…Чересчур
Умна Медея – этим ненавистна
Она одним, другие же, как ты,
Опасною ее считают дерзость.
…Музаффар!
Да-да, это был Музаффар, Алексей сразу узнал его и поспешно отвел взгляд. Нехорошее предчувствие охватило старшего тавуллярия и он вдруг поймал себя на мысли о бегстве. Ну, вот так, как черный колдун Креонт, умчаться на горячем коне в звездную ночь! Почему они схватили парнишку? Кто-то плетет интриги против Гульнуз-ханум? Да, видимо, так и есть, а, значит, под ударом и он, Алексей, ведь мальчишка расколется, непременно расколется, если начнут пытать.
И тогда вылезет вся правда. А что бывает за преступную связь с ханской женой – трудно даже представить!
– Кажется, этот парень – слуга почтеннейшей Гульнуз-ханум, – поравнявшись с Али, небрежно поинтересовался Лешка. – Или мне кажется?
– Нет, тебе не кажется, руми, – Али громко расхохотался. – Это и есть слуга Гульнуз-ханум Музаффар! И знаешь, за каким занятием его застали?
– Неужели – за скотоложеством?
– Хуже! Он целовал ханскую танцовщицу Нашчи-Гюль!
Алексей чуть было не споткнулся. Музаффар целовал Настю?! Вот это новость! Интересно, при каких же это обстоятельствах? Впрочем, интересно вовсе не это, а то, что еще узнает Сейид-Ахмет, когда допросит мальчишку! Хотелось бы знать, когда он начнет допрашивать? Хотя… Наверное, пора уже давно покинуть эту гостеприимную орду – и, чем раньше, тем лучше!
– Постой, великий хан!
В свете луны бросилась чуть ли не под копыта коня стройная девичья фигурка. Настя! Откуда она взялась здесь? Как вырвалась из охраняемого воинами шатра?
– Нашчи-Гюль? – Сейид-Ахмет остановил коня и, гневным жестом велел привести пленника.
Несчастный Музаффар с плачем упал на колени, а вместе с ним и Настя:
– Выслушай меня, великий хан!
– Нет! – хан дал знак воинам, чтоб проезжали, оставив возле себя только самых верных своих стражей во главе с молодым сотником Али. Ну и Лешка чуть подзадержался, спрятавшись за копной сена. Слышно было хорошо, правда, видно – не очень.
– Этот недостойный выкормыш тебя целовал? – грозно вопросил хан.
– Да, – тут же отозвалась девушка. – Я сама попросила его.
– Попросила?!
– Да. Хотела тебя удивить и порадовать, великий государь.
– Порадовать?!
Такое впечатление, что Сейид-Ахмету просто уже не хватало слов. Да и зла – тоже.
– Ну, удивить – удивила, так… Но – порадовать? В чем здесь моя радость?
– Не здесь, великий государь… Я знаю – ты любишь Низами… Вот мы с Музаффаром и готовились. Играли. Я была Лейли, а он – Меджнун! Руми называют это – театр. Я хотела приготовить это для тебя, мой повелитель!
– Театр? – все еще недоверчиво, но уже безо всякого гнева переспросил хан. – То есть ты хочешь сказать… – Повелитель татар явно повеселел. – Я правильно понял?
Танцовщица поднялась с колен:
– Чтобы развеять твои сомнения, государь, мы с Музаффаром сейчас изобразим все для тебя… О, каких трудов мне стоило уговорить этого мальчика!
– Изобразить? – Сейид-Ахмет удивился. – Читать Низами, вот здесь, при луне и звездах?
– В том-то и дело, государь – при луне и звездах…
– Ну что же… Послушаем! – Великий хан спешился и уселся прямо в траву, скрестив ноги. И вся свита поспешно последовала его примеру.
– Ну! Начинай, Нашчи-Гюль!
Окаймлено пыланьем светло-синим,
Полнеба красит светом апельсинным!
Чисто и неожиданно громко – на всю ночь – прозвучал нежный голос Насти.
Лейли подставит золоту чело,
Чтобы зарделось, нежно и светло…
Детским фальцетом вторил ей Музаффар:
И многие всем сердцем засмотрелись
На девственную утреннюю прелесть!
Лешка – а, наверное, и Сейид-Ахмет тоже – не знал, что и думать: то ли, ловко выкручиваясь, врет Настя, то ли и в самом деле готовилась сделать хану сюрприз. А мальчика-то ведь тоже знает текст… Значит, действительно – репетировали? Похоже, так.
