Время долга (СИ)

Глава 15

Суматоха улеглась только ближе к полуночи — до этого приводили в сознание тех, кто подавал признаки жизни, растаскивали, а после вывозили с привлечением городской стражи тела, помогали выжившим добраться до дома или врача. Только от вихря погибло пятнадцать человек, заполучив черенок ложки в глаз или будучи распластанными по стенам, еще четверых убил Рой; половину от оставшихся переломало, остальным повезло отделаться ушибами.

Эрик, кляня себя последними словами за неосмотрительность, участвовал активнее всех и, когда гостей в кабаре больше не осталось ни в каком виде, вытряс из принца обещания не выходить за порог, после чего уехал с подчиненными наводить порядок дальше. В конце концов, все эти… жертвы не только пострадали сами, но и напали на Крейга, пусть даже и под влиянием. Никто не исключал, что среди них могли быть идейные ненавистники, воспользовавшиеся удобным случаем спихнуть свои действия на другого.

Смотреть на раскуроченный зал ни у кого из оставшихся не было душевных сил, и они перебрались на кухню. Слуги разбежались еще раньше, как только раздался грохот и крики.

Виноватой себя Ная не чувствовала — что такое обстановка и пара окон, когда на кону стояли их жизни. И ладно бы она или Луиза, без них мир потерял бы немногое; смерть же Крейга стала бы катастрофой.

Стены и другие помещения стихия не тронула, а значит, все поправимо.

— Мне не стоило настаивать, зная, что вокруг что-то затевается. Стоило бы одуматься уже после переговоров с… — расхаживающий вдоль стены Крейг остановился и выдохнул. — Спасибо, что тогда выжили. Но нет, гордость, упрямство, желание доказать кому-то… Луиза, это только моя вина, разумеется, я все оплачу, и… все, что могу — только скажите.

— Восстановите репутацию кабаре, в котором произошла бойня? Сюда больше ни один приличный человек не придет, — едва ли не впервые с того момента, как увидела разгром внизу, разлепила губы Лу. Она даже не побледнела — посерела, и живые цвета никак не желали возвращаться на лицо. — Мне остается только вернуться домой и выйти замуж за недоумка, на которого укажет семья.

— Этим недоумком могу быть я, — так серьезно предложил принц, что даже Ная не поняла, были ли его слова шуткой.

— Даже думать не стану, — с нездоровым весельем ответила она. — Больше терять мне уже нечего.

— Прошу прощения, господа, — кашлянув, заглянул на кухню Дорг, оставшийся не то чтобы разбирать бардак, но хотя бы вяло в нем ковыряться. Из всех них он легче всего переносил катастрофу — может быть, потому, что всегда мог прибиться в другое место. И пусть он этого никогда не сделает, в конце концов, в кабаре вложено немало и его труда, но сама возможность удерживала на плаву. — Ная, можно тебя на минуту.

Вставать было тяжело, ритуал словно выкачал ее до дна. Руки и ноги казались неподъемными, мышцы во всем теле рвало болью, перед глазами перестало двоиться, только когда она села, облокотившись на стол, и периодически подкатывала дурнота.

На пороге, не рискуя шагнуть в царивший в помещении почти первородный хаос, замер озадаченный мужчина, в котором удалось распознать метрдотеля «Грота». В руках он вертел сложенный и, кажется, не запечатанный листок, и одно это вызывало нехорошее предчувствие.

— Обычно я не подрабатываю курьером, но постоялец был весьма убедителен, — ответил мужчина, протягивая записку, уже третью за день. — И позволю себе выразить обеспокоенность: он выглядел не совсем адекватно.

— Спасибо.

Он кивнул и, окинув напоследок зал все тем же недоуменным взглядом, ушел. Выдрессированный тайнами «Грота», едва ли начнет распускать слухи, но если так пойдет и дальше, то в кабаре начнется паломничество из любопытных зевак, имеющих привычку стягиваться к месту любого громкого происшествия. Удивительно, как на улице до сих пор пусто, учитывая, что приглашенные были не последними людьми в городе.

