Глава 6

— Интересно, — отвлеченно думал Йормунганд, пригнувшись к шее лошади, — откуда конь знает, куда ступать? Я бы обязательно обо что-нибудь споткнулся, бегая по лесу без тропинок.

Йормунганд вынул ноги из стремян и ухитрился собраться в комочек на седле. Резко разогнувшись, он подпрыгнул и вцепился в сук раскидистого ясеня, конь без седока поскакал дальше, сквозь заросли. Йормунганд подтянулся, вскарабкался на сук, добрался до ствола и полез наверх, прячась в листве. Обняв ногами ствол, он снял со спины самострел, зарядил его и начал ждать.

Воздух звенел от влажной свежести, солнце мягко пробивалось сквозь листву, на разные лады пели птицы. Йормунганд прикрыл глаза и одними губами прошептал короткое заклинание, когда мимо дерева пронеслись три всадника.

Через пару мгновений послышался шум ломаемых веток и лошадиный топот, со стороны дороги появился еще один всадник. Он не торопился, Йормунганд направил в его сторону самострел и затаил дыхание. Крепко сбитый верзила неопределенного возраста, на гнедом коне, остановился возле ясеня, прислушался к звукам удаляющейся погони, и натянул поводья, поворачивая обратно. Йормунганд облегченно выдохнул и в этот момент верзила посмотрел наверх. Йормунганд увидел, как он, прищурившись, смотрит на него, и выстрелил прямо в открытый рот. Тут же спрыгнув, он схватил под узды, испугавшегося было гнедого и, нашептывая «тихо, милый, тихо», унимая дрожь и пыхтя от напряжения, вытащил мертвое тело из седла. Прятать его времени не было, Йормунганд бросил тело верзилы на палую листву, в тень, чтобы не сразу заметили, вскарабкался в седло и поскакал к дороге, пока не думая об остальных преследователях.

Выехав на дорогу, он пустил коня шагом, прислушиваясь к звукам возможной погони, каждый шорох теперь казался ему подозрительным и с любой стороны он ожидал нападения. Вскоре лес сменился полями, и уже виднелась деревенька, вполне мирная на первый взгляд. Йормунганд протер глаза, он не планировал останавливаться где-то раньше полудня, но запоздалый страх и усиливающаяся тревога заставили его с надеждой всматриваться в дома.


Забрать коня оказалось лучшим решением за последние месяцы. Продать его в ближайшем поселении Йормунганд не рискнул. Много дать за него не могли. А избавляться за бесценок — только привлекать к себе внимание и ненужные подозрения. Он уже подумывал, не съесть ли ему коня в какой-нибудь из черных дней. Но каждый черный день оказывался недостаточно черным для такого злодеяния. Теперь Йормунганд рассчитывал прибыть в портовый городок куда быстрее, чем рассчитывал. В тавернах рассказывали невероятные истории про колдуна одолевшего князя, а до того наславшего чудовище на Ларс-Эрика. Судя по рассказам, с чудовищем так и не совладали. В несчастиях обвиняли Альфедра, но упоминали и молодого сына Лодура, сбежавшего после особенно грандиозного преступления. Все это казалось Йормунганду таким милым, что он даже заплатил уличному скальду за короткую балладу в свою честь.

Путешествовать по- прежнему приходилось одному. Ночевать в лесу становилось все холоднее, листья по большей части облетели, зато Йормунганд научился различать местные съедобные ягоды, да и зверьки обросли жирком перед долгой зимой и стали вкуснее. Одиночество больше не тяготило его, разве что самую малость. Теперь, на хорошем боевом коне, зная, что о нем слагают баллады и плетут небылицы, Йормунганд сам себе казался значительным.

Йормунганд как раз смаковал в уме некоторые впечатляющие подробности последних событий, когда его окликнули с края дороги. Перед ним стоял коренастый мужичок с длинной темной бородой. На мужичке красовался железный шлем с забавными маленькими крылышками по бокам, и железная же броня. Йормунганд бросил быстрые взгляды по сторонам. Если незнакомец не один, придется спасаться бегством.

— Айе, — насторожено произнес Йормунганд. Мужичок напомнил ему Висбура.

— Ты не видел здесь деву-лебедя?

Йормунганд помедлил с ответом размышляя, не сумасшедший ли перед ним.

— Нет, — сказал он сдержанно, — я не встречал здесь ни дев, ни лебедей.

Мужичок фыркнул и скрылся в лесу. Йормунганд еще пару часов нервно озирался, нет ли поблизости таких же сумасшедших дружков. Когда за его спиной послышался топот копыт. Йормунганд посторонился с дороги, готовый нырнуть в кусты в случае опасности.

Всадники проскакали мимо, даже его не заметив. Только один остановился и крикнул:

— Эй, ты муж девы-лебедя?

Правой руки, хотел сказать Йормунганд, но вслух произнес.

— Нет.

— А не видел тут кого?

— Ни дев, ни лебедей, ни их супругов.

Парень кивнул и поехал вслед за остальными.

— Эй, — окликнул его уже знакомый голос бородача. Мужичок опять стоял у края дороги и приложив руку козырьком к глазам, смотрел вслед ускакавшему отряду.

Йормунганд вздрогнул и схватился за кинжал.

— Чо они хотели- то?

— Спрашивали, не видел ли кого, — Йормунганд подавил желание припустить коня вслед отряду. Не хотелось терять лицо даже перед странным лесным жителем.

— А ты чего?

— Сказал, что не видел.

— Это ты молодец. Коняжку свою продашь мне.

Йормунганд не уловил вопроса в тоне и на всякий случай спросил:

— Сколько дашь?

— Денег у меня нет.

— Я натурой не беру.

Бородач мрачно на него уставился, так что Йормунганд нервно хохотнул и спросил, чтобы сгладить неудачную шутку:

— А что есть?

— Могу дать кольца. Из золота.

— Хорошо.

Бородач помедлил и махнул ему рукой.

— Подь сюды.

