Все наши скрытые таланты

9

Первой о полицейских сообщает Нив, которая видела, как они утром ждали у кабинета сестры Ассумпты.

«Горячий коп, – пишет она в группу WatsApp. – Это не учебная тревога. В здании настоящий секси-полицейский».

Как и следовало ожидать в католической школе для девочек только с одним мужчиной-учителем – если мистера Бернарда и в самом деле можно назвать мужчиной, – все буквально сходят с ума. Все тут же сразу начинают печатать: «ФОТКИ!»

Нив посылает фотографию двух полицейских в светоотражающих куртках. Одна из них – светловолосая женщина, коренастая, с коротким хвостиком на шее. Другой, очевидно, и есть тот самый «секси-полицейский»: очень высокий, стройный мужчина лет тридцати пяти с темно-рыжими волосами.

«Нив, это, по-твоему, секси-полицейский? Нужно серьезно поговорить о твоих вкусах», – печатает Мишель.

«А зачем они вообще пришли в школу?» – печатаю я, но никто не отвечает. Мишель и Нив заняты разгорающимся спором по поводу того, кого считать привлекательным мужчиной.

«Подойдешь к нему, Нив?» – спрашивает кто-то еще.

«Не только, подкачу».

Несколько смеющихся эмодзи.

Я печатаю тот же вопрос Фионе. Без ответа. На этой неделе она занята с какой-то труппой, которую создали ее старшие приятели из театральной студии. Весь вчерашний вечер она публиковала ингстаграм-сториз в военных чулках в сеточку.

Я продолжаю печатать сообщения в группу, но не отсылаю. Я боюсь выразить то, что у меня на уме: что дело тут в Лили и том, что она отсутствует несколько дней.

Утренние уроки проходят один за другим. Сначала математика, потом география. Мы проходим оползни. «Смещение масс горных пород по склону». Слова на странице сливаются с моими внутренними предчувствиями, и меня охватывает чувство, как будто меня сейчас раздавит какая-то тяжелая бесконечная масса.

А потом начинается. За десять минут до конца урока раздается стук в дверь. Входит мисс Харрис в сопровождении «горячего копа» и «копа-блондинки».

– Здравствуйте, девочки, – говорит она как можно более бодрым тоном. – Это детектив полиции Сара Гриффин и инспектор Мэтью Уорд. Я знаю, что вы хотите побыстрее пойти на утреннюю перемену, но они зададут вам всего лишь пару вопросов. Про Лили.

Я физически ощущаю на себе взгляды двадцати одной пары глаз. Не думаю, что кто-то до этого по-настоящему обращал внимание на отсутствие Лили. Скорее всего, к вечеру пятницы большинство учениц и забыли про карту Домохозяйки. Но теперь, услышав имя Лили, начали догадываться, что к чему.

– Доброе утро всем, – говорит Гриффин. – К сожалению, ваша одноклассница Лили О’Каллахан отсутствует еще с воскресного вечера. Подробностей мы здесь сообщать не будем, но ее родные очень беспокоятся, и мы были бы благодарны, если кто-нибудь, кто хорошо знает ее или видел ее на прошлой неделе в школе, рассказал бы об этом. Даже самые незначительные сведения могут оказаться очень полезными для нас.

Отчетливо слышно, как все девочки одновременно задерживают дыхание. А потом напряженно выдыхают через зубы.

Глаза Гриффин бегают по классу. Видно, что она мысленно фиксирует происходящее. То, что позже запишет в свою записную книжку. Взгляд ее перескакивает от одной девочки к другой. Наверное, думает, кого вызвать, если никто не поднимет руку.

Тут заговаривает полицейский, понравившийся Нив.

– Только вы ни в коем случае не паникуйте, – говорит он добродушно. – В большинстве случаев девочки возраста и описания Лили обычно просто убегают из дома. Как правило, они возвращаются сами по себе. Но мы хотим убедиться, что с Лили все в порядке, так что если вдруг кому-то что-то известно про ее друга или подругу – или… организацию, в которой она могла состоять…

Детектив Гриффин вдруг очень строго смотрит на своего коллегу, как будто они не договаривались произносить при нас слово «организация».

