Времена выбирают

Глава 6

Специфика подземной лаборатории по перемещению во времени заключалась в том, что она создавалась как войсковая часть, но комплектовалась в основном специалистами из гражданских научных учреждений, то есть людьми глубоко штатскими. Поэтому существовало тайное противоборство между «пиджаками» и «сапогами», а в стенах подземного бункера армейские нравы были смешаны с академической атмосферой. Но армейское подчинение давало не только необходимое финансирование и фонды на оборудование, не только обеспечивало порядок и секретность, недостижимые в гражданских учреждениях, но и решало ещё одну задачу – независимость от органов государственной безопасности.

Вполне может быть, что подобная структура существовала и под крылом КГБ. Даже скорее всего, там было что-то подобное – в таких сферах руководство страны всячески поощряло конкуренцию. Но в Чехове-33 о коллегах или конкурентах из другого ведомства ничего не знали. Что и неудивительно – там тоже умели хранить секреты.

Расширенное совещание снова вёл Арнольд Оскарович.

– Итак, наш опыт удался! Запомните этот день! Когда-нибудь он будет отмечаться как начало эры путешествий во времени. И впервые это осуществил советский человек!

В первом ряду поднял руку молодой худощавый майор:

– Разрешите обратиться! Майор Корнеев, отдел аналитики. А почему вы считаете, что подопытный переместился во времени?

Представитель ЦК растерянно обернулся к начальнику лаборатории аппаратного контроля – опытная установка была смонтирована у них. Потом снова посмотрел на задавшего вопрос.

– Продолжайте.

– Я читал выкладки математического отдела, произошедшее им полностью соответствует. То есть теоретически подопытный оказался в будущем. Но как это проверить практически? Например, космический корабль можно увидеть в телескоп. А тут что можно сделать? На сколько вы его отправили – на 25 лет? Подождать 25 лет и начать искать его следы?

– Её следы, – вполголоса поправил его Ковалёв, но майор его не услышал.

– Сейчас представитель математического отдела нам всё объяснит, – представитель ЦК показал на пожилого полковника, начальника математиков. Тот поднялся над столом:

– Я, с вашего позволения, буду говорить не с трибуны. Так вот. Товарищ майор требует очевидных доказательств, не доверяя теории. В чём-то он прав – теория должна подтверждаться практикой. Но вот представьте – кто-то выразит сомнение в существовании радиоволн. И скажет – а покажите-ка мне их! А то мало ли что у вас там в приёмнике говорит. А, смею вас заверить, математический аппарат перемещения по пространственно-временной плоскости – вещь несоизмеримо более сложная, чем теория радиоволн.

– То есть проверить, переместился ли объект во времени, и попал ли он в нужную точку плоскости, невозможно? – спросил настырный майор.

– Отчего же, коллега! – возразил пожилой полковник и показал на вошедшего в зал офицера. – Вот лейтенант из нашего отдела, сейчас он нам подтвердит успешность перемещения.

Лейтенант подошёл к трибуне.

– Товарищ представитель Центрального Комитета, разрешите обратиться к товарищу полковнику.

– Разрешаю, – кивнул Арнольд Оскарович.

Лейтенант подошёл к своему начальнику и стал что-то шептать ему на ухо.

– Что вы там шепчете? – сердито поинтересовался представитель ЦК. – Говорите громко, чтобы все слышали.

Лейтенант испуганно глянул на заметно побледневшего полковника. Тот неохотно кивнул. Лейтенант обречённо произнёс:

– Подтверждение, что объект попал в нужную точку пространственно-временной плоскости, отсутствует.

– Что это значит? – взволнованно спросил Арнольд Оскарович.

– Это значит, что в расчётную точку объект не прибыл, – пояснил пожилой полковник. У Ковалёва засосало под ложечкой.

– Это именно то, что я хотел услышать, – майор Корнеев с победным видом уселся на место.

– Вы куда девчонку дели? – в упор глядя на полковника, строго спросил представитель ЦК.

– Сейчас будем разбираться, – утирая платком вспотевший лоб, пожилой полковник стал выбираться в проход. – Я могу идти?

