Второе поколение

Глава первая

Последний отзвук вечернего звона колоколов с внешней башни Храма Паладайна сменился звуками захлопывающихся дверей и ставен, скрежетом ключей, поворачиваемых в замках, и пронзительными протестами любопытного кендера, выкинутого из лавки, где тот шарил по полкам.

Шесть ударов колокола возвестили о завершении трудового дня. Хозяева закрывали лавки, покупатели, забежавшие за необходимым в последнюю минуту, раздосадованно выходили наружу, все еще сжимая в руках деньги.

— Маркус, время закрываться, — поторопила Йенна помощника.

Покинув свой пост у двери, юноша принялся проворно опускать тяжелые ставни, защищающие широкие окна.

В лавке потемнело, и Йенна улыбнулась. Она любила свою работу, но это время нравилось ей больше всего. Покупатели уходили, шум их голосов стихал, и она оставалась одна. Йенна не спешила уходить, прислушиваясь к тишине, вдыхая запахи, которые, даже если бы она стала слепой и глухой, сказали бы ей, что она находится в лавке, торгующей магическими ингредиентами: аромат розовых лепестков, пряный дух корицы и гвоздики, слабый запах разложения от высохших крыльев летучих мышей и черепашьих черепов. В эти часы запах был сильнее всего: теплый солнечный день рождал ароматы, а темнота усиливала их. В дверном проеме появился Маркус.

— Что-нибудь еще, госпожа Йенна? — нетерпеливо спросил он.

Юношу наняли недавно, и он уже был безнадежно влюблен в нее, как могут только девятнадцатилетние мальчишки — в двадцатичетырехлетних женщин. Впрочем, ни один помощник Йенны не избежал этой участи. Она даже рассчитывала на обожание и весьма разочаровалась бы — если не разгневалась, — случись по-другому. Однако она никогда не кокетничала со своими юными приказчиками, всегда оставаясь сама собой — красивой, могущественной и таинственной.

Йенна любила другого, и это знал весь Палантас.

— Нет, Маркус, можешь бежать в «Кабанью Голову» на ночную гулянку со своими приятелями!

Она схватила метлу и принялась оживленно мести пол.

— Они еще дети, — презрительно отозвался Маркус, не отрывая от нее восхищенного взгляда, следя за каждым ее движением. — Я предпочел бы остаться и помочь тебе с уборкой.

Йенна вымела за дверь сор и несколько листьев, заодно шутливо вытолкав метлой и горящего желанием помочь Маркуса.

— Я уже говорила: сейчас в лавке от тебя никакой пользы. Будет лучше для нас обоих, если ты не будешь вмешиваться. Я совсем не хочу, чтобы твоя кровь была на моих руках.

— Госпожа Йенна, я не боюсь... — начал Маркус.

— Тогда от тебя и вовсе не будет проку, — прервала его Йенна, улыбкой смягчая резкость своих слов. — Смотри, в том футляре лежит брошь, которая способна забрать твою душу и отправить ее прямиком в Бездну. Рядом — колечко, у которого хватит силы вывернуть тебя наизнанку. А видишь магические книги на дальней полке? Если ты слишком долго будешь вглядываться в их названия, то быстро сойдешь с ума.

Маркус был несколько ошеломлен, но не собирался этого показывать.

— Откуда это все? — спросил он, вглядываясь в темноту лавки.

— Из разных мест. Брошь отдала мне чародейка Ложи Белых Мантий. Это злая вещь, сам понимаешь, и она никогда не смогла бы ею воспользоваться. Чародейка выменяла за брошь несколько магических книг, которые давно искала, но все не могла найти. А помнишь гнома, что приходил утром? Он принес эти ножи.— Йенна указала на витрину, внутри которой, словно опавшие листья, в неисчислимом количестве лежали ножи и кинжалы.

— Они зачарованные? Я не знал, что магам можно носить оружие!

— Мы не можем носить мечи, а ножи и кинжалы допустимы. Эти не обладают магией, но гномы делают много вещей, которые легко потом использовать в заклинаниях. Маг, если захочет, может наложить заклятие на один из них.

Маркус неожиданно твердо сказал:

— Ты, госпожа, не боишься, так почему я должен?

— Потому что я знаю, как обращаться с такими артефактами, а ты — нет. Я ношу красную мантию и прошла Испытание в Башне Высшего Волшебства. Когда ты пройдешь такой же путь, тогда сможешь зайти. А пока, — добавила она с очаровательной улыбкой, опьянившей молодого человека не хуже крепкого вина,— ты будешь охранять двери.

— Конечно, буду, — восторженно пообещал Маркус, — и... и, возможно, изучу магию...

Пожав плечами, Йенна кивнула. Все ее помощники рано или поздно заявляли подобное, но дальше слов дело не шло. И сейчас, чародейка была уверена в этом, будет так же. Она никогда не нанимала никого, имевшего хоть малейшую склонность к магии, — ее товары могли оказаться слишком сильным искушением для начинающего мага.

Кроме того, ей нужны были мускулы, а не мозги.

Только те, кто носили мантии разных цветов, да несколько торговцев артефактами допускались в лавку Йенны. Над дверями красовались три луны: серебристая, красная и черная. Луны были символами тех, кто использовал магические силы, и всего несколько лавок на Ансалоне, которые торговали чародейским припасом, были отмечены этими знаками.

Большинство жителей Палантаса избегали лавки Йенны, многие даже переходили улицу, чтобы обойти ее стороной, но обязательно находились любопытные, или подвыпившие, или поспорившие с приятелями, которые пытались войти в лавку.

И конечно, кендеры. Не было ни одного дня, чтобы помощник Йенны не вытаскивал за шиворот или не выгонял взашей охочих до сувениров кендеров. Любой маг Ансалона знал печальную историю лавки магических ингредиентов в Устричном. Она исчезла при самых таинственных обстоятельствах и никогда больше не появлялась. Перепуганные очевидцы рассказывали, что видели кендера, входившего в лавку за мгновение до того, как здание стало полупрозрачным, а потом и вовсе растворилось в воздухе.

Маркус уныло отправился топить свою безответную любовь в эле. Торговец тканями, хозяин соседней лавки, запер дверь и, направляясь домой мимо Йенны, с уважением поклонился ей. Вначале он был не очень-то доволен таким соседством, но по мере того, как число покупателей, особенно белой, черной и красной ткани, возрастало, его недовольство также пропорционально уменьшалось.

Йенна пожелала ему доброго вечера, зашла внутрь и, заперев дверь, произнесла охранное заклинание. Она жила прямо над лавкой, так что лично могла охранять свои товары ночью. Бросив последний взгляд вокруг, чародейка уже поднималась по лестнице, когда стук в дверь остановил ее на полпути.

— Домой, Маркус! — раздраженно крикнула Йенна.

Три ночи назад он вернулся петь любовные баллады под ее окнами. Ситуация получилась весьма пикантной.

Стук повторился, на этот раз более настойчиво.

Йенна вздохнула. Она устала и проголодалась, а сейчас было бы неплохо выпить чашечку чаю. Все же пришлось отправиться вниз: хозяева лавок Трех Лун должны были впускать магов внутрь, независимо от времени суток.

Йенна открыла смотровое окошко в двери и выглянула наружу, предполагая увидеть мага Ложи Красных Мантий, виновато извиняющегося за беспокойство и спрашивающего, нет ли у нее запасов паутины. Или Ложи Черный Мантий — властно требующего помет летучей мыши. Поэтому она была удивлена и рассержена, увидев двоих мужчин в черных плащах, лица которых были скрыты низко надвинутыми капюшонами. Лучи заходящего солнца поблескивали на ножнах мечей.

— Вы ошиблись лавкой, господа, — сказала Йенна на прекрасном эльфийском.

По их стройным ногам, дорогим, прекрасно стачанным кожаным сапогам и причудливо изукрашенным кожаным доспехам чародейка поняла, что перед ней эльфы, даже не видя лиц.

Она уже почти собралась задвинуть окошко, когда один из них медленно сказал на всеобщем:

— Если ты Йенна, дочь Юстариуса, Главы Конклава Магов, то мы не ошиблись.

— Допустим, я — Йенна,— надменно отозвалась чародейка, хотя теперь ее снедало любопытство. — Что вы от меня хотите? Если у вас есть магические предметы на продажу, — добавила она машинально, — пожалуйста, заходите утром.

Посетители переглянулись. Йенна видела, как мерцают миндалевидные глаза в тени капюшонов.

— Нам нужно поговорить с тобой,— промолвил один.

— Тогда говори, — сказала чародейка.

— С глазу на глаз, — добавил другой. Йенна пожала плечами:

— В это время улица пустынна. Я не хочу показаться невежливой, но владельцам лавок Трех Лун приходится заботиться о тех, кого они впускают. Это больше для вашей безопасности, чем для моей.

— Наше дело слишком серьезно, чтобы обсуждать его на улице. Поверь, госпожа, мне это нравится ничуть не больше, чем тебе. Даем слово, что ни к чему не притронемся!

— Вас послал мой отец? — решила поиграть с ними Йенна.

Если бы это было так, он бы непременно сначала предупредил ее. Но со времени их последней ссоры уже много месяцев она не слышала от него ни слова. Отец очень не одобрял ее возлюбленного.

— Нет, госпожа, — отозвался эльф, — мы пришли сами.

«Удивительно», — подумала Йенна.

Один из эльфов был из Квалинести, другой — из Сильванести, как она определила по разнице в их акцентах, возможно, никто другой в Соламнии не смог бы этого сделать. Но Йенна проводила много времени с эльфами, вернее, с одним эльфом.

Давным-давно эльфы были единой расой. Жестокие войны разделили их на два народа — Квалинести и Сильванести, — не питавших друг к другу никакой привязанности. Даже сейчас, когда Война Копья сблизила все остальные расы Ансалона, оба эльфийских народа, формально соединившись, на деле отдалились еще больше.

Подстрекаемая любопытством, Йенна отперла дверь и, отступив назад, впустила посетителей. Она ничуть не была испугана. Ведь это были эльфы — существа сдержанные, открытые и законопослушные до скрежета зубовного. К тому же на ее языке вертелось заклинание, которое мгновенно вышвырнет непрошеных гостей обратно на улицу, попытайся они сделать что-нибудь не то.

Оба эльфа остановились в самом центре лавки, плотно прижав к бокам руки, чтобы, не дай Боги, даже не дотронуться до витрин. Стоя рядом, они вместе с тем избегали малейшего прикосновения друг к другу. «Союзники, ставшие таковыми не по своей воле», — подумалось Йенне. Ей уже было нестерпимо любопытно.

— Уверяю вас, господа, в моих комнатах наверху беседовать будет гораздо удобнее, — сказала она с озорной улыбкой. — Я как раз собиралась заварить чай. Не согласитесь ли присоединиться?

Сильванестиец закрыл рот и нос платком, квалинестиец, пытаясь отвернуться, остался буквально с глазу на глаз с бутылью, в которой плавали глазные яблоки, и, отшатнувшись, зажмурился.

Йенна приглашающим жестом указала на лестницу.

— Мое жилье покажется вам достаточно удобным. И вполне обычным. Лаборатория находится внизу, в подвале, — добавила она для вящей убедительности.

Эльфы опять переглянулись, натянуто кивнули и начали подниматься вслед за хозяйкой. Увидев, что маленькая гостиная Йенны ничем не отличается от других гостиных — стол, стулья и мягкие кушетки, гости вздохнули с облегчением. Чародейка раздула огонь и заварила чай из смеси сухих листьев, привезенной из Квалинести.

Эльфы пили чай и жевали булочки исключительно из вежливости, Йенна поддерживала светскую беседу, зная, что представители этой расы никогда не говорят о важных делах за едой или питьем. Посетители делали подходящие замечания, но мысли их витали далеко отсюда, и разговор вскоре увял. Когда они сочли, что чаепитие можно прекратить, не оскорбив этим хозяйку, они отставили свои чашки в знак того, что готовы перейти к серьезным вопросам. Однако теперь они явно не знали, с чего начать.

Йенна могла помариновать их еще, а могла попытаться помочь. Но, поскольку немного позже она рассчитывала на гораздо более приятную компанию, от эльфов надо было побыстрее избавиться, и поэтому чародейка решила их поторопить.

— Ну, господа, вы пришли ко мне — магу Ложи Красных Мантий. Что вы хотите? Должна предупредить заранее, что я не выезжаю из города. Если вы ждете от меня магии, то эта магия будет твориться здесь, в пределах моей лаборатории. И я не готовлю приворотного зелья, если вы пришли именно за этим. Йенна прекрасно знала, что отнюдь не вопросы любви привели двух злейших врагов в ее магическую лавку под покровом тьмы. Но изобразить неведение никогда не помешает.

— Не будь смешной! — резко прервал ее квалинестиец. — Я... Я... — Он прикусил губу и, собравшись с мыслями, начал снова: — Это очень трудно для меня. Для нас. Нам необходимо поговорить с... кое с кем, не совсем обычным. И мы знаем, что ты — единственная, кто может нам помочь.

«Ах, — подумала Йенна, — очень хорошо. Но не так интересно». И она одарила гостей сладкой улыбкой.

— В самом деле? Кое-кто, кого я знаю? Даже не соображу, кто бы это мог быть. Вы, господа, выглядите высокородными — несомненно, все двери Ансалона откроются перед вами.

— Только не эти, — отрезал сильванестиец. — Не дверь, ведущая...— Его голос дрогнул.— Ведущая в Башню Высшего Волшебства.

— В темную Башню, в Башню, стоящую здесь, в Палантасе, — добавил квалинестиец. — Мы хотим поговорить с... с ее повелителем.

Йенна молча их рассматривала. Оба высокого происхождения, что было видно по их дорогой одежде, богато отделанным ножнам, прекрасным драгоценностям, украшающим пальцы и шеи. Оба немолоды, насколько вообще можно определить возраст эльфов.

Итак, высокорожденные, высокопоставленные давние враги и союзники на некоторое время желают побеседовать с худшим врагом, которого можно себе представить на Кринне, — Повелителем Башни Высшего Волшебства в Палантасе.

— Вы хотите поговорить с Даламаром, — спокойно уточнила Йенна.

— Да, госпожа. — Голос квалинестийца дрогнул, и, рассердившись на себя, эльф закашлялся.

Сильванестиец и вовсе лишился дара речи. На его лице застыло выражение непреклонности, губы искривились, рука крепко сжала эфес меча. Они оба ненавидели свою цель — это ясно.

Йенна закусила губу, чтобы не рассмеяться. Ничего удивительного, что эти эльфы так настаивали на приватной беседе. Даламар был их сородичем, эльфом из Сильванести, — эльфом, с позором высланным из родной страны. Он был тем, кого они называли «темный эльф», то есть отлученный от Света. Его преступлением было изучение злой магии и получение звания мага Ложи Черных Мантий. Эльфийское общество не могло потворствовать этому, и для посетителей Йенны даже смотреть на Даламара было отвратительно. А тем более разговаривать с ним.

Чародейке очень хотелось увидеть реакцию Даламара, но она все же решила сначала помучить этих двоих.

— Почему вы решили, что я могу устроить вам подобную встречу? — невинно спросила она.

Квалинестиец вспыхнул:

— Нам известно, что ты и... э... Повелитель Башни (ему явно не хотелось произносить имя) — друзья.

— Он был моим шалафи[1]. А теперь он — мой возлюбленный, — проговорила Йенна, довольно наблюдая, как поежились эльфы.

Они опять обменялись взглядами, словно говоря друг другу: «Ну что еще можно ждать от человека?»

С сильванестийца, похоже, было уже вполне достаточно, и он встал.

— Давайте покончим с этим как можно быстрее. Ты можешь... сможешь ли ты устроить встречу с Повелителем Темной Башни?

— Возможно, — уклонилась Йенна. — Когда?

— Как можно скорее — время не терпит.

— Но должна предупредить. Если вы рассчитываете заманить Даламара в ловушку... — Йенна приподняла бровь.

Квалинестиец поднял на нее взгляд:

— Обещаю тебе, госпожа, никакой беды с ним не приключится.

— «Не приключится никакой беды»! — рассмеялась Йенна. — Что и каким образом вы можете сделать Даламару?! Он самый могущественный из всех Черных Мантий и Глава Ложи. А когда отец отойдет от дел — станет Главой Конклава Магов! Пожалуйста, извините меня, — добавила она, стараясь подавить смех. Эльфы были явно глубоко оскорблены. — Я беспокоилась о вашей безопасности, господа. Просто дружеское предупреждение: не пытайтесь обмануть Даламара! Последствиям вы не обрадуетесь!

— Какая дерзость! — Сильванестиец смертельно побледнел. — Мы не собираемся...

— Хорошо, мы ничего не сделаем, — тихо перебил его спутник.

Сильванестиец поперхнулся словами и замолчал.

— Когда мы сможем увидеться с Повелителем Башни? — холодно спросил квалинестиец.

— Если Даламар согласится на встречу, то вы найдете его здесь завтра. Я полагаю, это место удовлетворит вас? Или, быть может, вы хотели бы отправиться в Башню Высшего Волшебства? Я могу продать вам заклинание...

— Нет, госпожа. — Эльфы понимали, что она дразнит их. — Твой дом вполне подходит.

— Очень хорошо. — Йенна поднялась. — Увидимся завтра ночью, примерно в это же время. Приятных снов, господа.

Лицо сильванестийца вновь залилось краской. Он выглядел так, будто собирался ее ударить, но квалинестиец удержал его.

— О! Я забыла! Желать приятных снов — это бестактность, — промурлыкала Йенна, опустив глаза, чтобы скрыть насмешку. — Принимая во внимание ужасную трагедию, разыгравшуюся в Сильванести... Прошу прощения.

Она проводила гостей вниз и постояла на пороге, пока те не скрылись за углом. После этого чародейка обновила заклятие на двери и, громко захохотав, отправилась к себе, чтобы подготовиться к приходу возлюбленного.

Глава вторая

Эльфы оказались пунктуальными. Йенна, необычайно серьезная и скромная, впустила их в лавку, проводив до лестницы. У ступеней эльфы замялись. Оба были в прикрывающих верхнюю часть лица зеленых шелковых масках и, на взгляд чародейки, выглядели необыкновенно глупо, как дети, наряженные в костюмы для Фестиваля Глаза.

— Он здесь? — с торжественным страхом в голосе спросил квалинестиец.

Его пристальный взгляд скользнул вверх по лестнице. Наверху лежали вечерние тени. Эльф, несомненно, различал разные виды темноты, поэтому видел еще одну тень, более плотную, чем обычная.

— Здесь, — ответила Йенна.

Оба посетителя колебались, борясь со смятением в душе. Даже говоря с темным эльфом, они совершали преступление, за которое их самих могли с позором отправить в изгнание.

— У нас нет выбора, — пробормотал сильванестиец. — Мы уже обсуждали это.

Квалинестиец кивнул, колыхнув зеленым шелком. На верхней губе выступили капельки пота.

Эльфы начали подниматься. Когда Йенна последовала за ними, сильванестиец обернулся.

— Наш разговор личный, госпожа, — резко сказал он.

— Но вы в моем доме, — напомнила Йенна.

Квалинестиец поспешил исправить ситуацию:

— Извини нас, госпожа, но, конечно, ты можешь понять...

Чародейка пожала плечами:

— Очень хорошо. Если вам что-нибудь потребуется, я буду в лаборатории.

Даламар прислушивался к голосам эльфов, к их легким шагам — и улыбался.

— Вот он — миг триумфа, — тихонько прошептал он в темноте. — Я всегда знал, что это когда-нибудь случится. Рано или поздно вы, самодовольные лицемеры, изгнавшие меня с позором, приползли бы к моим ногам, умоляя о помощи. Я соглашусь помочь, но вы заплатите. — Изящные пальцы Даламара сжались в кулак. — О, вы дорого заплатите!

Оба эльфа появились в дверном проеме. Маски, надетые из опасения быть узнанными, говорили о том, что Даламар знаком с ними — во всяком случае, с сильванестийцем.

— Сколько же лет минуло с тех пор, как меня вышвырнули с родины? — пробормотал он. — Двадцать, не меньше. Немалый срок для людей, краткий для эльфов...

Воспоминания обожгли его — и двести лет пролетит, но его память сохранит малейшие детали происходившего.

— Пожалуйста, господа, — пригласил Даламар эльфов на сильванестийском, — проходите и присаживайтесь.

— Спасибо, но нет, мы пришли не по своей воле, Повелитель, — отозвался квалинестиец. — Это строго деловые интересы, прошу учесть.

— У меня есть имя, — спокойно сказал Даламар.

Его пристальный взгляд приводил эльфов в замешательство. Они не могли заставить себя посмотреть на него — на его черную мантию, украшенную чародейскими символами власти и защиты, на сумку с магическими реагентами, подвешенную к поясу, на его лицо — юное, красивое, гордое, безжалостное. Он был чрезвычайно могуществен. Оба эльфа знали это — и им это не нравилось.

— У тебя было имя, — ответил сильванестиец, — но оно больше не произносится среди нас.

— Какая жалость! Господа, вы, кажется, понапрасну теряете время... — Даламар скрестил на груди руки, прячущиеся в рукавах черного одеяния, и коротко кивнул, давая понять, что аудиенция закончена.

— Подожди! — задохнувшись от волнения, воскликнул квалинестиец. — Постой, Д-даламар. — Он утер пот, выступивший над верхней губой. — Это не так просто для нас!

— Равно как и для меня, — холодно отозвался Даламар. — Каково, вы полагаете, впервые за эти годы услышать язык моей родины?

У него перехватило горло, и ему пришлось отвернуться к огню, чтобы подождать, когда высохнут внезапно навернувшиеся на глаза горячие слезы.

Никакого ответа. Только беспокойное движение за спиной.

Когда буря в его душе несколько утихла, Даламар опять повернулся к посетителям.

— Итак, генерал и сенатор, что вы хотите от Даламара Темного? — резко спросил он.

Эльфы сердито и изумленно уставились на него, обескураженные тем, что узнаны.

— Я... я не понимаю, к кому ты обращаешься. — Генерал-сильванестиец сделал слабую попытку повернуться к выходу.

Даламар одарил их сардонической усмешкой.

— В следующий раз, когда вы пожелаете скрыть свое положение, я надеюсь, вы, генерал, не захватите церемониальный меч, а вы, сенатор, снимете кольцо с печатью.

— Я, пожалуй... присяду, — проговорил сенатор, обессиленно опускаясь в кресло.

Генерал остался стоять, держа ладонь на рукояти меча, выдавшего его.

— Начинай, — сказал сенатор спутнику.

Сильванестиец нахмурился, скрестив руки на груди.

— Сначала я скажу тебе новость, которая, пожалуй, будет долгожданной и приятной для тебя, Даламар. — Генерал выплюнул имя темного эльфа, словно оно было отравленным.

— Сильванести свободна. Кошмары Лорака, поработившие нашу страну, прекратились. Немногочисленные отряды драконидов и гоблинов разгромлены. Двадцать лет мы противостояли им, но теперь Сильванести опять свободна. Ее красота вернулась.

— Поздравляю,— бросил Даламар, усмехнувшись. — Значит, Портиос привел тебя к победе. Как видишь, я слежу за политикой. Портиос, квалинестиец, женился на Эльхане, дочери Лорака и королеве Сильванести. Объединенное королевство эльфов — вот чего, полагаю, хотела добиться счастливая пара. В течение двадцати лет Портиос, Беседующий-с-Солнцами, рисковал своей жизнью ради сохранения Сильванести. И весьма преуспел! Как же вы расплатились с ним за службу?

— Он заключен в тюрьму, — серьезно сказал генерал.

Даламар расхохотался:

— Как же это по-эльфийски! Заключить в тюрьму человека, спасшего ваши несчастные жизни! И за какое же преступление? Нет, я сам догадаюсь. Я, видите ли, знаю Портиоса. Он никогда не позволит вам, сильванестийцам, забыть, что именно квалинестийцы пришли к вам на помощь. Он немало говорил о том, как объединятся Квалинести и Сильванести, но всегда имел в виду, что квалинестийцы будут управлять более слабыми собратьями. Ну что, я прав?

— Вроде того, — недовольно ответил генерал, слыша в голосе темного эльфа неприкрытый сарказм.

Даламар обернулся к сенатору:

— А как квалинестийцы перенесли это, ведь Беседующий-с-Солнцами сидит в тюрьме?

