Вскоре Айре понял, что привык. Нет, привыкать он тоже привык, но это было другое. Просыпаться с утра у него не получалось и, когда он вставал, Ийи уже не было. Он делал обход квартиры, выуживая брошенные Ийей вещи из самых странных мест. Недоеденный бутерброд в ванной, носки под столом, рубашка под кроватью. Самое забавное было то, что Ийя старалась исправиться. Айре видел, как, стянув сапоги и отпихнув их в угол, она все-таки возвращалась и ставила их на полку, а брошенный в гостиной мундир несла потом в шкаф. Но привычка была сильнее — вещи расползались по квартире и прятались в абсолютно невообразимых местах. Самое забавное было в том, что Айре ловил себя на мысли, что его эта небрежность, вместо того, чтобы раздражать, умиляет. Невозмутимая Ийя казалась ему трогательно беспомощной, нуждающейся в заботе.
Айре складывал в стопку собранное грязное белье, имевшее тенденцию скапливаться в угрожающем количестве, запихивал его в холщовую сумку и ставил к двери, чтобы Ийя завезла его в прачечную. Умывался, брился, старательно обходя лезвием швы. Потом завтракал, заметал, лежал какое-то время с книгой — приключения, дуэли и бесконечные скачки. Ийя, когда увидела, что он читает, недоуменно пожала плечами, но Айре нравилось. Он, правда, попытался прочитать книгу, лежащую на тумбочке у Ийи, но осилил только три страницы. Биография была мало того, что скучной, так еще и главный герой был, по мнению Айре, редкой скотиной. Видел он таких — самодовольных ублюдков, не замечающих никого вокруг, кроме себя. Нет, понятно — великий завоеватель, раздвигал границы Империи. Но — ублюдок. Айре закрыл тихонько книжку и положил на место. Завоевания его не интересовали, а ублюдков и так в жизни было более чем достаточно.
Ийя последнее время была хмурая и усталая. Началось все с того, что она принесла документы, касающиеся вскрытия зарезанных мернцев. Айре пролистал справки, исписанные бисерным врачебным почерком, и действительно ничего не понял. А Ийя поскучнела, достала коньяк и отхлебнула прямо из горлышка. Протянула бутылку Айре, и он тоже осторожно сделал глоток. Коньяка он на самом деле не хотел, но мысль пить с Ийей из одной бутылки, передавая ее друг другу, была слишком привлекательна. Он бы выпил, наверное, и уксуса. Ийя закурила, протянула ему сигарету. Айре сел рядом на пол, затянулся, выдохнул дым.
— Что случилось? Там что-то не то написано?
— Ну, как сказать. Просто там написано, что я ошиблась и потеряла три дня. Это — не Единый фронт. Борцы за расовую чистоту ни при чем.
— Почему?
— Там описаны нанесенные жертвам раны. И ни у кого — ни у кого. нет ран на руках. Только грудная клетка, шея и лицо.
— И что?
Ийя сползла с кресла, села рядом на пол.
— Ну смотри. К тебе подходит незнакомый мужик, замахивается ножом. — Она изобразила движение. — И что ты делаешь?
Айре вскинул руки, закрываясь.
— Вот именно. Ладно, кто-то не успел. Но хотя бы часть должна была попробовать защититься. А там — никого. Никогошеньки.
— И? Что это значит?
— Вот представь — к тебе подхожу я. Близко. Я вооружена — у меня постоянно на поясе кинжал. Ты будешь ожидать, что я тебя им пырну?
Айре покачал головой, восторженно глядя на Ийю.
— Вот именно. Значит, жертвы доверяли убийце. Не ожидали от него нападения. Кому может доверять человек? Настолько, чтобы подпустить близко? Врачу? Жандарму? Общий знакомый у всех жертв?
— Женщина? — рискнул предположить Айре.
— Нет. Там, судя по углу проникновения, удары наносил довольно высокий мужчина. Женщина такого роста — исключение. Хотя, конечно, тоже есть шанс. Молодец. Хорошая идея.
Айре польщенно улыбнулся. Его поражало, как Ийя может взять лежащие перед носом очевидные факты и так их повернуть, что потом остается только удивляться — как же ты сам это не сообразил. Ведь все так очевидно.
