Вперед в прошлое 8

Глава 2 Герой приходящей эпохи

Вот и конечная — практически примыкающий к рынку автовокзал. До чего же он маленький по сравнению с московскими! Да и сам город — крошечный. Едва глаза сомкнул — уже проехал его. Зато тут почти лето, платаны листья не сбросили, тополя так и вовсе зеленые. Еще, поди, некоторые смельчаки в море купаются, вода, конечно, остыла, но градусов до восемнадцати. Вот бы сейчас послать все к чертям и к-а-а-ак занырнуть!

Народ устремился к выходу, шурша пакетами, грохоча и гомоня. Моя соседка — тоже, заполняя собой проход между рядами.

Меня должны были встречать бабушка и Каналья, я выглянул в окно, но на освещенной платформе их не было, а в темноте что-либо разглядеть невозможно. А может, они с другой стороны автобуса, но этого не видно из-за толпящихся в проходе людей

— Ай, нога! Осторожнее! — взвизгнула какая-то женщина.

— Пропустите! У мэня сумки! Проще будэт, — кто-то с кавказским акцентом.

Старушечий голос:

— Ну куда вы все ломитесь!

Не видя смысла толкаться, я приготовил рюкзак, лампу и собрался тащить сумку с кофе, и тут в окно постучали. Я обернулся, увидел улыбающуюся Гаечку, и на губах сама собой возникла улыбка. Чуть дальше подпрыгивала Алиса и махала мне рукой, рядом скакал Борис. Парни: Илья, Ян, Каюк, Кабанов, Памфилов и Димоны вели себя более сдержанно, но тоже радовались, вертели головами, тыкали в автобус пальцами. Видимо, они раньше стояли в тени, вышли, и я их увидел. Вот уж не ожидал, что ради встречи со мной они проехали ночью через весь город. А ведь могли просто тихо-мирно ждать во дворе Ильи — собираться-то теперь негде.

На мгновение друзей скрыл людской водоворот, и захотелось рвануть им навстречу, обнять каждого. Дома. Вот теперь я дома! Аж сердце зачастило. И грусть от расставания с дедом, и усталость от поездки уступили место ожиданию встречи.

А народ все выходил и выходил из автобуса, словно он был резиновым. Вдалеке я заметил спешащих меня встречать Каналью, бабушку, Наташку… и маму, плетущуюся следом, видимо, ей не хотелось соприкасаться с Канальей, и она держала дистанцию. Бабушка и сестра выглядели радостными, мама — озабоченной, вид у нее был такой, словно она в уме перемножала многозначные числа.

Надо же, меня встречают, как кинозвезду! Приятно, черт побери! И особенно неожиданно, что приехала мама, что совершенно на нее не похоже. Если есть возможность переложить что-либо на кого-то другого, она это сделает. А теперь есть — на бабушку. Неужели и правда соскучилась? А значит, она любит меня, пусть и странною любовью.

А еще произошло четкое разделение, стало ясно кто кого считал семьей: Наташа встречала меня вместе с мамой и бабушкой, Борис предпочел компанию друзей.

Наконец стало посвободнее, и в салон против движения втиснулся Каналья. Прям не узнать в нем бича, которым он был весной! Помолодел, порозовел, подтянулся, движения плавные, никогда не скажешь, что этот человек на протезе. Ну и одет как щеголь, с иголочки. Или он все не свыкнется с мыслью, что мама его отвергла, и распушает перед не перья: смотри, мол, от чего отказываешься⁉

— Помочь? — спросил Каналья и, не дожидаясь ответа, поволок мою сумку к выходу.

Я вышел с завернутой в полотенце лампой Аладдина, словно с магическим жезлом, разгоняя толпу криком:

— Осторожно! Хрупкое! Разобьется — обольет краской!

Как ни удивительно, расступались, не напирали на меня спинами.

Мы остановились возле багажного отделения, ожидая, когда водитель достанет мой груз. На меня сзади налетела Наташка. Повисла, поцеловала в щеку.

— Брателло! — Она отстранилась, схватила меня за щеки — пришлось убирать ее руки. — Как же я рада, мамочки!

— Как там Шевкет? — спросила бабушка, но Наташка продолжала меня тискать, и я никого не видел и ни в чем не мог участвовать.

