Выбрать быль

Глава 6

Сидеть на диване и предаваться ленивой неге, только позавтракав, чувствуя приятную тяжесть в желудке, смотреть на красивую сонную девушку… Приятно же?

Да. Утреннее солнце заливало комнату, бросая длинные тени от предметов. Я, полностью одетый в новую, с иголочки, форму, наблюдал за нервно теребящей воротник Шино. Форма потока прислуги была вполне себе повседневной тёмной матроской, так называемой сейлор-фуку, с длинной плиссированной юбкой. И в этой форме она чувствовала себя неуютно, главным образом потому, что некуда было пристроить меч. Элитная убийца в школьной форме… Что-то такое помню из прошлой жизни. Что-то, что было толи мультиком, толи рисованным фильмом. Азиатского производства. Как оказалось, фантазии порой могут быть реальны. Кстати о девочках убийцах. Третий день уж, а я ещё не разгадал интересующий меня вопрос. Хотя он возник только вчера. Как я мог биться с ней на равных? Почти на равных. С одной лишь боевой шваброй в руках.

— Скажи-ка, дитя моё, — привлёк я её внимание, — ты можешь продемонстрировать свою способность?

— Да, господин.

Девушка подошла к стеклянным дверям, выходящим на маленькую лужайку позади дома, задёрнула плотные тёмные шторы, разом погрузив комнату во мрак и… растворилась. Просто исчезла из моего поля зрения.

— Здесь я, господин, — раздался голос из-за спины, но какой-то отдалённый, глухой, не её привычный с мягкой хрипотцой.

Оглянувшись, я вновь узрел то, что в первый раз вогнало бы в ужас даже бывалого спецназовца. Тёмную, слегка размытую фигуру с провалами в бездну на месте глаз.

Занятно. Осторожно приблизившись, я прикоснулся к ней. Тёплая. Провёл рукой около тела, но кроме разового лёгкого касания ничего и не почувствовал. Словно кто-то проверил меня и пропустил, позволяя существовать и дальше. Весьма занятно.

— Ну-ка, побегай по комнате.

Ничем не выдав своего удивления таким приказом, она просто размылась в пространстве. Для взгляда обычного человека. Самого обычного. Я всё же улавливал движение, но весьма посредственно. Более чем занятно.

— Ты мне поддавалась в нашем бою? — только такой вопрос и мог прийти мне в голову после такой демонстрации.

Нет, она конечно была ослаблена недоеданием, возможно уже болела, но…

— Господин, — Шино остановилась, в её голосе зазвучало лёгкое удивление, — в том бою вы двигались столь же быстро.

У меня не хватит сравнительных образов перед "занятно", чтобы выразить мою заинтересованность. Но как? Стресс? Страх, что позволяет мобилизовать скрытые ресурсы организма? Помимо ужаса из глубины разума я в том бою не испытывал ничего кроме желания выжить. Столь привычного, что, когда Безносая побывает около тебя раз в десятый, на него уже и не обращаешь внимания.

— Быть не должно так? — удивления в голосе прибавилось, — Вы же Воин.

Мне кажется, или она произнесла это слово с большой буквы?

— Это что-то объясняет?

— Человек войны, Искусник, говорят ли что-то вам сии именования?

Меня с кем-то путают и что-то не договаривают. Странно, от этой девчушки меньше всего ожидаю сокрытия информации. Но она явно не так проста, как может казаться со всеми своими "господин" и забавной речью.

— Пожалуй, нет.

— Объяснить я не могу. Не потому, что не желаю — не знаю как. Всё это Воин! Возьмите в руки оружье.

Пафос так и прёт.

Передо мной появилась рукоять меча, ленты теней скользили по нему, окутывая и лаская, словно руки матери нежно оберегающей ребёнка. Но нет. Не возьму в руки эту мрачную железяку. Ещё в первый раз она едва не вынесла мне мозг своей яростью. Вместо этого я вытащил из спрятанного за телевизором короба трофейный автомат. Действительно QBZ-95. Бул-пап с укороченным стволом. Флотский вариант. Вставил магазин, дослал патрон. Вскинул автомат к плечу, но кроме вполне узнаваемого ощущения удерживаемой в руках машины убийства ничего не почувствовал. Присел. Попрыгал. Сделал пару шагов. Ничего.

— Не сие, презренное, а то, что истинного воина достойно, — вновь рукоять меча оказалась передо мной.

Нет. У этого автомата хотя бы нет души. И он не сорвёт мне крышу от простого касания. Я отстранился, вернул трофей на место и отмахнулся от всё ещё ожидающей девушки.

— Получается, боевая швабра достойней штурмовой винтовки? — выгнул я бровь, девушка пожала плечами, — Ладно, разберёмся, попробую потом с веником. Снимай свою маскировку.

По дороге до школы, ко мне привычно присоединилась Мафую, выйдя из ворот своего особняка, она сонно зевнула, прикрыв ротик ладошкой и замерла, с опаской поглядывая на мою спутницу чистыми голубыми глазами.

— Йо, Фума! — вскинул я вверх руку, — магнитик привезла?

Пожалуй, это единственный человек, с которым я могу быть непосредственным, фамильярным, даже бескультурным, она всё простит и поймёт. Друг, что тут скажешь.

Мафую обошла меня по кругу так, чтобы я был между ней и таинственной, для неё, незнакомкой, выглядящей довольно мило, если подумать, и даже скромно. Протянула маленький пакетик доверху заполненный разноцветными кругляшками и прямоугольниками.

— Смотрю, — заглянул я внутрь, — тут на все случаи жизни. Знакомься, это Нагаи Шино. Шино, это Итидзё Мафую. Я тебе про неё рассказывал.

Шиноби кивнула, поклонилась на сорок пять градусов и замерла, на долгие пять секунд. Поставленная ей задача была ясна — защищать любой ценой. И она сей приказ приготовилась выполнять со всей ответственностью. Подхватив замершую в нерешительности голубоглазую девушку под руку, я направил наши стопы к школе.

— Как прошёл концерт? — спросил я у о чём-то размышляющей дочери якудзы.

— Концерты, — колокольчиком прозвенел в утренней тишине её голос, — я играла.

И всё? Очень информативно. Захочет, расскажет, ну а если нет, то на то мы и друзья, чтобы помолчать о чём-нибудь.

Уже у самой школы нас затормозил окрик:

— Мафую-сан, привет!

И тут же посыпались вопросы от очень радостного паренька. Таканаси Дзюн. Просто утро встреч.

— Как прошёл концерт? Что ты играла? Много зрителей было? Я смотрел твоё первое выступление по телевизору! Волшебно!

Слишком много шума. Парень сделал ещё шаг и хотел было приблизиться ещё, но в грудь ему упёрлись ножны меча. Холодные глаза Шино сверкнули предупреждающей зеленью. Мол, ещё шаг и шагать тебе будет нечем. Я же, выставив как живой щит перед собой пианистку, довольно громко зашептал отчаянно краснеющей девушке на ушко.

— Не подпускай его ко мне. Он плохой! Он домогался до меня?

— Домогался? — уши девушки полыхнули малиновым цветом.

— Да! Он спрашивал, не встречаемся ли мы с тобой? Зачем по-твоему? Я тебе скажу! Он явно из этих…

— Этих? — теперь покраснела и лебединая шейка.

— Этих!! — добавил я в голос значимости.

— И-и… Всё не так!! — повысил голос Дзюн, заливаясь странным пятнисто-красным окрасом, — я не из них!

— А зачем тогда спрашивал? — думаю, стоит попробовать подтолкнуть их навстречу. Может сейчас, в запале, выкрикнет те самые заветные слова.

Но нет. Я переоценил его выдержку. Он свалил. Храбро бежал? И скрылся, и смылся, и дёру он дал — храбрейший Дзюн-смельчак.

— Это твоя служанка? — попробовала перевести разговор на иную тему Мафую, кивком головы с пунцовыми щеками, указала она на завязывающую тесёмки чехла мечницу.

— Как ты думаешь, почему он так засмущался и убежал? Из этих, наверняка! — не поддался я, подкидывая ей пищу к размышлениям.

— У неё страшно выглядящий меч, — сверкнула искрами затаённого смеха в синеве глаз Мафую.

Разговор двух глухих. Молодые аристократы, старательно сдерживая смешки, проходили мимо, кивая, порой вежливо здороваясь, я вновь подхватил девушку под руку, как бы со стороны это не выглядело, но у меня порой возникает ощущение, что если её оставить одну, она превратится в потерянного котёнка. И кто-нибудь её подберёт.

— Встать! Поклон! Садитесь!

— Откройте учебники на странице… сегодня мы изучаем…

— Встать! Поклон!