Дверь распахнулась, и в зал вбежал молоденький лейтенантик в расстёгнутом кителе и без галстука. Быстро оглядев зал, он бросился к пожилому полковнику. Представитель ЦК только открыл рот, чтобы сказать о субординации, но лейтенантик его опередил:

– Михаил Алексеевич! – закричал он на весь зал, обращаясь к полковнику. – Я её нашёл! Всё в порядке!

– Где нашёл? – продолжая утираться платком, спросил полковник.

– В 1943 году! Я смотрел распечатки с ЭВМ, и нашёл ошибку – там вместо плюса стоит минус. Это касается только направления перехода, остальные параметры рассчитаны правильно. Она переместилась не на 25 лет вперёд, а на 25 лет назад!

– Это точно? – строго спросил полковник.

– Пойдёмте, я покажу вам распечатки! – лейтенантика распирало от восторга, как будто он наконец решил кроссворд, над которым бился два дня. А полковник повернулся к майору Корнееву из отдела аналитики.

– Товарищ майор, если вы будете любезны подождать денёк-другой, я смогу вам предоставить более веские доказательства успешности нашего опыта, чем только математические расчёты.

И добавил, уже обращаясь к представителю ЦК.

– Как видите, говорить о неудачах, досконально во всём не разобравшись, преждевременно. Я предлагаю перенести совещание на два дня. К тому времени у нас уже будет дополнительная информация.

Уже в коридоре Ковалёв нагнал математиков.

– Товарищ полковник, а можно узнать, что с ней сейчас?

– Забудьте слово «сейчас», молодой человек, – назидательно ответил полковник. – Для неё «сейчас» – лето 1943 года.

– Но ведь он сказал – всё в порядке, – Ковалёв кивнул на растрёпанного лейтенантика. Тот немедленно отозвался:

– Я хотел сказать, что по зарегистрированным аппаратурой параметрам точки пространственно-временной плоскости перемещение прошло успешно. Сказать, как она себя чувствует после перехода, сейчас невозможно.

– Вы сказали «сейчас», – уцепился за малейшую надежду Ковалёв. – А когда будет возможно?

– Дайте нам день-два, – ответил полковник. – Я считаю, что в архивах мы найдём её следы. Да, и свяжитесь с ротой охраны, уточните – не обращалась ли женщина предпенсионного возраста?

«Точно!» – сообразил Ковалёв, – «если она переместилась на 25 лет назад, то сейчас ей под пятьдесят».

Целый день у Ковалёва всё валилось из рук. Он задумчиво следил за ленивым миганием лампочек на консолях управления – машины были не загружены. Основными потребителями машинного времени был математический отдел, их задачи крутились на ЭВМ вычислительного центра днём и ночью. То, что сейчас им нечего считать – плохой признак. Значит, они просто не знают, где и когда Машка, и не могут просчитать переход во времени. Получается, её отправили в один конец, и причём – неизвестно куда.

На душе было погано. Тут ещё за плексигласом машинного зала машет трубкой дежурный офицер – мол, к телефону! Он снял трубку параллельного аппарата.

– Старший лейтенант Ковалёв!

– Товарищ Ковалёв, это Арнольд Оскарович.

– Слушаю вас, товарищ представитель ЦК!

– Алексей Викторович, у меня к вам будет неофициальная просьба. Если вас не затруднит, зайдите ко мне в гостиницу после службы.

– Хорошо, Арнольд Оскарович, – растерянно ответил Ковалёв. В трубке уже были короткие гудки, а он всё пытался понять – что бы это значило?

Вечером он не пошёл в общежитие, а сразу направился в гостиницу. Арнольд Оскарович не назначил время. Ну что же, если его ещё нет в номере – придётся подождать. Вот и знакомая дверь, чуть больше месяца они с Машкой так же стояли перед ней. А ведь это он втравил её в это дело! Получается – это он виноват в её гибели!

На стук дверь открыл хозяин номера. Арнольд Оскарович выглядел не лучшим образом – мешки под глазами, чуть подёргиваются уголки рта.

– Алексей Викторович, прошу прощения, что нарушил ваши планы. Проходите, пожалуйста.

– Что вы, Арнольд Оскарович! У меня не было никаких планов. Все мысли только о ней. Как она там?

– Знать бы ещё – где именно «там». Алексей Викторович, мне не совсем удобно это говорить, но я хотел бы, чтобы вы уделили мне немного времени. Не сочтите это за нарушение субординации.

