Врата пряностей

Глава 8

Когда с глаз Амира сняли повязку, он проснулся и его ослепил яркий свет. Он обнаружил, что лежит, свернувшись калачиком, на полу. Пол этот был непривычно гладкий, недавно вымытый, с естественным землистым запахом. По краям из мраморного покрытия исходило серебристое свечение, как если бы кто-то посылал снизу лунные зайчики. Голова раскалывалась, поэтому молодой человек отложил решение этой загадки до будущих времен и опять провалился было в навеянный наркотический сон.

Прямо перед глазами у него замелькал яркий свет, мешая уснуть. Свет слепил. Источник его был не один – по меньшей мере четыре. Нет, дюжина. Сотня. Они были приклеены к мембране, идущей по кругу вдоль стены, словно опоясывающий комнату гигантский кушак. Бледный голубой свет лился из стеклянных глазков, обрамленных рубинами и топазами. Пространство между светильниками заполняли зеркала, поэтому, куда бы ни упал взгляд, Амир видел собственное отражение: нечесаные волосы и пустота в глазах. Не совсем так должен выглядеть человек, прибывший на подмогу.

Пещера, полная Яда, сказал Файлан. Но где она? Может, именно та, где тренируются юирсена?

Близ дверей – два силуэта в доспехах. Огни были у них за спиной, поэтому лиц не разобрать. В руках воины держали копье и меч. Над ними бугристые стены уходили вверх, образовывая свод, купол которого терялся во тьме. На миг Амиру показалось, что он угодил в дупло гигантского дерева.

Кашель. Гомон голосов, доносящийся спереди. И сверху.

– Встань, Амир из Ралухи. Ты находишься в зале Кресел.

Он с трудом поднялся. Кости трещали, сопротивляясь попытке. Ощущение было такое, что его дали пожевать корове, а потом попросили пробежаться. С усилием ему удалось запрокинуть голову и посмотреть на помост впереди: там из пола вырастали шесть каменных столбов, похожих на пальцы гигантской ненормальной ладони. На верхушке каждого виднелись в окружении расшитых портьер смутные силуэты. Тела и лица неизвестных прятались в тени, руки покоились на подушках и подлокотниках. Однако очертания фигуры в центре показались ему знакомыми. Мерещился аромат жимолости и мускуса.

Со стоном каменный столб сдвинулся вперед. Всего на шаг, едва заметно глазу, но молодой человек готов был поклясться, что видел это. Из тени выступила женщина, стали видны яркое платье и красно-лиловая юбка. Лодыжки ее были увиты лимонными листьями, на голове покоилась корона, полупрозрачная, словно из пены, скрывая частично уши. Глаза были темные, подведенные тушью, уста плотно сжаты, как если бы они размыкались лишь для обращения к особо избранным.

Амир бросил взгляд мимо женщины, стараясь рассмотреть остальные пять колонн и силуэты на них. Надо полагать, в их глазах он выглядел ничтожным созданием: едва способный держаться на ногах, с пересохшим горлом, с болью в каждом суставе тела, готового вот-вот рухнуть.

Его охватила досада на Карим-бхая, явно преувеличившего значение посланцев и переоценившего обращение с ними в других королевствах.

– Можно мне что-нибудь поесть? – спросил он и, не в силах терпеть больше свое унизительное состояние, добавил с сарказмом: – Миску биси беле бат[31], допустим?

Голос его заметался среди стен, приобретая оттенок угрозы. Амир старался не смотреть в зеркала, но они были тут повсюду, отражая его в ломаных и искаженных очертаниях, низводя до бесформенной фигуры.

– Ты уже ел, – изрекла женщина из тени.

Голос ее, как и в тот раз, обладал силой исцелять самые тяжкие недуги.

Амир озадаченно сдвинул брови:

– Не припомню, чтобы я ел.

– Мы кормили тебя, пока ты два дня лежал без сознания и день в бреду. Скажу пока, что испытываемый тобой голод – это всего лишь отсутствие ощущения сытости у тебя в голове. Обман чувств.

Сердце заколотилось у Амира в груди.

– Три дня?

Это означает, что… Кабир! Охваченный паникой, Амир подскочил:

– По… почему вы держали меня без сознания так долго?!

– Креслам необходимо было собраться без тебя и обсудить твое вторжение. Ты упускаешь из виду, что стал первым пришельцем в Иллинди за долгое-долгое время.