— И что теперь?
— Запрошу подробные досье на жертв, буду искать точки соприкосновения. Кем может быть общий для всех этих людей знакомый? Учителем? Продавцом? Ну должен же быть кто-то, кому доверяла толпа абсолютно разных мужиков. Теперь придется разгребать чертову кучу документов. А я уже надеялась, что смогу быстренько расчеты железнодорожные закончить.
Айре задумался. От кого он точно не стал бы прикрываться, так это от хозяина. Отучили. Но вряд ли его опыт тут мог помочь. Он, кряхтя, поднялся и пошел на кухню варить кофе. Когда он вернулся, Ийя уже разложила вокруг себя листики с формулами и считала. Если расследование убийства Айре восхищало, то расчеты — ужасали. Испещренные многоэтажными формулами бумажки просто приводили его в священный трепет. Ийя писала что-то, глядя перед собой немигающим взглядом, и лицо у нее было вдохновенное, как у музыканта за партитурой. Она шевелила губами, отмечая карандашом что-то невидимое в воздухе, то спорила вполголоса сама с собой, то одобрительно кивала. Айре замер на диване, стараясь даже не дышать. Он не знал, насколько Ийя умна на самом деле, но в его воображении она давно переплюнула всю Пятерку Мудрецов скопом. И если до этого он не понимал, зачем ей изуродованный раб, то теперь периодически задумывался, зачем ей красивый тупица.
Айре решил попытаться научиться готовить. Он, правда, никогда этого не делал, зато спал с несколькими кухарками, которые подкармливали его всякими деликатесами на хозяйской кухне. Поэтому кое-что все-таки запомнил. Начал он с отварной картошки, и когда, вопреки опасениям, эксперимент удался, поджарил колбасу, почти не спалив ее при этом. Разложил на тарелки, себе забрав самые обугленные куски и, когда Ийя пришла домой, гордо выставил шедевр на стол. Он с тревогой смотрел, как Ийя подцепляет вилкой политый маслом кусок картошки, жует, глотает, берет еще один…
— Что?
— Что что?
— Чего ты на меня так смотришь?
Айре смутился, отвел взгляд.
— Хочу понять, нравится вам или нет. Я никогда раньше не готовил.
— Нравится. Вкусно. Намного лучше, чем получается у меня. Ешь, а то подумаю, что ты меня отравить хочешь. И бери эти чертовы овощи.
Айре осмелел. Ийя вечером составляла список покупок, и он начал экспериментировать. Он последовательно попытался стушить мясо, поджарить мясо и приготовить из мяса рагу. Тушеное получилось вкусным, жареным можно было пришибить коня, а рагу выглядело как пюре, хотя все равно оказалось съедобным.
Днем Айре было скучно. На улицу он пока не выходил, два этажа по лестнице все-таки казались пока слишком рискованным предприятием. Когда приходила Ийя, становилось веселее. Разговаривали они, правда, мало. Айре читал на диване, Ийя сидела за привезенными с работы жуткими стопками дел, изучая биографии жертв, делала отметки, чертила таблицы, просила Айре заполнять схемы. Злилась, курила, пила коньяк.
Айре заметил, как она морщится, поводя плечами, и предложил сделать массаж. В конце концов, уж это-то он умел. Ийя сначала посмотрела на него стеклянными глазами сквозь россыпи документов, потом улыбнулась, встала с кресла и подошла к дивану. Расстегнула блузку, приспустив с плеч, села перед Айре на пол. Он осторожно сдвинул тяжелую косу, погладил тонкую шею кончиками пальцев. Кожа была мягкая и прохладная, покрытая золотистым пушком. Айре начал растирать шею и плечи круговыми движениями все сильнее. Кожа быстро согревалась, розовея под руками. Айре разминал сведенные мышцы, стараясь случайно не сделать больно. Ийя расслабилась, прикрыла глаза, опустив голову. Айре мял, гладил, большими пальцами растирал мышцы вдоль позвоночника, заставляя ее хихикать и передергивать плечами. На секунду ему захотелось наклониться — и поцеловать розовую склоненную шею, коснуться губами светленького щекотного пушка на загривке. Он опустил голову, ощущая запах духов, горьковатый, терпкий, и пробивающийся сквозь него запах молодого тела. Ийя обернулась, и Айре отпрянул, смущенно ухмыльнувшись.