Ная развернула лист и согласилась с мнением о состоянии писавшего: у нее в руках была даже не записка, а разрозненный набор слов. Попытка собрать их в связную мысль позволила предположить, что если ее не затруднит, Рой будет ждать на набережной недалеко от поворота на Кленовую улицу. В каком виде — хороший вопрос, особенно с учетом того, что единственной причиной почти наверняка стала Ильяна. Сложно представить, что он решил напиться и пустить все на самотек, махнув рукой на взбесившегося неуловимого барда.

Вероятно, все же догнал?

— Закрой дверь и лучше вообще погаси здесь свет. Если кто-то будет ломиться — не пускай, лучше посиди с Крейгом и Лу, пока они не поженились или не разругались, выясняя, кто виноват больше. И посматривай за Кристой, она, конечно, спит, и дверь мы заперли, но все же…

Ответа Дорга Ная не стала слушать.

На улице стояла по-осеннему холодная, но ясная погода — и на том спасибо. Оставалось надеяться, что замерзнуть не успеет, особенно если побежит. В ее состоянии пробежка — отчаянный подвиг, но и вариантов снова не оставалось. Если с Роем что-то случится, это все усложнит еще больше.

Долго искать Роя не пришлось — он стоял под фонарем, тяжело опершись ладонями об ограду набережной и опустив голову. На появление кого-то рядом он отреагировал не сразу, пришлось легонько потрясти за плечо.

— Что случилось? — пытаясь отдышаться, спросила Ная — до Кленовой от кабаре было не близко. Ноги совсем подгибались, и стояла она только волевым усилием.

— Ильяна, — лаконично ответил Рой, оборачиваясь, и стало заметно, как тяжело он дышал, а зрачки оказались неестественно расширенными.

— Что она сделала?

— Понятия… не… имею, — отрывисто сказал он и замолчал, еще больше склонившись над оградой, почти ложась на нее. — В голове… каша. Поможешь?

Первым порывом было отказаться — как ведьма она сейчас была абсолютно бесполезна. Надо же когда-то думать и о собственном благополучии, не растрачиваясь на бесконечную помощь нуждающимся и защиту важных персон! Что-то подсказывало, что любая попытка в ближайшие сутки прибегнуть к дару приведет только к тому, что платить придется здоровьем, а не силой. Она и так в последние недели колдовала больше, чем… чем за последние лет десять, а то и всю жизнь!

Ная прислонилась к ограде, не рискуя садиться, но обретая хоть какую-то точку опоры, и твердо сказала:

— Конечно. Только не здесь.

— Дом — там, — Рой вяло махнул в сторону Кленовой.

— Ты дойдешь? Эй!

Если бы она на ограде сидела, то наверняка упала бы в воду спиной вперед; на деле же просто свесилась, судорожно цепляясь за металлический край. Горло твердой рукой, почти не давая дышать, сжимал Рой, а его пустой взгляд был направлен за реку.

Мелькнула мысль, что у него входит в привычку душить спутниц — одну конкретную точно. Тогда, в трактире, он защищался, освободившись от влияния бардов и воспринимая адресованные ему слова, но сейчас разум слишком явно был затуманен. Не факт, что Рой вообще понимал, что творит, а не действовал по заложенной Ильяной установке.

Когда только она успела? Как он умудрился подставиться?

Волной накатила апатия, и Ная расслабилась, даже не пытаясь сопротивляться. Последние дни выдались слишком насыщенными, выматывая не только физически, но и морально, и перспектива погибнуть так глупо уже не пугала — просто кончились силы бояться. Хотя, конечно, иронично, быть убитой так тривиально после явления Йорн и вихря в кабаре.

Как никогда хотелось бросить все и убраться подальше, домой, в Стормгрит… на Инеистые острова, к самому их сердцу — кругу предков, в котором можно воззвать к покровителям и быть услышанным.