В голове у Амира бушевала буря. Все, о чем он мог думать, – это как Хасмин ведет Кабира через поля шафрана, навьючивает на него тюк с провизией, коробочками шафрана или банками с медом и отправляет через Врата…

От этой ужасной мысли его отвлекло бурчание в животе. Еще одна проблема, не меньше прочих: он несколько раз поел, сам того не сознавая. И что еще важнее, не зная, что съел.

Помедлив некоторое время, Амир решился спросить:

– Ты ведь Мадира, верно?

– Нет, – ответила она, и Амир пожалел о высказанной поспешно догадке. – Меня зовут Кашини, из Круга Листьев. Я служительница Иллинди, правлю вместо нашей блюстительницы престола, махарани Мадиры.

Блюстительницы престола?

– А где Мадира? Фай… Файлан велел, чтобы я не говорил ни с кем, кроме нее.

Намек на недовольство рябью пробежал по остальным силуэтам. Шепот лезвием серпа полоснул темный воздух между колоннами. Кашини со вздохом посмотрела по сторонам, на своих возвышенных спутников, потом снова вперила взгляд в Амира.

– Она предательница, – процедила Кашини. – Она взяла олум и прошла через Врата пряностей в Халмору, угрожая раскрыть тайну его существования восьми королевствам. Именно за ней и выслали мы Файлана: чтобы привести назад или, если не получится, убить. Где Файлан?

Мысли табуном проносились в голове у Амира, сталкиваясь и разбегаясь, побитые и ушибленные, как пьяницы, вываливающиеся одновременно из дверей таверны.

Блюстительница престола!

– Но…

– Я приказала Файлану назвать имя Мадиры любому, кому можно доверять, чтобы принести сюда весть, если его постигнет неудача. Только тогда нам удалось бы отделить шпионов Мадиры от наших собственных. А шпионов у нее хватает – как в восьми королевствах, так и в Иллинди. Повторяю вопрос: где Файлан?

Амир сглотнул:

– Убит. Перед смертью он попросил меня отправиться в Иллинди.

Среди колонн повисла тишина. Амир неуютно переминался, ожидая вердикта Кресел. Быть может, теперь, когда он выступает как исполнитель воли умирающего, его позиция укрепится.

И еще нужно раздобыть Яд, напомнил он себе.

Кашини первой нарушила завет молчания:

– Это не так чтобы неожиданность. Мы приготовились к подобному развитию событий.

Амир не знал, какие меры ими приняты, и, более того, не имел желания выяснять. Он и так уже оказался по другую сторону здравого смысла и цеплялся за шанс вернуться к норме из последних сил, которые не желал растрачивать на людей, не считающих нужным даже смотреть на него.

Второй силуэт, справа от Кашини, устроился поудобнее и заговорил:

– На вид ему едва лет двадцать.

– В свои двадцать я выкидывал проделки почище этих, – произнесла со смешком третья фигура, на пьедестале слева и немного позади от Кашини.

Четвертая тень, через один пьедестал от Кашини слева, хмыкнула:

– Твои проделки, Мюниварей, носили характер академический. Не припоминаю, чтобы тебе хватило дерзости пройти через Врата пряностей вон из Иллинди.

– О, я мечтал об этом! Только мне не разрешали. Не стоит ставить мне это в вину, Шашульян. Кашини, поддержи меня! Как ты можешь просто сидеть и слушать этот вздор?

Раздался более мягкий, но слабый голос второй фигуры:

– Это смешно. Что мы вообще обсуждаем? Этого мальчишку следует немедленно отправить к нему на родину.

Амир закивал так энергично, что рисковал свернуть себе шею. Не эта ли женщина защищала его?

– Хо, – согласилось еще одно Кресло, и Амир не уловил даже, кто именно говорит.

Он ощутил движение, гомон обратился в еще большее мельтешение теней и качающихся голов. Слабый голос из-за Кашини продолжал настаивать:

– Он мог бы не передавать нам слова Файлана, однако пришел сюда. Если бы не это его решение, мы до сих пор блуждали бы в потемках. Кто-нибудь принял это в расчет? С нашей стороны это оскорбительно и нечестно. Кресла стоят за справедливость.

Амир видел, как Кашини поднесла ладонь к лицу и прикрыла глаза. Но остальные не унимались.

– Отослать его назад? Снабженного знанием про Иллинди? Это станет началом падения величайшего из королевств! Как будто Мадира и без того мало уже натворила.

– Ты погляди на него, Шашульян! Он же просто дитя.