Что-то в душе Йормунганда возмутилось, но кольца, подумал он, твердая валюта. В деньгах он нуждался постоянно. Привыкший ни в чем себе не отказывать и редко покидавший границы Ирмунсуля, он долго не мог привыкнуть к необходимости экономить, высчитывать разницу валют при пересечении земель. Он пробовал подвизаться к какому-нибудь купцу, поучиться торговому делу, но слишком уж обращал на себя внимание. Для охранника недостаточно силен, для секретаря слишком своеволен, а сказать о магических способностях значило сразу отдать себя в руки Дочерей. К тому же, после историй с Гренделем и князем, награда за его голову увеличилась. Не то чтобы Йормунганд боялся, но терять осторожность не следовало.

Помогали остановки в деревнях, слишком бедных, чтобы позволить себе содержать Дочерь. Йормунганд накладывал заклинания на домашнюю утварь, искал пропажи и в меру сил — лечил. Лечить получалось не очень, зато травить крыс и прочих вредителей — легко. В одной из таких деревень Йормунганд рассчитывал остаться на зиму, но всякий раз находилось что- то, что заставляло снова отправляться в путь. Слишком внимательный взгляд, визит любопытного сборщика налогов, или рассерженные родители испорченной девчонки.

Кольца — твердая валюта. Он купит себе лошадь, спокойнее и незаметнее. Продолжит путь и однажды найдет отца. Мысль отыскать отца преследовала Йормунганда с начала путешествия. С тех пор, как покинул семью, мысль о воссоединении не давала ему покоя, но скорее потому, что Йормунганд хотел иметь цель путешествия, иначе и вправду превращался в обычного бродягу.

— Хорошо, — сказал он и направил боевого коня за бородачом. На всякий случай руку держал поближе к кинжалу.

— Нас трое тут братьев жило, — рассказывал бородач по дороге. — Бирюки мы.

— Угу.

— А потом как объявились они, так сразу как солнце заиграло.

— Кто «они»?

— Девы-лебеди же.

— А.

— Ты не думай, я не брехаю. Как есть, они были — валькирии.

— А братья твои где? — Йормунганд все так же держался настороже.

— А зачем тебе?

— Вдруг они меня в засаде караулят.

Бородач рассмеялся.

— Да я б сам тебя двумя пальцами переломил. Да я б про них и упоминать не стал.

— Двумя не двумя, а подмогой в таких делах не брезгуют.

— Промышлял?

— Нет, сталкивался.

— Конь у тебя добрый.

— Знаю.

Дом бородача стоял посреди светлой полянки. Большой, из грубого темного камня, который уже обточило время. Крыша крыта стальными листами ржавыми по краям, сверху завален землей с жухлой травой. Рядом с узким длинным окном рос куст шиповника, а неподалеку красовались пара ухоженных грядок.

За домом Йормунганд заметил строение, напоминавшее кузницу. По двору там и тут валялись всякие железные штуки, а рядом с кузницей красовалась выставка оружия. Йормунганда просто неодолимо потянуло к этой куче — попробовать, выбрать себе что-нибудь. Усилием воли он подавил в себе желание копаться в куче заточенных железяк как малый ребенок в сладостях. У входа в кузню стояла привязанной понурая лошадь. Жара томила ее, и она лениво отгоняла мух пегим хвостом.

— Зачем тебе еще коняжка, если есть?

— За товарами ездить да перед князями красоваться.

— Не отнимут?

— Они нас братовьев боятся. Особливо меня.

Бородач сделал многозначительную паузу и добавил:

— Колдун я.

— Колдун? — произнес Йормунганд задумчиво.

— Кузнец же.

— И верно. Не подумал. Кузнецы да пекари — близкие к магии занятия.

— Да-да, из той же братии. В дом зайдешь?

Йормунганд кивнул. Опасности он не чувствовал, не больше, чем обычно. Он спешился, взял коня под уздцы и привязал рядом с лошадью. Тот немедленно начал так же лениво обмахиваться хвостом и пощипывать сено. Лошадь его мало заинтересовало, больно тощая и блеклая.

Дом оказался темным не только снаружи, но и внутри. Йормунганд поежился. В его краях тоже строили дома их камня, но редко. В доме было холоднее, чем снаружи. Три топчана стояли в ряд, с небольшими зазорами, скамейка у стены, окованный железом сундук, покрашенный сверху крикливой желтой краской. Грубый деревянный стол, печь, еще один сундук, поменьше. На полу лежал коврик, связанный из ветоши. Некогда веселый и пестрый, теперь он посерел от грязи.

— А жен давно нет? — спросил Йормунганд, скидывая наплечную сумку.

— Да ты ходи не бойся, — сказал бородач.

Он выложил на стол немного вяленого мяса и кружку с пивом. Пиво Йормунганд едва пригубил, а вот мясо съел без остатка.

Хозяин отломил хлеб и протянул краюшку.

— А сыр есть?

— Найдется.

— Меня Бьярне кличут, — сказал бородач, вдруг спохватившись.

— Ганглери, — сказал Йормунганд.

— Правда? — бородач хитро сощурился.

— Нет, на самом деле Гюльви. Хех, тебя не обманешь.

— Еще бы, — Бьярне довольно размял толстые мозолистые пальцы я же колдун. Ну и отекдова ты родом, Гюльви?

— Из Ирмунсуля, — здесь Йормунганд не видел смысла врать.

— И куда путь держишь?

— В Гардарику.

Бьярне присвистнул.

— Далече. Еще мяса будешь?

— Да, пожалуйста.

— Пивка? Сам варил.

— Угу.

Приятная тяжесть в желудке клонила ко сну. Йормунганд зевнул в кулак и вытянул ноги под столом. Все в доме казалось ему игрушечным. И низкие постели, и стол, доходивший ему самое большее до колен. Среди народа Бьярне он и в самом деле сошел бы за великана.

Обычно, когда говорят «Я следую в Гардарику», это все равно что «иду, куда глаза глядят». Таков твой случай? — спросил хозяин.

— Не совсем. Если я и в самом деле попаду в Гардарику, то сделаю вид, что туда-то и направлялся.

