Враг за Гималаями

Глава 21 Курс – бесконечность

Джип Шкурдюка ракетой несся сквозь ночь, и если бы самолет, уносивший профессора Котяру в Осло, двигался в том же направлении, машина от него, наверное, не отстала бы.

Донцов в который раз пытался связаться с Кондаковым, но тот не отвечал. Не то старик отключил рацию, не то отключили его самого.

Шкурдюк был так поглощен дорогой, которая на такой скорости могла преподнести любой сюрприз, что даже не посмел поинтересоваться самочувствием улетевшего шефа. Единственное, о чем он успел попросить Донцова, так это о гарантии сохранности своих водительских прав, поскольку правила дорожного движения были несовместимы со столь бешеной скоростью.

– Это мелочь. Завтра я их вам хоть дюжину сделаю, – пообещал Донцов. – Можно даже на разные фамилии.

К счастью, на их пути не встретилось ни милицейских патрулей, ни пьянчуг, ни бродячих псов, ни таксистов, которые страсть как не любят уступать дорогу всяким чайникам.

Не прошло и получаса, как джип подкатил к Экспериментальному бюро и, описав вокруг него петлю, остановился там, где указал Донцов – с тыльной стороны, среди куч обледеневшего мусора, похожих на противотанковые надолбы.

– Я пойду с вами, – сказал Шкурдюк, которому, наверное, просто страшно было оставаться одному в столь мрачном и пустынном месте.

– Вы фильм «Люди в черном» видели? – поинтересовался Донцов. – Там агенты спецслужбы, контролирующей инопланетян, стирали случайным свидетелям память при помощи особого приборчика. У меня ничего такого при себе нет, так что потом придется применять обыкновенный кирпич. Если согласны, то пойдемте.

Шкурдюк был категорически не согласен и, едва только Донцов покинул машину, сразу задраил окна и заблокировал двери.

Ночью все выглядело совсем иначе, чем днем, и дырку в заборе он нашел далеко не сразу. Еще труднее было сориентироваться на территории, освещенной только светом звезд. Получая солидные деньги от заморских заказчиков, администрация бюро, как говорится, экономила на спичках. Впрочем, свет могли погасить и преднамеренно, дабы он не мешал обтяпывать разные неблаговидные делишки.

Конечно, страшна была не темнота сама по себе. Страшны были всякие ямы производственного и непроизводственного назначения, которые она скрывала. Сейчас только и не хватало, что провалиться в канализационный колодец, наполненный крутым кипятком или жидкими отходами гальванического цеха.

Препятствия наземные беспокоили Донцова в гораздо меньшей степени. Они заранее предупреждали о себе то ли темным силуэтом на фоне звездного неба, то ли каким-либо специфическим запахом, то ли внезапным появлением затишка, где совсем не ощущался ветер, свободно гулявший по территории Экспериментального бюро.

Таким манером он миновал несколько производственных корпусов, затемненных, словно в преддверии бомбежки, и увидел обширный светлый прямоугольник, который, несомненно, являлся стеклянной крышей монтажно-испытательного цеха, подсвеченной снизу скупым светом.

– Где же вы так долго пропадали? – раздался из темноты упрек, не менее горький, чем знаменитое «И ты, Брут?».

– Машина сломалась, – вынужден был соврать Донцов. – А вы сами почему мне потом не отвечали?

– Да я тут в запале за все подряд дергал и какую-то штучку оторвал, – признался Кондаков. – Только не могу понять какую. Техника нынче пошла уж больно мудреная. Не то что раньше…

– Свисток, конечно, был надежнее, – согласился Донцов. – Хотя, случалось, тоже подводил. Особенно на морозе.

Он ощупал рацию, которую ему сунул Кондаков. Починить ее на месте не представлялось возможным – старик оторвал не только антенну, но и шнур манипулятора. Чего только не сделаешь «в запале»!

– Сколько человек прибыло? – поинтересовался Донцов.