— Мне трудно дышать. — Сенатор тяжело вздохнул, нервно теребя бахрому на маске, но через мгновение заговорил спокойнее: — Мы не ссорились с сильванестийцами. Их королева, жена Портиоса, Эльхана Звездный Ветер, — моя гостья в Квалинести.

Даламар глубокий вдохнул, потом медленно выдохнул.

— Вот вещи, о которых я совсем позабыл в своей унылой Башне. «Гостья», говоришь ты. Гостья, которая, без сомнения, утомилась от гостеприимства, но обнаруживает, что покинуть хозяев не так-то просто. Какое преступление совершено королевой?

— Это не предается огласке, но Эльхана Звездный Ветер ждет ребенка.

Сенатор, чтобы скрыть волнение, крутил кольцо на пальце.

Даламар был заинтригован:

— Вот как? После двадцати лет брак по расчету увенчался страстью? Удивительно, как только Портиос нашел время. Или ребенок внебрачный?

— Если ребенок родится в эльфийских землях,— продолжал сенатор, делая вид, что не расслышал,— то благодаря положению родителей он унаследует престолы обоих королевств. Объединение эльфов будет полным.

— Этого нельзя допустить. — Пальцы генерала сжались на рукояти меча.

— И что вы собираетесь сделать, чтобы предотвратить это? —. поинтересовался Даламар. — Убийство, думаю, не обсуждается.

Сенатор окаменел с видом оскорбленного достоинства. Шелковая маска промокла на лбу от пота и прилипла к лицу.

— Изгнать. Обоих.

— Понятно, — тихо и горько сказал Даламар. — Как меня. Смерть была бы милосерднее.

Сенатор нахмурился:

— Ты имеешь в виду...

— Да ничего я не имею. — Даламар пожал плечами. — Просто высказываю свое мнение. Но я не вполне понимаю, для чего потребовался я в этом скромном маленьком заговоре? Разве только вы захотите мне предложить объединенный трон эльфов?

Две пары широко раскрытых блестящих глаза с ужасом воззрились на него.

— Помилуйте, господа, вы принимаете мои слова слишком серьезно! — смеясь, успокоил их Даламар. — Это шутка, не более.

Гости немного отошли от изумления, но оставались несколько напряженными.

— Дом Защитников будет управлять Сильванести, пока не наступит время, когда королевская династия сможет принять управление, — продолжил генерал. — Защитники управляли Сильванести в течение последних двадцати лет, пока мы боролись с Кошмаром. Мои люди приучены к военному положению, и не любят Портиоса.

— Что до Квалинести... — Сенатор колебался, беспокойно поглядывая на лестницу.

— Не волнуйтесь, — сказал Даламар. — Йенна не любит подслушивать. И поверьте, она мало интересуется политикой эльфийских государств.

— Это слишком деликатный вопрос, чтобы позволить ему получить огласку, — промолвил сенатор, вздрогнув.

Приблизившись к Даламару так, чтобы не задеть его даже краешком одежд, квалинестиец быстро заговорил тихим и настойчивым голосом.

Темный эльф слушал, улыбался и качал головой.

— Вы, конечно, не сомневаетесь, что возникнут проблемы с родителями?

— А вот тут-то твоя помощь и может оказаться неоценимой, — убедительно произнес сенатор.

— Ты — друг его отца, — добавил генерал.

Даламар размышлял. Он видел, как решительно настроены посетители и насколько они разные. Оба бестрепетно выдержали его пристальный взгляд.

— Ну что ж, — согласился темный эльф, — я займусь моим другом и прослежу, чтобы ни он, ни его жена не вмешались в это дело. Но моя помощь стоит дорого.

Сенатор сделал протестующий жест:

— Наша казна переполнена. Только назови цену... Даламар усмехнулся:

— Что мне нужно сверх того, чем я обладаю? Я, пожалуй, смог бы купить и продать Квалинести! Нет, моя цена будет другой... — Он помолчал, дав им возможность вспотеть от напряжения, и спокойно объявил: — Месяц на родине.

Сенатор испуганно вздрогнул, но вскоре овладел собой — в конце концов, Даламар был сильванестийцем, и месяц в Сильваносте...

Генералу пришло в голову то же самое. Сжав челюсти, он невнятно что-то зарычал от ярости, а потом отрывисто рявкнул:

— Это не обсуждается! Невероятно! Ты — безумец, раз требуешь невозможного!

Даламар отвернулся.

— Тогда, господа, наши дела закончены. Сенатор вскочил и схватил другого эльфа за плечо.

Они начали горячий спор.

Даламар, улыбаясь, отошел к очагу. В его памяти вставали прекрасные деревья его родной страны. Он слышал пение птиц, бродил среди благоухающих цветов, лежал в ароматной траве, ощущая солнечное тепло на лице. Он вдыхал свежий воздух, бегал по шелковистым лугам. Он был молод, невинен, не запятнан позором, на нем не лежала тень отщепенца.

— Только месяц, — произнес сенатор. — Ни дня дольше.

— Клянусь Нуитари. — Даламар наблюдал, как содрогнулись его собеседники, когда он назвал Бога черной магии.

— Ты явишься и отбудешь тайно, — продолжал сенатор. — Никто не должен знать об этом — и ты не имеешь права ни с кем разговаривать.

— Согласен.

Сенатор посмотрел на генерала.

— Не думаю, чтобы это помогло, — безнадежно сказал тот.

— Великолепно, — оживился Даламар. — Наша сделка чудесно завершилась. Скрепим же договор, как того требует закон.

Приблизившись, темный эльф прижал каждого к груди, поцеловав в щеку. Генерал едва сдержался, чтобы не отпрянуть, когда к коже прикоснулись сухие холодные губы. Сенатор вздрогнул, как от укуса змеи.

Они сами просили его о заключении этого договора и не могли оскорбить Даламара.

— А теперь, братья, — весело заключил тот, — изложите мне ваш план.

Глава третья

Танис Полуэльф обыскал весь дом, пытаясь найти жену. Наконец его поиски увенчались успехом — Лорана оказалась на втором этаже, в библиотеке. Она сидела у окна, поближе к свету; прежде чем увидеть жену, Танис услышал скрип пера по пергаменту и улыбнулся. На сей раз он ее поймал.

Мягко ступая, Полуэльф подошел к двери, приоткрыл ее и заглянул внутрь.

Лорана сидела в круге солнечного света, склонив голову над работой, и была так сосредоточена, что не услышала бы Таниса, даже если бы тот не крался, а изо всех сил топал сапогами. Полуэльф замер, любуясь ею, с благоговением и изумлением повторяя себе, что она любит его не меньше, чем он ее, — и эта любовь за годы брака только усилилась.

Длинные золотистые волосы Лораны были распущены и свободно падали на плечи и спину, тогда как в последнее время она гладко зачесывала их и укладывала на затылке. Такой строгий стиль придавал ее облику величавость и благородство, что было весьма уместно во время переговоров с людьми (не знающими ее), которые имели склонность обходиться с юной на вид эльфийкой как с ребенком — неплохо соображающим, но лезущим в делах взрослых.

Правда, обычно это продолжалось не дольше пятнадцати минут, за которые Лорана успевала поставить их на место. Как они могли забыть, что она была генералом во время Войны Копья! Первой вела мужчин в бой! Прошло всего двадцать лет, а у людей короткая память. Но, уходя, они вспоминали об этом.

Жена была семейным дипломатом, а муж — тактиком. И они всегда были вместе. Но это не могло продолжаться долго. Человеческая кровь в жилах Таниса сжигала эльфийскую. Он был старше любого из людей, но ему не был уготован долгий эльфийский век. Лорану уже то и дело принимали за его дочь, а наступит время, когда ее будут считать его внучкой. Он состарится и умрет, а она останется вечно юной. Это могло омрачить их отношения, однако, наоборот, углубило их, скрепляя прочнее.

И тогда появился Гил, их сын, — новая жизнь, долгожданное дитя любви.

— Попалась! — торжествующе воскликнул Танис, влетая в библиотеку.

Лорана, задохнувшись, подскочила на месте от неожиданности. Виновато покраснев, она поспешно, в великом смущении, накрыла исписанный лист другим.

— Что это там? — свирепо спросил Танис, глядя на нее с притворным гневом.

— Всего лишь перечень, — отважно солгала Лорана, незаметно перемешивая бумаги на столе. — Список... Всякая всячина, которую надо переделать, пока мы дома... Нет! Танис, подожди!

Полуэльф проворно выхватил исписанный лист прямо из гущи бумаг на столе. Смеясь, она старалась заполучить его обратно, но он ловко уклонялся.

— «Мой дорогой сир Томас, — читал Танис, — позволь мне еще раз попытаться уговорить тебя пересмотреть твое заявление против Договора Трех Народов...» — Танис обвиняюще потряс письмом перед женой. — Ты работала!

— Это всего лишь письмо сиру Томасу, — возразила Лорана, краснея еще больше. — Он в нерешительности, но почти готов перейти на нашу сторону. Я подумала, быть может, следует его подтолкнуть...

— Никаких подталкиваний, — внятно проговорил Танис, пряча письмо за спиной. — Ты обещала! Ты дала мне клятву! Никакой работы! После месячного отсутствия мы наконец дома. Это время мы посвятим нашей семье: тебе, мне и Гилу.

— Я знаю. — Лорана виновато склонила голову, припала к его груди, игриво расправив воротник его рубахи. — Я обещаю, что больше не буду.

Она поцеловала его заросшую бородой щеку. Он принялся осыпать поцелуями ее лицо, но в этот момент она извернулась и выхватила письмо, зажатое в руке мужа. Танис не мог проигнорировать такой дерзкий вызов. Он сгреб в охапку и ее, и письмо.

...Забытый листок, кружась, опустился на пол...

Танис и Лорана стояли у окна — им было тепло и уютно в объятиях друг друга.

— Проклятие тысячу раз! — выругался Танис, зарываясь подбородком в золото волос жены. — Смотри, по дороге кто-то едет!

— О, только не гость! — вздохнула Лорана.

— Это рыцарь, судя по коню. Придется его принять, я пойду спущусь...

— Пожалуйста, не делай этого! — Лорана еще крепче прижалась к мужу. — Если его встретишь ты, то долгом чести будет пригласить его остаться, а ему долг чести велит согласиться. Пусть лучше его встретит Гил. Он справится с этим.

— Ты уверена? — засомневался Танис. — Знает ли он, что нужно говорить, что делать? Мальчику всего шестнадцать...

— Дай ему попробовать, — улыбнулась Лорана.

— Мы не можем себе позволить оскорбить рыцаря, особенно теперь... — Танис мягко отвел руки жены. — Пожалуй, я все же пойду.

— Слишком поздно, он уже удаляется, — сказала Лорана.

— Ну, что я тебе говорил, — раздосадованно отозвался Танис.

— Не расстраивайся, он совсем не выглядит оскорбленным. Гил возвращается домой. Ох, Танис, он может подумать, что мы подсматриваем за ним! Этого никак нельзя допустить! Только вспомни, каким обидчивым он стал в последнее время. Ну, скорее же, придумай что-нибудь!

Лорана поспешно уселась обратно на стул и, схватив чистый лист пергамента, принялась неистово писать. Танис, чувствуя себя глупо, пересек комнату и принялся изучать карту Ансалона, развернутую на столе. Смущение и неясная тревога охватили его душу, когда из сплетения названий одно слово бросилось ему в глаза, приковав к себе внимание, — Квалинести.

«Вполне логично», — подумалось Танису. Стоило ему взглянуть в последнее время на сына, и в памяти вставали картины его детства, проведенного в Квалинести — стране, где он родился, родился в бесчестии. Прошли годы, прошли столетия, но воспоминания все еще приносили ему боль. Ему снова было шестнадцать, и он, незаконнорожденный сирота, жил в доме брата матери.

«Обидчивый», — описала Лорана их сына.

Танис и сам был обидчивым в этом возрасте или, вернее сказать, походил на некую невероятную машину, изобретенную гномами-механиками. Человеческая кровь кипела и бурлила в нем, ища выхода, и если не находила, то бурно взрывалась.

Танис не замечал своих черт в физическом облике сына. В юности он не был ни хрупким, ни болезненным. Он был силен, крепок — гораздо сильнее и крепче, чем требовали эльфийские каноны и эстетические воззрения. Широкие плечи и мощные руки Таниса оскорбляли взгляды большинства эльфов как постоянное напоминание о его человеческом происхождении. Он же щеголял своей человечностью — теперь это можно было признать. Он сам довел родичей до того, что его выгнали, а потом еще обижался на это.

Сходство отца и сына проявлялось совсем на другом уровне. Юноша тоже пребывал во власти внутреннего смятения, не мог понять, кто он и где его корни. И хотя Гил ничего не говорил отцу об этом — они вообще редко разговаривали, — Танис догадывался, какие муки переживает его сын в последнее время. Полуэльф молил Богов, чтобы они избавили его дитя от сомнений, но, похоже, молитвы не были услышаны.

Гилтас из рода Солостарана[2] был сыном Таниса, но на деле являлся ребенком Лораны — он был истинным эльфом. Гилтас был назван в честь Гилтанаса, брата Лораны, чью странную судьбу не обсуждали открыто. Гил был высок, строен, тонок в кости, прекрасно сложен, светловолос и имел миндалевидные глаза. Он был на четверть человеком, благодаря отцу-полукровке, но это никак не проявлялось в облике юноши, ведущего свой род от правящих эльфийских Домов.

Танис не переставал надеяться, что мальчик вырастет эльфом, что человеческая кровь в нем будет слишком слабой, чтобы мучить его, — это было в интересах самого Гила. Однако надеждам его не было суждено сбыться. В шестнадцать лет Гил вовсе не был вежливым, предсказуемым и послушным эльфийским ребенком. Он имел неровный характер, был раздражительным и непослушным. И Танис, памятуя, как он сам то и дело норовил выйти из повиновения, старался держать сына в узде.

Усердно разглядывая карту, Танис изо всех сил делал вид, что не заметил Гила, вошедшего в библиотеку. Он даже не поднял глаз, слишком хорошо зная, что увидит себя самого, стоящего посередине комнаты, и боялся увидеть черты, отражающие его слабости, в собственном сыне. Танис боялся этого так сильно, что предпочитал об этом молчать, поэтому стоял и безмолвно созерцал то место на карте, которое было обозначено словом «Квалинести».

Едва войдя, Гилтас сразу же понял, что родители наблюдали за ним из окна. Об этом говорили слабый румянец смущения, заливший щеки матери, и заинтересованность, с которой Танис смотрел карту, которую сам признал устаревшей, а также тот факт, что и отец, и мать сделали вид, что не заметили его появления.

Гил ничего не сказал, выжидая, когда они перестанут притворяться. Наконец мать подняла голову и улыбнулась ему.

— С кем это ты разговаривал у дома, мапете? — спросила Лорана.

В душе юноши зашевелилось привычное раздражение. Мапете! Нежное словечко, которым называют детишек!

Не дождавшись ответа, Лорана приобрела вид еще более смущенный и виноватый. Она поняла, что совершила ошибку.

— Мм... Ты ведь говорил с кем-то на улице? Я слышала лай собак...

— Это был сир рыцарь Как-его-там,— ответил Гил.— Я не запомнил имя. Он сказал...

Лорана отложила перо. Ее движения и голос были предельно спокойны.

— Ты пригласил его войти?

— Конечно, пригласил, — резко вмешался Танис. — Гил знает, что с Соламнийскими Рыцарями надо вести себя учтиво. Ну и где же он, сын?

— Перестань! Вы видели, что рыцарь уехал. Считаете меня абсолютным глупцом? — Гил терял контроль над собой. — Отец, будь добр, позволь мне договорить! Конечно, я пригласил рыцаря зайти, я же не невежа, и правила хорошего тона мне знакомы. Он сказал, что не может задерживаться, так как спешит домой, и велел передать вам с матерью вот это. — Юноша вытащил свиток. — Это от Карамона Маджере. Рыцарь останавливался в гостинице «Последний Приют», и когда Карамон узнал, что сир Уильям едет в этом направлении, попросил передать письмо. — Гил холодно передал свиток отцу.

Танис бросил на сына встревоженный взгляд, потом посмотрел на жену, которая пожала плечами и терпеливо улыбнулась, словно говоря: «Мы опять задели его. Опять!..»

Гил был «слишком чувствительным», как выражалась Лорана, но имел на это полное право. Желанное и долгожданное дитя, он всю жизнь был слабым и хилым, а в шесть лет вообще едва не умер, так что перепуганные родители, души в нем не чаявшие, с тех пор держали его «запеленутым в шелк», как гласила эльфийская пословица, не выпуская из кокона своей опеки.

Гил перерос свои болезни, но сейчас страдал от мучительных, изнуряющих мигреней, которые начинались со вспышки перед глазами и заканчивались ужасными страданиями, приводящими его в состояние, близкое к обморочному. Болезнь не поддавалась лечению. Жрецы Мишакаль пытались что-нибудь сделать, но так и не смогли.

Танис и Лорана слишком много времени проводили вне дома, стараясь сохранить слабые связи, объединившие разные народы и расы после Войны Копья. Гила же, слишком слабого для путешествий, оставляли на попечение преданной прислуги, обожавшей его не меньше, чем родители. Для всех них Гил оставался слабым дитятей, мучимым лихорадкой.

Из-за болезненности Гилу не разрешалось играть с другими детьми, и он только подозревал, что они вообще существуют на свете. Танис Полуэльф, любивший тишину, нарочно построил свой дом достаточно далеко от соседей.

Оставленного наедине со своими мыслями юношу одолевали странные фантазии. Одной из них была идея, что мигрени вызывает человеческая кровь, текущая в его жилах. Постепенно в душе Гила крепла уверенность, порожденная ночным кошмаром, привидевшимся ему после особенно жестокого приступа, что его мучения прекратятся, если он вскроет вены и выпустит эту чуждую кровь. Об этих фантазиях Гил никогда никому не говорил.

Лорана не стыдилась того, что вышла замуж за полукровку. Она часто дразнила Таниса за его бороду — признак человеческой расы. Самого Таниса тоже не смущало то, что он эльф лишь наполовину.

А их сын мучительно переживал это.

Гил мечтал об эльфийской стране, которую он никогда не видел и, возможно, никогда не увидит. Деревья Квалинести были для него более реальными, чем деревья в саду его отца. Он недоумевал, почему родители так редко ездят на родину, а когда и уезжают, оставляют его дома. Он знал — или думал, что знает,— что в этом повинно происхождение Таниса. Иногда Гил так возмущался по этому поводу, что сам себе удивлялся.

— Во мне нет ничего от отца! — убеждал он себя каждый день, стоя перед зеркалом и изучая собственное лицо в поисках первых признаков отвратительной растительности. — Ничего! — повторял он удовлетворенно, обнаруживая лишь чистую, гладкую кожу.

Ничего, кроме крови. Человеческой крови.

И поскольку Гил боялся этого, он не мог ни говорить об этом, ни смириться с этим. Приходилось хранить молчание.

Стена молчания между отцом и сыном росла год за годом и к этому времени достигла порядочной толщины.

— Отец, разве ты не собираешься читать письмо? — поинтересовался Гил.

Танис нахмурился, ему не понравился высокомерный тон вопроса.

Гил провоцировал отца, надеясь, что тот начнет отчитывать его, хотя сам не понимал, зачем делает это. Возможно, он хотел, чтобы Танис наконец сказал что-нибудь такое, чего никогда не говорил, о чем предпочитал молчать...

Но отец изобразил терпеливую улыбку, предназначенную специально для сына, и вытащил свиток из футляра.

Гил отвернулся. Подойдя к окну, он невидящим взглядом уставился на пышную растительность раскинувшегося внизу сада. Ему одновременно хотелось уйти отсюда и послушать, что сообщает в своем письме Карамон.

Гил не общался с большинством людей, с которыми был знаком, с теми, что приходили навестить его родителей. Он находил их шумными, неуклюжими и просто глупыми. Но веселого здоровяка Карамона юноша любил, любил его широкую улыбку и громкий хохот. Гилу нравилось слушать истории о сыновьях силача, особенно о похождениях старших, Танина и Стурма, исходивших весь Ансалон в поисках приключений. Сейчас они собирались, не будучи рожденными в Соламнии, вступить в Орден Соламнийских Рыцарей.

Гил не был знаком с сыновьями Карамона. Несколько лет назад, возвратившись из какой-то таинственной поездки вместе с Танисом, силач предложил Гилу погостить в «Последнем Приюте». Но Танис и Лорана даже слышать об этом не хотели. Юноша был так взбешен этим, что неделю угрюмо просидел, запершись в своей комнате.

Танис развернул свиток и быстро пробежал его взглядом.

— Я надеюсь, с Карамоном все хорошо? — спросила Лорана с тревогой в голосе. Она не вернулась к своей работе, обеспокоенно глядя на лицо мужа, читавшего послание.

Гил обернулся. Танис выглядел взволнованным, но, дочитав до конца, улыбнулся. Потом покачал головой и вздохнул.

— Младший сын Карамона, Палин, проходил Испытание в Башне Высшего Волшебства — и успешно выдержал его. Теперь он маг Ложи Белых Мантий.

— Сохрани, Паладайн! — воскликнула Лорана изумленно. — Я знала, что молодой человек изучает магию, но никогда не думала, что настолько серьезно. Карамон всегда уверял, что это мимолетное увлечение.

— Он просто на это надеялся, — заметил Танис.

— Поражаюсь, как это Карамон ему разрешил.

— А он и не разрешал. — Танис передал жене свиток. — Почитай. Это дело рук Даламара.

— Но почему же Карамон должен был запретить Палину проходить Испытание? — спросил Гил.

— Потому что оно может привести к гибели испытуемого, — сухо ответил Танис.

— Но ведь Карамон собирался позволить другим сыновьям участвовать в рыцарских испытаниях,— возразил юноша.— Они могут оказаться не менее опасными.

— Это другое дело, сынок. Карамон знает, что такое поединок с мечом и щитом, но не понимает, как можно биться на розовых лепестках розы и паутине.

— И к тому же там был и Рейстлин, — добавила Лорана, как будто это была одна из причин.

— При чем тут его дядя? — поинтересовался Гил. Хотя он прекрасно знал, что имеет в виду мать, но был настроен поспорить.

— Совершенно естественно, что Карамон опасался, как бы его младший не выбрал путь Тьмы, по которому пошел Рейстлин. Однако все, к счастью, закончилось благополучно.

«Отец, мать, а какого пути вы боитесь для меня? — еле сдержался, чтобы не крикнуть, Гил. — Темного? Или светлого? Или любого, который ведет прочь от этого дома... Когда-нибудь, мама... Когда-нибудь, отец...»

— Могу я тоже прочитать? — раздраженно спросил юноша.

Мать молча передала ему свиток. Гил читал его медленно. Вообще-то он умел читать человеческие рукописи не хуже, чем эльфийские, но разбирать каракули Карамона было трудно.

— Он пишет, что заблуждался. Считает, что должен был уважать решение Палина изучать магию, вместо того чтобы пытаться принудить его быть тем, кем он не является. И гордится, что тот выдержал Испытание.

— Это он сейчас так говорит, — проворчал Танис. — Было бы совсем по-другому, если бы его мальчик погиб в Башне.

— Во всяком случае, он позволил ему попытаться, а мне такой возможности вы не даете, — парировал Гил. — Вы держите меня взаперти, как дорогого попугая!

Лицо Таниса помрачнело. Лорана поспешила вмешаться:

— Ну, Гил, пожалуйста, не говори так. Скоро обед. Если вы с отцом отправитесь умываться, то я скажу повару, что...

— Послушай, мама, не надо менять тему! На этот раз не поможет! — Гил крепко сжал свиток, черпая в нем уверенность. — Палин не намного старше меня, но он отправляется в путешествие вместе с братьями. Они увидят мир, они будут участвовать в приключениях! А я никогда не отходил от дома дальше изгороди!

— Но это же совершенно разные вещи, ты прекрасно знаешь, — попытался успокоить разошедшегося сына Танис. — Палин — человек...

— А я — частично человек, — горько сказал Гил. Лорана побледнела и опустила глаза. Танис молчал, поджав губы, а потом заговорил тоном, в котором ледяное спокойствие прикрывало ярость и который доводил Гила до бешенства:

— Да, ты и Палин примерно одного возраста, но человеческие дети взрослеют быстрее, чем эльфийские...