Всё повторяется вновь и вновь. Это место радует своей стабильностью и отсутствием неожиданных поворотов. Каждый раз, возвращаясь с перемены можно пребывать в твёрдой уверенности, что тебя ожидает лишь голос старосты:

— Встать! Поклон! Садитесь!

И голос учителя, согласно многочисленным педагогическим книгам, живой и счастливый, что ему довелось учить будущее страны, обычно начинающий со слов:

— Откройте учебники на странице…

После тщательной и, как казалось, вечной отсидки в школе, единственной прелестью которой было то, что ничего не происходило, мы, всё той же торжественной троицей отправились домой. На перекрёстке рядом со школой я остановился, вынуждая притормозить и девушек.

— Мне туда, — махнул я рукой в сторону станции метро.

Развернулся и неторопливо пошёл, провожаемый двумя взглядами. Спокойные омуты зелени ниндзя резко контрастировали со слегка испуганными небесными маленькой пианистки, словно не с маленькой девушкой её оставляю, а одну в тёмной комнате с "призрачной" репутацией бросаю.

Знакомый район, после часа тряски в метро, в плотной толпе таких же куда-то стремящихся людей, встретил меня всё той же угрюмой серостью что и ночью. Только ночь скрывает многое, заставляя воображение дорисовывать идеализированные детали, днём же район не столь поражал своей унылостью. Хотя и был не самым презентабельным. Знакомый подъезд со знакомой надписью у лифта, сегодня гудящего и переносящего по этажам людей и знакомая лестница, по которой я и пошёл, оценив приблизительное время ожидания. Знакомая дверь, при свете дня выглядящая ещё более хлипкой, встретила меня уже незнакомым листком. Уведомляющим, что жильцы этой квартиры должны выселиться в соответствии с законом о том-то статьёй такой-то, параграфом за номером таким-то. Занятно. Видимо денежки не только у бандитов были заняты. Государство, правда, действует другими путями. Законными. Только государство, в отличие от бандитов, не перебьёшь. Девушка доставила неприятности семье. Семья отвернулась, даже если девушка и не виновата, но… У девушки тут же появились проблемы. Без крыши, однако же, жить ещё сложнее. Или всё сложнее? Как я не люблю запутанные ситуации. Я покосился на сумку, в которой лежали два конверта.

Звонок визгливо верещал уже минут пятнадцать и какой-то недовольный сосед даже выглянул за дверь, узнать, что же там происходит, но встретив мой недовольный взгляд и форму элитной школы для золотой молодёжи, лишь вежливо посетовал, что ныне людей и из пушки не разбудишь, а вроде такая молодая девушка там обитает. Наконец, дверь приотворилась, удерживаясь на лёгкой цепочке, из узкой щели выглянул испуганный глаз, после чего дверь всё таки открылась и меня, с вежливым поклоном, всё же впустили внутрь.

Да уж, жизнь, за последние три дня, девушку потрепала изрядно. Пластыри на лице, пластыри на руках, золотистые синяки, которые они скрыть уже не могли, потухший взгляд, всклокоченная шевелюра… Одета бывшая пленница была не броско, в одежду не самую новую, но чистую и опрятную. Да и сама она была под стать своей квартире, маленькая и всеми забытая. Сев на пол, за низенький классический столик, я принял вежливо предложенную чашку чая. Жидкого, почти вода, а не настой, но всё же чай. Ох уж это гостеприимство. Девушка села напротив, уставившись блёклым взглядом в серую стену, грея руки о точно такую же чашку. Ей совсем не интересно?

Юная Тодороки-то понятно почему не была в школе, а вот эта девушка, знающая что её будущее зависит от образования, скорее всего, собралась школу покинуть. Форма, такая же как у Шино, только более поношенная, хотя всё ещё очень аккуратная, висела тут же, на стене. Хотя глупый вопрос. С синяками на всём теле в школе лучше не появляться — клеймо на ближайшее обозримое будущее.

— Ты веришь в безвозмездные добрые дела? — начал я.

Лёгкий презрительный блеск глаз был мне ответом. Да, безнаказанным добро не остаётся. И этот, по сути, ещё ребёнок, вряд ли видел хоть толику его от кого-либо кроме матери.

Я покрутил чашку в руках, заметил на боку трещину, чашка с какой-то историей или просто чашка из магазина всё по сто, но не выкидываемая потому, что денег на другую нет?

— Как у тебя с работой?

Хотя чего уж там, наверняка ушла с подработки, когда заключала договор с семьёй Тодороки. Увы ей, договора больше нет. Работы нет. Будущего, возможно, тоже нет. Деятельная натура пробьётся, но что-то не заметно по этому потухшему взгляду, что она станет бороться, порой жизненные невзгоды ломают даже самый крепкий характер.

— Знаешь, мне как-то дед говорил, что за одно совершённое без умысла доброе дело прощается семь грехов на небесах. Как ты думаешь, правда это?

— Ваш дед, наверняка, был мудрым человеком, — обтекаемо оформила она мысль.

Хороший голос, тёплый. Какой-то семейный, хоть ещё и очень молодой, только закончивший ломаться. Повезёт мужчине, которого будет встречать дома такой голос.

— Знаешь, в чём разница между людьми?

Что-то меня эта ситуация забавляет, обычно люди мне что-то говорят, а я помалкиваю, киваю, да нейтрально отвечаю. Что же, приходится иногда побывать и в чужой шкуре. Полезно. Девушка, ожидаемо, пожала плечами. У неё наверняка было своё мнение, но со странным мной она делиться им не хотела.

— В их неравенстве! — выдвинул я свою точку зрения, — я поясню. Ты женщина, я мужчина. У тебя мало средств, у меня достаточно. У тебя нет дома, у меня есть. Такая вот между нами разница, если судить бегло. Да, у меня довольно большой дом. Пять спален, большая гостиная, просторная кухня, огромная ванная, несколько кладовых, маленький подвал. Нет, я не хвастаюсь, его очень тяжело убирать. Ванную каждый раз отмывать запаришься. А в некоторых комнатах пыли уже под потолок.

В бывшей комнате родителей, например. Я в неё уже шесть лет как не заходил, разве что только приоткрывал дверь, дабы проверить всё ли в порядке. А всё потому, что этот из глубины начинал посылать такие волны дикой печали и страха, что переступить её порог было выше моих сил.

— Ты, кстати, готовить умеешь?

Последовал лёгкий кивок, похоже начала догадываться куда я клоню, но испытывать надежду не спешит, знает, как это тяжело, обламываться в лучших ожиданиях. Такая маленькая, а уже такая взрослая.

— А я такой ленивый. Просто ужас порой разбирает, как хотелось бы вставать на полчаса позже, а завтрак уже готов. Прийти домой, а дом убран, ужин готов! Прелесть, не находишь?

Вновь лёгкий кивок. Не понимаю, зачем я мучаюсь. Может просто оставить пачку, полученную от Тодороки да и свалить к чертям? Но с другой стороны, Шино не прислуга. Использовать её в этом качестве, всё равно, что поставить ядерную боеголовку вместо кухонной плиты. А так можно поиметь солидную выгоду. На три года зарплаты для этой девушки в том конверте хватит, да ещё и с полным пансионом. А там уже университет, найдёт подработку, да и пусть идёт на все четыре стороны. И мне выгода. И доброе дело. И, самое главное, живой человек, без тараканов, который будет рядом с маленькой убийцей. Будем надеяться, что Кёко повлияет на Шино, а не наоборот. Двух киллеров мои хрупкие нервы не выдержат.

Потянулось молчание, я неторопливо хлебал жиденький чай без сахара и молчал, предоставляя ей обдумать всё не спеша. Всё же, пусть и не по своей воле, но Саёко, предыдущий человек, которому доверилась эта девушка, предала её. Обидно ей. Наверняка больно. От подруги с которой вместе росли такого не ожидаешь. Не знаю как там юная госпожа, но маловероятно, что она не думает об этом каждую секунду своего заточения.

— Прошу простить мою невежливость, но…

— Меня зовут Осино Шин, — вежливо приподнял я свою задницу, ограничившись кивком.

— Отоо Кёко, — девушка отодвинулась от стола и глубоко склонилась, уперев кончики пальцев в пол, — а откуда вы…

— Есть у меня давняя знакомая, Саёко-тян, знаешь такую?

Вновь осторожный кивок, мол знаю, но тебя рядом никогда не видела. И вместе с тем надежда. Первые её проблески, но хоть какой-то прогресс.

— Она, как узнала о моей беде, тут же сообщила, что очень ответственная, аккуратная, чистоплотная как истинная японка, добропорядочная и старательная девушка ищет работу в качестве прислуги с проживанием. Говорила, что обитает по этому адресу. Ты не знаешь такую? Может я адресом ошибся?

