Выбор

Глава 50

Второй казачий разъезд встретил Ирэн непосредственно при въезде на территорию поместья и сопроводил до самых ворот.

На воротах стояла охрана Никодима. Узнав Ирэн, ворота распахнули и Ирэн въехала во двор.

Время было обеденное, поэтому в доме вкусно пахло жареной картошкой и пирогами. Дворецкий с радостным выражением лица помог Ирэн скинуть тёплую накидку и на вопрос, где все, ответил:

— Они в малой столовой, барыня, о вас доложить?

— Ни в коем случае, сама доложусь, — сказала Ирэн и пошла по лестнице наверх в малую столовую залу.

Перед дверью в столовую залу стоял лакей, а Ирэн подумала:

— Ничего себе лакеев сколько в доме, неужели на каждой двери стоят?

Лакей распахнул перед ней двери, и она вошла.

Картина, которую она увидела, сразу прояснила Ирэн замечание от казака.

Посередине стола на правой стороне сидел какой-то помолодевший Леонид Александрович, рядом с ним, тоже помолодевшая, и не узнать, сидела Лидия Артамоновна.

Дети сидели на другой стороне стола и о чём-то шептались. Танюша, сидевшая на руках у Глаши тоже пыталась принять участие в перешёптываниях, но видно, что ей это не очень интересно, отчего она периодически начинала крутить головой, смотря по сторонам. И, естественно, она первой увидела маму и закричала, что есть сил:

— Мама! Мама! Мама велнулась!

В зале возникла тишина и сначала, будто бы не поверив, все посмотрели на Танюшу, а потом перевели глаза на то место, куда она показывала пальчиком.

Первыми «разморозились» мальчишки, братья рванули наперегонки, но Сашенька оказался быстрее!

Он ловко опередил своих «дядек» и прижался к маме. Вскоре подбежала Танюша, встали и подошли отец с Лидией Артамоновной.

Сашенька спросил:

— А где папа? Он писал, что привезёт тебя, что вы вместе приедете.

Ирэн еле-еле сдержалась, чтобы не расплакаться, а просто сказать, что папа приедет позже.

Все заметили, что что-то не так, сын даже сказал:

— Мама, не расстраивайся, если папа обещал, что приедет, значит он приедет, он всегда выполняет обещания.

Потом всё-таки были слёзы… слёзы радости и обнимания, и попытки сразу обо всём расспросить. Так продолжалось пока не пришла Пелагея и не сказала:

— Ой ты же мои божечки, как ты похудела, срочно, срочно за стол, отъедаться.

Ирэн и не стала отказываться, она была голодная, а еда дома в два раза вкуснее.

Насытившись, ещё долго сидели за столом. Ирэн рассказывала, что им удалось сделать, только пока не стала рассказывать про гарем и про приключение на руднике огненных рубинов.

Танюша, как влезла на ручки, после того как мама покушала, так и сидела, прижавшись, Сашенька подвинул стул поближе, пристроил головку на плече у мамы. Братья устроились с другой стороны. А вот отец и Лидия Артамоновна продОлжили сидеть напротив.

Ирэн, глядя на то, как отец нежно положил свою ладонь на ладонь Лидии Артамоновны, поняла:

— Так вот какой сюрприз должен был меня порадовать! Ну, Лидия Артамоновна, ну, казачка, молодец!

Ближе к вечеру Ирэн попросила растопить ей баньку. Лидия Артамоновна её поддержала.

В баньке Лидия Артамоновна рассказала Ирэн, что они с Леонидом Александровичем ждали только её, чтобы сыграть скромную семейную свадьбу.

— Ты, не волнуйся, Ирэн, дело я не заброшу. Строится и твоя мыловаренная фабрика и бумажная. На этой неделе установим оборудование на бумажную фабрику, и будем запускать, а мыловаренная ещё достраивается, но тоже через пару недель закончим.

Ирэн рассказала казачке о ситуации с Виленским.

— Правильно, что до дождей уехали, так бы ты до зимы оттуда не выехала, — сказала Лидия Артамоновна, когда они уже сидели распаренные и пили травяной чай.

— А как у тебя с личной жизнью? — вдруг спросила помещица Краснова.

Ирэн грустно улыбнулась:

— Пока никак, хотя в любви мне признался Яша Морозов, но…

Ирэн сделала паузу, а Краснова нетерпеливо переспросила: — И чего?

