Все наши скрытые таланты

5

Через несколько дней я настолько вымотана чтением раскладов для всех желающих, что каждую свободную минуту лежу на полу в Душегубке, пока Фиона подсчитывает наш заработок.

– Шестнадцать евро! – восторженно восклицает она. – И это только за вчера и сегодня.

Обычно мне нравится идея получить больше денег, тем более что родители, выдавая карманные деньги детям, не делали никаких поправок на инфляцию с тех пор, как тинейджером была еще Эбби. Но сейчас я слишком устала, чтобы радоваться, и просто лежу, закрыв глаза.

– Круто.

– Нужно инвестировать в бизнес, – говорит Фиона. – В городе есть лавка, где можно купить всякие магические штучки.

– Магические штучки?

– Ну да. Тита говорит, что продавщица этой лавки выгоняет покупателей, если ей не понравится их аура.

Лавка называется «Прорицание», и я направляюсь в нее после школы. Внутри тесно и душно, весь воздух пропитан густым ароматом благовоний. Все поверхности занимают хрустальные шары, ловцы снов и бутылки с самодельными духами. Дожидаясь, когда продавщица закончит продавать кому-то камень-деодорант, я начинаю потихоньку разглядывать предметы и осторожно прикасаться к ним, одновременно стараясь проявлять уважение и понимая, что большинство из них – полная чепуха.

– Добрый день! – приветливо обращается ко мне продавщица.

Это женщина лет пятидесяти с лишним, в красных хлопковых шароварах. С ее плеч свисает целая груда янтарных ожерелий. Светлые волосы уложены хвостом, а красная атласная резинка придает ей неуместно детский вид.

– Вам помочь?

– Мне нужны амулеты, – говорю я, вынимая заработанные сегодня шестнадцать евро. – Сколько их можно купить на это?

– Зависит от того, что вам нужно. Зачем они вам?

– В каком смысле?

– Для разных задач требуются разные амулеты, лапушка.

Я беру в руки блестящий серо-лиловый камень размером с картофелину.

– Сколько стоит вот этот?

– Тридцать пять евро.

– Ого, – говорю я, опуская его на место.

Он падает на прилавок с глухим стуком.

– Аметисты – мощные защитные камни. К тому же они должны иметь определенную цену, чтобы мы могли использовать их этично, – говорит она.

Слава богу, мое невежество ее, похоже, не слишком оскорбило.

– Извините, – говорю я. – Я недавно только начала читать Таро и подумала, что было бы неплохо окружить себя какими-нибудь камнями, чтобы помочь моим… э-ммм, клиентам… расслабиться.

– Поздравляю, – улыбается она. – Чтение Таро отнимает много сил. Чем старше становишься, тем больше тебя переполняет энергия других людей. После сорока всякий раз после консультации я просыпалась и едва могла повернуть голову, так меня сковывало. Плохое «джуджу» других людей, понимаешь ли. Это занятие для молодых женщин.

– О… – произношу я, разочарованная мыслью о том, что приходится поглощать энергию других. – Что, так прямо все и происходит, на самом деле… не в воображении?

– По-разному.

– А от чего это зависит?

– От «сенситивности». От эмпатии. От типа людей, которых ты консультируешь. Они обнажают перед тобой свои сердца, открывают все, что накапливалось долгие годы, и передают все это тебе. И оно прилипает к тебе. Вот почему я жгу здесь дикий шалфей, – усмехается она. – Дело не столько в том, чтобы очистить клиентов. Скорее, чтобы защитить себя от клиентов.

– Наверное, я понимаю, что вы хотите сказать, – говорю я.

Мне кажется, она мне нравится. Я протягиваю руку.

– Меня зовут Мэйв Чэмберс.

Она протягивает свою руку и, по какой-то причине, не называет своего имени, а просто улыбается при звуках моего.

– О, в твоем имени три звука «э», – говорит она с легким любопытством.

– И что это значит?

– Имена обладают силой. Три звука «э» означают, что когда ты влюбляешься, то влюбляешься по-настоящему. У моей сестры Хэвен было примерно так же.

Хэвен. Конечно, как же еще. У владелицы такой лавки обязательно должна быть сестра по имени Хэвен – «Небеса».

Через двадцать минут я иду на автобус, нагрузив карманы розовым кварцем, кальцитом с оранжевыми кончиками и тигровыми глазами. Также она вручает мне бесплатно несколько ароматических палочек.

– Не забывай регулярно очищать помещение, в котором раскладываешь карты, – говорит она поучительным тоном. – И заботься о себе! Следи за тем, чтобы к тебе не прилипала вся грязь других людей!

– Спасибо, – неуверенно отвечаю я.

– Go raibh maith agat[1].

В автобусе на 17:15 тихо. Слишком поздно для школьников, слишком рано для часа пик. Я надеваю маленькие пластиковые наушники и включаю Walkman с кассетой «Весна 1990». Музыка меня каким-то странным образом утешает, словно белый шум, на который я могу переключиться в своем мозгу. На одном из сидений я вижу сидящего в одиночестве Рори О’Каллахана, и мне кажется, что после того случая было бы невежливо не сесть рядом с ним. Мы одновременно произносим «привет», а затем замолкаем. Он до сих пор смущен той историей, а я не напоминаю ее.