В памяти всплыли монументальные серые камни, покрытые рунами, мхом и вязью, между которыми призрачными голосами свистел ветер. Единственное место, где к границе миров можно попасть, не прибегая к силе…

Рукав рубашки держащей ее руки задрался, обнажив намотанный на запястье браслет — кожаный шнурок, несколько резных металлических бусин и две металлические же фигурки, ворона и волка. Бусины тускло светились, кожа под ними стремительно краснела, как будто они были раскалены, а ночное небо пронзила неестественно яркая вспышка.

Со стороны реки к ним летел окутанный голубым сиянием ворон. Он сел на предплечье Роя, вцепившись обеими лапами, и с карканьем, доносившимся словно не из этого мира, взмахнул крыльями, задев мужчину по лицу.

Рой разжал пальцы, отшатнулся и, пошатнувшись, сполз на укрывающую набережную брусчатку, прислонившись к ограде. Ная, заходясь кашлем, упала рядом.

— Идем. Тебя надо избавить от ее влияния, — прохрипела она, даже не пытаясь подняться, только пихнула Роя в плечо, надеясь расшевелить.

— И не боишься?

— Придушишь, и ладно, зато другие не пострадают. Кто знает, что ты выкинешь завтра, оказавшись где-нибудь в толпе.

По дороге до дома Роя случайным прохожим они наверняка напоминали парочку гуляк, пошатывающихся и опирающихся друг о друга, причем неизвестно, кто кого поддерживал больше. Но, кажется, никто об этом и не задумывался, дошли — уже неплохо.

На крыльце Рой долго возился, сначала ища в кармане ключ, а после пытаясь попасть им в скважину. Руки не тряслись, но его заметно вело в сторону, и задача превратилась из банальной в сложно выполнимую.

— У тебя же есть стул со спинкой? Садись туда, — велела Ная, пытаясь хоть что-то рассмотреть в темной гостиной, до которой они шли едва ли не на ощупь. Было бы неплохо зажечь лампу, но где они находятся, Ная не знала, а Рой окончательно впал в прострацию. Пришлось довольствоваться светом далеких фонарей и луны, пробивающимся сквозь неплотно задернутые шторы, чтобы не сносить мебель, которой оказалось на удивление много. Похоже, обстановкой дома, насколько удавалось рассмотреть, занимался человек со вкусом. — Учти, я совсем без сил и за результат не знаю. Возможно, вообще ничего не получится, а моего… хм… снадобья у меня с собой нет.

— Могу предложить коньяк, — и Рой действительно предложил, достав с нижней полки шкафа бутылку и поставив на столик. Потом снял перчатки, кое-как стащил через задубевшую повязку браслет и, поймав ее руку, решительно намотал, затянув кривым узлом. — Должно помочь.

Бусины снова замерцали, несколько разгоняя темноту, в голове сразу же прояснилось, а усталость отступила — по крайней мере, уже не чувствовалась ни тяжесть, ни боль во всем теле. Металл нагрелся, но на удивление не обжигал, скорее согревал в прямом смысле живительным теплом. Занятная вещь, такую в лавке не купишь и не каждая ведьма зачаруют — Ная бы не смогла. Впрочем, в последнее время ей слишком часто приходилось делать то, чего она не должна была бы даже знать и точно не могла уметь, например, защищаться от атак Йорн, разносить тюрьму или несчастный зал кабаре.

Рою, похоже, расставание с браслетом на пользу не пошло, и если стул он еще дотащил из кухни, то сесть на него уже не смог и устроился рядом на ковре.

— Помнишь, в Шинте ты… что-то сделала? Я чувствую себя примерно так же, только как будто в голову впихивают ненависть ко всем, кто меня окружает. И агрессию, — тихо сказал он, закрывая глаза. — Ильяна стала гораздо сильнее и опасней. Раньше от нее хватало браслета.

— Тогда не удивляйся, если я на тебя накинусь. Работать буду, как эмпат, и придется пропускать через себя. Будешь должен вдвойне, — криво усмехнулась Ная, устраиваясь у него за спиной. Может, так даже и лучше, что на полу — по крайней мере, падать не придется.