Чистые юные голоса озаряли ночь волшебными строфами Низами. Ярко сверкали звезды и круглая медно-оранжевая луна вполне заменяла солнце.
– Ну хватит, уже поздно, – наконец поднялся на ноги великий хан. – Дослушаем и досмотрим завтра… А ты молодец, Музаффар! Никак не ожидал в тебе такого таланта!
– О великий государь! – оба – Музаффар и Настя – снова упали на колени.
Сейид-Ахмет негромко рассмеялся:
– Вставайте, вставайте, хватит кланяться. Али! С утра поедете с Музаффаром в мои табуны – пусть выберет себе любого коня, который понравится!
Хан тронул поводья, и вся свита понеслась вслед за ним по залитой лунным светом степи к видневшимся невдалеке вежам.
– О, не знаю, как и благодарить, великий хан! – запоздало закричал Музаффар.
Впрочем, его никто уже не слушал. Даже Настя – та-то поехала с ханом, ловко взобравшись на коня какого-то нукера.
– Музаффар! – Алексей быстро догнал мальчишку. – Ты, оказывается, любишь стихи?
– До этого не любил. – Музаффар обернулся. – Нашчи-Гюль научила. Она очень добрая, Нашчи-Гюль. И красивая…
Парень мечтательно прикрыл глаза и потом только опомнился:
– Ой!
– Не одному тебе нравится Нашчи-Гюль, – хохотнул Лешка. – Многим. Однако есть и те, коим ее красота отнюдь не по нраву!
– Да, я знаю! Моя гос…
– Я понял, про кого ты хотел сказать, Музаффар, – Алексей на ходу наклонился, цепляя ладонью верхушки травы – как когда-то в детстве. – А ты хорошо читал!
– Правда?!
– А твоя госпожа отнюдь не относится к разряду добрых. Молчи, молчи – я же вижу. И как она только разрешила тебе встретиться с Нашчи-Гюль?
– Она… она сама послала меня, господин! Нашчи-Гюль сказала – вы хороший человек. А я скажу так – опасайтесь моей госпожи – она зла, хитра и коварна.
– Почему ж ты ей служишь?
– Я ее раб, господин. А Нашчи-Гюль… Нашчи-Гюль в большой опасности. Гульнуз-ханум велела мне следить за ней. Думаю, что не только мне. О, она задумала злое!
Резко остановившись, Алексей взял мальчишку за плечи:
– Послушай-ка, Музаффар! Ты действительно хочешь добра Нашчи-Гюль?
– О да! – истово отозвался парнишка. – Больше всего на свете!
Лешка про себя усмехнулся: а ведь, похоже, Сейид-Ахмет вовсе не напрасно подозревал эту парочку – тут не только театром пахнет. Нет, до секса у них вряд ли дошло, так, детская влюбленность… Но и то – грех.
– Тогда ей нужно помочь! Что с ней собирается сделать Гульнуз?
– Что-то очень нехорошее… вчера я тайно приводил к ней старую Саиду, мать Хакима-Безумца… Я… я догадываюсь, что задумала Гульнуз-ханум, но не знаю, что делать? Как ей помочь?
Музаффар шмыгнул носом и тяжко вздохнул.
– Давай, подумаем над этим вместе, – оглянувшись, негромко предложил Алексей, увидев, какой радостью и надеждой вспыхнули вдруг карие глаза мальчишки!
Это было заметно даже при свете луны. Видать, юный раб и в самом деле испытывал к Нашчи-Гюль какое-то светлое чувство. Тем лучше…
– Присядем… – Лешка уселся в траву, под кустами, почувствовав, как притулился рядышком Музаффар. – Ну, рассказывай все, что знаешь, парень! И – в самых мельчайших подробностях.
Хаким-Безумец был местным сумасшедшим, так сказать, повернутым на самой гнусной похоти. Чрезвычайно сильный, он все дни напролет проводил, сидя на крепкой цепи, слушался только свою мать, старуху Саиду, и использовался на самых тяжелых работах. Вот этого Хакима Гульнуз-ханум и собиралась использовать для засады.
– Жестоко, но глупо, – тут же прокомментировал Алексей. – Да, Нашчи-Гюль придется несладко, но выглядеть она будет, как случайно пострадавшая сторона. Боюсь, симпатии великого хана к ней лишь только усилятся – и это не может не понимать Гульнуз, она ведь далеко не дура. Давай-ка подробности, дружище Музаффар! Где и когда планируется нападение безумца?