– Алинджийя, дело не в возрасте, – огрызнулся Шашульян. – Торговля пряностями подвергается серьезному риску разбалансировки. Первый и единственный закон этой земли гласит, что в торговле должен незыблемо поддерживаться статус-кво. Стоит нам обнаружить себя, закон будет нарушен. Наша цель – вернуть Мадиру или даже убить ее, если придется. Так, чтобы никто не узнал. И вот теперь перед нами стоит еще один субъект, вполне способный пройти через Врата и заговорить. Клянусь дыханием гвоздики, нелепо уже то, что мы допускаем подобную возможность.

– Но мы ее допускаем. Если мы отправим его назад, кто поверит его рассказам? – парировала Алинджийя. – Он как неоперившийся птенец, его словам придадут не больше веса, чем мычанию пьяницы, который тащится по улице, забыв дорогу домой. Мало ли видели мы несчастных душ, которых пощадили юирсена? Их принимают за спятивших пророков, не более того.

– Как быть, если правда Мадиры начнет распространяться? Слова этого юнца окажутся подтверждением неясных слухов. Неужели ты не способна представить, как эта ситуация разрастается и обрушивается на нас? Прости, Алинджийя, но в этот раз мораль запрещает мне принимать участие в этих дебатах. Кресла были созданы, чтобы предотвращать подобные ситуации. Много веков мы таились в глубине, выжидая своего времени – прихода того неизбежного часа, когда кто-нибудь выдаст нашу тайну королевству. Годы молчания и темноты. И когда пришло наконец время исполнить вмененный нам долг, ты намерена проявить беспечность и нарушить основополагающие принципы деятельности Кресел? Я на такое не готов. И Кашини, как я ожидаю, тоже. Мальчишку нельзя отсылать назад.

Хихикающий мужской голос, принадлежащий некоему Мюниварею, призвал к вниманию, перебив Шашульяна.

– Кашини, предоставь это мне! Может, я сумею выудить из него кое-что, пока вы не решили бросить его Устам в гробу из перца. Если он действительно носитель пряностей, мне хотелось бы тщательно записать все, что он повидал и пережил.

Повисла такая кричащая тишина, что Амир впервые осознал факт наличия у теней глаз – узких пятен не такой черной тьмы, направленных на него. В этот жуткий момент он ощутил, как у него даже волосы на тыльной стороне ладоней встают дыбом.

Когда ему показалось, что хуже уже некуда, раздался пятый голос. Принадлежал он обладателю самой крупной тени, поодаль от Кашини. Тень пошевелилась, как зверь, потягивающийся после сна. Голос был мелодичный и звучный:

– Люди не сознают, что любопытство – зачастую самый страшный из грехов. Мальчишка здесь не потому, что ему приказали.

– Не стоит сурово судить человека только за то, что он любопытен, Маранг, – сказала Алинджийя.

Маранг, обладатель звучного баритона и силуэта, похожего на темную краюху хлеба, не удостоил ее ответом.

– До сегодняшнего дня мы были не больше чем капризом воображения, чем-то немыслимым, – заявил он. – Восемь королевств, не девять. Безвинность этого юноши идет ему в зачет до тех пор, пока судьба не приводит его во дворец, где Файлан, стоя на пороге смерти, обращается к нему с просьбой. Здесь эта безвинность испускает дух. С того момента его мотив определяется стремлением совершить то, что немногие совершили бы на его месте. Вы не согласны?

– Но наша задача – остаться в выигрыше от сделанного им выбора, – возразила Алинджийя.

Амир готов был скупить для Алинджийи все шафрановые гирлянды на улицах Ралухи и наполнить ей рот самыми вкусными вада, испеченными аммой. Эта безликая женщина сражалась за его свободу. Он бросил украдкой взгляд на Кашини, старавшуюся вроде бы придать дискуссии упорядоченный вид, но покуда ей приходилось покорно следовать ее руслу.

Маранг наклонился вперед в кресле, и впервые Амиру удалось разглядеть в свете свечей бороду под тонкими губами.

– Какая истинная причина привела тебя сюда, дитя Уст? – спросил он.

Дитя Уст? Амир не понимал, что означает это выражение, и не был уверен, что хочет понять. Но его положение уже вряд ли может быть хуже. Что за щепотку специй пропадать, что за кувшин…

Он набрал в грудь воздуха и вгляделся в тени с булавочными головками глаз:

– Я… я пришел, потому что мне нужен Яд.

