Второе пришествие инженера Гарина

*** 132 ***

Высокий гортанный голос муэдзина сзывал души на покаяние. Он пел о верности небу, о бренности всего земного… В самом городище справляли панихиду. Погибло несколько десятков человек, в основном пожилых людей и детей, не вынесших гравитационной перегрузки. (То есть остаточного, рассеянного излучения, не уложившегося в гравитационный шнур, – как при рубке бревна – щепки).

Процессия с мертвыми, завернутыми в белые саваны, растянулась на километр и углубилась в пустыню. Там динамитом были выбиты лунки, и вскоре каменные холмики отметили однообразие песков.

Гарину впору было принимать поздравления, но словно Наполеон на Поклонной горе в виду панорамы Москвы, он тщетно ждал верноподданнических излияний и ключей от великого города. Все поехало и покатилось настолько своим чередом, что и действительно (по аналогии) походило на пожар Москвы 1812 года, который никакими декретами и военным гением невозможно было потушить, а жителей заставить не поддаваться панике и вести благоразумный образ жизни. Как всегда бывает при масштабных бедствиях, настроения наиболее упаднические и следом оголтелая реакция взяли верх. Началась партизанщина, только на этот раз (вопреки историческому примеру русских) в войне всех против всех. Власть брали какие-то группы и группки; в центре прежде независимых, суверенных государств образовывались конклавы, со своим местным самоуправлением и боевыми силами.

Правительства, частью низложенные, частью атрофированные, безвольно наблюдали картину разложения и упадка.

Сумятица усиливалась благодаря массовым психозам ввиду причин, как действительных, так и трудно объяснимых, иррациональных. А так как каждому народу свойственны свои обычаи и верования, то и эти фантасмагорические события выскакивали как бы по линии наименьшего сопротивления, в ряду этих верований.

Так в Бельгии, в насыщенной суевериями районах ее древней Фландрии, и в Нидерландах, получили развитие события имевшие место в городке К.: аномальные явления призраков, или бывших «живых» (синоним обыкновенных покойников), нагруженных своим временем и бытием и свободно путешествующих, – где только им доводилось «высадиться». В Англии же, особенно в горных районах Шотландии, развелось скопление гадов, очень похожих на легендарную Несси, как ее описывали исторические хроники, выползающих на сушу за десятки миль от воды и пожирающих немалое количество тонкорунных овец. Против них малоуспешно применялись разрывные пули «дум-дум», и стали поговаривать о сбрасывании в озера глубинных бомб. И только вмешательство ученых предотвратило возможную экологическую катастрофу особого порядка; ведь убийство этих паранормальных существ по закону сохранения событий, могло привести к перераспределению злостного биологического материала, по примеру метастазов рака в здоровую ткань, с последствиями, быть может еще более ужасными. (Вспомним раскаленный до температуры белого каления и массой в несколько коровьих туш язык на пустоши в графстве Пибблсшир).

В столице того же островного государства, в Лондоне, на тротуаре обнаружили труп странного бродяги, одетого в одежду, точно позаимствованную из реквизита шекспировских пьес, но труп со всеми признаками бубонной чумы, некогда опустошившей полстраны. В тот день в городе было особенно ненастно, – низким зловещим смогом и порывистым сырым ветром, и по этой ли причине или по другой, во многих церквях и церквушках великого города трезвонили колокола, а по улицам разносился сладковатый горелый запах. Лондонские предместья, районы Бетналь-Грина, Ист-Энда пребывали в судороге ужаса (генетически закрепленного с дней опустошительных чумных эпидемий) и, нагоняя еще больший страх, по улицам разъезжали десятки глухих машин, с красным крестом и экипажем, одетым в прорезиненные одежды, с масками на лицах, в перчатках и с железными крючьями. Только сталистая воля англосаксов да незыблемые демократические принципы позволили противостоять массовому психозу.

