За Императора!

Глава двенадцатая

Я с гордостью могу сказать, что, несмотря на внезапность атаки, мои мыслительные способности остались на высоте. Конечно же, я нырнул в ближайшее укрытие в то самое мгновение, когда понял, что в нас стреляют. Но холодная голова на поле боя — штука хорошая при условии, что ее не сделал таковой залп шрапнели. Я еще вытаскивал свой верный лазерный пистолет, когда аналитическая часть моего сознания уже начала оценивать позиции наших солдат, ближайшие пути к отступлению и мои шансы добраться до одного из безопасных туннелей без перспективы оказаться размазанным на половину расстояния до Золотого Трона. Шансы эти казались мне несколько жалковатыми, так что я решил никуда не драпать от того крепкого куска трубопроводов, за которым нашел себе местечко. Нас поливало вражеским огнем, и, к моему ужасу, Юрген оказался прав. Мы столкнулись именно с плазменным оружием, и наши тяжелые бронежилеты были против него бесполезны. Я, конечно же, сразу затушил фонарь, и остальные последовали моему примеру, но плазменные разряды освещали подземелье не хуже солнечного света, только дерганного, будто в стробоскопе. Мои глаза мгновенно засаднило.

Шар пылающей энергии растекся по трубе, за которой я притаился, едва не спалив мне лицо брызгами расплавленного металла. Если бы ругательства убивали, уверяю вас, нападающие были бы мертвы уже через несколько секунд. Поломанные ящики, подожженные предыдущими попаданиями, добавили к освещению мерцающие оранжевые сполохи, которые только усиливали мою дезориентацию.

— Юрген! — крикнул я. — Можешь стрелять?

— Еще нет, комиссар!

Он забился за переплетение труб, угнездив на них мелтаган, и нацелил его на выход из туннеля. Когда враги ворвутся, он их изжарит, но противник, кажется, совершенно не спешил бросаться в атаку, вероятно ожидая от нас чего-то подобного.

— Вижу движение, — спокойно произнес Сорель, тщательно всматриваясь вдоль ствола своего снайперского лазерного ружья.

Я с некоторым отвращением заметил, что он укрылся за одним из трупов, утвердив дуло своего оружия поперек груди мертвеца, будто это был обычный мешок с песком.

— Чего они ждут? — спросила Эмберли. — В прошлый раз они бросились на нас скопом.

Она пряталась за колонной, присев на корточки, в нескольких метрах от меня. У меня снова закололо в ладонях. Не многие из наших обычных врагов так радикально меняли стратегию, да еще за такой короткий промежуток времени. Особенно если стратегия сработала в прошлый раз.

— Келп, Веладе, — приказал я. — Контролируйте перекрестные коридоры. Они хотят обойти нас с флангов!

Солдаты дали знать, что поняли приказ. Я внезапно почувствовал себя неуютно, сообразив, за сколь многими входами нам придется следить. Требек и Холенби держали под прицелом своих хеллганов вход, через который враг вел огонь, время от времени отвечая одиночными выстрелами, — просто чтобы враг окончательно не обнаглел.

— Вижу цель, — доложил Сорель лишенным эмоций голосом.

Его выстрел оказался точен, глубоко в туннеле раздался визг боли, который поднял дыбом волоски у меня на затылке.

— Это что еще за чертовщина? — спросила Веладе с посеревшим лицом.

Должен признать, я тоже был в шоке, но по совершенно другой причине. Несмотря на эхо и стрельбу, я узнал звук.

— Это был крут! — ошарашено сказал я.

Теперь настал черед Эмберли удивляться.

— Вы уверены? — спросила она.

Я кивнул:

— Мне довелось говорить с одним из них.

Я ожидал, что она станет задавать вопросы, но вместо этого она просто встала.

— Прекратить огонь! — выкрикнула она, и я не ожидал, что она способна говорить настолько громогласно.