Бьярне расхохотался.

— Мои братья отправились на поиски наших жен, а меня оставили присматривать за домом. Поможешь мне с работой? Тебе ведь, вроде, спешить некуда.

— Только не в качестве жены, — быстро сказал Йормунганд. Он отметил, как изменилась речь Бьярне. Просторечных слов в ней стало меньше, а предложения он строил правильно. Похоже, бирюк не всегда был бирюком.

Бьярне расхохотался словам Йормунганда.

— Хороший ты человек, — сказал он, утирая глаза. Из- за печки он выудил ларец, тонкой работы, с филигранным узором переплетающихся линий. Вопреки словам бородача, Йормунганд почувствовал жгучее желание стукнуть его по голове и забрать ларец вместе с содержимым. Бьярне открыл ларец полный тонких золотых колечек.

— Ха, одного не хватает, — нахмурившись, сказал хозяин.

— Их там множество, ты все сосчитал?

— Это для тебя они круглые да гладкие, а для меня все разные. Держи.

Он протянул ему золотое колечко. Простое гладкое, без рисунков и камней.

— Теперь конь твой, — сказал Йормунганд.

— Имя у него есть?

— Назови, как хочешь.

— А ты как его называл?

— Конь.

— Пусть будет Задира.

— Он не такой строптивый, каким кажется.

— Не твой конь. Не указывай.

— Ты прав, теперь не мой.

Йормунганд отхлебнул еще пива. Отстегнул с пояса мешочек с рунами, показал Бьярне, и сунул руку в мешочек. Бьярне внимательно следил за ним.

— И что? — спросил он, приподнимаясь с места, чтобы увидеть, что вытянул гость.

Йормунганд повернул костяшку к Бьярне.

— Феху, — Бьярне рассмеялся, разбрызгивая капли пива и крошки. — Поработаешь в кузне — преумножишь состояние. Руна не врет.

Йормунганд кивнул.

— Договорились. До конца зимы. Про меня никому не слова, будто меня нет.

— Лады. Руны посмотреть не прошу, знаю, что нельзя. Из чего они?

— Из ясеня.

— Ого, сам вырезал?

— Конечно, — Йормунганд не понимал тяги людей вроде Бьярне к ручному труду. Если была возможность купить, он покупал. Если нет, делал сам, плохо, хорошо ли, не стеснялся результатов своего труда. Руны получились неплохо. Но если бы случилась возможность купить — купил бы.

Бьярне хмыкнул в бороду. Оружие, разукрашенное рунами, возрастет в цене.


Для кузнечного дела Йормунганд оказался недостаточно сильным. Сознание собственной слабости несколько уязвила его, хоть он и старался не подавать виду. Бьярне же поцокал языком и деловито показал Йормунганду, где в кузнице что находится. Йормунганд даже не пытался с первого раза все запомнить. Горн с вытяжкой, емкость с водой, ящик с топливом, наковальня, плавильня, гибочная, формовальная и гвоздильная плиты на подставке из стального уголка, большой тяжелый молот, верстак, инструменты.

— Я тут позабросил работу, — сказал Бьярне, смущенно, — одному несподручно. Но с тобой- то мы быстро управимся. Хех.

— А братья давно ушли? — спросил Йормунганд.

Бьярне не ответил. Он уже доставал из тигля брусочки холодного металла. Внимательно осмотрел их, один за другим подкинул на руке.

— Зажги печь, — не оглядываясь, сказал он. — Это сталь для клинков, ее надо обрезать, здесь и здесь, — он показал на брусочке где, — А потом будем опять плавить.

Йормунганд кивнул и под дребезжание пилы принялся разжигать огонь в кузнечной печи.

— А сталь не портится? — спросил он. — От нагревания?

— Нее, наоборот, только надо меру знать, не перегревать его, и не осторожничать, а то так тоже ничего не получится.

Бриг обрезал брусочек с двух сторон, аккуратно разогрел так, что брусочек засиял ярким желтым цветом.

— Побежали, побежали, — весело крикнул он, и Йормунганд схватил молот и начал бить по этому раскаленному бруску, глядя, как вытягивается металл под его ударами. Бьярне держал брусок в щипцах и вертел его так и эдак. Время от времени они брусок опять нагревали и опять придавали ему форму. Пот застила Йормунганду глаза, волосы налипли на лоб, а Бьярне лишь ухмылялся в бороду.

— Поживешь у меня, — сказал он. — Перезимуешь, а там, глядишь, снег твои следы заметет, преследователи и отвяжутся.

Йормунганд кивнул.

Легли они уже далеко за полночь, спал Йормунганд как убитый.

На следующий день Йормунганд еле поднимал ложку. Боль в руках и спине казалась не просто невыносимой, а бесконечной. Хотя Йормунганд конечно знал, что это пройдет. Бьярне посоветовал двигаться побольше.

В кузне они работали с вечера и до поздней ночи. Боль постепенно уходила, а вскоре Йормунганду уже не надо было делать перерывы в работе.

Едва похолодало, они начали работать серыми сумрачными зимними днями. В качестве платы Бьярне предложил сковать Йормунганду клинок и научить ремеслу. Но работать, как Бьярне Йормунганд не мог, не хватало опыта и сноровки. Зато в накладывании заклинаний Йормунганд сильно поднаторел.

— Ты мне кое- кого напоминаешь, — как- то сказал Бьярне, когда они расположились пообедать прямо в кузне.

— Неужели? — Йормунганд лениво отщипнул кусочек хлеба.

— Чьего ты рода, Гюльви из Ирмунсуля?

— Ммм, одной великанши из Ирвогля.

— А ты похож на человека, — сказал Бьярне.

— Ты тоже… похож. Для цверга.

Бьярне предпочитал продавать свой товар посредникам, постоянным купцам, чем открывать лавку и торчать на базаре самому. Изделия пользовались спросом, пока не приключилась вся эта история с девами- лебедями. Бьярне все- таки рассказал ее подробно, утирая скупую слезу кончиками заскорузлых пальцев и сморкаясь в рукав. Йормунганд сидел с соответствующим ситуации выражением лица и в который раз задавался вопросом, что он вообще здесь делает?