Отметил только, что мама замерла в отдалении — видимо, не хотела подходить из-за Канальи. Непонятно, что там между ними произошло, насколько они друг на друга злы или обижены. Время покажет. Надеюсь, со временем страсти улягутся, и они перестанут шарахаться друг от друга.

Из-за безудержной Наташкиной любви стало неприятно — как коту, которого овчарка пыталась заиграть насмерть.

— Нат, я тоже рад тебя видеть, но — отпусти!

— Н-н-не могу! Чувства! Я роль круто отыграла, мама рассказала?

Она наконец отстранилась, запищала, топая, и меня закружил человековорот из друзей. Первым мне пожал руку Борис и спросил:

— Ты уже знаешь насчет базы, да? Пипе-ец! Ненавижу! — Он сжал кулаки и набычился.

Из багажника наконец вытащили мои сумки, Каналья водрузил их на кравчучку, и бабушка сказала, глядя на окруживших меня друзей:

— Внук, тебя ждать или уезжать?

Я кивнул, пожимая руку Илье.

— Ждать. Минут десять максимум.

Каналья удалился к машине, и его место заняла мама, поторопила меня:

— Давай быстрее.

Но бабушка посмотрела на нее так, что она сменила роль злого родителя на доброго. Потянулась к лампе:

— Тебе помочь?

Я отдал лампу, просто чтобы нейтрализовать родительницу. Мама повертела завернутую вещь, спросила:

— Что это?

— Через пару минут объясню, — отмахнулся я, мне надо было разобраться с друзьями.

Мама вернула мне лампу и куда-то делась, наверное, удалилась на стоянку, чтобы нас не смущать. Чувство такта у нее прорезалось, что ли?

Взрослые ушли, оставив меня наедине с ровесниками. И понеслась. Каждый считал своим долгом дотронуться, сказать, как скучал. Спасибо девчонкам, на шею вешаться не стали. А то возникла бы аллергия на прикосновения.

Вскоре радость встречи у друзей схлынула, и все угрюмо уставились на меня, словно я мог прямо завтра изгнать рейдеров из нашего подвала. Начинать разговор об этом я не хотел, потому что не знал, рассказал ли Илья о том, что случилось у него дома. По идее, должен был рассказать, чтобы друзья не пытались мстить быкам, понимали, чем это чревато и что они не остановятся. Но понятия не имел, в каких деталях — друг всегда был скрытным, мог приуменьшить масштаб катастрофы.

— Мы рады тебя видеть. Безумно рады! — подвела итог Гаечка.

Я приложил руку к груди.

— А уж как я рад! Просто до слез. Но мне ехать надо, — я кивнул в сторону, куда ушли бабушка с Канальей. — Давайте встретимся в полдесятого.

— Да где теперь встречаться? — развел руками Кабанов.

— Сперва зайду к Илье, потом… — Я задумался. — На детской площадке! Фонарики только возьмите, она неосвещенная. И все обсудим, а сейчас надо уделить время семье. А еще у меня есть для вас подарки. Вам понравятся.

У всех заблестели глаза. Я повторил:

— Еще раз спасибо, что пришли. Я очень тронут. Все, убежал. Извините, подвезти никого не могу, в машине мало места.

— Да не особо хотелось, — грустно улыбнулся Борис и завел свою пластинку: — Так жалко подвал! Там Шреддер мой. И все другое. Эх…

— Давай, брат, увидимся дома.

Ребятам предстоял неблизкий путь на автобусе в поселок, а ходили они в это время суток раз в полчаса. Если повезет, минут через сорок доберутся. И ведь члены клуба «Воля и разум» прибыли встречать меня полным составом, никто не отлынивал!

Только шагая к стоянке, я наконец понял, что приехал домой. Полной грудью вдохнул влажный воздух. Он пах морем и водорослями, хоть оно и было в нескольких километрах отсюда.

С возмущенным криком над головой пролетели вспугнутые чайки. Теплый ветер огладил кожу, будто рука любимой женщины.

