Враг императора

Глава 4 Осень 1448 г. Константинополь Заботы и хлопоты

…Кого я вижу? Никак Епифан! И чего это ты мертвяками разбрасываешься?

– Привет, Мелезия, – обернувшись, с самым глупым видом отозвался подросток. – А мы тут это… гуляем.

Первым желанием Алексея было метнуть в эту так некстати появившуюся девчонку кинжал. Однако дальнейшие слова и действия Мелезии сделали сие действие не особенно нужным, уж, по крайней мере – пока. А потом – видно будет.

– Так вы побыстрее прогуливайтесь, – понизив голос, посоветовала девчонка. – И подальше от освещенных окон.

Тут Лешка был полностью согласен – тусклого потока льющегося из окна первого этажа света все же хватало, чтобы достаточно хорошо рассмотреть всю компанию.

– Хватайте, – кивнув на труп, быстро распорядилась Мелезия. – Отнесем его в кусты, за развалинами. Я пойду впереди – мало ли, кто встретится?

Над крестом церкви Апостолов висел серебристый серп месяца, несколько освещавший путь. И тем не менее Алексей с Епифаном несколько раз спотыкались, падали и, шепотом чертыхаясь, поднимали мертвое тело вновь. И тащили дальше.

– Сюда, сюда, – время от времени оборачивалась идущая впереди Мелезия.

Ловкая, худенькая и, кажется, весьма симпатичная – впрочем, это пока было не очень-то видно. Что там написал про нее прежний жилец? «Похотливая шлюха», кажется…

– Вот, здесь вполне подходящее местечко. – Девушка поджидала сообщников за углом. – Тут, за кустами, ямы, никто вовек не сунется.

– Будем надеяться, – сварливо пробурчал старший тавуллярий, запоздало коря себя за то, что ввязался в это гнусное дело, которое еще неизвестно каким боком выйдет.

Немного передохнув, Лешка с Епифаном затащили труп старика за кусты и сбросили в темноту. Булькнула вода. Действительно – яма.

– Теперь нескоро найдут, – шепотом произнесла девушка. – Ну, что? Пошли обратно.

– А куда же еще-то? – ухмыльнулся Лешка и неожиданно обернулся, посмотрев туда, куда они только что сбросили труп. Подумалось вдруг: каков бы ни был этот Созонтий при жизни, а все ж не годится вот так… как собаку.

– Давайте хотя бы молитву прочтем, – тихо предложил Епифан и тут же принялся шептать заупокойный чин. Видать – знал откуда-то.

Алексей и Мелезия молча крестились.

– Ну, новопреставленный раб божий Созонтий, – дождавшись, когда Епифан закончит, подвел итог Алексей. – Пусть земля тебе будет пухом. Крест сейчас ладить не предлагаю – опасно. А вот, чтобы где-нибудь в церкви, хоть в самой захудалой, батюшка за упокой помолился – это бы хорошо было. Не собака все-таки – человек.

– Помолятся, – кивнул Епифан. – У моей подружки брат – пономарь в церкви Апостолов.

У подружки?! Лешке показалось, что он ослышался. Какая может быть подружка у содомита? Может быть, такая же, как и он сам?

– Он прав, – на ходу заметила Мелезия. – Лариса хорошая девушка и все выполнит.

– Какая Лариса?

– Ну моя подружка же!

Однако…

Обратная дорога, естественно, заняла гораздо меньше времени, так что у Алексея сложилось впечатление, что они спрятали труп чуть ли не здесь же, за соседним домом.

Пришли…

Буяны-плотники уже угомонились, и вокруг повисла тишина, показавшаяся Лешке какой-то обволакивающей, осязаемо гнетущей… или вот – мертвой!

– Стой! Куда? – старший тавуллярий еле успел схватить Епифана за руку. Прошептал, оглядываясь: – Всем трое разом – подозрительно будет.

