Ясеневое поле

Глава 1

Заразительный детский смех заливисто разлетелся по внутреннему двору замка, что носил название Сизый Дол. Шестеро мальчишек, старшему из которых едва исполнилось семь лет, будто бы заправские фехтовальщики в самозабвенном порыве рубились на деревянных мечах. Перемазанные в осенней грязи, с порванными кальсонами, все в ссадинах и синяках, они уже битый час без устали играли в свою любимую игру под названием «мятеж Торвина Эмеля». Стук их деревянных орудий разносился по двору, заставляя задремавших ворон с тревогой взмывать в небо с околиц и карнизов. Под ногами шуршала солома, из окон кухни доносился запах тушеной оленины.

Один из мальчишек — худощавый, с голубыми глазами, каштановыми вьющимися волосами до плеч и раскрасневшимися щеками, бился храбро и яростно. На нем был отменный кожаный доспех с металлическими вставками, позволить который себе могли лишь дворяне из высшего сословия. Новые сапоги из прекрасно выделанной кабаньей кожи поблескивали натертые жиром. Шестилетний виконт Альвер Эмельгем, наследный граф владетеля Тиринбора Эстора Эмельгема, в тот день был хорош в бою. Он браво уклонялся от атак сверстников, успевая контратаковать по всем правилам хаотичного боя, коим юнца обучал кастелян замка Дит Элторн.

Однако в тот день Альвер был не настолько хорош, чтобы выдержать натиск сразу двух противников. Рослые осанистые мальчуганы, проделав завидные для столь юных воинов кульбиты, свалили виконта с ног, заставив его вскрикнуть от нахлынувшего негодования и податься назад. Деревянный меч отлетел в сторону, а в ягодицах что-то резко кольнуло. До завершения боя оставались считанные мгновения, ведь достаточно было приставить клинок к горлу, а дальше решение зависело от проигравшего — признать поражение и быть плененным, либо умереть смертью храбрых и выбыть на целый день из всех оставшихся сражений, коих еще предстояло великое множество. Для человека чести, каким себя считал юный Альвер, было неприемлемо сдаваться, и поэтому он уже решил для себя, что в этом бою он падет как настоящий храбрец.

Старый конюх затаил дыхание, глядя как к виконту Эмельгему сразу с двух сторон подкрадываются недруги, стараясь одержать победу. Все же ни одному из атакующих не удалось завершить начатое до конца. Совершенно внезапно, когда до готового принять свою участь Альвера оставалось несколько шагов, откуда не возьмись появился еще один участник игры. Бледный, худой мальчика в изношенных платьях, с взъерошенными волосами и палкой вместо меча в руках появился в самой гуще развернувшейся баталии. Он оказался перед одним из атакующих и так стремительно принялся колотить его своей палкой, что тот, кто еще миг назад был в предвкушении победы, бросил оружие и пустился наутек. Покончив с первым, лохматый бросил свой взор на следующего врага, смерив его презрительным взглядом голубых грустных глаз. Преимущество в этой битве было явно не на стороне неведомо откуда взявшегося бледного мальчика, ведь у противника его были хоть и детские, но вполне настоящие доспехи, весьма прилично выпиленный меч и даже небольшой круглый щит. Однако упомянутая экипировка так и не сыграла решающую роль в сражении. Лохматый зарычал, будто бешеный пес и бросился на своего врага. Он нанес три или четыре резких удара, едва парированных ошеломленным воином, которому приходилось пятиться под натиском. Пятый удар лишил противника оружия, шестой оставил его без щита.

— Сдаюсь! — прокричал безоружный, но слова эти, казалось, не дошли до разъяренного мальчишки с палкой. Он сделал выпад, нанеся удар своему противнику по шее. Не успел тот вскрикнуть от боли, а лохматый уже бил его по ребрам и по рукам с какой-то неистовой яростью.

— Я сдаюсь! — кричал проигравший, прикрываясь настолько, как это было возможно. — Сдаюсь!

Альвер Эмельгем, поднявшись на ноги уже вовсю хохотал, глядя как избивают того, кто едва не победил его в битве. Рядом с ним заливался Питис Вольт, сын пастуха, который в сражении выступал на стороне маленького виконта.

