Глава двадцать четвёртая

Возобновлять собрание было поздно. Виктору пришлось отложить введение демократии до лучших времён, а они всё не наступали и не наступали. Зарядили ливни, ручей взбух, и на нижнем уровне возникло небольшое озерцо. Пришлось спешно перенести несколько построек. Потом появились волки, зарезали кабанчика и утащили.

Второй урок, теперь уже от четвероногих грабителей, не пропал даром. Виктор объявил особое положение и принял все возможные меры предосторожности. Охрану лагеря круглосуточно несли охранники, вооружённые копьями с наконечниками из кухонных ножей, занятия военной подготовкой стали обязательными, а утренняя зарядка превратилась в полноценную тренировку.

Все, от мала до велика разучивали приёмы самообороны, учились владеть шестом и дубиной. Разведгруппы превратились в семёрки и уходили в глубокий поиск на несколько дней сразу.

Регбисты сдержали слово — остались в отряде. Им, конечно, помогли восстановить сломанное ограждение, а то копались бы они до морковкина заговенья. А попутно им объяснили правила поведения и — судя по их очень уважительному отношению к «тирану» — опасность непослушания.

Времени на отдых у отрядников совсем не оставалось. Алёна и психолог больше разговоров про релаксацию не заводили, но Виктор постоянно чувствовал, насколько изменилось отношение девушки к нему.

Та пренебрегала любыми словами командира, кроме прямого обращения или приказа. А он старался как можно меньше её отвлекать от дел — похолодало, в лёгкой одежде и обуви дети стали простужаться и прихварывать.

Умерла простывшая старушка, кашляла-кашляла, и наутро просто не проснулась. Зато трое раненых практически выздоровели, что позволило назначить их на охрану лагеря, а из бывших охранников создать дополнительную разведгруппу.

Вот она и обнаружила автоматический завод. Тот не работал — энергии не было, но на складе оказалось огромное количество синтетической материи. Когда радостные разведчики приволокли несколько рулонов ткани, которая превратилась в подобие древнегреческих хламид для детишек — Виктор снарядил туда целую экспедицию.

Двадцать человек должны были сделать несколько рейсов, но вместо этого пришлось ограничиться одним. На фабрике они встретили представителей другой выжившей группы, чему все оказались так рады, что решили взаимно сходить в гости. Половина разведчиков привела новых знакомых в лагерь, а вторая — отправилась на птицефабрику.

Виктор выслушал гостей, обрадовался решению проблемы с мясом — свинину он мог позволить своим лишь раз в неделю, чего было недостаточно. Судя по рассказам тех бедолаг, жили они в скверных условиях. Чтобы не откладывать дело в долгий ящик, командир велел собираться в дорогу Алёне, Водянову, психологу Андрею, взял с собой три самых сильных разведгруппы и ранним утром отправился туда.

Во второй половине дня стало понятно, что марш-бросок не удался. Гости оказались физически слишком слабыми и буквально валились с ног. Предстояло где-то заночевать, и тут группа вышла на старую заросшую дорогу.

— Искать поляну, — приказал Виктор разведчикам.

Гриша со своими парнями побежал вперёд, осматриваясь по сторонам. Но буквально через минуту в той стороне, куда они ушли, грохнул выстрел, спустя минуту — второй и третий. Виктор встрепенулся:

— Всем оставаться здесь!

Поймав тревожные взгляды Алёны и профессора, он нахмурился, подозвал к себе Михаила-регбиста:

— Если стрельба продолжится, уводи людей назад, в лагерь. Будешь за старшего, — и нырнул в кустарник, росший по обочине.

Спустя несколько минут он рассматривал с небольшого бугорка бивак, разбитый возле грязно-синего троллейбуса. Судя по формам и рекламным надписям на боках, этот вагон прибыл из времени, близкого Виктору. Костёр с котелком над ним, пара ящиков, несколько сидений, гора сухой травы, изрядная гора хворосту — всё это придавало обстановке мирный вид, если бы не два неподвижных мужских тела.

Вокруг головы одного расплывалось широкое пятно, а второго рассмотреть не удавалось — его загораживали парень и девушка. Они стояли на коленях и, видимо, оказывали помощь.

Никаких признаков опасности и людей с оружием Виктор не обнаружил, тем более своих парней. Это его удивило. Осмотреть окрестности не удавалось — слишком сильно тут поработало землетрясение. Поваленные стволы деревьев перекрывали обзор. Пришлось рисковать:

— Что случилось? — вышел он на дорогу. — Помощь нужна? Я слышал, вы стреляли..

— Не мы, — вскинула голову симпатичная девушка, что стояла на коленях перед телом мужчины явно неживого вида. — Лёши нет. Мы не знаем… А тот, он с этим, и убил Федю… А Юра зарубил второго…

Она показала на молодого парня со светлой бородкой, который находился в шоке, наверное, от содеянного. В его руке был зажат топор, с отточенного лезвия которого свисали капли свернувшейся крови. Взгляд парня не отрывался от убитого.