Увидев меня издали, Каналья включил фары «Победы», припаркованной у обочины, и покатил мне навстречу мимо заезда на рынок, минуя ворота и здание автовокзала. Я распахнул дверцу и плюхнулся рядом с Наташкой и Каюком на заднее сиденье. Мама из-за Канальи решила ехать своим ходом, на автобусе. Значит, все серьезнее, чем я думаю. А может, она просто боится, что Леха начнет ее домогаться.

— Как наша мастерская? — спросил я, поставив лампу на колени.

— Все дни расписаны, во вторник есть окошки, два, но это ненадолго. Всем очень нравится, что можно выявить поломку и сразу же починить, не надо ехать за тридевять земель, искать запчасти, тратить время. А еще больше нравится, что цена некоторых деталей ниже рыночной. Юрка, вон, помогает, если надо сделать что-то простенькое. Но скоро перестанем справляться, нужно будет брать помощника.

— Бери круче! Новый магазин открывать.

Глаза Канальи блеснули в зеркале заднего вида.

— Нет толковых мастеров. Это беда просто. Или забухал, или ко времени приходить не может, или работает спустя рукава.

— Мотивировать зарплатой? — предложил я.

Каналья задумался, взъерошил шевелюру правой рукой.

— Хорошие мастера уйдут, чтобы открыть собственное дело, и клиентов уведут.

— Пока они не могут предоставить ремонт на месте, потому что у них нет автозапчастей, — сказал я. — Так что они нам не конкуренты. Но — пока.

— А потом? — с переднего сиденья спросила бабушка, которая нас слушала. — Откуда тебе знать, что будет потом?

— Да ниоткуда. Из воздуха. Если мы догадались возить запчасти из Москвы, что мешает об этом догадаться кому-то другому?

— Я молчу, — откликнулся Каналья. — Не идиот, чтобы болтать. Хотя расспрашивали, выпытывали.

— И я молчу. Говорю — не знаю, — сказал Каюк.

— Вот чем дольше будете молчать, тем больше мы будем зарабатывать. Но рано или поздно кто-то разнюхает, станет возить детали, и тогда выехать можно будет только на мастерстве Алексея.

— Так а в субботу что? — уточнил Каналья. — Едем кофе продавать?

— Я еду с другом на электричке. Ты работай, тебя мы больше не трогаем.

— Опасно, — покачала головой бабушка, а потом заговорщицки улыбнулась. — Хотя… есть один способ избежать неприятностей. Приедешь — покажу. — Она скосила глаза на Каюка, намекая, что ему знать незачем, я молча кивнул.

Я решил ее утешить:

— Ничего опасного, клиенты-то уже проверенные, они привыкли, что я с охраной.

Меня отвезли прямо к подъезду. Я выгрузил из рюкзака запчасти, Каналья сложил их в багажник, делясь планами:

— Решил серьезно оборудовать гараж, присмотрел подъемник, чтобы в яме не ползать.

— Так гараж-то чужой, есть ли смысл монтировать подъемник? Вот своим обзаведемся, тогда и будем думать. Что-то подсказывает, что случится это уже скоро.

Две сумки — с подарками и товаром для друзей и та, что с кофе, остались со мной.

Бабушка вышла из машины и обняла меня.

— Приезжай в гости хоть изредка. А то Андрюшка совсем забыл. — Голос ее стал грустным. — Совсем от рук отбился Андрюшка. Ира не жалуется, но я вижу, что там не все хорошо.

У Андрюши на роду написано сторчаться. Интересно, а если его закодировать? С Чумой получилось, может, избавлю бабушку от этой трагедии? Все-таки это его она с младенчества растила, он должен быть роднее меня, и душа за него должна болеть больше. Или у бабушки душа большая, на всех хватит?

Наташка ухватила сумку с подарками и поволокла к подъезду, но ее догнал Каналья.

— Стой! Наташа, она же тяжелая!

— Ой, мелочи! — отмахнулась сестра.

Но Каналья и не думал отпускать ручки сумки, велел строгим тоном:

— Слушай старших, тебе еще детей рожать.

— Так точно, сэр! — Не обошлась без колкости она, но ношу уступила, а я сунул ей в руки лампу Аладдина.

— На, вот.

Мы с Каюком вдвоем взяли сумку с кофе и потащили по лестнице.

— Что это? — спросила Наташка, на ходу разворачивая лампу с таким интересом, будто там для нее подарок.