Девушка смущённо заёрзала. Считай, что на собеседование пришла не подготовленная, неумытая, непричёсанная, хотя видно, что это её волосы так вьются крупными локонами, но… Предполагаемый наниматель намекает, что недоволен. Шанс может быть упущен. А он, шанс, имеет свойство случаться раз в жизни.

— Прошу простить, — девушка подпрыгнула, словно под ней рванула граната, — я скоро.

Спустя десять минут, просто со скоростью света, можно сказать, передо мной сидела аккуратная, причёсанная, опрятно одетая девушка. Одетая в форму горничных. Подрабатывала в школьном кафе, видимо. Мне долили чай, уже с некоторым смущением. Оживает на глазах. Пластыри никуда не делись.

— Ну так вот, — как ни в чём не бывало продолжил я, — она и говорит, мол, заодно и доброе дело сделаешь!

— Я знаю такую девушку, Осино-сама!

Я достал из портфеля бланк стандартного контракта на три года и ручку, подписал свою часть. Дождавшись пока она достанет из кармана маленькую печать и проштампует своё место подписи, положил на стол тоненький конверт с надписью "аванс", поднялся и попробовал улыбнуться. Не уверен, получилось ли, но…

— Ты нанята. По указанному в контракте адресу жду завтра. С вещами.

— Да, Осино-сама.

Девушка оживала, возможно ещё не веря своему счастью, но потихоньку обретая уверенность, что её ждёт не панель, а вполне себе комфортная работа по профилю. И что подруга не забыла её, а позаботилась, даже не имея возможности помочь лично. И не совершаю ли я ошибку? Может у кого-то на неё свои планы? Да и демоны с ними, приятно иногда сделать доброе дело, подумал я, не прощаясь закрыв за собой дверь, Кёко так и не поднялась с колен, смиренно уперев лоб в пол.

По дороге домой я усиленно пытался осознать ситуацию, вдруг завертевшуюся вокруг меня. Почитай шесть лет жил один как сыч, не нуждался ни в компании ни каком-либо общении. Был уверен, что и завтрашний день будет таким же. Рассчитывал прожить жизнь спокойно, без излишнего напряжения, возможно подавшись после школы во флот или армию, если уж иных вариантов не будет, столь же спокойно отслужить, с честью делая то, что делать только и умею. И что? Как говорится, если хочешь посмешить богов, расскажи им о своих планах. Уже более полугода приглядываю за маленькой девочкой, которую считаю своим другом. Ох, был бы взрослее — был бы повод почувствовать себя плохим дядей. Одно только и спасает — выгляжу я столь же молодо что и она. И всего ведь три дня прошло! Всего ничего! А появилась ещё и кроха-ниндзя, повёрнутая на верности и каких-то Воинах, к которым причисляет и меня и явно умалчивающая о чём-то. Да плюс и прислугу нанял. Вот уж неожиданный поворот. И кой демон меня дёрнул?

И если подумать, то мой близкий круг общения составляют исключительно молодые девушки в самом расцвете сил!

Первая — Инами Тоока — странная, до безобразия скрытная девушка которой что-то надо от меня, и которая всё обо мне знает. Помогает порой. Но ничего не требует взамен, всё что нужно, видимо, берёт сама.

Вторая — Итидзё Мафую — милая, добрая, пушистая, хрупкая девушка у которой фактически нет друзей. Влюблённая в друга детства, как мне кажется, который, получается, с такими чувствами уже вроде как и не друг уже. Во всяком случае, я не видел чтобы она общалась с ним столь же спокойно как и со мной. Гениальная до странности.

Третья — Нагаи Шино — маленькая шиноби со странными способностями. Мистическими, можно казать. Малолетняя убийца. Я, в её возрасте, и помыслить не мог о том, чтобы прикончить человека. Со странными целями и идеалами, повёрнутая на служении мне. И, будем надеяться, что она не передумает, а если передумает, то уйдёт без скандала с убиванием всех встречных поперечных.

Четвёртая — таинственно странная незнакомка с детских площадок — условно молодая, я уже с трудом помню нашу первую встречу, во время которых мы так же беззаботно раскачивались на качелях, я слушал её загадки, и задавал наводящие вопросы, на которые получал ещё больше загадок. Признаться, я опешил, когда она попросила моей крови.

Ну и к этому кругу теперь можно причислить и Отоо Кёку, маленькую и испытавшую жестокие удары судьбы девушку, о которой я, пока, ещё слишком мало знаю. Будем надеяться, что новые странные личности не появятся. Хотя, я думаю, некоторого внимания юной аристократки Тодороки Саёко мне не избежать. Попросить, что ли, её отца, чтобы он запретил ко мне приближаться под каким-нибудь предолгом. Сойдёт даже и намёк, что я опасный тип с которым приличным девушкам общаться не стоит — научит плохому.

Вот так вот и получилось, что за три дня я получил ещё двух людей, за которых теперь вынужден нести ответственность. А ведь раньше только за сестрёнку, совершающую редкие, но опустошительные, подобно татаро-монгольской коннице, набеги, только и отвечал теми периодами. Непривычно до боли где-то глубоко в груди.

Непривычно. Столь непривычно, что хочется напиться. Единственное, что я сейчас знаю о завтрашнем дне, так это то, что он будет субботой. Выходным.

Неторопливо выйдя из холла метрополитена, я, с чувством глубокого облегчения вдохнул свежий воздух, чуть приподнял шарф, и направился домой. Мысли, что весь день терзали меня, постепенно укладывались по полочкам, размещались по своим местам с пометками — "вернуться чуть позже", "додумать в ближайшем будущем" и "выкинуть нафиг как протухнут". Непростое упражнение, но, когда голова уже начинает гудеть, приходит приятное чувство лёгкости и избавления от мыслей, что тяжким грузом до того висели на плечах.

Когда до дома оставалось дошагать десяток метров, я заметил стоявшую тойоту чёрного цвета, из приоткрытого окна водителя которой вился лёгкий дымок сигареты. Довольно обычное зрелище, кто-то кого-то дожидается. Но едва я поравнялся с машиной, дверь открылась и из неё вышел среднего возраста японец, невысокий, в помятом костюме, со слегка распущенным галстуком, да и сам он выглядел слегка помято, словно который день подряд высыпался в машине, откинув кресло, и питаясь сухим кормом "душегуб", единственной особенностью этого человека была ухоженная щёточка усов.

— Добрый день, Осино-сан, — кивнул он, не оставив сомнений, что дожидались именно меня, — не уделите мне немного времени? Инспектор Сато Хёдо.

Махнув бляшкой, он приглашающе махнул в сторону машины. Что же, похоже череда внезапных встреч и нежелательных знакомств продолжается. Открыв дверь машины, я опустился в кресло рядом с водителем и уставился на полицейского, ожидая вопросов, но старательно показывая, что времени у меня не так много и оно бесценно.

— Я расследую дело о недавнем тройном убийстве в парке, — начал он, забавно пошевелив усами, — вы, возможно, слышали, о нём сообщали в новостях.

— Предположим, — кивнул я.

Занятно. Что же могло подтолкнуть его пообщаться со мной.

— Вы обладаете какой-нибудь информацией, что могла бы помочь расследованию?

— Определённо нет.

— Как вы получили эту рану? — кивнул он на мою руку, аккуратно замотанную бинтом.

Рана уже почти не беспокоила и, вопреки предположениям доктора о двух неделях, я вполне мог шевелить пострадавшей конечностью. Чудесная регенерация… должно быть, от здорового образа жизни.

— Порезался. Сам.

— Вы знаете, что доктор Синтаро, осматривавший вас, служил в своё время во Вьетнаме, и он умеет отличать раны нанесённые кухонным ножом, от ран сделанных классическим танто, — коп усмехнулся в усы, явно намекая, что может раскопать всё, что угодно, — кстати, именно таким ножом были убиты те трое.

Ах да, Вьетнам. Занятная здесь случилась заварушка с двадцать лет назад. Только сюжет иной — два азиатских тигра — Империи Восходящего Солнца с одной стороны и Поднебесная с другой — решили выяснить у кого длиннее, а поскольку дестабилизировать обстановку в мире им не хотелось, то закрутили они танцы в маленькой но гордой стране. Пару лет рвали там друг другу глотки, играя в Народную Освободительную Армию, состоящую большинством из японцев, и в Правительственные Силы, состоящие, почему-то, из китайцев… во Вьетнаме. Почему-то самим вьетнамцам это не понравилось до жути и они обратились к третьей стороне — Российской Империи. И отправились в командировки для повышения навыков да на курорты славной тропической страны военные советники, инструкторы да профессионалы иных смежных с военным делом областей, а проходящие мимо корабли под Российским флагом, внезапно, стали терять контейнеры с военной техникой да оружием, перевозимые для дальних африканских гарнизонов. Через пару месяцев дошло до того, что при допросе случайно пойманного вьетнамского партизана, на вопрос кто сбил три японских и два китайских истребителя, тот с гордостью ответил — "Это был истинный сын Вьетнама, Ли Си Цын, товарищ наш и брат!", что стало поводом для не один год живших анекдотов. В общем, пришлось тиграм утереть кровавую юшку.