— Я не ребенок!

Ненависть в душе Гила начала расти так стремительно, что он испугался, как бы его не вывернуло наизнанку.

— И ты знаешь, мапете, что с твоими мигренями путешествие было бы...

Юноша наконец не выдержал.

— Прекрати называть меня так! — заорал он. Глаза Лораны расширились от обиды и удивления.

Гил сразу раскаялся — он не хотел ранить мать, но вместе с тем испытал и некоторого рода удовлетворение.

— Ты называешь меня так с того времени, когда я был младенцем, — закончил он, понижая голос.

— Именно так. — Лицо Таниса под бородой потемнело от гнева. — Потому что она любит тебя. Извинись перед матерью!

— Нет, Танис, — вмешалась Лорана, — это я должна попросить у Гила прощения. Он прав. — Она слабо улыбнулась. — Это глупое имя для юноши, который выше меня ростом. Извини, сынок! Я больше не буду тебя так называть.

Гил не ожидал этой победы. Он не был готов к ней. Но необходимо было взять быка за рога, использовав преимущество перед ослабевшим противником до конца.

— И голова у меня уже месяц не болит. Скорее всего, мигрени вообще больше не вернутся!

— Откуда ты знаешь, Гил? — Танис изо всех сил старался держать себя в руках. — Подумай, что произойдет, если ты заболеешь в пути, далеко от дома.

— Если это случится, я буду бороться, — возразил Гил. — Ты сам рассказывал, что Рейстлин был так болен, что Карамону приходилось ухаживать за ним! И это Рейстлина не остановило. Он был великим героем!

Танис собирался что-то ответить, но Лорана послала ему предупреждающий взгляд, и он промолчал.

— А куда бы ты хотел пойти, сынок? — спросила она.

Гил колебался. Решающий момент наступил. Он не надеялся, что их спор будет развиваться в таком направлении, но это произошло, и он решил до конца использовать сложившуюся ситуацию.

— В свою страну. В Квалинести.

— Это не обсуждается.

— Почему, отец? Назови хоть одну убедительную причину!

— Я могу назвать их дюжину, только сомневаюсь, что ты поймешь. Первая из них — Квалинести не твоя страна.

— Танис, пожалуйста! — Лорана повернулась к Гилу: — Каким образом эта мысль, мапете, то есть сын, пришла тебе в голову?

— Я получил приглашение, очень красивое, очень любезное и вполне соответствующее моему положению эльфийского принца.

Отец и мать встревоженно переглянулись. Гил не обратил на это внимания и продолжал:

— Это приглашение от одного из сенаторов, Талас-Энтии. Народ собирается устроить праздник по случаю возвращения дяди Портиоса из Сильванести, и сенатор считает, что мне необходимо присутствовать. Он говорит, что мой отказ по формальной причине, вроде этой, будет замечен. Начнутся разговоры, что я стыжусь своего происхождения.

— Как они посмели сделать это?! — прошипел Танис, едва сдерживаясь. — Какое право они имеют вмешиваться?! Кто этот сенатор?! Как он смеет вмешиваться?! Я...

— Танталас, послушай...— Лорана называла его полным эльфийским именем только в очень серьезных ситуациях. — Тут есть еще кое-что...

Она подошла к мужу, и родители тихо заговорили между собой.

Шепчутся. Всегда шепчутся. Гил старался выглядеть равнодушным, но внимательно прислушивался. Впрочем, кроме слов «политический» и «действуй осторожно», ничего не разобрал.

— Это касается только меня, отец, — внезапно подал голос Гил. — Вы не приглашены.

— Не разговаривай со мной в таком тоне, молодой человек!

— Гил, дорогой, это слишком серьезное дело, — проговорила Лорана и успокаивающе положила руку на руку мужа. — Когда ты получил это приглашение?

— День или два назад, когда вы оба были в Палантасе. Если бы вы были дома, то знали бы об этом.

Танис и Лорана снова переглянулись.

— Надо было сказать об этом раньше. И что ты ответил?

Мать явно нервничала, ее руки дрожали. Отец был разъярен, но хранил молчание. Ему приходилось его хранить.

Гил впервые в жизни чувствовал, что владеет собой. Это было по-настоящему приятное ощущение, потому что ненависть в груди ослабла.

— Ничего, — холодно сказал он. — Я понимаю, что это — политика, и ждал случая, чтобы обсудить это с вами.

Он наслаждался, наблюдая за пристыженными родителями. Они опять недооценили его!

— Ты сделал правильно, сын. Я прошу прощения. Мы неверно оценили твое поведение. — Танис вздохнул и расстроенно поскреб заросший бородой подбородок. — Более того, я готов извиниться за то, что ты оказался вовлеченным в это дело. Пожалуй, мне следовало предусмотреть такую возможность!..

— Нам обоим следовало! — добавила Лорана. — Надо было подготовить тебя, сынок. — Ее голос сорвался. Она снова обратилась к Танису: — Подобные мысли никогда не приходили мне в голову. В конце концов, он на четверть человек. Я и подумать не могла, что они станут...

— А почему бы и нет? Я не сомневаюсь, что потом...

— Что? — громко спросил Гил. — Что потом?

Но Танис пропустил его вопрос мимо ушей, чтобы закончить разговор с Лораной:

— Я надеюсь, что он сможет справиться с этим и ему не придется проходить через все то, через что пришлось пройти нам. Но если я скажу ему хоть что-нибудь, он даже не попытается справиться. — Полуэльф повернулся к сыну: — Принеси приглашение. Мама приготовит подобающий случаю отказ.

— Так вы решили? — проговорил Гил, переводя взгляд с матери на отца. — И не собираетесь меня никуда отпускать!

— Сын, ты не понимаешь! — взорвался Танис.

— Это ты очень верно подметил! Я не понимаю! Я...

Сорваться было просто. Сложнее — удержать с таким трудом завоеванные позиции. Надо держать себя в руках. Поэтому Гил замолчал, чтобы не наговорить глупостей. Но и это выглядит подозрительно. Они могут догадаться. Как же исправить все эти оплошности? С помощью дипломатии, которой он научился у матери.

— Извини за резкость, отец, — сказал юноша виновато. — Я понимаю, это в моих интересах. Конечно, глупо мечтать отправиться... на родину матери.

— Когда-нибудь это непременно произойдет, сынок, — промолвил Танис, запустив пальцы в бороду. — Когда повзрослеешь...

— Конечно. Если вы не против, я пойду к себе, позанимаюсь.

И Гил с независимым видом вышел из комнаты, закрыв за собой двери. Впрочем, он тут же остановился и обратился в слух.

— Мы знали, что это когда-нибудь случится, — говорила мать. — Это совершенно правильно, что он хочет поехать.

— Но представь себе, что он почувствует, увидев полные ненависти взгляды и искривленные в ярости губы, услыхав утонченные оскорбления...

— Но, возможно, этого и не произойдет, Танис. Эльфы изменились.

— Изменились ли, любимая? — печально отозвался Полуэльф. — В самом деле изменились?

Лорана не отвечала, по крайней мере, ее ответа не было слышно.

Гил заколебался. Похоже, они действительно хотят его защитить.

Защитить! Как Карамон хотел защитить Палина. Но Палин хотел пройти Испытание — и прошел. И он хочет доказать, чего стоит, доказать им обоим!

Утвердившись в своем решении, юноша, прыгая через две ступеньки, сбежал вниз. Оказавшись у себя, он запер двери и вытащил из тайника приглашение. Гил пробежал его взглядом и отыскал нужное место:

Это имя ничего не говорило Гилу, но это было неважно. Он уронил приглашение и пристально посмотрел на теряющуюся в туманной дымке дорогу, ведущую на юг.

К «Черному Лебедю».

Глава четвертая

Завернувшись в плащ, Танис Полуэльф лежал на твердой холодной земле. Он крепко и мирно спал. Но рука Карамона легла на его плечо и решительно встряхнула: «Танис, ты нужен нам! Танис, вставай!»

Убегая, увертываясь от цепких пальцев, сжимаясь в комок, Танис умолял: «Я не хочу вставать. Я устал от всего этого, ужасно устал. Почему ты не хочешь оставить меня в покое? Дай поспать...»

— Танис!

Вздрогнув, он очнулся. Он проспал дольше обычного. Но сон не принес отдыха — тело ломило, голова была тяжелой. Полуэльф почти не сомневался, что, открыв глаза, увидит Карамона.

Но перед ним была Лорана.

— Гил пропал, — сказала она.

Танис потряс головой, отгоняя сон и тяжесть.

— Пропал? — тупо повторил он. — Куда пропал?

— Я точно не знаю, но думаю... — Ее голос сорвался.

Она молча протянула мужу золотистый лист бумаги.

Протерев глаза, Танис принял сидячее положение. Лорана скользнула на кровать рядом с ним и обвила рукой его плечи.

Он читал приглашение.

— Где ты нашла это?

— В... в его комнате. Я, конечно, не рылась в его вещах, просто... Он не спустился к завтраку, и я подумала, не заболел ли он. Пошла проверить...

Ее голова поникла, по щекам покатились слезы.

— Он не спал в постели, одежда исчезла. И это... это... было на полу... у окна.

Лорана едва не разрыдалась, но быстро овладела собой.

— Тогда я бросилась на конюшню... Его коня не было в стойле... Конюх, конечно, ничего не видел и не слышал...

— Старый Гастингс глух, как мачта. Он и новый Катаклизм проспит... А ведь Карамон пытался предупредить меня, что это может произойти, но я не слушал.

Танис вздохнул, ведь во сне он все помнил, именно потому и увидел Карамона. «Дай мне поспать...»

— Все будет хорошо, любимая, — жизнерадостно объявил он, притягивая ее поближе и крепко целуя.— Гил оставил листок здесь, зная, что мы найдем. Он хочет, чтобы мы нашли его и остановили. Это как цыпленок первый раз пробует быть самостоятельным, ничего более. Я найду его в «Черном Лебеде» — измученного, но слишком гордого, чтобы признаться, с виду готового ехать в неведомые дали, а на деле мечтающего, чтобы я уговорил его вернуться обратно...

— Только не ругай его, — тревожно вскинулась Лорана.

— Ну конечно, не буду. У нас будет мужской разговор, это, знаешь, долгая вещь. Может, мы проговорим всю ночь, а вернемся к утру.

Эта мысль согрела Таниса. Теперь он понял, что еще ни разу не провел ни дня с сыном. Теперь они поговорят, как следует поговорят... Танис даст Гилу знать, что отец прекрасно знает о его проблемах.

— Может, и мне поехать...

— Нет, Лорана, — твердо сказал Танис. — Это все между мной и Гилом. — Танис вылез из кровати и принялся одеваться для путешествия. — Кто знает, может быть, это окажется неплохим уроком для мальчика, милая. Слушай, а ты точно не знаешь, почему он отважился на такое?

Ожидая ответа, Танис даже на секунду приостановил сборы.

— Ни один эльфийский юноша никогда не сделает такого,— тихо сказала Лорана. В глазах ее стояли слезы.

Танис склонился и поцеловал ее густые волосы. Он вспоминал юного полуэльфа, сбегавшего от своего народа, из своего дома, того самого полуэльфа, который убегал даже от нее. Ему казалось, что и она не должна забыть такого.

Жажда перемен — проклятие людей.

Или благословение.

— Не переживай, — сказал он. — Я доставлю его домой в целости и сохранности.

— Только бы Гил понял, что мы сделаем для него все!..

Лорана продолжала говорить, но Танис уже ничего не слышал. В его голове раздавался голос другой женщины, другой матери: «Чем ты пожертвуешь ради своего сына? Честью? Добрым именем?»

Это были слова Сары, заменившей мать Стилу Светлому Мечу. Похолодев от ужаса, Танис припоминал видение. Он не вспоминал о нем много лет, стараясь выкинуть из головы. Но вот он снова оказывается в проклятой цитадели Лорда Ариакана, Рыцаря Такхизис. Расступились темные облака, сквозь разрывы облачной завесы пролился серебряный свет Солинари, и Танис успел увидеть опасности и несчастья, роящиеся вокруг его сына, как насланный кем-то дождь. Тут Солинари снова поглотили темные облака и видение пропало. И он забыл его.

До сего момента.

— Что случилось? — Лорана, не на шутку перепуганная, пристально смотрела на него. Как же хорошо она его знала! Даже слишком...

— Ничего страшного. — Танис через силу выдавил успокаивающую улыбку. — Просто ночью мне приснился дурной сон. Наверно, он до сих пор на меня действует. Ну тот, о войне, ты помнишь...

Лорана знала. Она тоже видела эти сны. И понимала, что он не говорит ей правды не потому, что не любит ее, и не потому, что не доверяет или не уважает ее, а просто потому, что не может сказать. С раннего детства он привык держать такие вещи при себе... все переживания, обиды и страхи. Выдать слабость значило дать кому-то преимущество над собой. Она не могла упрекнуть его, ведь помнила времена, когда никто не принимал его. Получеловек в эльфийском обществе, он жил в Квалинести изгоем, не зная милосердия и жалости. Эльфы всегда давали ему понять, что он всю жизнь будет отверженным.

— Что скажешь о Рашасе? — тактично переменила тему супруга.

— А вот с Рашасом тоже неплохо будет разобраться, — сказал Танис зло. — Чувствую, его рук дело. Интриги, всегда интриги! Удивляюсь, как это Портиос оказался с ним заодно.

— У Портиоса другие заботы, дорогой. Теперь, когда Сильванести свободна от снов Лорака, Портиос наконец сможет вернуться домой и заняться делами своей страны.

Сны Лорака... Лорак был эльфийским королем, правителем Сильванести перед Войной Копья. Видя, что его страна близка к гибели от руки вторгшихся в нее армий Владычицы Тьмы, Лорак попытался использовать один из могущественных магических артефактов Око Дракона, чтобы защитить свой народ и страну. Но вместо этого произошла трагедия: Лорак сам пал жертвой Ока. Злой дракон, Циан Кровавый Губитель, воцарился в Сильванести, посылая Лораку темные видения.

Сны становились реальностью. Сильванести была заклятой опустошенной страной, кишащей злобными тварями, которые являлись одновременно и реально существующими, и кошмарными видениями.

Даже после смерти Лорака и поражения Темной Королевы, Сильванести не была полностью освобождена от Тьмы. В течение многих лет эльфы боролись с остатками сновидений, сражались с тварями, которые продолжали бродить по стране. Только сейчас от них избавились полностью.

Танис вспоминал историю, происшедшую с Лораком, и подумал со злостью, что это вполне уместно в сложившейся ситуации. Опять какие-то эльфы действовали неразумно, не опасаясь возможных последствий.

Вроде древних, «идущих-своим-путем» эльфов, как сенатор Рашас.

— По крайней мере, теперь у Портиоса есть кое-что, что отвлечет его внимание от многочисленных неприятностей, — я имею в виду будущего ребенка, — с самым жизнерадостным лицом, которое он только смог изобразить, вел Танис светскую беседу, шнуруя между тем кожаные доспехи.

Лорана смотрела на броню, которую он никогда не надевал, кроме как в крайних, грозящих опасностью случаях. Она прикусила губу, но ничего не сказала, продолжая, по примеру мужа, разговор о политике.

— Я знаю, Эльхана довольна, ведь она давно хотела ребенка. И не сомневаюсь, что Портиос тоже счастлив, хоть и старается делать вид, что его отцовство — не больше чем исполнение долга перед своим народом. Я вижу теплоту в их отношениях, которой не было никогда раньше, и начинаю надеяться, что теперь они будут заботиться друг о друге.

— Главное, вовремя, — пробормотал Танис.

Он не слишком любил свояка. Завязав дорожный плащ, он взял дорожный мешок и наклонился поцеловать жену.

— До свидания, любимая. Не терзайся слишком сильно, если мы задержимся.

— О Танис! — Взгляд Лораны проникал в самую душу.

— Не бойся. Нам с мальчиком надо побеседовать. Теперь я это вижу, хоть должен был увидеть давно. Но я надеялся... — Он запнулся и не стал продолжать. Потом добавил: — Словом, если что — пришлю весточку.

Пристегнув меч в ножнах к поясу, он еще раз поцеловал ее и вышел.

Путь Гила обнаружить было несложно. Весенние дожди поливали Солантус целый месяц, и следы лошадиных копыт глубоко и четко отпечатались в грязной дороге. Единственный, кто, кроме Гила, проезжал тут за последнее время, был сир Уильям, доставивший письмо от Карамона, но он ехал в противоположном направлении, следуя в Соламнию, тогда как «Черный Лебедь» был расположен на дороге, ведущей в Квалинести и далее на юг.

Танис пустил лошадь шагом. Восходящее солнце сверкало в небе огненным серпом, в траве блестела роса. Утро выдалось ясным и достаточно свежим, так что плащ оказался к месту.

«Гилу должна понравиться прогулка», — сказал себе Танис. С преступным удовольствием он предался воспоминаниям о другом сбежавшем юноше и его ночном путешествии. «У меня-то лошади не было, когда я решил уйти. Шел пешком из Квалинести в Утеху, разыскивая Флинта. У меня не было ни денег, ни цели, один ветер в голове. Удивительно, как я остался в живых».

Танис горько рассмеялся, покачав головой. «Я был одет достаточно бедно, чтобы не привлечь внимание грабителей, не имел средств на гостиницу и потому избежал стычек и потасовок. Ночи проводил под звездами, где наконец смог дышать полной грудью.

Ах, Гил, — вздохнул Танис, — я постоянно совершал одну и ту же ошибку, которую сотни раз запрещал себе делать. Я ограничивал тебя, стеснял свободу. Сети были сотканы из шелка, созданы с любовью, но от этого они не перестали быть сетями. А как иначе? Ты ведь дорог мне, сынок! Я так тебя люблю! И с тобой что-нибудь случиться... Прекрати, Танис! — оборвал он сам себя. — Накличешь беду, и можно себе представить, во что все выльется. Сегодня прекрасный день, Гил на чудесной верховой прогулке. А потом мы проговорим всю ночь, и это будет настоящий, откровенный разговор по душам. То есть твой разговор, сынок. Я буду только слушать и стараться понять. Обещаю».

Танис продолжал ехать по следам лошади Гила. Он увидел, как юноша, отпустив поводья, предоставил лошади свободу, увидел следы бешеного галопа — и у лошади, и у всадника закружилась голова от свободы. Но потом Гил успокоил лошадь, и дальше он вполне разумно ехал ровным шагом, не утомляя коня.

— Ну что же, совсем неплохо, малыш, — одобрительно пробормотал Танис. Гордость за сына согрела его.

Выкинув из головы беспокойство, он начал прикидывать, что скажет Рашасу из Талас-Энтии. Танис хорошо знал этого эльфа. Примерно того же возраста, что и Портиос, Рашас обожал власть и ничего не любил так, как политические интриги. Он был самым молодым эльфом из тех, что когда-либо заседали в Сенате. Говорили, что он интриговал против отца до тех пор, пока старый эльф не уступил давлению и отдал свое место. Во время Войны Копья Рашас мутил воду за спиной Солостарана, Беседующего-с-Солнцами. Преемник Солостарана, Портиос, теперь тоже боролся с этими интригами.

Рашас настойчиво защищал изоляцию эльфов от остального мира. Он не делал из этого секрета. По его мнению, Король-Жрец Истара был совершенно прав, принося в жертву гномов и кендеров. Рашас сделал бы только одну поправку: добавил бы в список людей.

Но что было совершенно необъяснимо, почему этот искусный хитрый паук и человеконенавистник старался завлечь в свои сети Гилтаса, из всего эльфийского народа единственного, имеющего четверть человеческой крови?

— Во всяком случае, — пробормотал Танис себе в бороду, — это предоставит мне возможность свести с тобой старые счеты, Рашас, старый друг детства! Я помню каждое из твоих ядовитых замечаний, прошептанных на ухо оскорблений, клеветы, жестоких шуток. Помню все наказания, полученные от компании твоих лизоблюдов. Тогда мне не позволяли поквитаться с тобой тотчас же, но, клянусь Паладайном, сейчас меня никто не остановит!

Восхитительное предчувствие удовольствия, которое он получит от первого удара в острый подбородок Рашаса, занимало Таниса в течение всей лучшей части утра. Он не знал, что нужно Рашасу от его сына, но был уверен, что ничего хорошего.

«Просто отвратительно, что я ничего не сообщил Гилу о Рашасе, — размышлял Танис. — Еще хуже, что я ничего не рассказал ему о моей юности в Квалинести. Это было большой ошибкой — держать его в неведении по этому поводу. Если бы он знал о Рашасе и ему подобных, то не поверил бы никаким словам сенатора. Но я ведь хотел защитить тебя, Гил. И не хотел, чтобы тебе досталась та же тяжесть, от которой страдал я...»

Танис, резко остановив лошадь, повернул назад. Грязь, подсыхающая на солнце, была подобна написанной книге. Танис знал: на всем Кринне есть всего одно создание, имеющее такие следы — три когтя спереди, глубоко вонзающиеся в землю, и один позади, а рядом — извилистый след хвоста ящера.

Дракониды! Не меньше четверки!

Танис рассматривал следы. Его лошадь, учуяв мерзкий запах, в ужасе шарахнулась прочь.

Поймав ее, Танис придержал ее голову, чтобы она привыкла к запаху, после чего поехал по следу. «В конце концов, это могло быть совпадением, — говорил он себе, — дракониды, возможно, просто путешествуют в том же направлении, что и Гил».

Но не прошло и мили, как Танис убедился, что твари преследовали именно сына.

В одном месте Гил повернул лошадь к протекавшему неподалеку ручейку, каменистый берег которого виднелся с дороги. В этом же месте свернули и дракониды. Неуклонно следуя за Гилом и его лошадью, они не отклонились ни на шаг, пройдя вдоль кромки воды и возвратясь на дорогу.

Вдобавок Танис заметил, что дракониды старались не попасться Гилу на глаза, — во многих местах когтистые следы искали укрытия в кустарнике.

Дорогой иногда пользовались фермеры и совсем редко — рыцари. Если бы дракониды были простыми налетчиками, они, не колеблясь, напали бы на одиноких фермеров, похитив повозки и лошадей. Эти же скрывались ото всех, кто ехал по тракту. Не было никаких сомнений — они выполняли задание.

Но как могут быть связаны дракониды с Рашасом? Эльф имел свои недостатки, но тайный сговор с созданиями Тьмы среди них не числился.

Напуганный и встревоженный, Танис пришпорил коня. Следам всего не более часа, но он был уже недалеко от «Черного Лебедя». Гостиница располагалась в довольно крупном городе Ясное Поле. Четверка драконидов никогда не осмелится войти в густонаселенное место. Каким бы ни был их замысел, они нападут, не дожидаясь, пока Гил достигнет гостиницы.

Все это означало, что Танис может опоздать.

Он медленно ехал по следам, не отрывая от них взгляда, — и от когтистых отпечатков нечеловеческих ступней, и от следов копыт лошади Гила. Молодой человек, похоже, и не догадывался, что за ним следят. Он ехал, как на прогулке, любуясь пейзажами, радуясь новоприобретенной свободе.

Дракониды ни на миг не сбились с его следа.

И тут Танис понял, где они нападут.

За несколько миль до Ясного Поля путь проходил через густой, дремучий лес. Дубы и ореховые деревья росли здесь так густо, что их переплетенные ветви, пологом нависшие над дорогой, не пропускали солнечный свет, держа дорогу в глубокой тени. В дни после Катаклизма и по сию пору лес пользовался репутацией убежища грабителей и в народе звался Воровскими Угодьями. Склон холма, заросшего лесом, был усыпан пещерами, здесь грабители могли прятаться сами и прятать награбленное добро.

Это место было идеальным для засады.

Застонав от ужасного понимания, Танис бросил след и пустил коня галопом, чуть не сбив с ног перепуганного фермера, недоуменно спрашивающего, что произошло. Времени для объяснений не было. Лес длинной полосой почти черной зелени уже виднелся впереди.

Вскоре над ним и за ним сомкнулись ветви деревьев, и день превратился в сумерки. Заметно похолодало. Здесь и там пятна солнечного света проникали сквозь нависающие ветви. По сравнению с темнотой вокруг свет был почти ослепительным. Но вскоре и эти проблески солнечных лучей пропали. Деревья плотно сомкнули молчаливый строй.

Танис придержал коня, опасаясь потерять след.