Ковалёв удивлённо поглядел на него. А Арнольд Оскарович достал из портфеля бутылку «Столичной» и несколько банок консервов.

– Я думаю, что она для вас не чужой человек, и вы тоже сейчас переживаете.

Ковалёв сглотнул комок в горле и молча кивнул.

– Возьмите стаканы там у графина, на подоконнике, – Арнольд Оскарович распечатал бутылку. Налив по полстакана, он сказал:

– Надеюсь, эта история закончится хорошо.

– Обязательно надо чокнуться, – протянул свой стакан Ковалёв. – Не на поминках же!

Закусив консервами, Арнольд Оскарович спросил:

– Ваш отец жив?

– Да, – кивнул Ковалёв.

– Воевал?

– Да, с 43-го и до конца.

– Что рассказывает?

Ковалёв попытался вспомнить, что отец рассказывал про войну. На память приходили только какие-то пустяки – как делили тушёнку, как ухаживали за медсёстрами… Непосредственно про бои отец ничего не рассказывал, только становился задумчивым, когда на праздники надевал боевые награды – три ордена и три медали.

– Вот именно! – кивнул Арнольд Оскарович. – Фронтовики не любят об этом вспоминать. А знаете, что самое тяжёлое на фронте? Ждать! Ждать приказа о наступлении, ждать товарищей с боевой операции. Но там-то хоть ясно, что происходит. А тут – был человек, и нет его. И непонятно, что можно сделать, чем помочь. Вы меня понимаете?

– Это я её уговорил! – стукнул по столу кулаком Ковалёв. – Если бы не я…

– Не вините себя. Если бы не она, то кто-то другой. Но она сама хотела быть первой. Понимаете, есть такие люди, которые хотят быть первыми. И ничего с этим не сделаешь. Наверное, это такая порода, наследственность. Но эти люди и гибнут в первую очередь, часто не оставив потомства. И когда-то порода людей, которые хотят быть первыми, вымрет, и останутся только вторые. И тогда прогресс человечества остановится.

– Но как же… – поразился такой мысли Ковалёв.

– А вот так! Наше поколение прошло через страшные испытания, и мы знаем цену мирной жизни. Но следом идут другие, для которых эта мирная жизнь – норма. Да, наше поколение сражалось именно для этого. Но не получится ли так, что следующее поколение растеряет все достижения, потому что просто не понимает их ценности?

– Мы понимаем! – запротестовал Ковалев. Он прекрасно понял намёк.

– А я вот что ещё думаю, – Арнольд Оскарович налил ещё по полстакана. – А может, я по-стариковски вижу опасность там, где её нет? Может, и эта жертва будет напрасной? Может, нет никакой угрозы, а я дую на воду, обжегшись на молоке?

– Но вы же говорили, что есть информация… – опешил Ковалёв.

– Есть, – кивнул Арнольд Оскарович. – Но насколько адекватна наша реакция на эту информацию? Не слишком ли мы перебарщиваем? А может, вообще всё, что мы воспринимаем как катастрофу, на самом деле естественный порядок вещей? И все наши тщетные усилия – жалкая попытка остановить неумолимый ход истории?

На это Ковалёв не знал, что ответить, и только молча сидел со стаканом в руке.

– Выход только один – верить в правоту того, что мы делаем, – подвёл итог Арнольд Оскарович. – Поэтому давай выпьем за то светлое будущее, которое мы тут приближаем, или по крайней мере пытаемся сохранить.

Закусив, он закупорил наполовину пустую бутылку и отставил её в сторону.

– На этом сегодня закончим. Завтра нам потребуется свежий разум и крепкие руки. А это допьём, когда всё благополучно завершится. Алексей Викторович, спасибо за компанию.

– И вам спасибо! – ответил Ковалёв. – За доверие.

Вечером следующего дня Ковалёв звонил математикам. Обсуждать опыт по перемещению во времени в своём вычислительном центре он не имел права – секретность.

– Дежурный по математическому отделу! – раздалось в трубке.

– Начальник вычислительного центра старший лейтенант Ковалёв! – представился он. – Соедините с начальником отдела.

– Слушаю! – проворчала трубка голосом пожилого полковника.

– Старший лейтенант Ковалёв! У вас есть новости?

– Товарищ Ковалёв, голубчик! Да как вам сказать? Лучше подходите к нам в отдел, я закажу пропуск.