— Что?
— Все. Закончил. Теперь лучше?
Ийя подозрительно поглядела на него, повела плечами.
— Лучше. Спасибо. Как ты хорошо массаж делаешь.
— Ну так. Профессионал. — Айре развел руками и отполз к стенке дивана, спрятавшись за плед.
Следующим вечером Айре попытался сделать курицу в подливке. Сковорода скворчала, мясо пахло, Айре стоял у окна, глядя на улицу. Голубоватый свет фар упал на угол дома в конце улицы. Пополз вбок, выхватывая вывеску зеленщика, клумбу, ощетинившуюся черными коротко обрезанными кустами роз, закрытое на зиму сиротливое летнее кафе. Айре прижался лицом к стеклу, прикрылся от комнатного света ладонями. Коляска медленно прокатила по присыпанной мелким колючим снегом улице и, мигнув фарами, свернула к дому. Две фигуры отделились от оградки кафе, скрытой в тени, и медленно зашагали в сторону дома. Айре насторожился. Может, он и не слишком хорошо разбирался в литературе, но угрозу чувствовал сразу. Было что-то неуловимо-целеустремленное в походке двух неряшливо одетых мужчин в грубых рабочих башмаках. Он дернул раму, распахивая окно, высунулся наружу. Ийя вылезала из коляски, выволакивая за собой надбитую доверху сумку, мужчины шли к ней. Лица. Айре знал такие лица — за мгновение до удара, напряженно-предвкушающие, азартные. Он метнулся к двери, рванул замок и вылетел на лестницу, скатился вниз, не чувствуя боли, поскользнулся босыми ногами на снежном колком крошеве. Один из мужчин дернул Ийю за руку, она выпустила сумку, и яблоки покатились по вспыхивающему искрами снегу. Айре увидел, как что-то мелькнуло в руках у второго, отразив на секунду желтый колышущийся свет, и бросился на него, выворачивая руку с ножом. Они покатились по мостовой, колотя друг другом о камни. Боли Айре не чувствовал, просто мир вертелся перед ним — оскаленное потное лицо, брусчатка, фонарь. Он извернулся и ударил коленом в пах, а потом молотил кулаком по лицу, держа противника за глотку, пока тот не осел кулем на окровавленный снег. Айре обернулся к Ийе. Она стояла, держа в руках окровавленный кинжал, и растерянно оглядывалась. Темная фигура, держась за левый бок, торопливо ковыляла прочь.
Ийя подошла, протянула Айре руку, помогая встать. Губы у нее дрожали. Айре обнял ее, поднял, не обращая внимания на боль в груди, уткнулся носом в пахнущие морозом волосы. Ийя обхватила его за шею, зарылась лицом в заляпанную кровью футболку. Они стояли на продуваемой злым восточным ветром темной улице, трясущиеся, вцепившись друг в друга.
Наконец Ийя разжала руки, отступила на шаг.
— Боже, ты же босиком. Ты с ума сошел?
— Не до обуваний было. Ты их что, не видела?
— Видела. Я и внимания не обратила. Просто шли люди по улице.
— Не по улице шли. А стояли вон там, — Айре ткнул пальцем в сторону кафе, — и ждали. А когда ты вылезла из машины, пошли к тебе. Они что-нибудь говорили?
— Нет, просто дернули сумку. Пошли в дом, у тебя на ногах уже снег не тает.
Она дернула его за руку, потащила к освещенной парадной. Айре подхватил валяющуюся на земле сумку и даже успел сунуть в нее два яблока, пока буксир "Ийя" не втащил его в дом. По лестнице Айре поднимался медленно, приставными шагами, тяжело опираясь на перила.