– Верно, – согласно кивнула девушка. – Епифан зайдет один – пусть хозяйка считает, что он только что явился, он так часто делает – задерживается у своей Лариски… А, Епифан?

– Лариса – очень хорошая и добрая девушка! – обидчиво возразил парень. – И вообще я подумываю на ней жениться!

Жениться!

– Да кто бы спорил? – Мелезия хохотнула, да так громко, что Лешка не выдержал, цыкнул на обоих:

– А ну-ка молчком! Не хватало еще кого-нибудь разбудить. Что встал, Епифан? Иди, иди, стучись в дверь, буди старуху… Хотя нет, постой. Подожди немножко, сначала – мы.

Схватив Мелезию за руку, опальный тавуллярий увлек ее на задний двор. Как пришли, прошептал:

– Видишь платан? Давай лезь. Впрочем, нет, сначала я – потом втяну тебя в комнату. Сможешь без помощи взобраться?

– Спрашиваешь! Конечно, смогу, что тут лезть-то?!

Вообще-то, как девчонка держалась, Лешке импонировало. Без всяких соплей и прочего – спокойно и деловито, даже с некоторым намеком на кураж. Интересно, что она себе думает – что это Лешка с Епифаном старика укокошили?

Быстро взобравшись на дерево, старший тавуллярий ловко полез по толстому суку в направлении к окну своей комнаты…

Ага, вот оно. Подтянуться… Столкнуть внутрь слюдяную решетку… Так!

Нырнув в комнату, Алексей быстро вскочил на ноги и, приникнув к окну, тихонько спросил:

– Мелезия, ты где там?

– Да здесь я, – тут же отозвалась девушка. – Руку дай.

Протянув руку, Лешка почувствовал теплую девичью ладошку. Ухватил покрепче:

– Тяну!

– Давай.

Оп! И оба они – и Алексей, и втянутая в окно девчонка, кубарем повалились на кровать.

– Хорошее ложе, – с усмешкой похвалила Мелезия. – Даже не развалилось.

– Просто не успело, – засмеявшись, старший тавуллярий зажег свечу.

Мелезия сидела на кровати, подтянув ноги – не просто симпатичная, а очень даже красивая молодая девушка – тоненькая, ловкая, темноволосая, с задорно вздернутым носиком и большими, обрамленными длиннющими пушистыми ресницами, глазами непонятно какого цвета – кажется, карими. Одета была не то чтобы богато, но с претензиями, по моде – красная, с золотистым шелковым шитьем по вороту и подолу туника, поверх которой – короткая небесно-голубая стола, вся в модных складках, однако не шелковая и не парчовая, а из простого сукна. Судя по одежке, девчонка за собой следила, и даже очень, однако вот денег у нее явно не хватало – браслетики на руках тоже оказались дешевыми, из разноцветного витого стекла. Ну уж конечно – богачи в таких трущобах не живут!

В дверь тихонько стукнули. Епифан.

– Вот что, парень, – задумчиво протянул Лешка. – Ты пока меня не знаешь, а я соответственно – тебя. Встретимся завтра с утра где-нибудь подальше, обсудим.

– Лучше в гавани, у рыбачьих лодок, – смешно наморщив лоб, предложил юноша. – Там довольно людно, но никто не сует нос в чужие дела.

Мелезия хмыкнула:

– Я с вами не пойду – некогда. Пока, Епифанчик, спокойной ночи! Я тоже ухожу…

– Постой, – Алексей быстро схватил вставшую девчонку за локоть. – Как раз с тобой мы и можем поговорить. У меня, знаешь ли, появилось много вопросов… Впрочем, не хочешь отвечать – не надо.

– Да уж ладно, отвечу. Ты еще здесь, Епифан?

– Спокойной ночи, – вздохнув – видно, ему очень хотелось остаться – парень осторожно прикрыл за собой дверь.

– Ну! – Мелезия вновь уселась на край кровати. – Спрашивай. Нет, подожди, сначала я спрошу. Вопрос первый и, наверное, пока единственный – кто ты?