– Я в темноте не разглядел. Но много. Рыл пять как минимум. Кучей ввалились и сразу свет зажгли. Они там уже больше часа ошиваются. Может, подмогу вызовем?

– Обойдемся. Оставайтесь здесь для страховки. Внутрь войдете, если только услышите выстрелы. Но надеюсь, до этого не дойдет.

Как и предполагал Донцов, дверь, ведущая в цех, была не заперта. Правила техники безопасности требовали, чтобы двери производственных помещений не имели внутренних запоров и открывались исключительно наружу, дабы рабочие, даже объятые пламенем, могли беспрепятственно покинуть место аварии.

Таиться не имело смысла, и Донцов прямиком двинулся в глубь цеха, туда, где горел свет и слышались приглушенные голоса.

Пространство вокруг было заполнено всяческой технической тряхомудией, и оттого напоминало декорацию из фантастического фильма, или чрево атомной подводной лодки. Судя по разноцветным огонькам, мерцавшим в полумраке, как кошачьи глаза (представляете, целая стая кошек, и все одноглазые!), большая часть аппаратуры находилась в рабочем состоянии.

Люди, под покровом ночи проникшие в испытательно-монтажный цех, завидев Донцова, сразу умолкли и, если можно так выразиться, пришли в некоторое замешательство.

В основном это были знакомые лица – старик Лукошников, Тамарка-санитарка, главный инженер Экспериментального бюро, еще накануне вечером убеждавший Донцова в надежности местной охраны.

Был, правда, и один посторонний человек, судя по приметам – тот самый тип, который в метро увильнул от Кондакова. Выглядел он так, словно только что проснулся и никак не мог врубиться в сложившуюся ситуацию.

Внутри цеха было так же холодно, как и снаружи, а потому никто не снял верхней одежды. Лукошников был облачен в просторный ямщицкий тулуп, Тамарка-санитарка в оранжевую синтетическую курточку, а их новый товарищ свой наряд, наверное, позаимствовал у огородного пугала.

– Привет честной компании, – сказал Донцов. – А где же Эдгар?

Старик Лукошников услужливо указал на загадочное устройство, похожее на гильотину, и, присмотревшись повнимательнее, Донцов разглядел здоровенного ворона, устроившегося на его верхотуре.

– Все, значит, в сборе.

– Все, – кивнула Тамарка-санитарка. – Только вас не хватало.

– Знакомый голос, – сказал Донцов. – Не с вами ли я беседовал вчера поздно вечером?

– Со мной… А вы никак арестовывать нас пришли?

– Не помешало бы. Грешков за вами немало водится… А вы не стесняйтесь, – обратился он к главному инженеру, так и порывавшемуся отступить подальше в тень. – Делайте свое дело. На меня внимания не обращайте. С вами потом будет отдельный разговор.

– Хотелось бы знать, что еще, кроме убийства Наметкина, вы нам инкриминируете? – осведомилась Тамарка-санитарка.

– Много чего. Побег из-под стражи. – Донцов стал загибать пальцы. – Кражу в акционерном обществе «Теремок». Незаконное приобретение официальных документов. Нападение на работника правоохранительных органов.

– Пустое. Никакого убийства не было. Это вы, наверное, уже и сами поняли. Олег Наметкин жив. Вот он перед вами. – Она поочередно указала на всех присутствующих, кроме главного инженера и самого Донцова, не забыв и про ворона. – А если нет состава преступления, значит, мое задержание было незаконным. Бежав из-под стражи, я лишь восстановила справедливость… Или восстановил… Тьфу, привык называть себя в женском роде!

– Не стесняйтесь. Как вам удобнее, так и говорите.

– Теперь относительно «Теремка». Насколько мне известно, официальной жалобы от его владельцев не поступало. А бандитские разборки, последовавшие после кражи, пошли только на пользу обществу. Что касается нападения на работника правоохранительных органов, то это вопрос спорный. Документов он не предъявлял, а вел себя как маньяк. Зенки свои кровавые вылупил и ходил за нашим человеком по пятам. Да и не убыло ему от стакана сока. Хоть рожу умыл лишний раз. Но мы готовы хоть сейчас извиниться перед ним.

