Явление тайны

1

Грилло никогда не слышал в голосе Абернети большей радости. Он так и сиял, пока Грилло рассказывал ему, как поиски Бадди Вэнса превратились в катастрофу.

— Пиши! — воскликнул он. — Сними номер в этом городишке за мой счет и пиши. Даю тебе первую страницу.

Абернети заблуждался, думая, что Грилло обеспечит его материалом для следующего номера. Происшедшее у расщелины опустошило его полностью. Но предложение снять номер ему понравилось. Даже после посещения бара вместе с Хочкисом он чувствовал себя грязным и совершенно разбитым.

— А что это за Хочкис? Кто он такой?

— Не знаю.

— Раскопай. И что-нибудь насчет прошлого Вэнса. Ты еще не был у него дома?

— Дай время.

— Даю. Это твое дело. Только действуй.

Он слегка отомстил старому жулику, сняв самый дорогой номер в отеле «Паломо» в Стиллбруке, заказав в номер шампанское с гамбургерами и заплатив такие щедрые чаевые, что его даже спросили, не ошибся ли он. Алкоголь слегка освежил его, и он набрался сил позвонить Тесле. Ее не было. Он оставил сообщение о том, где он находится. Потом он нашел в справочнике телефон Хочкиса и позвонил ему, чтобы побеседовать о том, что случилось у расщелины. Но того или не было, или он просто не снимал трубку.

Потерпев неудачу с этим источником информации, он решил переключиться на дом Вэнса. Было уже почти девять, но он все же решил пройтись к жилищу покойной знаменитости. Можно было даже попробовать проникнуть внутрь, если шампанское не повлияет на его красноречие. Время в таких делах было важно. Еще утром родные Вэнса могли чувствовать себя в центре внимания — если хотели. Но с тех пор исчезновение Вэнса померкло перед новой, куда более страшной, трагедией. Поэтому Грилло мог легче разговорить обитателей дома.

Он пожалел о своем решении, когда обнаружил, что Холм круче, чем ему казалось, и плохо освещен. Но были и приятные стороны. Улицы опустели, и он мог идти прямо по мостовой, глядя на появляющиеся наверху звезды. Резиденцию Вэнса найти оказалось нетрудно. Дорога упиралась прямо в ее ворота.

Ворота оказались заперты, но он вошел в боковую калитку и двинулся по тропе, петляющей среди куп нестриженой зелени, которую освещали зеленые, желтые и красные огни на фасаде. Громадный дом как бы бросал вызов всей окружающей архитектуре. Здесь не было и следа популярных в городе стилей: средиземноморского, западного, испанского или колониального. Больше всего здание напоминало ярмарочный балаган, разрисованный и увешанный разноцветными лампочками. Грилло понял, что «Кроличий глаз» призван символизировать стихию карнавала, в которой Бадди провел всю жизнь. Дверь открыла женщина с восточной внешностью, скорее всего вьетнамка, сообщившая ему, что миссис Вэнс дома. Если он подождет, то хозяйку известят о его визите. Грилло поблагодарил и вошел в холл.

Внутри царила та же карнавальная пестрота. Каждый дюйм прихожей был увешан бесчисленными афишами всевозможных шоу, гала-концертов и аттракционов. Афиши в большинстве были аляповатыми — их художников явно заботила только коммерческая привлекательность. Эта выставка, рассчитанная, без сомнения, не на гостей, а на вкусы самого хозяина, при всей своей безвкусности вызвала у Грилло усмешку, исчезнувшую, когда наверху лестницы появилась миссис Рошель Вэнс.

Никогда еще он не видел столь безупречной красоты. С каждой ступенькой он ожидал разочарования в этом своем выводе, но оно так и не наступило. Он решил, что в ее жилах течет карибская кровь — из-за смуглости. Волосы были туго стянуты сзади, обнажая чистый лоб и симметричность бровей. На ней было простое черное платье, без всяких драгоценностей.

— Мистер Грилло, я вдова Бадди, — несмотря на цвет платья, тон этих слов говорил, что эта женщина вряд ли только что оторвала голову от смоченной слезами подушки. — Чем я могу вам помочь?

— Я журналист…

— Эллен мне сказала.

— Я хотел узнать кое-что о вашем муже.

— Вообще-то уже поздно.

— Днем я был в лесу.

— А-а. Вы тот самый мистер Грилло.

— Простите?

— Тут был один полисмен, — она повернулась к Эллен. — Как его имя?

— Спилмонт.

— Спилмонт. Он был здесь и рассказал, что случилось. Он говорил про ваш героизм.

— Не такой уж это и героизм.

— Достаточный, чтобы заслужить вознаграждение. Так что входите.

Эллен раскрыла дверь слева от холла, и Рошель ввела туда Грилло.

— Я отвечу на Ваши вопросы, пока они будут касаться работы Бадди, — в ее речи отсутствовал всякий акцент. Училась в Европе? — Я ничего не желаю знать о его предыдущих женах и не хочу расписывать его слабости. Хотите кофе?

— С удовольствием, — Грилло, как всегда, пытался поймать тон разговора и в меру сил подражать ему.

— Эллен, кофе для мистера Грилло, — крикнула Рошель, приглашая гостя садиться. — А мне воды.

Комната, где они находились, занимала всю длину дома и была высотой в два этажа. По всем четырем ее стенам сверху были развешаны те же яркие афиши, что и в холле. В глаза так и лезли приглашения, обещания, предупреждения. «Зрелище на всю жизнь!» — скромно возвещало одно. «Смех до упаду, — грозило другое и добавляло, — и после!»

— Это только часть его коллекции, — пояснила Рошель. — В Нью-Йорке еще больше. Думаю, что это крупнейшее частное собрание.

— Я и не знал, что кто-то такое коллекционирует.

— Бадди говорил, что это единственное подлинно американское искусство. Может, и так… — она замялась, ясно показывая свое недовольство этим зубоскальным парадом. Чувства явно портили это совершенное лицо, как грубая ошибка скульптора.

— Вы, наверное, захотите от нее избавиться? — спросил Грилло.

— Это зависит от завещания.

— А у вас не связано с ней никаких сентиментальных воспоминаний?

— Это уже уходит в сферу частной жизни.

— Да, пожалуй, вы правы.

— У Бадди были увлечения и похлеще, — она встала и надавила открытую в панелях кнопку выключателя. На стеклянной стене в дальнем углу комнаты заплясали разноцветные огоньки.

— Сейчас я вам покажу, — она потянула его в глубь комнаты, где у стен притаились экспонаты, слишком крупные для любого другого помещения. Гигантское, футов двадцать в высоту, ухмыляющееся лицо, в пасти которого проделан проход. Светящийся плакат рядом обещал «Ворота смерти». Неподалеку — локомотив в натуральную величину, ведомый скелетами.

— Господи! — выдавил Грилло.

— Теперь вы понимаете, почему я оставила его?

— Не понимаю. Вы что, не живете здесь?

— Я пыталась, — последовал ответ. — Но поглядите на это место. Это сама душа Бадди. Он обожал ставить не всем свою метку. На всех. Здесь для меня не было места.

Она посмотрела в пасть великана.

— Мерзко. Вам не кажется?

— Я не специалист.

— Неужели это не вызывает у вас отвращения?

— Может быть, я привык к отвратительным вещам.

— Он любил говорить, что у меня нет чувства юмора потому, что я не находила эту… штуку забавной. На самом деле я и в нем не видела ничего особенно забавного. Как любовник, да… он был замечательным. Но забавным? Нет.

— В этом все дело?

— А что, если я скажу «да»? У меня в жизни было достаточно скандалов, я знаю, как вы, газетчики, умеете все извращать.

— Но вы же все равно говорите?

Она оторвалась от маски, чтобы посмотреть на него.

— Да. Говорю, — внезапно она быстро отошла от стены. — Мне холодно.

Тут Эллен внесла кофейник.

— Оставь. Я разолью.

Вьетнамка поставила поднос и перед тем, как выйти, задержалась у двери чуть дольше, чем позволяется дисциплинированной прислуге.

— Вот и вся история Бадди Вэнса, — сказала Рошель. — Жены, деньги и карнавал. Ничего нового я вам, к сожалению, не скажу.

— Как вы думаете, у него были какие-нибудь предчувствия?

— Смерти? Сомневаюсь. Он никогда не любил думать об этом. Сливки?

— Да, пожалуйста. И сахар.

— Берите сами. Какие новости ваши читатели хотят услышать? Что Бадди снилась его смерть?

— Иногда случаются и более странные вещи, — говоря это, Грилло думал о расщелине и своем спасении.

— Не думаю, — возразила Рошель. — Я видела в жизни не так много чудес. Когда я была ребенком, дедушка научил меня воздействовать на других детей.

— Как?

— Просто усилием воли. Он сам занимался этим. Я могла заставить их уронить мороженое или смеяться без причины. Были и еще разные чудеса. Но я разучилась. Мы все разучились. Мир изменился к худшему.

— Может, все не так уж плохо. Я понимаю вашу печаль…

— Да черт с ней, с печалью, — сказала она неожиданно. — Он умер, а я вот тут жду, какой окажется его последняя шутка.

— Завещание?

— Завещание. И жены. И ублюдки, которых он везде наплодил. Он все же втянул меня в свою дурацкую карусель, — при всей горечи этих реплик голос ее был спокоен. — Можете ехать и накатать про все это великую статью.

— Я пока останусь. Пока не найдут тело вашего мужа.

— Долго прождете. Они прекратили поиски.

— Что?

— Спилмонт за этим и приходил. Уже пять человек погибло, а шансы найти его не увеличились. Незачем рисковать.

— Вас это огорчило?

— Не получить тело для похорон? Да нет, не очень. Лучше я запомню его улыбающимся. Так что, сами видите, ваша история здесь кончается. В Голливуде, наверное, устроят поминание. А остальное, как они говорят, дело телевидения, — она встала, обозначая тем самым окончание интервью.

У Грилло оставалось немало вопросов, в первую очередь о том, что она пообещала осветить: о его работе. Здесь были пробелы, которые Тесла с ее картотекой не смогла заполнить. Но он решил не испытывать терпение вдовы. Она и так рассказала больше, чем он ожидал услышать.

— Спасибо за беседу, — сказал он, пожимая ей руку. Пальцы ее были тонкими, как веточки. — Вы были очень любезны.

— Эллен вас проводит.

— Спасибо.

Служанка ждала в холле. Открывая дверь, она дотронулась до руки Грилло. Он взглянул на нее. С непроницаемым лицом она сунула ему в руку клочок бумаги. Он, не задавая вопросов, вышел, и дверь за его спиной лязгнула замком.

Он подождал, пока не вышел из поля зрения, и только тогда развернул бумажку. Там было имя женщины — Эллен Нгуен — и адрес в Дирделле. Бадди Вэнс остался в недрах земли, но его история упорно пробивалась наружу. Грилло знал, что у историй есть такое свойство. Он верил в то, что ничего, буквально ничего нельзя удержать в тайне, какие бы могущественные силы за это ни боролись. Можно жечь документы и убивать свидетелей, но правда — или ее подобие — рано или поздно покажется, пусть даже в самых невероятных формах. Тайная жизнь редко раскрывала себя в ясных и непреложных фактах. Ее знаками были слухи, надписи на стенах, карикатуры и лирические песенки. То, о чем люди болтают за рюмкой или в постели, или читают на грязной стенке сортира.

Скрытое искусство, подобно фигурам, которые он видел я потоке воды, набирающее силу, чтобы снова и снова менять мир.

2

Джо-Бет лежала в своей постели и наблюдала, как ночной ветерок то надувает занавески, то втягивает их в темноту за окном. Вернувшись домой, она хотела поговорить с мамой и пообещать ей, что не будет встречаться с Хови. Но она увидела, что мать вряд ли ее услышит — она, стиснув руки, бродила по комнате из угла в угол и бормотала молитвы. Эти молитвы напомнили Джо-Бет, что она так и не позвонила пастору. Ругая себя на чем свет стоит, она сошла вниз и набрала номер. Но пастора Джона на месте не оказалось. Он отправился утешать Анжелину Дэтлоу, чей муж Брюс погиб в ходе работ по извлечению тела Бадди Вэнса. Это было первым, что Джо-Бет узнала о трагедии. Она положила трубку и так и осталась сидеть у телефона, вся дрожа. Ей не нужно было детально описывать случившееся. Она видела его вместе с Хови. Их сон прервался репортажем из трещины, где в ту самую минуту гибли Дэтлоу и его коллеги.

Она сидела на кухне, слушая гудение холодильника и щебет птиц за окном, и пыталась собраться с мыслями. Может, она слишком хорошо думала о мире, но ей всегда казалось, что, если она сама с чем-то и не справится, то ей помогут близкие. Теперь ей уже так не казалось. Если она расскажет кому-нибудь в церкви о том, что с ней случилось, о ее снах в мотеле, то они скажут то же, что мама: это козни дьявола. Когда она сказала это Хови, он возразил, что она сама не верит в дьявола, и это правда. Она не верила. Но что же тогда оставалось?

Не в силах разобраться во всем этом, она поняла, что зверски устала, и решила пойти прилечь. Спать ей не хотелось, но усталость одолевала. Перед ней, как в калейдоскопе, мелькали события последних дней: Хови у Батрика, Хови у Центра, лицом к лицу с Томми-Рэем, его лицо на подушке, когда она решила, что он мертв. Потом калейдоскоп рассыпался. Она погрузилась в сон.

Когда она проснулась, на часах было восемь тридцать пять. Дом затих. Она встала, стараясь не шуметь, пошла на кухню, сжевала сэндвич и теперь лежала у себя в комнате, глядя на колышущиеся занавески.

Закат, окрасивший небо в цвет абрикосового варенья, уже почти исчез. Спускалась темнота. Она чувствовала ее наступление, и это угнетало как никогда прежде. В домах недалеко от них оплакивают мертвых. Вдовы и сироты встречают свою первую ночь печали. У нее тоже было свое горе, позволявшее чувствовать себя соучастницей этой печали. И ночь, которая так много забирала у мира, давая так мало взамен, теперь казалась ей не похожей на другие ночи.

Томми-Рэй проснулся от скрипа окна. Он сел в постели. Весь день прошел в каком-то оцепенении. С утра он только и делал, что лежал, потел и ждал неведомого знака.

Не его ли он слышал сейчас: этот скрип, будто скрежетал зубами умирающий человек? Он откинул покрывало. Потянувшись за одеждой, увидел себя в зеркале, стройного, блестящего, как молодая змея, и замер от восхищения. Тут он заметил, что все пропорции комнаты как-то странно изменились. Пол изогнулся под небывалым углом, шкаф съежился до размеров тумбочки; или это он вдруг так вырос? Растерявшись, он стал искать какой-нибудь ориентир. Потом потянулся к двери, но то ли его рука, то ли комната изменили направление, и он схватился за ручку окна. Дерево чуть заметно дрожало, и эта дрожь охватила его целиком, до мозга костей, отдаваясь в голове. Потом дрожь снова превратилась в звук: скрип и скрежет, несущий весть для него.

Он не заставил себя ждать. Оставив окно в покое, он повернулся к двери и выбросил из шкафа на кровать ворох одежды. Натянул рубашку с коротким рукавом и джинсы, подумал было взять еще какую-нибудь одежду, но решил не медлить и выбежал из дома через заднюю дверь прямо в ночь.

Большой двор много лет оставался заброшенным. Забор давно сгнил; его заменили буйно разросшиеся кусты. По этим джунглям он и пробирался теперь, ведомый счетчиком Гейгера, тикающим у него в мозгу все громче и громче.

Джо-Бет привела в себя зубная боль. Машинально она схватилась за щеку. Прикосновение тоже было болезненным. Она встала и поплелась в ванную. Дверь комнаты Томми-Рэя была открыта. Его самого внутри не было видно. Занавески опущены. Темно.

Взгляд на себя в зеркало убедил ее, что ее слезы и волнение не оставили следов на лице. Но боль не стихала, дойдя уже до основания черепа. Она никогда еще не ощущала ничего подобного. Боль была не постоянной, а ритмичной, как чей-то чужой пульс, забравшийся внутрь ее головы.

— Стоп, — пробормотала она, стискивая зубы. Но тут боль так сдавила ей голову, как будто пыталась изгнать из нее все мысли.

В отчаянии она стала вспоминать Хови, его лицо и улыбку — запретный прием, она обещала маме не думать о нем, но другого оружия у нее не оставалось. Если она не будет сопротивляться, этот чуждый ритм убьет все ее мысли и чувства и полностью подчинит ее себе.

Хови…

Он улыбнулся ей из прошлого. Ухватившись за эту его улыбку, как утопающий за соломинку, она нагнулась над раковиной и плеснула в лицо холодной водой. Вода я воспоминания немного помогли. Шатаясь, она вышла из ванной и заглянула в комнату Томми-Рэя. Эта болезнь одолела и его. С раннего детства они вместе подхватывали любую инфекцию. Может, и эта странная болезнь нашла их обоих, только он заболел раньше — отсюда и его странное поведение у Центра. Эта мысль рождала надежду. Если он болен, его можно вылечить. Их обоих.

Ее подозрения усилились, когда она вошла в комнату. Там пахло, как в больничной палате.

— Томми-Рэй? Ты здесь?

Она пошире открыла дверь. Комната была пуста. На кровати валялась куча вещей. Ковер смят, будто на нем танцевали тарантеллу. Подойдя к окну, она подняла занавески. То, что она увидела, заставило ее со всех ног кинуться по лестнице, выкликая имя Томми-Рэя. В свете, падающем из окна кухни, она увидела, как он, спотыкаясь, идет через двор, волоча за собой джинсы.

Среди кустов в дальнем конце двора что-то двигалось, это был не просто ветер.

— Мой сын, — произнес человек, стоящий среди деревьев. — Наконец-то мы встретились.

Томми-Рэй не мог его ясно разглядеть, но не было сомнения, что это мужчина. Тиканье в голове немного утихло.

— Подойди поближе.

Что-то в голосе незнакомца, в его полускрытости глубоко волновало Томми-Рэя. Может, «мой сын» — это не просто обращение? Может ли это быть? После детских слез и тщетных попыток представить себе его, после утраты всякой надежды его найти он сам нашел его, позвал к себе кодом, понятным только им, отцу и сыну. Как здорово!

— Где моя дочь? Где Джо-Бет?

— Я думаю, она дома.

— Позови ее сюда, хорошо?

— Сейчас.

— Сперва я должен посмотреть на тебя. Я хочу убедиться, что это не шутка.

Незнакомец рассмеялся.

— Слышу мой голос. Я тоже не люблю шуток. Осторожность превыше всего, правда?

— Правда.

— Конечно, ты должен видеть меня, — сказал он, выходя из листвы. — Я — твой отец. Я — Джейф.

Достигнув подножия лестницы, Джо-Бет услышала сверху зов матери.

— Джо-Бет? Что случилось?

— Все в порядке, мама.

— Иди сюда! Что-то страшное… во сне…

— Погоди, мама. Не вставай.

— Что-то очень стра…

— Я сейчас. Только оставайся на месте.

Это был он, во плоти, отец, которого Томми-Рэй тысячу раз видел во сне, в тысяче разных обличий, с тех пор, как осознал, что у других ребят есть родитель мужского пола, который знает то, что должен знать мужчина, и передает это своему сыну. Иногда ему представлялось, что он сын кинозвезды, и в один прекрасный день к их дому подкатит сверкающий лимузин, и знаменитая улыбка внутри него произнесет те слова, что сказал сейчас Джейф. Но этот человек был лучше любой кинозвезды. Он обладал тем, что люди именуют волшебной силой, хотя он никак еще ее не проявил. Томми-Рэй еще не знал, откуда он явился, кто он, но это он уже знал.

— Я твой отец, — повторил Джейф. — Ты мне веришь?

Конечно, он верил. Глупо отказываться от такого отца.

— Да. Я верю тебе.

— И ты обещаешь быть мне любящим сыном?

— Да.

— Хорошо, — сказал Джейф. — Поэтому иди и позови мою дочь. Я звал ее, но она отказалась прийти, И ты знаешь, почему…

— Нет.

— Подумай.

Томми-Рэй подумал, но бесполезно.

— Мой враг коснулся ее.

«Катц, — подумал Томми-Рэй, — это чертов Катц».

— Я породил тебя и Джо-Бет, чтобы, вы помогли мне. И мой враг сделал то же. Он родил сына.

— Так Катц не твой враг? — спросил Томми-Рэй, пытаясь соединить все сказанное. Мысли его путались. — Он сын твоего врага?

— И теперь он завладел твоей сестрой. Вот что не дает ей прийти ко мне. Это он.

— Ничего, ненадолго.

Сказав это, Томми-Рэй повернулся и побежал к дому, радостно выкрикивая имя Джо-Бет.

Она услышала его голос и слегка успокоилась. Это не был голос больного. Когда она вышла на кухню, он уже вошел в дверь, протягивая к ней руки и улыбаясь. Мокрый от пота и почти обнаженный, он выглядел так, словно только что вышел из моря.

— Там такое!

— Что?

— Снаружи. Пошли посмотришь.

Казалось, все жилы на его теле напряглись. В его глазах она заметила незнакомый блеск. И эта улыбка… она только усилила ее подозрения.

— Я никуда не пойду, Томми.

— Чего ты сопротивляешься? Если он коснулся тебя, это не значит, что ты ему принадлежишь.

— Ты о ком?

— О Катце. Я все знаю. Не беспокойся. Тебя простили. Но ты должна пойти и объяснить сама.

— Простили? — повысив голос, она почувствовала новый приступ боли. — Ты что ли простил меня, идиот? Ты…

— Не я, — поправил Томми-Рэй, не перестав улыбаться. — Наш отец.

— Что?

— Тот, кто нас…

Она покачала головой. Боль еще усилилась.

— Пошли со мной. Говорю, он во дворе, — он отошел от двери и направился к ней. — Я знаю, что тебе больно. Но Джейф сделает так, что все пройдет.

— Не приближайся ко мне!

— Это же я, Джо-Бет. Я, Томми-Рэй. Чего ты боишься?

— Боюсь. Не знаю чего, но боюсь.

— Это из-за того, что тебя коснулся Катц, — убежденно сказал он. — Я ни за что не сделаю тебе ничего плохого, ты знаешь. Ты же все чувствуешь. Мне больно от твоей боли.

Он усмехнулся.

— Я, конечно, изменился, но не так.