Конец истории предстал перед его глазами слишком рано. И полуэльф не смог пропустить его, даже если б читал историю, рассказанную следами, чересчур быстро.

Грязная дорога была перерыта и истоптана на таком протяжении и так густо, что Танис не смог разобрать, что произошло. Следы лошадиных копыт смешались с отпечатками когтей драконидов, здесь и там он различал отпечатки узких эльфийских ступней. Дополняли мешанину странные когтистые следы, выглядевшие смутно знакомыми, но Танис никак не мог вспомнить, кому они принадлежат.

Он спешился, заставив себя исследовать все, не пропуская ни одной детали. То, что он обнаружил, встревожило его еще больше. За этим истоптанным местом лошадиные следы обрывались.

Гил дошел до этого места, но не дальше.

Что, во имя святых Богов, произошло с ним?

Танис вернулся обратно, продолжив свои поиски на земле под деревьями, и его настойчивость была вознаграждена. Следы копыт в окружении когтистых отпечатков драконидов оставили дорогу, свернув в чащу.

Танис мрачно выругался, привязав лошадь к дереву у дороги, и достал свой лук. Надел на плечо лук, закинул за спину колчан и отправился в чащу.

Все старые охотничьи навыки мгновенно вернулись к нему. Он благословлял предчувствие или... видение Гнезда Бури, побудившее его надеть мягкие кожаные сапоги, взять лук со стрелами и меч, которыми он нечасто пользовался в мирное время.

Его взгляд внимательно исследовал землю. Он двигался среди деревьев и кустарника бесшумно, легко, так, что ни одна веточка не треснула под его ногой, ни один листок не шелохнулся от его движения.

Деревья росли все гуще и чаще. Выслеживая четырех драконидов, он ушел уже очень далеко от дороги и был совсем один. Не самое благоразумное решение на свете.

Но Танис продолжал забираться все глубже в чащу.

Там был его сын.

Услышав звук гортанных голосов, говорящих на языке, от которого мурашки поползли по телу и нахлынули неприятные воспоминания, Танис замедлил шаг. Сдерживая дыхание, он пробирался вперед, прячась за деревьями, как можно ближе к своей добыче.

Все они, по-видимому, были здесь, во всяком случае большинство из них. Трое драконидов стояли перед пещерой, разговаривая на своем отвратительном, наречии. И здесь был конь Гила, с прекрасной кожаной сбруей и шелковыми лентами, вплетенными в гриву. Животное дрожало от страха, на нем были заметны следы побоев. Это не был опытный боевой конь, но, видимо, он пытался сражаться с захватчиками; один из драконидов, проклиная его, тряс перед товарищами окровавленной чешуйчатой рукой.

Но Гила нигде не было видно. Он мог находиться с четвертым драконидом в пещере, но зачем? Что за ужасные вещи с ним хотят делать? Или уже сделали?

Во всяком случае, утешительным было то, что кровь, пролитая в этом месте, была зеленой — драконидской.

Он выбрал цель — драконида, ближайшего к нему. Производя не больше шума, чем лесной ветерок, Танис поднял лук и молниеносно выстрелил. Стрела воткнулась дракониду между крыльями. Испустив яростный вопль боли и изумления, тварь грузно рухнула на землю. Тело тотчас превратилось в камень, крепко зажав стрелу. Никогда не следует нападать на драконидов с мечом, если хочешь сохранить его.

Танис немедленно выхватил следующую стрелу, второй драконид, выхватив меч, уже кинулся к нему.

Танис спустил тетиву.

Стрела пронзила дракониду грудь. Он выронил меч, схватился за стрелу своей когтистой рукой и тоже рухнул на землю.

— Не двигаться! — гаркнул Танис на всеобщем, который дракониды понимали.

Третий драконид замер, наполовину вытащив меч из ножен, повернув глаза-бусины в направлении, откуда раздался приказ.

— Следующая стрела — с твоим именем, — объявил Танис. — Она направлена прямо в ту слизь, что ты по ошибке называешь сердцем. Где мальчик, которого вы захватили в плен? Что вы сделали с ним? У тебя десять секунд, чтобы рассказать мне обо всем, иначе отправишься к твоим дружкам!

Драконид что-то прорычал.

— Не кривляйся! — зарычал Танис. — Ты говоришь на всеобщем лучше, чем я. Где мальчик? Десять секунд почти прошли! Если...

— Танис, мой друг! До чего же приятно снова свидеться! — раздался знакомый голос. — Сколько лет прошло!

Красивый, кареглазый и русоволосый эльф в черной мантии появился из пещеры.

Танис силился держать лук натянутым, но тот заплясал в руках, ладони вспотели, от ужаса похолодело внутри.

— Где мой сын, Даламар? — хрипло выкрикнул Танис. — Что ты сделал с ним?

— Ты бы опустил лук, Танис, — мягко посоветовал Даламар. — Не заставляй их убивать тебя. И меня тоже не заставляй.

Ослепший от слез ярости и страха за жизнь сына, Танис продолжал натягивать тетиву, не заботясь, в какую цель уйдет стрела.

Когтистые пальцы вонзились ему в спину, швырнули Полуэльфа на землю. Что-то тяжелое врезалось в него. Боль пронзила голову Таниса, и, хотя он пытался бороться, тьма сомкнулась вокруг.

Глава пятая

Гил ехал через весьма темную и мрачную часть леса, тревожно размышляя о том, что это место выглядит просто идеальным для засады, когда из просвета меж стволами деревьев вылетел грифон и опустился на дорогу прямо перед ним.

Гил никогда прежде не видел ни одного из этих удивительнейших существ, друзей эльфов и больше никого на всем Кринне. Гил взволнованно закрутился в седле. У зверя были голова и крылья орла, а задняя часть львиная. Глаза холодно смотрели, а мощный хищный клюв, как гласила легенда, мог пробить чешую дракона.

Конь Гила перепугался, лошадиное мясо — одно из любимых блюд в рационе грифона. Он заржал и поднялся на дыбы, чуть не сбросив всадника. Гил был опытным наездником — подобные упражнения считались полезными для его здоровья, так что он немедленно утвердился в седле и успокоил лошадь, легко похлопав ее по шее и пробормотав несколько ласковых слов.

Немолодой всадник на грифоне, облаченный в богатые одежды, — одобрительно посмотрел на Гила. Когда конь вновь подчинился ему, эльф спешился и подошел. Другой эльф был одним из самых удивительно выглядящих эльфов, когда-либо виденных Гилом. Этот странный эльф обходился почему-то почти без одежды. Обнаженное, с рельефной мускулатурой тело покрывали сложные, красочные узоры.

Старший эльф представился:

— Я — Рашас из Талас-Энтии. А ты, я полагаю, принц Гилтас. Приятная встреча, внук Солостарана, удивительно приятная.

Гил спрыгнул с лошади, произнес приличествующие случаю вежливые слова, и они обменялись ритуальным поцелуем. В это время грифон свирепо вертел головой, и его лютый взор пронизал мрак чащобы. Он защелкал клювом, его когти взрыхлили землю, а хвост бешено забился по земле от отвращения.

Эльф, сопровождавший Рашаса, сказал несколько слов грифону, и тот неохотно успокоился. Гил смотрел на диковинного зверя, одновременно стараясь успокоить коня, бросая косые взгляды на разрисованного слугу-эльфа; в то же время сосредоточиваясь на том, чтобы правильно и вежливо отвечать сенатору.

Неудивительно, что он смутился. Рашас заметил трудности юноши.

— Позволь попросить у тебя прощения за то, что мы напугали твоего жеребца. Мне легкомысленно не пришло в голову, что твое животное не знакомо с нашими грифонами. Ведь лошади квалинестийцев совершенно не боятся их, как увидишь. Я не подумал, что лошади Таниса Полуэльфа не обучены.

Гил смутился. Долго, очень долго грифоны были друзьями эльфов, поэтому быть с ними незнакомыми казалось Гилу непростительным проступком. Он хотел извиниться за отца, не знавшегося с чудесными животными, но с удивлением услышал нечто другое.

— Отчего же, грифоны навещают нас, — гордо проговорил он. — Мои родители ежегодно посылают им дары. Лошадь отца хорошо с ними знакома, но мой слишком молод...

Рашас вежливо прервал его.

— Поверь мне, принц Гилтас, я все понимаю, — сказал сенатор, бросая на Гила полный холодного сожаления взгляд, от которого юноша покраснел.

— Поверь мне, сенатор, — начал Гил, — думаю, ты ошибаешься...

Рашас продолжал, как будто не услышал слов юноши:

— Думаю, тебе будет приятно и поучительно увидеть Квалинести в первый раз с воздуха, принц Гилтас. Потому я и оседлал грифона — для меня большая честь вернуться вместе с тобой. Не волнуйся, грифону не будет тяжело нести нас обоих.

Гил забыл свою злость и обиду. С благоговейным трепетом взирал он на чудного зверя. Летать! Казалось, в одно мгновение сбылись его мечты. Но это приподнятое настроение быстро улетучилось. Первым делом надо было позаботиться о собственном скакуне.

— Спасибо за любезное предложение, сенатор...

— Зови меня просто Рашас, мой принц, — прервал юношу эльф.

Гил кивнул, польщенный.

— Я не могу бросить своего коня без присмотра. — Гил похлопал по шее животное. — Надеюсь, вы не обидитесь.

Напротив, Рашасу понравились его слова.

— И не думал, мой принц, мне нравится, что ты не лишен чувства ответственности, как многие молодые эльфы в наши дни. Но в данном случае тебе не стоит беспокоиться: здесь мой слуга из Кагонести, — Рашас махнул рукой в сторону расписанного эльфа, — вернет коня в конюшню твоего отца.

Кагонести! Теперь Гил все понял. Этот странный эльф был одним из знаменитых Диковатых Эльфов, воспетых в песнях и легендах. Гил раньше никогда не видел их. Слуга кивнул, безмолвно заверяя в том, что ничто не доставит ему большей радости и удовольствия. Гил неловко кивнул в ответ, лихорадочно соображая, как поступить дальше.

— Вижу, что ты колеблешься. Может, ты плохо себя чувствуешь? Я слышал, что здоровье у тебя слабое. Не лучше ли вернуться домой? — заботливо осведомился Рашас. — Полет на грифоне — суровая штука, она не пойдет тебе на пользу.

Конечно же, замечание решило вопрос.

Гил покраснел и сказал, что будет очень рад полететь вместе с сенатором на грифоне.

Без задней мысли Гил оставил своего жеребца на попечение слуги. Только когда он уже сидел на грифоне позади Рашаса, то удивился: как сенатор узнал о его решении путешествовать в Квалинести? И как Рашас узнал, где встретиться с ним?

Вопросы уже готовы были сорваться с кончика языка юноши, но Гил благоговел перед старым эльфом, трепетал перед его элегантной и величавой внешностью. Лорана хорошо воспитала сына, научив быть дипломатом. Подобные вопросы покажутся невежливыми, ведь стало бы очевидным, что Гил не доверяет сенатору.

Несомненно, происходящему можно найти логическое объяснение, потому Гил успокоился и, откинувшись назад, принялся наслаждаться полетом.

Глава шестая

На всю жизнь Гил запомнил первое впечатление от легендарного города Квалиноста, уютно блеснувшему шпилями вдали. Рашас повернулся посмотреть, какое впечатление произвела на юношу столица, и увидел слезы, бегущие по щекам Гила.

Сенатор удовлетворенно кивнул, отведя руку Гила, когда тот хотел вытереть влагу.

— Красота переполняет сердце, и надо дать выход эмоциям. Так что пусть они льются из твоих глаз. Не стыдись их, а гордись. Нет ничего удивительного в том, как ты встречаешь свою настоящую древнюю родину.

Гил не упустил умышленного ударения на слове «настоящая» и мысленно согласился с сенатором. «Да, здесь моя родина! Я знаю это теперь, и знал всю жизнь. Сейчас я вижу Квалиност не впервые — столько раз я видел его во сне!»

Из осиновых аллей, привольно растущих в городе, вздымались четыре белокаменные башни, инкрустированные сверкающим серебром. В центре города возвышалась самая грандиозная башня из сияющего золота, ее окружали прочие здания из розового кварца. Среди осиновых рощ и полян диких цветов вились шелковые ленты тихих улиц. В душе Гила разлилось умиротворение и чувство того, что все его существо неразрывно связано со всем этим.

Действительно, он вернулся домой.

Грифон приземлился во внутреннем дворе дома, чьи стены розового кварца были украшены зеленым нефритом. Рашас похвастался, что этот дом, с виду такой изящный и хрупкий, выдержал ужасы и пламенные ветры Катаклизма. Гил глядел на шпили, ажурные решетки, резные колонны, изящные арки и мысленно сравнивал с родительским владением.

Дом, который Лорана называла «Конец приключений», был прямоугольным и каким-то угловатым и нескладным, с неуклюжими окнами и высокой крышей. По сравнению с прекрасными домами эльфов он казался громоздким, приземистым и уродливым. Он казался... человечьим.

Рашас вежливо поблагодарил грифона за помощь, одарил его и простился со зверем. Потом повел Гилтаса в дом. Хоть и казалось невозможным, внутри дом выглядел еще прекрасней, чем снаружи. Эльфы обожали свежий воздух, и, как говорят, «в их домах больше окон, чем стен». Солнечный свет, струящийся через ажурные решетки, вырисовывал на полу причудливые узоры, оживающие под солнцем и тенями облаков. Внутри дома росли дивные цветы, трепетали листья деревьев. То и дело в окна свободно впархивали птицы, наполняя дом мелодичными трелями, смешивающимися с журчащими фонтанами.

Почтительными поклонами встретили Рашаса слуги-Каганести, высоченные и мускулистые, со странными знаками на коже.

— Это мои Диковатые Эльфы, — объяснил Гилу Рашас. — Когда-то они были рабами. Теперь же, в соответствий с современными декретами, я плачу им за службу.

Гил не был уверен, но ему показалось, что голос сенатора звучит очень огорченно. Старый эльф посмотрел на него и улыбнулся, потому Гил решил, что сенатор шутит. Кто сегодня открыто одобрит рабство?

— В этом доме живут только я и мои слуги, — продолжал Рашас. — Я вдовец, моя жена умерла во время войны. Сына убили, в битве с войсками Белокамня. Наши силы возглавляла твоя мать, Гилтас. — Рашас странно посмотрел на юношу. — Дочь же моя вышла замуж и живет в доме мужа. Так что большую часть времени я один. Но сегодня ты мой почетный гость, и ты развеешь мое одиночество. Надеюсь, принц, ты будешь считать мой дом своим домом. Надеюсь, ты удостоишь мое жилище своим присутствием? — Казалось, сенатор нетерпеливо хочет услышать «да», вырвавшееся у Гилтаса.

— Это честь для меня, сенатор, — сказал Гил, светясь от удовольствия. — Ты слишком добр ко мне.

— Скоро я покажу тебе твою комнату, сейчас ее готовят слуги. А с тобой очень хочет увидеться одна леди, которая гостит у меня. Будет невежливо заставлять ее ждать, ведь она много наслышана о тебе. Она ведь так близка с твоей матерью...

Гил был заинтригован. После свадьбы у матери осталось мало друзей среди эльфов. Может, эта леди была подругой детства?

Рашас повел Гила вверх по чудесной лестнице, наверху заканчивающейся просторным холлом, из которого вели три двери: одна располагалась в дальнем конце, две другие — по бокам. У дальней двери стояли два слуги, почтительно склонившиеся перед Рашасом. По жесту Рашаса один из них постучал в дверь.

— Войдите, — произнес музыкальный женский голос, тихий и властный.

Гил отступил назад, пропуская Рашаса первого, но сенатор с поклоном жестом поторопил его.

— Мой принц, — произнес он.

Растерянный, но польщенный, Гилтас вошел в комнату, Рашас следом. Слуги плотно закрыли дверь.

У окна спиной к ним стояла женщина.

Комната была восьмиугольной и напоминала оранжерею. Посредине росло несколько деревьев, их ветви сплетались в настоящий живой зеленый потолок. Высокие узкие окна закрыты и занавешены шелком. Юноша подумал, что жильцу, наверное, не по душе свежий воздух.

Две двери — по одной с противоположных сторон комнаты — вели в другие покои из этой главной комнаты. Мебель — диван, стол и несколько стульев — была изящна и удобна.

— Миледи, — почтительно обратился к женщине Рашас, — у нас гость.

Какое-то время она все еще стояла к ним спиной, казалось, она окоченела в неподвижности. Потом женщина медленно повернулась.

У Гила вырвался тихий вздох. Никогда в жизни не видел он такой красоты, воплощенной в живом существе. Ее волосы черны, как небо в полночь. В невероятных фиолетовых глазах переливались аметисты. Она была грациозна, прекрасна, возвышенна, эфемерна. Но вокруг нее была разлита глубокая печаль — как скорбь Богов.

Гил ничуть не удивился бы, если б Рашас представил ему эту женщину как Мишакаль, Богиню-целительницу. Ему хотелось упасть перед ней на колени в поклонении и почтении.

Но женщина не была Богиней.

— Принц мой, позволь представить тебе Эльхану Звездный Ветер... — начал Рашас.

— Королеву Эльхану Звездный Ветер, — тихо и надменно исправила она. Ее поза казалась гордой и непокорной.

— Королеву Эльхану Звездный Ветер, — с улыбкой повторил за ней Рашас, как если бы он потворствовал капризам ребенка. — А тебе позволь представить Гилтаса, сына Лораланталасы из Дома Солостаран... и ее мужа, Танталаса Полуэльфа. — Последние слова Рашас произнес как ничего не значащие.

Гил уловил очевидную паузу в речи Рашаса, умышленно разделившую мать и отца. Щеки Гила зарделись от смущения и стыда. Он не смел даже взглянуть на стоящую перед ним женщину, такую гордую и высокомерную, которая наверняка жалеет и презирает его. Она заговорила, но не с ним, а с Рашасом. Смущение Гила было столь велико, что сначала он даже не понял, о чем говорит эльфийка. Но когда осознал, то изумленно вскинул голову.

— ...Танис Полуэльф — один из великих нашего времени. Он известен и уважаем по всему Ансалону. Каждый народ почитает его, причем включая эльфийский народ, сенатор. Гордые Соламнийские Рыцари почтительно склоняются перед ним. Праведная Дочь Крисания из Храма Паладайна в Палантасе считает его своим другом. В Торбардине король гномов зовет Таниса Полуэльфа братом...

Рашас кашлянул.

— Да, королева, — сухо сказал он. — Я уже понял, что у Полуэльфа есть друзья даже среди кендеров.

— Точно, есть, — холодно отозвалась Эльхана. — И он счастлив, что заслужил их незамысловатое уважение.

— Какой изысканный вкус... — Губы Рашаса растянулись в улыбке.

Эльхана не стала ему отвечать. Она смотрела на Гила и хмурилась, как будто ей в голову внезапно пришла новая неприятная мысль.

Гил не понимал, что произошло, он был шокирован и нервничал. Услышать такую пылкую хвалу отцу из уст самой королевы Квалинести и Сильванести! Его отец — один из величайших людей нашего времени... гордые рыцари склоняются... король гномов зовет его братом... каждый народ почитает его...

Гил никогда не знал об этом, не задумывался о таких вещах.

Он вдруг заметил, что в комнате повисла оглушающая тишина. Гилу стало ужасно неуютно, и он страстно хотел, чтобы кто-нибудь произнес хоть слово.

Затем юноша встревожился.

«Может, я должен что-то сказать? — в панике подумал Гил, стараясь припомнить уроки матери о королевских приемах. — Может, я должен поддержать беседу?»

Эльхана внимательно разглядывала сына Таниса. Прекрасные глаза, устремленные на Гила, смущали и лишали дара речи. Он хотел сказать хоть что-то, но обнаружил, что горло перехватило. Он переводил взгляд с сенатора на королеву, осознавая потихоньку неправильность происходящего.

Солнцу нет места в этой комнате, окна занавешены плотными занавесями. Поначалу тени казались прохладными и успокаивающими, но сейчас были угрожающими и страшными, как завеса, падающая на мир перед началом сильного шторма. Воздух словно пропитан предвестием несчастья.

Эльхана первая нарушила затянувшееся молчание. Ее фиолетовые глаза потемнели, став почти черными.

— Так вот, значит, каков твой план? — обратилась она к Рашасу на языке Квалинести, но с легким акцентом, выдававшим уроженку Сильванести.

— И весьма хороший, тебе не кажется? — вопросом на вопрос ответил спокойный Рашас.

— Но он еще мальчишка! — вполголоса воскликнула Эльхана.

— Но у него будет верный наставник и мудрый советник, — парировал Рашас.

— Которым станешь ты, — саркастически бросила Эльхана.

— Регента назначит Талас-Энтия. Я, конечно, буду счастлив предложить услуги.

— Талас-Энтия! Да эта кучка старых глупцов у тебя в кармане!

Гил чувствовал тошноту, подкатывающуюся к горлу, слышал безумный стук крови в висках. Опять старшие говорят через его голову, как будто он вроде тех деревьев, растущих из пола комнаты.

— Ведь он еще не знает, так ведь? — спросила Эльхана, с сожалением посмотрев на Гила.

— Думаю, он знает больше, чем хочет показать,— с хитрой улыбкой сказал Рашас. — Он пришел сюда по собственному желанию, никто его не заставлял. А теперь, ваше величество, — сарказм высунулся жалом с языка сенатора, — если ты и принц Гилтас позволишь мне, то я займусь неотложными делами. Надо очень-очень много всего сделать перед предстоящей нам завтра церемонией.

Сенатор поклонился и, повернувшись на месте, вышел из комнаты. Слуги тут же захлопнули дверь.

— Что происходит? — Гил был сбит с толку и зол одновременно. — О чем он говорит? Я не понимаю...

— Не понимаешь, значит? — бросила Эльхана. Гил не успел ответить, а Эльхана уже отвернулась от него. Все ее тело напряглось, кулаки сжались, ногти впились в ладони. Юноша ощутил себя маленьким ребенком, запертым наверху в детской, в то время как у взрослых праздник внизу. Он бросился к двери и распахнул ее.

Перед ним выросли два огромных, сильных воина-Кагонести. Каждый сжимал в руке копье. Гил решил пройти между ними, но воины не сдвинулись с места.

— Простите, может, вы не поняли, но я хочу выйти, — вежливо, но непреклонно сказал Гил, давая им понять, что говорит именно о том, что намерен предпринять.

Он шагнул вперед. Двое охранников ничего не сказали, только два копья скрестилось перед носом Гила. Рашас как раз начал спускаться вниз по лестнице.

— Сенатор! — крикнул ему Гил, чье пламя гнева начало колебаться под порывами ледяного ветра опасения. — Возникло недоразумение. Твои слуги не выпускают меня!

Рашас остановился и обернулся назад:

— У них такой приказ, мой принц. Комната, которую тебе придется недолго делить с ее величеством, достаточно комфортабельна. Она лучшая в моем доме. Диковатые Эльфы принесут все, что пожелаешь, только заказывай.

— Но я хочу выйти отсюда, — спокойно сказал Гил.

— Так скоро? — улыбнулся Рашас. — Не могу тебе этого позволить. Ты только что прибыл в Квалинести, наслаждайся пейзажами из окон. Между прочим, — добавил сенатор уже снизу лестницы, — мне очень приятно, что тебе так понравился прекрасный Квалиност, принц Гилтас. Тебе предстоит прожить в нем долго, очень долго...

Глава седьмая

— Даламар! — Танис колотил в запертую дверь. — Даламар, проклятие, я знаю, что ты там и слышишь меня! Мне надо поговорить с тобой! Я...

— О да, друг мой. — Голос прозвучал у самого уха Таниса. — Я рад, что ты наконец очнулся.

Танис подпрыгнул чуть не до потолка. Как только он пришел в себя, Полуэльф обернулся к Даламару, стоящему посреди комнаты с улыбкой на тонких губах.

— И перестань орать, ты срываешь мне урок. Ученики не могут сконцентрироваться на заклинаниях.

— В Бездну твоих учеников! Где мой сын? — крикнул Танис.

— Он в безопасности,— ответил Даламар.— Сперва... Танис, потеряв голову, метнулся к темному эльфу, пытаясь дотянуться до горла мага.

Вспыхнула голубая молния, отбросившая Таниса назад.