– Ах да. – Лешка галантно поклонился. – Совсем забыл представиться – не до того было. Я – Алексей, философ из Мистры.

– Из Мистры? Ого! – Мелезия округлила глаза. – Так ты должен бы знать Плифона!

Лешка закашлялся – ничего себе! Эта девчонка, оказывается, знает, кто такой Плифон! А она не так проста, как кажется. Впрочем – даже не кажется, явно не простушка.

– Знаю ли я Плифона? – с хохотом переспросил старший тавуллярий. – Скажу, не хвастая, я был его лучшим учеником!

– Не боишься так говорить? – Мелезия внимательно посмотрела молодому человеку прямо в глаза. – У нас, в Константинополе, многие считают Плифона язычником и еретиком.

– Грустно это слышать. Впрочем, оставим Плифона, думаю, у нас найдутся более интересные темы для разговора.

– Спрашивай, да побыстрее – я вообще-то сегодня не выспалась.

– Созонтий, – быстро произнес Алексей. – Что это был за человек?

– Обычный бродяга. – Мелезия пожала плечами. – Немного разбогатевший, неизвестно с чего – так, что хватало платить за комнату. Себе на уме. Впрочем, здесь все – себе на уме.

– С чего, я не понял, он разбогател-то?

– Я ж сказала – не знаю, – фыркнула девушка. – И вообще, у нас здесь не принято слишком интересоваться соседями. Я и не интересовалась.

– Понятно… А как общее о нем впечатление? Ну, чем этот Созонтий занимался-то? Может, ты его где-нибудь встречала в городе – милостыню, там, просил или что еще. Откуда у него деньги-то?

Мелезия наморщила лоб:

– Да вроде бы не встречала… Хотя нет, пару раз видела у церкви Апостолов. Милостыню он не просил, просто стоял у паперти. Мне показалось – вроде как ждал кого-то.

– А кого, не видала?

– Ну конечно же не видала – что мне до чужих дел?! Своих забот хватает.

– А никакой опасности ты от Созонтия не ощущала? Ну, может, он приставал к кому, угрожал…

Девушка неожиданно рассмеялась:

– Угрожал?! Созонтий?! Окстись, Алексей! Как такой может угрожать? Он вообще неприметный был, ни с кем из соседей не общался, придет к ночи, да – шасть в свою комнату. Обычный старик. Не знаю, кто и почему решил с ним расправиться. А, может, он сам по себе умер?

– Ага, так ты не считаешь, что это мы его того…

– Нет, не считаю, – Мелезия тряхнула головой. – Я давно знаю Епифана – он не способен на убийство и вообще-то правдив. Так старика все-таки убили?

– Задушили. А перед этим, такое впечатление, мирно беседовали.

– Значит, душил знакомый.

– Может быть. Интересно только, почему они выбрали для своей встречи чужую комнату? Что, у самого Созонтия нельзя было встретиться? Загадка какая-то.

– Да, загадка, – задумчиво покивала девушка. – И как только ее разрешить? Слушай, закрой-ка ставни – так холодом и тянет!

Алексей усмехнулся – на улице, по его прикидкам, было никак не меньше пятнадцати градусов тепла. По местным меркам, конечно – холодно, ничего не скажешь!

Отодвинув светильник, молодой человек закрыл ставни и, подняв с пола раму, вставил ее на место. Оглянулся:

– Так – хорошо? Не дует?

Мелезия ничего не ответила – закусив губу, она внимательно рассматривала нанесенные на стену кровати надписи и рисунки. Ишь какая глазастая – увидала, надо же! Не так уж они и были заметны.

– Алексей… Ну-ка, посвети!

– Что, интересно? – ухмыльнувшись, Лешка поднес светильник поближе.

А Мелезия между тем покраснела, да так, что стало заметно и в полутьме!

– Вот гад! Ну надо же такое написать!

– Это не я, – на всякий случай пояснил старший тавуллярий. – Это до меня, прежний жилец, наверное.