Многие школьницы переглядываются. Некоторые толкают друг друга и смотрят на меня. Если я не скажу что-нибудь сейчас, то меня все равно быстро вычислят. Гриффин проследит за их взглядами и поймет, что в их центре всегда оказываюсь я. Я поднимаю руку.

Глаза мисс Харрис расширяются. Она работает здесь лишь пару лет. Не думаю, что ей известно о том, что раньше мы с Лили были подругами.

– Мэйв?

– Мне кажется, я могу что-то знать про Лили, – медленно говорю я.

Все трое взрослых моргают, смотря на меня, и переглядываются с выражением: «Не думали, что будет так легко».

– Мне кажется, это я виновата, – говорю я.

И меня выводят из класса, под взгляды остальных, обжигающие, как дыхание дракона. К счастью, я уже оказываюсь в коридоре, когда у меня из глаз начинают течь слезы.

Меня приводят в кабинет сестры Ассумпты – светлое просторное помещение, в котором принимают богатых родителей и бывших выпускниц, когда хотят получить пожертвование на ремонт крыши. Я никогда раньше не была в этом помещении, хотя, конечно, видела его лимонного цвета стены и супермягкий диван с обивкой – обычно, когда проходила мимо по дороге в гораздо менее шикарный кабинет мисс Харрис.

А теперь я нахожусь здесь и не знаю, что делать. Никаких же правил по этому случаю нет, правда? Стоять мне? Сесть? Если меня будут наказывать, то мой инстинкт подсказывает мне, что лучше стоять, но все смотрят на меня с такой озабоченностью, что колени у меня подкашиваются. Мои кости стали словно полупустые бутылки из-под шампуня, которые обычно бросают в душе.

– Итак, Мэйв, – говорит мисс Харрис, дотрагиваясь до моей руки и садясь на диван. – Присядь рядом со мной, возьми салфетку и просто подыши несколько секунд.

Я опускаюсь рядом с ней. Слезы до сих пор струятся по моим щекам. Боже милостивый. Что она обо мне подумает? Сквозь слезы я вижу, как она хмурится. Все это ее смущает. Наверное, у нее в кабинете есть список «чувствительных» девочек, и я очень сомневаюсь, что в нем присутствует мое имя.

Но я все равно беру бумажную салфетку и опустошаю в нее содержимое носа. Хватаю другую. И еще одну. Уголком глаза я вижу, как в кабинет, прихрамывая, входит сестра Ассумпта во всем своем великолепии.

Про сестру Ассумпту шутят, что ее держат в этом кабинете с отключенным телефоном, потому что это дешевле, чем отсылать ее в дом престарелых. Конечно, это не очень хорошая шутка, но ее сочинили задолго до того, как я поступила в школу Святой Бернадетты, и ее будут пересказывать, пока сестра Ассумпта не умрет. Что, похоже, она пока не планирует делать. Как представители любой человеческой цивилизации считают, что станут свидетелями Апокалипсиса, так и все девочки, каждый год поступающие в школу, убеждены, что они-то уж точно станут свидетелями ее кончины.

Сестра Ассумпта – крошечная женщина. Ей где-то между шестьюдесятью пятью и ста тремя годами, в зависимости от погоды. Зимой она кажется самым старым человеком на земле, облаченная в слои вязаных изделий и термоноски, которые прикрепляет к завязкам на руках.

В первый месяц нашего с Лили обучения здесь мы с ней во время обеденного перерыва как-то зашли в пустой класс. И пока мы там сидели, сестра Ассумпта неожиданно распахнула дверь с энергией, которую я с тех пор не видела ни у одной пожилой женщины, и указала на нас пальцем.

– Вы, обе. Пойдем со мной.

Мы были совсем новенькими и не понимали, вдруг мы нарушили какое-то школьное правило. И еще мы думали, что сестра Ассумпта обладает какой-то властью, что тоже было не так.

Мы проследовали за ней во двор, где под деревом был припаркован ее «Фольксваген-Жук» 1963 года небесно-голубого цвета.

– Она что, до сих пор водит? – прошептала Лили.

Я подавила смешок.

– А это вообще законно?

Когда она открыла дверцу, нам предоставилась возможность заглянуть внутрь, и мы быстро поняли, что этим чудесным маленьким «Жуком» давно не управляли. Окно было слегка опущено, а вся машина набита опавшими листьями, некоторые из которых были оранжевого цвета старой тыквы, а некоторые зеленые, как сигнал светофора. Машина определенно не покидала территорию школы много лет.