— Старинная керосиновая лампа. Красивая и, наверное, дорогая.

— О, Андрей в этом разбирается! У него этого старья по углам распихано — просто жуть. Я говорю, выброси это дерьмо, он — ни в какую. Типа ничего я не понимаю.

Андрей разбирается в антиквариате? Отлично. Вот ему и следует показать мои приобретения. Особенно меня икона интересует. На первый взгляд ей лет двести минимум.

— Когда ты к нему? — уточнил я, поднимаясь по лестнице.

— В субботу вечером, после рынка, — ответила сестра, и я вспомнил о маминой просьбе, осторожно поинтересовался:

— Как заработок? Хоть трешка в день выходит?

— Пять-шесть тысяч за выходные, — невесело сказала она. — А еще ж учеба, и театр… Ничего не успеваю.

— На накопленные деньги ты что купишь? — спросил я.

Каналья ждал на лестничной клетке и, не дав Натке ответить, предложил:

— Приходи в гараж, посмотришь, как я там обустроился! Может, гайки покрутишь, я научу. Юрка, вон, смог.

— Слушай… У нас проблемы. Мы собирались в подвале, я о нем рассказывал, и вдруг пришли быки, вышвырнули нас оттуда. Хотелось бы знать, что это за быки и что можно сделать.

Он с Каюком переглянулся. Ясно, Юрка уже пожаловался и все выложил.

— Нужна информация, что это за люди, — сказал Каналья. — Хотя бы номер их машины. В принципе, номера достаточно, у меня начальник ГАИ своего «Опеля» чинил, поможет.

Каюк развел руками, обратился ко мне:

— Я ваще их не видел. Сможешь узнать, кто это. Или, там, номер?

Я кивнул, затаскивая сумки в квартиру.

— Постараюсь, это цель номер один.

Вместе с помощниками я спустился во двор. Опершись о «Победу», освещенную скудным светом, льющимся из окон, бабушка курила трубку и смотрела, как, медленно вращаясь, катятся по воздуху дымные кольца. Когда от плохо освещенного подъезда отделились три наших силуэта, выпрямила спину, помахала нам и поделилась:

— Вчера мы второго кабанчика закололи, а в ноябре забьем бычка, мяса будет много, возьмешь, сколько унесешь, остальное продам. Вот, думаю, заводить ли скотину, столько мороки с ней, особенно с молодыми индюками… Если бы не Юра, не справилась бы.

Парень улыбнулся, расправил плечи и напряг бицепс. Н-да, он был задохликом, а теперь, вон, мясом оброс на бабушкиных-то харчах.

— У меня теперь мопед есть! — похвастался он. — Но, пока четверть не закончу, табель без троек не покажу, не дают его. В гараже стоит у Алексея.

Меня точно не хотели отпускать, но дела сами себя не сделают, я потер руки и сказал:

— Вот завтра и посмотрим. Бабушка, спасибо огромное, что встретила и довезла. Устал, как… Ужас, как устал.

Каюк вызвался меня проводить до подъезда, потом рванул к «Победе», взревевшей мотором. Взбежав на этаж, я смотрел, как машина сдает задом и катит прочь.

Я открыл дверь в свою квартиру.

Не выходя из прихожей, Наташка со свойственной маме беспардонностью потрошила сумку с подарками. Боря наблюдал за ней, уперев руки в боки. Перевел на меня взгляд и отчитался:

— Я говорил, что нельзя, мы же не знаем, что наше, а что чужое.

— Ой, да прямо. — Наташка вытащила упаковку колготок. — Это ведь мне на продажу, да? И носки вот эти — тоже мне? Почем брал?

Я честно озвучил цену и добавил:

— Подорожало. И будет дорожать, так что смело повышай цену. А вторая пачка носков — Гаечке, не трогай. Капроновые носки, да, бери.

Наташка покосилась виновато и сказала:

— А можно я закупочные попозже отдам? В воскресенье. Потратила все.