Впрочем, если подумать, ее голос был не так уж и громок. Прорваться сквозь шум ему позволила необычайная властность, и солдаты, как один, исполнили приказ, даже несмотря на то, что все инстинкты, которыми они обладали, велели им продолжать стрельбу. Конечно же, наши противники не попали под ее влияние и продолжали с неослабевающим рвением изливать на наши импровизированные баррикады потоки огня. Несмотря на то, что она сделала себя наиболее очевидной мишенью в округе, Эмберли, казалось, ничуть не была обеспокоена этим фактом (тогда я не мог понять, хладнокровие ли это или безрассудство, лишь позже мне предстояло выяснить: у нее было меньше причин бояться плазменных зарядов, чем у всех остальных; не поймите меня неправильно, она, конечно, могла быть ранена или убита, но эти инквизиторы действительно крепкие ребята).

Она снова крикнула, усиливая голос каким-то прибором, который достала из глубин своей одежды, но на этот раз, к моему изумлению, с ее губ сорвалось шипящее наречие тау[41].

Я определенно был не единственным, кого это потрясло, потому что вражеский огонь мгновенно прекратился. После напряженной паузы ей ответили на том же самом языке, и она махнула мне рукой.

— Встаньте и покажитесь,- сказала она.- Они хотят говорить.

— Или пристрелить нас,- сказал Келп, все еще не отрываясь от прицела своего хеллгана.

— Они и так могут сделать это, — ответил я, кивая на окружающие нас трупы и невольно морщась от предвкушения влетающего мне в грудь плазменного заряда. Но, конечно же, ничего такого не случилось, и если бы я действительно ожидал чего-то подобного, я бы остался под прикрытием уютных трубопроводов, а Инквизиция могла бы катиться в варп. — Этих еретиков прижали на той же позиции, что инас, и попытка отбиться им не помогла.

— С этим не поспоришь.

Сорель поднялся, держа свое снайперское ружье за ствол на вытянутой руке, демонстрируя, что не собирается его использовать.

Один за другим наши солдаты вышли из укрытий. Келп был последним, кто рискнул пошевелиться и наконец, удосужился неохотно подчиниться.

— Оставайтесь на своих местах.

Эмберли выступила вперед, вставая перед жерлом туннеля, и снова включила свой фонарь. Ее силуэт, очерченный мерцающим светом пламени, конечно, легко можно было разглядеть и без этого, но теперь, если все же ксеносы замышляли предательство, это было все равно как если бы она держала плакат: «Эй, я здесь, стреляйте в меня!» Я в очередной раз восхитился ее мужеством, и мне пришлось напомнить себе, что эта привлекательная молодая женщина была инквизитором, командовавшим такими силами, которых я даже не мог себе представить.

— Что-то движется, — сказал Сорель.

Снайпер держал позиции тау под присмотром, несмотря на приказ отставить боевую готовность. Напрягая зрение и стараясь разглядеть что-то сквозь мрак и клубы дыма, от которых уже болели глаза и саднило в груди, я смог увидеть приближающиеся гуманоидные фигуры.

Сначала нарисовались тау, в панцирных доспехах, затемненных черными и серыми камуфляжными пятнами, идеально подходящими для того, чтобы сливаться с тенями в этом пыльном лабиринте. В своих шлемах они были похожи на громадных металлических насекомых. Это вызвало во мне неприятные воспоминания[42], и я невольно содрогнулся. Обычно выражение лица можно прочесть даже у ксеносов, но эти маски ничего не говорили об их настроениях или намерениях.

За тау мягко ступали трое кругов, и вот уж эти лица я не прочь был бы видеть закрытыми чем-нибудь. Когда они вошли в помещение, один из них потянул носом воздух и повернулся в мою сторону, а затем направился прямиком ко мне.

Эмберли продолжала шипеть и выдыхать звуки языка тау, обращаясь к тому, который выступил вперед. Я догадался, что это был командир группы. Конечно, язык мне был совершенно непонятен, но просто слышать его было достаточно, чтобы понять: дела идут не слишком хорошо.