Рой, к ее удивлению, сдвинулся вперед и лег, положив голову ей на колени. Дышал он тяжело, с присвистом, словно сквозь зубы и сдерживая боль.

Спорить она не стала, а ладони положила не на спину и шею, как в прошлый раз, а на грудь и лоб, чувствуя исходящий от них горячечный жар и пугавший куда больше недавнего нападения. Во всяком случае, тогда можно было говорить, что что-то не в порядке с головой, и с этим справиться реально. Лечить же умели только колдуньи из детских сказок, а до аптеки, наверняка закрытой на ночь, не близко.

— Расскажи что-нибудь, — попросила Ная, когда поняла, что не справляется из-за нарастающей паники — попросту ничего не получалось. — Например… зачем тебе с репутацией жестокого убийцы напарник? Та девушка, бард, невеста Орина, например.

— Потому что, кем бы тебя ни считали, одному всегда сложнее. Помню, мне с детства говорили, что всегда кто-то должен прикрывать спину, когда играешь с большими людьми. Мы не способны видеть все четыре стороны сразу.

«…Мы не способны видеть все четыре стороны сразу, и я хочу, чтобы ты смотрела, что происходит у меня за спиной», — так когда-то говорил лорд Мейсом, успокаивая ее перед первым выходом на какое-то мероприятие в столице. И задание-то было простеньким, в духе того, что на первом приеме просил от нее Крейг — оценить настроение, послушать разговоры… и все же от ужаса тогда подгибались колени.

— Кто говорил? — голос дрогнул.

— Отец. Незадолго до…

Ная не успела соотнести информацию, не успела даже открыться, чтобы чужие эмоции проходили сквозь нее, не задерживаясь — ее попросту снесло и затопило волной глухой тоски. Дыханье перехватило, из глаз брызнули слезы и захотелось тихо заскулить, как подбитой собачонке.

Роя же, похоже, наоборот прорвало.

— Король никогда не возражал, чтобы Крейг общался с детьми других членов дворянского собрания — будущий первый круг правителя, он должен знать тех, кто рядом. Но кто-то был уже старше, и их не интересовали развлечения мальчишек, даже если речь идет о крон-принце, с тринадцати лет вникавшего в управление государством. Кто-то слишком лебезил и заискивал. Мы же, смешно сказать, при первой встрече подрались так, что пришлось разнимать страже. Отца вызвал король, я увязался следом и, пока ждал, натолкнулся в коридоре на Крейга. Он, знаешь, надменно так попросил не тратить его время и не расшаркиваться, у него совсем нет желания общаться с очередным лизоблюдом. Я не знал его в лицо и возмутился, почему дворцовый хлыщ оскорбляет дворянина.

Рой слабо улыбнулся от воспоминания, и в его тоске проскользнула светлая искра тепла. Его эмоции никак не желали обходить Наю и вгрызались в нее, как голодный пес в кость, заставляя проживать то, что накопилось за целую жизнь.

— Мы быстро разобрались и почти сразу подружились. В детстве это куда проще, особенно если ты принц, хоть и привыкший к вынужденному одиночеству среди толпы, но страдающий от него. Мы много что вытворяли во дворце на радость прислуге, но лет в пятнадцать нашли те руины, о которых я говорил. Это был хороший повод уйти из дворца и испытать себя, потому что до большего нас не допускали.

Он выдохнул, и искра, и без того едва различимая, померкла окончательно, сменившись совсем непроглядной тьмой хуже той, которую Ная видела в Шинте. Руки мигом стали ледяными, спасал, согревая, только браслет.

— Крилла была нашей головной болью. В отличие от Крейга, которым больше занимался король, ее опекала мать, и порой забота становилась излишне навязчивой. Крилле запрещалось покидать дворец в одиночку, только с братом, видеться могла только с придворными… Нам с ней никогда не было интересно, что взять с разбалованной материнской любовью девчонки, которая совсем не разделяла наши увлечения? Но она пользовалась возможностью удрать в город, прихватив прикрывавшую ее служанку, ты ее наверняка видела в резиденции.