Я смотрю на его ногти. Они до сих пор покрашены в розовый цвет балетных туфель.

– Круто, – говорю я, опуская руку в карман и нащупывая бумажный пакет. – У меня есть камень такого же цвета.

Я показываю ему розовый кварц. Он зажимает его между ладоней, как будто его только что достали из огня.

– Эй! Осторожно! Эти штуки не из дешевых.

– Ты тратишь на это деньги? – спрашивает он, явно удивляясь. – Тут нет веревки или зажима. Его даже нельзя носить.

– Это розовый кварц. Он для… – тут я понимаю, что не помню, для чего он именно. – Для кое-чего важного.

– Так ты этим увлекаешься? Кристаллы, благовония, все такое?

Я вынимаю ароматическую палочку из кармана и размахиваю ею как посохом.

– Ага, можно сказать и так.

– Ого, – он проводит рукой по своей длинной кудрявой челке, которая почти всегда закрывает его глаза, и отводит волосы назад.

– Мэйв, от тебя я меньше всего ожидал, что ты будешь увлекаться всякими нью-эйджевскими штуками.

Его глаза светло-карие, того редкого оттенка, который в равной степени переливается зеленым и золотым. В нем есть своя особенная привлекательность, которая раньше, когда мы были маленькими, делала его похожим на какого-нибудь жутковатого ребенка-призрака викторианской эпохи, но теперь на него любопытно смотреть.

– От меня? Почему меньше всего? – спрашиваю я недоверчиво. – Почему не от… Владимира Путина?

– Ну, понимаешь, от Путина и так всякое такого ожидают, так что если он принесет девственницу в жертву на алтаре, чтобы выиграть выборы, то вряд ли кто-то удивится, – шутит он. – Путин уж точно больше колдун, чем ты.

– Ну ладно, Путин больше колдун, чем я, – соглашаюсь я, пытаясь вспомнить каких-нибудь знаменитостей, которых никак нельзя было бы заподозрить в колдовстве. – А как насчет… Рока? А нет, не считается. Рок точно больше колдун, чем я.

– Ну да, – улыбается Рори. – То есть у него даже имя такое, как будто его нашли в земле. Типа колдун уровня земной богини.

Мы еще некоторое время продолжаем шутить, вспоминая знаменитостей не из колдунов и колдуний. Наконец, когда мне уже больше никто не приходит на ум, а у Рори заканчиваются причины, по которым они должны сильнее меня увлекаться магией, я наконец рассказываю ему про карты из Душегубки.

– А, эти. Которые у тебя были несколько дней назад, да?

– Да, – отвечаю я, стараясь избегать упоминания о других картах, которые мы видели в тот день.

– Ну ладно, можешь показать.

Он вынимает три карты. Паж кубков, Повешенный и туз жезлов.

– Ну, – начинаю я загибать пальцы. – Это паж кубков, видишь? Он олицетворяет собой сны и подсознательные вещи, готовые всплыть на поверхность.

Я показываю на пажа, держащего кубок с рыбой внутри.

– Об этом говорит рыба.

– И что, теперь мне нужно пойти на рыбалку?

– Нет, просто тебе нужно поработать над… идеями, которые еще не оформились до конца. А вот Повешенный – видишь, он висит на ноге?

Я поднимаю карту. Рори кивает, рассматривая человека, привязанного за лодыжку к ветке дерева.

– Он находится в подвешенном состоянии. Не может определиться и сделать выбор. Или просто оказался в непонятном положении, из которого не знает, как выйти.

Выражение лица Рори вдруг меняется. Обычно и без того бледное, оно становится сероватого оттенка.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ну… не знаю. А ты как думаешь?

Рори ничего не отвечает.

– Понимаешь, раскладывать карты – это как двустороннее движение. Ты рассказываешь что-то мне, и мы вместе пытаемся их объяснить.

– А последняя карта что означает? – спрашивает он серьезным тоном.

– А не хочешь сначала поговорить о Повешенном?

– Нет. Что означает последняя карта?

– Туз жезлов? Это как чистый потенциал, чистый огонь. Ты должен найти энергию на то, чтобы делать что хочешь. Что бы паж и Повешенный ни готовили тебе, туз жезлов поможет тебе это осуществить.

Молчание. Рори напускает на себя скучающий вид.

– Да глупости все это, – произносит он наконец.

– Нет, не глупости.

– Глупости. Откуда мне знать, может, ты все выдумываешь на ходу?

– Потому что я не выдумываю. И вообще, что ты так рассердился? Не такой уж и плохой расклад. Повешенный – это не плохая карта, Рори. Он же не в буквальном смысле повешен.

– Как скажешь.

Он переводит взгляд в окно. Когда автобус доезжает до Килбега, мы выходим, едва бормочем «пока» и расходимся. На полпути до дома я вспоминаю, что у него остался мой розовый кварц.