В квартире воняло горелым. Чертыхнувшись, Айре бросил сумку и прошлепал в кухню. Курица не просто подгорела. Она кремировалась. Айре выключил огонь и тяжело оперся о печку. Его колотило, сердце бухало где-то в глотке, руки тряслись. Накатившее осознание произошедшего морозцем растеклось в крови, волоски на предплечьях стояли дыбом.
Ийя не поняла, что произошло. Двое прохожих подошли к ней, она недоуменно обернулась — они не выглядели бродягами, обычные рабочие, каких сотни на улицах города. И тут реальность вдруг рванула в галоп. Один дернул в сторону сумку, которую она прижимала к животу, второй схватил за руку. Невесть откуда взявшийся Айре налетел на того, что справа, сбил его с ног. Ийя увидел, как по брусчатке, звеня и подпрыгивая, скользит нож. Второй нападающий растерялся, оторопело уставился на дерущихся. Ийя просто свободной рукой дернула из ножен кинжал и вогнала мужчине под ребро. Он посмотрел обиженно, скривив полные губы. Ийя потянула клинок, стеганая парусиновая куртка нападавшего немедленно начала пропитываться кровью. Он шагнул назад, прижав руку к боку, потом еще раз — и, развернувшись, побежал прочь, качаясь и задевая плечами стены домов.
Ийя оглянулась. Айре сидел на земле, рядом с ним без сознания лежал мужчина с разбитым в кровавое месиво лицом. Ийя протерла клинок снегом и помогла Айре встать. До нее только сейчас начал доходить смысл произошедшего. Ее хотели убить. Ограбить и убить. Просто так, на улице, прямо перед домом. И если бы не Айре, она бы сейчас лежала перед машиной с перерезанной глоткой из-за сотни монет.
Айре глядел на нее широко распахнутыми глазами. Потом его лицо дрогнуло, он некрасиво сморщился, словно собираясь заплакать, и подхватил ее на руки, стискивая до боли. Ийя сквозь одежду чувствовала, как колотится его сердце. Она обняла Айре, его плечи под тонкой рубашкой дрожали. Ийя гладила жесткие завитки волос, худую шею, широкие прямые плечи.
Когда они вернулись в дом, Ийя набрала в таз горячей воды, аставила Айре сунуть туда ноги и включила огонь под чайником. Ужин сгорел, но есть все равно не хотелось. Айре трясло, он лязгал зубами, сжимая и разжимая разбитые в кровь кулаки. Ийя села рядом, протянула бутылку с ликером. К ситуации, правда, подходило плохо, но коньяк кончился. Они молчали, отхлебывая по очереди из бутылки приторную ядовито-желтую жидкость со вкусом абрикоса и ванили. Ийя не помнила, откуда у нее эта дрянь взялась, наверное, подарил кто-то из несостоявшихся ухажеров. В том, что ухажер был несостоявшимся, Ийя не сомневалась — уж больно мерзким был у ликера вкус. Приличные джентльмены на первом свидании не дарят дамам всякую дрянь.
Ийя искоса поглядывала на Айре. Синяки у него уже сошли, нос опять стал прямым и тонким. Айре сидел, нахмурившись, сжав губы, вертел в руках бутылку, ликер плескался внутри, стекая по стенкам медленными липкими струйками.
— Айре, а как ты понял, что мне понадобится помощь?
Рот Айре дернулся.
— По выражению лиц. Такие бывают у людей, которые хотят сделать что-то жестокое. У меня большой опыт в этой области, знаешь ли.
— А. Ясно. — Ийя подумала, что когда Айре видел такие лица, никто ему на помощь не приходил.
— Слушай, если ты, оказывается, можешь спускаться с лестницы — может, купишь себе что-нибудь поприличнее? — Она дернула его за мягкие мешковатые штаны.
— А вы не хотите купить то, что вы хотели бы на мне видеть? То, что вам нравится?
— Я понятия не имею, что мне нравится. И мне интересно посмотреть, что ты выберешь.
— Ладно. Куплю, — он криво улыбнулся. — Вы меня хотите отвлечь?
— Ну, да. Хочу. Что, плохо получается?
Он кивнул, вздохнул и вытащил ноги из остывшей воды.
— Но все равно спасибо. Курица сгорела, остались только макароны. Но они разварились и уже остыли. Подогреть?