– Даже не знаю… Ой, хозяйка ж велела мне узнать, где именно купается по утрам Нашчи-Гюль!
– Ого! Она даже купается! – удивился Лешка.
– Государь разрешил ей.
– И не боится, что убежит?
– Куда? – Музаффар с горечью покачал головой. – Кругом степь, народу полно всякого, к тому же ногайцы рядом. Без защиты великого хана Нашчи-Гюль любой встречный обидит – и она это знает.
– Ну, вообще – да, – старший тавуллярий согласился со словами невольника. – Так ты узнал, где Нашчи-Гюль купается?
– Да… – парень поник головою. – И уже поведал хозяйке. Она ведь не только одного меня посылала…
– Ясно!
Алексей пока мог лишь предположить, надеяться на то, что Гульнуз-ханум не приведет в действие свой коварный план вот уже сегодняшним утром. Нет, не должна бы, да и Музаффар свидетельствовал о том же. Не все еще было готово у ханши, не все.
Дождавшись рассвета, старший тавуллярий попросил Музаффара показать ему место купальни – и мальчишка отвел его к песчаному пляжу близ ивовых зарослей. Прозрачная вода, светло-желтый мелкий песочек, кувшинки в расположенном чуть ниже по течению омутке. Красота, тишина, спокойствие!
А вот там, в кустах, можно спрятать Хакима-Безумца. А потом спустить с цепи: фас!
И куда денется жертва? А вот туда – во-он по той тропке, тут один путь… Ха! Почти прямо к причалу. Голой!
Со стороны причала вдруг послышались голоса, потянуло дымком. Караванщики-персы! Еще не ушли – Карвадж ждет, когда Сейид-Ахмет купит у него все барки на доски. Пока торгуются – а на востоке это дело небыстрое. Интересно, с чего бы это караванщики так далеко отошли? Или кто-то присоветовал им это место? А ведь неплохо придумано, надо отдать должное Гульнуз – вот уж, действительно, не дура! Нашчи-Гюль спускается к реке, раздевается, накупавшись, вылезает на берег – в этот момент выпускается Хаким-Безумец, по воде Насте не убежать – мелко, да и некогда – один путь, по тропинке к причалу – а там караванщики, а она – голая… Между тем Хаким убирается обратно – какой-такой безумец? Нет никакого безумца и не было! А чего Нашчи-Гюль голышом к караванщикам побежала? Так ведь, известно, чего – все они такие, танцовщицы! Ах, какой позор для великого хана!
И тут было бы очень хорошо, вполне в тему, если бы как раз в этот момент где-нибудь появился б… ну, если и не сам государь, то кто-нибудь из его приближенных. Вот конфуз-то! Еще какой! Бедная, бедная Настя.
Рассуждая таким образом, старший тавуллярий подошел к караванщикам:
– Салам!
– Салам, – недружелюбно сверкнули глазами косматые гребцы-корабельщики, больше похожие на абреков.
Жарко горел костер. Двое голых матросов ловили в омуте рыбу.
– Что, они каждый день тут ловят?
Не дождавшись вразумительного ответа, Лешка плюнул и направился к лагерю плотников. Так уж вышло, что Прохор Богунец заметил его еще издали и, что-то бросив своим, тут же зашагал навстречу.
Алые хлопья заката уже стекали в воду золотисто-багряными каплями, красное утреннее небо сменялось сверкающей лазурью жаркого летнего дня. Ожидавшие разбора барки маячили у причала огромными черными тушами, чуть ниже по реке, в камышах, клубился густой туман.
Едва поздоровавшись, Прохор сразу стал жаловаться на своих артельных – дался им, мол, этот Сарай! Ну, чего там делать-то? Заработки большие? Что-то не больно-то верится. На Русь, на Русь надо идти – уж там-то дело верное.
– Это Мехметка-лодочник их смутил. Он, прощелыга! Не знаю теперь, как и быть? – Прохор с горечью развел руками. – А ведь такая артель сложилась! Жаль, если уйдут.
– А ты сам-то с ними в Сарай не собираешься?
– Упаси Боже! – артельщик размашисто перекрестился. – Что я в том Сарае не видел? Послушай-ка, Алексий, – а ты ведь глаголил, что тоже на Русь хочешь? Так?