Шагая по коридорам подземного бункера, Ковалёв недоумевал – что же такого про Машку нарыли математики, что даже по телефону не хотят говорить?

Часовой у гермодвери, ведущей в отдел математиков, сверив пропуск, кивнул:

– Товарищ старший лейтенант, проходите.

Полковник его уже ждал.

– Голубчик, я позвал вас, чтобы не по телефону. Я хочу, чтобы вы видели это своими глазами. Секретного в этом ничего нет, завтра я буду докладывать на совещании. Прошу сюда.

Следом за полковником Ковалёв прошёл в его кабинет. На отдельном столе лежали пожелтевшие документы.

– Нам удалось отследить путь девушки, которая, как мы полагаем, и была Мария Егорова. Только там она фигурирует под фамилией Климова. Вот наградной лист, тут тоже непонятно. Сержант Мария Климова, 1923 года рождения, должность – воздушный стрелок. Но в изложении боевого подвига написано, что после гибели командира зенитного орудия она приняла командование и отбила атаку немецких бомбардировщиков. Как она оказалась в зенитной артиллерии – так же непонятно, как и то, что она была воздушным стрелком.

– Послушайте, вы всё время говорите – «была», – перебил полковника Ковалёв.

– Смотрите сюда, – полковник протянул следующий лист. Ковалёв взял его в руки и стал читать: «Именной список безвозвратных потерь офицерского и сержантского состава…»

– Под номером пять, – подсказал полковник. Неровные рукописные строчки прыгали у Ковалёва перед глазами: «Климова Мария Тимофеевна, сержант, командир орудия, член ВЛКСМ…»

– Двух месяцев не провоевала, – прокомментировал полковник.

– Это что же получается – мы её туда умирать отправили?! – поразился Ковалёв.

– Это война! – развёл руками полковник.

– Но здесь же нет войны! Ещё три дня назад она ходила по этим коридорам, смеялась…

Полковник молчал.

– Послушайте, а вы уверены, что эта Климова – именно наша Егорова? – вдруг сообразил Ковалёв. Ну конечно же, это математики опять что-то напутали! Полковник молча протянул учётную карточку члена комсомола. С маленького снимка глядела Машка Егорова. Ковалёв всмотрелся в знакомые черты.

– У вас есть лупа? – вдруг спросил он. Через пять минут коллективных поисков лупу удалось обнаружить. Он ещё раз всмотрелся в карточку, на этот раз через лупу.

– Это не Машка Егорова, – уверенно заявил Ковалёв. – У неё над правым глазом небольшой шрам – подралась в детском доме. А здесь ничего нет. Это не она, просто похожа.

– Хорошо, а здесь посмотрите, – полковник протянул ему пожелтевшую газету «За родину». Статья называлась «Девушки-зенитчицы». Под фотографией подпись: «Командир зенитного орудия Мария Климова и её подчинённые бьют фашистских стервятников без промаха». На переднем плане смеющаяся Машка Егорова, на её груди – медаль «За отвагу». Ковалёв поглядел через лупу – над правым глазом едва различимый шрам. Да, это действительно Машка Егорова!

– Товарищ полковник, что надо подготовить к завтрашнему совещанию? – спросил лейтенант.

– Какое, к чёрту, совещание?! – рассердился Ковалёв. – Мы тут совещаемся, а её там убили! Вытаскивайте её оттуда!

– Старший лейтенант, не забывайтесь! – одёрнул его полковник.

Дверь в кабинет без стука распахнулась, и вошёл Арнольд Оскарович.

– Докладывайте! – не поздоровавшись, коротко бросил он.

– Участвующая в эксперименте Мария Егорова успешно переместилась в 1943 год. По нашим сведениям, там натурализовалась как Климова Мария Тимофеевна, воздушный стрелок. Потом оказалась в войсках противовоздушной обороны, участвовала в боях, награждена медалью «За отвагу», спустя два месяца героически погибла за Родину.

Представитель ЦК стоял молча, ноздри раздувались от переполнявших его эмоций.

– Пока это всё, – виновато добавил полковник.

– Это всё! – за ним повторил Арнольд Оскарович. – И что мы имеем в итоге? Мы отправили нашу лаборантку на войну, которая закончилась более двадцати лет назад, и там она погибла. Вы понимаете, что произошло? В результате вашего эксперимента погиб человек! Наш сотрудник, на рабочем месте! И как мы будем это объяснять?