Полуэльф с треском ударился о деревянную дверь, тело спазматически подергивалось, голова гудела. Едва придя в себя, Танис собрался с силами и опять бросился на Даламара.

— Остановись, Танис, — серьезно сказал темный эльф. — Ты ведешь себя как дурак. Смотри сам, сейчас ты находишься в Башне Высшего Волшебства — в моей Башне. Ты безоружен, но, даже если бы у тебя было оружие, ты бы не смог причинить мне вред.

— Отдай мой меч, — тяжело дыша, сказал Танис, — а дальше посмотрим.

Даламар ухмыльнулся:

— Давай не будем пробовать, друг мой. Говорю тебе, твой сын в безопасности. Но как долго это продлится, зависит от тебя.

— Это угроза? — мрачно спросил Танис.

— Угрозы годятся для тех, кто пугает. А я просто перечисляю факты. Давай включай мозг. Что же случилось с твоей знаменитой логикой и замечательным самообладанием? Все испарилось, когда прилетел аист?[3]

— Он мой сын. А эти дракониды, когда я увидел их... — Танис вскочил на ноги. — Да что я тебе объясняю! Ведь ты никогда не был отцом.

— Если стать отцом — означает выродиться в безмозглого идиота, то я позабочусь, чтобы к этому не стремиться. Сядь, пожалуйста, и давай обсудим ситуацию как разумные люди.

Сердито сверкая глазами, Танис дохромал до удобного кресла, стоящего рядом с камином. Даже теплым весенним днем Башня оставалась холодной и темной. Комната, в которой оказался Танис, была роскошно обставлена, столы ломились от еды и питья. Несколько неглубоких царапин на спине Полуэльфа, оставленных когтями драконидов, были старательно перевязаны.

Даламар устроился напротив.

— Если ты не станешь меня перебивать, я расскажу, что происходит.

— Я выслушаю, — отозвался Танис уже мягче. — Говори. Все ли хорошо с моим сыном?

— Конечно. Гилтас был бы мало полезен захватчикам в другом виде. Так что не волнуйся. Тебя может утешить еще такой факт — я на твоей стороне, — добавил Даламар, заметив вспышку огня в глазах Таниса. — Хоть и допускаю, что мое положение кажется неоднозначным. Что касается твоего сына, — продолжал Даламар, — его увезли туда, куда он так стремился, на родину, в Квалинести. Это его родина, Танис, хоть ты обычно и не хочешь об этом слышать, правда? Мальчика хорошо устроят, будут всячески потакать... А что удивительного, он ведь станет их королем.

Танис не верил своим ушам, ему показалось, что он ослышался. Он опять вскочил на ноги.

— Это что, плохая шутка? Чего ты хочешь на самом деле, Даламар?

Темный эльф поднялся с кресла и, скользнув к Танису, положил ему руку на плечо.

— Никто не шутит. А если и шутит, никто не засмеется. Гилтас пока в безопасности... Пока что...

И опять Танис увидел видение, посетившее его в Гнезде Бури, — черные тучи, сгущающиеся над его сыном. Танис нахмурился, пряча выступившие слезы.

Даламар крепче сжал его плечо:

— Держись, мой друг. У нас не много времени, каждая минута на счету. Надо многое обсудить, — мягко добавил Даламар, — и еще больше спланировать...

Глава восьмая

— Король? — изумленно повторил Гил, недоверчиво смотря на Эльхану.— Беседующий-с-Солнцами и Звездами! Я? Нет, ты шутишь. Я... Я... не хочу быть королем!

Женщина улыбнулась. Эта улыбка была похожа на отблеск зимнего солнца на толстом льду. Она осветила ее лицо, но не согрела ее. Как и Гилтаса...

— Боюсь, принц, твои желания сейчас не имеют значения.

— Но ты же королева.

— Королева! — В ее голосе послышалась горечь.

— Беседующий — дядя Портиос, — продолжал Гил, сбитый с толку. — Я... Это бессмысленно!

Эльхана смерила его холодным взглядом, отвернулась и подошла к окну. Отодвинув занавеску, она смотрела в окно, и Гил впервые хорошенько разглядел ее. В полумраке Эльхана казалась холодной и властной, но при солнечном свете было видно, как она озабочена, встревожена и испугана. Да, она тоже боялась, но, как казалось Гилу, не за себя.

«Я не хочу быть королем», — услышал он свое хныканье. Так хнычет капризный ребенок, не желающий отправляться вечером в кровать.

Он покраснел.

— Прости меня, леди Эльхана. Столько всего произошло... я ничего не понимаю. Ты говоришь, что Рашас привел меня сюда, чтобы короновать новым Бесе-дующим-с-Солнцами и Звездами, сделать королем Квалинести. Не представляю, как это возможно...

— Действительно? — Она обернулась и смерила Гила взглядом. Жесткие темно-фиолетовые глаза глядели с подозрением.

Гилтас был поражен.

— Миледи, клянусь! Я не знаю... Пожалуйста, верь мне...

— Где твои родители? — резко спросила Эльхана.

— Думаю, дома, — ответил Гил. К горлу подкатился комок. — Если только мой отец не поехал за мной...

У Гила появилась надежда. Конечно, отец придет за ним. Танис найдет приглашение на том самом месте, где Гил оставил его (декларация о праве поступать, как он желает). Танис доедет до «Черного Лебедя» и... и узнает, что Гил там никогда не появлялся.

— Я позволил слуге Рашаса взять моего коня! Он... он должен был что-то сказать моим родителям! — Гил уныло опустился на стул. — Каким дураком я был!

Эльхана отпустила занавеси и, повернувшись к молодому человеку, какое-то время внимательно смотрела на него. Потом подошла и положила руку ему на плечо. Даже через ткань рубашки ощущался холод ее ладони.

— Говоришь, твои родители ничего не знают?

— Ничего, миледи, — со стыдом признался Гил. — Они запретили мне... Я... не послушался. Просто ушел... ночью.

— Думаю, тебе лучше рассказать мне все с начала. — Эльхана, прямая и царственная, села на стул напротив него.

Гилтас повиновался. Он был удивлен, когда в конце рассказа ее лицо значительно расслабилось. Эльхана провела рукой по глазам.

— Ты думала, что за всем этим стоят мои родители! — Гила поразила неожиданная догадка.

— Может, и не за всем этим, — вздохнула Эльхана, — но я боялась, что они негласно все одобрили. Прости меня, принц. Если бы твой отец с матерью были здесь, я бы попросила у них прощения.

Эльхана сжала руку Гила.

— Я долго была одна, даже стала думать, что все, кому я ранее верила, предатели. Но сейчас мы заодно.

Она еще раз пожала руку молодого человека, потом опять откинулась на стуле, невидяще смотря на занавешенное окно. Эльхана опять вздохнула.

— И мать, и отец знают, что я хотел отправиться в Квалинести. Они придут за мной, госпожа, — уверенно сказал Гил, стараясь успокоить Эльхану. — Они спасут нас.

Но Эльхана лишь покачала головой:

— Нет, Рашас слишком умен, чтобы позволить этому случиться. Он придумал несколько способов, чтобы не дать твоим родителям найти тебя здесь.

— Ты так говоришь, как будто мы в опасности! Кто угрожает нам? Сенатор Рашас? Наш собственный народ?

Эльхана встретилась с ним тяжелым взглядом.

— Не твой народ, Гилтас. Ты — другой, и потому они выбрали тебя.

В тебе есть кровь человека. Не произнесенные слова повисли в воздухе. Гил смотрел на нее. Он знал, что Эльхана не хотела оскорбить его, особенно после того, как она хвалила Таниса. За тысячи лет эльфы просто привыкли считать себя избранным народом, любимым Богами.

Гил знал это, но все же горячие слова уже заклокотали в горле. Он знал, что, если произнесет их, все станет гораздо хуже. Даже...

Держи себя в руках, мой милый!

Гил услышал голос матери, увидел ее ладонь, сжимающую руку Таниса. Он вспомнил проходившие у них дома собрания, вспомнил мать, достойно и холодно принимавшую бури и штормы политических интриг. Вспомнил, как она напоминала отцу, что надо держать себя в руках и оставаться спокойным. Гил вспомнил, как краснел его отец.

Гил судорожно сглотнул.

— Думаю, миледи, тебе надо рассказать, что же все-таки происходит, — тихо сказал он.

— На самом деле все очень просто, — ответила Эльхана. — Мой муж, Портиос, сейчас в плену в Сильванести, его предал мой народ. А я — пленница здесь, меня предал его народ...

— Но почему? — не понял Гил.

— Эльфы не любят перемен, к ним мы относимся с недоверием и страхом. А мир меняется очень быстро. Мы тоже должны изменяться вмести с ним, иначе ослабеем и исчезнем. Война Копья научила нас этому. По крайней мере, я так думала. С нами согласны молодые эльфы, древние же — нет. И именно в руках древних — таких, как сенатор Рашас, — сосредоточена вся власть. Но я не могла предположить, что он посмеет зайти так далеко.

— Что же будет с тобой и дядей Портиосом?

— Нас изгонят, — тихо сказала Эльхана. — Ни одно королевство нас не примет.

Гил знал, что для эльфа изгнание — наказание гораздо более тяжкое, чем казнь. Эльхана и Портиос станут темными эльфами — эльфами, «отлученными от Света». Они будут изгнаны из родных земель, им запретят любое общение с другими эльфами. Везде в Ансалоне они будут бесправны и, по существу, в постоянной опасности. Справедливо или нет, но темных эльфов отождествляют со Злом. Их травят, преследуют, выгоняют из каждого города и деревни. Для охотников за головами, воров и других подонков они — любимые мишени. Неудивительно, что темные эльфы ищут убежища в тенях Такхизис.

Гил не знал, что сказать в утешение, и посмотрел на Эльхану.

— Но почему — я, госпожа? Почему сейчас?

— Я беременна, — просто сказала она. — Когда родится ребенок, он или она станет наследником трона. Кроме того, если что-то случится с Портиосом, твоя мать станет полноправным наследником. Но она замужем за бастардом-полукровкой...

Гил задохнулся от гнева.

Эльхана смотрела на него сочувственно, но не извинялась.

— Так думает о твоем отце большинство жителей Квалинести, Гилтас. Поэтому Танис Полуэльф никогда не стремился вернуться на родину. Даже когда он был молод, жизнь в Квалинести не была ему особенно в радость, а сейчас она стала бы еще хуже. Что за вопрос? Ты никогда не задумывался об этом?

Гил медленно покачал головой. Нет, он никогда не задумывался о чувствах отца, он вообще никогда не думал о Танисе. Он думал только о себе.

Эльхана продолжала:

— Брак твоей матери не позволил ей стать правительницей...

— Но и в моих жилах есть человеческая кровь, — напомнил эльфийке Гил.

— Правильно, — холодно отозвалась Эльхана. — Но Рашас и Талас-Энтия не видят в этом проблему. Они даже рассматривают твою родословную как плюс. Рашас считает всех людей слабыми и послушными. А поскольку в твоих жилах человеческая кровь, он думает, что сможет легко тобой вертеть как захочет.

Гилтас покраснел от гнева, потеряв контроль над собой. Сжав кулаки, он вскочил со стула.

— О Боги! Я покажу этому Рашасу! — громко воскликнул он. — Я им всем покажу! Я... Я...

Дверь распахнулась, и вошел часовой с копьем в руках, внимательно осмотрев комнату.

— Потише, молодой человек, — мягко посоветовала Эльхана на языке Сильванести. — Не надо затевать неприятности, когда не знаешь, что делать дальше.

Гнев Гила загорелся и потух, как погашенная свеча. Кагонести посмотрел на него и рассмеялся, потом сказал что-то своему приятелю-часовому на своем языке и захлопнул дверь. Гил не говорил на языке Диковатых Эльфов, но слова Кагонести были достаточно перемешаны с языком квалинестийцев, чтобы залить щеки Гила румянцем стыда: эльф говорил что-то про щенка, пытающегося лаять как матерый пес.

— Ты говоришь, что даже если я стану королем, то буду все равно что пленник? И я смирюсь с этим? — с горечью спросил Гил.

Эльхана молча смотрела на него, потом покачала головой:

— Нет, Гилтас. Ты не должен стать пешкой в их игре. Сражайся с ними! Ведь ты сын Танталаса и Лораланталасы. Ты сильный — сильнее, чем думает Рашас. Ведь у тебя такая благородная кровь!

«Даже если это кровь метиса», — подумал Гил, но не сказал вслух. Он был рад доверию Эльханы и решил быть достойным его.

Эльхана тепло улыбнулась, желая приободрить юношу. Потом опять подошла к окну, приподняла портьеру и застыла, вглядываясь в окно.

Тут Гилу пришло в голову, что она неспроста любуется видом за окном.

— Что ты делаешь, госпожа? Там кто-то есть?

— Тсс, говори потише.

Эльхана опустила портьеру, потом подняла ее, опять опустила.

— Там друг. Я даю ему условный знак. Он видел, что они привели тебя сюда. Только что я сказала, что мы можем доверять тебе.

— Кто там? Портиос? — Неожиданно Гил преисполнился бодрости и надежды. Нет ничего невозможного.

Эльхана покачала головой:

— Один рыцарь из моей свиты, по имени Самар. Вместе с моим мужем он боролся против Кошмаров Сильванести. Когда Портиоса взяли в плен, Самар остался верен ему. Портиос послал его предупредить меня, но Самар пришел слишком поздно, я уже была пленницей Рашаса. Но сегодня он закончил необходимые приготовления. Вечером соберутся представители Талас-Энтии, чтобы обсудить завтрашнюю коронацию.

— За-автра! — неверяще протянул Гил.

— Не бойся, Гилтас, — успокаивающе произнесла Эльхана. — Волей Паладайна, все будет хорошо. Сегодня вечером, когда Рашас отправится на собрание, мы убежим.

Глава девятая

— Рашас спланировал все очень тщательно. Конечно, Танис, предполагалось, все решат, что мальчика утащили дракониды, — говорил Даламар. — И ты очень аккуратно зашел в эту ловушку. Диковатый Эльф завел лошадь в лес и оставил ее у пещеры как соблазнительную наживку. Остальное сам знаешь.

Танис молча сидел с отстраненным лицом. «Лорана, — подумал он. — Она будет беспокоиться, когда не получит вестей от меня. Подумает что-нибудь не то и отправится в Квалинести. Лорана положит этому конец...»

— А-а, ты думаешь, как там жена, — улыбнулся Даламар.

Смущенный тем, что его мысли прочитали, Танис пожал плечами, соврав:

— Я просто подумал, что хорошо было бы послать ей весточку, что со мной все в порядке. Чтобы она не беспокоилась...

— Ну да, конечно. — Улыбочка Даламара ясно говорила, что его не одурачить. — Заботливый муж. Тогда ты будешь рад узнать, что я уже побеспокоился об этом. Я послал одного слугу из «Черного Лебедя» с запиской к твоей жене. Написал, что все хорошо, что тебе и твоему сыну надо побыть вдвоем. Ты должен быть мне благодарен...

Танис ответил ему на языке людей, и эти слова никоим образом не были выражением благодарности. Улыбка Даламара погасла.

— Повторяю, ты должен быть мне благодарен. Быть может, я спас жизнь Лораны. Если бы она пошла в Квалинести и попыталась вмешаться...— Он замолчал и пожал изящными плечами.

Танис мерил шагами комнату. Потом остановился перед Даламаром.

— Ты имеешь в виду, что ей угрожает опасность? От кого она исходит, от Рашаса и Талас-Энтии? Я не верю тебе. О Боги, они же эльфы, и мы говорим о...

— Я тоже эльф, Танис, — спокойно отозвался Даламар. — И самый опасный из всех, кого ты знаешь.

Танис начал было что-то говорить, но язык присох к нёбу. Горло сжалось, стало невозможно дышать. Он судорожно сглотнул и смог выдавить хриплый шепот:

— Что ты говоришь? Как же я могу верить тебе? Даламар не стал отвечать сразу. Он произнес какое-то слово, и в его руке появился графин вина. Поднявшись, он подошел к столу, на котором стоял серебряный поднос с двумя хрустальными бокалами на тонких ножках.

— Выпьешь немного? Вино эльфийское, очень хорошее, очень древнее, из запасов моего шалафи.

Танис собрался было отказаться. Никогда не есть и не пить, когда находишься в Башне Высшего Волшебства с темным эльфом-магом — мудрая идея.

«Прославленная логика» Таниса напомнила ему, что он ничего не добьется, если будет вести себя как тупой деревенщина. Если бы Даламар хотел избавиться от него, то уже сделал бы это. К тому же маг упомянул Рейстлина, своего шалафи. Когда-то Рейстлин и Танис сражались на одной стороне. Да и с Даламаром Танис тоже когда-то сражался вместе. Кажется, темный эльф говорил что-то насчет планов.

Танис молча взял бокал.

— За старых союзников, — произнес Даламар, отвечая на мысли Таниса.

Он поднес бокал к губам и отпил немного. Танис тоже сделал глоток и поставил бокал: ему не нужны мутная голова и плохо работающий мозг.

Он просто ждал.

Даламар поднес бокал к глазам и смотрел через него на огонь в камине, рассматривая цвет вина.

— Как кровь, не правда ли? Темный эльф поднял глаза на Таниса.

— Ты хочешь знать, что происходит? Я расскажу тебе. Темная Королева опять вступила в игру. Она собирает свои силы, приводит их в действие. Она простерла руки и послала соблазнительный призыв. Многие чувствуют ее прикосновение, многие слышат ее голос. Многие шевельнулись, чтобы исполнить ее приказ, даже не понимая, чью волю исполняют. Но ведь, — добавил Даламар, кривясь, — я не сказал тебе ничего такого, чего бы ты сам не знал, так?

Танис постарался выглядеть озадаченным.

— Гнездо Бури? — продолжал Даламар. — Наверное, ты забыл посещение цитадели Ариакана?

— Зачем ты говоришь мне все это? — спросил Танис. — Уж не собрался ли ты поменять цвет мантии?

Темный эльф рассмеялся:

— Белый меня полнит. Не волнуйся, я не выдаю секретов моей Королевы. Такхизис осознала ошибки, которые совершила в прошлом. И она научилась извлекать пользу, не повторяя промахов. Она действует медленно, хитро и совершенно непредсказуемо.

— Так ты думаешь, будто то, что случилось с моим сыном, дело рук ее Темного Величества? — фыркнул Танис.

— Подумай сам, — посоветовал Даламар. — Может быть, ты знаешь, что я не питаю особой любви к Портиосу. Он с позором изгнал меня, униженного, из родной земли. По его приказу мне завязали глаза, скрутили руки и впрягли в телегу, как люди впрягают скот, приведя к границе Сильванести. Там, своими собственными руками, он швырнул меня в грязь. Я бы не расплакался, если б с ним случилось то же самое. Но даже я признаю, что Портиос — хороший правитель. Он храбр и быстро действует, а также непреклонен, строг и горд. Но за годы эти недостатки смягчились добродетелью его жены. — Голос Даламара потеплел: — Эльхана Звездный Ветер. В Сильванести я часто видел ее. Но я принадлежал к низшей касте, а она была принцессой. Я мог только смотреть на нее издалека, даже был немного в нее влюблен.

— Какой же мужчина не влюбился в нее? — проворчал Танис. Он неопределенно махнул рукой. — Скажи, что ты задумал?

— Мой план таков: договор Объединенных Трех Народов.

Танис разочарованно покачал головой:

— Не понимаю, о чем ты.

— Тогда позволь мне просветить тебя. Я говорю о союзе между эльфийскими королевствами Квалинести и Сильванести, королевствами Соламния, Южный и Северный Эргот и королевством гномов Торбардина. Около пяти лет ты и Лорана занимались этим и начали это дело сразу после твоего тайного посещения Гнезда Бури. Портиос, убежденный Эльханой, в конце концов согласился присоединиться к договору. Это был бы могущественный союз.

Даламар поднял тонкую руку и щелкнул пальцами. Вокруг белой кожи метнулась искра голубого пламени, в воздухе появился дымок, развеявшись через миг.

— Мог быть.

Танис мрачно смотрел на Даламара.

— Как ты это узнал?

— Лучше спроси, дружище, как об этом узнал сенатор Рашас.

Танис молчал, потом спросил:

— Рашас говорил тебе, что знает? Он предал свой народ? Не могу поверить в это, даже про Рашаса.

— Нет, в сенаторе еще живы остатки чести. Он пока не предатель, а лишь приводил мне какие-то детские оправдания, но правда совершенно очевидна. Когда должны быть подписаны последние бумаги?

— На следующей неделе, — горько ответил Танис, не отрывая взгляда от пламени в очаге.

— Вот оно что. — Даламар пожал плечами. — Понял? Танис все понимал. Он видел Темную Королеву, нашептывающую речи в эльфийские уши. Сенатор Рашас был бы поражен в самое сердце, если бы узнал, что его взяло в оборот Зло. Ведь он думал, что действует в интересах эльфов, обеспечивая их безопасность, изолированность и обособленность.

Вся огромная, тяжелая работа, бесконечные часы путешествий, все сложные переговоры: убеждения рыцарей доверять эльфам, убеждения гномов верить эрготианцам, убеждения эльфов верить всем, — все это растворилось струйкой дыма.

А Лорд Ариакан и его Рыцари Такхизис становятся час от часу сильнее. Их надеждам на мир был нанесен страшный удар, но сейчас Танис мог думать только о сыне. В безопасности ли Гилтас? Как он там? Знает ли о приготовлениях Рашаса? Что он сделает, если узнает обо всем? Хотелось бы надеяться, что ничего. Ничего поспешного, ничего глупого. Ничего такого, отчего он — или другие — попадут в опасность. Раньше Гилу ни разу не угрожали опасности или трудности. Мать с отцом позаботились об этом. И сын не знает, как себя вести в трудной ситуации.

— Мы всегда оберегали его, — сказал Танис, не подозревая, что говорит вслух. — Возможно, мы были не правы. Но он был таким больным, таким хрупким... Разве мы могли поступить по-другому?

— Танис, мы растим детей, чтобы они покинули нас, — спокойно произнес Даламар.

Танис пораженно посмотрел на темного эльфа.

— Так говорил Карамон, — оказал он.

— Да, после того как Палин прошел Испытание, он сказал мне: «Наши дети даны нам только на короткое время. И мы должны научить их самостоятельной жизни, потому что не всегда будем рядом».

— Мудрые слова. — Вспоминая друга, Танис улыбнулся ласково, грустно.— Но когда дело касалось его собственного сына, Карамон не следовал этому принципу.

Какое-то время он молчал, потом спросил спокойно:

— Зачем ты мне все это рассказываешь, Даламар? Чем это тебе выгодно?

— Ее Темное Величество очень тебя ценит, Танис Полуэльф. Но тем не менее ни она, ни я не рады увидеть твоего сына на эльфийском троне. Думаю, с Портиосом нам будет гораздо удобнее ужиться, — сухо добавил Даламар.

— Что с договором?

— Эта победа уже наша. Неважно, что там произойдет у эльфов, но договор стал простой бумажкой. Портиос никогда не простит Сильванести предательства и ничего не подпишет. Сам знаешь. А если два эльфийских народа откажутся подписывать договор, то и гномы Торбардина тоже откажутся. А если гномы...

— Оставим гномов! — нетерпеливо воскликнул Танис. — Значит ли все вышесказанное, что ты поможешь вернуть Гилтаса домой?

— Коронация твоего сына запланирована на завтра, — сказал Даламар, с издевкой салютуя бокалом. — Такой торжественный случай ни один отец не пропустит.

Глава десятая

Сумерки умножали красоту эльфийской земли. Мягкий, сияющий свет заходящего солнца проникал сквозь шелковые занавески, золотом окрашивая все предметы в комнате. Но Гил не замечал этой красоты. Он нервно шагал по комнате часы напролет.

В доме царила тишина. Часовые эльфы Кагонести изредка переговаривались на языке, звучащем как крики диких птиц. Охранники внесли обед — чаши с фруктами и хлебом, вино и воду. Затем, окинув быстрым взглядом комнату, удалились, захлопнув за собой дверь. Эльхана ничего не ела.

— У этой еды привкус пепла, — объяснила она. Несмотря на неприятности, Гилтас проголодался.

Он съел не только свою порцию, но и порцию Эльханы, когда увидел, что она есть не собирается. Эльхана слабо улыбнулась:

— Неунывающая молодежь. Приятно видеть. Вы будущее нашего народа. — Она положила руку на живот. — Ты вселяешь в меня надежду.