— Таша?..

— Да.

— Зачем им?..

— Крилла влюбилась в помощника королевского секретаря. Простой парнишка чуть старше меня, больше увлеченный не работой, а стихами и рисунками. Не во дворце же им встречаться.

Рой надолго замолчал, и казалось, что вовсе уснул, но нет, все же продолжил, пусть и через силу.

— В тот день мы придумали новый, более долгий и усложненный маршрут для забега и хотели попробовать. Она увязалась с нами, хотя пытались отговорить, спихнуть на стражу… Мы собирались лазить по городским задворкам перед тем, как вернуться в парк, и она мешала. Крилла заявила, что дождется нашего возвращения у руин. Навстречу вышла только Таша в полуобморочном состоянии. Больше там никого не было. Позже, несколько лет спустя, когда уже работал с Даритой, много думал, почему король толком не стал разбираться. Кто-то хотел избавиться от наследника и при этом слишком хорошо знал его принципиальность.

Кажется, на этом Рой выдохся окончательно, зато Нае повезло: во тьме мелькнула еще одна искра, красная, пульсирующая, большая. Ее принесло из вне, она не являлась частью воспоминания и теперь, разрастаясь, стремилась заполонить собой все. Рядом вспыхнула еще одна, оранжевая, и еще — теперь бордовая.

Злость, гнев, ненависть.

Они не удержались в сознании Роя и перетекли в Наю, развернувшись в ее душе. И сразу забылось, что она едва не разрыдалась от боли и трагичной истории мальчишки, несправедливо расплачивающегося за чужое преступление.

Тогда — несправедливо, да, но за двенадцать лет он совершил столько, что ни один судья не найдет оправдания. Он совсем не заслуживает доверия, постоянно не договаривает, ведет свою игру, скрытничает от всех и наверняка предаст при первом удобном случае, даже не засомневавшись.

Удивительно, как никто его не убил до сих пор? Неужели в Лангрии не нашлось ни одного достаточно умелого человека, способного держать оружие?

Жаль, под рукой нет кинжала, а шпилькой из волос можно только поцарапать.

Ладони заскользили друг к другу: одна — по щеке вниз, другая — вверх по груди, и встретились под подбородком. Пальцы ощутили быструю пульсацию. Все же так просто, он сейчас слаб и беззащитен, небольшое усилие — и мир избавится от того, кто может только обманывать и вспарывать животы доверившихся ему.

«Но это еще стерпеть можно, Ильяне он вообще вспорол живот и едва ли не освежевал, бросив умирать. Одну из наших! Предал человек! Работающий с Домом!»

Крик Орин прозвучал словно бы наяву, а не в памяти, и наваждение спало.

Да, возможно, Рою не стоит верить. Да, возможно, он подлец и предатель — но только с чужих слов. Нае же все время только помогал: спас в переулках Квинсы, успокаивал по пути из театра, совсем недавно закрывал собой, сначала — чтобы могла закончить узор, потом — чтобы не пришибло мебелью.

Опять же, снизошел до откровенности о себе, и не пришлось слишком долго просить.

Рой сбросил ее ладони и приподнялся, опершись на руку и осоловело глядя на Наю. Она же только сейчас обнаружила бесконтрольно текущие по щекам слезы — не от боли, не от страха оказаться под влиянием барда, но от эмоций, бушевавших внутри. Им не удавалось подобрать названия, все и разом, разрушительный ураган, который разорвет изнутри, если не выплеснуть.

— Ты…

— Мне определенно лучше, но… — ошарашенно сказал Рой, выпрямляясь и садясь напротив.

— Ты!..

— Бардака в голове меньше не стало, но убить тебя уже не хочу.

— Да чтоб тебя!

С огромным удовольствием Ная бы сейчас расцарапала ему лицо, или избила декоративной подушкой в кресле, или…

Он поступил иначе, вовремя сумев избежать рукоприкладства: притянул ее к себе и поцеловал, напористо, совсем не нежно и быстро. Судя по его виду, сам не сразу понял, что сделал.