При всех ее сомнениях этот аргумент почти убедил ее. Они девять месяцев провели бок о бок в утробе, они части одного целого. Он не мог сделать ей ничего плохого.

— Пошли, — он протянул к ней руку.

Она взяла ее. Боль в голове немедленно утихла. Вместо нее она услышала, как кто-то зовет ее:

— Джо-Бет.

— Что?

— Это не я, — прошептал Томми-Рэй. — Это Джейф. Он зовет тебя.

— Джо-Бет.

— Где он?

Томми-Рэй ткнул пальцем в сторону деревьев. Внезапно они каким-то образом оказались далеко от дома, почти в середине двора. Джо-Бет показалось, что ветерок, раздувавший занавески, вдруг превратился в вихрь и подхватил ее. Томми-Рэй отпустил ее руку.

— Иди, — слышала она голос. — Я жду тебя.

Она заколебалась. В колыхании этих деревьев, в их шелесте было что-то, напоминающее дурные сны, зловещие и кровавые. Но этот звучный голос успокаивал, и лицо, из которого он исходил — теперь она видела его, — понравилось ей. Если это ее отец, то он должен быть хорошим, лучше всех. У него были высокий лоб и небольшая бородка. Ей нравилось, как четко и округло выговаривает он слова.

— Я Джейф. Твой отец.

— Правда?

— Правда.

— Зачем ты пришел через столько лет?

— Подойди, я скажу тебе.

Она уже собиралась сделать шаг, когда ей в уши ударил крик от дома.

— Не подпускай его к себе!

Это была мама, в таком состоянии, в каком Джо-Бет никогда ее раньше не видела. Она спешила к ним по траве, босая, в незастегнутом халате. Джо-Бет обернулась.

— Джо-Бет, отойди!

— Мама?

— Отойди!

Мама уже лет пять не выходила из дома и говорила не раз, что не собирается делать это. Но теперь она была здесь, охваченная тревогой, и в голосе ее слышались железные нотки.

— Отойдите оба!

Томми-Рэй тоже повернулся к матери.

— Уходи, — медленно проговорил он. — Тебе нечего здесь делать.

Мама чуть замедлила шаг.

— Ты ничего не знаешь сынок.

— Это наш отец. Он вернулся домой. Почему ты его так встречаешь?

— Это? — Мама расширила глаза. — Он разбил мне сердце. И погубит вас, если вы к нему подойдете.

Она была уже рядом с Томми.

— Не подходи к нему. Не позволяй ему тебя погубить.

Томми-Рэй оттолкнул ее руку.

— Уходи. Тебе нечего здесь делать.

Реакция Джойс была неожиданной. Она шагнула к сыну в ударила его по лицу: звонкий шлепок эхом прокатился по двору.

— Болван! — крикнула она. — Ты не узнаешь зла, даже глядя на него!

— Я узнаю только чокнутых, — огрызнулся Томми-Рэй. — Все твои молитвы и болтовня про дьявола — это от них я заболел. Ты отравила мне всю жизнь. Хочешь испоганить и это? Не выйдет! Папа вернулся, и черт с тобой!

Казалось, эта речь развеселила человека в листве; Джо-Бет услышала его смех. Она обернулась. Он был не очень рад ее взгляду, потому что от смеха или по другой причине, маска дружелюбия, которую он надел, начала понемногу исчезать. Теперь его лицо выглядело пугающим, нечеловеческим. Лоб стал еще выше, а рот и бородка почти исчезли. Место ее отца занял злобный, чудовищный младенец, в глубоко сидящих глазах которого горел алчный огонь. При виде этого она вскрикнула.

Внезапно заросли вокруг яростно задрожали. Ветки хлестали сами себя, как флагелланты, сдирая полоски коры и обрывая листья, и ей показалось, что они хотят вырваться из земли и добраться до нее.

— Мама! — крикнула она, поворачиваясь к дому.

— Куда ты? — недоуменно спросил Томми-Рэй.

— Это не твой отец! Это все вранье, разве ты не видишь?

Но Томми-Рэй или действительно не видел или так глубоко подпал под влияние Джейфа, что видел все его глазами.

— Нет, ты останешься со мной, — он схватил Джо-Бет за руку, — с нами!

Она попыталась вырваться, но он держал крепко. Освободила ее мать, изо всех сил ударившая Томми-Рэя кулаком. Прежде чем он опомнился, Джо-Бет побежала назад, к дому. За ней рванулся ураган листвы. У самых дверей, задыхаясь, она поймала руку матери.

— Запри! Запри скорее!

Она сделала это. Потом услышала, как мать зовет ее откуда-то сверху.

— Ты где?

— В комнате. Я знаю, как остановить его. Скорее!

В комнате пахло лекарством и мамиными духами, но сейчас этот затхлый запах обещал спасение, пусть и спорное. Джо-Бет слышала, как дверь кухни сотрясалась от ударов; потом раздался треск, как будто взорвался холодильник и его содержимое разлетелось. Потом наступила тишина.

— Ты ищешь ключ? — Джо-Бет видела, что мать роется в подушках. — Я думаю, он в двери.

— Так забери его! И скорее!

С другой стороны двери раздавались звуки, заставившие Джо-Бет заколебаться, прежде чем открыть ее. Но с незапертой дверью они не могли сопротивляться. Джейфа не остановят все мамины молитвы. Люди всегда страдали и умирали с молитвами на устах. Придется ей открыть дверь.

Она посмотрела вниз. Там, на лестнице, стоял Джейф, устремив на нее свой пронзительный взгляд, усмехаясь тонкими губами.

— Вот и мы, — сказал он, когда она потянулась за ключом.

Ключ не желал выходить из замка. Она рванула, и ключ одновременно выскочил из замка и из ее пальцев. Джейф был уже в трех ступеньках от верха. Он не спешил. Она нагнулась за ключом, и тут ее пронзила та же боль, что разбудила ее — такая острая и внезапная, что она забыла обо всем. Вид ключа напомнил ей о случившемся. Она подхватила ключ, выпрямилась, шагнула за дверь (Джейф не двигался) и заперла ее.

— Он здесь, — сообщила она матери.

— Знаю, — Джо-Бет увидела, что она держит в руках. Это был не молитвенник, а восьмидюймовый кухонный нож, потерявшийся не так давно.

— Мама?

— Я знала, что это случится. Я готовилась.

— Ты не можешь одолеть его этим. Он ведь не человек. Правда?

Мать смотрела на запертую дверь.

— Мама, скажи мне.

— Я не знаю, кто он. Я думала об этом… все эти годы. Может, он дьявол. А может быть, и нет, — она перевела взгляд на Джо-Бет. — Я боялась его все время. А вот он пришел, и все оказалось так просто.

— Тогда объясни, — упрямо сказала Джо-Бет. — Я не понимаю. Кто он, и что он сделал с Томми-Рэем?

— Он сказал правду. Он ваш отец. Или, по крайней мере, один из них.

— А сколько же их было?

— Он сделал из меня шлюху. Свел с ума от желания. Я спала с другим человеком, но он, — она указала ножом в направлении двери, за которой слышались шуршащие звуки, — он тот, кто сделал тебя.

— Я слышу, — раздался голос Джейфа. — Все правильно.

— Прочь! — воскликнула мать, направляясь к двери. Джо-Бет окликнула ее, но мать будто не слышала. И не без причины. Она шла не к двери, а к дочери и, схватив ее за руку, приставила нож к ее горлу.

— Я убью ее, — сказала она тому, за дверью. — С Божьей помощью я сделаю это. Попробуй только войти, и твоя дочь умрет.

Она держала руку Джо-Бет так же крепко, как до того Томми-Рэй. Если это и была игра, то очень убедительная.

Джейф постучал в дверь.

— Дочь?

— Ответь ему! — прошипела мать.

— Дочь?

— …да…

— Ты боишься за свою жизнь? Скажи мне честно. Я люблю тебя и не хочу причинить тебе вред.

— Она боится, — сказала мать.

— Пусть она скажет.

Джо-Бет не колебалась с ответом.

— Да. Да, боюсь. У нее нож, и она…

— Ты поступишь глупо, если убьешь то единственное, что может спасти тебе жизнь. Но ты сделаешь это, так ведь?

— Я не отдам ее тебе.

По ту сторону двери замолчали. Потом Джейф произнес:

— Ладно, — тихий смешок. — Я приду завтра.

Он еще раз толкнул дверь, как будто чтобы убедиться, что она все еще заперта. Потом раздался низкий утробный звук — стон какой-то неведомой твари, не менее жуткий, чем предыдущие угрозы. После все стихло.

— Он ушел, — несмело проговорила Джо-Бет. Мать все еще держала нож у ее горла. — Он ушел. Мама, отпусти меня.

Пятая ступенька лестницы дважды скрипнула, подтверждая, что враги покинули дом. Но лишь через полминуты мать ослабила свою хватку, и еще через минуту отпустила дочь.

— Они ушли из дома, — сказала она. — Но они остались.

— А как же Томми? Нужно отыскать его.

Мать покачала головой.

— Поздно. Мы потеряли его.

— Надо хотя бы попытаться.

Джо-Бет открыла дверь. Внизу на перилах восседало нечто, могущее быть делом рук только Томми-Рэя. В детстве он десятками мастерил кукол для сестры из всевозможных подручных материалов. Те куклы всегда улыбались. И вот теперь он соорудил новую куклу: отца семейства, сделанного из продуктов. Голова из гамбургера с продавленными пальцем дырками-глазами; ноги и руки из овощей; торс из пакета молока, содержимое которого образовало внизу лужу, омывающую стручок перца и две чесночные головки. Джо-Бет смотрела на это грубое художество, и лицо-гамбургер смотрела на нее в ответ. В этот раз на нем не было улыбки. Только две дырки в мясе. Молочная лужа пропитала ковер. Да, мама права. Томми-Рэя они потеряли.

— Ты знала, что этот ублюдок вернется, — сказала она поолуутвердительно.

— Я догадывалась, что он захочет вернуться. Не ко мне. Я для него была только орудием, инкубатором, как все мы…

— Союз Четырех?

— Откуда ты знаешь?

— Ох, мама… люди всегда болтали об этом.

— Я так стыдилась, — проговорила мать, закрыв лицо рукой; другая рука, со все еще зажатым в ней ножом, беспомощно повисла вдоль тела. — Так стыдилась. Я хотела убить себя. Но пастор меня удержал. Он сказал, что я должна жить. Ради Господа. И ради вас с Томми-Рэем.

— Ты очень сильная, — сказала Джо-Бет, отвернувшись от мерзкой куклы. — Я люблю тебя, мама. Я сказала, что боюсь, но я ведь все равно знаю, что ты не сделала бы мне больно.

Мать смотрела на нее, и слезы медленно катились по ее щекам.

Потом она сказала:

— Я сделала бы это. Убила бы тебя.

3

— Мой враг все еще здесь, — сказал Джейф.

Томми-Рэй вел его по тропе, известной только местным детям, тропе, ведущей в обход Холма к уединенному наблюдательному пункту среди скал, из которого каждому, осмелившемуся забраться сюда, открывался прекрасный вид на Лорелтри и Уиндблаф.

Теперь они стояли там вдвоем, отец и сын. Небо было беззвездным, и в домах внизу тоже не было огней. Тучи заволокли небо, а сон — город. Никем не потревоженные, отец и сын стояли и говорили.

— Кто твой враг? Скажи мне, и я перегрызу ему глотку.

Сомневаюсь, что он позволит.

— Не язви, — сказал Томми-Рэй. — Я не такой уж болван. Я знаю, ты считаешь меня ребенком. Но я не ребенок.

— Тебе придется это доказать.

— Докажу. Я ничего не боюсь.

— Посмотрим.

— Ты что, хочешь меня напугать?

— Нет. Просто предупреждаю.

— О чем? О твоем враге? Скажи хоть, кто он такой?

— Его зовут Флетчер. Мы работали вместе до твоего рождения. Но он обманул меня. Вернее, пытался.

— А чем ты занимался?

— О! — Джейф засмеялся; чем больше Томми-Рэй слышал этот звук, тем больше он нравился ему. Этот человек имел чувство юмора, хотя сам Томми-Рэй не видел в сказанном ничего смешного. — Чем я занимался? Коротко говоря, я пытался овладеть силой. Ее называют Искусством, и с ее помощью я могу овладеть снами Америки.

— Ты шутишь?

— Не всеми снами. Только самыми важными. Ты увидишь, Томми-Рэй. Я исследователь…

— Правда?

— Конечно. Но что в нашем мире можно еще исследовать? Какие-нибудь клочки пустыни или джунгли.

— Космос, — предположил Томми-Рэй.

— Ага, еще одна пустыня. Нет, настоящая тайна — и единственная, — таится у нас в головах. И в нее-то я и попытался проникнуть.

— Ты говоришь так, будто на самом деле побывал там.

— Так оно и есть.

— И это все благодаря Искусству?

— Именно.

— Но ты сказал, что это всего-навсего сны. Они снятся всем. Ты что, вот так можешь проникнуть в любой сон?

— Большинство снов — ерунда. Люди просто встряхивают свои воспоминания, как в калейдоскопе. Но есть другие сны — о рождении, о любви, о смерти. Сны, которые объясняют, что значит бытие. Я знаю, в это трудно поверить.

— Говори. Мне интересно.

— Существует море снов. Субстанция. И в этом море есть остров, который по крайней мере дважды предстает перед каждым из нас — в начале и в конце. Первыми о нем узнали греки. Платон назвал его Атлантидой… — Тут он прервался, наблюдая за произведенным впечатлением.

— Ты очень хочешь туда, правда? — тихо спросил Томми-Рэй.

— Очень, — подтвердил Джейф. — Я хочу плавать в этом море и посещать берег, где рассказывались все великие истории.

— Здорово.

— Что?

— Это было бы здорово.

Джейф засмеялся.

— Тебе еще много придется узнать, сын. И поработать. Ты сможешь помочь мне?

— Конечно! А в чем?

— Видишь ли, я не могу показываться в городе. Особенно днем. Дневной свет, он такой… не таинственный. Но ты можешь ходить по моим делам.

— А ты… останешься здесь? Я думал, мы уедем куда-нибудь вместе.

— Конечно, уедем. Потом. Но сперва нужно убить моего врага. Он сейчас слаб и ищет помощи. Он ищет своего сына.

— Это Катц?

— Да.

— Так нужно убить Катца.

— Не мешало бы, если позволят обстоятельства.

— Я уверен, что позволят.

— Хотя ты мог бы сказать ему спасибо.

— Почему это?

— Если бы не он, я бы до сих пор торчал под землей. Пока вы с Джо-Бет не нашли бы меня… если бы нашли. Из-за того, что сделали она и Катц…

— А что они сделали? Они трахались?

— Это так важно для тебя?

— Еще бы!

— Для меня тоже. Мне больно от мысли, что сын Флетчера касается твоей сестры. Но и Флетчеру от этого тоже больно. В этом мы с ним согласны. Вопрос был в том, кому из нас первому удастся выбраться на поверхность и воспользоваться этим.

— И это оказался ты.

— Да, я. Мне повезло. Моих воинов, моих тератов, легче всего добывать у умирающих. Одного мне подарил Бадди Вэнс.

— Где он сейчас?

— Там, откуда мы пришли. Помнишь, тебе показалось, что кто-то идет за нами? Я тогда сказал, что это собака.

— Покажи мне его.

— Вряд ли он тебе понравится.

— Покажи, папа. Пожалуйста!

Джейф свистнул. На этот звук деревья позади них всколыхнулись, как до того во дворе. Но на этот раз между них показалась голова — голова какого-то глубоководного чудища, выброшенного на берег, распухшего и исклеванного чайками так, что в нем открылось пятьдесят новых глаз и с десяток ртов, кожа вокруг которых висела лохмотьями.

— Здорово, — выдохнул Томми-Рэй. — Ты взял его у комика? Он что-то не кажется мне смешным.

— Такие исходят из людей, стоящих на пороге смерти, — сообщил Джейф. — Испуганных и одиноких. Они самые лучшие. Как-нибудь я расскажу тебе, в каких местах и из каких подонков я добывал материал для своих тератов.

Он оглянулся на город.

— Но здесь? Смогу ли я найти это здесь?

— Умирающих?

— Уязвимых. Тех, кого не предохраняет никакая вера, никакая мифология. Безумных. Испуганных.

— Можешь начать с матери.

— Она не безумна. Может, она и близка к этому, и страдает галлюцинациями, но она защитила себя. У нее есть вера, хоть и дурацкая. Нет… мне нужны люди без веры, нагие люди.

— Я знаю таких.

Если бы Томми-Рэй мог читать мысли людей, с которым сталкивался на улицах каждый день, он указал бы своему отцу сотни адресов. Все это были люди, которые покупали в Центре фрукты и готовые завтраки, люди с отменным здоровьем и ясными глазами, как и он сам, на вид счастливые и уверенные в себе. Может, иногда они обращались к психоаналитику, или повышали голос на своих детей, или плакали по ночам, когда очередной день рождения неумолимо приближал их к последней черте; но они жили в согласии с собой и с миром. У них было достаточно денег в банке, большую часть года их грело солнце, а для прохлады они могли бы назвать себя верующими во что-нибудь. Но их никто не спрашивал. Не здесь, не сейчас. В конце нашего столетия о вере не принято говорить без легкой насмешки, скрывающей стеснение. Поэтому о ней старались не говорить вообще, кроме особых случаев — свадеб, крещений и похорон.

Вот так и получилось, что за их ясными глазами давно умерла всякая надежда. Они жили от события к событию, заполняя промежутки между ними всякой ерундой вроде сплетен и слухов, и вздыхали с облегчением, когда их дети переставали задавать вопросы о жизни и делались такими же, как они.

И никто никогда не интересовался их верой и их страхами. До сих пор.

Когда Теду Элизандо было тринадцать, учитель рассказал их классу, что сверхдержавы накопили достаточно ракет, чтобы истребить все живое на планете много сотен раз. Эта мысль засела в его голове глубже, чем у товарищей, и он скрывал от них свои ночные кошмары об Армагеддоне, чтобы не быть высмеянным. Наконец, он и сам почти забыл об этом. В двадцать один он получил хорошую работу в Саузенд-Оукс и женился на Лоретте. В следующем году у них появился ребенок. И вскоре сон об огненном конце пришел, опять. Весь в поту, Тед вскочил и подошел к дочкиной кроватке. Она спала, как обычно, на животе. Тед смотрел на нее целый час или больше, потом вернулся в постель. И так это повторялось с тех пор почти каждую ночь, пока не стало чем-то вроде ритуала. Иногда дочка просыпалась и удивленно мигала на отца своими длинными ресницами. Потом она начинала улыбаться ему. Но это не успокаивало Теда. Ночные бдения расшатали его нервы, и кошмары начали посещать его не только в темноте ночи, но и средь бела дня, когда он сидел за рабочим столом. Солнце, освещающее бумаги перед ним, казалось ему зловещим атомным грибом, а любой ветерок доносил крики заживо сгорающих людей.

И вот однажды ночью, стоя у кровати дочери, он услышал, как летят ракеты. В ужасе он схватил Дон, пытаясь спрятать ее. Ее плач разбудил Лоретту, и она пошла искать мужа. Она нашла его в столовой — он уронил дочь на пол, когда увидел, как ее кожа обугливается и чернеет, а ручка превращаются в дымящиеся головешки.

Он провел месяц в больнице, потом вернулся в Гроув. Врачи посчитали, что в лоне семьи его шансы на выздоровление увеличатся. Через год Лоретта подала на развод, суд удовлетворил ее просьбу и поручил ей опеку над ребенком.

С тех пор лишь немногие навещали Теда. Все четыре года он проработал в зоомагазине, и эта работа не отнимала у него много сил. Ему было хорошо среди животных — они тоже не умели притворяться. Но к нему тянулись такие же неприкаянные. Так, Томми-Рэй, которому мать запретила приносить в дом животных, находил утешение в общении с Тедом и пользовался правом доступа в магазин в любое время, чтобы вволю поиграть с щенятами и ужами. Он знал историю Теда. Но они не были друзьями, и он никогда не бывал у Теда дома, до этой ночи.

— Я привел к тебе кое-кого, Тедди. Кое-кого, кто хочет познакомиться с тобой.

— Уже поздно.

— Он не может ждать. Это очень хорошая новость, и мне не с кем ею поделиться, кроме тебя.

— Хорошая новость?

— Мой отец. Он вернулся.

— Да? Слушай, я рад за тебя, Томми-Рэй.

— Не хочешь посмотреть на него?

— Ну…

— Конечно, он хочет, — сказал Джейф, выходя из тени и протягивая руку к Теду. — Друзья моего сына — мои друзья.

Увидев того, кого Томми-Рэй назвал своим отцом, Тед сделал испуганный шаг внутрь дома. Опять кошмар, как в прежние времена. Он никуда и не уходил, просто притаился и ждал. Теперь он стоял перед ним и улыбался.

— Мне нужно от тебя кое-что.

— Что такое, Томми-Рэй? Это мой дом. Ты не имеешь права…

— Это то, что тебе не нужно, — продолжал Джейф, приближаясь к Теду, — без чего тебе станет лучше.

Томми-Рэй зачарованно смотрел, как глаза Теда выкатываются из глазниц и он начинает издавать давящиеся звуки, будто его сейчас вырвет. Но изо рта у него ничего не появилось; вместо этого его поры начали источать бледное, клубящееся, на глазах сгорающее мерцание.

Томми-Рэй остолбенел. Происходящее напоминало гротескный магический акт. Капли выделений, игнорируя силу тяжести, танцевали в воздухе рядом с Тедом, притягиваясь друг к другу и соединяясь в куски твердого ноздреватого вещества, похожего на серый сыр. Вот уже это было единое существо; грубый набросок глубинного страха Теда. Томми-Рэй ухмыльнулся при виде его извивающихся лап и разнокалиберных глаз. Бедняга Тед, он таскал это в себе. Джейф прав — без этого ему будет лучше.

После этого они совершили еще ряд визитов, и каждый приносил им новую тварь, рождающуюся из потерянной души. Все они были белесыми и отдаленно напоминали рептилий, но каждая имела свои черты. Когда ночные приключения подошли к концу, Джейф подвел итог.

— Тоже искусство. Вроде рисования. Как ты думаешь?

— Ага. Мне понравилось.

— Конечно, это не Искусство. Но его эхо. Как и любой другой вид искусства.

— Куда ты теперь?