– Егорова детдомовская, сирота, – ответил полковник. – Это немного упрощает проблему.

Ноздри представителя ЦК раздувались уже от ярости.

– Предлагаю её наградить, – робко предложил полковник. – Посмертно.

– Вы хоть понимаете, что говорите?! – взорвался Арнольд Оскарович. – Война давно кончилась, а у нас люди продолжают погибать! Разве мы для этого воевали?! Двадцать миллионов погибло, и это всё никак не прекратится!

Он принялся молча расхаживать по кабинету. Полковник и Ковалёв терпеливо ждали. Немного успокоившись, Арнольд Оскарович остановился и сказал:

– Простите, войну вспомнил. Ладно, давайте ближе к нашим делам. Первое – будем считать, что опыт по перемещению во времени прошёл успешно. В причинах того, что не в будущее, а в прошлое, разберитесь и потом доложите. Второе – наша участница эксперимента успешно натурализовалась и даже достигла определённых успехов, судя по награде. Третье – никакого существенного влияния на происходившие события она оказать не смогла.

– Последний пункт спорный, – возразил полковник. – Она не смогла выйти на людей, принимающих ключевые решения. Да и её познания как в области техники, так и в других, оставляют желать лучшего.

– Я сужу по тому, что нам сейчас известно, – ответил представитель ЦК. – А известно нам крайне немного. Поэтому я хотел бы послушать её лично, и почитать её отчёт.

Полковник глядел на него в изумлении.

– Арнольд Оскарович, она погибла!

Представитель ЦК тоже удивлённо поглядел на него.

– Михаил Алексеевич, в вашем распоряжении машина времени! Значит, выберите тот момент, когда она жива, и доставьте её сюда. Во-первых, мне не нужны погибшие на рабочем месте. А во-вторых, мне нужен её отчёт. Подробнейший отчёт обо всём. Вы меня поняли?

Полковник кивнул.

– Тогда работайте! – представитель ЦК обернулся к Ковалёву. – Товарищ старший лейтенант, у вас всё в порядке?

– Так точно!

Представитель ЦК шагнул к двери.

– Арнольд Оскарович, когда будет совещание? – вдогонку спросил полковник.

– Когда будут результаты. Сейчас не о чем совещаться.

Представитель ЦК давно ушёл, а полковник всё никак не мог успокоиться.

– Вернуть её назад! Пойди туда – не знамо куда, принеси то – не знамо что! Ну, допустим, временной отрезок, на котором её следует искать, нам известен. А вот как определить географические координаты? Кроме того, придётся заново пересчитывать траекторию возвращения, ведь раньше мы считали исходя из координат реперной точки. А сейчас от каких координат отталкиваться?

Подчинённые слушали монолог начальника отдела молча. Лишь молодой лейтенантик со сбившимся набок галстуком сидел на столе и что-то торопливо писал в блокноте.

– Лейтенант Макаровский! – в сердцах закричал полковник. Лейтенантик соскочил со стола и вытянулся по стойке «смирно». Полковник принялся его отчитывать. – Когда вы научитесь следить за своим внешним видом?! И почему вы вечно сидите на столе?! Вам что, стула мало? И почему вы пишете в каком-то левом блокноте? Вы что, не знаете, что все листы положено секретить?! Отвечайте!

– Виноват! – лейтенантик приложил руку к голове.

– О, господи! – воскликнул полковник. – К пустой голове руку не прикладывают. Кто вам только звание дал?!

– Вы, товарищ полковник! – опустив руки по швам, ответил лейтенантик.

– Как это? – опешил начальник отдела.

– Вы были в экзаменационной комиссии, когда мы в институте на военной кафедре сдавали государственный экзамен!

– Всё, свободен! – устало махнул рукой полковник.

– Товарищ полковник! – лейтенантик не уходил.

– Ну что ещё?!

– Я знаю, где её искать.

– Повтори!

– Я знаю, где искать Марию Егорову, то есть Климову, чтобы вернуть её назад.

– Говори! – подался вперёд полковник.