— Ну, это уже слишком! — раздался резко приближающийся бас и хохот тут же стих, ибо Альвер Эмельгем пускай и был знатного роду, уважение к старшим, привитое ему отцом, все же было неотъемлемой частью его характера. Мальчик стих, а вместе с ним перестал смеяться и сын пастуха, во всем подражавший своему другу.

К играющим быстрым шагом приблизился барон Турин Эмельгем, дядя Альвера по прозвищу Бык. Он и вправду был похож на быка — крупный, с широкими плечами, пышными черными усами, кудрявыми волосами и огромными ручищами. На груди у него красовался фамильный герб дома Эмельгем — три ели на фоне восходящего солнца. Дядя Турин, вероятно, только вернувшийся из поездки, уставший, с запылившимися сапогами и измятым оливковым камзолом, обратился к лохматому.

— Арвин, прекрати!

Однако мальчишка как будто не слышал приказа барона, и все с тем же безумным упорством продолжал атаковать своего противника. Турин Эмельгем буркнул что-то ругательное себе под усы, схватил лохматого за ворот и оторвал от земли, будто бы это был какой-то кот. Арвин было замахнулся на барона, но Бык одним ловким движением вырвал из рук мальчишки палку и небрежно отбросил ее прочь. Но и это не остановило его ретивости. Лохматый, брыкаясь и крутя головой, схватился за запястье барона и, подтянувшись, укусил его за руку. Турин Эмельгем вскрикнул, и рука его разжалась, открывая Арвину путь к отступлению. Пары мгновений хватило лохматому, чтобы скрыться из виду под всхлипывание побитого им соперника и бранные крики барона Эмельгема.

Виконт Альвер Эмельгем и пастуший сын Питис Вольт едва сдерживались, чтобы не расхохотаться вновь, но грузный взгляд барона заставил их умерить мальчишескую беспечность. Дядя Турин взмахнул рукой, которая уже стала алой от крови, и проговорил сквозь зубы:

— Совсем озверел, дикарь. Пора его уже к псарям отдать, негоже где попало шататься. Стыд и позор на голову моего брата, стыд и позор!

Он воздел руки к небу, как бы прося у Единого сил, а затем снова обратил свой взор на маленького виконта.

— А вам как не стыдно, ваше благородие! На ваших глазах оборванец избивает дворянина, а что же вы? Заливаетесь смехом, да подтруниваете его? Доколе все это продолжаться будет? Пора мне уже серьезно поговорить с вашим папенькой, дабы он убрал своего бастарда подальше от двора.

— Арвин мой брат! — сделав шаг вперед, проговорил Альвер. Брюн Эрнитор, мальчишка, которому досталось от лохматого, постанывал, держась то за голову, то за левую руку. — Почему отец должен отсылать его?

— Он побочный сын графа Эмельгема и какой-то кухарки, позорящий его честь, и изо дня в день напоминающий ему о той поре, когда похоть взяла верх над здравым смыслом, — сурово проговорил дядя, нагнувшись поближе к племяннику и на виконта пахнуло кислым вином и вяленым мясом. — Брат тебе он лишь наполовину, Альвер.

— Пускай наполовину, — настаивал маленький дворянин. — Он умрет за меня, если надо! Он так и сказал мне на прошлой неделе. Порезал ладонь и поклялся, что отдаст за меня жизнь.

Турин Эмельгем улыбнулся.

— Запомни одно, Альвер, — сказал Бык, — мы все отдадим за тебя жизнь. И я, и твой отец, и каждый из этих мальчишек. Ты — наследник дома Эмельгем, будущий граф Тиринборский. Тебе владеть Эшторном, управлять своими землями и наделами. Сейчас Арвин говорит, что отдаст за тебя все, но он такой же юный и не видавший жизни мальчишка, как и ты. Чем старше мы становимся, тем большую ценность приобретает наша собственная жизнь, потому что мы влюбляемся в нее, понимаем ее и открываем для себя что-то новое. Никогда не верь клятвам, но и не забывай их.

— Так вы не будете отсылать моего брата? — пропустив половину сказанного мимо ушей, спросил маленький виконт, покручивая в руке свой меч.

— Это решит граф Эстор, — правдиво ответил дядя Турин, заложив большие пальцы за широкий кожаный пояс, на котором виднелся его охотничий кинжал. — Пока же мне нужно повидаться с твоим отцом, Альвер. Я сделал семь лиг, загнав своего Брюзгу почти до смерти.