Но это так, внезапно всплывший экскурс в историю, и если честно, не подумал бы что раны от танто отличаются от ран нанесённых кухонным ножом, но специалистам виднее. А если вернуться к терпеливо ожидающему копу, кажется, подумавшему уже, что прижал меня, и заинтересованно шевелящему усиками, то:

— Рыба, знаете ли, разная бывает, пришлось нарезать её самым острым, что было под рукой, — обломал я его, — если у вас какие-то сомнения, то я могу призвать пару свидетелей.

Шино подтвердит всё, что я скажу, а если позвать Тооку, то она может и записи предоставить, наверное.

— Хм-м, — потёр он подбородок, пригладил усики, и продолжил, — вы не подумайте, Осино-сан, я не копаю под вас или под ваших знакомых. Мне, как бы сказать, просто интересно. Открою вам маленькую тайну. Дело уже закрыли! Недавно поймали одного из подчинённых некого Юйти Теру, да нашли у него на квартире окровавленный нож. Офицерский наградной клинок. Украл где-то, мерзавец, ну его по этому делу и провели. Ждёт суда.

— И вы ради интереса тратите моё время? — вежливо приподнял я бровь.

— Не совсем. Я, всё же, полицейский. И это, как вы знаете, накладывает определённые обязательства перед обществом. Я просто хочу узнать, не представляет ли угрозы тот, кто столь удачно избежал наказания.

Полицейский твёрдо, как может смотреть только человек принципов, посмотрел на меня, ища ответа в малейшей мимике. Не на того, товарищ, напал ты.

— Уверен, — я перевёл взгляд на крышу машины, — боги спросят с него по заслугам.

Инспектор, похоже, понял по-своему. Он удовлетворённо кивнул, потянул из пачки сигарету, искоса посмотрел на меня, и запихнул её обратно.

— Уверен, что так и будет. Не смею вас более задерживать, Осино-сан. Но вынужден предупредить, что на прошлой неделе поступило заявление о пропаже ещё одного человека, будьте осторожны.

Занятно. Другой полицейский несколько дней назад говорил почти то же самое. И маленькая шиноби тут явно не причём. Следует быть осторожней. Кивнув, я открыл дверь, впустив в пропахшую табачным дымом и лапшой быстрого приготовления машину холодный воздух.

— Я знал ваших родителей, Осино-сан, — неожиданно добавил коп, — они были достойными людьми. Если у вас появится какая-нибудь информация, позвоните.

Я взял протянутую визитку, долгих тридцать секунд внимательно всматривался в неё, как того требуют традиции вежливости, кивнул и вышел.

Занятно. Этот коп знал родителей, значит он может обладать некоей информацией нужной мне. Очень нужной. Ведь я так и не отомстил за их смерть. Пусть они лично мне и чужие люди и не знал я их вовсе, но, они не чужие для этого дома, не чужие для маленькой сестрёнки, к коей я всё же проникся симпатией как к родной, не чужие и для многих других людей, как и для личности, запершейся где-то глубоко внутри. И пусть я не верю в воздаяния где-то там, в иных планах реальности, но я твёрдо убеждён, что за проступки стоит отвечать именно здесь, в этом мире. И их жизни требовали взять жизнь того, кто забрал их.

Шино встретила меня у самых дверей, всё ещё не переодевшись в домашнее, она крепко сжимала чехол с мечом.

— Господин, что человек сей хотел от вас? — сверкнули беспокойством её глаза.

Да уж, видеть, как человек которого ты поклялся защищать садится в неизвестную машину, подозрительно стоящую у дома уже который час, не то зрелище, которое может добавить душевного равновесия. Хорошо хоть, что следуя моему приказу или доводам разума, она не бросилась меня спасть с оружием наперевес.

— Тобой интересовался, говорит, что очарован твоей красотой и спрашивает, не хочу ли я выдать тебя замуж.

Что-то меня тянет сегодня острить невпопад. Похоже, сказывается стресс. Пробежаться что ли вокруг квартала кругов десять, для успокоения нервов. Или сходить, следуя заветам мудрецов, поискать спокойствия в вине, благо знаю один ресторанчик поблизости, как раз на том и специализирующийся. Даже название у него говорящее — "Истина в саке".

Шино побледнела от ярости. Шино покраснела от гнева. Шино потянула из ножен меч. Я едва успел перехватить её за руку, когда она уже почти кинулась к отъезжающей машине.

— Господин, — запалено дыша, произнесла она, негодующе вздымая грудь, — его манерам хорошим следует поучить! Лишь вам верна я! Лишь с вами судьба моя! Лишь вам…

— Успокойся, дитя моё, — я осторожно отобрал у неё ножны, преодолев лёгкое сопротивление заставил вложить в них клинок, развернул, крепко удерживая за плечи, и почти втащил, упирающуюся и рвущуюся разобраться девушку домой, — я сказал, что ты моя собственность.

— Истинно так, господин! — девушка склонилась, ухватив мою руку и прижав её к своему лбу.

— Ладно, — почувствовав себя несколько неуютно, из-за того, что издеваюсь над этой чистой душой, я скинул ботинки, забросил портфель в угол, и потопал наверх, — завтра прибудет новый жилец. Не пугай её. И если что случится — растолкай. Я спать.

Как же я устал. Добрые дела, оказывается, очень утомительны.

И вновь сон. Удивительное дело. То нет вообще, то словно вещие. Или я обрёл способность палантира, заглядывать в иные, удалённые места, разглядывая хоть как-то связанные со мной события? Определённо, полезный дар. Надеюсь, поутру я вспомню этот сон.

Посреди просторного зала классического додзё, погруженного в темноту, едва рассеиваемую призрачным светом свечей, стояла высокая девушка со странной проседью в тёмных волосах, подвязанных в высокий хвост белой лентой.

— Ха! — на выдохе, по всем правилам, с полным упором на стопу, она рубанула воздух бокеном, язычки пламени заметались, спасаясь от потока воздуха, разбрасывая тени по углам.

Чёрное хакама с лёгким хлопком едва поспело за стремительным движением, высокая грудь под белым хаори тяжело вздымалась, видимо не один час она себя уже изматывает.

Шаг назад.

— Ха! — вновь хлопнула ткань.

Шаг назад, прикрытые глаза не позволяют узнать о бушующих внутри эмоциях.

— Ха! — деревянный меч с тихим гулом вспорол воздух

Классическая дверь с лёгким шорохом, разорвавшим только устоявшуюся тишину, отползла в сторону, и в зал, отвесив лёгкий поклон месту наполненному духом и традициями этой страны, вошёл высокий подтянутый мужчина в идеально сидящем костюме-тройке. Сходство между ним и девушкой было настолько очевидно, что отрицать их родство мог бы только слепой.

— Отец, — слегка склонила голову девушка, приветствуя вошедшего.

Приоткрыла глаза, но в них не было ни грана дочерней любви, они полыхали тёмной яростью.

— Дочь, — в свою очередь вошедший ограничился только словами, голос показался мне знакомым, — в таком состоянии ты только навредишь себе. Лишь с безмятежной душой стоит браться за меч, ведь этому я тебя учил.

— Да, отец, — девушка опустила деревянный клинок, и поклонилась чуть глубже, как ученик испытывающий почтение к мудрости учителя, но не признающий его правоту в данный момент.

Мужчина плавно опустился на колени, сел, поджав под себя ноги, вынуждая девушку устроится напротив чтобы не казаться непочтительной.

— Ты всё предаёшься эмоциям, — вновь начал свою отповедь помощник министра обороны, — ты ведь знаешь, кто виноват в данной ситуации?

Тёмные глаза девушки вновь сверкнули сдерживаемым гневом. Как и свойственно молодости, ошибки свои она не признаёт, да и на ошибках тех учиться не стремится. Тодороки-старший улыбнулся одними уголками губ, показывая, что видит её маленькие слабости насквозь. Сам таким был, сам о то же спотыкался, и ты будешь в том же положении, и так же будешь отчитывать своё дитя, не признающее твою правоту.

— Ты знаешь, что есть у человека? — мужчина требовательно взглянул на девушку.

— Имя, честь, семья, — сдержанно ответила та, понемногу усмиряя свой гнев.