– Мы знаем, что Мария погибла в бою. Мы знаем, в каком подразделении она служила. Следовательно, мы можем выяснить, где и когда был этот бой. Попытаться найти очевидцев того боя, уточнить время. Выехать на место – уточнить координаты. Поставить небольшое упреждение, пока она ещё живая, и забрать её отсюда.

Полковник немного помолчал, потом обвёл взглядом сотрудников отдела.

– Ну чего стоите?! Выполняйте!

Лейтенант Макаровский карабкался по железнодорожной насыпи, глядя вслед уходящему поезду. Изначальный план у лейтенанта был прост – от станции дойти до моста, там найти позиции зенитчиков, где в 43-м погиб расчёт Марии Климовой, и снять точные координаты этого места. Но этот план стал рушиться с самого начала. Оказалось, что от станции до моста почти четыре километра. Дойти до него, разумеется, можно только по железнодорожным путям. Но сделать это непросто, так как каждые десять минут проходит поезд, и, заслышав стук колёс и сердитый гудок, приходилось спускаться с насыпи, а потом забираться назад. Сначала лейтенант попытался не спускаться с насыпи, а пережидать прохождение поезда на путях. При этом ему приходилось стоять, обхватив один из стоящих вдоль путей столбов, чтобы не скинуло воздушным потоком от мчащегося поезда. Но когда рядом с его головой просвистел увесистый кусок угля, вылетевший из товарного состава, он решил больше не рисковать.

Наконец через два часа мучительного пути взору лейтенанта открылся вид на мост через реку. Подходы к нему с берега были перекрыты забором из колючей проволоки, но лейтенанта Макаровского это не смутило – ведь он шёл по железнодорожному пути. Не смутила его и будка охраны, стоящая справа от пути, и даже плакат «Стой! Запретная зона!». Лейтенант насторожился, только когда из будки вышел боец вневедомственной охраны с карабином. На радостный крик Макаровского:

– Вот вы-то мне и нужны!

Вохровец взял карабин ни изготовку и ответил:

– Стой! Стрелять буду!

То, что это не простые слова, Макаровский понял только после выстрела в воздух, после чего послушно улёгся на живот на склоне насыпи. Начальника караула пришлось ждать полчаса – пока тот по мосту придёт с противоположного берега, по дороге пару раз прячась от проходящего поезда на специально сделанных для этого балкончиках. Наконец старший вохровец проверил у лейтенанта Макаровского документы и не спеша отправился в будку охраны, где стоял телефон. Назад он возвращался уже трусцой.

– Товарищ лейтенант, что же вы сразу не сказали? Мы бы всё организовали в лучшем виде!

Макаровский степенно поднялся с насыпи, с важным видом отряхнулся, и сразу перешёл к делу:

– Тут у вас в 43-м году во время бомбёжки погиб расчёт зенитного орудия. Немедленно покажите мне это место!

Рядовой вохровец покрепче сжал карабин и опасливо покосился на лейтенанта. Но начальник караула, видимо, до этого по телефону услышал нечто такое, после чего уже ничему не удивлялся.

– Вообще-то я тут недавно, войну не застал. Но, думаю, это здесь. Пройдите сюда!

Он показал на большую яму у самого забора, заросшую травой. Лейтенант стал расхаживать вокруг, пытаясь в траве разглядеть следы событий 25-летней давности.

– Смотрите, какое-то железо! – обрадовался он, вытащив из травы ржавую железяку.

– Тут весь берег такими железяками усеян, – ответил начальник караула. – Видать, серьёзные бои за мост были.

– А вот остатки обваловки орудийного дворика, – лейтенант показал на только ему понятные приметы. Он вдруг упал на колени и стал пальцами разрывать корни травы. – Есть!

Он поднял над головой скрученный взрывом кусок металла.

– Что это? – не понял начкар.

– Гильза от выстрела к 37-миллиметровой зенитной пушке образца 1939 года. А теперь мне нужно определить точные координаты этого места. У вас есть план территории?

– Сейчас принесу, – с готовностью отозвался начкар.

– И на опоре моста должна быть геодезическая марка, чтобы мы смогли привязаться к сетке. Пойдёмте посмотрим.

Взгляд начкара с пренебрежительного тут же сменился на подобострастно-уважительный. А лейтенант достал из портфеля фотоаппарат и сделал несколько снимков местности.