– Да знаю, что прежний. Все равно – гад, хоть и нельзя плохо о покойниках. Ладно, о Епифане такое написал, но обо мне-то за что? Я ведь никогда с ним не лаялась… ну, может, пару раз только. Ух, злыдень!

– А про Епифана, выходит, верно написано?

– Да как же, верно! – взорвалась девушка. – Ты больше верь тому, что на заборах да на стенах пишут! Это не Епифан содомит, а сам Анисим Бельмо! Видала я, как он таскал к себе мальчиков с Артополиона… И он, гад, видел, что я заметила… может, потому так про меня и написал? Вот и к Епифану приставал неоднократно – тот рассказывал.

– Так, значит, Епифан не…

– Конечно же нет! Никакой он не содомит, это все выдумки этого злыдня, Анисима Бельма. Нехорошо, конечно, так говорить – но правильно, что его пришили. Думаю, из-за долгов – бабка Виринея говорила, что он не очень-то любил их отдавать. И здесь комнату не зря снял – от кредиторов прятался! Да те его, верно, отыскали…

– Вот оно как, значит…

Алексей улыбнулся – вот, наконец, хоть что-то прояснилось о прежнем жильце. И еще известие о Епифане неожиданно порадовало – все ж таки хорошо, что этот парень не содомит. Права, права Мелезия – не всегда следует верить тому, что написано.

Хитро ухмыльнувшись, Лешка решил уж заодно повыспросить, словно бы невзначай, и о самой девушке. Для начала предложил ей вина – оставалось еще в кружке.

А Мелезия отреагировала вовсе не так, как ожидал тавуллярий! Совсем даже наоборот!

Подбоченилась:

– Молодой человек, девушка, широкая постель, вино… А знаешь ли ты, что говорил о подобных ситуациях Дмитрий Кидонис?

– Не знаю никакого Кидониса! Незнаком.

– Вот как?! – Глаза девчонки вспыхнули, но тут же погасли. – Ты очень привлекательный, Алексей, – негромко произнесла Мелезия. – Я тоже недурна, и конечно же с удовольствием бы переспала с тобой… Но вот, после этой похабной надписи и рисунка… Извини – не могу! Я вовсе не похотливая шлюха!

– Но…

– Прощай! – Встав на ноги, девушка решительно направилась к двери.

– Постой! Погоди!

Мелезия обернулась на пороге:

– Нет! Спокойной ночи, Алексей. Рада была познакомиться.

– Я тоже…

Хлопнула дверь. Легкие шаги прошуршали по коридору. И все стихло.

– Ну Анисим… – Алексей яростно хватанул кулаком по столу. – Ну ты и гад!

И, вытащив кинжал, принялся соскабливать со стены рисунки и надписи.

Утром, едва взошло солнце, Алексей спустился вниз – Виринея Паскудница уже гремела посудой, готовила завтрак. Увидав постояльца, заулыбалась:

– Отведаешь яичницу, мой господин?

– Яичницу? Хорошо, пусть будет яичница.

Усевшись за дальний столик, Лешка с аппетитом поел, косясь на спускавшихся по лестнице хмурых бородатых мужиков с плотницкими инструментами в руках.

– Приятного аппетита! – вежливо кивали мужики.

Лешка улыбался:

– Утречко доброе!

– Доброе? Кому как!

Пить надо меньше! – этого Алексей не сказал, но подумал.

– Вы – наш новый сосед? – один из плотников – высокий, уверенный в себе мужчина с русыми, стянутыми тоненьким кожаным ремешком волосами и окладистой бородой – на миг задержался у столика. – Зашли бы вечерком, посидели бы по-соседски, вина выпили, познакомились.

Алексей поднял глаза:

– А вы с какой-нибудь целью приглашаете, или – от широты души?

– От широты души.

– Тогда зайду обязательно.

– Будем рады! Заглянете – спросите Прохора Богунца – это я и есть.