— Мне нужно отдохнуть. Где-нибудь в тени и прохладе.

— Я знаю такие места.

— Нет. Ты пойдешь домой.

— Зачем?

— Затем, что я хочу, чтобы город проснулся и решил, что мир такой же, как и был.

— А что я скажу Джо-Бет?

— Скажи, что ничего не помнишь. Извинись, если понадобится.

— Я не хочу, — пробормотал Томми-Рэй.

— Знаю, — сказал Джейф, кладя ему руку на плечо. — Но я не хочу, чтобы тебя отправились искать. Они могут найти вещи, которые должны открыться только в наше время.

Томми-Рэй усмехнулся.

— Сколько придется ждать?

— Ты ведь хочешь увидеть, как Гроув перевернется вверх тормашками?

— Еще бы!

Джейф засмеялся.

— Что папа, что сын. Потерпи, парень. Я скоро вернусь.

И, продолжая смеяться, он увел своих зверей в темноту.

4

Девушка его мечты ошибалась: солнце не каждый день сияло над штатом Калифорния. Хови понял это, когда проснулся. Небо было тусклым и серым; ни проблеска голубизны. Он добросовестно выполнил обычные упражнения, но только вспотел, а не почувствовал себя бодрее. Смыв пот под душем, он оделся и направился в Центр.

Он еще не придумал, что скажет Джо-Бет, когда увидит ее. По прошлому опыту он знал, что попытка начать разговор приведет его только к беспомощному заиканию. Поэтому лучше подождать. Если она расстроена, он ее утешит. Если сердита — покается. В любом случае надо загладить промахи предыдущего дня.

Если и было какое-то объяснение того, что случилось между ними накануне в мотеле, часы раздумий не открыл ему этого. Все, что он смог понять, — это что общий кошмар во сне каким-то образом нарушил их телепатическую связь. С этим ничего поделать было нельзя, оставалось ждать. При взаимном желании примирения они договорятся, когда войдут в заведение Батрика, сам воздух которого хранил воспоминание об их первой встрече.

Он направился прямо в ее магазин. За прилавком стояла Луис — миссис Нэпп. Больше никого не было. Он поздоровался, стараясь улыбаться как можно шире, и спросил, пришла ли Джо-Бет. Миссис Нэпп взглянула на часы и холодно уведомила его, что нет, не пришла, будет позже.

— Тогда я подожду, — сказал он и, не дожидаясь реакции, отошел к книжной полке у окна, где он мог наблюдать за входом.

Книги перед ним были сплошь религиозные. Одна заинтересовала его: «История Спасителя». На обложке был изображен коленопреклоненный человек на фоне восходящего солнца, и сообщалось, что книжка содержит Величайшее откровение Эпохи. Он открыл тощую брошюру и обнаружил, что она посвящена Великому белому богу древней Америки и издана мормонами. Прилагаемые картинки, изображающие различных божеств — Кепалькоатля, полинезийского Тангароа, Илла-Тики, Кукулькана, — рисовали один и тот же образ — высокий, бородатый, светлокожий и голубоглазый. Теперь, гласила брошюра, на исходе тысячелетия он возвращается в Америку под своим истинным именем: Иисус Христос.

Хови перешел к другой полке, пытаясь обнаружить книги, более соответствующие его настроению. Лирику, быть может, или пособие по технике чисел. Но, пробегая глазами по полкам, он увидел, что все книги в магазине посвящены одной теме. Молитвенники, толстые тома о Граде Божьем на земле, ученые труды о значении крещения. Среди них — иллюстрированная история жизни Джозефа Смита с фотографиями его фермы и Святой рощи, где ему впервые явилось видение. Хови прочитал текст внизу: «И увидел я две фигуры, сила и слава которых превосходили все описания, стоящие передо мной в воздухе. Один из них воззвал ко мне, называя по имени, и сказал…»

— Я звонила домой Джо-Бет. Там никто не отвечает. Должно быть, они куда-то уехали.

Хови оторвался от книги.

— Какая жалость, — произнес он, не вполне веря ей. Если она и звонила, то очень тихо.

Она, наверное, сегодня не придет, — продолжала миссис Нэпп, избегая взгляда Хови. — У нас с ней что-то вроде соглашения: она приходит, когда считает нужным.

Он знал, что это ложь. В рабочем времени Джо-Бет не было никакой свободы, он сам слышал, как ее отчитывали за опоздание. Но миссис Нэпп, как добрая христианка явно хотела выставить его из магазина. Видимо, ей не понравилось, с каким видом он просматривал книги.

— Поэтому вам незачем тут ждать. Вы можете прождать целый день.

— Неужели я напугаю ваших покупателей? — Хови добивался от нее ясности.

— Нет, — она напряженно улыбнулась. — Я этого не говорю.

Он шагнул к прилавку. Она чуть отступила, будто боялась его.

— Тогда что вы говорите? — он еще пытался сохранить вежливость. — Что вам конкретно не нравится? Моя стрижка? Мой дезодорант?

Она опять попыталась улыбнуться, но не смогла, несмотря на многолетний опыт притворства. Ее лицо лишь перекосилось.

— Я же не дьявол. Я никому не сделаю ничего плохого.

Она промолчала.

— Я р… р… я родился здесь. В Паломо-Гроув.

— Я знаю, — бросила она.

Так, так, подумал он, это уже ближе.

— А что вы еще знаете?

Ее глаза метнулись к двери, и он понял, что она молится своему Великому белому богу, чтобы кто-нибудь вошел и избавил ее от этого парня и его чертовых вопросов. Но ни бог, ни клиенты не появлялись.

— Что вы знаете про меня? — повторил Хови. — Ничего плохого, надеюсь?

Луис Нэпп чуть пожала плечами.

— Да нет.

— Тогда расскажите.

— Я знала вашу мать, — сказала она и замолчала, словно это могло удовлетворить его. Он ничего не ответил, но взглядом потребовал продолжения. — Конечно, не очень хорошо. Она была моложе меня. Но у нас все друг друга знают. И потом, когда все это случилось… это происшествие…

— М-м-можете г-говорить прямо, — перебил Хови.

— Что говорить?

— В-вы назвали это п-происшсствием, но это было изнасилование, так ведь?

Но ее взгляд красноречиво говорил, что она никогда не слышала или, во всяком случае, не произносила неприличного слова.

— Я не помню. А если бы и могла, — она глотнула воздух перед следующей фразой. — Зачем вы вообще сюда вернулись?

— Это моя родина.

— Вы не понимаете. Разве вы не заметили? Стоило вам приехать, как сразу погиб мистер Вэнс.

«Ну и что, черт возьми?» — хотелось крикнуть Хови.

В последние сутки он не очень следил за событиями, но слышал, что поиски тела комика, которые он наблюдал накануне, привели к еще большей трагедии. Но никакой связи здесь он не видел и не желал видеть.

— Я не убивал вашего Вэнса. И моя мать тоже.

Словно выполнив порученную ей миссию, Луис договорила остальное ровно, невыразительным тоном.

— Место, где была изнасилована ваша мать, — то самое место, где погиб мистер Вэнс.

— То же? — переспросил Хови.

— Да, — последовал ответ. — Так мне сказали. Сама я не проверяла. В жизни и так достаточно бед, чтобы искать их самой.

— И вы думаете, что я в этом виноват?

— Я этого не сказала.

— Нет. Но п… п… но вы п-подумали.

— Ну хорошо: да.

— И вы гоните меня из магазина, чтобы я не распространял заразу.

— Да, — сказала она так же ровно. — Именно.

Он кивнул.

— Ладно. Я уйду. Как только вы пообещаете, что скажете Джо-Бет, что я был здесь.

Лицо миссис Нэпп выразило колебание. Но страх перед тем, что он останется, был сильнее.

— Не так уж и много. Я ведь не требую от вас лжи. Так скажете ей?

— Да.

— Ради Великого белого бога Америки. Как там его? Кецалькоатль? Но ладно. Ухожу. Извините, если я помешал утренней торговле.

Оставив ее смотреть вслед с выражением паники на лице, он вышел из магазина на воздух. За те двадцать минут, что он провел внутри, туча рассеялась, и солнце осветило Холм, играя бликами на стенах Центра. Девушка его мечты оказалась права.

5

Грилло проснулся от телефонного звонка, протянул руку, сшиб бокал с шампанским — его последний пьяный тост гласил: «За Бадди, ушедшего от нас, но не забытого!» — выругался и снял трубку.

— Алло? — пробурчал он.

— Я тебя разбудила?

— Тесла?

— Люблю, когда вспоминают мое имя.

— Который час?

— Поздно уже. Пора вставать и трудиться. Я хочу, чтобы ты закончил свои труды на Абернети к моменту моего прибытия.

— Ты с чем? Прибытие?

— Ты ведь обещал мне обед за все эти сплетни про Вэнса. Так что давай, выполняй.

— А когда ты планируешь быть здесь? — осторожно осведомился он.

— О, не знаю. Где-то… — пока она думала, он положил трубку и ухмыльнулся, представив ее проклятия на другом конце провода. Улыбка, однако, сползла с его лица, едва он встал. Голова гудела, как барабан; если бы он допил последний бокал, он бы, наверное, вообще не смог подняться. Он позвонил вниз и заказал кофе.

— С соком, сэр? — предложил голос.

— Нет. Просто кофе.

— Яйца, круассаны…

— О, Господи, нет. Никаких яиц. Просто кофе.

— Мысль сесть за письменный стол вызывала такое же отвращение, как и мысль о завтраке. Вместо этого он решил встретиться со служанкой из дома Вэнса — Эллен Нгуен. Ее адрес все еще лежал у него в кармане.

Кофеин встряхнул его организм достаточно, чтобы он смог влезть в машину и добраться до Дирделла. Дом, который он отыскал, совсем не походил на место работы этой женщины. Он был маленьким-маленьким и очевидно нуждался в ремонте. Грилло уже предвидел будущий разговор: сердитая служанка, поливающая грязью своих хозяев. Такие разговоры могли быть и плодотворными, хотя чаще содержали сплошной вымысел. Но сейчас он сомневался в этом — то ли из-за грусти на ее лице, когда она впустила его и предложила кофе, то ли из-за постоянного хныканья ее ребенка в соседней комнате (она объяснила, что у него грипп), то ли просто потому, что рассказанное ею бросало тень не столько на Бадди Вэнса, сколько на нее. Последнее больше всего убедило его в подлинности приведенных ею фактов.

— Я была его любовницей, — сказала она. — Пять лет. Даже, когда Рошель жила в доме, а это длилось недолго, мы находили способы встречаться. Я думаю, она знала об этом. Поэтому и уволила меня при первой возможности.

— Вы уже не служите там?

— Нет. Она ждала удобного случая, и вы ей его предоставили.

— Я? — удивился Грилло. — Каким образом?

— Она заявила, что я заигрывала с вами. Типично для ее образа мыслей.

Не в первый раз за время их общения Грилло разглядел в этом спокойном замечании бурю чувств за внешним безразличием.

— Она судит обо всех по себе. Вы это заметили?

— Нет, — честно сознался Грилло.

Эллен, казалось, была удивлена.

— Подождите, — сказала она. — Я не хочу, чтобы Филипп нас слушал.

Она встала и пошла в спальню сына, сказала ему что-то, чего Грилло не расслышал, потом вернулась и плотно закрыла дверь.

— Он и так уже знает много такого, что мне не нравится. После одного только года в школе. Я хочу, чтобы он сохранил что-то… невинность, что ли? Да, наверное, именно невинность. Ведь скоро ему предстоит познать всякие гадости.

— Гадости?

— Вы же знаете людей, которые так и ждут случая надуть тебя и подчинить себе. С помощью силы или секса.

— А-а, да-да. Этого в самом деле не избежать.

— Так мы говорили о Рошели?

— Да.

— Что ж, это очень просто. До свадьбы с Бадди она была шлюхой.

— Что?

— Именно так. Чему вы так удивляетесь?

— Ну, не знаю. Она так красива. Неужели она не могла зарабатывать другим способом?

— Она привыкла к шикарной жизни, — сказала Эллен. Снова эта горечь, смешанная с брезгливостью.

— А Бадди знал это, когда женился на ней?

— О чем? О шикарной жизни или о том, что она шлюха?

— И то, и другое.

— Конечно. Отчасти поэтому он и женился на ней. Видите ли, у Бадди есть какая-то тяга к извращениям. Простите, я хотела сказать, была. Я никак не могу смириться с тем, что он умер.

— Должно быть, очень трудно говорить об этом так скоро после его смерти. Извините меня.

— Я ведь сама напросилась, — возразила она. — Я хочу, чтобы кто-нибудь узнал об этом. Чтобы все узнали. Ведь он любил меня, мистер Грилло. Только меня, все эти годы.

— А вы? Любили вы его?

— О, да, — сказала она тихо. — Очень. Конечно, он был ужасным эгоистом, но мужчины ведь все эгоисты, разве не так?

Она не дала времени Грилло ответить.

— Вы все думаете, что мир вертится вокруг вас. Я вижу то же у Филиппа, и даже не могу с этим бороться. Разница только в том, что вокруг Бадди мир какое-то время действительно вертелся. Его ведь любила вся Америка. Все знали его в лицо, все его жесты. И хотели знать все о его частной жизни.

— Это значит, что он рисковал, женившись на таков женщине, как Рошель?

— Я об этом и говорю. Но его тянуло ко всяким извращениям. Да, он здорово постарался, чтобы разбить свою жизнь.

— Надо было ему жениться на вас, — заметил Грилло.

— Это было бы еще хуже. Намного хуже, — с этими словами обуревающие ее чувства вдруг прорвались наружу. В глазах блеснули слезы. В этот же миг из спальни раздался зов мальчика. Она быстро закрыла рот ладонью, чтобы заглушить всхлипы.

— Я пойду, — сказал Грилло, вставая. — Его зовут Филипп?

— Да, — проговорила она почти неслышно.

— Пойду посмотрю, что с ним такое. Не волнуйтесь.

Он оставил ее вытирать слезы, которых уже ничто не сдерживало, и открыл дверь спальни.

— Привет! Меня зовут Грилло.

Мальчик, в лице которого еще сильней, чем у матери, проявлялась угрюмая правильность черт, сидел в постели, окруженный хаосом игрушек, карандашей и смятых листков бумаги. В углу молча работал телевизор.

— Ты Филипп, так ведь?

— Где мама? — ответил вопросом на вопрос мальчик.

— Сейчас придет, — успокоил Грилло, подходя к кровати.

Рисунки, разбросанные вокруг, в основном изображали какое-то раздутое существо. Грилло, сев на корточки, собрал листки с пола.

— Это кто?

— Человек-шар, — серьезно ответил Филипп.

— А как его зовут?

— Человек-шар, — последовал недовольный ответ.

— Он из телевизора? — спросил Грилло, изучая разно-четные рисунки.

— Нет.

— А откуда?

— Из моей головы.

— А он добрый?

Мальчик покачал головой.

— Может укусить?

— Тебя — может.

— Это невежливо, — услышал Грилло голос Эллен и обернулся. Она попыталась спрятать слезы, но они не укрылись от сына, тут же метнувшего на Грилло свирепый взгляд.

— Не подходите к нему близко, — предупредила Эллен. — Еще заразитесь.

— Ма! Я совсем здоров!

— А я говорю, нет. Сиди здесь, пока я провожу мистера Грилло.

Грилло встал, положив картинки на кровать.

— Спасибо, что показал мне Человека-шар.

Филипп не ответил, принимаясь разрисовывать еще один бумажный лист.

— То, что я рассказала, — продолжила Эллен, едва они вышли из поля зрения мальчика, — это еще не все. Я могу рассказать еще многое. Но сейчас я не могу.

— Я готов выслушать вас, когда захотите. Я в отеле.

— Может быть, я вам позвоню. А может, и нет. Ведь все, что я расскажу, — это только часть правды, так? А Бадди — целое, и вам никогда не удастся описать его правдиво. Никогда.

Эти слова крутились в голове Грилло, когда он возвращался в отель. Простая мысль, но в центре всего происходящего были Бадди Вэнс и его смерть, одновременно трагическая и загадочная. Но еще более загадочной оказалась его жизнь. Он узнал о ней достаточно, чтобы это заинтриговало его. Выставка на стенах дома («Подлинное искусство Америки»), служанка-любовница, которая до сих пор любит его, и жена-шлюха, которая не любит и вряд ли когда-нибудь любила. Достаточно живописно даже без этой абсурдной смерти. Весь вопрос в том, как об этом рассказать.

Абернети не колебался бы ни минуты. Он всегда предпочитал слухи фактам, а грязь — честности. Но тайна Гроува, которую Грилло видел везде: и в доме Бадди, и на краю его зияющей могилы, — требовала от него честного и полного рассказа, иначе он добавил бы путаницы и ничего никому не объяснил.

Первым делом он попытался расположить по порядку услышанное им за последние сутки: от Теслы, от Хочкиса, от Рошели и теперь от Эллен. К моменту возвращения в отель в его голове уже начали складываться контуры «Истории Бадди Вэнса». Но едва он сел за письменный стол, в голове его разлилась боль, лоб покрылся потом — первые признаки болезни. Он не желал замечать этого, пока не накатал двадцать страниц сумбурных заметок. Только после этого он осознал, что если его не укусил Человек-шар, то его создатель успешно заразил гостя гриппом.

6

На пути от Центра к дому Джо-Бет Хови понял, почему она упорно считала все, происшедшее между ними за эти дни, делом рук дьявола. Ничего удивительного: ведь она работала рядом с этой истеричкой в магазине, доверху наполненном мормонской литературой. Теперь, после разговора с Луис Нэпп, он хотел найти, наконец, Джо-Бет и объяснить ей, что в их отношениях нет никакой вины ни перед Богом, ни перед людьми и что в них не кроется никакой чертовщины.

Но эта его попытка не увенчалась успехом. Сначала он не мог даже попасть в дом. Он стучал и звонил в дверь минут пять, инстинктивно чувствуя, что внутри кто-то есть. Только когда он встал посреди улицы и принялся громко звать, глядя на закрытые окна, он услышал лязг открываемого замка и вернулся к крыльцу, чтобы объясниться, вероятно, с матерью Джо-Бет, Джойс Магуайр. С матерями ему везло; помогали очки, заикание и весь его вид примерного ученика. Но миссис Магуайр не обратила на это никакого внимания. Ее слова повторили слова Луис Нэпп.

— Ты не нужен здесь. Уходи. Оставь нас в покое.

— Мне нужно поговорить с Джо-Бет. Ведь она дома?

— Да, дома. Но она не хочет тебя видеть.

— Я хотел бы услышать, как она сама это скажет.

— Вот как? — и миссис Магуайр, к его удивлению, открыла перед ним дверь.

Внутри было темно, но он сразу увидел Джо-Бет, стоящую в дальнем конце холла. Она была в черном, словно собиралась на похороны. Светились только ее глаза.

— Скажи ему, — велела мать.

— Джо-Бет, — подал голос Хови. — Можно мне поговорить с тобой?

— Ты не должен был приходить, — тихо сказала Джо-Бет. Он едва расслышал ее сквозь омертвевший воздух. — Это опасно для всех нас. Не приходи сюда больше.

— Но я хотел поговорить с то…

— Бесполезно, Хови. Если ты не уйдешь, произойдут страшные вещи.

— Какие?

Но ответила не она, а ее мать.

— Ты не виноват, — ярость, с которой она его встретила, вдруг куда-то ушла. — Никто не винит тебя. Но пойми, Ховард: то, что случилось с твоей матерью и со мной, еще не закончилось.

— Нет, я этого не понимаю, — ответил он. — Совсем не понимаю.

— Может, это и к лучшему. Но все же уходи. Прямо сейчас, — она уже хотела закрыть дверь.

— П-п-п, — начал Хови, но прежде, чем он успел выговорить «подождите», дверь захлопнулась.

— Черт, — пробормотал он.

Несколько секунд он, как дурак, смотрел на закрытую дверь, пока на другой ее стороне возвращались на место замки и засовы. Поражение было полным. Его отвергала не только миссис Магуайр — Джо-Бет присоединилась к ней. Он не стал пробовать еще раз.

План действий родился у него, когда он уже шел по улице прочь от дома.

Где-то в лесу есть место, где миссис Магуайр, и его мать, и комик испытали страх. Может, именно там, на этом месте, он найдет дверь, которую не так легко будет закрыть перед ним.

— Так будет лучше, — сказала мать, когда звук шагов Хови замер вдали.

— Я знаю, — отозвалась Джо-Бет, продолжая глядеть на запертую дверь.

Мама права. События прошлой ночи — визит Джейфа и то, что он забрал у них Томми-Рэя, — значили прежде всего то, что ни в ком нельзя быть уверенным. Брат, которого она знала и любила, был отнят у нее неведомой силой, явившейся из пошлого. Все, что происходило в Гроуве, было частью этого. И Хови тоже. Но, виновник или жертва, он своим приходом в их дом грозил разрушить хрупкую преграду, которую они воздвигли перед кошмаром прошедшей ночи.

Но от этого ей не было легче. Ей хотелось кинуться к двери, распахнуть ее настежь, окликнуть его, сказать ему что-нибудь хорошее. Но что теперь могло быть хорошего? Разве может она общаться с этим парнем, своим вероятным братом, даже если она ждала его всю жизнь?

У матери был ответ на это; вечный ответ.

— Мы должны молиться, Джо-Бет. Молиться за избавление от бедствий. «Да развеется сила проклятого, кого Господь проклял от уст своих, и да уничтожится он славой Господней…»

— Не вижу я никакой славы, мама.

— Она грядет! Грядет!

— Не думаю, — Джо-Бет вдруг представила, что вечером вернется Томми-Рэй, вернется и на вопрос о Джейфе ответит невинной улыбкой, будто ничего не случилось. Был ли он тем Проклятым, о гибели которого мама сейчас так усердно молилась? Неужели это его Господь проклял от уст своих? Джо-Бет надеялась, что это не так, и молилась лишь о том, чтобы Господь не судил Томми-Рэя чересчур строго. И ее тоже.