Маленький виконт невольно обернулся, глядя как конюх стреножит дядину лошадь. Брюзга был под стать своему хозяину — крупный, но с дурным нравом, однако выносливостью этот конь славился среди знати Тиринбора.

— Заячья тропа не самое лучшее место для путешествий в середине осени, — продолжил Бык, призадумавшись о чем-то на мгновение. Затем он снова посмотрел на Альвера, потрепал его своей огромной ладонью за волосы и отправился в замок.

Турин Эмельгем неспешно переваливался с одной ноги на другую, слушая как приятно хрустят его сапоги при каждом шаге. Он оглядел внутренний двор замка Сизый Дол, по которому уже успел порядком соскучиться. Дети снова сошлись в бою и снова разлетелся по замку стук деревянных орудий, вдохновленные выкрики и карканье недовольных ворон. Подходил к концу десятый день месяца Лунопада, разделявшего осень на две половины. Луна по ночам светила особенно ярко, как будто становясь ближе и всякий, кто имел возможность лицезреть ее в столь интимной фазе, несомненно впечатлялся на весь следующий день. Ветры уже изредка бывали достаточно прохладными, а листва на деревьях сплошь и рядом теперь окрасилась в желтый цвет.

Барон Турин Эмельгем вошел под своды родового замка своего брата, оказавшись в просторном темном холле. Здесь было тихо и сыро, лишь изредка не стенах поигрывал огонек в факелах. Пахло собаками, коими всегда полнились дома местной знати, любителей охоты. Чучела лосей, волков и кабанов укоризненно таращились своими глазами-бусинками на всех проходящих по коридору. Замок Сизый Дол был небольшим, однако имел богатую историю, будучи выстроенным как резиденция первых князей из дома Легилль. Позже, когда Тиринбор был пожалован графу по фамилии Брусторс, в 996 году Эпохи Единения, Сизый Дол стал вотчиной новоиспеченного дворянского дома. Однако все меняется, и вот уже во втором поколении Сизым Долом владел род Эмельгем, основатель которого Торвин «Бравый» сверг Кровавого Графа и провозгласил себя владетелем Тиринбора. Сын Торвина — Эстор по прозвищу Миролюбец учтиво и дальновидно правил своими землями.

Турин Эмельгем миновал основной коридор замка, попав к развилке, которая предлагала посетителям пути к Праздной Зале, где обыкновенно знать Тиринбора отмечала значимые события, к помещениям для черни (кухня, спальни, оружейная, подвалы), к курильням и винным комнатам, а также на второй этаж замка, который целиком принадлежал дому Эмельгем. Туда-то и отправился барон Турин, легко, будто шестнадцатилетний юнец, взбираясь по крутой каменной лестнице. По пути ему встретился кастелян замка Дит Элторн, верный служака дома Эмельгем, сбитый воин, послушный словно пес, выносливый как вол и глуповатый будто осел. Облаченный в кожаные доспехи с мечом у пояса, кастелян худого роду, поклонился барону со всей учтивостью. Он был невысок, с короткими побелевшими волосами и глубокой морщиной на лбу. Солдат, некогда служивший в армии Торвина Эмельгема, нынешний кастелян был старше барона Турина на двадцать лет, однако силы его покидать как будто не собирались, а со своими обязанностями по содержанию Сизого Дола он справлялся просто блестяще.

— Ваше благородие, — прозвучал хриплый голос кастеляна, и обветренное закаленное жизнью лицо просветлело на миг. — Рад, что вы вернулись в Еловый Бор.

— Здравствуй, Дит, — устало ответил Турин Эмельгем. — От графа?

Кастелян коротко кивнул.

— Его высокородие принимает у себя настоятеля Готтона.