— Инквизитор, — спросил я, немного повышая голос, но стараясь, чтобы он звучал достаточно спокойно и не спровоцировал мягко приближающегося крута, — что-то не так?

— Они, кажется, не желают нам доверять, — коротко ответила Эмберли и вернулась к переговорам.

— Я могу чем-то помочь? — настаивал я.

Крут уже практически возвышался надо мной, и я не мог не заметить запятнанные кровью боевые лезвия, прикрепленные к его необычному длинноствольному оружию. Моя память живо показала мне труп женщины с выпущенными внутренностями. Теперь я имел представление о том, как эти раны были нанесены.

— Никто из них не говорит на готике, — отрезала Эмберли, не удосужившись добавить «так что заткнись и не мешай», потому как это прекрасно передавала интонация.

— Как же тогда они собирались допрашивать пленных? — спросила Веладе, прежде чем прийти к логично вытекающему из этого вопроса умозаключению и оборвать себя, судорожно вдохнув.

— Это была бы моя задача, если бы ситуация того потребовала, — сказал крут, добавив знакомую комбинацию щелчков и свистов, которую я уже слышал ранее. — Рад найти вас в добром здравии, комиссар Каин.

Вы, наверное, подумаете, будто я довольно туп, если сразу не узнал Горока, но вам стоит принять во внимание обстоятельства. Было темно, мы только что закончили перестрелку, да и найдите хоть одну причину в этой Галактике, с какой стати я должен быть готов встретить его здесь? К тому же если вы не слишком близки с ними, круты выглядят на одно лицо. Орков, по крайней мере, можно различать по шрамам, в том маловероятном случае, если вам это когда-нибудь понадобится.

Мое имя оказало на тау мгновенный и по-своему лестный эффект — они все разом повернули головы и уставились на меня. Потом командир обратился к Эмберли и спросил что-то. Горок издал тот самый чудной щелкающий звук, который я слышал и раньше, — что-то вроде смешка.

— Шас'уи спрашивает, действительно ли это вы, — перевел он с явным весельем.

Я предположил, что «шас'уи» — что-то вроде звания, примерно соответствующего сержанту или офицеру, и, значит, он говорил о командире тау.

— Когда в последний раз проверял, был я.

Горок снова издал тот же щелчок и перевел это замечание на язык тау, которым он, кажется, владел так же хорошо, как и готиком (я счел забавным, что столь дикая раса способна быть столь ученой, и чуть позже имел возможность спросить Горока, как это его угораздило. Он утверждал, что выучил оба языка, пока делал карьеру наемника, с тем, чтобы облегчить переговоры с нанимателями. Не надо говорить, что я нашел несколько маловероятным, что он служил вместе с имперскими войсками[43]).

Эмберли что-то сказала, очевидно подтвердив мою личность, и шас'уи снова посмотрел на меня. Его следующие слова были определенно обращены ко мне. Я отвесил официальный поклон и произнес:

— К вашим услугам.

— Он подтверждает, что ваши услуги на пользу всеобщего блага будут помнить с благодарностью, — любезно перевел Горок. — Эль'сорат остается в добром здравии.

— Рад слышать, — сказал я, тактично удержавшись от того, чтобы вслух высказать свою надежду, что Эль'хассаи столь положительные новости не касаются.

Эмберли вклинилась в возникшую паузу, чтобы перехватить нить беседы. После обмена фразами огневая команда тау, или, как они себя называют, шас'ла[44], отошла в сторону, переговариваясь между собой на пониженных тонах. Это, честно говоря, было довольно бессмысленно, потому что только Эмберли могла хоть что-то понять, и она и так все слышала, но это до того похоже на человеческое поведение, что я почти перестал беспокоиться за наше ближайшее будущее.

— Это удача, — сказала Эмберли. — Они не были склонны нам поверить. Но ваше присутствие их переубедило. Они верят вам.

«Что ж, весьма опрометчиво с их стороны», — подумал я, но, естественно, вслух ничего не высказал. Вместо этого я благоразумно кивнул.

— Это все, конечно, хорошо, — сказал я. — Но можем ли мы доверять им?