Хотя за пределами леса сияло солнце, в гуще его царил полумрак. Звери и птицы, живущие здесь, куда-то попрятались, но Томми-Рэй все равно ощущал их присутствие. Они следили за каждым его шагом, словно он вышел на охоту. Здесь он тоже был нежеланным гостем. Это ощущение росло с каждым пройденным ярдом. Он услышал тот же шепот, что и накануне, когда он решил, что это бред. Но теперь ни одна клетка его организма не сомневалась в правдивости слышимого. Кто-то звал его, кто-то хотел его видеть. Вчера он не откликнулся. Но сегодня…

Какой-то импульс побудил его взглянуть вверх на солнечные лучи, пробивающиеся сквозь листву. Он не отвел взгляд от яркого света, а лишь шире открыл глаза, и солнце дочти ослепило и слегка заворожило его. В обычных условиях он терпеть не мог такого: почти не пил, останавливаясь сразу, как только начинал терять самоконтроль, а о наркотиках не мог думать без отвращения. Но теперь он приветствовал это чувство, приветствовал солнце, внезапно затмившее бледную реальность.

Когда он опустил глаза, его полуослепшему взору открылось странное зрелище. Мир вокруг взорвался ослепительными красками; воздух стал почти осязаемым. Он видел образы, выплывающие из каких-то неведомых глубин подсознания, ничего подобного он вспомнить не мог.

Посреди леса перед ним вдруг открылось окно — совершенно реальное, с виднеющимися за ним морем и небом.

Следом еще одно видение, более зловещее: полыхающие в костре книги и бумаги. Он шел по огню, видя, что видения не повредят ему, напротив, он жаждал увидеть еще и еще.

Третье видение было еще более странным: пляшущие языки огня превратились в стаю рыб, мечущихся вокруг в радужном хороводе.

Это зрелище заставило его рассмеяться. От смеха все три видения как будто соединились в одну сверкающую мозаику, в которой кружились огни, рыбы, небо, море и деревья, скрывая окружающий лес.

Рыбы, как звезды, взвились во внезапно позеленевшее небо. Трава под его ногами качалась, как волны, но он не чувствовал ног, не чувствовал вообще ничего, кроме своего сознания, которое было центром всей этой круговерти.

Тут вдруг возник панический вопрос. Если он — это сознание, то его тело? Утонуло с рыбами? Или сгорело с огнями?

«Я теряю контроль над собой. Тело я уже потерял, а теперь и контроль потеряю. О, Господи! Господи!»

«Тсс, — прошептал кто-то у него в голове. — Все хорошо».

Он остановился, или ему это показалось.

— Кто здесь? — спросил он (или ему показалось, что спросил).

Мозаика еще окружала его, и он попытался отогнать ее громким голосом. Все это не нравилось ему.

— Я хочу видеть!

«Я здесь. Ховард, я здесь».

— Прекрати это! — взмолился он.

«Что „это“?»

— Картинки. Убери их!

«Не бойся. Это реальный мир».

— Нет! — закричал Хови. — Нет! Нет!

Он поднес руки к лицу, чтобы избавиться от этого кошмара, но руки, его собственные руки, оказались в заговоре против него.

В середине обеих ладоней на него смотрели глаза — его глаза. Это было уж слишком. Он испустил крик ужаса и упал. Рыбы и огни засветились перед глазами.

Едва он ударился о землю, они исчезли, словно кто-то невидимый повернул выключатель.

Он немного полежал, ожидая нового подвоха, потом, с опаской поглядывая на свои руки, стал подниматься, Вставая, он крепко ухватился за ветку дерева, чтобы ощутить реальность мира.

«Ты разочаровываешь меня, Хови», — раздался вновь голос.

Впервые за все время Хови понял, откуда он доносился: из точки ярдах в десяти от него, где в просвет между деревьями проникали солнечные лучи. Купаясь в них, там стоял одноглазый человек с волосами, связанными сзади в хвост. Его уцелевший глаз в упор смотрел на Хови.

— Ты видишь меня? — спросил он.

— Да. Хорошо вижу. Кто ты?

— Меня зовут Флетчер. Ты — мой сын.

Хови еще крепче ухватился за ветку.

— Что?

На лице Флетчера не было улыбки. Было ясно, что он не шутит. Он вышел из-за деревьев.

— Не люблю прятаться. Особенно от тебя. Но тут так много людей! — он повел вокруг руками. — Везде люди искали труп. Представляешь? Я потерял целый день.

— Вы сказали «сын»?

— Да. Правда, хорошее слово?

— Вы шутите.

— Брось, — лицо Флетчера оставалось серьезным. — Я давно уже зову тебя.

— А как вы проникли в мою голову?

Флетчер не стал отвечать на этот наивный вопрос.

— Я звал тебя потому, что ты мне нужен. Но ты сопротивлялся. Наверное, я на твоем месте вел бы себя так же. Отвернулся бы от пылающего куста. Мы ведь похожи. Одна семья.

— Я вам не верю.

— Хочешь еще увидеть эти видения? Это можно устроить. Я всегда применял мескалин, но, думаю, теперь это не понадобиться.

— Нет.

— Попробуй. Тебе наверное понравится.

— Меня от них тошнит.

— Это просто от слишком большой дозы. Тебе нужно учиться, Ховард. Это и был первый урок.

— Урок чего?

— Смысла бытия. Алхимии, биологии и метафизики — всего вместе. Я тоже учился долго, но в результате стал тем, кем стал, — он ткнул себя пальцем в грудь. — Можно было, конечно, показаться тебе и сразу, но я решил немного тебя подготовить.

— Это сон, — сказал Хови. — Я слишком долго смотрел на солнце и перегрел мозги.

— Я тоже люблю смотреть на солнце. Но это не сон. Мы оба здесь, это реально, как жизнь, — он протянул вперед руки. — Подойди, Ховард. Обними меня.

— Нет.

— Чего ты боишься?

— Вы не мой отец.

— Верно, — согласился Флетчер. — Я один из них. Был и другой. Но поверь мне, Ховард, я приложил к этому немалые усилия.

— Что за чушь вы несете!

— Почему ты так сердишься? Неужели из-за дочки Джейфа? Забудь ее, Ховард.

Хови сдернул с лица очки и уставился на Флетчера. — Откуда вы знаете про Джо-Бет?

— Я знаю обо всем, что ты думаешь, сын. Во всяком случае, о твоей влюбленности. И мне это не нравится.

— А почему это должно не нравиться мне?

— Я сам никогда в жизни не влюблялся, но я ощущал твои чувства, и они мне не понравились.

— Если ты и ее…

— Она не моя дочь. Ее отец — Джейф, и он сидит в ее голове, как я в твоей.

— Это сон, — опять сказал Хови. — Всего-навсего дурацкий сон.

— Тогда попробуй проснуться, — посоветовал ему Флетчер.

— А?

— Я говорю, попробуй проснуться. Тогда мы покончим со скептицизмом и займемся чем-нибудь более полезным.

Хови опять надел очки и смог рассмотреть лицо Флетчера. На нем по-прежнему не было улыбки.

— Ну! Покончи, наконец, с сомнениями, иначе мы потеряем еще больше времени. Это не сон. И не игра. Если ты не поможешь мне, под угрозой окажется не только моя жизнь.

— Черт побери! — Хови стиснул кулаки. — Я сейчас проснусь. Смотри!

И он изо всех сил ударил ствол ближайшего дерева, тут же осыпавшего его градом листьев.

Еще удар. Ничего. Только тупая боль в руке. Еще удар, и еще. Никаких результатов. Флетчер остался стоять, где стоял. Хови еще раз ударил по дереву, чувствуя, как кровоточат сбитые костяшки пальцев. Кроме усиления боли, ничего не менялось, но он не хотел признавать своего поражения и бил снова и снова.

— Просто сон, — сказал он вслух.

— Ты же не просыпаешься, — мягкий голос Флетчера сзади. — Остановись, пока не сломал что-нибудь. Пальцы не так просто заживают, помни это.

— Всего-навсего сон…

— Остановись, слышишь?

Но Хови двигало не только желание пробудиться. Еще и гнев на Джо-Бет, на ее мать, на его мать и на себя самого, играющего в простачка, когда мир вокруг так дьявольски мудр и изощрен. Только бы проснуться, и он никогда больше не будет простачком!

— Ты сломаешь руку, Хови.

— Я хочу проснуться.

— Ну, и что дальше?

— Я хочу проснуться.

— А как же ты обнимешь ее сломанной рукой?

Он замер, потом оглянулся на Флетчера. Боль внезапно стала невыносимой. Краем глаза он видел, что листва деревьев сделалась багровой. Его затошнило.

— Она… не позволит… мне… обнять, — прошептал он. — Она… заперлась…

Разбитая рука беспомощно упала. Он знал, что из нее течет кровь, но боялся взглянуть. Пот на его лице внезапно превратился в капли холодной воды. И весь он оказался в воде и поплыл прочь от Флетчера, лихорадочно работая здоровой рукой, вверх, к солнцу.

Солнечный луч, пробившийся сквозь листву, коснулся его лица.

— Это… не сон, — пробормотал он.

— Стоило так стараться, — услышал он голос Флетчера сквозь заполнивший голову звон.

— Меня… сейчас… стошнит… Не могу видеть свою…

— Что, сын?

— Свою…

— Кровь?

Хови кивнул. Это была ошибка. Мозг всколыхнулся в черепе, заполняя своей мягкой массой весь мир. Хови успел ощутить полное отсутствие звуков, будто уши залили воском, и влажную тяжесть закрытых ресниц.

«Все», — подумал он и потерял сознание.

«Я долго ждал света, сынок, глубоко в скале. И вот я здесь. Но нам с тобой некогда радоваться этому или играть в игры. Не время».

Хови застонал. Мир снаружи никуда не делся; надо было только открыть глаза. Но Флетчер велел ему не торопиться.

«Я донесу тебя».

И действительно, Хови чувствовал руки своего отца, несущие его сквозь тьму. Они казались громадными. Или это он уменьшился, снова стал ребенком?

«Я никогда не хотел становиться отцом, — сказал Флетчер. — Все что-то мешало. Но Джейф решил завести детей чтобы они помогали ему в этом мире. Мне пришлось сделать то же самое».

— А Джо-Бет?

«Что?»

— Она чья?

«Его, конечно, Джейфа».

— Так мы… не брат с сестрой?

«Нет, конечно. Они с братом — его создания, а ты — мое. Поэтому ты и должен помочь мне, Хови. Я сейчас слабее, чем он. Мечтатель. Я всегда таким и был. Одуревший от наркотиков мечтатель. А он уже поднял своих проклятых тератов…»

— Кого?

«Его тварей. Его армию. То, что он забрал у комика и на чем забрался наверх. А у меня ничего нет. У умирающих редко остаются мечты. Только страх. Ему нравится страх».

— Кому «ему»?

«Джейфу. Моему врагу».

— А кто ты?

«Я его враг».

— Это не ответ. Мне нужен другой.

«Некогда. У нас нет времени, Хови».

— Ну, хоть главное. Костяк.

Хови почувствовал, как Флетчер внутри его головы улыбается.

«Костяк? Сколько угодно. Рыбы, птицы, неведомые твари из глубин земли. Но ты уверен, что это так важно?»

— Что за чепуху ты несешь?

«Хови, мне нужно рассказать тебе много удивительного. Но нам некогда. Может быть, кое-что я тебе и покажу». В его голосе вдруг послышалась тревога.

— Что ты хочешь делать?

«Приоткрыть тебе мою душу, сын».

— Ты боишься…

«У меня нет другого выхода».

— Но я не хочу!

«Поздно», — сказал Флетчер.

Хови почувствовал, что руки, держащие его, разжимаются, что он падает. Типичный ночной кошмар: падение в пустоту. Но в его голове равновесие сохранялось, только вместо лица Флетчера в мозг хлынули его мысли.

Не слова, нет: сами мысли. Они захлестнули мозг Хови, и он барахтался в них, как совсем недавно в воде.

«Не бойся. Не пытайся плыть. Расслабься и войди в меня. Стань мной».

«Не хочу! — ответил он. — Если я утону, я перестану быть собой. Стану тобой. Я этого не хочу».

«Рискни. Другого выхода нет».

«Не хочу! Не могу! Я буду… сопротивляться…»

Он начал бороться, пытаясь вырваться из окружавшей его стихии. Но мысли и образы продолжали вливаться в его мозг, обгоняя друг друга.

«Между этим миром, который называется Космос — или „Прах“, или „Суета сует“, — между ним и Метакосмосом, называемым также Тем Светом или Убежищем, лежит море, называемое Субстанция…»

Среди всех этих непонятных вещей образ моря был единственным знакомым Хови, и он вспомнил сон, который они видели вместе с Джо-Бет. Они плыли по этому морю рядом, обнаженные, их волосы переплетались в воде. Воспоминание уменьшило страх, и он смог опять прислушаться к словам Флетчера.

«…и в этом море есть остров…» Он увидел его где-то вдали. «…называемый Эфемерида…»

Чудесное слово и чудесное место. Вершина его скрывается в тучах, но склоны освещены ярким светом. Светом не солнца, но духа.

«Хочу туда, — подумал Хови. — Хочу быть там вместе с Джо-Бет».

«Забудь ее».

«Скажи, как туда попасть? Где эта Эфемерида?»

«Явление Тайны, — ответили ему мысли отца, — мы видим трижды в жизни. При рождении, при смерти и еще в ту ночь, когда впервые спим с тем, кого любим».

«Джо-Бет».

«Я говорю — забудь ее».

«Я хочу туда с Джо-Бет! Мы поплывем туда вместе».

«Нет».

«Да. Она и есть та, кого я люблю. Только скажи…»

«Я говорю: забудь ее».

«Нет! О, Господи, нет!»

«Все, что создано Джейфом, слишком испорчено, чтобы его любить. Слишком опасно».

«Она самая красивая и добрая в мире».

«Она отказалась от тебя», — напомнил Флетчер.

«Я верну ее».

Теперь в его сознании ее образ вытеснил остров и море. Воспоминания заслонили мысли его отца, и он очнулся. Снова пришла тошнота, и с ней — солнечный свет, пробивающийся через листву.

Он открыл глаза. Флетчер уже не держал его, если он и делал это раньше. Хови лежал на траве лицом вверх.

Рука его ниже локтя онемела и страшно болела. Эта боль была первое, что он почувствовал, очнувшись. Второе — ощущение, что он все-таки проснулся. Но человек с волосами, связанными в хвост, не исчез. Он был реален; значит, то, что он говорил, тоже было реальным. Это его отец, хорошо это или плохо. Он поднял голову из травы, когда Флетчер заговорил:

— Ты не понимаешь, в каком мы отчаянном положения. Джейф вторгнется в Субстанцию, если я не остановлю его.

— Не хочу этого слышать, — сказал Хови.

— На тебе лежит ответственность. Я не создал бы тебя, если бы не был уверен, что ты поможешь мне.

— Ах, как трогательно! Прикажешь тебя благодарить? — Хови начал подниматься, стараясь не смотреть на распухшую руку. — Ты не должен был показывать мне остров, Флетчер. Теперь я знаю, что то, что было у нас с Джо-Бет, это реальность. Она не испорчена. И она не моя сестра. Поэтому я пойду и верну ее.

— Послушай меня! Ты же мой сын. Ты должен меня слушаться!

— Поищи себе других рабов. У меня есть дела поважнее.

Он повернулся к Флетчеру спиной, но тот моментально возник перед ним снова.

— Как ты это делаешь?

— Есть много таких штук. Я научу тебя им. Только не уходи, Ховард.

— Никто никогда не называл меня Ховард, — сказал Хови, пытаясь оттолкнуть Флетчера рукой. Только тут он увидел, что рука распухла и покрылась коркой засохшей крови. Кровь была и на траве, красное на зеленом. Флетчер отшатнулся.

— Тебе не нравится вид крови, да?

Во внешности Флетчера что-то неуловимо изменилось — слишком неуловимо, чтобы Хови мог это понять. Или он просто вышел из тени на свет? А может, кусок неба, запертый в его груди, вдруг поднялся к глазам и выглянул в них? Что бы это ни было, оно пришло и ушло.

— У меня предложение, — сказал Хови.

— Что это, сын?

— Уходи и оставь меня в покое.

— Мы же только вдвоем. Против всего мира.

— Ты просто чокнутый, понятно? — Хови больше не смотрел на Флетчера. — Ты считаешь меня идиотом? Хватит! Я уже не идиот! Я пойду к ней. Она любит меня.

— Но и я тебя люблю.

— Ты лжешь.

— Может быть. Но я могу этому научиться.

Хови пошел прочь.

— Я научусь! — слышал он позади голос отца. — Ховард, послушай! Я научусь!

Он не бежал — просто не мог. Но все же ему удалось добраться до дороги, ни разу не упав. Там он немного отдохнул, убежденный, что Флетчер не будет преследовать его на открытой местности. Кажется, ему не по вкусу излишнее внимание к своей персоне. Отдыхая, он думал. Сперва он вернется в мотель и перевяжет руку. А потом?

Потом пойдет в дом Джо-Бет. С хорошими новостями. Он найдет способ сообщить их ей, даже если придется ждать всю ночь.

Солнце палило изо всех сил. Он медленно, шаг за шагом, выбирая взглядом дорогу, побрел назад, к здоровью, к счастью.

В лесу, оставшемся позади, Флетчер проклинал свою недипломатичность. Ну зачем ему понадобилось от банальных слов переходить сразу к видениям, не нащупав между ними среднего: простого умения общаться, каким обладают все люди старше десяти лет. Он не смог убедить сына, и тот бежал от него, заподозрив в вероломстве. Теперь положение было почти безвыходным. Без сомнения, Джейфу-то удалось поладить со своими детьми. Он всегда был хорошим дипломатом. Теперь он пошлет их в Санта-Катрину за Нунцием. Они стали его агентами в Космосе. И Ховард, его Ховард, направился прямиком в объятия одного из этих агентов. У него оставался лишь один выход — самому отправиться в Гроув и поискать людей, у которых можно добыть галлюциногены.

Медлить нельзя. Через несколько часов зайдет солнце, и Джейф станет хозяином положения. Ему совсем не хотелось выходить на всеобщее обозрение, но разве он мог выбирать? Может, ему удастся войти в чьи-нибудь сны, хоть еще и не ночь.

Он посмотрел на небо и вспомнил свою комнату в миссии, где они с Раулем слушали Моцарта и смотрели, как облака плывут над океаном, все время меняя форму. То они становились деревом, то собакой, то человеческим лицом. В один прекрасный день, когда война с Джейфом окончится, он тоже станет облаком.

Тогда он забудет тоску, охватившую его теперь. Рауль ушел. Ховард ушел. Все покинули его…

Только неизменные существа испытывают боль. Вечно меняющиеся ее не знают. Прекрасна их страна без границ, где царит один бесконечный день.

Как ему хотелось туда!

7

Для Уильяма Витта, преуспевающего бизнесмена из Паломо-Гроув, худшие ночные кошмары этим утром стали реальностью. Он, как обычно, вышел из своего элегантного одноэтажного особняка в Стиллбруке, чтобы отправиться на работу. Но что-то этим утром было не так. Он не мог сказать, что именно, но чутье говорило ему, что его любимый город болен, и болен опасно. Большую часть утра он провел у окна своего кабинета, глядя на расположенный напротив супермаркет. Он играл двойную роль — торгового центра и места встреч, и любой житель Гроува посещал его хотя бы раз в неделю. Уильям гордился тем, что знал по именам девяносто восемь процентов всех, входящих в двери. Многие из них пользовались его услугами, когда покупали дома, расселялись с подросшими детьми или уезжали из города. И они его знали — называли по имени, обсуждали его новый галстук (у него их было сто одиннадцать), звали в гости.

Но сегодня, глядя в окно, он не испытывал привычной радости. То ли из-за смерти Бадди Вэнса, то ли из-за трагедии, которая за этим последовала, люди не проявляли при встрече обычного радушия. А может, они, как и он, проснулись сегодня со странным чувством беспокойства, причины которого не могли объяснить?

Так он и стоял, не в силах справиться с непонятным ощущением. Потом решил пройтись. Можно было оценить для продажи три дома — два в Дирделле и один в Уиндблафе. Пока он ехал в Дирделл, беспокойство не уменьшалось. Палящее солнце пыталось растопить кирпичи и бетон, сжечь ухоженные лужайки и стереть его любимый Гроув с лица земли.

Оказалось, что оба дома требуют значительного ремонта, и, изучая различные их качества, он настолько отвлекся от своих страхов, что на пути в Уиндблаф решил, что все в порядке. Он просто переработал. Тем более впереди у него было более приятное дело. Дом в Уилд-Черри, куда он направлялся, Витт знал хорошо и уже предвкушал будущее рекламное объявление: «Стань королем Холма! Превосходный семейный особняк ждет тебя!»

Он отыскал ключ от входной двери и отпер ее. Жильцы оставили дом еще весной, и воздух внутри был спертым и насыщенным пылью. Ему нравился этот запах. В пустых домах таилось какое-то очарование. Ему нравилось думать, что эти дома ждут; как чистые листы бумаги ждут, когда их раскрасят яркими красками. Он прошелся по дому, отщелкивая в уме дежурные фразы:

«В идеальном состоянии. Удовлетворит самого взыскательного покупателя. Три спальни, две ванные комнаты, стены обшиты березовыми панелями, оборудованная кухня, терраса, крытый дворик…»

Он уже определил и цену. Обойдя все комнаты, он отпер дверь и вошел во двор. Дома в этом районе были большими и дворы их тоже. Вот тут нужно было поработать. Газон зарос, да и деревья придется подрезать. Он сошел в нагретую солнцем траву, чтобы измерить бассейн. Его так и не осушили после смерти миссис Ллойд, предыдущей владелицы дома. Вода стояла низко, и ее сплошь покрыла зеленая ряска, издававшая отвратительный запах. Прежде чем измерить глубину, он на глаз прикинул размер бассейна — он насобачился делать это не хуже, чем линейкой. Он как раз перемножал результат, когда сонная вода посреди бассейна забурлила. Он немного отступил от края, решив поскорее вызвать службу по ремонту бассейнов. Что бы там ни завелось — рыба или просто какая-то гниль — это нужно было убрать.

Вода взволновалась снова, и он вдруг вспомнил другой день, давным-давно, и другое волнение на воде. Он попытался подавить эти воспоминания, отвернувшись от бассейна. Но память не уходила — он снова видел четырех девушек: Кэролайн, Труди, Джойс и Арлин, прелестную Арлин, так ясно, будто он шпионил за ними только вчера. Он вновь видел, как они сбрасывают одежду; слышал их смех и голоса.