Барон, ничего не ответив, продолжил свой путь по лестнице. Миновав два пролета и повстречавшись с виночерпием, звонарем и двумя гувернантками графини Эмельгем, барон, наконец, добрался до кабинета своего брата. Трижды постучав в дверь, он вошел под своды комнаты, где граф коротал почти все свое свободное время. Кабинет был просторным, с высокими потолками, большими зашторенными окнами, выходящими на внутренний двор Сизого Дола. Вдоль стен стояли шкафы с книгами по философии, государственному управлению, религии, охотоведению, ботанике и путешествиям. Чучел животных здесь не было, так как граф (будучи, пожалуй, единственным мужчиной в Тиринборе) был весьма посредственным охотником. За массивным еловым столом в сумраке восседал граф Эстор Эмельгем, владетель Тиринбора, хранитель вотчины Сизый Дол, глава Елового Бора. Ему не было и пятидесяти, однако плечи этого властного человека осунулись, лицо иссохло, а волос на голове практически не осталось. Граф никогда не носил бороды, зато на глазах его поблескивали окуляры. Он был очень худ, молчалив и не охоч до общения. Ученому по призванию, графу Эстору не посчастливилось родиться от Торвина Эмельгема, зачинщика мятежа против политики Кровавого Графа и лучшего воина своего времени. Владетель Тиринбора собирался всю свою жизнь посвятить книгам, молитвам и написанию истории княжества Эшторн. Однако мечты его рухнули, когда худородный Торвин Эмель уничтожил знатную фамилию Брусторс и провозгласил себя графом Тиринбора. Вся тяжесть бремени и страдания от несчастливой судьбы теперь виднелись в его усталых глазах. Облачен был граф Эмельгем в свою любимую мантию ученого, носить которую он мог только в стенах своего замка. В те же времена, когда требовалось присутствие на званых вечерах, охоте, суде или же приходилось покидать Еловый Бор, владетель Тиринбора облачался в свой кожаный камзол оливковых цветов с гербом дома Эмельгем.

В кресле подле стола графа восседал настоятель Лионест Готтон, глава Тиринборской церкви, личный исповедник Эстора Эмельгема, а также один из его первых советников. Толстощекий священник с рыжей бородкой на лице, белоснежной кожей и пухлыми пятнистыми руками лишь одним взглядом своих маленьких карих глаз поприветствовал вошедшего барона. Ему было пятьдесят три года, сорок пять из которых Лионест Готтон отдал церкви. Белая роба настоятеля, увешанная всевозможными серебряными символами, бросалась в глаза в этом мрачном месте.

Барон Турин Эмельгем, сделав три широких шага, приблизился к брату и попытался обнять его, однако граф пренебрежительно отвернулся и приказал усаживаться. Он был скуп до эмоций и слишком стар для своих лет. Тем, кто знал графа всю жизнь, всегда казалось, что он стал стариком, будучи еще мальчишкой.

— Вина, — усаживаясь в кресло, проговорил Турин Эмельгем и виночерпий, который все это время тихо прятался в темном углу, поднес графин и наполнил кубок барона до верха. Барон отпил до половины, утер усы тыльной стороной ладони и обратился к графу. — Ваш побочный сын разлагает дисциплину среди порядочной молодежи. Не успел я вернуться в Еловый Бор, а Арвин уже умудрился поколотить Гидена Тандерби и моего пажа — Брюна Эрнитора. Вы ведь знаете, что внук барона Тандерби находится здесь под вашим личным покровительством…

— Знаю, брат, — устало произнес Эстор Эмельгем и вздохнул, поглядывая на настоятеля Готтона. — Но если мой сын смог с одной палкой побить двух вооруженных дворян, кто из них будет лучшим защитником наших земель?

Священник медленно засмеялся, издавая урчащие звуки, подобно квакающей жабе.

— Он — бастард, — метнув на настоятеля грозный взгляд, проговорил Бык. — Если чернь смеет поднять руку на дворянина, эту руку следует отсечь.

— В этом бастарде течет моя кровь, — глядя на брата исподлобья, ответил граф. — И он находится под моей протекцией, ничуть не уступая в этом Гидену Тандерби или любому другому дворянском отпрыску. Если закон не позволяет давать титул побочным отпрыскам, пускай все знают, что я отношусь к нему также как и к родному сыну.

— В таком случае следует заняться его воспитанием, — настаивал Турин Эмельгем. — Негоже колотить своих сверстников почем зря.

— Тебе не кажется, что этот бастард — единственное светлое пятно в нашем мрачном уголке? — щурясь, спросил Эстор Эмельгем.