– А меня Алексеем зовут.

– Рад познакомиться.

– Я тоже. Обязательно сегодня зайду.

Артельщик говорил по-гречески с небольшим акцентом. Интересно, кто он? Чех? Поляк? Болгарин? А, может, и русский? Ну явно не ромей. И силен, очень силен.

Дождавшись, когда, наконец, быстро спустившись по лестнице, выйдет на улицу Епифан, новый постоялец еще немного посидел, допил вино и, простившись с хозяйкой доходного дома, решительно зашагал в гавань.

Ярко светило нежаркое осеннее солнышко, по светло-голубому небу бежали белые и палевые облака, падали прямо под ноги давно перезревшие каштаны, пахло только что выловленной рыбой и водорослями.

Обнаружив Епифана сидящим на перевернутой лодке у развешенных для починки сетей, старший тавуллярий, подойдя, уселся рядом. Народу вокруг, и в самом деле, хватало – рыбаки, какие-то мальчишки, женщины… Никто не обращал на сидевших на лодке людей никакого внимания.

– Ну, – Алексей искоса взглянул на парнишку. – Рассказывай, как докатился до жизни такой?

– До какой такой жизни? – не понял юмора Епифан.

– До такой, когда мертвяки в твоей комнате валяются! Для начала расскажи-ка о всех соседях – Созонтии, Мелезии, Анисиме Бельмо.

При упоминании последнего юноша вздрогнул и, перекрестившись, решительно заявил:

– Анисим – гад, каких мало!

– Черт с ним, с Анисимом, ты про Созонтия расскажи!

– Про Созонтия…

Ничего толкового Епифан не рассказал ни про Созонтия, ни про Мелезию, ни про кого-либо еще – так, одни общие слова. Было видно, что юноша не хитрил – ну разве что самую малость, когда речь зашла о Мелезии – просто никто в доходном доме Виринеи Паскудницы (а также наверняка и в других подобных домах) не особенно-то интересовался соседями, у каждого хватало своих проблем.

– А в городе ты тоже Созонтия не видел?

– Да видал как-то под вечер у церкви Апостолов.

– Неужто милостыню просил?

– Шутишь?! Там своих нищих хватает, чужаку живо уши отрежут.

– Ну, это понятно. Так что старик там делал, молился?

– Может, и молился. Но мне показалось – ждал кого-то.

– Ждал? А кого – не видел?

– Да нет, я не стал останавливаться – какое мне до Созонтия дело?

Вот именно – никакого! Однако какое дело Созонтию до чужой комнаты?

Епифан задумчиво взъерошил кудри:

– Даже не знаю. Нет, я вчера всю ночь об этом думал – с чего это покойничка в мою комнату понесло? Ничего так и не надумал. Слушай, а, может, его просто туда затолкнули, уже мертвого?

– Может, и так. – Алексей, кстати, тоже про это подумал – самый простой вариант, больше тут и гадать нечего. Случайно все произошло – кто-то пришел к старику, задушил, а потом спрятал труп в первой попавшейся комнате… Однако он должен был бы знать, что там никого нет. И достаточно долго не будет!

– Епифан, ты всегда так поздно возвращаешься?

– Да. Бывает, и вообще не прихожу, остаюсь у Ларисы. Ну, когда ее отец в море уходит. Матери-то у Ларисы нет, других родичей тоже, был брат, да погиб уж лет пять тому.

– И в доходном доме, значит, все об этом знали.

– Вполне могли знать – я из своих возвращений тайны не делал.