Определить время гибели расчёта зенитки оказалось сложнее. Сначала даже не удалось выяснить точную дату – в одних документах стояло одно число, в других другое. Но с этим в конце концов разобрались. А вот точное время по документам выяснить не удалось. Оставалось только искать очевидцев. Но с тех пор прошло четверть века – даже если очевидцы событий ещё живы, подробности могут стереться в их памяти. Но лейтенант Макаровский был полон энтузиазма.

– Михаил Алексеевич, вы представляете, я нашёл начальника охраны моста! И он сказал мне, что помнит тот день!

– Макаровский, ты когда-нибудь привыкнешь к армейской манере общения? – проворчал полковник, подписывая ему командировочное удостоверение. – Погоди, что тут у тебя написано? Владивосток? При чём тут Владивосток?

– Я же говорю – я разыскал начальника охраны этого моста. Он живёт во Владивостоке.

– Макаровский, ты меня в гроб загонишь! Ступай! – кивнул полковник и в сердцах воскликнул. – Чтобы я ещё когда-нибудь связался с пиджаками-двухгадючниками!

Бывший начальник охраны моста оказался ещё крепким мужчиной. Он охотно согласился поделиться воспоминаниями.

– Какое число, говорите? Да, я помню тот день до минуты. И пока жив буду – буду помнить. Такое не забывается. Тогда готовилась наступательная операция, а через наш мост шло снабжение двух армий. Поезда один за другим шли. Командование очень нашим мостом дорожило, потому что уничтожь его немцы – сорвалась бы вся летняя кампания. Мне командир так и сказал: не станет моста – вся охрана пойдёт под трибунал. Понимаете, что это в то время значило?

Лейтенант молча кивнул. Ветеран продолжил рассказ.

– Мои ребята только от наземных атак могли защищать – ну там от диверсантов или парашютного десанта. А от авиации нам дали батарею МЗА – малокалиберной зенитной артиллерии. Мало, конечно, но надо же было ещё и станции защищать. Средний калибр – 76, 85 миллиметров, – там был без надобности. Немцы с малых высот бомбили, чтобы наверняка. В батарее зенитчиков – одни девчонки молодые. Ну мужики, понятное дело, на фронте. А командира этого орудия я хорошо помню – боевая девчонка, медаль у неё ещё была, «За отвагу». Я чего её запомнил – поцапались мы с ней немного. Она мне так жёстко ответила, я ей ещё говорю – сержант, ты у меня под трибунал пойдёшь. Я тогда уже старлей был. А она мне отвечает – пойду, если жива останусь! Как чувствовала.

Макаровский достал из портфеля старую газету.

– Посмотрите, это она?

Ветеран, только мельком взглянув на фотографию, тут же воскликнул:

– Точно, она! Что тут написано? Мария Климова? Точно, её девчонки Машкой называли. Боевые девчонки были! Немцы сначала хотели нахрапом взять, сразу взялись мост бомбить. Обычно они сначала ПВО подавляли, а тут сразу на мост стали заходить. Ну девчонки им дали прикурить! Первый же, не дойдя до моста, задымил и отвалил в сторону. Вот тогда-то они стали по зениткам бомбы кидать. Девчонки ни одна не ушла, до конца стреляли. А потом прямое попадание бомбы в орудие – и всё. Двое только уцелели – одна была у склада боеприпасов, вторую взрывом аж в реку отбросило. А командира их убило, потом только обрывок гимнастёрки нашли, с медалью. По ней и опознали. А мост цел остался.

– А сколько времени было, когда это случилось? – нетерпеливо спросил лейтенант.

– Времени? – задумался ветеран. – Погоди, я тебе сейчас точно скажу. Значит, налёт начался в 9.30. Я помню, потому что я потом в рапорте писал. А потом быстро всё случилось – минуты три-четыре, не больше.

– Огромное вам спасибо! – вскочил лейтенант.

– А чего вдруг спохватились? Четверть века уже прошло. Может, наградить девчонок хотят? Они заслужили.

Но лейтенант Макаровский его уже не слушал.

Спустя десять минут весь переговорный пункт оборачивался на его крик, разносящийся из переговорной кабинки:

– Дежурный! Запиши: девять тридцать три – девять тридцать четыре! Записал? Повтори! Всё правильно! Начинайте считать переход.