Виктор аккуратно разжал пальцы Юры, выдернул топор, отбросил к костру, подальше. Потом подозвал мужика, очень интеллигентного с виду, но с глазами, полными ужаса:

— Не стой дурак дураком, уведи парня. Говори с ним, утешай. Не молчи, а то он сейчас с ума сойдёт, в лес кинется, хрен отыщем…

Убедившись, что поручение выполняется, он отодвинул девушку и осмотрел мужчину, лежащего на земле. Тот не дышал.

— Всё, ему уже не помочь, — огорченно заметил Виктор, закрывая убитому глаза и поднимаясь. — А за что его?

— Ни за что! — выкрикнула девушка и расплакалась. — Федя, чего ты к нему полез… И Лёши нет!

Виктор не знал, как утешать её, поэтому продолжил рассматривать несчастного Федю. Судя по свежей окровавленной ране в животе, пуля попала тому в брюшную артерию или позвоночник. Рука убитого находилась в пластиковом самодельном лубке, который держался на шее с помощью куска провода.

«Похоже, тут люди приспособились, что-то соображали. Может, они из тех, к которым идём? Вряд ли, зачем бы им троллейбус обживать тогда?»

— Кто у вас старший? — спросил он девушку. — Перестань плакать, этим ты никому не поможешь. Расскажи лучше, что случилось. И как тебя зовут, кстати?

Всхлипывая, Флора сумела передать основное, хотя и с пятого на десятое. По её словам, руководитель, толковый человек, мудрый и знающий очень много, отлучился за лекарствами для раненой собаки. Остальные занимались делом, собирали хворост, траву для матрасов, искали ручей.

А когда в лагере остались только женщины и дети, из леса вдруг вышли два мужчины, которые грубо потребовали еды. Им предложили подождать, пока все соберутся, и вместе поесть.

Чужаки раскричались, сами сняли котел с мясом, а кашеварку Изольду ударили по лицу. На крик прибежали Олег и Федор. На них чужаки набросились с кулаками. Тогда Федор вытащил пистолет и пригрозил им самому высокому.

— Но у Феди рука сломана и он весь такой неуклюжий, — снова разрыдалась Флора, — он не стал стрелять, а отступил и споткнулся. Тогда этот, высокий, поднял пистолет, и выстрелил ему в живот. И смеялся. На нас на всех пистолет наводил… А второй мясо доставал из котла. И тут подбежал Юра, ударил его топором и замахнулся на высокого… Тот два раза выстрелил, промахнулся и убежал…

Из лесу послышались голоса. Несколько женщин, двое детей и Гришины разведчики шли к стану. Они вели молодого брюнета со связанными руками. При виде его Флора перестала всхлипывать — замерла, потом вскричала:

— Это он! — и набросилась, норовя вцепиться ногтями в глаза. — Гад! Сволочь! Федю убил!

* * *

Все до единого отрядники толпились в уцелевшей части птичника, под крышей, потому что на птицефабрику обрушился очередной ливень. Нина радовалась, что ей не надо вести заседание и подталкивать членов совета.

Сегодня это делал представительный дядька лет пятидесяти, которого звали профессор Водянов или Сергей Николаевич. Он единственный среди гостей величался по имени-отчеству.

Однако старшинствовал в их делегации не профессор и не девушка по имени Алёна, а коренастый мужик средних лет по имени Виктор. Хотя говорил он негромко, но те, кто пришёл с ним, слушали каждое его слово. Не только Нина заметила это. Антон даже подчеркнул разительное отличие двух команд:

— Я такой дисциплины и в армии не видал! Каждый знает своё место, и не отнекивается.

— Нам бы так, — согласился Дима, — горы свернуть можно.

— Правильно, у них высокая сознательность, — подчеркнула Нина, а чтобы усилить аргумент, добавила. — Если мы будем с людьми работать, объяснять каждому важность именно его вклада, то и у нас будет такой же энтузиазм.

Вожатые скаутов изобразили вежливое согласие, но и только. Девушка встревожилась. Ей показалось, что они с удовольствием отказались бы от работы в совете, сменив возможность проявлять инициативу на тупое послушание. У неё словно колокольчик прозвенел в голове: «Демократия под угрозой!»

Нина тотчас встревожилась, ведь она столько сил положила на создание и развитие самоуправления, а тут её детище собираются сравнивать с заведомо несправедливым, казарменным режимом!

Она оставила все дела, чтобы сопровождать Сергея Николаевича и Виктора. Гости быстро осмотрели лагерь, уточнили количество комбикорма, прикинули, сколько бройлеров живёт под открытым небом, скептически покривились и предложили собрать актив для принципиального разговора.

— Не актив, а совет, — возразила Нина, — раз переговоры, то надо их вести на высшем уровне. Если что важное, тогда всех соберём.

— Годится, — кивнул Виктор, — собирайте прямо сейчас.

Собственно, собирать никого не пришлось — все стояли рядом. Самое неприятное для Нины, что никто не хотел работать. Отрядники с интересом расспрашивали гостей, ахали, откровенно завидовали их порядкам, прочной крыше над головами и уверенности в будущем дне. Постепенно все сбились в толпу и бродили вслед за делегацией гостей. Это выглядело скверно и недостойно, словно цыганский табор или запорожская вольница, сборище анархистов.