И все. И больше – ничего интересного. Даже о Мелезии – ничего конкретного, сказал только, что она – актриса, выступает на вечеринках – куда пригласят. Н-да-а-а, не густо. Уж видно, придется собирать материал самому. Хотя, конечно, можно и не собирать – какое Лешке дело до смерти нищего старика? Конечно, никакого, но… Но очень уж не нравились старшему тавуллярию разного рода творившиеся вокруг него непонятки – они обычно всегда выходили боком. Тем более что покойный Созонтий именно о нем хотел кому-то доложить… Так что нужно было разбираться и желательно побыстрей, чтоб ничего больше не отвлекало от главного дела – поиска главного заговорщика! Кстати, а Созонтий наверняка – агент. Из тех, что держат на связи все мало-мальски уважающие себя сыскари – и в том, что он доложил о новом постояльце не было ничего особенного – обязан был доложить, все так делали. И, наверное, хорошо, что доложить не успел. А плохо то, что внезапной смертью агента наверняка заинтересуются соответствующие органы. Впрочем, пока доходным домом особо интересоваться не будут – старик ведь вроде бы просто исчез! А куда – неизвестно.

Вечером, как и обещал, старший тавуллярий спустился на первый этаж, к плотникам. Утрешний знакомец Прохор Богунец встретил гостя с улыбкою:

– Проходи, проходи, друже, знакомься! Это наш казначей, Феодор, это – Панкратий с Терентием, там – Николай…

Алексей, в свою очередь, тоже представился, как всегда обозвавшись философом из Мистры.

Выпили, закусили…

Экий человек этот Прохор – держится, словно вельможа! Не скажешь, что плотник.

Вино оказалось неразбавленным, крепким, живо шибануло в голову, и не одному только гостю. Хозяева тоже оживились, разговорились, обсуждая свои дела.

– А я говорю, этот смотритель дорог больно уж хитрый малый!

– Должность у него такая, Терентий.

– Должность должностью, а все же нет у меня ему веры. Как бы не объегорил!

– Да пусть только попробует!

У гостя же был к хозяевам свой интерес.

– Прохор, а вы давно здесь обретаетесь?

– Здесь? Да с лета. – Артельщик усмехнулся и налил в кружки вина из большого глиняного кувшина. – Утром на работу выходи – где мост какой подлатать, где леса сколотить, где что. Обедаем там – сюда только ночевать и являемся, ну и по праздникам еще, бывает, попоем песен.

– И так же со всеми жильцами знакомились, как вот сейчас со мной?

– Знакомились, так… Мы ведь, знаешь, народ незлобивый, всю жизнь вместях привыкли. Ну девчонку, Мелезию, к себе не зовем – все ж у нас народ грубый, а Мелезия славная такая девчоночка – всегда улыбнется, поговорит, душа-девка! Да ты ее, верно, видел, на твоем этаже живет – красавица, любо-дорого посмотреть, однако – и скромница, честь свою блюдет.

– А чем занимается?

– Да бог ее знает. Мы не интересовались. Живет и живет себе.

– А другие соседи как? – не отставал старший тавуллярий.

– Да по-разному. – Прохор пригладил бороду. – Парнишку молодого, Епифана, мы сюда тоже не кличем – молодой ишо, неча к хмельному с младых лет привыкать, а вот других соседушек звали – да те все нос воротили, брезговали, видать! А ты, Алексей, сразу видно – наш человек, хоть и философ!

– За других так скажу – сволочи! – подал голос сидевший рядом Терентий, молодой вислогубый парень в меховой телогрейке. – Рожи – как у висельников, что у одного, что у другого. Одного, говорят, в драке прирезали, другой, Созонтий, вроде как недавно исчез.

– Как так исчез? – напрягся Лешка. – С чего бы это вдруг тут людям исчезать?

– Да так… Бабка Виринея жаловалась – обещался, мол, Созонтий, сегодня с утра зайти, за прошлую неделю расплатиться – так что-то не зашел, вообще носу не кажет.

– Видать, денег нет, – старший тавуллярий махнул рукой. – А ну-ка, ребята, выпьем!

– Вот! – одобрительно расхохотался Прохор. – Я же говорил – наш человек!

Допив кувшин, послали самого молодого – Терентия – за вином, в который раз уже. Вообще, Лешка заметил, что Терентия тут не очень-то уважают, так, терпят просто, а тот лебезит, услужить старается. Спросил:

– Он что у вас, каждый раз бегает?