Будущих жен обнаружил старший брат Бьярне — Свенн. Он любил подкарауливать купающихся деревенских девок и глазеть на них из- за кустов, а иногда подшучивать, если была охота. Особенно нравилась ему одна, рослая и плечистая, с широкими бабьими бедрами и округлым приятным животом. Та разделять симпатию никак не хотела, и пару раз возвращался домой Свенн с расквашенным носом и синяком под глазом. Но девка девкой, а удовольствие удовольствием. И Свенн исправно ходил на речку. Только в очередной раз он застукал там не баб из деревни, а что ни на есть прекрасных леди. Сначала Свенн принял их за Дочерей и хотел дать деру, только Дочери так себя не ведут.

Йормунганд хмыкнул, он- то знал, как могут вести себя Дочери. Но вслух говорить не стал.

Так вот, продолжал Бьярне, опрокинув еще стопку самогона, вместо белых покрывал лежали на берегу серебряные перья, такой тонкой работы, что Свенн совсем голову потерял. Высунулся он, значит, хвать эти перья и бежать. А девы не сразу спохватились, а как поняли, что случилось, раскричались, из воды повыскакивали и за ним. Как есть, голышом. И быстро же они бежали, собаки.

— Лебеди, — поправил Йормунганд.

— А бежали как собаки. Быстро, — не согласился Бьярне, — И догнали почти, только Свенн хитрее оказался, да и местность лучше знал. Так что прибегли те девы прямо к нашему двору. Представь себе зрелище, я молотком машу, Вильхельм в клещах заготовку держит, а тут Свенн прибегает весь в мыле, а за ним три женщины в чем мать родила. И кричат, и ругаются. В драку лезут. Ведут себя, словом, вовсе не по- женски.

Бьярне вздохнул.

— Хорошо было. Мы с теми девами условились, что перья им отдадим, если они за нас выйдут, и год с нами проживут. Те артачились поначалу, но мы- то мужчины хоть куда, так что согласились годок в тепле и довольстве пожить. Хорошо было. Свенн себе Ллею взял, высокую и плечистую, как та деревенщина. Тоже поколачивала его, но так, любя. Вильхельм Дариной прельстился, тонкокостной, вот тронь и переломится. Пылинки с нее сдувал, розу ей выковал, как настоящую.

— А ты? — спросил Йормунганд. Он уже догадывался, чем закончится история, и ему стало немного грустно. Самогон погружал его в меланхоличное настроение.

Бьярне помолчал, пожевал нижнюю губу.

— А про себя я тебе как-нибудь в другой раз расскажу.

Ночью, лежа на узкой лежанке, слишком короткой для него, Йормунганд пытался представить себе дев- лебедей. Одна с взглядом прямым и властным, с карими глазами и светлыми волосами до пояса. На поле боя ее голос слышен сквозь крики и лязг мечей. Вторая как загнанная лань, тихая и нежная. В рукаве она носит отравленный кинжал, глаза ее полны прозрачной голубизны, а волосы черны как помыслы. Третья — огонь, ее взгляд обжигает, зубы оскалены в ухмылке, и она любит убивать. За ушами у них воткнуты лебединые перья, сами они наги и их ярость служит им одеждой.

Йормунганд перевернулся на живот.

Нет, подумал он, проваливаясь в сон, совсем без одежды они не могут. В этих краях холодно.

Едва сошел снег, Бьярне отправил Йормунганда отвезти готовое оружие для местного землевладельца. Бьярне долго читал ему наставления, кому поклониться, что сказать. Йормунганд заметил, что ему небезопасно показываться лишний раз на людях. Бьярне только рукой махнул, мол, Гюльви за время странствий так изменился, что его теперь ни одна Дочерь не узнает.

— Хозяин — тварь паршивая, — Бьярне ухмыльнулся, — так что имей в виду, постарается отправить тебя обратно порожняком и без денег. Так что вот тебе подарок для него, для детей и для жены. Остальное — отдашь оружейнику. Он заплатит сколько надо.

— Почему не поедешь сам? — Йормунганд закинул ворох железных наконечников для стрел в тележку, — Я думал, ты захочешь увидеть старых друзей. Может быть, появились новости о твоей семье.

Бьярне потер пальцем переносицу.

— Нет, — сказал он, — езжай.

— Повздорил с местными?

— Ага, навроде того.

Йормунганд пожал плечами.

— А не боишься, что распродам весь товар и сбегу с деньгами? — Йормунганд усмехнулся.

Бьярне помолчал, погладил окладистую бороду, а потом тихо и внятно сказал.

— Твоя беда, Гюльви сын Лодура, в том, что ты всех людей априори считаешь хуже себя.

Йормунганд вздрогнул.

— Ты считаешь, что тебе можно доверять, но сам при этом никому не доверяешь, ждешь к себе такого отношения и заранее обижаешься. Как будто оправдываешь заранее задуманную подлость или, хуже того, красуешься, что ничего плохого не сделал, а мог. Я тебе, сын Лодура, верю. Верю, что вернешься, а нет — невелика утрата, лишь бы сам не пострадал. Понял?

— Да.

— Ну, добре тогда.

Хозяин проводил его до двери и закрыл за ним дверь.


У телеги скрипело колесо. Лесок уже продернулся тем неуловимым зеленым отсветом, который появляется только ранней весной. Еще немного и начет зеленеть, а потом и зацветет. Йормунганд не знал, какие цветы цвели в этих местах, но не сомневался, что красивые. Если есть что в мире постоянного, так это красота цветов.


Бьярне сдул пыль с железной розы. Свенн покрасил соцветие в красный цвет, но краска со временем облупилась. Бьярне осторожно потрогал лепесточки пальцем. Хороша работа. Свенн умел делать такие вещи, тонкие, изящные. Старший больше заборы делал, да ворота, а сам Бьярне — клинки: мечи, ножи, секиры.