— Правильно, — слегка кивнул тот, — отбери что-нибудь из этого, и человека не станет. Появится мертвец! Так почему же, дочь моя, ты обратилась за помощью к постороннему человеку? Не обратилась к семье? Это по чести?

— Я уже объясняла! — рука девушки сжалась, почти до скрипа стискивая деревянную рукоять.

— Тогда скажи, когда ты видела, чтобы мы отказывались от своих людей без веских на то причин? Ты просто не оставила нам выбора, предав дело семьи гласности!

— Он ничего не расскажет!

— Да, ты выбрала хорошего… специалиста. Но, даже если один человек будет испытывать сомнения в словах Тодороки, эти слова перестанут чего-либо стоить! Ты сама не оставила и шанса своей подруге. Кстати, кто тебе посоветовал к нему обратиться?

Да, мне тоже интересно! Кроме Тооки никто на ум и не приходит, а если не она, то у меня могут возникнуть серьёзные неприятности. Есть кто-то, кто знает обо мне, но о ком не знаю я — это очень неприятная ситуация.

Девушка холодно отвернулась, не горя желанием выдавать свои источники. Мужчина вновь мягко усмехнулся, словно говоря: "Доченька, твои тайны не такие уж и тайны, если я захочу о них узнать".

— Скажи мне, дочь, не является ли этот бунт, последствием нашего разговора недельной давности?

Интересно, что за разговор такой, но вряд ли они станут вдаваться в спойлеры, всё же не фильм смотрю.

Девушка вновь промолчала, угрюмо отвернувшись.

— Отец, — выдавила она сквозь зубы, — что будет с Кёко?

О, это определённо хороший вопрос, который, к слову, уже разрешился, и, похоже, она о том не знает. Но это правильно — волноваться о своих друзьях, пострадавших из-за твоих необдуманных решений.

— Мы нашли достойную кандидатуру, — проигнорировал её вопрос мужчина, — кто, узнаешь чуть позже.

Поднялся, оставив чем-то удручённую девушку сидеть, и, уже у самого выхода, бросил через плечо:

— О той девочке уже позаботился один молодой человек. И завтра с тобой хочет поговорить дед.

Хмыкнул, увидев мелькнувшее выражение неверия быстро сменившееся на лёгкий ужас на лице дочурки, и вышел.

Ох-хо. Опять мистика! Как же это называется? Живёшь себе живёшь, никого не трогаешь, подрабатываешь на полставки телохранителем и тут раз! Начинается неведомая хрень!

Но всё же, оставив проклятую мистику, как плохой сон, я встал, потянулся, зевнул, исполнив тем самым утренний ритуал, и, упруго подскочив со ставшей ненужной кровати, направился во двор, натянув лёгкую спортивную одежду. Третий день пропускать утреннюю разминку совсем не правильно. На ходу отметил тянущиеся из кухни приятные запахи и стоящий в прихожей огромный баул. Кёко прибыла. Ответственная девушка. Простые растяжки, отжимания да приседания, с завершением в виде простых ката вкупе со свежим, чуть морозным воздухом, окончательно вымыли всю сонливость. Последний выпад, последняя тень повержена, я поднялся, и, смахнув пот со лба, встретился взглядом с серьёзными карими глазами девушки одетой в новую форму горничной. Длинные рукава и юбка скрывали большую часть синяков, а на лице они были умело замазаны тональным кремом.

— Доброе утро, Осино-сама! — склонилась Кёко, протягивая полотенце.

— Ага, — кивнул я, непривычный к такой заботе, принимая его и вытирая лицо и шею, пожалуй, стоит принять душ, — где Шино?

— Нагаи-сан ушла час назад, просила передать, что обо всём позаботится, — с убийственной серьёзностью отчиталась та, и добавила, — вас дожидается гость.

Только один человек может прийти ко мне с утра пораньше. Подождёт. До ванной комнаты Кёко следовала за мной по пятам, остановившись перед дверьми, ожидая распоряжений. Непривычно до неуютности.

— Наверху три последние комнаты пустуют, — буркнул я, — выбери себе любую.

— Слушаюсь, Осино-сама, — поклонилась она, пока дверь не отсекла её от меня.

Приняв лёгкий душ, обнаружил чистую одежду и полотенце там, где оставлял спортивную форму. О, кажется жизнь меняется. Не облениться бы совсем за то время, что она будет тут. Огромной сумки уже не было, видимо, комната выбрана и жилищный вопрос решён.

— Приве-е-ет! — встретила меня знакомой улыбкой знакомое наблюдательное привидение.

Занятно, есть ли что-нибудь, что она не будет знать первой. Определённо, и я хотел бы знать о тебе побольше, моё симпатичное наказание. Кто ты? На кого работаешь? И зачем тебе я?

— Как поживаешь? — спросила она, словно сто лет не виделись.

— Лучше всех!

Стандартный ответ на стандартный вопрос. Но, Тоока не из тех, кто будет перекидываться клишированными фразами. Я присел за накрытый стол, посмотрел на изобилие, царившее на нём, и задумчиво потёр подбородок. Я точно помню, что у меня в холодильник была рыба, яйца, сосиски, немного мяса. На полках были всякие крупы, включая дефицитную здесь гречку, но… я не понимаю, как из этих продуктов можно приготовить столько? Даже с Шино, которая ест как не в себя, мы не сможем уточить всё это за раз.

— Вижу, ты завёл себе прислугу? Наконец будешь жить как жёлтый человек, — пробормотала гостья, стремительно закидывая в рот какие-то обжаренные жёлтые кругляшки.

— Да, Кёко молодец, — потерянно и невпопад ответил я, щёлкая палочками и не зная, за что ухватится в первую очередь.

— Благодарю, Осино-сама, — сдержанно поклонилась служанка, стоя чуть поодаль и зорко наблюдая, не понадобится ли чего-нибудь кому-нибудь.

— Ты чего стоишь? — покосился я на неё, — присоединяйся.

— Прислуга не может принимать пищу с господами, — отрицательно покачала та головой, — я поем позже.

— Противоречишь мне? — отметил с некоторым удивлением, вчера она не показалась мне человеком, который может хоть в чём-нибудь противиться приказу.

— Имею мнение — хочу огласить! — твёрдо объявила она свою позицию.

Неожиданный поворот. Ну да и ладно, не буду принуждать, лучше постепенно, полегоньку, изменю её отношение к нам с хозяин-прислуга на хорошие друзья. Я ещё немного пощёлкал палочками, под ехидным взглядом школьницы, стремительно уничтожающей всё, до чего могли дотянуться столовые приборы и так же приступил. Что тут сказать… не уверен, долгое ли это существование на суровой, собственноручно приготовленной стряпне, которая, периодами, походила скорее на суровую солдатскую баланду, с редкими налётами на кафе и рестораны, сказалось или у девушки действительно талант. Ел я как никогда до этого, до того вся эта еда была похожа на то, что готовила мне мать в далёком детстве, с учётом самой кухни, конечно. Уж и не помню толком, что она тогда готовила, но запомнилось лишь ощущение любви и тепла, с которой эти блюда были приготовлены. И именно это я сейчас ощущал. Собственно, не один я, Тоока тоже ела молча, изредка прикрывая глаза, судя по мягкой улыбке пребывая в каких-то радостных воспоминаниях.

Неторопливо потягивая чай, я наблюдал за отвалившейся от стола и отдувающейся девушкой, честно, впервые вижу эту, достаточно холодную красавицу ведущей себя так просто. Магия еды, однозначно!

— Зачёт, Кёко-тян, — неторопливо, словно боясь растрясти, Тоока перебралась на диван, откинувшись и вытянув стройные ножки.

Служанка легонько поклонилась, подхватила поднос с ещё одной кружкой и опустила его на столик рядом с диваном. Хочет, наверное, чтобы та лопнула.

Хлопнула дверь и на кухню вихрем влетела Шино, оценила обстановку, быстрым жестом показала, что всё хорошо, кинула на меня виноватый взгляд за нарушенный приказ, и уселась за стол, подхватив палочки.

— Руки! Да не вверх! Мыть!

Шино столь же стремительно унеслась в ванную, под недовольным взглядом Кёко.

— Э-м-м, если что, то Шино не прислуга, — подал я голос, — она… телохранитель. Да. Если что вдруг, можешь смело обращаться к ней.

Надеюсь, я достаточно разъяснил маленькой шиноби, что простых хулиганов убивать не надо без особой необходимости, а уж пересчитать им рёбра она сможет.

— И… уф… ко мне… уф… тоже, — поддакнула Тоока, чуть ли не силком заливая в себя чай, признаться, очень хорошо заваренный, — я шепну кому нужно и проблемы как рукой снимутся.