– Как у вас просто получается. Извинился – и гора с плеч.

– А зачем усложнять каждую мелочь? Разве мало у нас с вами других забот?

– Действительно, забот выше крыши… Даже заводской… – Донцов мельком глянул вверх, откуда черное небо следило за ними тысячами мерцающих глаз. – Почему молчат остальные? Стесняются?

– У кого что… Аскольд Тихонович говорун известный. Но, превращаясь в Наметкина, точнее, в Наметкина Второго, дар речи теряет. Не достался ему этот дар при дележке. Эдгар, которого можно назвать Наметкиным Третьим, все понимает, кое-что помнит, но разговаривать не может в силу своей вороньей природы. Для общения с ним мы пользуемся так называемым текстовым методом. Берем газету или книгу, а он тыкает клювом в нужные буквы. По поводу нашего нового товарища, Наметкина Четвертого, сказать ничего определенного пока не могу. Интеллекта на его долю перепало маловато. Самый мизер. Мы за ним ходили, как няньки. Хорошо хоть, что штаны не забывает снимать, когда на унитаз садится.

– Вы, стало быть, Наметкин Первый?

– Угадали. Большая часть его сознания досталась мне. Память, речь, страсти. Вот только писать не сподобилось. Эта способность сохранилась только у Наметкина Второго. Я диктую, он пишет, причем на разных языках.

– Я ознакомился с отчетом, составленным вашими совместными усилиями… Кстати, чего ради вы над ним корпели? Надеюсь, не в назидание потомкам?

– Вот уж действительно рукописи не горят. – Выражение досады появилось на простоватом личике Тамарки-санитарки. – Если вы внимательно ознакомились с текстом, для посторонних глаз отнюдь не предназначенным, то должны знать, в каком плачевном положении оказался Наметкин, тогда еще целостный, попав в лапы смертельного врага, осведомленного о его способностях.

– Об этом, пожалуйста, подробнее. Текст уцелел лишь частично Конца как раз и не хватает.

– Кто такой Ганеша, вы себе уяснили?

– Да. Человек, судьбою чем-то схожий с Наметкиным. Душа, скитающаяся по чужим телам.

– В общем-то, верно. Но разница между нами есть. Хотя бы в том, что Наметкин – скиталец-охранитель, а Ганеша – скиталец-разрушитель. Эгоцентрик, обиженный на весь белый свет. Отсюда и конфликт. Понимая, что убивать Наметкина бесполезно и даже опасно, поскольку он обязательно вернется в другом облике, Ганеша задался целью уничтожить его душу. Свеженькое решение, согласитесь. На подмогу себе он призвал чернокожих колдунов, веками скрывавшихся в глухих местах от завоевателей-ариев. Их народ, на санскрите называвшийся дасью, принадлежал к древнейшему населению Земли. Они не знали ни железа, ни колесниц, ни воинских искусств, зато в сокровенных тайнах человеческого естества разбирались досконально. Все, что является практикой и теорией йоги, перешло к ариям от дасью, хотя и в выхолощенном виде. Это была совсем иная цивилизация, почти инопланетная… Наметкина несколько дней подряд поили всякими тошнотворными снадобьями, от которых у него появились диковинные глюки. Затем начался сеанс чего-то похожего на психотерапию, если только этот термин допустим в подобной ситуации. Не дай бог кому-нибудь еще пережить хотя бы матую толику того, что выпало на долю Наметкина. Он ощущал себя то зверем, то гадом, то камнем, то травой. Словами этого не передать. Короче, колдунам удалось расщепить его душу на несколько неравнозначных частей, которые и были извергнуты в ментальное пространство… Вам понятен этот термин?

– Не совсем, – признался Донцов. – Но вдаваться в подробности у нас просто нет времени.