Но над всем этим чудным и иррациональным господствовал, конечно, лик Дивной, взятой уже без кавычек. То взирающей строго и целомудренной, то с обнаженными грудями, с сосков которых трепетали протуберанцы, подобно как у разгневанной богини индийского пантеона Кали. От этого зрелища свихнулось буквально треть человечества. Папа римский (давний неприятель Зои) издал декрет, предающей мадам Ламоль анафеме: в православной России только посмеялись над этим, но ни те, ни другие христианские конфессии не смогли нейтрализовать сопротивление мусульманского мира и казуистики буддийских лам, резонно заметивших, что лик Солнца не мог быть омрачен чем-нибудь порочным и грязным, а не это ли знак божественного соизволения власти Гарина. Не подпортили репутации Зои и некоторые эксцессы морального характера, исходившие с родины ее первого проблеска мировой известности – из Парижа (истинного законодателя любовных мод и потех), – где некая шайка хулиганствующих юнцов, из числа «золотой молодежи», учредила культ «Аноников Солнца», чему и предавалась прилюдно на рассвете и на закате.

Вот в такой патологической обстановке сформировались и провели свои первые заседания три мировых оси: Берлин – Осло – Токио; Вашингтон – Лондон – Сидней; Рим – Париж – Мадрид. Китай безмолвствовал, Индия молилась, Советский Союз оставался верен своим обожествленным вождям. К тому же лишь СССР да еще Германия, сохранившие благодаря политики террора свои государственные институты, наименее критически отнеслись к деяниям Гарина. И, устроив на уровне МИДа встречу, остались чрезвычайно довольными, друг другом. После чего Германия выступила с программным заявлением, суть которого состояла в том, что, мол, мировой порядок, в принципе, нуждается в реконструкции и что схема цивилизации по Гарину (насильственная мозговая кастрация 99,9% населения земли и превращение людей в бессловесных «трудовиков») вполне согласуется с планами нового германского правительства. Это заявление вызвало бурю в высших политических кругах. Соединенные Штаты, впитавшие в себя половину мировых запасов яда, предназначенного для Гарина, спешили разнести отраву. Но и сам по себе раскол европейской экономической системы и культуры взывал к сильной руке, – и лучше всего протянутой из-за океана.

Стараясь выиграть время и усыпить бдительность врага, эффектная закулисная политика сыграла в хитрую игру, пробив по собственным же воротам, чтобы как-нибудь рикошетом, – ну, одним словом, и так далее. Согласно резолюции «Меры против возможных провокаций, направленных на дестабилизацию курса Гарина», побережье Ливии было блокировано некими миротворческими силами. Со стороны Алжира были выставлены части французских колониальных войск; с Востока – от границ Эфиопии и Египта – английский экспедиционный корпус. От «вторжения» со стороны Центральной Африки Гарина охраняли чудные племена, собранные с мира по нитке народцы, забывшие свою историю и языки, и вооруженные до зубов.

По причине этого Гарин оказался в странной международной изоляции: никто открыто ему не оказывал сопротивления (кроме пропагандистской машины Соединенных Штатов), но и не обладал он и какой-нибудь реальной полнотой власти, – даже над теми районами земли, кои открыто призывали его к этому. Попробуйте проконтролировать пути следования и правила общежития насекомых в разворошенном муравейнике. Тем не менее, подстрекательская линия Америки была особенно ощутима. Янки брали в расчет не только свою военно-экономическую мощь, но и определенную геофизическую крепость своей диспозиции, надеясь на толщу-перекрытие земного полушария и экранирующего свойства сверхплотного ядра. Гарин не мог не знать всего этого, пребывая в нерешительности и кажущемся бездействии. С досады (по слухам челяди) устраивая разносы мадам Ламоль, ставя ей в вину «дурацкое вознесение» на Солнце. Поползли анекдоты – первый признак соглашательства, с какой бы там ни было властью. Были они по-русски грубоваты, здесь же залихватски остроумны, а в общем и целом – «в чем мать родила». (По типу историй, имеющих хождение в народе о Петре Великом и Екатерине 1).

Пока же лучшее, что мог придумать Гарин, – это вынашивать планы атаки Калифорнийского побережья Соединенных Штатов да принимать тайных эмиссаров, от неизвестно каких стран, и с большей охотой от пары противоборствующих друг с другом сторон.