Палитесь вновь, юная леди, тем более я смутно помню тот сон, где вы сломали руку обычному хулигану в мгновение ока. Хотя, учитывая эти камеры… кто знает на кого она смогла нарыть компромат.

— Осино-сама, — обратилась Кёко, пополнив мою кружку, — у нас очень мало продуктов, могу я…

— Да, конечно, в той шкатулке на холодильнике деньги на домашние расходы, — кивнул я в сторону массивного белого механизма, — бери сколько нужно. Продукты закажи через интернет.

— Как можно? — возмутилась она, — это значит доверить неизвестному человеку выбирать, чем вы будете питаться!

— А… вот как? — только и хватило меня после такой неожиданной трактовки достижений в современной сфере обслуживания.

— Именно!

Вот так бой-девку я нанял. Только и остаётся, что довериться профессионалу. Шино, поглощавшая еду так что едва палочки не обкусывала, внезапно насторожилась, подтянула к себе меч, и негромко произнесла:

— Автомобиль. Перед домом остановился, вышел один.

Кажется, это за мной. Согласно уговору, карета подана.

Ничуть не выразив удивления тем, что я открыл дверь до того, как он нажал на дверной звонок, наш знакомый модник в чёрном костюме и солнцезащитных очках, слегка поклонившись, произнёс:

— Прошу, Осино-сан, мой господин ожидает вас.

Я уже собрался шагнуть наружу, как до меня всё же дошло, что ехать на приём к важному человеку не стоит в домашних брюках и лёгкой рубашке. Кивнув и попросив подождать, я вихрем взлетел по лестнице, влетел в комнату, натянул школьную форму, поскольку ничем более стоящим не озаботился и уже собрался выйти как чуть не споткнулся о укоряющий взгляд Кёко, стоящей с расчёской и баллончиком мусса для укладки волос. Пришлось терпеть процедуру выдирания волос и придания оставшимся нормального вида от домомучительницы. Наконец, собравшись, точнее, когда маленькая служанка удовлетворённо кивнула, я всё же вышел, оставив, как хотелось бы думать, ценное напутствие:

— Кёко, остаёшься за старшего. Переодень Шино и не забудь покормить её в обед. Пни Тооку и намекни, что за следующее столование у нас мы бы хотели получить что-нибудь интересное. Если придут гости, скажи, что буду не раньше вечера.

— Да, Осино-сама, — непрошибаемой маской она могла бы поспорить с чемпионами мира по покеру, — всё будет исполнено.

Неторопливо и с достоинством уселся в машину, чёрную, тонированную, представительского класса, со встроенным баром, маленьким телевизором и прочими никому не нужными понтами. Тип в очках, сев рядом с водителем, за всю дорогу не проронил ни слова, предоставив мне размышлять, зачем я понадобился одному из Тодороки. Похвалить? Поругать? Отблагодарить? Может, просто поболтать? Ну а что, бывает в жизни всякое.

Затем, словно хвастаясь, провели по немаленькому парку с поникшими осенними деревьями, через маленький мостик, перекинутый через красивый пруд в котором всё ещё резвились карпы кои, по длинному коридору, с одной стороны открывающему вид на прекрасный сад камней, с другой скрывающий мрачный додзё. И, наконец, привели в большую крытую стеклом теплицу, в которой всюду, насколько было видно, стояли в кадках маленькие деревья, кажется, это увлечение называют бонсай. Солидно кто-то увлекается, от всей души, так сказать. После чего оставили наедине с сухоньким, сгорбленным под тяжестью прожитых лет старичком, впрочем, вполне себе бойким, что было видно по горящим жизнью глазам. Старик, кутаясь в тёплое традиционное кимоно, несмотря на приятную температуру царившую внутри, приветливо кивнул, указав взглядом на скамейку, стоящую у края дорожки. Патриарх семьи показывает, что разговор будет вполне себе неформальным. Ага, конечно! Я слегка поклонился, но остался стоять — рано ещё задницу умащивать везде, где есть возможность. Дедуля же, неторопливой шаркающей походкой, подошёл к одной из кадок, щёлкнул ножницами, отсекая какую-то совсем незримую деталь, отошёл на пару шагов, оценил.

— Эти деревья, они как дети, не находишь, молодой Осино? — начал он, словно знает меня с пелёнок и, случайно проходя мимо, решил завязать беседу.

— Только если в том смысле, что нужно порой высекать их, — вынужденно согласился я после продолжительного молчания, показавшего, что будет всё же диалог, а не одностороння лекция на тему что такое хорошо, а что такое плохо.

— Именно… — слегка сморщил лицо Тодороки, в подобии улыбки, жаль, что глаз я его не видел, — дети растут, обзаводятся ненужными привычками, наросшими суевериями, лишними чертами… об этом искусстве, — плавно повёл он рукой, указывая на длинный ряд гармонично сочетающихся растений, — думают порой как о копировании естественной формы… как они растут в полях и горах. Однако нет, ни копия, ни миниатюра не способна продолжить жизнь и цвести… мы обращаем внимание на каждую деталь, в пространстве, во времени… эта работа вмещает всю душу. И только так можно превратить росток в ветвистое дерево.

Ну хорошо, я понял, что внучка дорога вам, старче, я тут при чём?

— Эти, — старик тяжёлой походкой прошёл к самой большой кадке, украшенной группой деревьев разной высоты и толщины, — я начал выращивать ещё в двадцать два года. И, как видишь, ни одно не загубил. После Войны, я остался один… из всей семьи. Один, — он слегка прикоснулся к самому старому на вид деревцу, склонившемуся над остальными, раскинув тяжёлые ветви над ними, словно оберегая от невзгод.

Я не мешал старику предаваться воспоминаниям, дисциплинированно стоя, вытянув руки по швам, так могу простоять не один час, если честно, а уж с хорошим рассказом…

— А сейчас у меня четыре сына, — на этот раз внимания удостоились четыре деревца в центре, одно другого крепче, — и две дочери, — тут, скорее всего подразумевались те деревца, что вытягивались из кадки прочь, падая каскадом наружу, — три внука и две внучки… одна из которых ещё совсем юна.

Патриарх вновь поднял ножницы и щёлкнул ими, отсекая пару листочков у самого маленького деревца из группки стоящей по бокам основной композиции.

— Думаю, ей нужен кто-то, на кого она могла бы опереться вне семьи, — подал голос я, поскольку явно почувствовал, что моя очередь вплести нить речи в кружево беседы.

— Верно… — паузы, причиной которых казалась явная немощь этого убелённого сединами человека, были, скорее просто привычной для него деталью речи, ибо ни отдышки, ни явных следов усталости он не выказывал, — … мыслишь, хоть и юн, сын Осино. Ты знаешь в чём долг кадзоку?

Кадзоку? А, японского аристократа-то? Наверное, как и у любой элиты любой другой страны, военной ли, научной или политической… любой элиты, чтящей долг перед этой самой страной.

— Отдать жизнь Империи, в служении или в смерти, — отчеканил я ожидаемый ответ.

Пафосно — да, глупо — нет. Положение обязывает. И это правило никогда и никакой элите забывать не стоит, иначе… ну да каждый знает примеры из истории, не каждый, правда, учится на них.

— Говоришь как настоящий сын Осино, — задумчиво покивал старик, кинув на меня наполненный силой и властностью взгляд, — кто, говоришь, тебя учил?

Занятно он меня величает. И что имеет в виду под учил? Убивать? Думать? Поступать? Ничему из этого, без учителя или примера научиться нельзя…

— Самоучка я, — плавно развёл руками, словно говоря, весь мир мой учитель, — сирота.

— Да… — старик плотно сжал губы, глянул в дальний угол теплицы, где ютились деревца, что я вначале принял за набросанный на стол хворост, сухие и безжизненные, — …я знаю.

Старик неторопливо отложил ножницы на стол, подхватил маленький колокольчик и помещение наполнил чистый хрустальный звон. Две служанки в классических кимоно, словно только того и дожидаясь, вошли, быстро расставили небольшой походный стульчик напротив скамьи, положили на него мягкую подушку, разложили небольшой столик и, оставив на нём исходящий паром чайник с парой наполненных кружек, исчезли. Сервис. Старик, истинно по-стариковски, с некоторым трудом разместился на стульчике, не откидываясь, впрочем, на спинку, держа гордую осанку, словно многовековой дуб, уставший, но не сломленный, вынуждая меня усесться напротив. Пригубил чай, и затих, прикрыв глаза.