Ночная темнота не наступала в Квалинести. Ее разгоняли тысячи крохотных искрящихся огоньков, сияющих на деревьях. Эльхана легла и закрыла глаза, пытаясь хоть немного отдохнуть перед длинным и, возможно, опасным вечерним путешествием.

Гил все так же шагал по комнате, утонувшей в сгустившихся сумерках, пытаясь разобраться в путающихся мыслях: «Дом! Как мне хотелось уйти оттуда. Теперь же, наоборот, невероятно хочется домой».

— Отец придет за мной. Я знаю, конечно, придет. Возможно, из-за меня он попадет в беду.— Гилтас вздохнул.— Ну я и натворил!.. Если с отцом что-то случится, это будет целиком моя вина. Он предупреждал меня, что не надо никуда ходить. Почему я не послушался? Что это нашло на меня? Что за ужасные чувства кипели внутри? Я...— Гил замолчал.

Издалека приближались громкие голоса, говорящие на квалинестийском. Гил встревоженно подумал, что, наверное, заговор Эльханы раскрыт и что громкие голоса сейчас разбудят эльфийку.

Но Эльхана уже проснулась, сидела, глядя прямо перед собой широко раскрытыми глазами. Мгновение она напряженно прислушивалась, потом облегченно вздохнула.

— Это всего лишь члены Талас-Энтии — кукол Рашаса. Они хотят войти в палаты сената одновременно, чтобы произвести должное впечатление.

— Не все сенаторы на стороне Рашаса?

— Молодые сенаторы против него, но их слишком мало, чтобы решить исход дела. Правда, многие старшие колеблются. Если бы Портиос был здесь, спора бы не произошло, и Рашас знает это.

— Что же случится завтра, когда они не найдут тебя, а меня не смогут короновать?

Эльхана презрительно сощурилась:

— Люди проснутся и узнают, что у них нет правителя. Рашаса заставят послать за Портиосом. Талас-Энтию ждет кара, а мы вернемся к прежней жизни.

Гил слышал разговоры родителей о браке Эльханы и Портиоса. Их союз не был счастливым. Муж и жена редко виделись. Портиос сражался со сном Лорака в Сильванести. Эльхана разрывалась на части в разъездах между двумя королевствами, отчаянно стараясь объединить их. Она говорила о муже если не с любовью, то с уважением и гордостью.

Гил с обожанием посмотрел на Эльхану. «Она удивительно прекрасна, — подумал он. — Если бы она была моя, мне бы ничего другого не было надо. Без воды и пищи я бы легко обошелся. Как может мужчина не любить ее? Должно быть, Портиос большой дурак».

Снизу послышались одобрительные возгласы, и голоса стали удаляться.

— Уходят, — проговорила Эльхана. — Теперь часовые расслабятся...

В доме царила тишина. Когда стало очевидно, что Рашас ушел, Кагонести позволили себе говорить и смеяться. Копья загремели по полу. Стражи заходились смехом, слышались странные дробные звуки.

Гил в недоумении взглянул на Эльхану.

— Это стук древка о пол. Кагонести играют в игру своего народа. Они занимаются этим всякий раз, когда уходит Рашас. Но не думай, что они позволяют себе отвлечься от своих обязанностей, — предупредила эльфийка. — Копья мигом окажутся у них в руках, как только ты попытаешься открыть дверь.

— Как же нам убежать отсюда? — спросил Гил. Он уже знал, что из окна прыгать в сад нельзя: слишком высоко.

— Самар все придумал, — отозвалась Эльхана, и Гил понял, что она ничего не добавит.

Медленно тянулось время. Гил нервничал, не находя себе места.

— Собрание Талас-Энтии продлится долго?

— До поздней ночи, — спокойно ответила Эльхана. — Ничего удивительного, они готовят мятеж.

Диковатые Эльфы швыряли кости со все большим азартом, из-за двери раздавались взрывы хохота, возбужденные возгласы и дружелюбные споры. Гил подошел к двери и приложил к ней ухо, чтобы лучше слышать. Когда-нибудь и он сможет сыграть, поэтому надо разузнать правила/Сначала слышались щелчки. Потом на мгновение воцарилась тишина, за ней послышались вздох облегчения и добродушно-обиженные возгласы проигравших.

Неожиданно послышался странный голос:

— Добрый вечер, и кто выигрывает? Смертельно бледная Эльхана медленно поднялась на ноги.

— Это Самар, — прошептала она. — Отойди от двери! Быстрее!

Гил отпрыгнул назад. Он услышал крики, после короткого замешательства часовые потянулись за своими копьями. Резкие, странные слова, которые эльф произносил на неизвестном Гилу языке, прервали крики и заставили стихнуть до приглушенных стонов, тела Диковатых Эльфов опустились на пол. Сердце Гила билось часто, тревожно — вот стукнуло десять ударов, но из-за двери не доносилось никаких звуков. Наконец она распахнулась и в комнату шагнул молодой эльфийский воин.

— Самар! Мой верный друг. — Эльхана улыбалась ему. Грациозная и спокойная, как будто была в собственном зале для приемов, она протянула руку.

— Моя королева! — Самар опустился перед Эльханой на одно колено, почтительно склонив голову.

Гил с любопытством выглянул наружу. Диковатые Эльфы распластались на полу без сознания. Некоторые до сих пор сжимали в руках копья. Посреди комнаты горел свернутый пергамент. Пока Гил смотрел на него, весь свиток исчез в языках пламени и в неподвижном воздухе поплыли тонкие струйки зеленого дыма.

Гил решил выйти за дверь и посмотреть поближе.

— Осторожно, молодой человек, — предупредил Самар. Быстро вскочив на ноги, он втащил Гила обратно в комнату. — Даже близко не подходи к зеленому дыму, иначе будешь спать так же крепко, как стражники.

— Принц Гилтас, сын Лораны Солостаран и Таниса Полуэльфа, а это — Самар из Дома Защитников, — представила их друг другу Эльхана.

Холодный оценивающий взгляд Самара скользнул по Гилу, который неожиданно почувствовал себя слабым и хрупким в присутствии такого закаленного воина. Самар холодно кивнул и сразу же опять повернулся к королеве:

— Все готово, моя королева. Грифоны ждут нас неподалеку. Они были в ярости, когда узнали, что Рашас пленил тебя. Не думаю, что ему удастся еще когда-нибудь полетать на их спинах, — мрачно усмехнулся Самар. — Если ты готова, отправимся в путь прямо сейчас. Где твои вещи? Я понесу их.

— Я путешествую налегке, друг мой,— ответила Эльхана. Она вытянула вперед обе руки ладонями вверх, показывая, что там ничего нет.

— Но, моя королева, твои драгоценности...

— Вот то, что имеет значение для меня. — Эльхана положила руку на кольцо. — Символ верности и доверия мужа. А все остальное не важно.

Самар нахмурился:

— Они забрали твои драгоценности, моя королева? Как они осмелились?

— Драгоценности принадлежат народу Квалинести, какие могут быть еще вопросы, Самар. Но ты прав, надо уходить немедленно. — Голос Эльханы был мягким, но тон непреклонным.

Воин склонился в молчаливом согласии.

— Часовые возле лестницы тоже спят. Мы пройдем мимо них. Прикрой платком нос и рот, моя королева. Ты тоже, принц,— резко сказал Гилу Самар.— Не вдохните ненароком магический дым.

Эльхана поднесла к лицу шелковый носовой платок, украшенный вышивкой. Гил прикрылся полой плаща. Самар шел впереди, не снимая руки с меча. Они переступили через распростертые тела Диковатых Эльфов и осторожно обошли тлеющие остатки сгоревшего заклинательного свитка. Не доходя до лестницы, Самар велел им остановиться.

— Подождите здесь, — прошептал он.

Он один подошел к ступенькам и огляделся. Удостоверившись, что все спокойно, Самар махнул Эльхане и Гилу, призывая следовать за ним. Они уже наполовину спустились по последнему лестничному пролету, когда Самар неожиданно толкнул Эльхану в тень. Свирепый взгляд воина и грозное «назад» заставили Гила повторить маневр. Не смея вздохнуть, он вжался в стену.

Из двери прямо под ними вышла Диковатая Эльфийка. Она несла серебряную чашу, полную фруктов. Напевая под нос песенку, она пересекла холл, направляясь во двор, освещенный крошечными искрящимися огоньками. Другой слуга встретил женщину у двери, ведущей в парк, и перекинулся с ней парой фраз. Гил сумел разобрать слова на квалинестийском, обозначающие «прием гостей». Потом все вышли.

Гил был потрясен. Как же, именем Паладайна, Самар смог услышать приближение женщины? Она двигалась бесшумно, только тихонько напевала песенку... Гил посмотрел на воина с нескрываемым восхищением, а Самар в этот момент тихо извинялся:

— Прости меня, королева, за грубость.

— Мне нечего прощать тебе, Самар. Давай поторопимся, пока служанка не вернулась.

Быстро и молча трое беглецов сбежали по ступенькам.

Самар положил руку на ручку двери.

Дверь отворилась, но ее открыл не воин, в дверном проеме стоял сенатор Рашас.

— Это что такое?! — удивленно спросил он, переводя взгляд с воина на Эльхану. Лицо сенатора налилось злостью. — Стража! Взять их!

За спиной Рашаса выросли воины с мечами и знаками различия городской стражи. Самар выхватил меч и встал перед своей королевой.

Квалинестийцы обнажили мечи.

Гил не был вооружен. В висках стучала кровь. Страх парализовал его, когда он увидел Рашаса. Ужас мгновенно испарился, в молодом человеке кипела кровь, он ощутил себя спокойным, собравшимся, уже готовым прыгнуть на...

— Прекратите это безумие! — Эльхана рванулась вперед и встала между готовыми к схватке эльфами. Ее рука, белая и нежная, схватила меч Самара, другая оттолкнула нацеленный на него клинок противника. — Самар, убери меч! — приказала она на языке Сильванести, ее голос дрожал от напряжения и гнева.

— Но, моя королева! — умоляюще начал Самар.

— Самар, это приказ! — Эльхана была неумолима. Медленно и неохотно Самар опустил меч, но не вложил его в ножны.

Эльхана повернулась к Рашасу.

— Вот то, к чему все идет, — проговорила она, — эльф убивает эльфа. Этого ты хотел, Рашас?

Она протянула ему свои ладони — порезы от мечей сочились кровью.

Рашас стоял окаменев, его лицо было жестким и холодным. Стражники-квалинестийцы, напротив, смешались, опустили мечи, отступив назад. Гил смотрел на кровь на ладонях Эльханы; ему стало безумно стыдно за свою вспышку ярости.

— Не я довел нас до этого, госпожа, — холодно произнес Рашас, — а вы. Пытаясь совершить побег, вы пренебрегли справедливым решением Талас-Энтии.

— «Справедливым»! — Эльхана наградила его надменным взглядом. — Я королева. Ты не имеешь права задерживать меня вопреки моей воле!

— Даже королева не имеет права нарушать эльфийский закон. Мы знаем о секретном договоре, ваше величество. Мы знаем, что ты и предатель Портиос сговорились продать нас всех врагам.

Эльхана, не понимая, смотрела на Рашаса:

— Договор...

— Именно. Он известен под названием Договор Трех Народов. — На губах Рашаса играла насмешливая улыбка. — Договор, посредством которого мы станем рабами!

— Нет, сенатор. Ты неправильно все понял!

— Ты станешь отрицать, что тайно вела переговоры с людьми и гномами?

— Я этого не отрицаю, — с достоинством сказала Эльхана. — Переговоры должны были вестись секретно. Вопрос слишком деликатный, слишком опасный. В мире происходит такое, о чем не представляешь и даже не можешь вообразить...

— Ты права, госпожа, — прервал ее Рашас. — Не понимаю. Я абсолютно не могу понять, как ты могла продать нас в рабство... Эльхана казалась спокойной и властной.

— Ты — слепой глупец, но это не имеет значения. Наши переговоры были открытыми. Мы не отступали от закона.

— Напротив, леди. — Рашас терял терпение. — Эльфийский закон гласит, что все договоры утверждает Талас-Энтия!

— Мы собирались представить договор Сенату. Клянусь тебе...

— Клятвой сильванестийки? — презрительно рассмеялся Рашас.

— Прости, королева, мое непослушание, — тихо проговорил Самар и подтолкнул Эльхану прямо в руки Гила.

Подняв меч, воин-сильванестиец прыгнул на Рашаса. Квалинестийцы бросились в схватку, зазвенела сталь. Рашас отступил в безопасное место. Гил загородил собой Эльхану, которая в ужасе смотрела на это, бессильная прекратить безумие.

Самар был один, стражей четверо. Он храбро бился, но обученным стражникам удалось окружить и обезоружить его. Но, даже без клинка, Самар продолжал сражаться. Стражи жестоко били его кулаками и плоскими сторонами клинков до тех пор, пока воин, не потеряв сознание, рухнул на пол.

Впервые в жизни Гил увидел кровь, пролитую при насилии. Это зрелище да и его собственная беспомощность вызвали у него тошноту и отвращение.

Эльхана опустилась на колени над упавшим Самаром.

— Он тяжело ранен. — Эльхана взглянула на одного из квалинестийцев. — Отнесите его к целителям.

Охранник повернулся к Рашасу:

— Каков будет приказ, сенатор? Эльхана побледнела, закусив губу. Рашас уже взял себя в руки:

— Неси к целителям. Когда они закончат, бросьте в тюрьму. Пусть жизнью заплатит за свою измену. Один охранник вернется со мной в Сенат, я должен сообщить о случившемся. Остальным провести Эльхану Звездный Ветер в ее покои. Нет, ты, принц Гилтас, постой. Я хочу поговорить с тобой.

Гил непокорно мотнул головой, но Эльхана подошла к нему, взяв за руку.

— Ты принц Квалинести, — серьезно и настойчиво сказала она Гилу, — и сын Таниса Полуэльфа. И у тебя хватит мужества.

Гил не полностью понял, но ему показалось, что своим отказом слушать Рашаса он может навлечь на ее голову еще большие неприятности.

— С тобой все в порядке, королева Эльхана? — спросил Гил, делая ударение на титуле.

Она улыбнулась ему, затем с достоинством удалилась в сопровождении охранников.

Когда она скрылась из виду, Рашас повернулся к Гилу:

— Я очень сожалею, что вышел такой неприятный инцидент, мой принц. И ответственность за это лежит на мне. Не должен был я оставлять тебя наедине с этой хитроумной женщиной. Я должен был предвидеть, она и тебя завлечет в свои предательские сети. Но теперь ты в безопасности. — Рашас становился все спокойнее и спокойнее. — Я отведу тебе другие палаты для сна.

Гил знал, что его отец сделал бы в подобной ситуации. Танис сглотнул бы, а потом ударил Рашаса посильнее. Но это ничего не решит, только ухудшит положение. Гил знал, что бы сделала его мать.

Вздохнув, Гил придал своему лицу спокойное и хладнокровное выражение, которое не выдавало его мыслей, — такое выражение он не раз видел у матери.

— Я благодарю тебя за заботу, сенатор. Рашас кивнул, потом продолжал льстиво:

— Члены Талас-Энтии очень хотят встретиться с тобой, принц Гилтас. Они просили меня привести тебя на сегодняшнее собрание, вот я и вернулся раньше. Меня послали за тобой, чтобы привести в палату Сената. Ты не находишь, что это произошло как нельзя более кстати? Боги, без сомнения, на моей стороне.

«По крайней мере, один Бог, — мрачно подумал Гил.— Или, лучше сказать, Богиня».

— Но ты неважно выглядишь. — Рашас так и светился доброжелательной заботой. — И неудивительно. Тебе угрожала серьезная опасность со стороны той страшной женщины. — Он понизил голос. — Говорят, что она ведьма. Нет-нет, не надо ничего говорить, мой принц. Я передам твои извинения Сенату.

— Да, пожалуйста, сенатор, — ответил Гил. Он тоже умеет играть в эту игру. Хорошо бы только более глубоко разбираться в правилах.

Рашас поклонился:

— Спи спокойно, принц Гилтас, завтра предстоит тяжелый день. Не каждый день в жизни происходят коронации.

Сенатор жестом подозвал одного из эльфов Кагонести.

— Проводи его высочество в новую комнату, подальше от ведьмы. И присмотри, чтобы его не беспокоили ночью.

Глава одиннадцатая

Полночи Гил пролежал в постели без сна, строя планы на завтрашнее утро. Когда его отвели в новую комнату, он подумал, что зря они с Эльханой волновались. Теперь юноша знал, что делать в сложившейся ситуации. Все оказалось крайне просто. Жаль, нельзя сказать Эльхане, что ей нечего бояться.

Гил мысленно отрепетировал, что скажет Рашасу. Затем тревога улеглась и молодой человек заснул.

Его разбудил стук в дверь. Гил сел на кровати и посмотрел в окно.

Все еще темно.

Охранник-Кагонести открыл дверь, пропуская трех служанок. Одна из них несла большую чашу ароматной розовой воды, в которой плавали яркие оранжевые цветы. У другой в руках были лампа и поднос с едой. Третья очень осторожно несла желтые одежды, ниспадавшие с ее рук.

Девушка-Кагонести с подносом в руках была очень молода, не старше Гила. И к тому же необычайно красива. В отличие от старших эльфов, ее кожа не была раскрашена[4]: может быть, это было делом вкуса, а может, древний обычай постепенно умер у молодых. Как у всех Кагонести, у девушки была смуглая загорелая кожа, волосы отливали золотом. Огромные карие глаза отражали пламя лампы. Девушка, робко улыбнувшись Гилу, поставила поднос на столик рядом с кроватью.

Не подумав, Гилтас ответил ей улыбкой и потом ужасно засмущался, когда две старшие женщины рассмеялись и сказали что-то на своем языке. Девушка залилась румянцем и поспешно отскочила от постели юноши.

— Ешь. Умывайся. Одевайся, — сказала одна из старших женщин, сдабривая свой скверный квалинестийский бурной жестикуляцией. — Хозяин скоро будет с тобой. До восхода солнца.

— Я хочу увидеть королеву Эльхану, — твердо сказал Гил, пытаясь говорить с достоинством. Он был как в ловушке на этой кровати, окруженной женщинами.

Эльфийка скосила глаза на охранника, стоящего у дверей. Тот нахмурился, отрывисто рявкнул какую-то команду, и три служанки поспешили выйти из комнаты.

— Я хочу... — громко начал Гил, но охранник просто захлопнул дверь, пробурчав что-то под нос.

Гил тяжело вздохнул. Скоро он предстанет перед Рашасом. Все утро юноша снова и снова повторял свою речь, заготовленную для сенатора. Едва взглянув на желтую тунику — церемониальную одежду Беседующего-с-Солнцами и Звездами, Гил быстро натянул ту одежду, в которой путешествовал, носил в Квалинести и собирался носить дома.

Дом! От этой мысли у Гила на глазах появились слезы. Как бы ему хотелось вернуться туда опять! Его взгляд упал на поднос с едой, и Гил вспомнил милую девушку, которая принесла этот поднос, вспомнил ее глаза и улыбку.

Что ж, может, он пробудет вдали от дома недолго. А потом вернется туда, когда все это кончится, когда Эльхана и Портиос опять станут полноправными правителями. А в следующий раз Гил придет сюда уже с родителями.

Он попробовал съесть завтрак, но ничего не смог проглотить. Тогда Гил сел на кровать и стал нетерпеливо ожидать Рашаса.

На оконной раме сверкнул розоватый отблеск. Тут же Гил услышал шаги, и сенатор Рашас вошел в комнату. Он вошел без стука, и было видно, что он торопится. Взгляд Рашаса упал сперва на тунику Беседующего, одиноко лежавшую на кровати Гила, потом на самого юношу.

Гил встал почтительно, но не кротко.

— Что это? — удивленно воскликнул Рашас. — Разве женщины не сказали тебе?.. Проклятие, эти варвары никогда ничего не могут сделать как следует. Тебе надо облачиться в одежду Беседующего, принц Гилтас. Наверное, ты неправильно понял...

— Я все правильно понял, сенатор, — произнес Гил. Его руки похолодели, во рту пересохло, и Гил боялся, что голос может сорваться, испортив его подготовленную речь. Но теперь этому не поможешь. Надо продолжать и постараться сделать все как можно лучше. Надо попытаться исправить те глупости, которые он натворил.

— Я не собираюсь становиться Беседующим, сенатор. Я отказываюсь давать клятву.

Гил остановился, ожидая, что Рашас начнет спорить, смеяться над ним, увещевать или умолять его. Но Рашас молчал. С непроницаемым лицом он скрестил руки на груди, ожидая, что еще скажет Гил.

Юноша облизал сухие губы.

— Наверное, сенатор, ты думаешь, что раз я вырос не в Квалинести, значит, не знаю наследия моего народа, его преданий. Это не так. Мне все известно о церемонии коронации Беседующего-с-Солнцами и Звездами. Мать все мне объяснила. И я знаю, что для этого необходимо кое-что. Беседующий дает клятву только по своей собственной воле.

Гил сделал ударение на последних словах.

Речь вышла проще, чем он хотел. И Гил был настолько поглощен ею, что не смог понять, что реакция Рашаса — или отсутствие видимой реакции — предвещает неприятности.

— Я не дам клятву, — заключил Гил. — И не стану Беседующим. Я не заслужил этой чести.

— Вот в этом ты удивительно прав, — неожиданно сказал Рашас. Его голос был мягким, но в нем клокотала сдерживаемая ярость. — Ты всего лишь высокомерный маленький метис, а твой отец — бастард. Он никогда не узнает имени человека, который зачал его в чреве матери-шлюхи. Надо было изгнать его за этот позор. Я говорил, что так и надо сделать, но Солостаран был мягкосердечным старым глупцом. А взять твою собственную мать! Разве порядочная эльфийка надевает доспехи и едет сражаться, как мужчина? Не сомневаюсь, ей очень нравилось быть окруженной день и ночь большим количеством солдат! Да она не что иное, как маркитантка. Только Полуэльф мог взять ее в жены после того, как она прискучила другим! С такой «достойной» родословной позволить тебе дышать воздухом Квалинести — значит оказать тебе незаслуженную честь, принц Гилтас! — Рашас усмехнулся, когда произносил имя Гила. — И у тебя, о Боги, хватает дерзости отказываться — отказываться! — стать Беседующим! Да ты должен стоять передо мной на коленях и плакать от счастья, что я вытащу тебя из грязи и возвеличу!

Пораженный в самое сердце, Гил в ужасе смотрел на сенатора. Его начало трясти, желудок сжимали спазмы; юноше физически стало плохо от услышанного. Когда сознание сенатора сделалось таким извращенным? Как можно думать такое, не то что говорить? Гил пытался ответить, но ярость душила его, сжимая горло.

Рашас мрачно смотрел на него.

— Ты еще больший недоумок, чем я думал, хоть это неудивительно. Достойный сын своего отца!

Гил перестал дрожать. Он стоял прямо, до боли сжав за спиной руки. Но ему удалось улыбнуться:

— Спасибо за комплимент, сир. Рашас нахмурился, обдумывая что-то.

— Наверное, мне придется принять крайние меры. Учти, юноша, во всем, что случится, виноват только ты. Стража!

Рашас сгреб тунику Беседующего одной рукой, другой впился костистыми пальцами в плечо Гила, толкнув его к двери. Кагонести больно схватил Гила. Он попытался вырваться, но Рашас сказал Диковатому Эльфу что-то на Кагонести, и страж усилил захват.

— Он сломает тебе руку, если будет надо, — холодно процедил сенатор. — Пойдем, принц, пойдем. — Опять насмешливая улыбка. — Не надо тратить мое время.

Рашас первым вышел из комнаты Гила и пошел вверх по лестнице, в ту часть дома, где томилась Эльхана Звездный Ветер. До этого Гил был слишком разъярен, чтобы думать. Но теперь ярость уступила место страху.

Да сенатор Рашас совершенно безумен!

«Нет, это не так, — подумал Гил, чувствуя, как накатывается страх. — Если бы он был сумасшедшим, никто бы не слушал его и не подчинялся ему. Но он всерьез верит в ужасные вещи, которые говорил про родителей. И верит, что Эльхана ведьма. А вчера вечером он говорил, что из-за этого договора эльфы станут рабами людей, в это он тоже верит. В его голове все перемешалось, и Добро стало Злом, а Зло — Добром!