— Знаешь, тоже выход, — пробормотала Ная и, поддерживая общий повысившийся градус безумия, на этот раз прильнула сама.

Разбудил ее бьющий в глаза солнечный свет, и Ная, сонно щурясь, встала задернуть шторы, попутно пытаясь осмыслить обстановку. Получалось плохо, в голове царила отупляющая пустота, но три вещи все же подметила.

Во-первых, чувствовала себя куда лучше, чем ночью, полностью ушла слабость, хотя проспала, судя по всему, не так много. Видимо, не зря в шутку сожалела между поцелуями, что на ее месте ведьмы древности воспользовались бы случаем и забрали душу, восполнив силы. Рой в том же тоне ответил, что ему, значит, невероятно повезло, и в тот момент стал похож на себя во время пути из Квинсы к границе — таким же беспечным и ироничным, без терзающей боли и насланной мстительным бардом ненависти.

Во-вторых, сам Рой спал на другой половине кровати, уткнувшись лицом в подушку. Судя по напряженной спине, стиснутым на простыне пальцах и исходящему от него неконтролируемому страху, ему снился кошмар, и вряд ли о стоящем за дверью монстре.

В-третьих, Ная не до конца понимала, как здесь оказались. Она помнила его руки, прикосновение губ… ковер, на который завалились. Спальня же, судя по виду из окна, находилась на втором этаже, и до нее еще надо было подняться, умудрившись не навернуться с лестницы. Как только сил хватило, если до этого оба шли по городу двумя шатающимися пьяницами…

Ная легла обратно и, натянув одеяло и придвинувшись к Рою, успокаивающе провела ладонью по спине. После ночного подвига совершенно не хотелось возвращаться к его эмоциям, но и равнодушно отвернуться не получалось. Такими темпами его долг за помощь разрастется в пожизненный.

Страх постепенно отступал, сменяясь привычным спокойствием; Рой шумно выдохнул, расслабился и минуту спустя повернул к ней голову.

— У меня для тебя плохие новости, если такие кошмары снятся тебе каждую ночь, — обрадовала Ная.

— Не чаще, чем другим, — по рассеянному взгляду казалось, что он не до конца очнулся и не понимает, где находится, возможно, все еще во сне.

— И кого ты берешь за эталон? Я, например, с покушениями на всех подряд уже забыла, что такое приятный сон, хотя, признаю, сейчас они весьма забористые.

— Среднестатистического обитателя Кленовой, которому не приходится заботиться о выживании.

— Пойдет, — подумав, согласилась Ная. Жители улицы отличались сравнительной состоятельностью и благополучием; вряд ли им в жизни грозило нечто большее, чем мелкие козни соседей или конкурентов, таких же состоявшихся и не лезущих на рожон лишний раз. — Надеюсь, ты меня не выгонишь?

— А должен? — улыбнулся Рой и, протянув руку, убрал прядь волос с ее лица. — Без парика тебе лучше.

Кажется, это он говорил и ночью, когда Ная в порыве эмоций зашвырнула в угол порядком надоевший парик. Только не таким будничным голосом, а проникновенным шепотом, от которого становилось жарко, неторопливо распутывая упавшую на спину косу…

— Тебе тоже лучше, когда улыбаешься, а не пытаешься казаться жестоким убийцей.

— Иначе никак. Лучше всего люди понимают, когда боятся; доброе отношение их расхолаживает.

— Думаешь, я не воспользуюсь твоей слабостью?

— Тебе я верю.

Справиться с грузом такого откровения сразу Ная не смогла и перевернулась на бок — исключительно ради того, чтобы продемонстрировать, что не страшится повернуться спиной… и заодно закончить странный утренний разговор.

В следующий раз она проснулась под вечер с непривычным и обманчивым ощущением, что больше никуда не нужно бежать, и наконец-то можно перевести дыхание. Конечно, это не так — ее наверняка давно потеряла Луиза, а им всем еще предстоит разобраться с пересудами вокруг вчерашней трагедии. Противники Крейга, даже те, кто не связан с Ильяной, наверняка воспользуются случаем, чтобы настроить горожан против него, и для этого даже не потребуется особых способностей.