Он повернулся к бассейну. Его поверхность снова успокоилась. Потом взглянул на часы. Он ушел из офиса всего полтора часа назад. Если поспешить с этим домом, он еде успеет заехать домой и посмотреть какой-нибудь фильм из своей коллекции. Предвкушение наслаждения, подогретого давними воспоминаниями, заставило его ускорить шаги. Он запер дверь, ведущую во двор, и поднялся наверх.

На полпути какой-то звук заставил его насторожиться.

— Кто здесь? — спросил он.

Никакого ответа, но звук повторился. Он снова задал тот же вопрос; получился странный диалог вопросов и звуков. Может, это дети? В последнее время они взяли привычку залезать в пустые дома. Впервые ему представился случай поймать их на месте преступления.

— Спуститесь вниз? — он старался говорить как можно более грозным голосом. — Или мне самому вытащить вас?

Единственным ответом был тот же тихий звук, будто маленькая собачонка перебегала по деревянному полу.

Ну ладно, подумал Уильям. Он снова пошел наверх, топая изо всех сил, чтобы напугать непрошеных пришельцев. Он знал почти всех детей Гроува по именам и кличкам. А тех, кого не знал, мог легко отыскать на школьном дворе. Сейчас он им задаст урок, чтобы другим неповадно было.

Но, когда он поднялся наверх, все стихло. Солнце, заглядывающее в окно холла, смягчило его беспокойство. Ничего страшного. Страшными были ночные улицы Лос-Анджелеса и звук ножа, когда его точат о кирпич. А здесь Гроув, его тихий, солнечный Гроув.

Словно в подтверждение этого из-за зеленой двери хозяйской спальни к нему выкатилась игрушка: белая сороконожка фута в полтора длиной. Ее пластиковые конечности ритмично цокали по полу. Он улыбнулся. Дети выпустили игрушку, чтобы умилостивить его. Все еще улыбаясь, Уильям нагнулся, чтобы поднять ее.

Едва пальцы коснулись сороконожки, его, как током, пронзило, и в следующую секунду он увидел, что это была вовсе не игрушка. Под его рукой она была мягкой и теплой, конвульсивно извивающейся. Отчаянным движением он попытался сбросить ее, но тварь уцепилась за его кисть и карабкалась выше по руке. Уронив блокнот и карандаш, он другой рукой оторвал ее и швырнул на пол. Тварь упала на спину и осталась лежать, шевеля многочисленными лапками, как креветка. Тяжело дыша, Уильям стоял у стены, пока из-за двери не послышался голос:

— Ну, хватит там стоять. Входите.

Это не ребенок, понял Уильям, но в первые секунды обрадовался, что его не оставят наедине с жуткой тварью.

— Мистер Витт, — второй голос, знакомый ему.

— Томми-Рэй? — спросил Уильям, не в силах скрыть облегчение. — Томми-Рэй, это ты?

— А то кто же? Входите! Мы вас ждем.

— Что тут такое? — спросил Уильям и вошел, далеко обходя бьющееся на полу животное. Ситцевые занавески миссис Ллойд были плотно задернуты, и после освещенного солнцем холла Уильям на мгновение ослеп. Вскоре он различил Томми-Рэя Магуайра, стоящего посреди комнаты, и за ним, в темном углу, кого-то еще. Один из них купался в бассейне, подумал он — знакомый запах ряски ударил ему в нос.

— Зря ты сюда забрался, — обратился он к Томми-Рэю. — Ты что, не знаешь, что это нарушение? Этот дом…

— Не хочешь ли поговорить с нами? — перебил его Томми-Рэй. Он шагнул к Уильяму, заслонив своего приятеля в углу.

— Это тебе так не обойдется…

— Да-да, конечно, — равнодушно отозвался Томми-Рэй.

Он сделал еще шаг и внезапно оказался у двери за спиною Уильяма. Только тут он разглядел бородатого мужчину, сидящего в углу и окруженного тварями, весьма похожими на ту сороконожку. Они покрывали его, как живая броня, и медленно шевелили лапками, словно делали массаж. Их было так много, что туловище человека казалось вдвое больше, чем у обычных людей.

— О, Господи, — прошептал Уильям.

— Здорово, правда? — спросил Томми-Рэй.

— Я вижу, вы старые знакомые с Томми-Рэем? — заговорил мужчина. — Скажи-ка мне, как он себя вел?

— Что все это значит, черт возьми? — спросил Уильям у Томми-Рэя. Глаза у того вспыхнули.

— Это мой отец. Это Джейф.

— Мы были бы рады узнать тайны твоей души, — сказал Джейф.

Уильям сразу же вспомнил о своей домашней коллекции. Откуда они узнали? Неужели Томми-Рэй шпионил за ним. Шпионил за шпионом?

Уильям покачал головой.

— У меня нет никаких тайн.

— Может, и так, — заметил Томми-Рэй. — Обычный дерьмовый зануда.

— Не может быть, — сказал Джейф.

— Может, — настаивал Томми-Рэй. — Посмотри на него. На его галстук и сутенерские ужимки.

Слова Томми-Рэя задели Уильяма, но взгляд Джейфа словно приковал его к месту.

— Самый дерьмовый зануда во всем этом чертовом городишке.

В ответ Джейф снял с себя одну из тварей и кинул в Томми-Рэя. Попадание было точным. Тварь с дюжиной хлыстообразных хвостов и крошечной головкой ударилась о лицо Томми-Рэя, зажав ему рот. Тот покачнулся и, отодрав от себя тварь с комичным поцелуйным звуком, обнажил ухмылку, которой вторил смех Джейфа. Потом он бросил животное обратно хозяину, но менее метко — оно свалилось на пол у самых ног Уильяма. Он отшатнулся, вызвав новый приступ смеха у отца с сыном.

— Не бойся, оно тебе не повредит, — сказал Джейф, отсмеявшись. — Пока я не захочу.

Он поманил тварь к себе, и она, быстро перебирая лапками, утвердилась на его животе.

— Ты ведь знаешь их, — сказал Джейф.

— Ага. И они его знают, — добавил Томми-Рэй.

— Вот этот, к примеру, — Джейф указал на членистое существо размером с кошку. — Это от женщины… как ее звали, Томми?

— Не помню.

Джейф стряхнул тварь, похожую на громадного скорпиона, к своим ногам. Та в панике попыталась вернуться на насиженное место.

— Ну, та женщина с собаками. Что-то вроде Милдред.

— Даффин, — предположил Уильям.

— Вот! — воскликнул Джейф, ткнув в него пальцем. — Даффин! Как мы легко все забываем! Конечно же, Даффин.

Уильям знал Милдред. Он видел ее почти каждое утро со сворой собак. Всегда казалось, что она забыла, куда идет и зачем вообще вышла из дома. Но что общего между ней и этим скорпионом?

— Я вижу, ты в недоумении, Витт, — сказал Джейф. — Ты думаешь: неужели это новый питомец Милдред? Ответ: конечно, нет. Это всего-навсего сокровенная тайна Милдред, обретшая плоть. И от тебя я хочу того же, Уильям. Твои сокровенные тайны.

Будучи нормальным человеком, Уильям разглядел вдруг грязный подтекст предложения этого типа. Они с Томми-Рэем вовсе не отец с сыном. Они любовники. И его склоняют, затемняя суть болтовней.

— У меня никогда ничего такого не было. Томми-Рэй подтвердит. Никаких… сокровенных…

— И ты ничего не боишься?

— Всякий боится чего-нибудь.

— Но некоторые больше. И ты… я уверен. У тебя в голове много дряни, Уильям. Я просто хочу вытащить из тебя все это. Зачем оно тебе?

Вот, еще один намек. Уильям услышал, как Томми-Рэй сделал шаг в его направлении.

— Стой на месте, — предупредил Уильям, но это был чистый блеф, и улыбка Томми-Рэя подтверждала это.

— Тебе же будет лучше, — сказал Джейф.

— И намного, — подтвердил Томми-Рэй.

— Это не больно. Но… может, только немного, сперва. Но зато ты вытряхнешь из себя всю дрянь. Станешь другим человеком.

— Милдред — это не все, — сообщил Томми-Рэй. — Мы прошлой ночью побывали у многих. Я показывал дорогу.

— У меня чутье. Я и сам чуял, куда идти.

— Луиза Дойл. Крис Сипара. Гарри О'Коннор…

Уильям знал их всех.

— Гантер Розбери. Мартина Несбит…

— У Мартины мы выудили прелестную штуковину, — добавил Джейф. — Она там, во дворе. Охлаждается.

— В бассейне? — пробормотал Уильям.

— Видел?

Уильям покачал головой.

— А жаль. Было бы полезно посмотреть, что эти люди скрывали многие годы. Ты думаешь, что ты их знаешь, но у всех них есть страхи, в которых они никогда не сознаются; темные уголки в душе, которые они скрывают улыбкой. Там живет такое, — он указал на существо, напоминающее безволосую обезьяну с паучьими лапами. — Я только вызываю их наружу.

— И у Мартины?

— Конечно, — гордо подтвердил Томми-Рэй. — Чем она лучше прочих.

— Я зову их «тераты», — сказал Джейф. — Это значит врожденные чудом", чудовища. Как они тебе?

— Я… я хотел бы посмотреть на то… от Мартины, — ответил Уильям.

— Милая дама, — заметил Джейф, — но в голове черт знает что. Иди покажи, Томми-Рэй. А потом приведи его обратно.

— Ладно.

Томми-Рэй взялся за ручку, но медлил открывать дверь, словно прочитал мысли Уильяма.

— Тебе правда хочется посмотреть?

— Хочется. Мы с Мартиной… — он замялся.

Джейф закончил за него:

— Трахались? Вот так номер!

— Раз или два, — солгал Уильям. Он только мечтал об этом, но это казалось ему достаточным оправданием любопытства.

— Ну что ж, это хороший повод. Покажи ему, Томми-Рэй!

Молодой Магуайр отвел Уильяма вниз. Он посвистывал и вообще, казалось, чувствовал себя прекрасно в этой адской атмосфере. Уильяму хотелось спросить его, почему, что вообще случилось с городом. Неужели он так глуп или настолько испорчен, что не видит? Это же ад, гибель?

— Жутко, правда? — спросил Томми-Рэй, открывая дверь во двор. Может, и он это чувствует? Но следующая реплика разрушила эту надежду.

— Пустые дома. Жуткое место. Но не для тебя. Ты ведь в них и работаешь, правда?

— Правда.

— Джейф не любит солнца, вот я и привел его сюда. Чтобы он мог укрыться до вечера.

Когда они вышли на солнце, Томми-Рэй поморщился.

— Знаешь, я, наверное, скоро стану таким же, как он. Раньше я любил пляжи и все такое. А теперь… просто с души воротит.

Он направился к бассейну, опустив голову, чтобы не смотреть на солнце.

— Так вы с Мартиной трахались? Вообще-то она не Мисс Вселенная. А уж внутри у нее… Ты бы видел! Вот это зрелище! Все это выходит прямо через дырочки на коже… как их?

— Поры.

— Чего?

— Поры. Маленькие дырочки.

— А-а. Ну да.

Они подошли к бассейну. Томми-Рэй продолжал:

— Ну вот, Джейф их так и вызывает. Силой духа. Я зову их по именам… ну, по именам людей, у которых их взяли, — он оглянулся и увидел, что Уильям смотрит на ограду, словно выискивая в ней проход. — Удрать хочешь?

— Нет… нет… не хочу.

— Мартина! — позвал юноша. Поверхность воды всколыхнулась. — Сейчас она вылезет.

Уильям шагнул вперед. Едва то, что было в воде, показалось на поверхности, он изо всех сил толкнул Томми-Рэя. Тот вскрикнул и пошатнулся. Уильям успел взглянуть на то, что было в бассейне, — что-то вроде военного корабля с лапами. Потом Томми-Рэй упал прямо на него. Уильям не стал смотреть, что будет дальше. Он бросился на самое слабое место в ограде, проломил ее и кинулся бежать.

— Ты упустил его, — констатировал Джейф, когда мокрый Томми-Рэй появился в двери. — Вижу, тебе ничего нельзя поручить.

— Он меня надул.

— А ты удивлен? Неужели ты еще не понял? Люди часто притворяются. Тем и интересны.

— Я пытался догнать его, но он убежал. Хочешь, я пойду нему домой? Убью его?

— Ну-ну, полегче. Пусть распускает слухи день-другой. Кто ему поверит? Мы все равно уйдем отсюда вечером.

— Есть и другие пустые дома.

— Это лишнее. Я нашел для нас хорошую резиденцию.

— А где?

— Увидишь. Она еще не совсем готова.

— Кто «она»?

— Говорю, увидишь. Пока я хочу, чтобы ты кое-куда съездил по моим делам.

— Хорошо.

— Это ненадолго. На побережье есть место, где я оставил кое-что важное. Теперь я хочу, чтобы ты мне это доставил, пока я тут разберусь с Флетчером.

— Я бы хотел это видеть.

— Тебе так нравится видеть смерть?

Томми-Рэй усмехнулся.

— Ага. У моего друга Энди вот здесь, — он указал на грудь, — татуировка. Череп. Он всегда говорил, что умрет молодым. И ездил в Бомбору — знаешь, там такие скалы и волны? — и катался там на доске, прямо на этих волнах. Вот и я так хочу. Умереть легко.

— А он умер?

— Ни фига.

— Но ты можешь.

— Хоть сейчас!

— Не спеши так. Тут скоро будет большой сбор.

— Что?

— Очень большой. Такого здесь еще не видели.

— А кто там будет?

— Половина Голливуда. А другая половина хотела бы там быть.

— А мы?

— О, конечно, мы тоже там будем. И позабавимся.

Ну вот, подумал Уильям, уже стоя у дверей дома Спилмонта на Пизблоссом-драйв. Вот кому я могу все рассказать. Спилмонт был одним из тех, с кем Уильям решал дела. Но кроме того, он был одним из тех (а может, и единственным), с кем можно было быть откровенным.

— Билли? — удивился Спилмонт, оглядывая Уильяма. — Ну у тебя и вид!

— Плохие новости.

— Входи.

— Случилось нечто ужасное, Оскар, — Уильям пытался говорить связно. — Я никогда еще не видел такого кошмара.

— Сядь. Успокойся. Джудит, это Билл Витт. Хочешь выпить, Билли? Тьфу, да ты трясешься, как лист.

Джудит Спилмонт, женщина в рубенсовском вкусе, большегрудая и широкобедрая, выплыла из дверей кухни и продублировала восклицания мужа. Уильям выпил стакан холодной воды, чуть успокоился и вдруг понял, как нелепо звучит то, что он собирался рассказать. Это просто страшная история для детишек в летнем лагере, которую они забывают при свете дня. Но Спилмонт уже приготовился слушать, отослав жену обратно на кухню. И Уильям добросовестно все рассказал, не упустив даже имена тех, кого Джейф посетил в предыдущую ночь.

— Я знаю, как это глупо звучит, — заключил он.

— Мог бы и не добавлять, — заметил Спилмонт. — Если бы это говорил не ты, я бы уже вызвал «скорую». Но, черт возьми… Томми-Рэй, он же чудесный парень.

— Могу отвести тебя туда, — предложил Уильям. — Только захватим оружие.

— Нет, ты сейчас не в состоянии.

— Одного я тебя не пущу.

— Эй, сосед, думаешь, я мечтаю оставить своих детей сиротами? — Спилмонт засмеялся. — Иди-ка домой. Я тебе позвоню, если будут новости. Ладно?

— Ладно.

— Ты уверен, что можешь вести машину? А то я…

— Я ведь доехал сюда.

— Ну, хорошо. Только помалкивай об этом, Билл. А то тебе тут жизни не будет.

— Да уж понятно.

Спилмонт подождал, пока Уильям допил воду, потом проводил его до двери и попрощался. Уильям сделал все, что обещал, — поехал прямо домой, позвонил Валерии и сказал, что не вернется в офис, запер двери и окна, разделся, залез в постель и стал ждать новостей.

8

Уставший, как собака, Грилло лег спать около трех, предварительно отключив телефон. Разбудил его стук в дверь. Он сел на кровати. В голове звенело.

— Служба заказов, — женский голос.

— Я ничего не зака… — раздраженно начал он, потом до него дошло. — Тесла!

Влетела Тесла, как всегда дерзко-обворожительная. Грилло всегда поражала ее удивительная способность меняться, напяливая на себя самые невообразимые наряды и побрякушки, удерживая их всякий раз на самой грани китча. Сегодня на ней были мужская белая рубашка, чересчур большая для ее легкого, гибкого тела, дешевые мексиканские бусы на шее радом с образком Мадонны, синие штаны, высокие каблуки, на которых она возвышалась над ним, и, наконец, серебряная лента на рыжих волосах. Она красилась под блондинку, но не целиком — чтобы было смешнее, как она объясняла.

— Ты спал, — предположила она.

— Угу.

— Извини.

— Пойду пописаю.

— Давай.

— Меня никто не искал? — крикнул он ей, глядя на себя в зеркало. Выглядел он, как непризнанный гений, умирающий от чахотки. Держась одной рукой за член, который никогда еще не казался ему таким маленьким и далеким, другой рукой он был вынужден ухватиться за дверь, чтобы не упасть. Только тут он понял, до чего он болен.

— Держись подальше от меня, — предупредил он Теслу, когда вышел. — Я подхватил грипп.

— Тогда лезь в постель. От кого это ты подхватил?

— От одного ребенка.

— Абернети звонил, — сообщила Тесла. — И еще какая-то женщина. Эллен.

— Это ее ребенок и был.

— А кто она такая?

— Очень милая леди. Что она сказала?

— Хочет поговорить с тобой. Не по телефону.

— Это насчет Бадди Вэнса.

— Опять скандал?

— Вроде того, — зубы его начали стучать. — Черт, я чувствую себя так, будто меня поджаривают на медленном огне.

— Может, отвезти тебя в Лос-Анджелес?

— Нет. Здесь интересная история.

— Везде истории. Абернети навалит тебе их целую кучу.

— Да нет. Здесь какая-то загадка. Происходит что-то, чего я не понимаю. Ты слышала, что я был там, где погибли люди, которые искали Вэнса?

— Нет. А что там случилось?

— Что бы там ни говорили в новостях, это было не землетрясение. Или не только оно. Я слышал крики там, под землей. Вернее, молитвы. Они молились. Тесла! И только потом ударил этот чертов гейзер. Вода и грязь. Трупы. И еще что-то. Нет, два каких-то существа. Из-под земли.

— Они что, выползли?

— Вылетели.

Тесла выразительно посмотрела на него.

— Я не знаю. Тесла. Может, это были люди… а может, и нет. Они были похожи… ну, не знаю… на энергию. Предупреждаю твой вопрос: я был совершенно трезв.

— Ты видел это один?

— Нет. Со мной был еще один человек по фамилии Хочкис. Думаю, он тоже это видел. Но я с тех пор не смог до него дозвониться.

— Ты понимаешь, как это звучит?

— Да, это только подтверждает все, что ты про меня знаешь. Работает на Абернети, собирая всякие сплетни про богатых и знаменитых…

— Не влюбляется в меня.

— Не влюбляется в тебя…

— Лунатик.

— Просто псих.

— Слушай, Грилло. Я плохая сиделка, так что помощи от меня можешь не ждать. Но если тебе нужно что-нибудь городе, укажи направление.

— Можешь съездить к Эллен. Передай, что ее ребенок заразил меня гриппом. Пусть почувствует вину. Мне нужно у нее еще многое узнать.

— Вот это настоящий Грилло. Болезнь только прибавляет ему нахальства.

Тесла подошла к дому Эллен Нгуен только к концу дня. Хотя Грилло предупреждал, что путь неблизкий, машину она не взяла. Дул легкий ветерок, и идти было приятно. Глядя на этот сонный городок, она представляла себе сценарий триллера: что-нибудь про человека, который вот так же идет и несет в чемоданчике атомную бомбу. Но вместо обычного для таких сценариев нагнетания страстей она окрасила его апатией. Люди просто смотрят на бомбу и спокойно проходят мимо, продолжая обсуждать свои будничные дела. И вот она идет и идет, пока один из прохожих не толкнет ее, бомба вылетает из чемоданчика, и все. Конец. Она давно уже не писала сценариев, а те, что писала, так никогда и не нашли воплощения, но по привычке она превращала каждое новое место или новое лицо в декорацию. Но давно уже у нее не возникало такой четкой картины, как здесь — что-то подсказывало ей, что в этом городишке нафантазированное ею будет как раз к месту.

Чутье не подвело ее. Она дошла до дома Эллен без дополнительных указаний. Женщина, открывшая ей дверь, выглядела так необычно, что Тесла заговорила тихо и без обычной иронии. Она коротко объяснила, что у Грилло грипп, и он просил передать свои извинения.

— Не волнуйтесь, выживет, — добавила она, заметив, что женщина обеспокоена. — Я просто объясняю, почему он не приехал сам.

— Входите, пожалуйста, — пригласила Эллен.

Тесла заколебалась. У нее не было настроения слушать сплетни. Но женщина настояла.

— Я не могу говорить здесь. И у меня нет телефона. Я звонила мистеру Грилло от соседа. Передадите ему кое-что?

— Конечно, — ответила Тесла, думая: «Если это любовная записка, порву». Такие нравятся Грилло — это она знала. Тихие, очень женственные. Непохожие на нее.

Злополучный ребенок восседал на диване.

— Мистер Грилло заразился от тебя, — сказала ему мать. — Может, пошлешь ему какой-нибудь из своих рисунков, чтобы ему стало веселее?

Мальчик ушел к себе, предоставив Эллен возможность говорить свободно.

— Передайте ему, что в особняке есть изменения.

— Изменения, — повторила Тесла. — А что это значит?

— Там намечен прием в память о Бадди. Мистер Грилло знает. Рошель, его жена, прислала за мной шофера. Просит помочь.

— А при чем тут Грилло?

— Я хочу знать, нужно ли ему приглашение.

— Я думаю, он скажет «да». Когда это будет?

— Завтра вечером.

— Скоро.

— Бадди очень любили, — сказала Эллен.

— Счастливчик! Так если Грилло захочет связаться с вами, он может позвонить в дом Вэнса?

— Ни в коем случае. Пусть оставит записку у соседа. Мистера Фалмера. Он будет присматривать за Филиппом.

— Фалмер. Ладно. Передам.

Больше говорить было не о чем. Тесла взяла картинку, попрощалась и отправилась домой, продолжая придумывать истории, одна фантастичнее другой.

9

— Уильям?