– Хорошо. Сейчас я в двух словах расскажу о своей дальнейшей судьбе. Оказавшись в ментальном пространстве, я, то есть осколок души Олега Наметкина, попытался, как обычно, вернуться в его телесную оболочку, прежде являвшуюся, так сказать, и отправным пунктом, и местом сбора. Однако это не удалось. Прежние пути были мне заказаны. Предки отвергали меня, принимая за чужака. После множества безуспешных попыток я воплотился в тело юной вьетнамской девушки, которую вы сей час видите перед собой… Даже не знаю, какая связь могла существовать между ней и Наметкиным. Наверное, где-нибудь на уровне пятисотого поколения…

– И каково это, оказаться в женском теле? – не утерпел Донцов.

– Ничего особенного. Я уже привык. – Наметкин Первый вновь заговорил о себе в мужском роде. – В теле Минотавра было значительно хуже… Естественно, меня тянуло в эту страну и в этот город. Меня тянуло к собственному телу, которое пребывало в беспомощном состоянии. Вьетнамка ничего не соображала в нынешней жизни, и мне все пришлось делать самому. Как я добирался сюда, это отдельная история. К предыдущим обвинениям можете добавить незаконный переход границы, взяткодательство и сотрудничество с международной мафией.

– Свидетельства против себя юридической силы не имеют.

– И на том спасибо… Год ушел на то, чтобы обжиться, раздобыть нужные документы и устроиться на работу в клинику. Все это время сознание вьетнамки как бы дремало, поскольку мне оно только мешало. Наметкин пребывал в глубокой коме, но я сразу понял, что какая-то частица души, пусть и ничтожная, в него вернулась. Моя ущербность давала о себе знать на каждом шагу. Я не умел писать и утратил многие необходимые в жизни навыки. Хуже всего было то, что я ничему не мог научиться заново. Оставалось надеяться, что существует какой-то способ соединиться с остальными частями личности Наметкина. Но для этого их сначала нужно было собрать вместе.

– Знак на стене клиники – это ваших рук дело?

– Да. Нужен был какой-то ориентир для… остальных Наметкиных. Я верил, что рано или поздно они явятся в клинику.

– До этого вы утверждали, что не умеете писать.

– Тут совсем другое дело. Намалевать по памяти две самые простые буквы и четыре цифры сумеет даже неграмотный.

– И кто же первым откликнулся на ваш сигнал?

– Как ни странно, ворон, которого мы потом прозвали Эдгаром.

– По ассоциации с Эдгаром По? «Только я наружу глянул, как в окошко ворон прянул…»

– Возможно. Хотя получилось это совершенно неосознанно… Я не сразу признал его равным себе, в чем сейчас искренне раскаиваюсь. Потом он стал самым моим близким другом.

– И соучастником во всех преступлениях, – добавил Донцов.

– Деньги я добывал отнюдь не для развлечений. Цель моя вам хорошо известна – сохранить исторический процесс в неизменном виде. Не дать безумцу Ганеше, жаль, я не знаю его настоящего имени, разрушить то, что складывалось веками и в итоге породило наш мир – Человеческое существо, которое язык не поворачивался назвать Тамаркой-санитаркой, широко раскинуло руки, словно пытаясь обнять все вокруг: монтажно-испытательный цех, собравшихся в нем людей, родной город, родную страну и саму планету, где были сотни других стран, тысячи городов и миллиарды людей.

– Ну, насчет средств это понятно, – сказал Донцов. – Сейчас в них кто только не нуждается. Наверное, даже ангелы небесные. Хотелось бы немного узнать о технологии ваших действий.

– Эдгар высматривал подходящую цель и наводил на нее меня. Согласитесь, трудно заподозрить в чем-то птицу, днями напролет наблюдающую за работой кассира. Да и хрупкая азиатская девушка особого внимания не привлекает. Если было нужно, Эдгар через форточку проникал в помещение и открывал дверные запоры изнутри. Умел он и многое другое – орудовать ключами, набирать шифр на кодовых замках.