Снова ропот прокатился среди Кресел. Амир ощутил напряженность, повисшую на пьедестале, ошеломленное лицо Кашини воззрилось на него сверху. Ее разочаровал его мотив? Она почувствовала себя обманутой? Это его мало заботило. Что ему нужно, так это Яд, и он намерен его получить в уплату за доставку послания Файлана.

– Файлан просил передать, чтобы вы не отправляли юирсена, – добавил он, чтобы лучше обосновать свои притязания.

– Неужели? – прорычал Маранг. – Он дал клятву следовать законам Уст. А потом взял и нарушил их? Скажи, какой довод привел Файлан в пользу такого образа действий?

Амир сглотнул, у него свело челюсти.

– О… он сказал, что Мадира… заманивает вас и вам не следует поддаваться на ее уловку.

Тень Маранга передернулась.

– Манипуляция! – взревел он, и голос его раскатился по залу. – Ложь.

Но даже Амир уловил некую неуверенность в его тоне, как если бы в голове Маранга шла война на два фронта.

– Файлан говорил вполне серьезно, – ответил Амир негромко, сложив руки и стараясь не смотреть наверх. – И в его защиту… он ведь умирал, сагиб. Ему нечего было терять.

Как и самому Амиру.

Кашини опустила голову и на миг смежила веки, как будто до сих пор не оправилась от новости про смерть Файлана.

– Ну вот! – Алинджийя захлопала в ладоши. – Вот и довод, Маранг. Файлан был лучшим из нас. С какой стати он стал бы посылать к нам носителя из восьми королевств, если в самом деле не считал, что нам следует воздержаться? Возмутительно даже думать, что, будучи слугой Уст, он мог предпринять нечто им во вред.

Шашульян, призывавший изначально понять Амира, снова заговорил:

– Мадире прекрасно известны законы, которым подчиняются юирсена. В конечном счете она наша блюстительница престола. Она знает, сколько должны мы сдерживаться, чтобы суметь выпустить юирсена. Исходя из этого, если она тянет время, то, может, Файлан прав и Мадира именно желает, чтобы мы послали юирсена. Но с какой целью? Хочет кровопролития? Неужели мы с вами служили такой женщине? Я отказываюсь в это поверить.

– Что с того? – фыркнул Маранг. – Она предала Уста. О намерениях ее мы знали с момента ее встречи с тем проклятым человеком, Сукальяном. Я предупреждал тебя, Кашини, что этот день может настать, но ты продолжала держать Мадиру на троне.

– Не исключено, что у нее возникли сложности с рецептом, – предположила Алинджийя. – Кашини, ты уверена, что в ее распоряжении не было ни унции листьев кориандра?

– Ни щепотки, – подтвердила Кашини, голос которой понизился до жалобного лепета. – Я поставила на охрану складов самих юирсена. Если Мадира намерена убедить восемь королевств в силе олума, ей еще предстоит собрать собственный урожай листьев кориандра.

Листья кориандра. Амир слышал про это редкое растение, даже пробовал его однажды – во время предыдущей башары. Если Мадире необходимо собрать некое приличное количество этих листьев, ей весьма непросто будет сделать это в восьми королевствах, не привлекая внимания. И все же какая-то мысль на задворках сознания не давала ему покоя. Что-то он упускает…

– Тем больше причин отрядить юирсена до того, как ей это удастся, – возразил Маранг. – Неужто мы будем просто сидеть и смотреть, как она блуждает по чужим землям с нашим секретом? Писания отводят один лунный цикл на то, чтобы наши союзники постигли знание прежде, чем оно распространится. Мы сейчас в верхней точке этого лунного цикла. Вы просите меня поставить под удар само существование Иллинди.

– У Файлана должна была иметься причина. – Кашини испустила тяжелый вздох. – Я знаю своего мужа.

Это объясняло ее безмолвные страдания. По бытующему среди чашников поверью, приносить весть о смерти человека его родственникам – плохая примета. На какой-то отстраненный, грубый лад Амир чувствовал, что обязан скорбеть вместе с Кашини. Файлан был единственным, кто на деле подвел Амира ближе к Яду, пусть даже исходил из личных соображений.

Кашини смахнула слезу и снова приняла строгий вид председателя Совета Кресел.

– Если он так сказал, то, видимо, догадывался об истинных планах Мадиры. Послать юирсена будет… шагом религиозным и оправданным с точки зрения закона, но если мы можем этого избежать, то обязаны это сделать. На кону стоят жизни десятков тысяч людей, Маранг. Как и баланс самой торговли пряностями.