— Это правильный вопрос, — сказала Эмберли. — Но в данный момент не думаю, чтобы у нас был выбор.

— Прошу прощения, мисс. — Юрген уважительно кашлянул, привлекая ее внимание. — Не упомянули ли они, что делают здесь?

— То же, что и мы,- ответила Эмберли.- Идут по следу.

От этого замечания моя паранойя вошла в фазу обострения.

— Какому «следу»? — спросил я.

Ответил мне Горок:

— Доклады разведки, предоставленные нам губернатором Грисом в результате договоренности после убийства посла Шуи'сассаи, упоминали о собраниях агрессивной проимперской группы в этих туннелях. Было решено предпринять более детальное расследование.

— И что, эти собрания действительно здесь происходят? — Выражение лица Эмберли не обещало ничего хорошего для губернатора.

— Я так понимаю, что вы в первый раз об этом слышите? — спросил я.

Она кивнула:

— Вы правильно понимаете. Но существование такой группы не исключено.

Ее взгляд снова вернулся к мертвой женщине с косичкой на выбритой голове и затуманился задумчивостью.

— Я вот чего не понимаю, — произнес Юрген, сосредоточенно морща лоб.- Если губернатор знал о чем-то подобном, почему он сказал тау, а не Инквизиции?

— Потому что руками тау он мог избавиться от них так, чтобы потом не пришлось отвечать за свою халатность, которая позволила такой группе образоваться, — предположил я.

Эмберли вновь кивнула:

— Или чтобы укрепить свои позиции у чужаков, если он действительно рассчитывал отдать им планету. — Она пожала плечами. — По-настоящему это не имеет значения. Некомпетентность или предательство, неважно. Теперь он бывшая проблема, какими бы ни были его мотивы.

То, как равнодушно она это произнесла, было словно ушат холодной воды за шиворот.

Пока мы разговаривали, тау что-то решили для себя и, сопровождаемые двумя крутами, подошли к нам. Шас'уи что-то сказал, и Горок перевел:

— Ваше предложение приемлемо. Кажется, вы служите на всеобщее благо.

— Какое «предложение»?! — возмутился Келп.

Эмберли посмотрела на него долгим взглядом, и он стушевался.

— Похоже, что наши цели имеют много общего, — сказала она. — Так что мы объединяем наши силы. По крайней мере, до тех пор, пока не узнаем, с чем мы здесь столкнулись.

— Разумно, — согласился я. — Я предпочту видеть эти плазменные ружья на нашей стороне.

Теперь я смог поближе разглядеть оружие тау. Оно оказалось удивительно компактным, не массивнее лазерного ружья, но их огневой мощью не стоило пренебрегать.

— Объединяться с синенькими?! — негодовал Келп.- Вы не можете говорить это серьезно! Это… Это ересь!

— Так хочет инквизитор. Смирись, — сказала Требек.

Они затеяли спор, но тут вмешалась Эмберли:

— Благодарю, Белла. Как вы любезно указали, мои решения не являются просьбами. — Она повысила голос так, чтобы слышал каждый солдат. — Мы выдвигаемся. Любой, кто не согласен, может остаться. Конечно же, комиссару придется казнить такого, прежде чем мы двинемся дальше, чтобы обеспечить безопасность операции. — Она улыбнулась мне. — Не кажется ли вам, что право выбора весьма воодушевляет солдат?

— Определенно, — сказал я, гадая, сколько еще способов удивить меня она найдет, прежде чем закончится этот день.

Так что мы снова построились, тау пошли впереди, что я мог только приветствовать — пускай принимают на себя огонь врага, который скрывается и расставляет засады во тьме. Юрген сложившуюся ситуацию воспринял так же флегматично, как он относился ко всему в жизни, но я ясно видел, что Келп был не единственным, кому против шерсти пришлись наши новые союзники. Только варп знает, что я тоже питал некоторые сомнения, но я-то просто параноик, что при моей работе является единственно здравым состоянием души. Веладе и Холенби не спускали с ксеносов подозрительных взглядов, особенно им не нравились круты. Закованные в броню, с лицами, скрытыми шлемами, тау могли бы сойти за людей, если бы не нехватка одного пальца на руках, но круты действительно выглядели выходцами из кошмара. Требек единственная демонстрировала полное согласие с решением инквизитора, но я подозревал, что она делала это лишь потому, что хотела поддеть Келпа, а не потому, что ей нравились союзники. Сорель казался совершенно спокойным.