Он не дарил подарков, когда выбрал себе жену. Все равно лишь на год, как появилась, так и уйдет. Так и случилось. Вот только Касс ушла, забрав с собой его сердце. Задумывали ли ведьмы все так с самого начала, или получилось спонтанно? Бьярне не искал ответа. Когда братья собрались в путь, он знал, что они не вернуться. Чертовы ведьмы, они забрали не только их сердца, но и жизни. Разве можно жить без сердца?

Наивные дураки, вот кем они были, и кем остались.

Бьярне достал костяные руны, потряс мешочек и, не глядя, вытащил горсточку. Разложил в нужно порядке и уставился на них, наморщив лоб.

Может быть, дело в том, что у них не получилось детей? Касс говорила, что не хочет ребенка, но мало ли что у нее было на уме. Кто знает?

Одни из его братьев был все еще жив. Руны предсказывали ему лишения и трудную дорогу, но не смерть. По поводу второго брата руны молчали, пустая руна красноречиво ответила на его вопрос.

У них с Касс мог родиться мальчик, такой же смышленый, как и тот, что явился верхом на чужом коне. Или девочка, маленькая принцесса, утешенье отца. Было бы хорошо воспитывать здесь ребенка, даже если бы Касс ушла. Кусочек ее плоти, частица ее крови осталась бы с Бьярне навсегда, и его сердце тоже.

Что толку гадать, Бьярне смел руны обратно в мешочек. Мальчик вернется только к вечеру, надо бы сообразить чего повкуснее.


Перепутав повороты, Йормунганд плутал между маленькими, незнакомыми, похожими друг на друга поселками.

Шел дождь, и высокий человек ехал на телеге скрючившись, высоко подняв ворот кожаного плаща. Вода стекала по его темно-рыжим волосам и капала с подбородка. Пегий конь потемнел от влаги, постоянно фыркал, мотал головой. Дождь и ему не нравился. Йормунганд сочувствовал Задире. Боевой конь, а впрягли в тележку.

Йормунганд заставил себя выпрямиться и оглядеться в поисках пристанища. Сквозь серую пелену дождя все дома выглядели одинаково, и понять какой из них постоялый двор было трудно. Он спешился и постучал наугад. После продолжительного времени ему открыл худосочный крестьянин, который не посмел бы отвадить крепкого незнакомца.

— Айе! — сказал Йормунганд, морщась от аромата лука исходящего от крестьянина, — Могу я у вас переждать непогоду? Как дождь перестанет, я сразу уеду.

Крестьянин начал было отрицательно мотать головой.

— Дом старосты дальше, — начал он.

— Мне все равно до дома старосты, — нетерпеливо прервал его Йормунганд, — Мне сейчас нужно обогреться и чего-нибудь поесть. И Задире тоже. Есть у вас сено и куда коню поставить?

Крестьянин кивнул.

— Вот и хорошо.

Он указал крестьянину на телегу и прошел мимо него внутрь. Грязь во дворе раскисла, так что до крыльца пришлось добираться через огромную вязкую лужу. В доме тепло и чисто. Стол пуст, видимо, семья уже успела поужинать. Рядом с огнем сидела светловолосая девушка и пряла шерсть, свивая ее в тонкую нитку. Йормунганд смотрел на нее пару секунд, потом слегка поклонился. Она вскочила, приняла у него плащ и помогла снять сапоги, измарав в грязи простое серое платье. Потом суетливо принялась накрывать на стол. Хозяин дома к тому времени уже вернулся, и тихо встал в дверях. Йормунганд заметил, что он тихо положил топор недалеко от двери, на случай, если странник принялся бы учинять насилие или буянить. Йормунганд сел к огню и протянул к очагу озябшие руки.

— Мой конь ни в чем не нуждается? — спросил он.

— Нет, мой господин.

— Хорошо. Денег у меня немного, но я заплачу. Я Гюльви из Ирмунсуля, — сказал он, подумав, что представиться все-таки надо, хоть это и всего лишь крестьяне.

— Не хотите говорить, господин, так и не говорите, — произнес крестьянин кланяясь.

— Ммм, и как урожай нынче? — спросил Йормунганд не представляя, о чем можно говорить с этими людьми.

— Хорошо, мой господин, — ответил крестьянин, — Хорошо, на корню сгнил.

Больше Йормунганд ни о чем не спрашивал, быстро перекусив, сел к огню и так и сидел, не спуская с него глаз, пока не остались лишь редкие красные головешки. Тогда дом погрузился во мрак, а хозяин с хозяйкой тихонько легли спать на тюк соломы в углу. Для гостя оставили свободной кровать. Йормунганд тоже задремал, свесив голову на грудь.

— Дети Хеймдаля, — думал он в полусне. Шум дождя убаюкивал и незаметно для себя Йормунганд заснул, осев на скамью. Глубокой ночью крестьянин встал и накрыл его тонким лоскутным одеялом. Наутро Йормунганд поел вместе с хозяевами, подробно расспросил их о местных краях и даже немного неловко постарался отплатить им за гостеприимство рассказом об Ирмунсуле. Серебряную монету он положил на стол, чем заставил крестьянку низко кланяться, опустив глаза. Крестьянин же оробел от такого счастья.


Четыре часа спустя Йормунганд уже стучал кулаком в хлипкие городские ворота. Открылось маленькое окошечко, и оттуда высунулся маленький лысеющий человечек с туканьим носом. Йормунганд тут же назвал его про себя «господином Туканом».

— Слушаю? — проскрипел господин Тукан.

— Я представитель «Бьярне и ко», — Йормунганд развернул пергамент и показал в окошечко. Старый пергамент потемнел от времени, Бьярне накануне еще тщательно вымарывал старое название. А Йормунганд так же тщательно выводил новое. Господин Тукан кашлянул.

— С товаром? — спросил он.

— Полная телега, — сказала Йормунганд, невольно широко улыбнувшись.

— Не слышал раньше ни о Бьярне ни о ко.