Но проснувшийся вместе с ней здоровый эгоизм настаивал в коем-то веке подумать о себе. В конце концов, она и без того сделала главное — спасла жизни принца и Лу, а героям полагается награда, пусть даже в виде одного спокойного дня.

— Ты куда? — сонно спросил Рой, не отрываясь от подушки.

— Тут недалеко есть трактирчик, а у тебя, предполагаю, есть нечего, — Ная скептически повертела в руках валявшуюся на полу рубашку. Штаны хоть темные, на них следов вчерашней драки почти не заметно, а вот кровь на белой ткани… Ладно, закатать рукава, и нормально. — Тебе что-нибудь купить? Наверняка там есть выпечка или что-то вроде, чтобы взять с собой. Заодно послушаю, что говорят в городе и к чему готовиться. Вдруг от города ничего не осталось, пока мы отсыпались.

— Деньги посмотри в столе, — он, не глядя, вяло махнул рукой. — Если в мое отсутствие никто в дом не залазил, должны быть там.

Ная хмыкнула, но вставать в позу и изображать оскорбленную гордость не стала. Вряд ли Рой подразумевал нечто двусмысленное, в трактире никто бесплатно кормить не будет, а собственный кошелек остался в кабаре, до которого куда дольше. К тому же — выходной! А там привлекут к общественно полезному делу по разгребанию бардака.

Парик она нашла в гостиной, действительно оказавшейся уютной, если не считать упавшего стула, разбросанных диванных подушек, в одной из которых обнаружились воткнутыми шпильки для волос, рассыпавшегося бисерного ожерелья и перевернутой бутылки в луже коньяка. Память наотрез отказалась выдавать, как так получилось.

Выходить на улицу без парика Ная не рискнула — на коже все еще оставался подновленный перед приемом бальзам, да и в целом помятый вид мало подходил известному в обществе музыканту с приличной репутацией. Барду — самое то, и уже не жалко.

Обстановка в трактире оказалась куда спокойнее, чем она в тайне опасалась: отчего-то казалось, что люди попрячутся по домам, ожидая неведомых кар и репрессий, а смельчаки, которые решат выбраться, будут обсуждать недавние события настороженным шепотом, то и дело косясь на дверь.

На деле же зал оказался набитым битком, едва удалось найти свободный стол в центре, посетители пили и веселились, не обращая на входящих внимание, да и по дороге не попалось ни одного самозабвенного проповедника, вещающего, как плохо жить при принце, ни группок бунтующих. То ли они осадили резиденцию, то ли Ная переоценила настроения в Лангрии, и большинству ее жителей было плевать, что произошло в местном высоком обществе. С них станется и позлорадствовать…

Со всех сторон, впрочем, то и дело долетали обрывки разговоров — совсем незамеченной трагедия не осталась, но это все было так, застольный треп про политику под кружку пива и обмен актуальными новостями.

— …Что, думаешь, сместить принца — и нам всем жить станет легче?! — распинался подвыпивший мужчина за соседним, самым громким столом. — Посадит король своего наместника, тот быстро свои порядки наведет, и совсем про нас забудут.

— Зато будет спокойно! — возражал такой же разгоряченный оппонент. — Погром в самом центре, как это вообще возможно?!

— Ты же сам первый пойдешь требовать прогнать наместника или какого-нибудь графа, который нас к рукам приберет, — проницательно заметил их третий собеседник. — Враги есть у каждого, кто лезет в политику. Так что давайте-ка оставим ее в стороне, пока кто-нибудь не захотел избавиться от нас… эй, разносчица!

Дискуссия забурлила с новой силой, постепенно перетекая на другую е менее вечную и любимую тему — женщин в целом и достоинств девчонок, снующих по трактиру. Дальше прислушиваться к ним Ная не стала, тем более, что принесли ее жаркое с глинтвейном и холщовый мешочек с выпечкой.