Звонил Спилмонт. Уже вечерело, и с заходом солнца от газона веяло не приятной прохладой, а зябкой, промозглой сыростью.

— Не буду долго говорить. Я порядком вымотался.

— Ну что? — спросил Уильям, изнывая от нетерпения. — Что там?

— Я сразу поехал в Уилд-Черри, как только проводил тебя.

— Ну?

— Ну и ничего. Большой жирный ноль. Там никого не было, а я, как мудак, готовился черт знает к чему. Ты ведь на это и надеялся, правда?

— Нет, Оскар. Клянусь, что нет.

— Только один раз. Один раз я попадаюсь на такие шутки. Ясно? Не хочу, чтобы трепались, что у меня нет чувства юмора.

— Это вовсе не шутка. Что, совсем пусто? Никаких следов? Слушай, а в бассейне ты смотрел?

— Да, смотрел! — раздраженно рявкнул Спилмонт. — Везде пусто: в бассейне, в доме, в гараже.

— Значит, они сбежали. До твоего прихода. Только как? Томми-Рэй говорил, что Джейф не любит…

— Хватит! Я наслушался этого! И не пытайся проделывать такие штучки с другими, Витт. Я их предупрежу. Помни, что я сказал: не больше одного раза!

И Спилмонт повесил трубку. Уильям еще с полминуты слушал тревожные гудки.

— Кто это сказал? — спросил Джейф, разглядывая свое последнее приобретение. — «Страх приходит неведомым путем»?

— Дай подержать, — попросил Томми-Рэй.

— Бери, — Джейф передал ему терата. — Все мое — твое.

— Он не похож на Спилмонта.

— О, конечно, — согласился Джейф. — Это же не портрет человека. Это его сердцевина. Именно страх делает человека тем, кто он есть.

— Разве?

— То, что пришло к нам и назвало себя Спилмонтом, только оболочка. Шелуха.

Он посмотрел за окно и отдернул занавески. Тераты, вспугнутые резким движением, толкаясь, стали вновь карабкаться на него.

— Солнце почти зашло, — сообщил Джейф. — Пора действовать. Флетчер уже в городе.

— Да?

— Он появился здесь еще днем.

— Как ты узнал?

— Мы так друг друга ненавидим, что знаем друг о друге многое… если не все.

— Мы убьем его?

— Когда у нас наберется достаточно убийц. Я не хочу больше таких промахов, как с мистером Виттом.

— Сперва я хочу добраться до Джо-Бет.

— Зачем? Она нам не нужна.

Томми-Рэй стряхнул с себя терата Спилмонта.

— Мне нужна.

— Чисто платонически, я надеюсь?

— А что это такое?

— Шучу. Это значит: ты хочешь ее?

Томми-Рэй долго молчал.

— Может быть, — наконец, сказал он.

— Говори правду.

— Я сам не знаю, чего я хочу! Я знаю зато, чего я не хочу. Я не хочу, чтобы этот проклятый Катц дотрагивался до нее. Она ведь из нашей семьи, так? Ты сам говорил, что это важно.

Джейф кивнул.

— Звучит убедительно.

— Так мы пойдем к ней?

— Если это так важно, — ответил Джейф. — Ладно, пойдем и заберем ее.

В первый раз увидев Паломо-Гроув, Флетчер был близок к отчаянию. Он нередко проносился во время своей войны с Джейфом через такие городки, снабженные всем необходимым для жизни, кроме души. Дважды в таких местах он едва не был уничтожен своим врагом. Он не верил в приметы, но теперь спрашивал себя: не окажется ли третий раз роковым?

Джейф уже похозяйничал здесь, в этом Флетчер не сомневался. Ему нетрудно было найти слабые и незащищенные души для своей надобности. Но для Флетчера, которому требовались души богатые, полные чувств и мечтаний, этот город, утонувший в лени и благодушии, не сулил ничего хорошего. Ему больше могло повезти в гетто или в сумасшедшем доме, где люди живут на краю пропасти. Но выбора не было. Не имея помощников, он рыскал, как собака, среди этих людей, выискивая хоть какую-нибудь мечту. В нижней части города он отыскал парочку, но не сумел вступить в контакт с их обладателями. Слишком давно уже он не был человеком. Люди смотрели на него странно, как будто в чем-то подозревали. Один или два просто убежали, когда он подошел к ним. Какая-то старуха, взглянув на него, вдруг начала смеяться; двое детей у витрины зоомагазина глазели на него, пока матери не увели их. Случилось то, чего Флетчер боялся. Если бы Джейф выбирал место для их последней битвы, он не мог бы выбрать лучше. Если война кончится здесь, а Флетчера томило предчувствие, что один из них останется здесь навсегда, то Джейф почти наверняка победит.

К вечеру, когда центр опустел, он тоже ушел оттуда, шагая по пустынным улицам. Пешеходы куда-то подевались, и Флетчер знал причину этого. Люди подсознательно чувствовали присутствие рядом сверхъестественных сил и знали, хоть и не могли выразить словами, что их город зачарован. Поэтому они искали убежища у телевизоров. За каждым окном Флетчер видел мерцающие экраны и слышал неестественно громко включенный звук, словно для того, чтобы заглушить некие песни сирен. Убаюканные руками шоу-ведущих и королев мыльных опер, умишки горожан погрузились в привычный невинный сон, оставив того, кто мог бы их разбудить, на улице, одного, за запертыми на все замки дверями.

10

Темнота сгущалась.

Из-за угла Хови увидел, как какой-то человек (потом он узнал, что это пастор) вошел в дом Магуайров, подождав, пока отлязгали все замки и засовы. Другой возможности проскользнуть в дом мимо зорко стерегущей матери и поговорить с Джо-Бет у него не было. Он быстро перешел улицу, посмотрев вначале, не идет ли кто навстречу. Но улица была непривычно пуста. Все смотрели телевизоры; звук был таким громким, что он, прислушавшись, сумел различить девять каналов. Никем не замеченный, он вошел в калитку и осторожно пробрался на заднее крыльцо, В это время зажегся свет в кухне. Это оказалась не миссис Магуайр, а сама Джо-Бет, очевидно, готовящая ужин для гостя своей матери. Он смотрел на нее, как зачарованный. Бледная, в простом черном платье, она все равно оставалась для него самым восхитительным зрелищем в мире. Когда она подошла к окну, чтобы вымыть помидоры, он вышел из своего укрытия. Она вскинула голову, но он остановил ее крик, прижав палец к губам. С выражением паники на лице она показала рукой, чтобы он спрятался. Он последовал ее совету, и вовремя — в кухню вошла мать. Произошел короткий разговор, которого Хови не понял, и миссис Магуайр удалилась. Джо-Бет убедилась, что она ушла, и открыла заднюю дверь, накинув, однако, цепочку, чтобы он не смог войти. Потом приблизила лицо к щели и прошептала:

— Ты не должен был приходить.

— Но я пришел. И рад этому.

— А я нет.

— Ну и зря. У меня новости. Очень хорошие. Выйди.

— Не могу. И говори потише.

— Нам нужно поговорить. Это вопрос жизни и смерти.

— Что с твоей рукой?

Он не стал ее перевязывать — только промыл и вытащил из раны частицы коры.

— Это тоже имеет отношение к делу. Если не хочешь выходить, впусти меня.

— Не могу.

— Пожалуйста. Впусти меня.

Слова или его рана подействовали на нее? Во всяком случае, дверь открылась. Он попытался обнять ее, но она оттолкнула его руки с таким ужасом на лице, что он отступил.

— Иди наверх, — сказала она, теперь уже даже не шепотом, а одними губами.

— Куда? — так же спросил он.

— Вторая дверь слева, — она была вынуждена чуть повысить голос для этой инструкции. — Розовая. Это моя комната. Жди, пока я не приду.

Ему очень хотелось поцеловать ее, но он побоялся. Она поднялась наверх, дверь гостиной распахнулась, и он услышал приветственный возглас гостя. Он начал подниматься следом, надеясь, что звон посуды заглушит его шаги. Видимо, так и случилось. Во всяком случае, разговор не прерывался. Он без помех достиг розовой двери и укрылся за ней.

Спальня Джо-Бет! Он и мечтать не мог очутиться здесь, где она спала, рядом с ее бельем и полотенцем, которым она вытиралась. Когда она, наконец, вошла в комнату, он чувствовал себя вором, застигнутым на месте преступления. Она уловила его замешательство и смешалась сама, что заставило их взбегать взглядов друг друга.

— Прости, у меня не убрано, — сказала она тихо.

— Ничего. Ты же не ждала меня.

— Нет, — она не подошла к нему и не улыбнулась. — Мама с ума сойдет, если узнает, что ты приходил. Она права, когда говорит, что в Гроуве происходят страшные вещи. Знаешь, Хови, за нами приходили прошлой ночью. За мной и Томми-Рэем.

— Джейф?

— Ты знаешь?!

— Ко мне тоже кое-кто приходил. Вернее, звал. Его зовут Флетчер. Он сказал, что он мой отец.

— И ты поверил.

— Да, — сказал Хови. — Поверил.

Глаза Джо-Бет наполнились слезами.

— Не плачь. Ты что, не понимаешь, что это значит? Мы не брат и сестра. И в том, что между нами произошло, нет ничего страшного.

— Да ты ничего не понимаешь! — проговорила она сквозь слезы. — Это все из-за нас! Все, что случилось. Если бы мы не встретились…

— Но мы встретились.

— …то они бы никогда не вышли оттуда, где они были.

— Разве плохо, что мы узнали правду о них и о себе? Я не желаю участвовать в их дурацкой войне. И не позволю вертеть собой, как куклой.

Он потянулся к ней и взял ее правую руку неповрежденной левой. Она не сопротивлялась.

— Нам надо уехать отсюда, — сказал он. — Вместе. Туда, где они не найдут нас.

— А как же мама? Томми-Рэй пропал. Она сама это сказала. Осталось только, чтобы я ее бросила.

— А что толку, если Джейф придет и заберет тебя? Если мы сейчас уедем, наши папаши останутся с носом.

— Но они воюют не только за нас.

— Нет, — согласился он, вспомнив то, что сказал ему Флетчер. — Из-за моря, называемого Субстанция.

Он крепче сжал ее руку.

— Мы отправимся туда вместе, я и ты.

— Не понимаю.

— Потом поймешь. Отправиться туда — все равно, что уснуть и увидеть сон, — он не заикался, как часто случалось с ним в моменты особого волнения. — Ты знаешь, мы ведь должны ненавидеть друг друга. Это их план — Флетчера и этого Джеифа — натравить нас друг на друга. Но этого ведь не будет?

Она в первый раз улыбнулась.

— Нет.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Я люблю тебя, Джо-Бет.

— Хови…

— Поздно. Я сказал это.

Внезапно она поцеловала его быстрым сладким прикосновением губ, и прежде чем она успела их убрать, он впился в нее своими губами, распечатав печать ее рта своим языком и жадно вдыхая ее аромат. Она прижала его к себе с неожиданной силой, языки их слились, зубы касались зубов.

Ее левая рука, обнимавшая его, нашла его поврежденную правую и нежно повела к себе. Через онемевшие пальцы и ткань халата он почувствовал нежную мягкость ее груди. Тогда он принялся расстегивать пуговицы ее халата, пока их плоть не соприкоснулась. Она хрипло вздохнула под его губами, и ее рука устремилась туда, куда вел ее инстинкт, — к молнии его джинсов. Возбуждение, которое он испытал при виде ее спальни, прошло, но теперь, от ее поцелуев, прикосновений и неописуемого вкуса ее губ, оно возникло с новой силой.

— Хочу, чтобы ты разделась, — прошептал он.

Она отняла свои губы.

— А они?

— Они ведь заняты, правда?

— Да, это часа на два.

— А нам нужно меньше.

— А… предохраниться?

— Мы же ничего такого делать не будем. Просто хочу почувствовать тебя вот так. Всей кожей!

Она, казалось, заколебалась, но все же принялась расстегивать халат. Он скинул куртку и рубашку, потом попытался одной рукой расстегнуть ремень. Она пришла к нему на помощь.

— Здесь душно, — сказал он. — Может, открыть окно?

— Мама заперла их все. От дьявола.

— Что ж, это правильно. Дьявол может явиться.

Она подняла на него глаза. Халат ее был расстегнут, обнажая груди.

— Не говори так, — предупредила она, инстинктивно стягивая полы халата.

— Ты ведь не считаешь, что я дьявол?

— Не знаю, может ли что-то… что-то…

— Но?

— Что-то… запретное… помочь моей душе, — выговорила она совершенно серьезно.

— Увидишь, — сказал он, подходя к ней. — Увидишь. Я тебе обещаю.

— Я думаю, мне надо поговорить с Джо-Бет, — сказал пастор Джон. Он порядком потешался про себя, когда миссис Магуайр рассказывала о чудище, которое когда-то надругалось над ней, а теперь вернулось требовать своих детей. Частые фантазии одиноких женщин. Это случалось с ней и раньше. Но потом она начала проявлять явные признаки умственного расстройства, и пастор забеспокоился. Лучше, пожалуй, пригласить свидетеля, а то неизвестно, до чего все это дойдет. Ему вовсе не улыбалось пострадать за веру.

— Я не хочу, чтобы Джо-Бет много знала об этом, — последовал ответ. — Тварь, породившая ее…

— Миссис Магуайр, ее отец был человеком.

— Я знаю. Но люди состоят из плоти и духа.

— Конечно.

— Человек создал ее плоть. Но кто сотворил ее дух?

— Господь наш, — поспешил он ускользнуть на безопасную почву. — И Он же создал ее плоть через мужчину, которого вы избрали. «Будьте же совершенны, как совершенен Отец ваш небесный».

— Это не Господь. Я знаю. Джейф не Господь. Вы сами увидите и поймете.

— Если он на самом деле есть, то он человек, миссис Магуайр. И мне кажется, мне нужно поговорить с Джо-Бет о его визите. Если он, конечно, был.

— Он был! — вскричала она возбужденно.

Он встал, чтобы оторвать руку ненормальной от своего рукава.

— Я уверен, что у Джо-Бет свой взгляд на это. Почему я не могу поговорить с ней?

— Вы не верите мне! — Джойс почти кричала.

— Верю. Но… позвольте мне хоть взглянуть на Джо-Бет. Она наверху? Джо-Бет! Ты там? Джо-Бет?

— Что он хочет? — с досадой спросила она, прерывая поцелуй.

— Плевать.

— Хочешь, чтобы он поднялся сюда?

Она встала и опустила ноги с кровати, вслушиваясь, не идет ли пастор. Хови прижался лицом к ее спине и осторожно погладил рукой ее грудь. Она тихо, протяжно вздохнула.

— Не надо, — прошептала она.

— Он не придет.

— Я же слышу.

— Нет.

— Точно.

И снова голос снизу:

— Джо-Бет! Я хочу поговорить с тобой. И мать тоже.

— Сейчас оденусь, — крикнула она в ответ и стала поспешно собирать разбросанные вещи. В голову Хови, пока он наблюдал за ней, проникла извращенческая мысль: что если он наденет ее белье, а она — его? Ему кружила голову перспектива погрузить член в мягкую ткань, еще хранящую запах ее влагалища.

Да и она в его трусах выглядела бы еще сексуальнее… «Как-нибудь потом», — пообещал он себе. Теперь у него не было в этом сомнений. Хотя они просто лежали рядом, прижавшись друг к другу, это все изменило их отношения, хотя он испытывал полное разочарование, видя ее снова одетой.

Он тоже начал одеваться, медленно, искоса посматривая, как она, в свою очередь, смотрит на него, на его механизм, как он любил думать о себе раньше.

Но не теперь. Его тело не было машиной. Рука его болела, и голова тоже; во всяком случае, какая-то тяжесть в груди создавала ощущение головной боли. Для машины он был чересчур уязвим… и чересчур влюблен.

Она прервалась на момент и посмотрела в окно.

— Ты слышишь?

— Нет. Что?

— Кто-то зовет.

— Кто? Пастор?

Она покачала головой, понимая, что голос, который она слышит, раздается не из гостиной и вообще не из дома. Он звучит у нее в голове.

— Джейф, — ответила она.

Утомленный пастор Джон подошел к раковине, пустил холодную воду, налил стакан и с удовольствием выпил. Было уже почти десять часов. Пора заканчивать этот визит, повидает он дочку или нет. Разговоров о темных сторонах человеческой души ему хватит на неделю. Выпив воды, он посмотрел на свое отражение в оконном стекле. Убедившись, что с ним все в порядке, он вдруг заметил, как за окном что-то мелькнуло. Он закрыл кран.

— Пастор?

Сзади появилась миссис Магуайр.

— Да-да, все в порядке, — пробормотал он, не на шутку обеспокоенный. Неужели эта сумасшедшая заразила его своими фантазиями? Он снова поглядел в окно.

— Мне показалось, я что-то увидел у вас во дворе. Но, наверное…

Вот оно! Бледный силуэт, двигающийся к дому.

— Нет.

— Что «нет»?

— Не все в порядке! — с этими словами он отступил от окна.

— Он вернулся, — сказала Джойс.

Ответ мог быть только положительным, поэтому пастор промолчал, продолжая отступать от раковины. Но это не помогло. Теперь он ясно видел то, что выступило из тени.

— О, Господи! Что это?

Сзади него миссис Магуайр начала молиться. Это была не каноническая молитва (кто написал бы молитву на такой случай?), но слова, идущие из самой глубины души:

— Господи, спаси нас! Иисусе, спаси нас! Избави нас от погибели! Избави нас от нечистого!

— Слушай! Это мама!

— Слышу.

— Что-то случилось.

Она пошла к двери, но Хови закрыл выход.

— Она просто молится.

— Нет, не просто.

— Поцелуй меня.

— Хови?

— Раз она молится, значит, ей не до нас. Она подождет. А я нет. Мне молитвы не нужны, Джо-Бет. Мне нужна только ты, — его самого удивили эти слова, идущие непонятно откуда. — Поцелуй меня, Джо-Бет.

Но как только она собралась сделать это, окно внизу затрещало, и гость издал такой крик, что Джо-Бет оттолкнула Хови и опрометью кинулась вниз.

— Мама! — кричала она. — Мама!

Иногда человек ошибается. Рожденному в неведении, ему простительно. Но ужасно, когда из неведения его вырывают так грубо. Пастор Джон, зажав руками окровавленное лицо, устремился на дрожащих ногах к выходу, прочь от разбитого окна и от того, что его разбило. Как с ним могло произойти такое? Конечно, он не безгрешен, но разве его грехи заслуживают такого наказания? Он утешал вдов и сирот в их горестях, как велит Писание, он старался уберегаться от соблазнов и оберегал других. Но демоны все равно пришли за ним. Он их слышал, хотя зажмурил глаза. Их членистые ноги шуршали о кафель, когда они карабкались на раковину через окно, с грохотом сбрасывая с полки посуду. Он слышал, как они тяжело, с мокрыми шлепками, плюхаются на пол и ползут через кухню, ведомые той самой бледной фигурой, которую он видел за окном (Джейф! Это Джейф!). Они облепили его, как любвеобильные пчелы.

Миссис Магуайр перестала молиться. Может быть, она уже мертва, первая их жертва. И может, этого им хватит, и они пощадят его. На этот случай можно тоже помолиться. «О, Господи, — прошептал он, стараясь сжаться в комок. — О Господи, сделай меня невидимым для них, спаси меня и помилуй, ибо милость твоя бесконечна…»

Молитву его прервал отчаянный стук в заднюю дверь и голос блудного сына, Томми-Рэя:

— Мама! Ты слышишь? Мама, впусти меня! Я их остановлю, только впусти меня!

Пастор Джон услышал сдавленные рыдания миссис Магуайр. Она была жива и разъярена.

— Как ты посмел! — крикнула она. — Как ты посмел!

Он с опаской открыл глаза. Мерзкая орда демонов остановилась. Усы-антенны их колебались, лапы слегка подергивались. Они ждали приказа. В них не было ничего знакомого, и все же они что-то напоминали пастору. Но он не осмелился думать об этом.

— Открой, мама, — повторил Томми-Рэй. — Я хочу видеть Джо-Бет.

— Убирайся.

— Я пришел за ней, и ты меня не остановишь! — взорвался Томми-Рэй. Следом раздался треск двери — похоже, он пнул ее ногой. И замки, и засовы слетели. Минутная тишина. Потом дверь тихо открылась. Глаза Томми-Рэя лихорадочно блестели; такой блеск пастор Джон видел иногда в глазах умирающих. Сперва он посмотрел на мать, стоящую у кухонной двери, потом на гостя.

— А у нас гости, мама?

Пастор вздрогнул.

— Тебя она послушает, обратился к нему Томми-Рэй. — Вели ей отдать мне Джо-Бет. Так будет лучше для всех нас.

Пастор обернулся к Джойс Магуайр:

— Сделайте так, как он говорит. Сделайте или мы умрем.

— Видишь, мама? Святой отец говорит тебе верно. Позови ее, мама, а то я рассержусь. А если рассержусь я, рассердятся и папины зверушки. Позови ее!

— Не надо.

Томми-Рэй ухмыльнулся, услышав голос сестры, и сочетание этой ухмылки с его горящими глазами могло напугать кого угодно.

— Вот и ты.

Она стояла в двери, рядом с матерью.

— Ты готова пойти со мной? — спросил он неожиданно робко, как парень, впервые приглашающий девушку на танец.

— Пообещай оставить маму в покое.

— Конечно, — поспешно ответил Томми-Рэй. — Я не сделаю ей ничего плохого. Ты же знаешь.

— Если ты оставишь ее в покое, я пойду с тобой.

Вверху Хови услышал эти слова и неслышно прокричал «нет!». Он не мог видеть, кого привел с собой Томми-Рэй, но он их слышал. Слышал кошмарные шорохи и шуршание. Он не стал напрягать воображение; скоро он увидит их сам. Вместо этого, шагая вниз, он думал, как спасти Джо-Бет. У последней ступеньки у него созрел план. Устроить как можно больший переполох, чтобы дать Джо-Бет и ее матери время убежать. Может, ему еще удастся двинуть разок Томми-Рэю.

Это достойно увенчало бы мероприятие, как вишенка — торт.

С такими намерениями он набрал в себя воздуха и шагнул за порог кухни.

Там не было ни Джо-Бет, ни Томми-Рэя, ни неведомых чудовищ. Дверь распахнута в ночь, и возле нее лежит мать, лицом в темноту, протягивая туда руки, словно в последней попытке удержать своих детей. Хови подошел к ней, шагая по осколкам стекла и кафеля.