– Хотите сказать, что кража из «Теремка» была не единственной?

– Что уж тут скрывать! Но мы изымали только те деньги, которые были нажиты преступным путем. Поэтому и соответствующих заявлений в органы не поступало.

– Под Робин Гуда косите, – понимающе кивнул Донцов.

– То, что вы шутите, внушает некоторую надежду…

– А как давно ваш дуэт превратился в трио?

– С прошлого лета. Правда, с Аскольдом Тихоновичем все было несколько иначе, чем со мной. Его телом удавалось пользоваться лишь урывками. Наметкиным он бывал не больше нескольких часов в сутки, причем сам об этом и не подозревал. Две личности уживались в нем независимо друг от друга.

– Это он подал мысль воссоединить душу Наметкина с помощью психотрона?

– Конечно. Тут нам повезло. Хотя о тематике работы Экспериментального бюро я к тому времени уже знал из публикаций в прессе… Но для воссоздания цельной личности мы нуждались еще и в коматознике Наметкине, вернее, в той части души, которая оставалась в нем. А поскольку похитить пациента из клиники было невозможно, хотя такой план тоже рассматривался, мы избрали единственно возможный вариант.

– Убийство! – патетически воскликнул Донцов.

– Да хватит вам! То, что вы называете убийством, было лишь еще одним шагом на пути к спасению. Не только Наметкина, как личности, но и всего человечества, включая вас самих… простите… близких вам людей.

– Не надо извиняться, – невесело усмехнулся Донцов. – Оговорились, с кем не бывает. Спасти меня могут разве что только чернокожие колдуны, тысячи лет тому назад замучившие Олега Наметкина… Хотелось бы знать, зачем вы читали коматознику историю злоключений кшатрия Ачьюты?

– Я читал это не коматознику, а той части души Наметкина, которая продолжала здравствовать в его теле, хотя почти никак себя не обнаруживала. Читал не только ради того, чтобы освежить ее память, но и побудить к вполне определенным действиям. Текст, которым я пользовался, был не отчетом, а скорее инструкцией. Как видите, она свое дело сделала. – Последовал кивок в сторону новичка, с идиотским видом пялившегося на них пустыми глазами.

– Зрелище жалкое, – констатировал Донцов.

– А вам бы все критиковать! Хоть и плохонький, да из наших, из Наметкиных. По сравнению с целым он малость, пустяк, а ведь все толком сделал. И в ментальное пространство ушел, и назад вернулся, и воплотился, как следует, и даже свое новое тело сюда пригнал. Вот что значит правильная психологическая установка.

– Рисковали вы, конечно. Могли и обмануться.

– Честно сказать, я до сих пор не уверен, что все мы в сборе. Наметкин Пятый, вполне возможно, гуляет сейчас где-нибудь по Африке, а Наметкин Шестой в образе пингвина ловит рыбу в Антарктиде.

– А если без шуток, как частице души Наметкина угораздило обратиться в птицу?

– Я и сам удивляюсь… Млекопитающие произошли от пресмыкающихся точно так же, как и птицы. Все мы в чем-то родственники. По-видимому, Наметкин Третий нырнул очень глубоко в прошлое. Аж в мезозойскую эру.

– Я бы хотел уточнить насчет первой попытки покушения. Когда вы наняли киллера… Кто отключил сигнализацию?

– Я и отключил. Наметкин Первый… Да, попали мы тогда впросак. Угораздило связаться с каким-то мерзавцем.

– Почему бы сразу не послать на дело Эдгара? Дешево и сердито. Пару раз тюкнул клювом – и шланг пополам.

– Опять издеваетесь. Не очень-то красиво поднимать руку… или клюв на себя самого. У нас такого варианта и в мыслях не было. Нужда, как говорится, заставила.

– Как я, дурак, не догадался отправить поврежденный шланг на экспертизу. Ведь на нем должны были остаться микрочастички птичьего клюва.