И все-таки моя малолетняя сестра ведет вполне взрослую жизнь и кормит своего престарелого, но беспомощного мужа. Ее зарплата — около двадцати тысяч в месяц, как у взрослого. Андрей, скорее всего, получает меньше нее. Сейчас об этом говорить я точно не собирался, но в перспективе следовало поднять вопрос, причем с Андреем, а не с Наткой — влюбленная девчонка ради избранника готова на все — и в шестнадцать, и в сорок — логика и здравый смысл машут ручкой.

— Можно, — кивнул я. — А теперь отойди от сумки.

Сестра хотела огрызнуться, но передумала. Я выдал ей вторую упаковку колготок, теплые носки и красивые кружевные трусики — на продажу, которые удалось взять в уценке. У Натки аж глаза загорелись.

Борису я протянул холст, кисти и набор масляных красок — Влад посоветовал купить на «блошке». Брат замер, глядя на подарок, как на мироточащую икону — верующий.

— Остальное не трогать, — распорядился я, выложив наверх плащ, купленный специально для мамы, и поспешил в ванную.

Открыл кран, но он захрипел, как удушенный, и уронил пару ржавых капель. Тьфу ты, забыл, что тут вода по графику, за пару недель привык к хорошему, то есть к центральному отоплению.

Пришлось греть воду в огромной кастрюле, а так хотелось просто помыться без напряга. Как только поставил кастрюлю на газ, пришла мама, молча меня обняла, поцеловала в макушку.

— Как же ты нас напугал! Пропал, и думай, что хочешь! — подышав немного мне в темечко, мама отстранилась и спросила про деда, погоду и «как дела».

Чувствуя, что ее интересует другое, я все равно ответил, настороженно ожидая, куда же повернет беседа. Маму аж подбрасывало от нетерпения, так хотелось со мной поговорить, но она понимала, что не время: мне нужно помыться, я устал с дороги и так далее.

— Супчик будешь? Или жаркое?

— Жаркое, — ответил я, снял с огня воду и поволок в ванную.

О, какой же кайф смыть с себя пот, запах вонючей колбасы, пыльного салона автобуса. Как будто заново рождаешься, и аппетит пробуждается. Если не считать трубочку со сгущенкой, я не ел сутки!

Когда вышел из ванной, вытирая голову, в кухне ждало жаркое — картошечка с золотистой подливкой, большими кусками мяса, обильно посыпанная зеленью. Ну да, бабушка же кабана забила и не могла не поделиться с дочерью.

Вид у мамы был такой, словно она встречала любимого мужа, вернувшегося из дальнего рейса, и это настораживало, а также настораживали пальчики, теребящие то рукав халата, то скатерть.

Поглядывая на нее с опаской, я принялся есть жаркое и беспрестанно его нахваливать.

— Как у тебя дела в торговле? — вкрадчиво, с придыханием спросила она. — У вас же с Алексеем дело и с дедушкой.

— Нормально, — буркнул я.

— А ты заметил, как все подорожало за каких-то две недели?

— Конечно, и товар подорожал. Придется цены повышать.

— А зарплаты не растут, — вздохнула она, и я перехватил инициативу:

— Ма, ваучеры на акции на твоей работе поменяли, это хорошо. Начало ли начальство скупать эти акции за деньги?

— Говорят только об этом, но пока не начали, — мотнула головой она, и глаза блеснули гневом. — Да и толку с тех акций? Вот какие там дививиденды? Десять процентов в год? Все дорожает быстрее! Мы все потеряем! А вот представь. — Ее голос стал вкрадчивым. — Что сегодня ты купил акцию за сто рублей, а через месяц она будет стоить двести! Вложил сто тысяч, получил двести.

Ага, ясно, куда она клонит — подбирается к моим гипотетическим накоплениям.

— На чем основан такой рост стоимости? — спросил я, мама растерянно захлопала глазами. — Это предприятие должно быть не сверхприбыльным, а гипермегаприбыльным. Что они производят?

— Акции, — ответила она, положила на стол лист бумаги и нарисовала график прибыли, как в рекламе про Лёню Голубкова. — Вот смотри. Сто тысяч. Следующий месяц — двести. Через полгода — полмиллиона, а может, и миллион! Где еще ты столько заработаешь?

Ну, понятно. Взялась мне пропагандировать «МММ». А еще ее слова пробудили в сознании ощущение, что это неправильно, так быть не должно.

Что — «это»? Как — «так»?