— Она мертва? — раздался еле слышный голос. Хови оглянулся. Из узкого прохода между стеной и холодильником выглядывал мертвенно-бледный пастор Джон. Он забрался так далеко, как позволяла его объемистая задница.

— Нет, — сказал Хови, осторожно поворачивая тело миссис Магуайр. — Но это не ваша заслуга.

— Что я мог сделать?

— Я думал, у вас должны быть какие-нибудь штуки для таких случаев, — и он повернулся, чтобы уйти.

— Не ходи туда, — сказал пастор. — Останься здесь.

— Они увели Джо-Бет.

— Я слышал, она все равно наполовину их. Они с Томми-Рэем — дети дьявола.

«Ты ведь не считаешь, что я дьявол?» — спрашивал он ее всего полчаса назад. А теперь вот ее осудили на заклание дьяволу, и кто? Ее собственный духовный наставник. Что ж, она потеряна? Или есть еще выбор между проклятьем и спасением, между тьмой и светом? Может быть, для влюбленных есть безопасный островок между этими полюсами?

Эти мысли промелькнули у него в голове мгновенно, и они не смогли затормозить его движение к двери и к тому, что было за ней, в темноте.

— Убей их всех! — услышал он сзади хриплый крик. — Среди них нет чистых! Убей их!

Это так разозлило Хови, что он не смог найти достойного ответа.

— Пошел к черту! — прорычал он и вышел в дверь, на поиски Джо-Бет.

Слабый свет из кухни кое-как освещал двор. Он видел темные купы деревьев по периметру и просветы травы между ними. Все было тихо: никаких следов брата, сестры или того, третьего — их отца? Дьявола? Зная, что он уже не сможет подкрасться к врагам незаметно, он принялся изо всех сил выкликать имя Джо-Бет в надежде, что она отзовется. Но ответа не было. Только залаяли собаки в соседних домах. Лайте, лайте, подумал он. Поднимите ваших хозяев. Нечего им смотреть телевизоры. Тут среди ночи идет шоу похлеще, разверзается земля, призраки выходят к людям. Это шоу Явления Тайны, и его играют этой ночью на улицах Паломо-Гроув.

Тот же ветерок, который донес до него собачий лай, прошелестел в кронах деревьев. Этот шелест на миг заглушил другие звуки, но вскоре он услышал их — шуршание и скрип. Он повернулся и увидел, что стена дома полностью покрыта мерзкими созданиями, облепившими ее до самой крыши. Они скрипели и скрежетали, будто пережевывали что-то. Самые крупные из них топтались рядом — свет не мог охватить их целиком, вырывая из темноты только призрачные силуэты, заслонявшие небо. Ни Джо-Бет, ни Томми-Рэя там не было. Вообще не было никого, сколько-нибудь напоминающего человека.

Хови уже собирался отвернуться от этого зрелища, когда услышал рядом голос Томми-Рэя:

— Что, не видел никогда такого, Катц?

— Нет, не видел, — ответил Хови как можно вежливее, поскольку вопрос был подкреплен лезвием ножа, упершимся ему в спину.

— Тогда повернись, только помедленнее, — скомандовал Томми-Рэй. — Джейф хочет сказать тебе словечко.

— И не одно, — добавил другой голос.

Он был тихим, чуть громче ветра, но каждое слово четко выделялось и приобретало особую музыкальную выразительность.

— Мой сын хочет убить тебя, Катц. Он утверждает, что ты пахнешь его сестрой. Я не уверен, что братья так явственно различают запах своих сестер, но, быть может, я старомоден. Инцест сейчас в моде, так что я не особенно беспокоюсь. И тебе не советую.

Хови повернулся и увидел, наконец, Джейфа, стоящего в нескольких футах от них. После того, что говорил о нем Флетчер, Хови ожидал увидеть военачальника. Но вид Джейфа не очень впечатлял. Больше всего он был похож на обедневшего аристократа: нестриженая бородка, поношенный костюм. Правда, под щетиной угадывались волевые, энергичные черты. На груди хозяина пригрелся один из тератов — белесое многоногое существо, более устрашающего вида, чем сам Джейф.

— Что ты сказал, Катц?

— Я ничего не говорил.

— А-а, да-да, о неестественном влечении Томми-Рэя к сестре. Или по-твоему мы все неестественны? Ты. Я. Они. Что ж, может, и так. Видимо, нас всех ждет ад. А пока стоит повеселиться. Как ты относишься к кастрации?

Томми-Рэй, услышав это, переставил нож пониже.

— Скажи ему, сынок, как тебе хочется это сделать.

Томми-Рэй усмехнулся.

— Лучше сразу сделать. Чего тянуть?

— Видал? — осведомился Джейф. — Все мои родительские силы едва могут удержать его. Так вот, послушай, Катц, что я собираюсь сделать. Я собираюсь отпустить тебя и посмотреть, сможет ли отродье Флетчера потягаться с моим. Ты ведь не видел своего папашу до Нунция? Уверяю тебя, бегун из него был никудышный.

Усмешка Томми-Рэя вырвалась наружу хриплым смешком, его нож уперся в ширинку Хови.

— Но чтобы доставить тебе удовольствие…

Услышав это, Томми-Рэй рванул рубашку Хови, задирая ее на шею и обнажая спину. Хови испытал минутное облегчение, когда ночной ветерок коснулся его потной кожи. Потом к ветру добавилось что-то еще. Пальцы Томми-Рэя, горячие и влажные, рыскали по его спине, нащупывая ребра. Хови дернулся, пытаясь уклониться. Но число пальцев, державших его, все увеличивалось; скоро их были уже десятки, и они больно сжимали его мышцы.

Хови оглянулся через плечо и увидел, что в кожу его вдавливается белая, суставчатая лапа в палец толщиной. Он вскрикнул и конвульсивно дернулся, забыв от отвращения даже о ноже Томми-Рэя. Джейф с интересом наблюдал за ним. Руки его были пусты. Тварь, которую он ласкал, перебралась на спину Хови. Хови ощущал ее холодное брюхо и влажные жвалы, ощупывающие его затылок.

— Сними это с меня! — заорал он Джейфу. — Сними с меня эту дрянь.

Томми-Рэй захлопал в ладоши, глядя, как Хови крутится как собака с жестянкой, привязанной к хвосту.

— Давай-давай! — крикнул он.

— На твоем месте я бы не стал сопротивляться, — задумчиво сообщил Джейф.

Прежде чем Хови успел спросить почему, он получил ответ. Потревоженная тварь укусила его за шею. Он завопил и упал на колени. На его крик ответил хор скрипов и шуршания со стен дома. Теряя силы от боли, Хови повернулся к Джейфу. Теперь маска аристократа сползла; вместо нее перед ним возвышалась мерцающая громадная фигура с лицом злобного зародыша. Он бросил на это зрелище короткий взгляд, и звук рыданий Джо-Бет заставил его повернуть голову к деревьям. Она была там, билась в объятиях Томми-Рэя. Это зрелище — ее раскрытый рот, ее слезы, — тоже было молниеносно коротким. Потом нарастающая боль в шее заставила его закрыть глаза, а когда он открыл их вновь, ее, ее брата и их проклятого отца уже не было.

Он, шатаясь, поднялся на ноги. Армия Джейфа всколыхнулась. Потом нижние попадали на землю, за ними другие, пока они не закопошились на траве в три-четыре слоя. Постепенно все новые твари выбирались из свалки и ползли в сторону Хови. Со стороны к ним направились и более крупные создания. Хови какое-то время зачарованно смотрел на них, потом опомнился и со стоном выбежал вон со двора, на улицу.

Флетчер чувствовал боль и омерзение сына, но не мог не считать их закономерными. Сын оставил его и бросился искать проклятое отродье Джейфа. И вот результат. Без сомнения, они заманили его в ловушку. Если выживет, будет умнее. Если нет, то его создатель, так обманувшийся в своих надеждах, ненадолго переживет его. Что ж, это справедливо.

Флетчер намеренно лелеял эти горькие мысли, стараясь заглушить в себе страх и боль, непрерывной волной идущие к нему от сына. Но, несмотря на все его усилия, они прорывались сквозь мозговой заслон. В конце концов для них обоих это была ночь отчаяния.

Он позвал сына: «Ховардховардховардхо…» как в первый раз, когда он выбрался из скалы «Ховардховардховард…»

Он ритмично повторял сигналы, как маяк. Надеясь, что сын не слишком ослаб и услышит его, он сосредоточился мыслью на предстоящей последней битве. У него в запасе оставался один ход, который он так и не использовал, хотя искушение брало его не раз. Раньше он запрещал себе даже думать об этом, зная, насколько велико его желание освободиться от этого мира со всеми его глупостями. Пока у нею была надежда уничтожить зло, возникшее и набравшее силу при его невольном участии, он удерживал себя от этого шага. Но теперь, на грани поражения, не мог ли подобный поступок обернуться победой? Он всегда мечтал избавиться от мира, вырваться из «паутины стремлений», как Шиллер именовал искусство, стать небом, стать музыкой. Больше всего на свете он любил музыку и небо. Но для победы ему нужно было совершить то, что он задумал, на глазах у всех жителей Паломо-Гроув. Если он умрет безвестно, больше пятисот душ погибнут вслед за ним.

Он предпочитал не думать о значении возможного триумфа Джейфа, чтобы не убояться лежащей на нем ответственности. Но теперь, перед лицом последнего испытания, он ясно понимал: если Джейф получит свободный доступ к Субстанции, это будет иметь ужасные последствия.

Во-первых, существо с нечистыми помыслами получит власть над вместилищем всего самого святого и сокровенного в человеческой жизни. Флетчер не знал вполне, что такое Субстанция (да и вряд ли это мог знать человек), но мог подозревать, что Джейф с его властолюбием и слепой тягой к разрушению вполне способен нанести ей невосполнимый ущерб. Море мечты и остров на нем (или острова; однажды Джейф говорил о каком-то архипелаге) посещались людьми трижды за всю жизнь в самых крайних, пограничных ситуациях. На берегах эфемериды они созерцали Абсолютное и видели и слышали то, что всю остальную жизнь оберегало их от безумия и распада. Короче говоря, это был взгляд в бесконечность, Явление Тайны, ритуал, созданный неведомо кем или чем в незапамятные времена. Что будет, если эти берега станут местом дьявольских игр Джейфа? Тайна сделается доступной профанам; святыня будет осквернена; вместо здоровья путешествие на остров снов начнет вселять в людей безумие.

Флетчер испытывал и другой страх, труднее определимый словами. Он основывался на истории, которую рассказал Джейф, впервые появившись у него в Вашингтоне, — о Киссоне, колдуне, знающем об Искусстве и его силе, сидящем в месте, которое он называл Петлей Времени. Флетчер тогда не очень-то поверил в это, но с тех пор случилось так много фантастического, что Киссон и его Петля перестали казаться ему невероятными. Какую роль во всей этой истории играет старый колдун, Флетчер не знал, но инстинктивно подозревал, что Киссон — последний оставшийся в живых член Синклита, сообщества высокоразумных существ, призванных оберегать Субстанцию от вмешательства таких, как Джейф. Почему же тогда он впустил Джейфа, от которого за милю разило властолюбием и гордыней, в свою Петлю? Зачем он потом выпустил его оттуда? И что случилось с остальными членами Синклита?

Было поздно искать ответы на эти вопросы; но он хотел, чтобы они заинтересовали кого-нибудь еще. Он в последний раз попытается установить контакт. Если Ховард не услышит эти его мысли, они уйдут в ничто.

Он снова задумался о том, как совершить задуманное им. Как заставить горожан оторваться от своих телевизоров и выйти на улицу. После анализа возможных вариантов он выбрал один и, продолжая взывать к сыну, двинулся к месту, где должен был завершиться его земной путь.

Хови слышал призыв Флетчера, когда убегал от тварей Джейфа, но страх мешал ему сосредоточиться и уловить посылаемые мысли. Он бежал, не разбирая дороги. Только когда между ним и преследователями образовался приличный разрыв, он достаточно ясно услышал, как кто-то повторяет его имя. Он побежал в ту сторону, откуда слышался призыв, с неожиданно возросшей скоростью. Сквозь дыхание, со свистом вырывающееся из легких, Хови смог выдавить несколько слов:

— Я слышу тебя. Я слышу тебя, отец. Я иду к тебе.

11

Тесла говорила правду. Она была плохой сиделкой. Проснувшись, Грилло обнаружил ее в своем номере. Она объявила, что пребывание здесь является никому не нужным актом мученичества, что она сегодня же заберет его в Лос-Анджелес, что он нуждается в лечении, а его белье — в стирке.

— Я не поеду, — запротестовал он.

— А что толку тебе торчать здесь, кроме расходов для Абернети?

— Ничего, не разорится.

— Не глупи, Грилло.

— Я болею. Могу я поглупить немного? Кроме того, писать о чем-то лучше всего на месте происшествия.

— Скорее ты напишешь об этом дома, чем валяясь здесь в луже собственного пота.

— Может, ты и права.

— Господи! До нашего гения что-то начинает доходить.

— Вернусь через день. Дай собраться.

— Вот таким он мне нравится, — голос Теслы стал вкрадчивым. — Даже что-то сексуальное появляется. Не влюбиться бы.

— Кто бы говорил…

— Ладно, ладно. Было время, когда я была готова отдать ради тебя свою правую руку.

— А теперь?

— Самое большое — доставлю тебя домой.

Когда Тесла увозила Грилло, она подумала, что Паломо-Гроув напоминает декорацию фильма о последствиях мировой катастрофы: пустые улицы, вымершие дома. Но ее это мало интересовало, что бы там Грилло не рассказывал о вещах, которые произошли здесь или могут произойти.

Стоп. Ярдах в сорока от них на дорогу выбежал молодой парень. У самой обочины ноги его подкосились, он упал и, по всей видимости, не мог подняться. Было слишком темно, чтобы разглядеть его, но с ним явно не все было в порядке. И что-то там непонятное на его теле — горб или… Она направила машину к нему. От толчка Грилло, которому она велела дрыхнуть до самого Лос-Анджелеса, открыл глаза.

— Что, уже приехали?

— Тот парень, — она кивнула в сторону горбуна. — Посмотри. Он выглядит еще более больным, чем ты.

Грилло привстал и вгляделся в ветровое стекло.

— У него что-то на спине.

— Не могу разглядеть.

Она подъехала совсем близко, когда юноша в очередной раз попытался встать и снова упал. Грилло был прав. На спине у него что-то было.

— У него рюкзак.

— Нет, Тесла, — Грилло уже тянулся к ручке дверцы. — Оно живое. Не знаю, что это, но оно живое.

— Не ходи туда.

— Ты боишься?

Не получив ответа, он открыл дверцу — этого усилия оказалось достаточно, чтобы в голове зазвенело, и увидел, что Тесла роется в бардачке.

— Что ты ищешь?

— Когда убили Ивонну, — объяснила она, — я дала себе слово никогда не выходить из дома без оружия.

— Ты о чем?

Она выудила из какого-то потайного места пистолет.

— Вот я и не выхожу.

— А ты умеешь им пользоваться?

— А ты, конечно, думаешь, что нет? — парировала она, вылезая из машины. Грилло собрался выходить следом, но тут машина медленно покатила назад по еле заметному уклону улицы. Грилло рванул ручной тормоз, и это вызвало такой приступ головокружения, что он откинулся на сиденье. Когда он выкарабкался, наконец, из машины, Тесла уже подходила к парню.

Он все еще пытался встать. Тесла хотела сказать, чтобы он держался, что помощь близка, но слова застряли у нее в горле. Грилло увидел ее взгляд, полный ужаса, и посмотрел туда же, куда она. Действительно, это был не рюкзак. Какое-то животное непонятного вида (или нескольких видов). Спина его тускло отблескивала в лучах заходящего солнца, когда оно шевелилось.

— Что это? — прошептала она.

На этот раз юноша отозвался, скорее стоном, чем словами.

— Снимите… это… они… гонятся за мной…

Она оглянулась на Грилло, который застыл у дверцы машины с перекошенным лицом. Помощи от него ждать не приходилось, а парню явно становилось все хуже. С каждым движением лап гигантского паразита — у него было очень много лап, и сочленений, и глаз, — лицо его передергивалось от боли.

— Скорее… — простонал он, — пожалуйста… ради Бога… они идут сюда…

Его гаснущий взгляд смотрел куда-то в глубину проулка, из которого он до того выскочил. Тесла поглядела туда и увидела его преследователей. В первый миг она пожалела, что вышла из машины, что вообще увидела его. Но отступать было поздно. Теперь его проблемы были ее проблемами. Она не могла его бросить, хотя не могла и смотреть на то, что приближалось к ним, — скопище белесых, отвратительно шуршащих тварей.

— Грилло! — крикнула она. — Лезь в машину!

Белесое войско, услышав ее, прибавило скорость.

— В машину, Грилло, черт тебя побери!

Он неуклюже полез в машину, путаясь в собственных ногах. Более мелкие твари уже ползли к автомобилю, предоставив своим более крупным собратьям заняться парнем. А они вполне могли раздергать их всех троих, вместе с машиной, по суставам. Несмотря на многообразие (во всей толпе не было двух одинаковых особей), все они двигались в одном слепом порыве. Они жаждали убивать.

Тесла нагнулась и взяла юношу за руку, стараясь не коснуться извивающихся лап паразита. Тот присосался чересчур крепко, чтобы его можно было отодрать.

— Вставай. Надо бежать.

— Бегите, — пробормотал он.

— Нет. Мы побежим вместе.

Она оглянулась на машину. Грилло едва успел захлопнуть дверь, как твари облепили ее, карабкаясь на капот и крышу. Одна, размером с павиана, стала ритмично колотиться о ветровое стекло. Другие рвали ручку дверцы и пытались просунуть когти в отверстия.

— Им нужен я, — сказал юноша.

— Если мы побежим, они погонятся? — спросила Тесла.

Он кивнул. Тогда она рывком вздернула его на ноги и, обернувшись, выстрелила в надвигающуюся массу. Пуля поразила одну из крупных особей, но это нисколько не замедлило скорости остальных.

Они кое-как побежали. Парень почти висел на Тесле, но сумел указать направление.

— Вниз по Холму.

— Зачем?

— К Центру.

— Зачем? — еще раз.

— Там… мой отец.

Она не стала возражать. Она только надеялась, что этот отец, кем бы он ни был, сможет как-нибудь помочь им, поскольку у них было мало шансов как уйти от преследователей, так и отбиться от них.

Когда она заворачивала за угол, повинуясь еле слышным указаниям парня, раздался резкий звон. Разбилось ветровое стекло машины.

Невдалеке от места драмы Джейф и Томми-Рэй, с двух сторон держащие заплаканную Джо-Бет, видели, как Грилло включил, наконец, зажигание, и машина тронулась с места, Давя сыплющихся с нее тератов.

— Ублюдок, — прошипел Томми-Рэй.

— Ничего. Он все равно явится на завтрашний прием, там и потолкуем.

Раздавленные твари жалобно пищали.

— А с этими что делать?

— Оставим здесь, — небрежно сказал Джейф.

— Люди могут заметить.

— К утру их объедят. Никто и не поймет, что это такое.

— Кому придет в голову есть это? — спросил Томми-Рэй.

— О, всегда найдется кто-нибудь очень голодный. Правда дочка? — Джо-Бет промолчала. Она уже перестала плакать и только смотрела с брезгливым страхом на своего брата.

— Куда побежал Катц? — осведомился Джейф.

— К Центру.

— Его зовет Флетчер.

— Правда?

— Надеюсь, что так. Сын сам выведет нас к папаше.

— Если тераты не догонят его раньше.

— Не догонят. Я приказал им.

— А та баба с ним?

— Эта добрая самаритянка? Она, конечно, умрет. Добрые деяния должны вознаграждаться.

Джо-Бет не выдержала.

— Неужели тебя ничего не волнует?

Джейф внимательно посмотрел на нее.

— Слишком многое. Ты. Он, — он посмотрел на Томми-Рэя, который в ответ осклабился. — Но я не даю чувствам заслонить цель.

— И что это за цель? Убить Хови? Разрушить город?

— Томми-Рэй в конце концов понял это. И ты поймешь, если выслушаешь меня. Это долгая история. Пойми только сперва, что и Флетчер, и его сын — наши враги. Они бы убили меня, если бы смогли.

— Только не Хови.

— Он сын своего отца, даже если сам этого не знает. Скоро здесь будет разыгран большой приз, Джо-Бет. Он называется Искусство. И когда я его получу, я поделюсь…

— Я ничего не возьму от тебя.

— Я покажу тебе море…

— Нет!

— …и остров…

Он потрепал ее по щеке. Против ожидания, это не было ей неприятно. Теперь она видела перед собой не злобного эмбриона, а человека с лицом властным, мудрым и… благородным?…да, благородным…

— Мы еще поговорим об этом. У нас будет много времени. На этом острове день никогда не кончается.

— Почему они не хватают нас? — спросила Тесла.

Преследователи давно бежали за их спинами и дважды отставали в тот самый момент, когда, казалось, вот-вот их схватят. В ней росло подозрение, что все происходит по плану, что их загоняют в какую-то ловушку. Но в какую? И кто их там ждет?

Парень — пару улиц назад он сообщил хриплым шепотом, что его зовут Хови, — совсем выдохся и последние четверть мили тащился за ней, как на буксире. Куда делся Грилло, когда он ей так нужен? Заблудился в перекрестках этого проклятого городишки или стал жертвой непонятных существ, напавших на автомобиль?

Ни то, ни другое. Надеясь, что у Теслы хватит ума убежать подальше от этих тварей, Грилло, как бешеный, погнал машину сперва к телефону, потом по адресу, который он узнал в справочнике. Хотя все его тело словно налилось свинцом, а зубы все еще стучали, в голове прояснилось. Однако из опыта месяцев более или менее постоянных возлияний он знал, что это самообман. Сколько раз он в бреду похмелья строчил «гениальные» статьи, которые потом было не легче прочитать, чем «Поминки по Финнегану!» Но сейчас он твердо знал, что нелепо стучаться в первую попавшуюся дверь и просить помощи. Появление небритого типа, бормочущего о каких-то монстрах, заставило бы любого здесь захлопнуть дверь перед самым его носом. Любого, кроме Хочкиса.