Ко всему прочему, вместе с визитёрами пришла ещё одна, маленькая группа, человек десять, которыми руководил, якобы, Мудрый Знаток. Они держались в сторонке, поэтому не сразу попались на глаза Нине, а только перед самым советом. Её поразило, что в составе той группы находился Герман, почему-то связанный по рукам и ногам. Два здоровенных мужика завернули девушку, которая кинулась выяснить причину такого обращения с парнем:

— Он арестован. Виктор сказал, потом разберётся, к вечеру.

— Герман — наш, вы не имеете права его держать у себя!

— Это с командиром решайте, — охранник могучей рукой отстранил её.

Рассерженная Нина кинулась к Виктору. Тот выслушал, пообещал всё объяснить после главного вопроса, потом поднялся и обратился к совету:

— Времени мало, поэтому вести наши переговоры, как вы их назвали, стану я. Ситуация в стране аховая, если вы этого ещё не поняли. Помощи ждать не от кого, надо самим выживать. Для этого надо выкладываться, работать не покладая рук. У вас порядка и дисциплины нет, как я заметил. Работу побросали, рты поразинули на нас, а руководители и в ус не дуют. Новгородская вольница плохо кончила, чтобы вы знали…

Отрядники онемели. Совет растеряно смотрел на Нину, а та потеряла дар речи от такого наезда.

«Ничего себе гость! Охамел совсем. Надо что-то ему ответить. А что?» — пыталась собрать мысли девушка, но толкового ответа экспромтом выдать не могла.

Виктор тем временем продолжал разносить деятельность совета в пух и прах:

— …плана развития у вас нет, к зиме не готовитесь. Знаете, это называется — плыть по течению. Мы прикинули ваши ресурсы, и считаем, что можно хозяйничать лучше. Вы из тех яиц, что бройлеры стали нести, могли бы цыплят вывести, поголовье бы восстановили… Эх, нам бы ваши условия! Ну, ладно, к делу. Давайте-ка объединяться, создавать единое поселение. А то вы скоро последних кур подъедите, потом комбикорм прикончите, а там морозы подоспеют. Наше предложение понятно?

Он замолчал, переводя взгляд с одного члена совета на другого. Все опускали глаза, что подействовало на Нину, как ожог от утюга. Ей стало настолько больно, что она прекратила попытки найти умные слова, а просто кинулась на защиту своего детища, очертя голову:

— Вы специально совет грязью поливаете? Нас наш порядок устраивает, — выкрикнула она, — а к зиме мы подготовимся. Уже готовимся! И вообще, вам не кажется, что борзометр зашкаливает?

— Не кажется, — парировал Виктор, оборачиваясь к Нине. — Вы неспособны организовать людей. Вот, полюбуйтесь, — он повёл рукой вокруг, — это не ваши люди стоят, уши развесили? Типичное безвластие, потому и порядка нет. Каждый делает, что хочет, а вы их уговариваете, вместо того, чтобы заставить…

Профессор с места выдал цитату:

— Это опасно! Когда верхи не могут управлять, а низы не хотят подчиняться, экстремизм поднимает голову, начинаются смуты, волнения, бунты…

— Кстати, Нина спрашивала, почему арестован один из ваших, Герман? — громко продолжил Виктор, обращаясь к толпе. — За бандитизм и убийство. Он и его дружок ограбили беззащитных женщин, а когда мужчины попытались дать им отпор — застрелили человека. Без малейшего повода. Если вы считаете, что у вас порядок, то как такое возможно?

Отряд затих, глядя на Нину. Девушка растерялась. Она понимала, что промолчать нельзя, но не знала, как поступить. В голове билась глупая и бессмысленная фраза, которую она запомнила. Телевизионная судья при зачтении приговора какому-то преступнику начала свое длинное выступление со слов: «Заслушав доводы обвинения и защиты, рассмотрев доказательства, суд пришёл к выводу…»

Нина ухватилась за эту — единственную связную и толковую, как ей казалось — мысль и произнесла как можно твёрже:

— При чём здесь порядок? И почему мы должны вам верить, что Герман — бандит? Это серьёзное обвинение, его нужно доказать. Факты, свидетели, прокурор, адвокат — только так! Когда суд признает Германа виновным — тогда и будете права качать.

Спроси кто, откуда у неё взялись такие жаргонные выражения, Нина сама бы не вспомнила, но эти «феня» произвела на Виктора удивительный эффект. Он запнулся, внимательно посмотрел на девушку. Та гордо вскинула голову и держала взгляд.

— Даже так? Хорошо, прежде чем решать главный вопрос, решим частный, — согласился Виктор, — устроим суд. У нас есть в этом небольшой опыт. Предлагаю обвинителем Флору из группы, где был убит человек. Защитником можете быть вы, Нина. А судьёй буду я.

И он жёстко глянул на Алёну, которая за время совещания не произнесла ни слова.

Загрузка...