— Год эта компания не просуществует. Может, и полгода не протянет… И вообще. — Я глянул на часы на стене. — Мне надо на час-другой отлучиться. Я подумаю о твоих фантастических акциях.

Мама сжала челюсти от злости. Она мне тут серьезные вещи рассказывает, а я, дурачок… Наверняка ведь думает, что я маленький и глупенький, жаль, себя со стороны не видит.

Наташка, которая все это слушала, стоя в проеме двери, закатила глаза, покрутила пальцем у виска и сжала горло — типа, совсем мама крышей повредилась.

Если бы я точно знал, когда накроется «МММ», можно было бы поиграть с их акциями, ведь есть люди, которые на этом заработали. Но эта информация пропала из памяти. Потом я что-то читал про митинги обманутых вкладчиков, но когда это происходило — большой вопрос. Дотянет ли «МММ» хотя бы до лета? А до весны?

Одно знаю точно: через пару месяцев маму надо — в смирительную рубашку, а акции — в обменные пункты или как они называются. В прошлой реальности в нашей семье не было денег не то что на акции — лишнюю булку хлеба купить, все это — от излишеств.

Семья… Интересно, как там отец и беременная Лялина. А Ликуша? Вот кого жаль, жила себе девчонка, а тут пришел узурпатор жизни учить, сейчас еще и заставят сидеть с младенцем. Один выход — поступать и сбегать в общагу, иначе заездят.

Я вышел в прихожую обуваться. Мама последовала за мной, говоря:

— Паша, ты только представь: миллион! Это ж все купить можно и на лето, и на зиму! Тысяча долларов!

Знала бы она, что столько же я рассчитываю зарабатывать в месяц! Но, вижу, знать ей об этом необязательно.

— Очень интересно, — сказала я, шагая к двери. — Я подумаю.

Мама улыбнулась, а из ее глаз на меня глянула… не мама, нет, совершенно безмозглое существо, которое ради цели готово на все: отречься от близких, продать фамильные драгоценности, заложить квартиру. Никто ничего не понимает! Деньги должны работать! Ну да, заложила, но через полгода можно три таких квартиры купить!

Аж плечо самопроизвольно дернулось — то ли от того, как изменилась мама, то ли от ощущения неправильности происходящего. Надо найти и перепрятать документы на квартиру — на всякий случай. Не хватало еще идти бомжевать. Сейчас наличие прописанных детей — не повод для отказа в продаже квартиры, так что провести сделку вполне можно.

Вот только откуда ощущение неправильности происходящего? В прошлой жизни политикой я не интересовался, а то, что знал о творившемся в девяностых, почерпнул из сторонних источников много позже. Вот только память — штука странная. Говорят, что оттуда ничего не исчезает, и казалось бы забытое надо просто разархивировать. И вот это забытое почему-то всколыхнулось под напластованиями более актуальных знаний и вопило: «Не так! Не сейчас! Не время!»

Что не так с «МММ»? Я напряг память взрослого, попытался откопать хоть одного знакомого, который в это был вовлечен, чтобы понять, когда «МММ» стартовало и когда потерпело крах… Без толку. Были какие-то протесты — только это помню. Ни когда, ни где, ни как. Интересно, регрессивный гипноз способен извлечь знания из глубин памяти?

И если сейчас действительно только старт компании, есть несколько месяцев, чтобы прокрутить деньги и неплохо подняться, а вот потом… Надеюсь, успею маму вовремя остановить. Вот только пойду в библиотеку, прочитаю «КоммерсантЪ», узнаю, когда кампания стартовала и сколько есть времени, чтобы в это поиграть.

Если предположить, что мое появление в Москве так сработало, что Мавроди что-то там почувствовал, и «МММ» стартовало раньше, чем в той реальности, откуда взрослый я, то с этого момента все мои знания могут оказаться неактуальными, потому что затронуты глобальные процессы внутри страны, которые сдвинут все остальное.

Я выбежал на улицу, прихватив сумку с подарками. Бежал и не мог надышаться морским воздухом. Настроению не давал воспарить лишь грядущий разговор с друзьями о базе и быках. Ну, чем раньше узнаю детали, тем понятнее будет, что со всем этим делать.