— Мы расширяем сферу влияния на рынок, — заявил Йормунганд.

Раздался стук ключей.

— Потяните там на себя, — попросил Тукан. Йормунганд вцепился в проржавшее кольцо и ворота со стоном поддались.

Тукан оказался таким же, как и большинство чиновников, служащих на въездах в города. Йормунганд протянул ему бумаги, раздумывая, не выводят ли подобных людей в специальных питомниках, или это работа заставляет их лысеть, а голос делает высоким и противным. Господин Тукан просмотрел грамоты, отдал их обратно Йормунганду и поманил за собой в конторку. Два здоровых охранника вышли за ворота, чтобы осмотреть телегу. Йормунганд не сомневался, что пары мечей он точно потом не досчитается. И даже охранные руны не помогут.

— Господин Бьярне, верно? — сказал Тукан, садясь за перепачканный чернилами стол.

— Ганглери из Ирмунсуля, если вы спрашиваете о моем имени, — сказал Йормунганд.

Тукан вытянул чистый листок из-под пачки исписанных и перепачканных, неторопливо заточил перо, окунул его в чернильницу и принялся тщательно выводить буковку за буковкой.

— Глан-гери.

— Глан-гле-ри, — поправил его Йормунганд. Судя по манипуляциям чиновника, не досчитается он больше пары мечей.

— Гланглери, — согласился чиновник, — из Ирмунсуля.

— Все так.

— С целью?

— Реализация товара общего потребления.

Чиновник поднял голову.

— Вы же оружие продаете, — сказал он.

— В том числе. А так же ножи, топоры, бижутерию и полезные в хозяйстве мелочи.

— Хмм. Широкого профиля, значит, компания.

— Да. Вроде того.

— Целей свержения нынешней власти не имеете?

Йормунганд непонимающе нахмурился.

— Простите? Нет, я первый раз здесь.

Тукан наградил его тяжелым взглядом и вновь уткнулся в свою бумажку. Поводив по ней носом, развернул ее Йормунганду.

— Распишитесь здесь, господин…

— Гланглери.

— Господин Гланглери.

Йормунганд почувствовал, как позади него появился один из стражников.

— Сдайте оружие, — сказал господин Тукан.

— Что? Но я его продавать везу.

— То, которое при вас. По закону вы не имеете права находиться в черте города вооруженным.

— Но это не имеет смысла, у меня же полная телега этого добра, — попытался было возразить Йормунганд.

— Закон есть закон и каждый обязан подчиняться ему, — наставительно сказал Тукан.

Йормунганд молча сдернул с пояса ножны с мечом и сунул их стражнику рукоятью вперед.

— Можете идти, — сказал господин Тукан.

С секундным замешательством, Йормунганд поклонился и вышел.

— Странный малый, — сказал стражник, снимая шлем.

— Не из наших мест, — ответил государственный чиновник первого класса Туканус.

— Оружие. Да и все, что он везет работы Бьярне. Хех, проклятый цверг даже не постеснялся поставить свое клеймо.

— Недомыслие. Даже грамота кое-как исправлена. Мальчик же даже не знает, во что вляпался.

— Сообщить князю Эдегору?

— А вы еще не отправили курьера?! — Туканус всплеснул маленькими птичьими ручками. — Конечно, сейчас же.


Стражники задвинули створки ворот, едва Йормунганд отъехал. Он было спросил их, где находится оружейная, но те молча его проигнорировали.

Городок не поражал ни красотой, ни оригинальностью архитектуры. Что Йормунганду нравилось, так это обилие цветущих деревьев повсюду и чистота мостовых. Как обычно, Йормунганд выбрал самую широкую улицу и просто поехал вдоль нее, стараясь никого не задавить. Он с легким удивлением смотрел на серых женщин с разноцветными покрывалами и бусами на полных шеях, спешащих по своим делам с корзинками. Пару раз его взгляд останавливался на пестро одетых женщинах известной профессии. У одной из них он увидел даже большие, немного облезлые, перья в прическе. Его живо заинтересовало, что это за птица, и в каких краях водятся такие пташки, но разговоры требуют денег и времени. Сейчас у него не было ни того, ни другого. Последнее серебро он оставил в крестьянском доме, медяком же соблазнится совсем пропащая.

— Барышня, — обратился он, — останавливая телегу рядом с девицей, — будьте любезны, подскажите, как добраться до городской оружейной?

— По улице вверх, налево, потом от «Горячей телки» направо и до конца, там увидите, — сказала девица с перьями низким, совсем не идущим ей, голосом.

Йормунганд улыбнулся. Девица, заметив, что он медлит, качнула бедром и сказала:

— Шесть монет за ночь, дорогой. Принимаю любую валюту. И не бойся заразы, пользую даже местного лекаря.

— Спасибо, — сказал густо покрасневший Йормунганд и поехал дальше. Вблизи девица оказалась немолода. Груди уже опали, а локти и колени выглядели худыми и острыми. Но блеск глаз из-под перьев заставил чувствовать неуютно. Лучшее время этой шлюхи уже позади, но она вполне может пользовать местного лекаря, подумал он. Время и деньги.

Груженная сталью телега еле разминулась с торговцем капустой. Тот обрушил проклятия на голову Йормунганда и всех его родственников, ближних и дальних. Йормунганд начертал в воздухе знак неудачи и молча послал его торгашу.

Оружейная оказалась там, где шлюха и сказала. Строение из красного кирпича подпирало собой небольшую башенку, похожу на те, в которых обитали Дочери. Перед оружейной расстилалась стрелковое поле, огороженное по периметру редким частоколом, а в стороне виднелась кузница, чуть меньше, чем у Бьярне.

Рядом с кузницей стола небольшая толпа воинов в боевом облачении.

— Йормунганд!

Йормунганд похолодел.

— Йормунганд, господин Йормунганд из Ирмунсуля, — один из воинов отделился от остальных и уверенно направился к нему, — Вы меня не помните? Я Гарриетт!

— Айе, Гарриетт! — сказал Йормунганд, — Ты обознался, я Гланглери. Какими судьбами?