– Да ему в охотку – Мелезка уж больно нравится, вот и стережет – вдруг да та покажется!

А вот эти слова гостю очень даже не понравились. Нет, не то чтобы взревновал – к кому, чай, Мелезия ему не жена, да и вообще они едва знакомы – а все же… Все же какое-то не очень хорошее нахлынуло чувство. Лешка помнил: вот раньше, еще в той, прошлой жизни, сидишь, бывало, в сельском клубе на лавке, на девок глазеешь, ждешь не дождешься медленный танец, чтоб пригласить, а, как заиграет, наконец, музыка, ноги, словно ватными делаются, и такое дикое нахлынет вдруг смущение, что и с места не встать. Пока решаешься, видишь вдруг, как какой-то прохиндей – и откуда такой только взялся? – к присмотренной тобою девчонке – шасть! Позвольте, мол, пригласить – а та не отказывает, с чего бы?! И такая обида нахлынет – вот, как сейчас, хоть и, казалось бы – не с чего.

Интересно, было что-то у этого Терентия с Мелезией или нет? Алексей покачал головой – в конце-то концов, ему-то какое дело – было или нет? И все же… Спросить у самой девчонки? Пошлет куда подальше с такими вопросами – и правильно сделает.

А пирующие плотники между тем затянули песню, да не простую – любовную:

Голова кружилась, и вдруг сильно захотелось спать – вот, что неразбавленное вино с людьми делает!

– Ну, пойду, пожалуй, – Алексей поднялся со скамьи. – Прощайте, други. Приятных вам снов.

– И тебе удачи! – захохотал Прохор.

Простившись, Лешка первым делом спустился под лестницу, в уборную, после чего долго умывался под рукомойником во дворе. Видел, как мимолетным виденьем прошмыгнула мимо Мелезия, хотел было крикнуть – да девчонка уже убежала в дом.

Махнув рукой, Алексей постоял немного на улице, подставив мокрое лицо свежему морскому ветру. Моросил дождь и это неожиданно было приятно. Темнело, хорошо так темнело, не как вчера – с месяцем и звездами – на этот раз куда как плотнее, беспросветнее.

Порыв ветра швырнул за шиворот воду с ветвей раскидистой ивы. Лешка поежился и быстро зашагал в дом. Хозяйка, бабка Виринея, как всегда, дремала в углу в старом кресле. В очаге догорали поленья, распространяя приятное тепло, пахло подгоревшей кашей, молоком и прогорклым оливковым маслом.

Поднявшись до середины лестницы, старший тавуллярий вдруг замер, услыхав наверху, в коридоре, какую-то возню. Прислушался:

– Пусти!

Голос Мелезии!

– Ну, пусти же!

В ответ что-то сопливо загундосили.

– Отстань, хуже будет!

Тут же послышался хлесткий звук удара и приглушенный мужской вопль. И сиплый рык:

– Ах ты, сука! На!

– Ай…

Похоже, девчонке заткнули ладонью рот. Скотина – кто б ты там ни был! Нельзя так с женщинами…

В два прыжка Алексей оказался в коридоре. Темно – хоть глаз выколи, лишь какая-то возня в дальнем углу. Черт, и как же тут вмешаться-то?

А так!

– А ну, что тут делаете, а?! – нарочито громко воскликнул Лешка непререкаемым тоном бескомпромиссного борца за общественную нравственность.

– Что делаю, то и делаю, не твое дело, – злобно отозвался чей-то молодой голос. – Проходи, давай, пока цел.

– Прохожу!

– Вот так-то лучше…

Пройдя мимо, Лешка зашел в свою комнату, взял тлевший светильник, от которого тут же зажег свечу и, снова выйдя в коридор, поставил ее на пол.

– Эй-эй! Ты что делаешь?

Терентий!