– Так.
– А мы ведь вдвоем не дойдем – иное дело, артелью. Мелкие шайки – как шавки разбегаться будут, а крупных сейчас в Диком поле нет, Сейид-Ахмет всех приструнил. – Оглянувшись по сторонам, Прохор понизил голос: – Ты б, Алексей, мне подсобил маленько с артелью. Ну, напугал бы их, что ли, чтоб они в этот чертов Сарай не ездили, а?!
– Напугать, говоришь? – Лешка задумался и вдруг в озарении хлопнул себя по лбу. – А что, идея хорошая! Только обо всем надо конкретно помыслить. Путь хорошенько продумать – вдруг будет погоня?
– Да кому мы нужны?
– И все же.
Мысль, возникшая вдруг в бритой голове «ученейшего путешественника руми», оформилась в некий план уже после полудня, когда Алексей услыхал от Музаффара, что великий государь Сейид-Ахмет завтра поутру собрался лично уладить с Карваджем все торговые дела. Хитрый перс лично пригласил его на причал – проследить за началом разбора барок, что уж без обману, ну и заодно отведать всяких вкусностей под большим, натянутым на высоких шестах балдахином. Место для балдахина через своих людей подсказала купцу Гульнуз-ханум. Удобное было место – и обзор оттуда открывался прямо отличный! Кстати, и караванщики переместились к омуту по тайной воле ханши. Все, таким образом, уже было готово. Осталось только ждать. Чуть-чуть, совсем немного.
Когда уже начинало темнеть, Алексей спустился к реке, выкупался и теперь ждал. Ага, вот мимо пробежал Музаффар.
– Сказал? – негромко окликнул его Лешка.
– Да. – Мальчишка закивал головой, заулыбался. – Ух, как напугались все эти плотники! Видать, не очень-то им охота в невольники.
Ну еще бы! Так ведь тут частенько случалось – заманивали вольных людей в Сарай, а там обращали в самое жесткое рабство! Об том не только Музаффар рассказывал, но и многие караванщики (заранее подкупленные ушлым Прохором Богунцом).
– Не забудь напомнить все Насте!
– Не забуду, мой господин…
Музаффар убежал, а Лешка посмотрел в небо, уже не голубое – лиловое с пока еще не очень яркими россыпями звезд. Ничего не поделаешь: все было готово, и теперь оставалось лишь только самое гнусное – ждать. Хорошо хоть – недолго.
Еще немного выждав, старший тавуллярий быстро зашагал к дальней барке. Оглянулся – ночь уже вступала в свои права, черная, глухая и властная. Лишь медная луна и звезды отражались в темных водах реки, и тихо было кругом, и тепло, и – почему-то – страшно.
– Мы здесь, Алексий, – шепотом позвал Прохор, и Лешка быстро спустился в привязанный к борту барки разъездной челнок. Шевельнулись весла…
– С нами татарин поплывет? – разглядев Алексея в свете луны, удивленно воскликнул кто-то.
– Спокойно! – усмехнулся Прохор. – Это наш, свойский татарин.
– Ну ежели свойский…
– Гребите, парни, да не болтайте лишнего!
– Сами понимаем – не дураки!
Движимый тремя парами весел челнок ходко отвалил от причала и, достигнув примерно середины реки, круто повернул к берегу. Обвязанные тряпками весла не тревожили волн, челн двигался неслышно, как призрак.
– Сюда! – разглядев вспыхнувший на берегу светлячок, шепнул Прохору Алексей.
Тот налег на рулевое весло… Еще пара гребков – и лодка мягко ткнулась носом в берег. Зашуршали по бортам камыши… огонек погас.
– Кто? – спросил в темноту Лешка.
– Свои! – отозвался знакомый голос.
Настя и Музаффар быстро влезли в челн, и артельщики, ходко работая веслами, погнали лодку вниз по реке.
Они плыли всю ночь, и все утро, и лишь в полдень, заметив конный разъезд, пристали к противоположному берегу.
– А ведь, кажется, выйдет! – оглядывая широкую реку, тихо засмеялся Прохор.
– Если не догонят нехристи! – резонно заметил кто-то из артельных. – Ну да Господь милостив.
– Верно – Бог не выдаст, свинья не съест!
– Эх, сейчас бы поспать, братцы!