О том, что отдел математиков получил какую-то новую информацию, Ковалёв догадался по судорожно замигавшим лампочкам на консоли управления ЭВМ. Математики загрузили машину по полной, разве что дым из процессорной стойки не шёл. Он снял телефонную трубку:

– Математический отдел? Начальник ВЦ старший лейтенант Ковалёв. Соедините с начальником. Товарищ полковник, как долго вы будете считать? Мне оставлять дежурную смену?

– Ковалёв, голубчик! – голос у полковника был взволнован. – Конечно же, оставляйте! Сейчас очень важно, чтобы счёт прошёл без сбоев. Вы же понимаете, что мы считаем?

Они нашли Машку!

– Товарищ полковник, есть надежда?

– Сплюньте три раза, постучите по дереву и что там ещё положено.

Ковалёв положил трубку и радостно закричал:

– Дежурная смена! Остаётесь до особого распоряжения! Следите за техникой внимательнее.

Всю ночь техники следили за машинами, но техника не подвела. Точнее, сказались заранее предпринятые меры, в том числе и рационализаторские предложения самого Ковалёва. Поэтому 16 часов подряд ЭВМ отработали без единого сбоя. Наконец мигание лампочек на консолях управления замедлилось, и следом позвонили из математического отдела – расчёты выполнены, техников можно отпускать, оставить только дежурного инженера.

Ковалёв внимательно следил за освещением, и, наконец, заметил, как лампы чуть заметно мигнули. Он снял телефонную трубку:

– Математический отдел? Как у вас дела?

Несмотря на неуставной вопрос, полковник не возмутился, а ответил:

– Всё прошло по плану!

Но голос у него был встревоженный.

– Я могу подойти? – спросил Ковалёв.

– Я закажу вам пропуск, – ответил полковник.

Торопливые шаги по извилистым коридорам, и вот он уже перед гермодверью блока, где находится отдел математиков. Часовой проверил пропуск и открыл гермодверь, но при входе в отдел его остановил дежурный.

– Нельзя!

– Но я… – начал было Ковалёв, тут выглянул начальник отдела и приказал: – Пропустите!

В кабинете начальника суетились люди в белых халатах.

– Что случилось? – шёпотом спросил Ковалёв, но полковник не ответил. К ним подошёл один из врачей.

– Товарищ полковник, она всё ещё без сознания.

– «Скорую» вызвали?

– Да, уже стоит наверху.

– Несите!

Трое встали у носилок, не хватало ещё одного человека.

– Разрешите? – шагнул вперёд Ковалёв. Никто не возразил, и он встал к носилкам, у ног лежащей на них Марии. Она была до подбородка укрыта полковничьей шинелью, глаза закрыты, волосы разметались по брезенту носилок. Ковалёв вгляделся в её лицо, на мгновенье оно даже показалось ему незнакомым. Да, война не красит!

– Поднимаем! – скомандовал доктор. Носилки качнулись, и Мария открыла глаза. Ковалёв встретился с ней взглядом. Она не отрываясь глядела на него и вдруг произнесла:

– Я дома!

– Что случилось? – обернулся доктор. – Поставили носилки!

– Я дома! – повторила Мария и протянула к Ковалёву руки. – Лёшка, я дома!

Шинель свалилась, и стало видно, что она совершенно голая.

– Доктор, в чём дело? – возмутился начальник отдела.

– Товарищ полковник! – обернулась к нему Мария.

– Ну ты мне тут ещё докладывать начни! – проворчал начальник отдела и поднял упавшую шинель. – На, прикройся! Куда вы дели её одежду, когда она отправлялась…

– Как себя чувствуешь? – наклонился к ней доктор.

– Хорошо, только холодно и хочется есть.

– «Скорая» не нужна, – крикнул доктор. – Дежурный, организуйте горячий чай.

Нашлась и форма Марии, которую она сняла перед путешествием во времени. И вскоре она уже сидела за столом в кабинете начальника отдела и пила чай.

– Почему мне не доложили?! – раздался грозный окрик представителя ЦК.

– Я не стал докладывать, пока не было полной уверенности в успехе, – стал оправдываться полковник.

– Ну ладно, победителей не судят! – Арнольд Оскарович шагнул к Марии, обнял её и расцеловал.

– Ну и заставила ты нас поволноваться! Рассказывай – где была, чего видала?