Как возможно такое? Я не понимаю... И как мне остановить его?»

Они дошли до палат Эльханы. По приказу Рашаса Кагонести открыли дверь, в которую он тотчас прошествовал. Диковатые Эльфы втолкнули Гила следом.

Отлетев от толчка Кагонести, юноша попытался восстановить равновесие и упрямо посмотрел на Рашаса.

Эльхана встретила Рашаса холодным презрением.

— Почему же ты пришел сюда, сенатор? Разве ты не хочешь присутствовать на коронации?

— Этот молодой человек слишком упрям, леди Эльхана. — Рашас был хладнокровен. — Он отказывается давать клятву. Я подумал, может быть, ты убедишь его в том, что он поступает в ваших интересах.

Эльхана наградила Гила теплой и одобрительной улыбкой, и эта улыбка успокоила его страх, наполнив юношу новой силой и надеждой.

— Довольно неплохо. Думаю, для своих лет он необычайно мудр и мужественен. Несомненно, ты недооценил его, Рашас. Я и не мечтала услышать такие вести.

— Надеюсь, ты изменишь свою точку зрения, леди Эльхана,— льстиво пропел Рашас— Так же как и юноша.

Рашас сказал несколько слов на языке Кагонести. Один из Диковатых Эльфов прислонил свое копье к стене и достал лук, который висел за спиной. Рашас указал на Эльхану. Диковатый Эльф кивнул, доставая из колчана стрелу и накладывая на тетиву.

Эльхана побледнела, но не от страха. Ее взгляд, обращенный на Рашаса, был полон жалости.

— Тебя обольстила Тьма, Рашас. Перестань идти по ее пути, пока она тебя не уничтожила!

Ее слова развеселили сенатора.

— Я не на одной стороне с Такхизис, кому, как не тебе, ее верной прислужнице, может быть это известно. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы не дать ее тени упасть на мой народ. Мне поможет священный Свет Паладайна!

— Нет, Рашас, — тихо сказала Эльхана. — Свет Паладайна указывает путь, но не ослепляет.

Рашас смерил ее жестоким и презрительным взглядом и отвернулся. Сенатор посмотрел на Гила, который только-только начал понимать, что происходит.

— Ты не можешь... сделать... такое! — воскликнул юноша. Не веря своим глазам, он в ужасе смотрел на Рашаса. — Ты не можешь...

Сенатор швырнул ему желтые одежды Беседующего:

— Пора облачаться для церемонии, принц.

Глава двенадцатая

Последний раз Танис был в Башне Солнца в смутные дни перед Войной Копья. Драконы Зла вернулись на Кринн. Новый и страшный враг — дракониды — объединились вместе с другими слугами Темной Королевы, чтобы сформировать огромные армии под предводительством Повелителя Драконов. Тогда победа над таким врагом казалась чем-то абсолютно нереальным. И в этой Башне все эльфы Квалинести собрались, может быть, в последний раз, чтобы обсудить план возможного бегства со своих излюбленных земель.

Крошечные искры победы освещали тогда темноту: надежда обрела вид посоха с голубым кристаллом и мудрой женщины, владевшей им, надеждой стал веселый кендер, решивший помочь «посильными путями»; надеждой был рыцарь, чье мужество ярким маяком освещало земли, накрытые черными крылами Такхизис.

Золотая Луна, Тассельхоф, Стурм — они и остальные друзья были тогда вместе с Танисом в этой Башне, в этой комнате. Полуэльф ощущал их присутствие рядом даже сейчас. Скользнув взглядом по обстановке палаты Беседующего-с-Солнцами, он приободрился. Все непременно будет хорошо. Посмотрел на купол из сверкающей мозаики: с одной стороны раскинулись голубое небо и солнце, с другой — серебристая луна, красная луна и звезды.

— Пожалуйста, Боги, — тихо молился Танис. — Я заберу тебя домой, сын, и мы начнем все заново. На этот раз все будет лучше. Обещаю.

Даламар стоял рядом с ним и тоже пристально смотрел вверх.

— Интересно, знают ли они, что на их потолке сейчас видна черная луна? — удивленно хихикнул темный эльф.

Потрясенный Танис вновь задрал голову, потом расслабленно махнул рукой:

— Это просто дырка, там выпало несколько кусочков мозаики, вот и все.

Даламар косо посмотрел на Полуэльфа, продолжая улыбаться.

Танису стало неуютно, и он прекратил таращиться на купол.

В лучах рассвета белые мраморные стены Башни отсвечивали красным огнем. В огромной круглой комнате не было ничего, кроме трибуны, находящейся прямо под куполом. Народ еще не собрался, они подождут, пока солнце целиком поднимется над горизонтом. Танис и Даламар прибыли рано, путешествуя магическими коридорами, — нервное путешествие, которое запутало и сбило с толку Полуэльфа.

Перед тем как покинуть Башню Высшего Волшебства, Даламар дал Танису кольцо, украшенное огромным кристаллом кварца.

— Надень его, друг, и никто тебя не увидит, — сказал он.

— Ты имеешь в виду, я стану невидимкой? — спросил Танис, недоверчиво рассматривая кольцо и не прикасаясь к камню.

Темный эльф надел кольцо Танису на указательный палец.

— Я имею в виду, что тебя никто не сможет увидеть, — уточнил он. — Кроме меня, естественно.

Танис не понял разницы, а потом решил, что и не хочет понимать. Держа руку на отлете и не смея дотронуться до кольца из страха нарушить заклинание, Танис нетерпеливо ждал начала церемонии. Чем раньше начнется, тем раньше кончится, а они с Гилом будут дома, в безопасности.

Через маленькие окна лился яркий солнечный свет, отражаясь от зеркал, вделанных в белый мрамор. В Башне начали собираться Главы Домов, несколько эльфов направились в сторону Таниса. Он напряженно ждал, но, хоть те и прошли совсем близко, никто на обратил на Полуэльфа никакого внимания. Расслабившись, Полуэльф взглянул на Даламара. Танис видел его, и темный эльф видел Таниса, но никто из собравшихся их не видел — магия работала.

Танис рассматривал толпу. К нему наклонился Даламар, тихо спросив:

— Твой сын здесь?

Полуэльф- покачал головой. Он старался внушить себе, что все хорошо, что еще слишком рано и Гил, вероятно, войдет вместе с Талас-Энтией.

— Помни наш план, — неизвестно зачем сказал Даламар, ведь Танис и так думал только об этом плане во время долгой бессонной ночи. — Мне нужно до него дотронуться, чтобы магия перенесла его. Это значит, что мы должны стать видимыми. Он будет встревожен и может попытаться вырваться. И вот тут ты должен успокоить его. Действовать надо быстро. Если нас заметят эльфийские белые мантии...

— Не волнуйся, — нетерпеливо бросил Танис, — я знаю, что делать.

Палаты быстро заполнялись. Эльфы были возбуждены и напряжены, слухи распространялись быстрее сорняков. Танис несколько раз слышал, как упоминают Портиоса — больше с болью, чем с гневом. Но каждый раз, когда говорили об Эльхане, ее имя сопровождалось проклятиями. Портиос, безусловно, стал жертвой обольстительной женщины из Сильванести. Старшие эльфы, стоявшие рядом с Танисом, упоминали и слово «ведьма». Танис беспокойно шевельнулся — держать себя в руках оказалось очень сложно. Он отдал бы все за то, чтобы стукнуть их головами и вбить хоть немного разума в закоснелых старых глупцов.

— Успокойся, друг мой,— шепотом предупредил его Даламар, положив руку на плечо Полуэльфу. — Не обнаруживай нас раньше срока.

Танис сжал зубы, пробуя успокоиться. С другой стороны послышались крики и споры. Несколько молодых эльфов, ставших Главами Домов после безвременной кончины родителей, громко возражали старшим.

— Ветер перемен ворвался в мир, принося новые идеи, новые мысли. Мы, эльфы, должны открыть окна, впустив свежий поток знания, избавиться от избитых истин и застойных путей, — говорила юная эльфийка.

Танис мысленно аплодировал молодежи. Но, к сожалению, их было немного, и голоса легко тонули в общем гомоне.

Ударил серебряный колокол — над собранием повисла тишина. Прибыли члены Талас-Энтии. Эльфы уважительно расступались перед сенаторами — облаченные в парадные мантии, они окружили трибуну.

Танис взглядом искал Гила, но не нашел его.

Чародейка в белой мантии, член Талас-Энтии, вскинула голову и, нахмурившись, осмотрелась.

— Провались ты в Бездну, — выругался Даламар и дернул Таниса за рукав. — Остерегайся ее, друг мой. Она чувствует, что что-то не в порядке. .

— Она видит тебя? Нас? — встревожился Танис.

— Нет, пока что нет, я для нее как дурной запашок, — усмехнулся Даламар,— впрочем, как и она для меня.

Чародейка все еще изучала толпившихся эльфов, когда серебряный колокол ударил четыре раза. Эльфы вытягивали шеи, те, что поменьше ростом, вставали на цыпочки, стараясь выглянуть из-за плеч и голов более высоких. Все взоры обратились к маленькому алькову, примыкающему к центральной палате, — его Танис внезапно вспомнил. В той комнате они с друзьями ждали своего часа предстать перед старым Солостараном, Беседующим-с-Солнцами и Звездами, отцом Лораны, чьим приемным сыном был сам Танис.

Сердце Полуэльфа болезненно сжалось: он знал — в алькове сейчас его сын.

Гилтас вошел в зал.

Танис забыл об опасности, забыл о планах и — вынуждены признать — о гордости. Больше не было маленького мальчика, который убежал из дому. Вместо него с серьезным и торжественным лицом, гордо выпрямившись, стоял молодой человек, облаченный в желтые, мерцающие одежды Беседующего.

Эльфы зашептались, они были, очевидно, поражены. И Танис был поражен. Каждая черточка в его сыне говорила: он — король. Гилтас вступил в луч солнечного света. Любящий отцовский взгляд уловил едва заметную дрожь крепко сжатых губ молодого человека, бледность лица, преднамеренно ничего не выражающего. Рашас и чародейка в белой мантии одновременно двинулись, чтобы встать с обеих сторон от Гила.

— Это Гилтас. Начинаем.

Положив ладонь на рукоять меча, Танис двинулся вперед, но Даламар поймал его за одежду и оттащил.

— Что еще? — зло обернулся Полуэльф и увидел выражение лица темного эльфа. — Что не так?

— Он носит солнечный медальон, — сказал Даламар.

— Что? Где? Я не вижу его.

— Он спрятан под одеждой.

— И что такого? — Танис не понимал, в чем дело.

— Это священный медальон, благословленный Паладайном. Сила медальона защищает его от таких, как я. Я не смею прикоснуться к нему. — Темный эльф подвинулся поближе к Танису и зашептал ему на ухо: — Не нравится мне это, друг. Почему у Гилтаса оказался солнечный медальон? Его может носить только Беседующий-с-Солнцами и Звездами. Портиос никогда бы не отдал медальон добровольно, и артефакт нельзя отобрать из-за его силы. Здесь происходит что-то очень плохое.

— Тем более надо забрать Гила отсюда! Что будем делать?

— Твой сын должен снять медальон. И снять по собственной воле.

— Я позабочусь об этом, — бросил Танис и опять пошел вперед.

— Нет, подожди! — предостерег его Даламар. — Терпение, друг мой, терпение. Сейчас еще не время — пока проклятая чародейка не отходит от него ни на шаг. Посмотрим, что будет дальше. Нужный момент еще не наступил, а когда он наступит — ты должен быть наготове.

Полуэльф медленно разжал пальцы, вцепившиеся в рукоять. Таков был его инстинкт — действовать, а не выжидать. Но Даламар прав, время еще не пришло. Танис беспокойно переминался с ноги на ногу, повторяя себе, что надо быть терпеливым.

Гилтас остановился у трибуны. Он был немного ниже окружающих его эльфов и, вероятно, никогда не достигнет нормального роста из-за примеси человеческой крови. Какое-то мгновение он выглядел карликом — совсем не по-королевски.

Рашас подтолкнул Гила вперед, положив руку ему на плечо.

Гил повернулся и смерил его холодным взглядом.

Улыбаясь напряженными губами, Рашас убрал руку.

Повернувшись спиной к нему, Гилтас медленно взошел на кафедру, остановился и обвел зал быстрым, ищущим и полным надежды взглядом.

— Он ищет меня, — сказал Танис. Его рука потянулась к кольцу. — Он знает, что я приду за ним. Если бы он увидел меня...

— Нет, он может невольно выдать нас, — покачал головой темный эльф.

Танис беспомощно наблюдал, как умирает в глазах сына надежда.

Голова Гила склонилась, плечи устало опустились. Но потом он глубоко вдохнул и поднял голову, со стоическим спокойствием глядя на толпу. Рашас поспешил продолжить действо, опуская ритуальные и церемониальные обряды, которые так любят эльфы.

— Ситуация крайне серьезная. Прошлой ночью стражи Квалинести поймали лазутчика, шпиона Сильванести!

Старшие эльфы были шокированы и разгневаны, молодые же обменивались взглядами и качали головами.

— Шпион предстанет перед судом. Кто знает, один ли он? Может, он предвестник армии вторжения! Так что, — Рашас говорил громко, почти кричал, — в интересах безопасности нашего народа Сенат решил следовать единственно возможному для нас выходу из сложившейся ситуации. По решению Талас-Энтии, нынешний Беседующий-с-Солнцами и Звездами, Портиос из Дома Солостаран, за преступления против своего народа лишается титула. В дальнейшем он будет изгнан и из этой земли, и всех тех, где ступает нога нашего народа.

— Мы оспариваем это решение! — послышался громкий голос.

Старшие эльфы завертели головами, стараясь понять, кто осмелился произнести такое. Молодые стояли вместе, их лица выражали открытое неповиновение.

— Главы Домов говорят «нет», — продолжал молодой эльф, перекрывая призывы сохранять тишину. — И потому мы оспариваем данное решение.

— Главы Домов не решают подобные вопросы, — ледяным тоном сказал Рашас. — По закону только Беседующий устанавливает, будет изгнан эльф или нет. Если же сам Беседующий совершает тяжкое преступление, то на страже закона стоит Талас-Энтия.

— А кто решил, что Портиос совершил преступление? — продолжал юный эльф.

— Талас-Энтия, — ответил Рашас.

— Как удобно! — расхохотался эльф, и друзья поддержали его. — Поставить вопрос на рассмотрение Глав Домов! Голосовать!

— Мы хотим выслушать Портиоса, — заявила юная эльфийка. — Он имеет право защищаться.

— Ему предложили это, — спокойно произнес Рашас. — Мы послали весть в Сильванести. Наш гонец передал Беседующему, что тот обвиняется в измене и должен немедленно вернуться и дать ответ. Как вы видите, Портиос не явился. Он остался в Сильванести. Он презирает не только суд, но и собственный народ.

— Умно, очень умно, — пробормотал Даламар.— Конечно, Рашас не станет упоминать тот факт, что Портиос сидит в тюремном подвале в Сильванести.

В мрачной тишине Танис наблюдал за происходящим. Страх за сына все возрастал — Рашас ни перед чем не остановится. Даламар прав: сенатор попал в сети Такхизис.

— А вот очевидное доказательство презрения Портиоса к своему народу. Покажи им, принц Гилтас.

Гил поднял голову, колеблясь. Последовал тихий приказ Рашаса. Гилтас посмотрел на сенатора, и в этом взгляде читались ненависть и отвращение. Потом он достал из складок желтого одеяния сверкающий золотой медальон в форме солнца.

Как порыв ветра по залу пронесся шквал гнева.

Солнечный медальон был древней священной реликвией, которая испокон веков передавалась от одного Беседующего к другому. Танис не совсем понимал, в чем заключается сила медальона, — потомки Сильва-носа тщательно хранили тайну.

«Что Даламар знал об артефакте и откуда? — Танис насторожился.— Впрочем, не так уж и важно, темный эльф прав — Портиос никогда бы не отдал святыню добровольно!

Чародейка в белой мантии что-то шепнула на ухо Рашасу. Даламар напрягся, но она просто советовала, а не предупреждала.

— Все было сделано в соответствии с законом,— сказал сенатор. — Но если кое-кто из молодых и неопытных членов требует голосования, мы не будем возражать.

Началось голосование.

Портиос проиграл большинством голосов — медальон солнца сделал свое дело. В глазах эльфов Портиос отказался от своего народа. Только молодежь поддержала Беседующего.

Рашас безжалостно продолжал:

— Оставшись без Беседующего, мы обратились к другому потомку прославленного рода Сильванести. С удовольствием и гордостью представляю вам Гилтаса, сына Лораланталасы, дочери Солостарана, и следующего Беседующего-с-Солнцами и Звездами.

Побуждаемый локтем Рашаса, Гилтас, бледный как полотно, вежливо поклонился собравшимся.

— Талас-Энтия тщательно проверила родословную принца Гилтаса и сочла ее полностью удовлетворительной.

— А что делать с тем фактом, что его отец наполовину человек? — предпринял последнюю попытку молодой эльф.

Сенатор мягко улыбнулся:

— Конечно же, в наши просвещенные времена подобный факт не должен восприниматься как порочащий принца. Разве вы не согласны?

Эльф нахмурился, не зная, что и сказать. Он и его сподвижники попались в собственную сеть. Если они станут протестовать против отца Гилтаса, то окажутся такими же фанатичными и твердолобыми, как и старшие. Молодые Главы Домов обменялись взглядами. Затем по единодушному соглашению развернулись и покинули собрание.

По залу, как раскат грома, прокатился встревоженный ропот — эльфам не нравился такой ход событий. Оказалось, у кого-то есть свое мнение. Рашас что-то сказал белой мантии, потом махнул рукой. Очевидно, он посылал чародейку за мятежными Главами Домов. Казалось, она протестует, но Рашас нахмурился, снова указывая рукой и на этот раз беспрекословно приказывая.

Чародейка кивнула и поспешно покинула зал.

— Благодарю тебя, Такхизис! — выдохнул Даламар. Танис вознес схожую молитву Паладайну. Они вдвоем скользнули вперед, осторожно пробираясь через толпу возмущенных эльфов.

— Смотри не задень кого-нибудь! — предостерег Даламар. — Мы невидимы, но не бесплотны!

Собравшиеся в палате беспокойно переговаривались между собой. Рашас сознавал, что положение стремительно ухудшается, — надо быстрее заканчивать с этим.

Он попросил тишины.

Эльфы постепенно успокоились, сконцентрировав внимание на сенаторе.

— Мы продолжаем Принесение Клятвы, — сказал Рашас, обводя взглядом собравшихся.

На этот раз никто не высказался против. Танис с Даламаром подобрались почти к самой трибуне. Гил впился в нее побелевшими пальцами, будто искал у нее поддержки. Казалось, ему безразлично, что сейчас происходит. Полуэльф подошел поближе и сжал пальцами магическое кольцо.

Рашас повернулся лицом к Гилу:

— Согласен ли ты, Гилтас из Дома Солостаран, по собственной воле дать Клятву Солнцу и Звездам? Согласен ли служить своему народу до скончания дней как Беседующий?

Лицо Гила не выражало ничего, взгляд потухших глаз был безжизненным. Облизав сухие губы, он собрался ответить...

— Нет! Стой! — Танис сдернул кольцо. Юноша изумленно смотрел на отца, выпрыгнувшего перед ним из ниоткуда.

Танис сжал руку сына.

— Сними солнечный медальон! — сказал он. — Быстрее!

Слева от Гила появился Даламар. Юноша ошеломленно переводил взгляд с отца на темного эльфа. У него вырвался возглас удивления, рука судорожно стиснула медальон.

Стоящий рядом Рашас что-то тихо ему сказал.

Танис не стал обращать внимание на сенатора. С ним он разберется позже.

— Гил, снимай медальон, — спокойно и терпеливо повторил Полуэльф. — Не волнуйся, ты в безопасности. Я пришел, чтобы забрать тебя домой.

Слова отца побудили Гила действовать, но не так, как ожидал Танис.

Юноша высвободил руку. Его лицо было смертельно бледным, но голос не дрожал.

— Ты ошибаешься, отец. — Гил взглянул на Рашаса. — Я уже дома.

Сенатор громко звал стражу. Заслышав шум суматохи, в зал вбежала белая чародейка.

— Быстрее, друг мой! — тихо позвал Таниса темный эльф. — Если, конечно, ты не хочешь увидеть магическое сражение, которое завяжет эту башню узлом.

— Послушай, Гил... — сердито начал Танис.

— Нет, отец, это ты послушай. — Юноша сохранял хладнокровие. — Я знаю, что делаю.

— Но ты же ребенок! — рассвирепел Полуэльф. — Ты не ведаешь, что творишь...

Лицо Гила залила яркая краска румянца, как будто Танис ударил его. Безмолвно он смотрел на отца, прося о вере и понимании. Медальон — священный артефакт эльфов — сиял на его груди, отражаясь в голубых глазах юноши.

Сколько раз в детстве Танис смотрел на этот медальон, светящийся, словно солнце, и такой же недоступный в вышине!

— Да сними ты эту проклятую вещь! — Полуэльф потянулся к медальону.

Вспыхнувший белый свет заставил его с криком отдернуть руку. Боль была ужасной, от нее могло разорваться сердце. Танис покачнулся и начал падать. Сильные руки подхватили его, не дав рухнуть, и мощный голос затянул магический речитатив.

Откуда-то издалека Полуэльф услышал, как Гилтас говорит:

— Я принесу Клятву. Я буду Беседующим-с-Солнцами и Звездами.

Танис попытался вырваться из держащих его рук, но комната расплылась, темнота начала кружиться, и Полуэльф в отчаянии понял, что уже находится внутри магического коридора Даламара.

Глава тринадцатая

В следующее мгновение Танис стоял на четвереньках среди высокой травы на лужайке, мигая от яркого солнечного света. Он чувствовал себя очень плохо: голова кружилась, рука онемела и не действовала.

Усевшись в траву, Танис огляделся вокруг. Прямо перед ним стоял Даламар.

— Во имя Бездны, где мы находимся? — спросил Танис.

— Тсс, тихо! — едва слышно приказал Даламар. — Мы рядом с домом Рашаса. Скорее надевай кольцо, пока нас никто не заметил.

— Его дом? — Полуэльф нащупал в кармане кольцо. Левой рукой он с трудом надел артефакт на палец правой, которая по-прежнему ничего не ощущала, словно чужая. — Почему ты перенес нас сюда?

— Скоро поймешь почему. Сохраняй тишину и ступай за мной.

Даламар быстро зашагал по лужайке. Танис поспешил за ним, стараясь не отставать.

— Перенеси меня опять в зал, или я пойду один! Даламар только покачал головой:

— Как я уже сказал тебе, друг мой, происходит что-то зловещее.

Когда они подошли к дому, темный эльф остановился.

У двери, загораживая ее телом, стоял стражник — Диковатый Эльф.

Даламар приложил руку ко рту и крикнул ему на языке Кагонести:

— Скорее сюда! Ты нужен мне!

Стражник подпрыгнул, огляделся по сторонам и вперил взгляд в осиновую рощицу у конца дома. Темный эльф стоял почти рядом с ним, но с помощью магии его голос доносился именно оттуда.

— Поторопись, слизняк! — опять крикнул Даламар, добавляя излюбленное ругательство Кагонести.

Охранник покинул свой пост и побежал к осиновой роще.

— Это одна из старых иллюзий Рейстлина. Я многому научился у своего шалафи, — сказал Даламар, молча скользнув в дом.

Озадаченный, Танис последовал за темным эльфом, силясь понять, что же тот задумал.

У входа служанка-Кагонести сосредоточенно отчищала тряпкой большое пятно с одного из роскошных ковров. Даламар жестом указал на него, привлекая внимание Таниса. Ковер был испачкан совсем недавно. И тряпка в руках служанки, и вода в ведре были красными...

Кровь.

Губы Полуэльфа беззвучно шевельнулись, выговаривая это слово. Даламар не ответил. Он стоял у подножия лестницы, затем начал подниматься по ней, махнув Танису, чтобы тот следовал за ним.

Служанка, не заметив их, продолжала трудиться.