Ийя свернулась клубочком в кресле, пока Айре возился на кухне. Она смотрела, как он ходит от плиты к столу — высокий, гибкий, красивый. Чертовски неуместный здесь со сковородкой в руках. Там, на балу, он казался просто эффектной деталью интерьера, а здесь стал пугающе реальным. Смуглый парень с подвижным улыбчивым лицом, облизывающий испачканные томатным соусом пальцы, досадливо отряхивающий ложку, был настоящим. И она отвечала за него. Отвечала за человека, готового броситься на ее защиту босиком по снегу, с голыми руками на нож. Ийя поежилась. Это пугало. Было слишком реальным, слишком далеким от той игры, которую она начала, спросив, сколько стоит смуглый раб.
После ужина Ийя взяла документацию по тоннелю и занялась делом. Считать она любила с детства. Была в математике строгая, сверкающая красота, ослепительное совершенство отточенной до пронзительного блеска логики. Поиск решения, единственно правильного, пути, ведущие к нему, сложные, переплетающиеся. Когда Айре похлопал ее по плечу, было уже начало двенадцатого. Ийя встала, потянулась, разминая затекшие мышцы, посмотрела на зевающего Айре. Да, пора уже ложиться.
В спальне было темно и тихо. Ийя свернулась клубочком в постели, подтолкнула повыше подушку, зарылась в одеяло. Фонарь за задернутыми шторами раскачивался на ветру, и бледный призрак света колыхался в тяжелых складках. Она уже засыпала, когда в дверь постучали. Ийя высунулась из любовно свитого гнезда. Высокая темная фигура в дверном проеме качнулась, переступила с ноги на ногу.
— Ийя? Вы спите? — Айре говорил шепотом, мягкий баритон шелком скользил по коже.
— Пока нет. Что случилось.
— Ничего. Я хотел попросить… Можно, я у вас посижу? Я тихонько, вы даже не услышите.
Ийя села в постели.
— Что, приснилось что-то?
— Нет. Просто не могу уснуть. Закрываю глаза, а в голову гадость всякая лезет. Жутко.
Ийя откинула край одеяла с другой стороны широкой кровати.
— Залазь. Только не брыкайся, ладно?
Айре скользнул под одеяло, оказался совсем рядом — темный чеканный профиль на белой подушке. От него пахло ликером и сигаретами. Ийя подумала, что он, наверное, слегка пьян, а то не решился бы прийти. Так и лежал бы на своем диване, слушая вой ветра за окном.
Айре поерзал, придвигаясь чуть ближе, кровать скрипнула под его весом. Ийя подумала, что это подозрительно напоминает пижамную вечеринку. Хотя, честно говоря, на Айре не было пижамы. На нем были трусы, и Ийя прямо физически ощущала это сильное тело рядом, упругие мышцы, перекатывающиеся под бархатной кожей цвета гречишного меда. Она решительно развернулась спиной, зло пнула сбившееся одеяло, закрыла глаза. Айре неподвижно лежал на своей стороне кровати, на расстоянии вытянутой руки. Его шумное дыхание становилось медленнее, ровнее. Вскоре он перевернулся на спину, закинув руку за голову, черные волосы рассыпались по подушке, смутно виднелся тонкий, птичий какой-то профиль. Айре спал. Вскоре уснула и Ийя.
Она проснулась утром, отпихнула пяткой одеяло. Было жарко. Айре лежал рядом, обхватив ее за талию — коленки к коленкам, бедра к бедрам. Он горячо дышал ей в макушку, а пятками Ийя ощущала жесткие волоски у него на ногах. Рука у Арйе была тяжелой, она давила, прижимая, пальцы зарылись в шелк пижамы. Ийя осторожно подняла безвольную руку, соскользнула с кровати на ковер. Айре пошевелился, пробормотал что-то недовольно, на подушке темнело пятнышко слюны.
Ийя нашарила тапочки и пошла в ванну, поправляя помятую пижаму. Умываясь, она подумала, что не хочет на работу. Ну вот абсолютно не хочет. Она хочет обратно, в теплую, мягкую кровать, где ее обнимают и ничего от нее не требуют.