Он оказался дома.

— Грилло? Господи, да что с вами?

Состояние самого Хочкиса, однако, было ненамного лучше. Он держал початую бутылку пива, и еще несколько ее предшественниц явственно отражались у него в глазах.

Не спрашивайте. Пойдем со мной. Объясню по дороге.

— А куда?

— У вас есть оружие?

— Пистолет.

— Возьмите его.

— Но мне надо…

— Некогда, — перебил Грилло. — Я не знаю, куда они побежали, и нам…

— Постоите.

— Что?

— Тревога. Я слышу сигналы тревоги.

Сигнализация начала звонить, когда Флетчер разбил стекло универмага. Потом он сделал то же в кафе Мервина и в зоомагазине. Там звонкам вторили голоса разбуженных животных. Это было хорошо. Чем раньше город очнется от летаргии, тем лучше и эффектнее всего его можно будет разбудить, потревожив его коммерческое сердце. В домах вокруг начал зажигаться свет. Это тоже хорошо. Задуманное им действо требовало освещения. Если ему удастся разбудить спящие души горожан, то останется хоть какая-то надежда; если же нет — последствий он уже не увидит. У него в жизни и так было слишком много горя и слишком мало друзей, чтобы помочь его перенести. Может быть, самым близким был Рауль. Где он теперь? Скорее всего, погиб, и его дух скитается в развалинах миссии Санта-Катрина.

Флетчер вдруг застыл, пораженный внезапной мыслью. А как же Нунций? Неужели то, что осталось от Великого Деяния, как Джейф это называл, все еще находится там, на вершине скалы? Если какой-нибудь бедолага случайно найдет его, может случиться нечто еще худшее, чем то, что уже произошло. Нужно будет и об этом предупредить Ховарда, когда они встретятся… в последний раз.

Никогда еще сигнализация в Гроуве не звонила так долго и в стольких местах одновременно. Хор звонков и сирен проплыл по городу от лесной окраины Дирделла до дома вдовы Вэнса на вершине Холма. Хотя взрослые жители еще не спали, почти все они — как те, кого посещал Джейф, так и прочие, — ощущали странную дезориентацию. Они говорили с домашними шепотом — если говорили вообще; они стояли в дверях или посреди комнат, вдруг забыв, зачем они оторвались от своих уютных кресел. Многие в эти часы, если их спросить, вряд ли вспомнили бы даже свое собственное имя.

Но звонки привлекли их внимание, возвещая то, что им говорили и их природные инстинкты: под покровом ночи все вещи меняются, становятся не такими нормальными, не такими понятными. И спастись можно только дома, запершись на все замки.

Однако не все были так пассивны. Некоторые выглядывали в окна, смотря, не вышли ли на улицу соседи; другие осмелились даже подойти к двери (но мужья или жены тут же звали их назад, убеждая, что за дверью нет ничего интересного, телевизор гораздо лучше). Лишь один человек, не медля, выскочил на улицу, опередив всех остальных.

— Умно, — сказал Джейф.

— Что? — не понял Томми-Рэй. — Что это за шум?

— Он хочет, чтобы люди увидели тератов. Надеется, что они поднимутся против нас. Он уже выкидывал подобные штучки.

— Когда?

— Когда мы с ним путешествовали по Америке. Но никто на это не поддался; не поддадутся и сейчас. Людям не нужна вера, не нужны мечты. А ему необходимо именно это. Он в отчаянии. Он ведь знает, что побежден, — Джейф повернулся к Джо-Бет. — Можешь порадоваться: я отвел своих собачек от Катца. Мы ведь уже знаем, где Флетчер. А его сынок все равно явится туда же.

— Они остановились, — сказала Тесла.

Стая застыла позади них, продолжая неумолчно шуршать и скрипеть.

— Что все это значит?

Он не ответил — похоже, просто не мог, — но продолжал упорно вести ее к Центру. Они увидели разбитые витрины супермаркета.

— Нам туда? — спросила она.

— Именно.

Внутри здания Флетчер поднял голову. Пришел его сын, но не один. С ним какая-то женщина, поддерживающая его. Флетчер прервал свои приготовления и вышел через окно.

— Ховард?

Первой его увидела Тесла; Хови стоял, опустив голову. Человек, вылезающий из разбитой витрины, вовсе не походил на вандала. Не походил он и на Хови, хотя что-то общее между ними, несомненно, было. Высокий мужчина с болезненным желтоватым лицом, в поношенной одежде. Он источал явственный запах керосина, струившийся за ним, когда он шел. Она внезапно почувствовала страх.

— Не подходи.

— Мне нужно поговорить с Ховардом, пока не пришел Джейф.

— Кто?

— Ты вела его сюда. Его и его войско.

— Это сейчас неважно. Хови плохо. Эта штука у него на спине…

— Покажи.

— Только без фокусов, — предупредила Тесла.

— Конечно, — мужчина протянул к ней руки, показывая, что в них ничего нет. Тесла кивнула и пропустила его к Хови.

— Опусти его на землю, — скомандовал он.

Она подчинилась, вздохнув с облегчением. Отец нагнулся над лежащим ничком Хови и обеими руками схватил тварь, присосавшуюся к его спине. Она бешено забилась, крепче стискивая тело жертвы. Хови застонал.

— Оно убьет его! — крикнула Тесла.

— Держи его за голову.

— Что?

— Что слышала! Держи эту дрянь за голову!

Она поглядела на него, на тварь, на стонущего Хови. Три быстрых взгляда. Потом решительно взялась за голову твари. Ее жвала все еще впивались в шею юноши, но уже слабее, и она, быстро огрызнувшись, укусила Теслу. В этот момент Флетчер рванул. Белесое тело твари отделилось от спины Хови.

— Бросай! — крикнул он.

Она сделала это и без команды, отпустив укушенную руку. Отец Хови швырнул терата на пирамиду консервных банок, и они обрушились прямо на него.

Тесла посмотрела на ладонь. Там выделялось красное пятнышко укуса. Но не только она интересовалась своей ладонью.

— Тебе скоро предстоит путешествие.

— Вы что, читаете по руке?

— Я хотел послать этого юношу, но теперь вижу… что он не может…

— Слушайте, по-моему я и так достаточно повозилась с вами, — резко сказала Тесла.

— Меня зовут Флетчер, и я умоляю не оставлять меня сейчас. Твоя рука напомнила мне порез, через который в меня проник Нунций, — он показал ей свою ладонь, поперек которой краснел узкий след, словно кто-то провел ногтем. — Я должен многое рассказать тебе. Ховард отверг меня, но ты этого не сделаешь. Я знаю. Ты участвуешь во всей этой истории. Ты вовсе не случайно оказалась здесь.

— Ничего не понимаю.

— Подумаешь обо всем завтра. А сейчас действуй. Помоги мне. У нас остается мало времени.

— Хочу вам сказать, — сообщил Грилло Хочкису, пока они ехали к Центру, — то, что мы с вами видели тогда у трещины, оказалось только началом. Этой ночью в Гроуве появились существа, каких я никогда раньше не видел.

Он притормозил, когда дорогу перешли двое горожан, спешащих к источнику шума. За ними шли и другие.

— Надо сказать, чтобы они не ходили туда, — Грилло распахнул дверцу и стал кричать. Но, даже когда к нему присоединился Хочкис, на них не обратили никакого внимания.

— Если они увидят то, что видел я, может начаться паника.

— Ничего, им это будет полезно, — горько заметил Хочкис — все эти годы они называли меня сумасшедшим за то, что я замуровал трещины. За то, что я говорил о смерти Кэролайн как об убийстве.

— Простите…

— Кэролайн — это моя дочь.

— А что с ней случилось?

— Потом, Грилло. Когда у меня будет время поплакать.

Они выехали на автостоянку близ Центра. Там уже собралось тридцать-сорок горожан; некоторые бродили вокруг, изучая нанесенный ущерб, другие просто стояли, слушая завывание сирен, как некую музыку.

— Пахнет керосином, — сказал Грилло.

Хочкис принюхался.

— Нужно поскорее увести их отсюда. Эй, послушайте! — он повысил голос и, размахивая револьвером, попытался привлечь внимание толпы. Первым подошел к ним маленький лысый человечек.

— Хочкис, вы знаете, что здесь произошло?

— Не больше вашего, Мервин.

— Где Спилмонт? Нужен кто-нибудь из властей. Мне перебили все стекла.

— Я думаю, полиция уже едет, — сказал Хочкис.

— Чистое варварство. Это все мальчишки из Эл-Эй.

— Не думаю, — заметил Грилло, с отвращением вдыхая сладкий керосиновый запах.

— А кто тогда, черт побери? — взвизгнул Мервин.

Прежде чем Грилло смог что-нибудь ответить, завопил кто-то еще:

— Там кто-то есть!

Грилло повернулся к разбитой витрине супермаркета я увидел в темной глубине несколько фигур. Он подошел ближе.

— Тесла?

Она услышала его.

— Грилло, не ходи сюда!

— Что случилось?

— Не ходи сюда, говорю.

Но он проигнорировал этот призыв и залез в витрину. Парень, которого она бросилась спасать, лежал на полу, обнаженный до пояса. За ним стоял кто-то, знакомый Грилло и одновременно незнакомый. После нескольких секунд раздумий профессиональная память подсказала ему. Это был один из тех двоих, вырвавшихся из расщелины.

— Хочкис! — позвал он. — Идите сюда.

— Хватит, — сказала Тесла. — Нам тут никто не нужен.

— Нам? С каких это пор вас много?

— Это Флетчер, — сказала Тесла, словно угадав следующий вопрос Грилло.

— А молодого человека зовут Хови, — ответ еще на один вопрос.

— Они отец и сын, — и еще ответ. — Скоро тут что-то случится, и до тех пор я не уйду отсюда.

Тут подоспел Хочкис.

— Черт побери, — выдохнул он. — Вы из трещины?

— Да.

— Может, нам забрать парня? — предложил Грилло.

Тесла кивнула.

— Только побыстрей. Или они придут сюда, — ее взгляд метнулся мимо лица Грилло, куда-то в темноту. Она явно кого-то ждала. Кого-то недоброго.

Грилло с Хочкисом подхватили юношу под руки.

— Подождите, — к ним шел Флетчер, распространяя запах керосина. Но от него исходил не только запах. Грилло ощутил что-то вроде легкого удара током, когда этот человек коснулся его. Мгновенно его сознание прояснилось, оставило все земное далеко внизу и устремилось в пространство, где, как чистые звезды, сияли мечты. Все кончилось, едва Флетчер отнял руку. По обалделому выражению на лице Хочкиса Грилло понял, что то же испытал и он.

— Так что здесь происходит? — спросил Грилло у Теслы.

— Флетчер скоро уйдет.

— Куда? Почему?

— В никуда. И везде.

— Откуда ты знаешь?

— Я сказал ей, — раздался голос Флетчера. — Субстанцию нужно защитить.

Он поглядел не Грилло и едва заметно улыбнулся.

— Заберите моего сына, джентльмены. Уведите его с линии огня.

— Что?

— Иди, Грилло, — мягко сказала Тесла. — Все будет так, как он хочет.

Они вывели Хови на улицу через окно, бережно поддерживая его безвольно повисшие руки. За спиной Грилло услышал голос Теслы. Короткий возглас:

— Джейф!

Тот, второй, противник Флетчера, стоял на краю площадки. Толпа горожан, еще более увеличившаяся, расступилась, освободив проход между двумя врагами. Джейф был не один. Сзади него стояли два истинных калифорнийца. Парень и девушка. Грилло не знал их, но Хочкис подсказал ему.

— Джо-Бет и Томми-Рэй, — прошептал он.

При звуке этих имен Хови поднял голову.

— Где? — пробормотал он, но тут же увидел сам.

— Пустите! — он попытался оттолкнуть Хочкиса. — Они убьют ее, если не помешать им! Разве вы не видите? Они ее убьют!

— Тут речь идет о большем, чем твоя подружка, — по-прежнему мягко сказала Тесла, и Грилло снова удивился, как много она узнала за столь короткое время. Флетчер, сообщивший ей все это, тем временем оставил их и пошел по образовавшемуся живому коридору навстречу своему врагу.

Первым заговорил Джейф:

— Ну, и зачем это? Ты переполошил весь город.

— Да, тех, кого ты не успел одурманить.

— Поговори еще немного. Можешь попросить пощады. Я ведь могу оставить тебе жизнь… Разве только яйца оторву, чтобы ты больше не плодил ублюдков.

— Это для меня не так важно.

— Что, яйца?

— Жизнь.

— У тебя слишком большие амбиции, — заметил Джейф, медленно двигаясь навстречу Флетчеру.

— Да, побольше твоих.

— Я просто знаю предел.

— Ты не должен завладеть Искусством.

Джейф поднял руку и соединил большой и указательный пальцы, словно приготовившись считать деньги.

— Поздно. Оно уже у меня в руках.

— Ладно, — с трудом произнес Флетчер. — Если ты хочешь, чтобы я просил тебя, я попрошу. Субстанцию нужно оберегать. Я прошу тебя не трогать ее.

— А ты бы не тронул?

Этот вопрос остался без ответа. Джейф чуть отошел, освободив дорогу Томми-Рэю, который по-прежнему держал за руку сестру.

— Мои дети, — сообщил Джейф, — плоть и кровь. Они все сделают для меня. Верно, Томми-Рэй?

Тот только ухмыльнулся.

Занятая этой сценой. Тесла не заметила, как Хови вырвался из рук Хочкиса, подошел к ней и шепотом потребовал:

— Пистолет.

Она без колебаний вложила оружие в руку юноши.

— Он убьет ее.

— Она же его дочь, — сказала Тесла.

— Думаешь, для него это важно?

Она снова поглядела на Джейфа. Какие бы изменения ни совершило в нем Великое Делание Флетчера (он называл его Нунцием), перед ней явно стоял не человек. Даже той малости, которую она успела узнать об Искусстве, Субстанции, Космосе и Метакосмосе, хватало, чтобы понять, что значила абсолютная власть над всем этим в руках этого… этого существа.

— Ты проиграл, Флетчер, — произнес Джейф. — Ты и твой сын. Увидите, как это бывает. Мои дети покажут вам. Главное — увидеть самим, так ведь?

Томми-Рэй взял Джо-Бет за плечо и развернул к себе. Теперь его рука скользила по ее груди. Кто-то в толпе издал протестующий возглас, но Джейф подавил его одним грозным взглядом. Джо-Бет попыталась отвернуться, но Томми-Рэй силой притянул ее к себе и потянулся к ее губам.

Поцелую помешала пуля, ударившая в асфальт у самых ног Томми-Рэя.

— Отпусти ее, — сказал Хови. Его голос был слабым, но уверенным.

Томми-Рэй повиновался, глядя на Хови с легким изумлением. Потом он извлек из кармана нож. Его намерение не укрылось от глаз толпы. Некоторые, особенно те, кто пришел с детьми, подались назад. Но большинство остались. За спиной Флетчера Грилло обратился к Хочкису:

— Вы можете увести его отсюда?

— Парня?

— Джейфа.

— И не пытайтесь, — шепнула Тесла. — Вам его не остановить.

— А кто может это сделать?

— Бог его знает.

— Хочешь хладнокровно пристрелить меня на глазах у этих добрых людей? — осведомился Томми-Рэй. — Ну, давай, попробуй. Я не боюсь. Я люблю смерть, и она меня любит. Нажми на курок, Катц. Если ты мужчина.

Говоря это, он медленно шел навстречу Хови, который так же медленно стал отходить, по-прежнему направляя на Томми-Рэя револьвер.

Ускорил события Джейф, схвативший за руку Джо-Бет, которая собиралась вмешаться. Это вызвало у нее крик отвращения. Услышав его, Хови повернулся, и Томми-Рэй бросился на него, подняв нож. Но он лишь толкнул Хови, повалив его на землю, и ударил его носком ботинка между ног.

— Не убивай его! — скомандовал Джейф.

Он выпустил Джо-Бет и пошел к Флетчеру. Из его пальцев, в которых, по его заверению, он уже держал Искусство, вылетели снопы мерцающего света. Проходя мимо дерущихся, он лишь бросил на них брезгливый взгляд, как на двух сцепившихся собак, и прошел мимо, направляясь к своему врагу.

— Нам лучше отойти, — прошептала Тесла Грилло и Хочкису. — Мы ему уже ничем не поможем.

Они поняли это в тот момент, когда Флетчер опустил руку в карман и извлек оттуда коробок спичек с надписью: «Кафе Мервина». Все зрители поняли, что должно сейчас произойти. Они чуяли запах керосина. Теперь появились и спички. Даже самые тупые смутно ощущали, что перед ними разворачивается не просто столкновение двух обычных людей, а то, чего они еще никогда не видели — схватка богов.

Флетчер достал из коробки спичку. Он уже чиркал ею, когда новые потоки энергии, истекающие из пальцев Джейфа, обрушились на него. Пальцы Флетчера хрустнули, как сухие ветки; спички вылетели у него из рук.

— Не трать времени на эти фокусы, — сказал Джейф. — Ты знаешь, что огонь не причинит мне вреда. И тебе тоже, пока ты сам не захочешь. А раз уж ты хочешь смерти, тебе не придется долго просить.

На этот раз он не стал посылать во врага разряды; он просто коснулся его рукой. Флетчер содрогнулся. В агонии он повернул голову, чтобы увидеть Теслу. В его глазах она увидела неописуемое страдание. Прикосновение Джейфа разрушило все его жизненные процессы, причиняя адские муки, единственным избавлением от которых была смерть.

У нее не было спичек, зато был пистолет Хочкиса. Она прицелилась. Джейф уловил это движение, и на одно ужасное мгновение она встретила взгляд его совершенно безумных глаз и увидела за ними подлинного Джейфа, прячущегося под маской.

Потом она выстрелила, в землю перед ногами Флетчера. Ничего. Она прицелилась еще раз, моля только об одном — чтобы загорелся огонь. В первый раз в жизни она зажигала не камин, не печку, а живого человека.

Она коротко выдохнула, как делала это по утрам, усаживаясь за пишущую машинку, и нажала на курок.

Пламя вспыхнуло внезапно и яростно. Воздух вокруг Флетчера стал оранжевым, потом все исчезло в огне.

Сильный жар заставил ее отойти, выронив оружие, я с безопасного расстояния она в последний раз увидела среди пламени глаза Флетчера. В течение всей будущей жизни этот взгляд, полный безграничной мудрости и печали, напоминал ей о том, как мало она знает о мире, где, оказывается, вопреки всем школьным прописям, вопреки жизненному опыту, человек может быть счастлив, сгорая; может идти в огонь радостно, как в купель крещения.

Она видела, как Джейф отшатнулся от огня. Его пальцы, которыми он касался Флетчера, вспыхнули, и он отшвырнул их, как пять горящих свечей. Сзади него Хови и Томми-Рэй отступали от невыносимой жары, на время забыв о вражде.

Но она смотрела на них один миг, а потом против воли ее взгляд, как магнитом, притянуло к сгорающему Флетчеру. Даже за этот краткий миг его состояние успело измениться. Огонь, столбом стоявший вокруг него, не сжигал его плоть, а преображал ее, исторгая какие-то яркие вспышки.

То, как Джейф отступал от них — как бешеный пес от воды, — помогло ей понять природу этих вспышек. Это, как и снопы света из пальцев Джейфа, были сгустки непонятной энергии. Джейф, видимо, боялся этой энергии — она ярче высветила за его маской подлинное лицо. Вид этих двоих: преображающегося в огне Флетчера и Джейфа, с которого сползала личина, — заставил ее подойти ближе, чем позволяла безопасность. Она чувствовала запах паленых волос, но не могла отойти. В конце концов это ее дело. Она должна действовать дальше. Она ощущала себя первой обезьяной, принесшей в племя огонь и этим преобразившей мир.

В этом, как она поняла, и заключалась надежда Флетчера: преобразить это вот племя, испуганно глядящее сейчас на то, что совершалось. Это был не просто акт самосожжения. Сгустки энергии, исходившие от Флетчера, чистили воздух во всех направлениях, как зерна, ищущие плодородную почву. Этой почвой были горожане, и зерна нашли их. Больше всего Теслу удивило, что никто не бросился бежать. Быть может, наиболее малодушные уже покинули сцену, но оставшиеся твердо стояли на месте и даже выходили вперед, принимая летящие к ним островки света благоговейно, как причастие. Первыми вперед выбегали дети; свет влетал в их раскрытые рты, в распахнутые глаза, эхом отдаваясь в ушах. За ними последовали и родители. Те, кого свет коснулся раньше, успокаивали остальных: «Все в порядке. Это не больно. Это просто… свет!»

Но Тесла знала, что это не просто свет. Это был сам Флетчер. Он раздавал себя всем в то время, как разрушалась и таяла его внешняя оболочка. Его руки и грудь уже исчезли; голова и торс плясали как бы отдельно друг от друга в вихрях пламени. Пока она смотрела, они тоже превратились в свет. В памяти ее всплыла детская песенка: «Господи, сделай меня солнечным лучом!» Детская песенка для взрослых.

То, что осталось от Флетчера, уже исчезало в огне. На мгновение его череп высветился, как на рентгеновском снимке, и распался, как головка одуванчика на августовском ветру. Лишенное пищи, пламя быстро улеглось. Вскоре не осталось ни огня, ни углей, ни даже дыма. Ничего.

Она не заметила, скольких из собравшихся коснулся свет Флетчера. Многих. Может быть, всех. Скорее всего, это и остановило Джейфа. Его войско ждало в ночи, но он так и не отдал приказ наступать. Вместо этого он исчез как можно незаметней. Вместе с ним пропал и Томми-Рэй. А Джо-Бет осталась. Хови во время преображения Флетчера перебрался поближе к ней, все еще сжимая револьвер. Томми-Рэй успел только наградить его несколькими пинками, убегая вслед за своим отцом.

Так совершилось последнее превращение Колдуна Флетчера. Конечно, оно имело последствия, но лишь тогда, когда те, кто получил его невесомый дар, прилегли отдохнуть после бурной ночи. Но были и более скорые последствия. Грилло и Хочкис убедились, что зрение не обмануло их тогда, у расщелины; Джо-Бет и Хови вновь соединились, едва не погибнув; Тесла же, узнав много нового, ощутила на себе вес громадной ответственности.

Но главное волшебство коснулось самого города. Его улицы увидели чудовищ. Его жителей коснулись магические силы.

И война этих сил не закончилась.