Сестра Ассумпта открыла багажник и показала на три старых полусгнивших картонных коробки.

– Занесите их внутрь, – сказала она кратко. – Поднимайте снизу, присев. Вы хорошие, сильные девочки. Вот так.

Мы проследовали за ней до школы и поставили коробки в помещении, которое позже стало кабинетом мисс Харрис, но тогда было просто большой кладовкой. Как только сестра отвернулась, я открыла коробку и вынула бархатную шкатулку для украшений. Всего таких шкатулок было штук двенадцать, может, больше. Я открыла ее и увидела целую кучу дешевой декоративной бижутерии. Пластиковые «жемчужины», стеклянные «бриллианты». Вещи, которые, возможно, по отдельности стоили немного, но вместе могли бы сойти за пару сотен евро.

Мы обсуждали этот случай месяцами. «Фольксваген-Жук», заполненный листьями, куча дешевых украшений, скрюченный палец. Ощущение, что мы были маленькой частью какого-то большого плана нашей директрисы, который, возможно, еще не закончился. Мы сочиняли об этом рассказы. Лили начинала с двух предложений, затем передавала бумажку мне, и я писала еще два предложения. Вскоре у нас получилась целая сага, эпический роман о бывшей монахине и бразильском графе. Каждый раз после этого, завидев сестру Ассумпту, мы начинали хихикать, но никому не говорили почему.

Когда же я увидела сестру Ассумпту сейчас, эту причудливую старушку, бывшую монахиню, с носками на руках и в темно-синей юбке до колен, то поняла, что дело серьезное.

Лили пропала. Целая жизнь воспоминаний, понятных только нам шуток и прозвищ – все это развеялось, как утренний туман, и винить следует только меня. Неужели мой расклад Таро в пятницу настолько рассердил ее, что она не захотела появляться в школе в понедельник? Неужели она и вправду сбежала из дома?

Я снова начинаю реветь. Оказывается, раз уж начала плакать, то перестать очень трудно. Сестра Ассумпта всматривается в меня сквозь свои огромные совиные очки, крайне изумляясь.

– Это личный кабинет, – говорит она, явно раздраженная. – Я не разрешала приводить сюда полицейских.

– Я знаю, сестра, – говорит мисс Харрис. – Но обстоятельства довольно специфичны, поэтому я подумала, что вы не станете возражать.

– Здесь плачет девочка, – говорит сестра А. – Почему здесь плачет девочка?

– Это связано с Лили О’Каллахан, сестра, – отвечает мисс Харрис, стараясь сохранять деловой вид. – С пропавшей девочкой.

– С кем?

– Послушайте, – произносит наконец детектив Гриффин. – Мы не можем принять показания от Мэйв без присутствия ее родителей или опекунов, и она очевидно расстроена. Что, если подвезти ее домой и поговорить с ее родителями и с ней там? Где ей будет комфортно?

– Это разве не сестренка Харриет Эванс? Младшая? – снова вступает сестра Ассумпта.

– Нет, сестра, – отвечает мисс Харрис, отчаявшись.

Она поворачивается к Гриффин.

– Думаю, это хорошая мысль.

Так мы и поступаем. Мы выходим во двор, направляясь к парковке за зданием. Сейчас все на утренней перемене, и девочки моего года коварно бродят вдоль стен или между покрытыми мхом и плесенью скамейками. Увидев меня в сопровождении двух полицейских, они встают на цыпочки и вытягивают шеи.

Во дворе воцаряется гробовая тишина. Все замирают. Не слышно даже звука скакалки, с которой играют девочки помладше.

А потом я слышу чей-то одинокий голос, раздающийся словно выстрел ружья в пустыне.

– Ведьма!

Гриффин настораживается.

– ВЕДЬМА!

Гриффин озирается по сторонам, стараясь определить источник звука. Но уже поздно. Голосов уже много.

– ВЕДЬМА! ВЕДЬМА! ВЕДЬМА! ВЕДЬМА! ВЕДЬМА!

И они не замолкают, пока мы не садимся в полицейскую машину и не отъезжаем от школы Святой Бернадетты.