Танис положил ладонь на рукоять меча. Он не слишком-то хорошо сражался левой рукой, но, по крайней мере, на его стороне будет внезапность — пока никто еще не знает об их присутствии.

Даламар и Танис поднимались очень осторожно — предварительно проверяли каждую ступень и только потом ставили на нее ногу. В доме царила мертвая тишина, малейший скрип мог выдать их. К счастью, ступеньки оказались крепкими и надежными.

— Самое лучшее для сенатора Рашаса, — пробормотал Танис и стал подниматься быстрее. Теперь он догадался, зачем они пришли сюда.

Дойдя до последней ступеньки, Даламар предостерегающе поднял руку, и Полуэльф остановился. Перед ними был просторный холл, в который выходило три двери: одна — в дальнем конце, две другие — по бокам. И только дальняя дверь охранялась двумя стражами-Кагонести, вооруженными копьями.

Танис взглянул на Даламара.

— Тебе надо расправиться с левым, — сказал темный эльф, — а я беру на себя правого. Атакуй быстро и тихо. Возможно, в комнатах есть еще стражи.

Сначала Танис решил пустить в дело меч, но потом передумал. Встав прямо перед ничего не подозревающим Кагонести, он сжал кулак и нанес резкий удар стражу в челюсть. Диковатый Эльф так никогда и не узнал, кто ударил его. Полуэльф подхватил падающее тело и бесшумно уложил на пол. Повернув голову направо, он увидел осыпанного магическим песком второго охранника, храпящего на полу.

Танис уже взялся за ручку двери, когда на его запястье сомкнулись тонкие пальцы Даламара.

— Если то, о чем я догадываюсь, правда, — шепнул темный эльф на ухо Танису, — то любая попытка открыть эту дверь может закончиться фатально. Но не для нас, — добавил он, заметив удивление Таниса. — Мы прибегнем к коридорам магии.

Танис нахмурился, замотав головой. Ходьба этими «коридорами» совершенно выбивала из колеи, и от них Полуэльфа подташнивало.

Даламар понимающе улыбнулся.

— Закрой глаза, — посоветовал он. — Помогает.

Крепко взяв Таниса за руку, Даламар быстро произнес нужные слова. Не успел Полуэльф зажмуриться, как пальцы темного эльфа впились ему в запястье, побуждая открыть глаза. Танис моргнул от яркого света.

Они попали в большую, залитую солнечными лучами комнату. У окна на кушетке сидела женщина. Ее запястья и щиколотки были связаны шелковым шнуром. Она сидела строго и прямо, по-королевски гордо, ее щеки пылали, но не от страха, а от гнева.

Ошеломленный, Танис узнал ее — это была Эльхана Звездный Ветер.

Прямо напротив Эльханы стоял, вооруженный луком, стражник-Кагонести. Лук он держал наготове, наконечник стрелы был нацелен прямо в грудь Эльхане.

— А они изгнали меня! — спокойно произнес Даламар.

У Таниса не было слов. Он едва мог связно думать, не то что говорить. Теперь Полуэльф понял, как заставили Портиоса отдать медальон солнца и как уговорили Гила принять его. Ужас и шок, оторопь и ярость, стыд за слова, которые он сказал сыну, нахлынули на него. Танис онемел, как и его рука, он не мог ничего делать — только с болью и укором уставиться в пустоту.

Даламар повернул Полуэльфа, показывая на стоящего спиной к ним воина, и сделал движение сжатым кулаком. Танис кивнул, не совсем понимая, что тот задумал. При первом же звуке стражник выстрелит. И даже если им удастся убить его, мертвые пальцы могут спустить тетиву и стрела угодит в цель.

Эльхана сидела неподвижно, презрительно глядя в лицо смерти, которая, казалось, звала ее.

Даламар, невидимый для всех, кроме Таниса, пошел вперед и встал прямо перед Кагонести. Теперь стрела была нацелена в грудь темного эльфа. Резким движением Даламар схватил лук и выдернул его из рук стражника. Танис одновременно обоими кулаками ударил Диковатого Эльфа в основание шеи, и тот беззвучно осел на пол.

Эльхана даже не двинулась, не произнесла ни звука. Она лишь недоуменно посмотрела на упавшего стражника. Тому, кто не видел Таниса и Даламара, должно было показаться, что Кагонести отбросил лук и потерял сознание.

Танис снял кольцо, а Даламар скинул магический плащ — Эльхана недоверчиво посмотрела на обоих.

— Моя королева, с тобой все в порядке? — спросил Танис, подходя к ней.

— Танис Полуэльф? — Эльхана ошеломленно воззрилась на него.

— Да, королева. — Танис прикоснулся к ее руке, доказывая, что он не бестелесный дух, и начал развязывать ее путы. — Ты не ранена?

— Нет, все нормально, — произнесла Эльхана, поспешно вставая. — Пойдемте со мной, нельзя терять ни минуты. Мы должны остановить Рашаса...

Она замерла, увидев выражение лица Таниса.

— Слишком поздно, королева, — спокойно сказал Полуэльф. — Когда я уходил из Башни, Гилтас давал клятву. А перед этим Талас-Энтия объявил, что вы с Портиосом будете изгнаны.

— Изгнаны, — повторила Эльхана.

Кровь отлила от щек эльфийки, как будто жизнь оставляла ее. Ее взгляд бессознательно устремился на Даламара, словно на живой символ грядущего. Эльхана содрогнулась и, отведя взгляд, закрыла лицо руками.

Губы Даламара скривились:

— Ты не имеешь права отворачиваться от меня, миледи. Во всяком случае, не сейчас.

Королева вздрогнула и затряслась, закрыла рукой рот и бессильно присела на краешек стула.

— Даламар, — резко начал Танис.

— Нет, Полуэльф,— тихо сказала Эльхана,— он прав... Она подняла голову — черные волосы в беспорядке обрамили прекрасное лицо — и протянула руку Даламару.

— Пожалуйста, прости меня. Ты говоришь правду. Теперь я такая же, как и ты. Ты спас мне жизнь, прими извинения и мою благодарность.

Рука Даламара не появилась из рукава черной мантии. На его лице застыло холодное презрение, замороженное жестокими воспоминаниями.

Эльхана не произнесла ни слова, ее рука медленно опустилась. Даламар вздохнул, и этот вздох был похож на ветерок, шевелящий листья осин. Черные одежды колыхнулись, и пальцы Даламара легонько коснулись пальцев королевы, как будто боясь причинить вред.

— Ты не права, Эльхана Звездный Ветер, — спокойно сказал он. — Они могут изгнать тебя из родной страны, назвать «темным эльфом», но ты никогда не станешь такой, как я. Я нарушил закон, и сделал это умышленно. И опять повторил бы это. Так что у них было право выкинуть меня вон.

Даламар умолк, но не выпускал пальцев Эльханы из своей руки и, продолжая внимательно смотреть ей в лицо, честно проговорил:

— Я предвижу, впереди тебя ждут темные дни, миледи. Если тебе или твоему ребенку когда-нибудь потребуются помощь или утешение и ты не побоишься обратиться ко мне, я сделаю все, что в моей власти, чтобы помочь тебе.

Эльхана безмолвно смотрела на него, потом улыбнулась бледными губами.

— Спасибо за предложение, я признательна тебе и, придет час, не испугаюсь.

— Дават, ты где? — послышался снизу гневный голос. — Почему не на посту? Эй, парни, где вы все?

— Это Рашас, — сказал Танис. — Возможно, с отрядом прихвостней-Кагонести.

Даламар кивнул:

— Я ожидал этого. Он должен был догадаться, что мы придем сюда. Но мы сумеем постоять за себя, — хмуро сказал темный эльф, глядя на Таниса, — будем биться...

— Нет! Сражения не будет! — Эльхана схватила руку Таниса, лежащую на рукояти меча. — Если сейчас прольется кровь, надежда на мир погибнет!

Танис застыл в нерешительности, наполовину вытащив меч из ножен. Было слышно, как в нижней комнате Рашас отдавал приказания стражникам, рассылал их по всему дому.

Пальцы Эльханы сжались сильнее.

— Больше я не королева и не имею права приказывать. Но я прошу тебя...

Танис был расстроен и зол. Он хотел сражаться и не собирался менять решения.

— И ты просишь об этом после всего того, что они сделали? Кротко позволишь им изгнать тебя?

— Если альтернатива этому — убийство моих соплеменников, то да! — воскликнула Эльхана.

— Решай же, Танис! — сказал Даламар. Шаги грохотали уже близко.

— Слишком поздно,— проговорил Полуэльф, вкладывая меч в ножны. — Ты знаешь это, Эльхана. Слишком поздно.

Она попыталась что-то сказать, но вместо слов только вздохнула. Ее рука соскользнула с руки Таниса.

— В таком случае, — сказал Даламар, — я ухожу. Ты со мной, Полуэльф?

Танис покачал головой.

Темный эльф хлопнул его по плечу.

— Прощай, королева Эльхана. Да помогут тебе Боги. И не забудь о моем предложении.

Он почтительно поклонился, произнес заклинание и исчез.

Эльхана задумчиво смотрела на то место, где только что стоял Даламар.

— Что происходит в этом мире? — пробормотала она. — Меня предали мои друзья... оказывают помощь враги...

— Плохие времена, — горько отозвался Танис. — Ночь возвращается.

На его глазах серебристая луна светила через грозовые тучи, светила долго и озаряла тропу, а потом скрылась, поглощенная тьмой.

Дверь распахнулась от сильного удара, и в комнату вбежали стражники-Кагонести. Двое схватили Таниса, третий отобрал у него меч, четвертый приставил к горлу нож. Остальные бросились схватить Эльхану.

— Предатели! Вы смеете касаться меня? — воскликнула она. — Я ваша королева до тех пор, пока не пересеку границу эльфийского королевства!

Кагонести были обескуражены ее гневной речью и неуверенно переглянулись.

— Оставьте ее, она не причинит вреда, — приказал Рашас, появляясь в дверях. — Доставьте ведьму к границам Абанасинии. Постановлением Талас-Энтии выкиньте ее из нашей земли.

Эльхана надменно прошла мимо Рашаса, не глядя на него, как будто его не существовало. Кагонести шли следом.

— Ты не можешь выслать ее в Абанасинию одну, беззащитную, — сердито запротестовал Танис.

— Я и не собирался, — улыбаясь, ответил Рашас. — Ты, полукровка, отправишься вместе с ней. — Он оглядел комнату и нахмурился. — Он был один?

— Нет, сенатор, — ответил один из Кагонести. — Но, должно быть, злой маг бежал.

Рашас подошел к Танису:

— Ты сговорился с магом-преступником, известным под именем Даламар Темный, и пытался сорвать церемонию коронации законнорожденного Беседующего-с-Солнцами и Звездами. Таким образом, ты, известный как Танис Полуэльф, навечно изгоняешься из Квалинести. Таков закон. Будешь оспаривать решение?

— Я могу поспорить, — произнес Танис на всеобщем, который стражники не понимали. — Заявить, что в этой комнате я не единственный, кто сговорился с Даламаром Темным. Я могу сказать Талас-Энтии, что Гилтас принес клятву против собственной воли. Что ты бросил Портиоса в тюрьму, а его жену держишь заложницей. Да, я могу все это рассказать и не стану этого делать, да, сенатор?

— Да, полукровка, не будешь, — ответил Рашас тоже на всеобщем. Он не произносил, а выплевывал слова, будто они имели неприятный вкус. — Ты сохранишь молчание, ведь твой сын в моих руках. Какая жалость была бы для нашего нового Беседующего встретить неожиданный конец в расцвете сил.

— Я хочу увидеть Гилтаса. — Танис перешел на эльфийский. — Проклятие! Он мой сын!

— Судя по имени, ты имеешь в виду нашего нового Беседующего-с-Солнцами и Звездами, потому позволь напомнить тебе, полукровка, что согласно эльфийским законам у Беседующего нет ни отца, ни матери, ни других семейных связей. Его семья — вся наша раса. Все истинные эльфы.

Танис шагнул к Рашасу. Перед сенатором мгновенно вырос высоченный Диковатый Эльф и заслонил хозяина своей мощной грудью.

— В этот великий день наш новый Беседующий принимает почести от народа, — холодно процедил Рашас. — В его жизни это важнейшее событие. Надеюсь, ты не хочешь омрачить его своим присутствием?

В душе Таниса шла борьба. От невыносимой мысли об изгнании разрывалось сердце — он не увидит Гила и не сможет сказать сыну, что понял его и гордится им. Вместе с тем Танис знал, что Рашас прав. Присутствие отца-бастарда может только повредить Гилу, еще более усложнит его и без того нелегкую долю.

Танис печально поник, горько пожав плечами.

— Доставить его к границе! — приказал сенатор.

Танис смиренно пошел по направлению к двери. Поравнявшись с Рашасом, он стремительно повернулся к нему, и его кулак с бешеной скоростью врезался в цель.

Сенатор отлетел назад и с треском разломал декоративное дерево.

Стражник взмахнул мечом.

— Оставь его, — пробормотал Рашас, потирая челюсть. Изо рта сенатора сочилась струйка крови. — Именно так слуги Зла сражаются со справедливостью. И я не доставлю ему удовольствия ответным ударом.

Сенатор выплюнул выбитый зуб.

Танис, потерев ушибленные суставы, шагнул за дверь.

Он хотел сделать это больше двухсот лет.

Глава четырнадцатая

Грифоны отказывались отвечать на призывы эльфов Квалинести, и это доставило Танису злорадное удовольствие, правда, в результате пришлось идти до границы пешком. Хоть до нее было и не совсем рукой подать, Таниса одолели легионы грустных мыслей, потому он не замечал дороги.

Он осознал, что находится на рубеже, только тогда, когда капитан-квалинестиец приказал своему отряду остановиться.

— Вот твой меч. — Капитан учтиво подал Танису оружие. — Эта тропа ведет в Гавань, а вон та в Утеху. Если на развилке свернешь налево, то...

— Я знаю эту проклятую тропу,— сказал Танис — давным-давно, во время войны, он вместе с друзьями пришел по ней в Квалинести — и кинул меч в ножны.

— Советую тебе держаться подальше от Омраченного леса, — вежливо добавил квалинестиец.

Пораженный Танис внимательно посмотрел на капитана. Одобряет ли он все происходящее? Или один из недовольных? Капитан был молод, но большинство солдат эльфийской армии молоды. Что же солдаты думают обо всем этом? Поддержат ли Талас-Энтию?.. Снова и снова в голове Таниса роились вопросы.

Он хотел спросить об этом капитана, но никак не мог придумать, в какой форме задать вопрос. К тому же разговор могли услышать воины, и тогда их командиру не поздоровится.

Так что Полуэльф просто пробормотал незатейливые слова благодарности.

Капитан серьезно отсалютовал ему и замер, ожидая, пока Танис пересечет невидимую линию, отделяющую эльфов от остальной части мира.

Тот прошел шесть шагов вниз по тропе — шесть самых долгих и трудных шагов в своей жизни — и вышел за пределы Квалинести.

Хотя ярко светило солнце, глаза Полуэльфа ничего не видели из-за слез. Он слышал, как капитан скомандовал своим солдатам идти назад, и отряд тронулся в обратный путь.

Танис утер глаза и нос, огляделся вокруг и вспомнил, что должен был встретить здесь Эльхану Звездный Ветер.

Но ее нигде не было видно.

— Эй! — гневно завопил Танис, в два прыжка возвращаясь к границе.

— Где леди Эльхана?..

Из-за деревьев с тонким свистом вылетела стрела и воткнулась у ног Таниса. Пролети она на волосок правее, ногу Полуэльфа пробило бы оперенное древко. Танис всмотрелся между деревьев, но, хотя не смог обнаружить эльфийских стрелков, знал, что следующая стрела нацелена ему в грудь.

— Капитан! — проревел он. — Так вот как эльфы держат слово? Мне обещали...

— Друг мой,— окликнул его мягкий голос из-за плеча. Сердце Полуэльфа замерло. Он вихрем развернулся и увидел Даламара, стоящего рядом.

— Я думал... Пора бы мне привыкнуть к твоим внезапным появлениям, — сказал Танис.

Темный эльф улыбнулся:

— Когда Эльхана придет в Сильванести, — медленно сказал Полуэльф, размышляя, — эльфы ее народа узнают об оскорблении, нанесенном королеве народом Квалинести. За этим последует кровопролитие, и на этот раз Эльхана не сможет остановить его. Однажды, очень давно, эльфы сражались друг с другом. Ты говоришь о начале новой Братоубийственной Войны?

Даламар равнодушно пожал плечами:

— Ты отстал от времени, Танис. Война уже началась.

Танис видел правду этого высказывания так же, как недавно видение с Гилтасом. Только теперь вместо Солинари, освещающей путь юноше, он видел пламя и молнии, окружающие забрызганного кровью сына.

Начнется война... И он выступит против собственной плоти и крови.

Танис закрыл глаза. Перед ним было лицо Гила. Такого юного, столь отчаянно старающегося быть смелым, мудрым...

— Отец? Ты?

Какое-то время Танис думал, что этот голос звучит у него в сознании, что его мысли о сыне воплотились в живой облик. Но слова повторились громче, с безумной радостью и тоской:

— Отец!

На тропе, внутри границ Квалинести, стоял Гилтас. Чародейка в белой мантии бдительно нахохлилась рядом. Она была совсем не рада увидеть Таниса, скорее всего она не ожидала встретить его здесь. Чародейка твердо сжала руку Гила, желая перенести юношу прочь.

Танис вскочил на ноги.

Единственным и, видимо, последним предостережением стал шелест листьев в верхушках деревьев.

— Танис! — окликнул его Даламар. — Будь осторожен!

Танис не обратил внимания ни на Даламара, ни на чародейку, ни на эльфов, вместе с их луками и стрелами.

Он шагнул к сыну.

Гилтас вырвался от чародейки, но она опять схватила его за руку, на этот раз крепче. Гнев залил лицо Гила, он судорожно сглотнул. Танис видел, что Гил задохнулся от гнева, узнавая себя в сыне. Гил что-то сказал тихим, просящим голосом. Чародейка с недовольным видом убрала руку и отошла прочь. Танис переступил невидимую границу и сжал сына в объятиях.

— Отец, — прерывающимся от волнения голосом сказал Гилтас, — я думал, ты ушел. Я хотел поговорить с тобой, но они не пускали меня...

— Знаю, сын. Знаю. — Танис крепче прижал к себе сына. — Я все понимаю теперь. — Танис положил руки на плечи Гила и прямо смотрел в лицо сына.

— Действительно понимаю. Лицо Гила потемнело.

— Королева Эльхана в безопасности? Рашас уверял меня, что ей ничего не грозит, но я заставил их перенести меня сюда, чтобы увидеть лично...

— Она в безопасности, — спокойно сказал Танис. Он посмотрел на чародейку, стоящую в стороне, та разрывалась, одновременно следя за питомцем и черным магом, парящим в тенях. — С королевой Самар, а с ним она в безопасности, сам знаешь это, я уверен.

— Самар! — Лицо Гила просияло. — Ты спас его! Я так рад! Они хотели заставить меня подписать приказ о его казни, но я этого не сделал. Не знаю как, — юное лицо Гила ожесточилось, — но никогда не подписал бы.

Танис взглянул на чародейку. Даламар сможет остановить ее. Но сможет ли он заставит лучников не стрелять? Ведь они будут защищать жизнь нового Беседующего...

— Гил, — сказал Танис на всеобщем, — ты дал клятву вопреки собственной воле, тебя вынудили сделать это. Значит, ты можешь уйти с нами, Даламар поможет...

Гилтас склонил голову, сразу было понятно, каков будет ответ. На губах сына играла задумчивая улыбка.

— Я дал чародейке слово, отец. Когда я нашел тебя здесь, я пообещал вернуться вместе с ней обратно, если она даст разрешение... сказать тебе «до свидания»...— Его голос оборвался. Он на мгновение замолчал, борясь с собой, потом спокойно продолжил: — Отец, я слышал, как ты однажды говорил Лорду Гунтару, что ты никогда бы не ввязался в Войну Копья по собственной воле. Так сложились обстоятельства. И именно поэтому люди редко называют тебя героем. Ты сделал так, как поступил бы каждый здравомыслящий человек.

Танис вздохнул. Воспоминания, в основном мрачные, вернулись к нему. И он крепче прижал к себе Гилтаса. В этот момент Танис понял, что ему придется позволить сыну уйти.

— Отец, — серьезно сказал Гил. — Я не обманываю себя. Знаю, я мало что способен изменить к лучшему, и знаю, что Рашас хочет использовать меня в своих злых целях, но сейчас не вижу способа остановить его. Но ты помнишь, что сказал дядя Тас, когда рассказывал историю об овражном гноме, спасшемся от красного дракона? «Дело в маленьком отличии». Если я смогу бороться с Рашасом хоть «помаленьку», отец...

Мы растим наших детей для того, чтобы они уходили от нас. Не зная этого, Танис именно так и сделал. И сейчас он видел это, видел в лице своего мальчика — нет, самостоятельного мужчины, стоящего перед ним. Танис подумал, что должен гордиться им... и он гордился. Но гордость была слишком маленьким огнем, чтоб согреть скованное холодом разлуки сердце.

Белая мантия беспокоилась все больше. Она отстегнула от пояса серебряный жезл, украшенный драгоценными камнями.

Заметив это, Даламар спокойно окликнул Таниса:

— Танис, если тебе понадобится моя помощь... Танис обнял сына в последний раз. Воспользовавшись их близостью, он прошептал:

— Теперь ты Беседующий, Гилтас. Не забывай об этом. И не позволяй Рашасу и его приспешникам забывать об этом. Борись с ними. В этой борьбе ты не будешь одинок. Видел молодых эльфов, покинувших сегодня собрание? Расположи их к себе, хоть сначала они не поверят тебе, убежденные, что ты — пешка Рашаса. Но ты должен убедить их в обратном, хоть это и сложно. Но я знаю, ты добьешься успеха, и горжусь тобой, мой сын. Горжусь тем, что ты сделал сегодня.

— Спасибо, отец.

Последнее объятие, последний взгляд, последняя ободряющая улыбка.

— Скажи маме... я люблю ее,— мягко проговорил Гил. Он судорожно сглотнул. Затем отвернулся и пошел прочь от отца, подойдя к белой мантии.

Чародейка произнесла слово, и оба растаяли в воздухе...

Не оглядываясь назад, Танис пересек границу. Слезы вновь слепили его, но Полуэльф высоко держал голову, как и должен гордый отец, чей сын только что стал правителем целого народа.

Он так гордо и держал голову, пока не опустилась ночь, тьма пришла на смену дню. Пока Танис не вернулся домой. Пока не пришлось сказать Лоране, что она, возможно, никогда не увидит любимого сына...

— Итак, — сказал Даламар, стоящий в тенях дубов, — тебе так и не удалось уговорить Гилтаса отправиться с тобой?

— Я и не старался, — резко ответил Танис. — Он дал им слово...

Какое-то время Даламар внимательно смотрел на друга, потом темный эльф покачал головой и вздохнул:

— Дал слово... Как я уже говорил, сын Таниса Полуэльфа — последний, кого Такхизис хотела видеть на эльфийском троне. Если тебя это утешит. Но ее Темное Величество совсем не желала таких перемен и чрезвычайно сожалеет о том, что мы потерпели неудачу.

Танис подумал, что новости немного утешают его.

По приказу Даламара исчезли скатерть и нехитрая снедь. Руки темного эльфа скользнули в рукава черной мантии.

— Ну что, решился на что-нибудь? Куда пойдешь?

— Думаю, я знаю, что должен делать, — произнес Танис. — Я не могу позволить Рашасу убить Портиоса. И когда Портиос окажется на свободе, надо остановить и его, не дав расправиться с Рашасом и Квалинести, как бы я ни относился к некоторым из них.

Он вышел из тени на тропу, ведущую обратно в Квалинести. Танис смотрел на дом своего детства, где в солнечном свете трепетали листья осин.

— Я столькому хотел научить тебя, Гилтас, — тихо произнес Танис, — столько хотел рассказать и так мало успел...

Даламар положил Танису руку на плечо:

— Ты мог бы ничего не говорить. Уверен, твой сын слышит тебя.

Танис отвернулся от Квалинести и всмотрелся в дорогу, терявшуюся в темноте. Он возвращался в дом, который вне зависимости от количества гостей, собравшихся там, теперь всегда будет пуст.

— Пойдем, — сказал он.