– Ладно, – подумав, Прохор согласно махнул рукой. – Спите. – Потом повернулся к Лешке и добавил: – А мы пока подумаем, как быть дальше, погоня-то наверняка будет! Девка-то с парнем – поди, беглые?
– Беглые. – Алексей не стал спорить.
– Вот-то и оно-то… Умаялись, бедняги! – Артельщик кивнул на Музаффара с Настей. Поднявшись чуть выше, они уже спали в высокой траве.
– Думаю, лучше будет проплыть еще несколько дней – запутаем следы. Если будет погоня, так нас на Большебазарной дороге искать станут.
– То верно.
Махнув рукою, старший тавуллярий поднялся на высокий берег, полный медвяным запахом трав. Бескрайняя степь, кое-где прерываемая редколесьем, тянулась до самого горизонта. Изумрудный океан трав, тронутый желтыми звездочками лютиков, голубовато-синими россыпями колокольчиков и васильков, лиловым многоцветьем фиалок. И над всем этим – ослепительное ярко-голубое небо. И редкие белесые облачка. И солнце.
– Алексей!
Лешка обернулся, и усталая улыбка тронула его покрытое загаром лицо.
Настя! Девушка догоняла его, в синем узком халате и зеленых шальварах, и заплетенные в толстую пшеничную косу волосы били ее по плечам.
– Я хочу… – Запыхавшись, девушка опустилась в траву, и молодой человек тут же уселся рядом. – Хочу поблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал…
Обняв несколько оторопевшего парня за плечи, красавица Нашчи-Гюль с жаром поцеловала его в губы. Потом оторвалась, улыбнулась… И принялась целовать снова, уже не отрываясь…
Сладко пахло клевером. Щебетали птицы…
Сброшенный халат улетел далеко в траву… туда же отправились и зеленые шелковые шальвары. Распустив волосы по плечам, Настя напоминала в этот момент нагую луговую нимфу, не хватало только венка из васильков или одуванчиков. Нет, с венком, пожалуй, пока можно и подождать…
Алексей застонал, лаская стройные бедра, прикоснулся языком к восхитительно юной груди…
Девушка затрепетала, отдавая любовнику весь пыл молодости и любви…
Высоко в небе, зорко высматривая добычу, парил коршун.
– Ты… – улыбнувшись, тихо произнес Лешка. – Ты – волшебница, Настя! Клянусь, мы уйдем, и не страшна нам никакая погоня! Обхитрим, обманем!
– А погони не будет! – на полном серьезе вдруг заявила Настя.
– Как это – не будет? – Алексей удивленно посмотрел на беглянку. – Ведь и ты, и Музаффар…
– Мы с Музаффаром сегодня же возвратимся в Орду! Вот только чуть отдохнем. А вы… вы идите шляхом – никто вас не тронет, кому вы нужны?
– Вернетесь?! – Старший тавуллярий не верил своим ушам. – Но ведь там вас ждет верная смерть!
– А вот и ошибаешься! – Настя неожиданно рассмеялась. – Эта змея Гульнуз просто сумела нанести первый удар. Спасибо, ты предупредил, выручил… Ее ведь там никто не любит, эту злобную гадину! И все будут рады… Не думай, не только Музаффар на моей стороне, но и Хасия с Зухрой, и сотник Али, и много еще кто! Я не теряла времени даром.
– А Русь? Как же Русь? Родина? Неужели не тянет?
– А кому я там нужна?! Холопка! Все родичи мои погибли, никого не осталось. Ну подумай сам – какова будет там моя доля?
– А здесь…
– А здесь – совсем другое! Многие жены беков – русские, польки, литвинки – скучно мне не будет. К тому же, – девушка плотоядно усмехнулась, – Сейид-Ахмет – очень красивый и вальяжный мужчина, да еще и весьма не глуп. И еще он – великий и могучий государь! Ни капли не сомневаюсь, что займу при его дворе положенное мне место, пусть даже я и не девственна! О, Сейид-Ахмет мудр и все хорошо понимает. Мы с Музаффаром уйдем сейчас. Надеюсь, вы дадите нам челн? Он вам теперь без надобности, – Настя проворно натянула халат и шальвары, и тут голос ее дрогнул: – Еще раз благодарю. За все!
Поцеловав Лешку, девушка быстро зашагала к берегу. Красавица Нашчи-Гюль – любимая наложница хана. А может, вскоре – жена? А ведь станет, станет – энергии и ума ей не занимать. А впрочем, может, это…