— Забудем о нем, — махнув рукой, проговорил барон и допил вино одним глотком. Он знал, что спорить с братом насчет Арвина было бесполезно. Старик был слишком привязан к своей любовнице, от которой родился ублюдок. — У нас есть куда более важные дела. Однако я рекомендую тебе отдать этого хулигана на воспитание псарям, пока не стало слишком поздно.

Эстор Эмельгем немного подумал, но отвечать не решился.

— Поведай о своем визите в Ясеневый Город, — сложив руки у подбородка, сказал граф.

— Как поживает столица нашего княжества? — вставил настоятель Готтон, однако его слова Турин Эмельгем пропустил мимо ушей.

— Жители Ясеневого Города тяжело переживают потерю князя Брустора Легилля, — начал говорить барон. — Много незавершенных дел он оставил, отдав душу Единому раньше срока. Теперь Эшторном правит его старший сын — Онор. Это неуклюжий повеса, который тратит по стоуну золота в день, пьет ночами с дураками и шлюхами, а до дел княжества и вовсе не касается. Вокруг него уже начали собираться сомнительные личности, доверять управление нашими землями которым ни в коем случае нельзя. Герцог Филтон Легилль, младший брат Онора, возглавляющий регулярную армию Эшторна, наша единственная надежда.

— Филтон Легилль лишь герцог и командующий регулярной армией, — перебил барона Эстор Эмельгем. — Он не имеет ни малейшего права на владение Эшторном. Каким бы ни был Онор Легилль, нам следует принимать его таким какой он есть. Мы все знали, что после смерти Брустора будет именно так и теперь нам остается только присягнуть новому князю и жить под его защитой и властью.

— Послушай брат, — кашлянув, проговорил Бык, боясь, как будто его могут услышать посторонние. Лионест Готтон навострил уши, но граф остался все также равнодушен с виду. — В Ясеневый Город прибыли все три графа Эшторна, не считая тебя. Бротт Бертиран, Виллиан Дортур и Лори Таэрон были весьма раздосадованы, что владетель самого большого графства в Эшторне не сумел явиться в столицу, чтобы выказать свое почтение новому князю.

— И ты…

— И я, конечно же, битый час рассказывал им про ту мигрень, что одолевает тебя вот уже вторую неделю, — развел руками Турин Эмельгем. — Каждый из трех графов успел пообщаться с Филтоном Легиллем, однако ни одному так и не довелось повидаться с князем. Он даже не почтил их визитом! Какой позор!

— Как же он мог почтить их визитом, если ты сам говорил мне, что князь Онор все время пьет с дураками и шлюхами? — пожал плечами граф Тиринборский. — К кому из них ты относишь графов?

Бык скрипнул зубами, но пропустил колкость мимо ушей.

— Не стоит относиться к делам княжества слишком легкомысленно, — укоризненно пробурчал барон. — Даже самым далеким крестьянам понятно, что князь Онор Легилль приведет Эшторн к упадку.

— На все воля Единого, — равнодушно пропел Эстор Эмельгем.

— Графы ждут только команды, — тихо проговорил Бык. — Они ждут только знака от нас и армии двинутся на Ясеневый Город. Мы свергнем жирного князя и поставим на его место Филтона Легилля — единственного достойного владетеля Эшторна.

— Попахивает мятежом, братец, — покачал головой Эстор Эмельгем. — Если графам не терпится обнажить мечи, пускай они идут хоть на Новый Дунгмар. Я — живу в соответствии с законами Единого и законами нашего княжества. Идти на открытый мятеж — не лучшая политика. Поверь моему опыту и знаниям.

— Твой опыт — это книжки и светские беседы с церковниками, — сжав кулаки, проговорил Турин Эмельгем. — Жизнь проходит, но она здесь, а не на страницах твоих книг. Ты совсем потерял связь с реальностью, Эстор, и я уже не знаю, что сможет вернуть тебя.

Граф Тиринбора медленно поднялся со своего места, оказавшись довольно высоким. Он тяжело, по-старчески вздохнул, как бы сбрасывая с плеч всю тяжесть своего бремени и неспешно подошел к окну, раздвинув бархатные пыльные шторы. Кабинет наполнился светом и настоятелю Готтону, сидевшему напротив окна, пришлось зажмуриться.

— Посмотри в окно, брат, — спокойно сказал граф. — Что ты видишь?