И схваченная им в охапку Мелезия. Ого! Он уже успел ее связать – ишь, догадался прихватить веревку, гад.

Не говоря ни слова, Алексей наклонился к свече… и, резко подпрыгнув, ударил Терентия ногой в бок.

Парень завыл, выпустив девушку, в руке его блеснуло широкое лезвие ножа…

Лешка дернулся влево… И сразу вправо – ну, разве ж поможет нож этой деревенщине? Да что там нож – в таких условиях и сабля бы не помогла.

Раз!

Удар по руке…

Нож со звоном упал на пол.

Два – захват…

– У… Пусти, собака!

Три! – перехват на изгиб. Теперь с силой нажать…

– У-у-у-й-я-а-а-а!

Вот это вопль!

– Тихо, не кричи, соседей разбудишь. Руку сломать?

– Да я…

– Как хочешь…

– Ой-й-й… Не надо-о-о!

– Ах, не надо? А ну заткнись. Теперь слушай меня. – Алексей произносил слова зло, отрывисто, словно бы всаживал в твердое бревно гвозди. – Заруби себе на носу, я могу сделать с тобой все, что хочу – в любое, удобное для меня время. Надеюсь, ты в этом убедился? Убедился? Не слышу?!

– Да-а…

– Сейчас я отведу тебя к Прохору…

– Ой, не надо к Прохору… Вообще не надо никому ничего говорить. Я больше не буду, клянусь.

– Чего не будешь?

– Приставать к этой гадине!

– Эй, выбирай выражения, ублюдок! – тут же подала голос Мелезия. – Алексей! Дай-ка я ему хорошенько тресну! Покажу тебе один удар – после него обычно мужчины уже не могут любить…

– Эй, эй. – Терентий опасливо дернулся. – Уйми ее, Алексей, уйми! Я же сказал, что больше не буду.

– Я верю, что не будешь, – засмеялся Лешка. – Давай, греби отсюда. И помни – это я тебя защитил!

Он с силой оттолкнул Терентия от себя, и незадачливый насильник, подхватив упавшую на пол шапку, скуля, побежал к лестнице.

– Ну вот, – улыбнулся старший тавуллярий. – Нажили себе вражину.

– Да ну его, – Мелезия отмахнулась. – Его артельные за дурачка держат. Не уважает никто. Вот пожалуюсь завтра их главному, Прохору…

– Зайдешь? – кивая на свою дверь, с улыбкой осведомился Алексей.

– А ты рисунки похабные стер?

– Не только рисунки, но и надписи.

– Тогда пошли, чего тут стоять-то?

Логично.

Галантно пропустив гостью, старший тавуллярий захлопнул дверь и заложил ее на засов. Обернулся и ахнул – Мелезия уже сбросила на пол столу и теперь стягивала тунику, обнажая пленительные изгибы великолепно сложенного тела. Стройные бедра, тонкая – очень тонкая – талия, плоский живот с темной ямочкой пупка, небольшая, но изящная, грудь…

– Ну? – отбросив тунику, девушка провела себя по бедрам и с улыбкой взглянула на Лешку. – И долго ты там будешь стоять, словно языческий истукан?

– Недолго…

– Ты не думай, я не «похотливая шлюха»… Просто хочется отдохнуть, а ты – красивый и добрый парень…

Обняв девушку, Алексей прижал ее к себе, и, погладив по спине, крепко поцеловал в губы…

– Ах… – прикрыв глаза, тихо застонала Мелезия…

Они услаждали друг друга почти до самого утра, и сладострастные стоны, и скрип кровати, были слышны, казалось, на весь дом.

– И пусть! – задорно смеялась девчонка. – Пусть все нам завидуют…

– Ты потрясающая девушка, Мелезия.

– Знаю, ведь я же актриса. А ты…

Мелезия провела пальцем Лешке по носу и, показав язык, сообщила:

– Ты – совсем не тот человек, за которого себя выдаешь!

– Что?! – Алексей чуть не упал с ложа. – Как это…