— …и все равно жалко! Такое хорошее заведение, — грустно вздохнула совсем еще юная девушка мечтательно вида.

— Будто у тебя когда-нибудь хватило бы денег туда сходить, — осадила ее подруга более простецкого вида, кривя губы. — Там же хозяйка — целая графиня, наверняка посетителей на входе сортируют, чтобы не оскорбляли ее чувство прекрасного.

— Ты кого угодно оскорбишь одним своим присутствием, — обиделась девушка. — Разве она от этого меньше заслуживает сочувствия? А я, может, потом еще и накоплю, и на платье тоже!

В трактире было хорошо и уютно, оживленные голоса посетителей сливались в расслабляющий не хуже музыки монотонный шум, на кухне гремела посуда, и Ная, откинувшись на спинку стула, довольно вздохнула, побалтывая в руке кружку с остатками глинтвейна. Готовили его тут мастерски: терпкий, приятно ударяющий в голову — вина не пожалели, с апельсиновой ноткой и горько-травянистым послевкусием, остающимся на языке. Очень, кстати, знакомым…

Она подскочила, едва не расплескав на себя.

Знакомым, да — такой же вкус имело зелье, которое пила в Шинте, чтобы подслушать разговор Дариты и Роя, а потом у поместья лорда Мейсома. Сильная штука, если злоупотреблять, можно такое увидеть, делается же оно на основе настоя не самой безобидной травки…

Ная решительно встала, сгребла мешок и пошла к выходу. Покачнувшись, едва не сбила тарелку с опустевшего стола у двери, и от этого почему-то стало смешно, хотя сквозь стремительно затягивающий сознание туман доносился отголосок последней здравой мысли, что так не должно быть.

От не по-осеннему теплого ветра, ударившего в лицо, стало еще веселее и совсем легко, она даже совершенно по-детски принялась перепрыгивать с одного камня брусчатки на другой, широко раскинув руки. Мешок болтался в правой, но совершенно не мешал — разве в такой прекрасный вечер что-то может мешать?

И почему никогда не замечала, как прекрасна Лангрия в закатных лучах? Какими вдохновленными выглядят актеры, выступающие на открытой сцене на Театральной площади под окрасившимся розовым небом? А счастливые парочки, шушукающиеся под укромной сенью желто-зеленых деревьев?

Да сколько они туда вылили этой дряни?!

Ная волевым усилием заставила себя сосредоточиться, но концентрации хватило всего на пару шагов, а затем ее снова сорвало в неуемный восторг от всего вокруг. И от домов, в окнах которых отражалось солнце, и даже от вот этого мужчины в капюшоне, но с добрым-добрым лицом, черты которого смазывались перед глазами. Он что-то говорил глубоким бархатистым голосом, и его хотелось слушать, и вот они сидят на ступеньке какого-то мостика, и он говорит, говорит, говорит, а рядом никого больше нет, и хочется растянуть мгновение в вечность.

Запястье немилосердно жгло, но жжение больше не ощущалось, оно осталось где-то в обычном мире, в котором не было этого удивительного голоса.

Ладони коснулось что-то холодное, но Ная даже не поняла, что — и разве это важно? В мире не осталось ничего, только здесь и сейчас…

Это не бард — разве они способны так, без инструмента? Он не хочет ничего дурного. И их бард — женщина, а это точно мужчина и совсем не южанин…

Руку словно охватило огнем, и пальцы разжались, выпуская рукоять почти невесомого стилета. Сразу пришла боль, почему-то от груди к животу, и прояснившийся на секунду взгляд выхватил кровь. Много крови.

— Прими, Йорн, добровольную жертву в чертог смерти и надели меня…

Ная дернулась, но упала обратно от скрутившей ее боли. Закатное солнце исчезло и исчез город, сменившись непроглядной темнотой и одиночеством, и только голос остался — уже не такой прекрасный, читающий призыв к Йорн, но вскоре и он растворился в небытии.