Турин Эмельгем скривился и нехотя ответил:

— Дети играют во дворе, конюх чистит лошадь, псарь кормит собак, кухарки готовят жаркое. Все как обычно, брат. К чему эти отвлеченные беседы?

— Одним словом — это мир, — заключил Эстор. — Все, что ты видишь вокруг — радостные детские возгласы, попойки в трактирах, стук топоров в Тихолесье, байки охотников — все это возможно только в мирное время. Разве тебе мало тех времен, которые принес в наши земли отец? Разве тебе мало кровавых битв, предательств и жертв? Ты хочешь всего этого только потому, что Эшторном теперь правит толстый повеса, который дорвался до бочки с вином?

Турин Эмельгем задумался, поигрывая желваками.

— Онор Легилль еще совсем молод, — заключил граф. — И вся его спесь рано или поздно пройдет. Когда он насытится вином и шлюхами, настанет время править своими землями по-настоящему. Будет он хорошим князем или плохим, я не могу сказать. Но одно я знаю точно — мятежом проблемы не решаются. Графы не дождутся от меня ни единого меча и это мое последнее слово.

— Последний мятеж в Тиринборе отнял у нас законного владетеля Удела Топей, — пробубнил Бык. — Ты отказался подавлять восстание и дом Нормар перестал существовать. Теперь Уделом Топей правят сомнительные виконты, у которых нет вассала.

— Я послал своего гонца в Дорхем, чтобы найти там младшего сына барона Нормара. Говорят, что он обучается там грамоте. Мы восстановим равновесие, как только этот юноша найдется, — Эстор Эмельгем впился взглядом в негодующего брата. — У тебя ко мне все?

— Есть еще кое-что, — с виной в голосе проговорил Турин Эмельгем и граф кивнул, давая ему слово. — Князь Онор Легилль провозгласил турнир в честь своего становления. Он состоится в первый день Преддверия и будет проходить четыре дня. Говорят, что это будет самый масштабный турнир за последние сто лет, со времен знаменитой бойни в Дорхеме.

— Я очень рад, если это так, — равнодушно ответил Эстор Эмельгем. — Вам нужен кандидат?

— Один представитель графского дома и один представитель черни, — сказал барон. — Согласно регламенту из Ясеневого Города.

— Что ж, — почесывая подбородок, медленно протянул владетель Тиринбора. — Представлять дом Эмельгем я доверю тебе братец, что же касается воина из черни, то с тобой в столицу поедет кастелян Элторн. Все мои сюзерены будут вправе решить сами кого им отправлять на турнир из уделов.

Такое решение привело Турина Эмельгема в замешательство.

— Ваше высокородие, — с толикой дрожи в голосе проговорил барон. — Князь Онор Легилль созывает воинов на турнир, где в ход будут пущены заточенные мечи и настоящие булавы. Разумно ли с вашей стороны отправлять на бойню родного брата и второго человека в графстве?

— Неужели тебя пугает схватка с каким ни будь виконтом? — улыбнулся граф Эмельгем и барон знал — улыбка эта ничто иное как выверенная годами игривая маска. — Ведь еще совсем недавно ты хотел идти в бой против законного владетеля Эшторна и твоего сюзерена, а теперь ты позоришь мое имя, отказываясь быть представителем дома Эмельгем на одном из самых громких турниров за последние годы…

— Я буду биться за вашу честь по одному только зову, — склоняя голову, проговорил барон.

— Тогда наберись храбрости и услышь этот зов, брат, — вздохнув, сказал Эстор Эмельгем. — Ты отправишься в столицу, и будешь отстаивать честь дома Эмельгем. Такова моя воля.

— Да будет так, — вздохнув, ответил барон. — Однако я сомневаюсь, что Дит Элторн будет способен одержать победу в схватках простолюдинов. Он уже давно не молод и можно было бы подумать о более подходящей кандидатуре.

— Он старше меня, но я не позавидую тому воину, которому придется биться с нашим кастеляном, — серьезно проговорил граф, ставя точку в дискусе. — Если у нас иссякли взаимные вопросы, то прошу вас обоих: ступайте и дайте мне побыть наедине с собой.

Эстор Эмельгем вернулся к столу и опустил голову, погружаясь в чтение Молитвослова. Настоятель Готтон и барон Эмельгем тихо покинули графский кабинет.