– Мы потом про это тоже подумали. Эдгар спер шланг прямо из кабинета следователей. Они его, наверное, до сих пор ищут.

– Еще один вопрос. Откуда вы узнали о моей болезни?

– Когда началось расследование, Эдгар стал наведываться к вашему учреждению. Слух у него похуже, чем зрение, но по человеческим меркам отменный. В ваше отсутствие коллеги только про это и судачили. Дескать, сколько еще Донцов протянет…

– Понятно. Спасибо, хоть вы меня просветили.

– Поверьте, мне очень трудно дались те слова.

– Ладно… Допустим, все у вас получится. Наметкин вновь станет единым целым и сохранит способность к воплощению. Как он будет действовать дальше? Бороться с Ганешей?

– Наметкин будет бороться не с Ганешей, а с ситуацией, позволившей ариям осуществить вторжение в Европу. Для этого придется заранее подорвать их мощь, стравив между собой разные кланы. В известном нам прошлом это уже случилось. После побоища на поле Куру военная мощь ариев уже не возродилась. Погиб цвет нации, единственным устремлением которой были захватнические войны. В том прошлом, где к власти пришел Ганеша, об этой битве и слыхом не слыхивали. Герои, по достоверным сведениям погибшие на поле Куру, спокойно доживали свой век, успев взрастить многочисленное и кровожадное потомство.

– Клин, значит, будете вышибать клином, огонь тушить огнем, а зло изживать другим злом?

– Иначе и не бывает. Добро побеждает зло лишь в сказках. Факт, конечно, прискорбный, но от него никуда не денешься. Только зло ведь тоже разное. Бывает зло бесконтрольное, оголтелое. А бывает вынужденное, строго дозируемое.

– Вам виднее. Как-никак сотня жизней за спиной… Но сейчас, похоже, вы на правах статиста. Первую скрипку сыграет наш многоуважаемый хозяин. – Донцов сделал приветственный жест в сторону главного инженера, стыдливо жавшегося поближе к аппаратным стойкам.

– Случается, что техника приходит на помощь мистике, – сказал Наметкин Первый.

– Случается, – кивнул Донцов. – Но не всегда из бескорыстных побуждений. Или наш ученый друг закоренелый бессребреник?

– Деловые отношения – самые надежные, – изрек Наметкин Первый. – Наши деньги за его услуги, и никаких антимоний.

– Деньги, надо думать, немалые?

– Все, какие у нас остались. В ментальное пространство их с собой не возьмешь, а вы от своей доли отказались.

– В могилу я их тоже не возьму, – буркнул Донцов. – Кстати, а как это все будет выглядеть? Надеюсь, обойдется без кровопролития и членовредительства?

– Это уж вопрос к хозяину. – Наметкин Первый оглянулся на главного инженера. – Идите сюда, не тушуйтесь. Кое-кто хочет знать детали предстоящей операции.

Как только всеобщее внимание сосредоточилось на главном инженере, он немедленно заявил:

– В моих действиях нет ничего противозаконного. Братья Райт катали на первом самолете всех желающих. Эдисон демонстрировал фонограф на ярмарках. Почему же я не могу использовать свое изобретение сходным образом? Эпоха тоталитаризма, слава богу, миновала.

– Интересно, а Нобель тоже давал попользоваться динамитом всем желающим? – осведомился Донцов. – Впрочем, вас никто не винит. Более того, может статься, что за сходную плату вы совершите благое дело. Однако публике желательно знать, на какое именно представление куплены билеты.

– Вот передающие установки. – Главный инженер нехотя указал на громоздкое устройство, которое Донцов вначале принял за модернизированную гильотину. – Их назначение – перевести в форму электрических импульсов все то, что принято называть сознанием, а затем перебросить полученную информацию в приемник.

– Что-то я этого приемника как раз и не вижу, – заметил Донцов.

– Приемником может служить любое существо, обладающее достаточно развитым мозгом, – пояснил главный инженер.

