приносил их в жертву тысячами… Ублюдок.

— Его согражданами были генокрады, — сказал я. — Остальные — люди, тау, круты — никогда не были для него чем-то большим, нежели будущей пищей для роя тиранидов.

— Именно так. — Эмберли помрачнела, но скоро знакомая беззаботная улыбка снова вернулась на ее лицо; правда, как мне показалось, не без труда. — И если бы наша разведывательная операция потерпела неудачу, сейчас все катилось бы в тартарары.

— И все еще может туда покатиться, — сказал я, указывая на массивные фигуры Дредноутов тау, расположившихся по периметру, и округлые машины, парящие над газонами.

Из машин начинали высаживаться солдаты тау, подозрительно оглядывая наших, но, по крайней мере, пока, две армии друг на друга не бросались.

— Можем ли мы доверять им теперь, когда у нас не стало общего врага?

— Временно, — заметила Эмберли.

Она, возможно, добавила бы что-то еще, но тут раздался крик откуда-то из руин дворца.

— Они нашли выживших!

Кастин поспешила туда, где из развалин появилась маленькая группка.

Мы с Эмберли обменялись быстрыми взглядами, между нами, как грозовой разряд, проскочило оставшееся невысказанным подозрение, и мы поспешили за полковником. Теперь, оказавшись в безопасности, я чувствовал, как истощение сил просто обрушилось на меня, подобно лавине. Стараясь не отставать от инквизитора, я уговаривал свои ноги не подгибаться.

Раньше, чем добрался до места, я заметил рыжие волосы, поэтому для меня не стало сюрпризом, что команда зачистки (один из отрядов взвода Суллы, как мне помнится) расступилась, пропустив меня к Веладе и Холенби. Они держались за руки, будто влюбленные подростки, заботливо опекаемые обнаружившими их бойцами. Не будет преувеличением сказать, что выглядели они чертовски плохо: форма была разорвана в клочья, из-под повязок, которые санитар наложил на самые серьезные раны, сочилась кровь, но этого, я думаю, стоило ожидать. Холенби уставился на меня в беспомощном замешательстве.

— Где вы нашли их? — спросил я сержанта.

— Внизу, в туннелях, сэр. Лейтенант Сулла приказала нам рассредоточиться и взять под охрану подземный периметр, а они были где-то в полукломе от выхода. Похоже, пережили чертовски тяжелый бой.

— Веладе? — мягко спросил я. Она обернулась ко мне, но ее взгляд блуждал. — Что с вами было?

— Сэр? — Она нахмурила брови. — Мы сражались. Томас и я.

— Они были повсюду, — сообщил Холенби бесцветным голосом. — Потом рухнул потолок, и мы оказались отрезаны от остальных. Так что мы прорывались на поверхность.

— Ясно, — сказал я, склоняя голову и бросая взгляд на Эмберли.

Инквизитора одолевали те же сомнения, что и меня. Я вынул свой лазерный пистолет и, прежде чем кто-нибудь смог что-либо сделать, прострелил спасенным головы.

— Какого черта?!. — выкрикнула Кастин, инстинктивно потянувшись к своему болт-пистолету, прежде чем здравый смысл взял верх.

Она яростно сверлила меня взглядом, сжав челюсти, тогда как окружающие солдаты замерли в шоке, гневе и растерянности, все эти чувства ясно отражались на их лицах. Внезапно меня, в который уже раз, посетило дежа-вю — непрошеное воспоминание о бунте в столовой на борту «Праведного гнева». На мгновение я почувствовал себя неуверенно, словно совершил ужасную ошибку, поэтому снова кинул взгляд на Эмберли, ища оправдания своему поступку.

Инквизитор кивнула, и я почувствовал себя немного лучше. По крайней мере, если я и ошибался, то не один. Это мало помогло бы восстановлению боевого духа полка, но я хотя бы не оказался в дураках.

— Я видел подобное, — сказал я, обращаясь напрямую к Кастин, но достаточно громким и четким голосом, чтобы меня услышали все. — На Кеффии.

Я вынул из ножен на поясе сержанта боевой нож, опустился на колено перед телом Холенби и сорвал одну из повязок, обнажая неширокую, но глубокую рану, наискось уходящую под ребра. Я расширил ее ножом, не обращая внимания на ропот вокруг, и запустил внутрь мгновенно ставшие скользкими от крови пальцы. Спустя секунду я нашел то, что ожидал, и вырвал наружу маленький клубок волокнистой органики.

— Это что за чертовщина? — спросила Кастин, повышая голос, чтобы ее можно было расслышать за громкими позывами разобравшей Суллу тошноты.

— Имплант генокрада, — объяснила Эмберли. — Укореняясь в носителе, он постепенно разрушает его генетическую сущность, превращая потомство в гибридов. Через поколение-другое начинают появляться уже чистокровные, хотя остаются и гибриды, практически не отличимые от людей, так что заражение продолжает распространяться.

Она указала на точно такую же рану на груди Веладе.

— Оба были заражены, когда генокрады одолели их.

— Я заметил, что оба вели себя как-то странно, — добавил я. — Имплант вмешивается в деятельность мозга, так что носитель остается в неведении относительно инфицирования. Все, что они помнят, это сражение, и полагают, что им удалось сбежать.

— Такое поведение часто объясняют изнурением в бою, — закончила Эмберли. — К счастью, комиссар понял, что к чему, иначе ваш полк начал бы оставлять за собой тайные культы генокрадов везде, где бы вы ни высаживались.

— Ясно. — Кастин коротко кивнула и повернулась к сержанту. — Сжечь тела.

— Это мудрая предосторожность, — похвалила Эмберли.

Сержант отправился за огнеметом.

— Полковник! Комиссар! — Броклау махал нам с пандуса своей «Химеры». — Один из наших патрулей нашел там еще и тау. Они сейчас направляются к поверхности.

Мы с Эмберли переглянулись и пошли встречать выживших шас'ла. Тревога уже ворочалась у меня в кишках, когда я увидел маленький отряд, теперь сократившийся до трех бойцов. Один потерял свой шлем и щурился на ярком солнце. Я вздрогнул, когда «Манта» — пехотный транспорт тау — пронесся над головами, бросив на меня свою тень, и приземлился, чтобы забрать своих. Шас'ла выглядели оглушенными и обессиленными. Наверное, так выглядели и мы с Эмберли, когда нас обнаружили гвардейцы. Я мог подозревать о настоящей причине, но никак не мог быть уверен. Они, в конце концов, ксеносы, и я не научился читать по ним так же просто, как по своим сородичам.

Так что я стоял, парализованный сомнениями, пока они, шатаясь, поднимались по скату в свой транспортер, окруженные заботой соплеменников, а потом стало уже поздно что-либо предпринимать. Когда я отвернулся, больной от понимания правды, то увидел, что Эмберли смотрит вслед «Манте» с удовлетворенной улыбкой.

И почему-то это совершенно меня не ободрило. Скорее уж наоборот.