— Соперница у меня есть, — ответила Ирэн

Краснова тут же протянула:

— Кто она? Сейчас мы с ней быстро разберёмся

— Стоглавая империя, — ответила Ирэн, — Отечество наше

Краснова сникла, будто бы вспомнив что-то своё и тихо проговорила:

— Да, с этой соперницей нам даже двоим не справится, нет ей равных. Она же и у меня мужа забрала.

Ирэн улыбнулась:

— Вот такая у меня личная жизнь, вроде бы вокруг мужчин много, а один воюет, другой молод, третий, похоже уже устал меня ждать, а четвёртый…

Ты знаешь, Лидия, — вдруг даже сама о себя не ожидая, что скажет это, проговорила Ирэн, — я чувствую, что Серёжа жив и я попросила у бога, чтобы он выжил и вернулся ко мне… к нам.

— А вдруг он не выжил? — нахмурившись спросила Краснова, — так и прождёшь всю жизнь?

— Не знаю, — ответила Ирэн.

Прошло уже четыре месяца, как Ирэн вернулась домой. Все готовились к празднованию Рождества.

За это время многое было сделано.

Выдали замуж Анну Строганову. Венчались они с Путеевым всё-таки в столице, в Елоховской. Ирэн не успела достроить свой храм. Много времени ушло на витражи, а Анне уже было невтерпёж. Но договорились, что крестить первенца приедут в Никольский.

Ирэн, конечно, съездила к ним на свадьбу, не могла оставить подругу, да и Николай Путеев стал для Ирэн хорошим другом. Но съездила туда и обратно, лишнего дня не задержалась.

В столицу ни к кому даже не заехала, только до храма и обратно, а все свадебные дни так и провела в Кузьминках. Лиза Туманова ей потом попеняла, что негоже так поступать.

Но Ирэн на такие вещи уже внимания не обращала. Ей не хотелось, и она не делала. Ей хотелось быстрее вернуться домой к детям.

А Никольский или Лопатинский, как в народе его обозвали храм недавно освятили, уже появился настоятель. Ирэн раньше никогда не была особо верующей, но в этот храм стала ездить по два раза в неделю. И там, устроившись в тишине просто сидела и думала, рассматривая цветные переливы от света, проходящего сквозь витражные окна.

Сам Строганов, отец Анны, при первой же возможности нанял инженеров и поехал в Горное, занимать землю и добывать нефтер.

Ирэн не прекращала попытки отыскать Виленского, писала и императору с просьбой отправить людей, и Давиду с Софьей, и Морозову с Забела, которые «застряли» на Кавказе и никак не могли оттуда вырваться.

Но вот недавно пришло письмо, что они собираются к Крещению вернуться в Стоглавую и, если Забела намеревался сразу же поехать в столицу, то Морозов пообещал заехать в Никольское на денёк.

Отец и Лидия Артамоновна поженились ещё в ноябре, сыграли скромную свадьбу, не приглашали никого, только своих.

«Своих» набралось под сотню человек. Краснова в платье персикового цвета краснела словно девчонка, да и Леонид Александрович выглядел смущённым.

А Ирэн начала строить дом. Ну, конечно, зимой-то никто не строит, но нарисовать-то можно?

И она рисовали. Рисовали вместе с Сашенькой, которому пришлось всё-таки рассказать правду, что папа был ранен и пропал, с Танюшей, которая всё больше раскрашивала цветными красками, с братьями. Дом «рос» каждый раз, когда они возвращались к рисунку и в нём становилось всё больше комнат.

Была комната для Танюши, для Сашеньки, игровая, оружейная, комната для папы и мамы, комната для Пелагеи и для дедушки с бабушкой, две комнаты для братьев, и сегодня Сашенька нарисовал, а Танюша раскрасила ещё одну комнатку.

— А это для кого? — спросила Ирэн

— А это для близнецов, — серьёзно ответил Саша

— Так вот же комнаты братьев, — удивилась Ирэн

— Нет, мама, ты не поняла, это для новых близнецов, для маленьких, — ответила Танюша, — чтобы я тоже стала сталшая.

Глаша, заметившая как у Ирэн задрожали губы, сразу начала что-то спрашивать, отвлекая детей, а Ирэн, понимая, что не справляется, коротко пробормотала, что она скоро вернётся, убежала из игровой к себе.