Когда мы начали друг за другом покидать помещение, я обернулся к Келпу.

— Идёте? — спросил я, поглаживая рукоять лазерного пистолета.

Через секунду он присоединился к остальным, зло сверкнув на меня взглядом, но мне доводилось играть в гляделки с настоящими экспертами по части тяжелых взглядов, так что я просто дождался, пока он моргнет.

К моему удивлению, Горок присоединился ко мне в хвосте колонны. Его сородичи шли впереди, охраняя шас'уи, и, наблюдая за их легкой походкой, я внезапно вспомнил кое о чем.

— Я не вижу раненых, — сказал я. — Кого из кругов подстрелил Сорель?

— Каккута, — ответил Горок. — Из клана Дорапт. Хороший охотник. Умер быстро. — Он говорил об этом удивительно спокойно. — Умение вашего снайпера похвально, — добавил он.

Сорель, услыхав это, похоже, остался доволен комплиментом.

Мы продолжили наш путь вперед и вниз в настороженной тишине, с оружием наготове, хотя, вероятно, оба отряда были бы не прочь использовать его и друг против друга. Теперь мы продвигались быстрее, так как тау, похоже, обладали способностью видеть в темноте. Они не пользовались никакими фонарями, так что я предположил, что их шлемы позволяют видеть дорогу каким-то не понятным мне образом. Круты, в свою очередь, в каких-либо вспомогательных устройствах, похоже, не нуждались, скользя через тьму так, будто были в ней рождены. Может, и были, кто знает.

Приглушенный шепот ведущего тау заставил всех остановиться — или, точнее, тау остановились, а остальные наткнулись на них.

— В чем дело? — спросил я.

Эмберли прислушалась.

— Погасите фонари! — приказала она.

Я подчинился, но не без дурных предчувствий. Я не доверял даже нашим собственным солдатам, а уж что касается ксеносов… Но она все-таки инквизитор, так что, наверное, знает, что делает.

Перед тем как потушить свет, я закрыл глаза, чтобы они быстрее приспособились к темноте, когда я снова открою их, и все равно те несколько секунд, которые на это потребовались, были страшными. Оставшись в непроглядной темноте, прислушиваясь к быстрому биению своего сердца, я старался различить и другие окружавшие меня звуки: царапанье крысиных лап по полу, приглушенное позвякивание солдатской экипировки и дыхание десятка пар легких. Воздух у моего лица казался горячим и плотным, и я с благодарностью обонял отчетливый запах Юргена, который не был благоуханнее, чем обычно, но ободрял своей знакомостью.

Постепенно я начал различать силуэты в окружающем мраке и осознал, что вижу далеко впереди едва заметное светлое пятно.

— Огни, — прошептал Юрген. — Там внизу кто-то есть.

Один из тау что-то сказал резким, хоть и приглушенным голосом.

— Впереди часовые, — спокойно перевела Эмберли. — Круты ими займутся.

— Но как они могут это видеть? — спросила Веладе, и в ее шепоте слышалось замешательство.

— Нам не требуется видеть, — заверил ее Горок, и завихрение потревоженного воздуха, коснувшееся моего локтя, подсказало мне, что он ушел.

Так как мои глаза уже привыкли к темноте, я смог увидеть смутные тени на фоне тусклого света вдалеке, но внезапно они пропали.

Через мгновение долетело несколько коротких сдавленных криков, а потом — легко узнаваемый звук ломающейся кости. Снова спустилась тишина, которую нарушил шепот тау.