— Я вас о том же хотел спросить, — сказал Гарриетт. — А вы возмужали с тех пор, как виделись в последний раз. Как будто еще вытянулись и стали шире в плечах. Я вот только в пузе расту, — Гарриетт добродушно усмехнулся. В пузе он не вырос, все такой поджаристый и жилистый, на голове прибавилось седины, и новый шрам залег под левым глазом. Карие глаза смотрели все так же безмятежно, будто только вчера они расстались на улицах Гладсшейна. Да и одет он теперь в добротную одежду, а не лохмотья путника из дальних земель.

Йормунганд плотнее запахнулся в плащ, скрыть поношенный и вправду ставший ему мал кафтан, потертый на локтях. Гарриетт сощурился.

— Я зря назвал вас по имени? — спросил он.

— По документам я Гланглери, — сказал Йормунганд, — так что будет лучше, если позднее ты скажешь, что обознался. Что встретил другого старого знакомого, по имени Гланглери. Но тоже из Ирмунсуля. Мы, ирмунсульцы, для тебя все на одно лицо.

— Тогда за вами должок, — сказал Гарриетт.

— Отдам, как придется, — сказал Йормунганд. — Как ты здесь оказался? Что здесь происходит? Давно ты из Гладсшейна?

— Тише, тише, столько вопросов и сразу, — Гарриетт выставил перед собой ладони, — Вы ведь оружие привезли на продажу? — он красноречиво кивнул на телегу с добром.

— Оружейник вон там, — он показал на группу воинов. — Тот, что со свинячьей щетиной на подбородке.

Йормунганд взял лошадь под уздцы.

— Я думал, ты отправишься в Гардарику. Едва закончишь свои дела.

— Верно, — сказал Гарриетт. — Только не все дела закончены.

— Вот как, Альфедр отказал тебе в твоей просьбе?

— Отказала его жена.

Йормунганд вскинул бровь.

— Что так?

— Позже расскажу, — прошептал Гарриетт, — Эй, господин Трувар, тут господин Гланглери пришел продать вам свой первоклассный товар!

У господина Трувора кроме жесткой щетины, еще и рыло оказалось свинячьим, круглым и розовеньким. Йормунганд поклонился. Трувор кивнул и засеменил к телеге.

— Господин Йормунганд? — спросил он неожиданно низким глубоким голосом совсем не сочетавшимся с круглой внешностью.

— Мое имя Гланглери, — сказал Йормунганд, — я из Ирмунсуля.

— Ошибся я, — встрял Гарриетт, — принял за другого. Да кто этих ирмунсульцев разберет? — он хохотнул.

Трувор не обратил на него внимания. Он внимательно изучил бумаги, подошел к телеге и откинул полог. Стальные лезвия сверкнули на солнце, заставив зажмуриться и Трувора и Йормунганда. Воины неподалеку оживились, подступили ближе. Один потрогал лезвие пальцем и отдернул руку, оцарапавшись. Йормунганд бесстрастно наблюдал за ними, пока не заметил, вокруг кого толпились воины.

Прямо на камнях лежал свернутый как гусеница маленький бородатый цверг. Из- под веревок грозно топорщилась пегая борода. Бедняга даже не мог пошевелиться, только стрелял глазами и слюнявил веревку, перетягивающую ему рот. Один глаз заплыл огромным синяком.

«Меня же всего день не было» чуть не произнес вслух Йормунганд, «Всего день».

— Цверга поймали, — сказал Гарриетт небрежно, заметив, куда Йормунганд смотрит, — в лесу хоронился. Еле справились.

— А за что его? — спросил Йормунганд.

— Хех, ну есть за что, — Гарриетт пожал плечами.

— Он и его братья удерживали в течение года, трех высокорожденных дам, — сказал другой воин, с пышными усами и прозрачными глазами навыкате. — Его брата мы поймали и казнили. Голова торчит на воротах.

Йормунганд передернуло.

— Не обратил внимания, — признался он, — А что с дамами?

— Их донос и стал причиной преследования, — сказал Трувор, — Хорошее оружие. Вы кузнец? — он с сомнением окинул взглядом тонкую фигуру Йормунганда.

— Нет, посредник, — ответил Йормунганд, — перепродаю.

— Яаасно. И что почем?

Йормунганд заставил себя отвернуться от плененного цверга и вернуться к телеге.

— Вот этот, — он показал на длинный клинок с украшенной тонкой филигранью рукоятью, — 50 медяков. Простая рукоять — 30, короткие мечи — тоже 30, кинжалы по 10. еще есть ножи, если желаете, и побрякушки для ваших возлюбленных.

Он обратился к оружейнику, пересчитывающему мечи.

— Сделаю скидку, если купите все сразу.

— Для них еще необходимо вытачать ножны. Что же ваш мастер этим не озаботился? — ворчливо заметил тот.

— Без ножен дешевле, — невозмутимо ответил Йормунганд. — И для вас и для меня.

— Пройдем, — Трувор показал на вход в оружейную. — Вы пока выгребайте, да осторожнее. И этого, — он пнул лежащего цверга, — в темницу до приезда князя.

Йормунганд пошел за Трувором, почтительно отставая на пару шагов. В тесной каморке, которая заменяла Трувору и жилье и кабинет, Йормунганд аккуратно поставил подпись на договор купли- продажи, пожал руку оружейнику и даже согласился выпить с ним по рюмашке в честь окончания сделки. Деньги в темном платяном мешочке перешли от Трувора к новоявленному купцу.

— Приятно иметь дело с человеком, — сказал Трувор, доставая бутылку из мутного стекла. — После того, как братья цверги учудили, наши поставки оружия желали лучшего. Вы вовремя явились, но, надеюсь, в будущем ваши услуги, хех, посредника не понадобятся.

— Что так?

— Видели бородатую шельму, что валялся там как глиста на солнцепеке?

— Эээ, да?

— Если удастся его припугнуть, то будет у нас первоклассный кузнец, не чета нынешнему.

— Припугнуть?