Там, глядя на своё бледное лицо с огромными тёмными глазами, решила:

— Всё так больше нельзя, после Рождества приму решение. Наверняка Яша едет за ответом.

Ирэн подумала, что что-то сегодня она расчувствовалась. Наверное, потому что сегодня она решила устроить себе выходной и побыть с детьми. Так-то ей было некогда. Новая мыловаренная фабрика работала, и наконец-то косметического мыла стали выпускать в большем количестве, женщины, особенно столичные перестали жаловаться, что ожидать заказа приходилось больше месяца.

Бумагоделательная фабрика уже вовсю выпускала бумагу. Работала фабрика на сырье, состоящем из тряпичной ветоши и хлопка, которые собирали по все империи. Пока это были большие поставки отработанных армейский вещей, формы, парусов, белья.

Но спрос на отечественную бумагу рос так стремительно, ещё бы ведь она была почти в пять раз дешевле, привозимой из Бротты или острова Ше, что Ирэн даже подумывала о строительстве ещё одной фабрики. Но тогда придётся налаживать выкуп старой ветоши у людей за вознаграждение.

И мысли всё чаще возвращались к целлюлозе, но деревья было жалко и Ирэн начала экспериментировать с крапивой*. Пока зима у неё была возможность ставить эксперименты на высушенном сырье, но к весне она рассчитывала выйти на финальные тесты уже со свежей крапивой.

(*Выход целлюлозы из двудомной крапивы оценивается до 54%.)

Кулибин продолжал работать над трактором. Теперь, когда не было ограничений в поставках нефти, и собирающиеся возвратиться вместе с Морозовым Гукасов и Шмоль подтвердили, что запустили переработку сырого нефтера и даже прислали первую партию керосина, можно было дать Кулибину идею сделать двигатель для трактора на принципе внутреннего сгорания.

А пока он параллельно думал над автоматизацией бумагоделательной фабрики. Нужна была бумагоделательная машина.

Хитрый Али-Мирза уже два раза присылал Кулибину приглашение посетить Баку, но Кулибин никуда не хотел уезжать из Никольского. Ему нравилось жить и работать рядом с этой удивительной женщиной. Еще ни от кого он не получал столько идей, да ещё с таким подробным описанием, что у него в голове сразу начинал формироваться принцип работы и изобреталось всё семимильными шагами.

Замуж вышла и Лиза Туманова, впрочем, должность первой статс-дамы её императорского величества она всё же сохранила. Не могла Мария Алексеевна без своей подруги.

Лиза приглашала Ирэн в столицу, на зимние сезоны, но Ирэн так наездилась, что даже думать не хотела о том, чтобы куда-нибудь уезжать из Никольского, тем более что она ждала приезда профессоров и Яши.

Лиза также писала ей, что Забела стал регулярно присылать письма Наде Столич, отчего та вся светится и, перечитывая их краснеет, то ли от радости, то ли от смущения.

Ирэн порадовалась, подумав, что Забела достоин счастья, а Надя чистая и светлая девочка, но с характером, что хорошо.

Кстати, «хозяйку» так пока и не нашли. И это крайне пугало Ирэн, потому что она помнила, что Абруаз сказал «посоветуемся с хозяйкой и она решит». Успели они с ней «посоветоваться» или нет, было неизвестно. Поэтому на всякий случай, договорившись с Лидией, охрану поместья усилили.

На Рождество весь дом погрузился в праздничную суету, Ирэн попросила Тимофея-деревщика сделать кукол и вместе с Глашей и ещё парочкой талантливых горничных поставили кукольный спектакль про… Щелкунчика. Ирэн не знала есть ли в этой реальности Гофман и написал ли он уже свою бессмертную сказку «Щелкунчик и мышиный король» *, но для Ирэн Рождество представлялось себе именно таким, под вальс цветов и чудесное превращение Щелкунчика в прекрасного принца.

(*«Щелкунчик и Мышиный король» — рождественская повесть-сказка Эрнста Теодора Амадея Гофмана, опубликованная в сборнике «Детские сказки» в 1816)

Спектакль прошёл на Ура! И потом еще несколько следующих после Рождества дней, дети, да и взрослые просили повторить его, и Ирэн пришлось обучить ещё пару девушек, потому что она не всегда могла сама принимать участие.

А вскоре приехал Морозов, но не один, он привёз с собой профессоров и…Виленского.