— Путь свободен, — заверила нас Эмберли, и мы устремились навстречу свету, который выглядел удивительно уютно и приветливо. Он не был таким уж ярким, просто цепочка работающих вполсилы осветительных шаров на потолке, с длинными промежутками тени между ними, но после темноты они казались необычайно яркими.

За первым из осветительных шаров поперек коридора была возведена баррикада, которая перекрывала коридор, оставляя узкую щель возле стены, в которую мог протиснуться один человек.

— Похоже на внутренний пропускной пункт, — сказала Требек, и Келп громко фыркнул.

— И кто бы мог подумать? — поддел он.

Впрочем, она была права, преграда явно была предназначена для того, чтобы регулировать проход, вряд ли она могла сдержать незваных гостей. Возможно, сдерживание было задачей тех, кого мы оставили позади, пока тау не освободили их от их обязанностей. В противном случае пост был бы укреплен куда тщательнее, и я сказал об этом Эмберли.

— Почему вы так думаете? — спросила она, давая мне понять, что какими бы знаниями инквизиторы ни располагали, они не умеют думать как солдаты[45].

— Он расположен в освещенном месте, — указал я. — Если бы они опасались вторжения, то расположили бы посты дальше, в темноте, где можно было бы, оставаясь в темноте, наблюдать за коридором. А здесь им не видно ничего, что находится вне круга света.

— Что весьма помогло нам овладеть преимуществом внезапного нападения,- любезно добавил Горок.

Когда он напомнил о своем присутствии, я повернулся, как раз чтобы увидеть, как он нагнулся и вырвал добрый кусок плоти из человеческого тела, лежавшего у его ног. У меня к горлу подступила тошнота, солдаты в ужасе зароптали, и кто-то выразил свое отвращение в виде непристойного ругательства. Келп начал было наводить свой хеллган, но потом отказался от этого намерения.

Я заметил, что тау, когда их союзники приступили к своей грязной трапезе, смотрели куда-то в сторону, будто испытывали такое же отвращение, но были слишком вежливы, чтобы высказать его. Тут, к еще большему моему изумлению, Горок выплюнул кусок мяса обратно, и это вновь напомнило мне о мертвой женщине. Крут что-то протрещал на родном языке, и его сородичи тоже повыплевывали человечью плоть.

— Что это все значит, именем Императора?! — прошептал я, обращаясь к Эмберли, но она лишь пожала плечами:

— Простите, но на крутском я не говорю.

Слух Горока был сверхъестественно острым, по крайней мере, по человеческим меркам, потому что он ответил на мой вопрос:

— Он испорчен, как и остальные.

Крут издал звук, который я расценил как выражение отвращения.

— Как это — испорчен? — спросила Эмберли.

Горок развел руками в удивительно человеческом для чужака жесте, который, как я предположил, он перенял у тех, у кого учился готику.

— Это… — Он сбился на крутский, издав несколько свистов и щелчков. — В вашем языке нет точного эквивалента, который бы я знал. Такие переплетенные молекулы, которые копируются…

— Гены? ДНК? — спросила Эмберли.

Горок наклонил голову набок, видимо размышляя над этим, и задал одному из тау вопрос на своем языке.

— Нечто похожее, — наконец ответил он.- Тау тоже знают это, но по-иному, нежели мы.

— Вы хотите сказать, что можете распробовать их ДНК? — недоверчиво спросил я.

Горок качнул головой:

— Не совсем так. Поскольку вы к этому неспособны, это будет то же, что объяснять цвета слепому. Но я шейпер, и я могу чувствовать такие вещи.

— И их гены испорчены, — заключила Эмберли так, словно подтвердились какие-то ее предположения, и тут меня осенило ужасающее понимание.

Тяжелые воспоминания об одной из прежних кампаний, и разговор во дворце в тот день, когда мы впервые встретились, соединились. Внезапно я понял, что она ожидала найти здесь, и лишь Император знает, каких сил мне стоило сдержаться и не рухнуть на колени, воя от ужаса, а затем понестись прочь отсюда, к поверхности.