– Мы договорились, что это будет кто-то из нас, – добавил Наметкин Первый. – За исключением Эдгара, конечно.

– Еще раз предупреждаю, что разум человека, используемого как приемник, неизбежно пострадает. Он станет составной частью проецируемого разума. Последствия этого нельзя предугадать даже специалисту, – заявил главный инженер.

– А как же остальные участники вашей операции? – поинтересовался Донцов. – Я имею в виду тех, чьи тела банда Наметкиных использовала в своих целях. Им ничего не грозит?

Абсолютно ничего. Утрата чужого сознания на них никак не отразится. Это то же самое, что сбросить вериги. Хотя они очень удивятся, оказавшись вдруг в такой обстановке. – Главный инженер обвел взглядом полутемный цех, и в самом деле похожий на кошмарное видение.

– А кого вы собираетесь назначить приемником? – спросил Донцов у Наметкина Первого.

– Это решит жребий.

– Пардон! Неприятности грозят Аскольду Тихоновичу Лукошникову, девице Доан Динь Тхи и вот этому несчастному гражданину, даже имени которого мы не знаем, а жребий будут тянуть какие-то другие, совершенно посторонние люди. Это нечестно. Заявляю как дипломированный юрист.

– Иного выхода нет, – голос Наметкина Первого сразу посуровел, а Наметкин Второй, до этого не проронивший ни звука, угрожающе лязгнул затвором пистолета, на рукоятке которого, надо полагать, красовалась дарственная надпись.

– Есть. – Донцов на всякий случай вскинул руки вверх. – Используйте вместо приемника меня. Я ведь все равно обречен.

– Э, нет! – тотчас возразил главный инженер. – Так мы не договаривались. Куда я потом дену утратившего разум милиционера?

– Раньше надо было осторожничать, еще до того, как денежки брали, – отрезал Наметкин Первый. – Предложение, конечно, неожиданное. – Это относилось уже к Донцову. – И, наверное, самое разумное. Лично я его поддерживаю. Вы теряете несколько месяцев жизни, мучительных и безнадежных месяцев, а взамен получаете шанс начать совсем иное существование. В ментальное пространство мы уйдем как единое целое, а там найдем способ разделиться. Прежде такие прецеденты уже бывали.

– Пусть хотя бы расписку напишет, – не унимался главный инженер.

– Зачем? – поинтересовался Донцов. – Вы хотите огласки?

– Огласки я не хочу. Я хочу иметь на руках оправдательный документ.

– Не валяйте дурака, а лучше послушайте мои совет. Когда все закончится, немедленно уходите отсюда, но только не через те двери, в которые я вошел. Перед этим пальните из пистолета в потолок. Вон тот товарищ его вам с удовольствием уступит. На звук выстрела сюда явится мой коллега, дежурящий снаружи. Это уж ему придется разбираться, что здесь делает дворник-пенсионер, вьетнамская эмигрантка, неизвестный гражданин, прозванный «наружкой» Крестьянином, и свихнувшийся следователь. Уверен, что дело постараются замять, а про вас никто и не вспомнит. В крайнем случае допросят разок для проформы.

– Так и быть, – сдался главный инженер, и без того оказавшийся в безвыходной ситуации. – Пусть все займут положенные места. Заодно попрошу произвести окончательный расчет.

Первым в кабину психотрона впорхнул ворон Эдгар – этакий массивный летающий зверь, одинаково боевитый и на земле, и в небе.

Наметкина Четвертого запихнули внутрь чуть ли не силой.

Прежде чем занять свои места, Наметкин Первый отдал главному инженеру все оставшиеся деньги, а Наметкин Второй – именной пистолет, прежде принадлежавший Лукошникову.

Четыре одинаковые кабинки образовали квадрат, в центр которого встал Донцов.

Шли последние секунды его земного существования. Страждущая душа покидала уже почти испепеленное тело.

Впереди ее ждала бесконечность…