— Агась, — Трувор разлил поило по двум разнокалиберным рюмочкам. — Это князь наш умеет. Удача, что мы взяли его живьем. Надеюсь, князь найдет на него управу.

Йормунганд опрокинул рюмашку в рот. Гороло обожгло, он выдохнул и задержал дыхание.

— Хорошо пошла? — Трувор разлил еще по одной.

— Угу, — Йормунганд потер нос, — Хорошо.

— А с Гарриеттом при каких обстоятельствах познакомились? — спросил Трувор, пододвигая рюмочку поближе.

— В Гладсшейне, — сказал Йормунганд. — Он тогда явился к Альфедру с какой-то просьбой. Всем рассказывал, что он из Гардарики.

— Большой этот город — Гладсшейн, — мечтательно сказал Трувор. — Завидую я вам, купцам, везде бываете, все видите. А мы тут, разве что война в дальние дали позовет. Тогда и вылезем. По болотам комаров кормить да дохнуть.

В каморке оружейника было неуютно. Кирпичные стены давили, да и сам хозяин видно не любил здесь задерживаться. Топчан с шерстяным покрывалом, маленький шкафчик, из которого оружейник доставал бутылку. Сундук, за которым они сейчас сидели как за столом. Плоская крышка сундука заляпана свечным воском и чернилами. Чернила, чернила в каждом закутке, подумал Йормунганд, прежде чем выпить еще одну рюмашку.


— Тяжелый, шельма, — пробормотал Виззард, взваливая цверга на плечо. Только Виззард мог поднять и унести цверга в одиночку. Гарриетт немного завидовал человеку с такой развитой мускулатурой. Тот, кто мог подумать, что у Виззарда при этом мало мозгов, сильно рисковали. Здоровяк соображал быстрее начальника стражи, вперед не лез, своего не упускал.

— Гарриетт, подсоби маленько, — попросил он, подергивая плечом, чтобы уложить цверга поудобнее. Цверг, не смотря на порядком намятые бока, и не думал смириться. Извивался, старался веревку перекусить, лягнуть кого ненароком.

Гарриетт осторожно обошел его кругом.

— По голове, может дать? — предложил он. — Он отключится, будет легче нести.

— Ага, ум из него вышибить последний, то-то князь обрадуется. У него на коротыша свои планы, не нашего ума.

— Слышь, ты, — сказал Гарриетт цвергу, — Малыш-коротыш, если будешь кочевряжиться, огрею по башке и скажу, что так и было.

Цверг притих, злобно сверкая глазами.

— Гы гы, так и съел бы, — сказал Торвалль. От предков из подземных гор Торваллю остались лишь имя, да широкие грудь и пузо. Издали он походил на большую бочку, по недоразумению умеющую ходить и говорить. Сочувствия пленнику он не выказывал, только глазел с любопытством.

Гарриетт и Виззард направились к неприметной двери под сторожевой башней. Гарриетту пришлось здорово постараться, отпирая тяжелые двери. Узники у князя бывали. Но, как правило, недолго.

— А этого, который оружие привез, ты знаешь? — спросил Виззард Гарриетта.

— Да, в Гладсшейне видел его как- то раз.

— А откуда он оружия столько взял цверговой работы, знаешь?

— Не, откуда мне? Взял где-то, купил по дешевке. Я его вообще сначала за другого принял.

— Ага, Йормунганд, верно?

— Гланглери его имя.

— А когда ты назвал его Йормунгандом, он напрягся. Не заметил?

— Виззард, ты к чему ведешь?

— Ни к чему. Говорю, что увидел. Недавно князя убили, говорят, не обошлось без ирмунсульского колдуна.

— А я слышал, что то был переодетый Альфедр. Пришел испытать своего воспитанника, а тот вместо хлеба и вина усадил его меж костров.

Виззард хмыкнул.

— Думаешь, Альфедр вышел бы из своей норы без сопровождения в пару сотню человек?

— Нет, не вышел бы, — Гарриетт покачал головой. — Я в эту историю тоже не верю, но и подозревать каждого ирмунсульца тоже не дело.

— Каждого, как будто они у нас косяками ходят.

— Хех.

— Однако, если Гланглери не тот, за кого себя выдает, это может быть и к лучшему.

— Неужели?

— Наш князь в давних терках с Альфедром, так что вполне может оставить у себя кого-то, кто может подстроить самоубийство неугодного.

— Хех.

— Ты подумай над этим. Подумай.

— Я думаю, думаю.

Холод темницы пронизывал до костей. Камеры специально сделали в конце коридора, чтобы каждый заключенный, пока его ведут, мог видеть пыточные машины и предметы зловещего назначения. Гарриетта до сих пор продирало, когда он их видел. Виззард шел равнодушно. Возле ближайшей камерой скинул цверга как мешок с зерном, зажег по обе стороны камеры по факелу.

— Не кусайся, пока я буду тебя развязывать, — предупреди л он, — Иначе останешься без зубов, понял?

Цверг промолчал.

Виззард достал новый нож, позаимствованный из повозки незадачливого торговца, и полоснул по путам.

Цверг заворочался, освобождаясь. Помассировал челюсть, пары зубов у него теперь и так недоставало.

Гарриетт задвинул решетку и щелкнул замком.

— Не пытайся убежать, — сказал он, — иначе нам придется подрезать тебе сухожилия. Еда два раза в день, утром и вечером. Там отверстия для испражнений, — он ткнул в пространство позади цверга. Если будешь буянить или причинять нам неприятности, останешься без света. Неизвестно, когда князь пожелает увидеть тебя и что решит, так что заточение может продлиться долго. Понял, Малыш- коротыш?

— Бьярне, — сказал цверг угрюмо.

— Что?

— Бьярне, мое имя, — повторил цверг, — И на счет ирмунсульца ты солгал, верно? Ты покрываешь этого колдуна.

Виззард напрягся.

— Я же сказал, — Гарриет улыбнулся. — Не доставляй неприятностей, — и потушил факелы по обе стороны темницы.

Загрузка...