Мне о многом хотелось его расспросить. Например, о том, что за ерунда творилась на этом складе? Кто эти люди, что наняли вообще неподготовленных людей для операции требующей хотя бы наличия здравого смысла? Удалось ли что узнать у пленного? Хотя, это крайне мало вероятно. Скорее всего, этот Сигара получил какое-то количество денег, в обмен на мишуру и его банда была заранее обречена, а сам он планировал смыться из страны и зажить припеваючи на каком-нибудь тёплом островке, где не бывает холодных ночей. Но скорее всего и он бы получил свою дозу свинца в голову, разве что чуть позже. Да хотя бы причину, по которой всё это началось, было бы неплохо узнать! Может чрезмерное усиление семьи? Какой-нибудь закон, поддерживаемый этим стариком, от которого кому-то будет не сладко? Порой даже жалеть начинаю, что так мало интересуюсь политикой и общественной жизнью. Но я то понимаю, что даже если и спрошу, то отделаюсь ничего не значащими словами о том, что "ситуации бывают разные". Если не захочет — не скажет.

Через десять минут голова принялась гудеть от скачущих в ней вопросов, а мне стало казаться, что старик уснул, и я уже раздумывал сидеть ли мне и далее или же встать и позвать прислугу, чтобы они перенесли его в более удобное место, он, приподняв веки, с неким хитрым прищуром, став похожим на аксакала, собирающегося поведать поучительную историю, спросил:

— Что скажешь, единственный Осино, если я попрошу… присмотреть за моей внучкой?

Не единственный, ещё есть младшая, но… он что, собирается нанять меня? Пришла моя очередь пригубить чай, оттягивая время. Приятный аромат защекотал ноздри, словно солнечный летний луг с южных склонов горы, что никогда не ведала о существовании пылящей и чадящей техники, был заварен в ней. Против воли я сделал глоток, слегка обжёгшись, но ничуть о том не пожалел, катая чудесный напиток на языке. Старик терпеливо ждал, чуть улыбаясь одними губами.

— Откажусь, — твёрдо посмотрел ему в глаза.

— Могу я узнать… причины? — слегка удивлённо вскинул тот брови.

Несомненно, он не привык, чтобы ему отказывали безродные люди, удостоенные приёма.

— Я уже нанят.

— О… это мне известно, — покивал он, и, должно быть заметив мой слегка удивлённый взгляд тем, что Итидзё выдал свою маленькую тайну, продолжил, — неужели не заметил, что в твоём классе половина как раз и являются подобными тебе?

Хороший вопрос! Жизненный! Не настолько я близко с ними сходился, конечно, но действительно казалось странным, что в таком классе учатся целых двадцать шесть человек! Пятнадцать ещё понятно, в этом случае хоть как-то возможен индивидуальный подход к ученикам и углублённая передача знаний, да и материал спрашивать гораздо легче. Впрочем, если присмотреться, то, на мой взгляд, около половины не слишком то и владели музыкальными инструментами, зная их скорее на уровне общих курсов. Ну так-то всё складывается… Ну я и телохранитель, блин. Под носом не разглядел, считая детей, по привычке, всего лишь детьми. Однако здесь они могут быть ещё и неплохими проффи в области смертоубийства. Традиции, ммать их.

— Ты знаешь, в чём сила семьи или клана? — спросил патриарх, и пригубил чай, показывая, что ответа, в общем-то, дождётся.

— Полагаю, в количестве активных действующих членов, их верности роду, составе и вооружении подчинённых сил? — предположил я.

— Из этого складывается влияние, — опроверг он.

— Эм-м… в единстве?

Тодороки подвигал челюстью, размышляя о чём-то, но, потом видимо решив, что подрасту-пойму, перевёл тему обратно:

— Собственно, я говорил не о найме… Другая причина есть?

— Мне не нравятся девушки, ходящие с распущенными волосами и не носящие очков, — меланхолично заметил я, покрутил в руках кружку, рассматривая удивительно красивый в своей простоте предмет, добавил, — Меганенеко и коса — вот отрада для глаз.

Кажется, мне удалось его сбить с толка, он прикрыл глаза, потёр подбородок, вновь пригубил чай, затем… рассмеялся, сухим старческим смехом, более похожим на кашель.

— Хе-хе, причина достойная молодости. А по характеру что?

— Кудере, — прижал я палец к подбородку, изображая глубокую задумчивость, — пожалуй, идеальный архетип.

— Хе-хе… словечки то… новомодные. Как пишется то?

Я вытащил из внутреннего кармана блокнот, набросал пару кандзи и передал ему.

— Хе-хе, — старик аккуратно спрятал листочек в рукав, — спрошу у наших аналитиков, что это за веяние такое. Гайдзинское…должно быть.

Не стану его расстраивать, для этого у него есть специально обученные люди. Да, здесь, хоть и несколько иная история, есть и эти рисованные мультики, и мне пришлось с некоторыми из них ознакомится. Там, всего пару раз, в кинотеатрах как признанные шедевры мировой мультипликации, здесь, под давлением обстоятельств именуемых "сестра". Тайфун есть такой, баллов на пять тянет.

Что же, хоть и несколько дурашливо, но мы друг друга поняли. Я не готов распылять внимание на ещё одну девушку мучимую подростковыми гормонами, но, думаю он понял, из отчётов ли своих подчинённых или из лично составленного мнения, что не откажу в дружеской поддержке, в случае чего.

— Хорошо, славный Осино, не стану тебя задерживать да мучать старческим брюзжанием молодую кровь. Ступай, тебя проводят.

Вежливо поклонившись, я вышел из помещения, оставив снова погрузившегося в свои мысли человека. За дверьми по прежнему пребывал "модник", который лёгким кивком призвал меня следовать за ним.

Уже сидя в машине, несущейся по бурным улицам города, словно и не подозревающем, что среди его каменных вершин прячется малый кусочек древней истории, я всё пытался понять, зачем? Если нужно было нанять, то можно было бы и через одного из сыновей, в конце концов, сошёл бы даже этот тип в очках. Хотел понять, можно ли мне доверять? Для этого есть те же самые аналитики или служба разведки, в которую, наверняка входят опытные психологи. Что он хотел узнать?

Впрочем, не важно. Впереди ещё целый вечер, чтобы поломать голову, так ничего и не поняв.

Дом, тихий милый дом, долгими годами встречавший меня уединением и покоем, вскрыл мои ушные раковины каким-то диким скрипом болгарки на сталелитейном заводе где работают исключительно буйные умалишённые. С некоторым недоумением войдя в гостиную, я увидел три макушки, торчащие над спинкой дивана — светлую, тёмную с гладкими длинными волосами и тёмную с чепчиком на макушке, удерживающим аккуратно собранную в причёску, — уставившиеся в телевизор, где бесновался какой-то тип в шипастой кожаной одежде. Ясно, только один человек может наполнять мой дом музыкой, оказывается, не только классической.

— Убивать! Убивать-убивать-убивать! Всех-убью-покрошу-мясо-с костей-сниму!! ЙААААА!!!

Гитарист, столь же экстравагантно выглядящий, да ещё и разукрашенный безумным мейкапом, трясший до того как припадочный, не выдержал напряжения и вцепился зубами в струны, вырывая из бедного инструмента чуть ли не предсмертный визг.

— ЙААААА!!! — заливался мужик, вращая головой со скоростью вентилятора.

Завершив всё это буйство диким аккордом, казалось вворачивающимся в череп, походившим на смесь визга разрезаемой заживо свиньи с рёвом раненого бегемота и звуками всё того же сталелитейного завода, получившего заказ на массовую заточку ржавых ножей.

Девушки сдержанно похлопали солисту, призывающему Сотону, после чего Мафую щёлкнула пультом, потушив экран и погрузив дом в благословенную тишину.

— У меня ощущение, словно через мои уши протаскивали цепь, одновременно вбивая гвозди в макушку и ввинчивая штопор в висок, — поделилась она своим мнением, — но что-то в этом есть. Кто-нибудь понял, о чём он пел?

— Так сие песнь была? — неподдельно удивилась шиноби, — думала я, смотрим мы обряд демонопоклонников.

— Нет, это был сам Краузер Третий, — заметила Кёко таким тоном, будто все должны знать кто это такой, — Зачем нам смотреть на демонопоклонников, Нагаи-сан?

— Узнать дабы, как их… о, господин, добрый вечер! — Шино вскочила, поклонилась, мельком показав, что бдела и глаз не спускала.

— Осино-сама, — вежливо и с достоинством встала, Кёко, — вам пришла посылка, я оставила её на столе в вашей комнате. Желаете отужинать?

— Не, — отмахнулся я, встретив взгляд больших голубых глаз, — Фума, с чем пожаловала?

— Мафую меня зовут, — чуть сузила она глаза, выглянув над спинкой, мигом став похожей на надувшегося совёнка.