– Я согласна, – поддержала Алинджийя. – Не знай Файлан, что именно замышляет Мадира, разве стал бы он настойчиво просить нас не посылать юирсена? Мы что-то упускаем, Маранг, и, если, поторопившись, примем необдуманное решение, совершенные зверства лягут грузом на нашу совесть.

– Согласен, согласен, – хихикнув, подхватил Мюниварей.

Только в отношении его Амиру так и не удавалось толком понять, к чему он на самом деле стремится.

Но одно слово, зазвенев в ушах, комом застряло у него в горле. Зверства.

– Постойте! Что имеете вы в виду, говоря о жизнях десятков тысяч…

– Носитель! – оборвал его Маранг, возвысив голос. – Тебе нужен Яд?

Амир растерялся:

– Да, но…

– Так ты его получишь.

– Но что вы хотите сказать, говоря о десятках ты… – Амир заморгал. – Погодите. Что?..

Маранг наклонился на своем пьедестале, подбородок его резче обрисовался в свете свечей. Бросая взгляды по сторонам, он наблюдал за своими товарищами по Совету. Кашини явно готова была возразить ему, это можно было сказать и про Алинджийю. Тучная фигура Мюниварея выглядела расслабленной.

– Если Файлан в самом деле верил, что у нас есть надежда, я с уважением отношусь к его мнению. Но я не могу сидеть и ждать, когда же воплотится эта надежда. Услышь меня, Кашини: я не стану сидеть сложа руки, пока Устам угрожает предатель, пусть даже это наша блюстительница престола.

Затем Маранг обратился к Амиру, придав голосу прочти пророческий тон:

– Носитель, если тебе в самом деле нужен Яд, ты его получишь.

У Амира голова пошла кругом. Словно какой-то пузырь распирал его изнутри, ему казалось, что он плывет по небу, улыбаясь. Врата, неужели именно так бывает, когда переживаешь радостные вести?

Маранг наклонился вперед еще сильнее:

– Но сначала ты вернешься в восемь королевств и остановишь Мадиру. – Помолчав немного, он добавил негромко: – Ради нашего общего блага.

Словно душ из иголок обрушился на Амира: они прокололи пузырь и спустили его с небес на землю.

Тем временем среди Кресел началась разноголосица. Алинджийя была в ярости. Мюниварей смеялся, громко и надменно. Шашульян пришел в раздражение и вскинул руки, словно давал понять, что на сегодня с него хватит.

Когда спор выдохся, Амир пришел к мнению, что ему никто не даст слова, если он сам его не возьмет.

– Выслушай меня, сагиб, пожалуйста.

Разговоры стихли. Маранг смерил его взглядом. Внутри у Амира все перевернулось. Слова Маранга до сих пор молотом стучали у него в висках.

– Мне такое не по силам, – продолжил он. – Допустим, я мелкий воришка, но уж точно не убийца. Мне… мне просто нужен флакон Яда для матери, чтобы забрать ее и брата в Бухты в Джанаке, где мы и проживем до конца дней. Мне нет дела до… до этого девятого королевства, до олума… или до планов, которые вынашивает ваша блюстительница престола. Мне нет дела до войны. Пожалуйста… дайте мне одну склянку. Это все, о чем я прошу.

Маранг придвинулся ближе, и теперь было можно целиком рассмотреть его лицо. Бледное, огрубевшее, как у шахтера из Мешта, с острыми скулами, крючковатым носом и колючими глазами.

– Хочешь увильнуть от своего долга носителя?

Поразмыслив и сообразив, что ложь ничего ему не принесет, Амир кивнул.

Снова послышался ропот. Маранг воздел руки, призывая к тишине.

– Своими словами ты оскорбляешь Уста, носитель. Ты уклоняешься от того, к чему предназначен с рождения. Воины юирсена и я – мы посвятили свою жизнь охране Уст и служению им. Это наш долг, как быть носителем – твой. И все же… все же…

Амир хотел заговорить, но Маранг снова поднял руку, остановив его:

– Я позволю тебе это маленькое дезертирство. Разрешу пренебречь тем, ради чего ты появился на свет, и больше ты никогда не будешь носителем. Но для этого ты должен остановить Мадиру. Доставь ее ко мне, живую или мертвую, и тем самым ты купишь свободу для себя и своей семьи.