Я посмотрел на обновлённую икебану. Ага, снова агрессивный стиль. Да и судя по музыке, пришла отдохнуть от дома и посмотреть что-нибудь интересное, но вместо друга застала лишь прислугу, которой раньше не было, и неразговорчивую девушку, внушавшую её чувствительной натуре некоторое опасение. Считай, что пришла к другу, а там только его друзья которых и не знаешь вовсе. Неуютно. Так что для хорошего настроения причин у неё явно было маловато.

— Что будем смотреть? — попробовал я найти путь к примирению.

— Мелодраму, — ударила она в болевую точку, сразу же совершив добивающий, — и кушать тортики.

— Я недавно купил новый фильм, — поднялся я, приготовившись ко второму раунду, — "таинственный чёрный шар" называется. Чудо, говорят, а не боевик.

Глазки, похожие на прозрачные озёра, забегали, явно разрываясь между желаниями наказать и всё же увидеть лужи крови и кучи фарша на большом экране. Понимаю её папашу, конечно, воспитание и все дела. Но не через-чур ли это, если ребёнок идёт искать разрядку на стороне. Дождётся, что будет она снимать парней на ночь.

— Давай два и по рукам! — пошла она на компромисс.

Это что же, у нас ночной киносеанс?

— Родителям позвони, — сдался я под просящим взглядом, — Кёко, отставить тортики! Чёрную воду и сухой корм!

— Слушаюсь, Осино-сама, — покорно вернула та так и не разрезанное воздушно-кремовое нечто на место, доставая большую бутыль колы.

— У нас есть свободная комната?

— Да Осино-сама, я привела гостевые комнаты в порядок.

А действительно, запах как-то изменился в доме. Посвежело что ли? Я незаметно провёл пальцем по рейке раздвижной двери и не нашёл там вездесущей пыли, которую мне всё время было слишком лень убирать и она копилась там, пока сама не сваливалась на пол, откуда её и забирал ненасытный пылесос. Сразу на ум мудрые поговорки лезут: Без женщины дом — Содом. Добрая женщина дом сбережёт. Где Сатана не сможет, туда бабу пошлёт… а нет, это не то.

Запустив "голубой луч" проигрывать нам новинку достижения кинематографа, наполненную пафосом и пропагандой грубой силы и превозмогания чуть более чем полностью, я сел между пианисткой, прижавшей ноги к груди и приготовившейся внимать происходящему со всей отдачей, и служанкой, сидевшей на самом краю выпрямив спину, бросая на нас цепкие взгляды, словно наседка на цыплят, она единственная отказалась от круто сваренной химии, удерживая в маленьких ладошках кружку с чаем. Шино же села на полу, скрестив ноги и расположив рядом своё неразлучное оружие. Интересно, когда такое времяпрепровождение стало мне привычным? Ещё немного и я не смогу жить иначе, обходится без них, не вспомню, что жил когда-то по-другому. Странны дела твои, кто бы там не управлял судьбами, плетя их нити в чудную паутину.

Не сказать, что фильм был плох, он был в меру динамичен, энергичен, заборист боевыми сценами, поставленными мастерами, в них и снимались мастера с большой буквы "М". Но всё это пролетело мимо меня, я больше наслаждался эмоциями в одночасье ставших мне близкими людей. Мафую, хоть и крепилась, сдерживалась, но в "бу" моменты цеплялась тонкими пальчиками в мою рубашку, порой царапая коготками, ближе к концу вообще забралась мне под руку, сжавшись в комочек и следя за происходящим с восторгом и ужасом. Какое же она ещё дитя. Кёко, хоть и старалась олицетворять идеальную сдержанность, сдавливала чашку с давно остывшим чаем, в оные моменты вздрагивая и тут же испуганно косясь, не заметили мы минутной слабости. Лишь Шино наблюдала с бурным, едва сдерживаемым восторгом и в особо эпичные моменты теребила завязки чехла, словно намеревалась бросится помогать положительным персонажам повергать плохих. Или наоборот, кто её поймёт.

Но вот фильм закончился, а мы ещё сидели, пребывая в своих мыслях, как бывает порой, когда фильм чем-то цепляет за душу, заставляя переосмыслять его вновь и вновь, вспоминать моменты своей жизни, сравнивать, как бы ты поступил на месте героев, переживать за их дальнейшую судьбу. Я очнулся первым, осмотревшись, подивившись тому, что на улице уже вовсю царила ночь, которую мы и не заметили, хотел уже встать и поставить следующий, где-то внутри жалея, что новым фильмом смоет очарование предыдущим… Но замер, почувствовав мерное дыхание под боком и крепко ухватившиеся за мою рубашку руки.

Подхватив недовольно забурчавшую пианистку на руки, я пошёл в след за Кёко, предусмотрительно распахивающей передо мной двери.

— Большой и тупой… да ещё и слепой… — пробубнила Мафую во сне.

Я аж остановился от неожиданности, балансируя на одной ноге, опасаясь, что если поставлю ногу, то разбужу это маленькое чудо.

— Ничего не замечаешь… бака…

Маленькие ноготки кольнули сквозь ткань и девушка вновь мирно засопела.

Интересно, кого она имела в виду? Нет, точно не меня, попробовал я отвести от себя подозрительный взгляд Кёко, отрицательно замотав головой. Я выше этой малявки едва ли на голову, хотя, конечно побольше, пошире в плечах, да и вообще… могу хвалить себя часами, но не время. Нет, точно не большой, хотя тупого отрицать не стану, со стороны оно виднее. Уложив девушку на кровать, застеленную свежими перинами, я аккуратно отцепил от себя хрупкие ладошки, замирая всякий раз как она начинала ворочаться.

— Мой самурай… — внезапно улыбнулась она.

У меня аж сердце зашлось. Кивнув Кёко, принявшейся расстёгивать пуговицы на блузке спящей девочки, я спешно вышел, дабы не почувствовать себя плохим человеком. Зашёл в свою комнату и, подхватив с письменного столика конверт, распечатал его. Внутри лежал диск. Самый обычный, без надписей, лишь с пометкой, что он готов принять на себя груз информации до шести гигов. Вставив его в тихо шуршащий кулером ноутбук и приняв предложение запустить видео, я с удивлением увидел тёмное помещение, мрак в котором едва разгоняли отсветы далёких огней города. Камера явно висела в углу, на высоте около двух метров. Потом моё внимание привлекло движение около окна и только тогда я узнал наш класс. С этой точки рассматривать его никогда ещё не приходилось. Фигура потянулась, замерла, подкралась к стоявшему в углу шкафчику и достала оттуда длинный шест. А нет — швабру. Да это же я! В тот самый день! Вот так посылочка.

Затем началось что-то фантастическое. Две фигуры, повыше, со шваброй в руках и поменьше, с тускло блестящим ножом, только вошедшая в помещение, рванули навстречу друг другу. Размылись в пространстве. Со скоростью пушечного ядра пролетела, кувыркаясь, по всему классу парта. Не думал, что пнул её с такой силой. Заметались по помещению, громя его, так быстро, что камера со столь слабой оптикой просто не успевала зафиксировать все движения, превращая их в какие-то размытые тени. Только предметы интерьера летали туда-сюда. Занятно. Крайне занятно. Неужели я высвободил тогда эти… как их там… скрытые резервы?

Нет. Не верю. В этом мире возможно многое. И пусть здесь не помешаны на боевых искусствах, но сильных людей, владеющих своим телом в совершенстве здесь куда больше. Много больше… Хотя, что-то я не туда свернул в своих размышлениях. Яркий пример необычности этого мира я вижу перед собой уже несколько дней. Носитель странного генома. Или просто мистической способности? И, по её оговорке, она не одна такая. И даже не самая сильная. Загадка. Так ли прост этот мир с иной историей? Если ты о чём-то не знаешь, значит ли это, что оно не существует? Если ты во что-то не веришь, значит ли это, что оно обязано не быть? Не люблю тайны.

Раздавшийся стук в дверь заставил меня свернуть видео подошедшей к своему финалу битвы.

— Осино-сама, — склонилась на пороге Кёко, — есть ли для меня указания?

— Нет, — отрицательно покачал я головой, — можешь идти… и да, ты молодец.

— Благодарю, Осино-сама, — улыбнулась она краешком губ, явно прилагая недюжинные усилия дабы не показывать эмоций, и закрыла дверь.

Я с минуту побарабанил пальцами по столешнице, щёлкнул манипулятором по значку диска и выбрал пункт "уничтожить информацию". Извлёк блестящий кружок, разрезал его ножницами на мелкие кусочки и вновь сложил их в пакетик, завтра сожгу где-нибудь.

— Молодец, Тоока-тян, заработала на ещё один обед… с десертом, — добавил в пустоту и бросился на заждавшуюся кровать, мгновенно вырубившись.