Вперед в прошлое 8

Глава 18 Дело Тома Сойера

Ответ, навредит ли кому-то моё вмешательство в дела бандитские, я получил ночью, очутившись в белой комнате с экраном, где показывают конец света.

Помня, что время может отмотаться не только вперед, но и назад, я сжал кулаки, уставился на таймер со светящимися цифрами: 26. 05. 2031. Как и в прошлый раз, быстрой перемотки на экране не было, мне сразу показали цветущий весенний город.

По одну сторону аллеи — вечнозеленые магнолии и платаны, которые только готовились выпустить листья. По другую — клумбы, засаженные яркими тюльпанами всевозможных форм и цветов. Клумбы тянулись к двухэтажному белоснежному зданию с балконами и колоннадой. Судя по афишам это был кинотеатр или театр. За клумбами выстроился ряд каштанов, только начинающих зеленеть, а за теми, что возле театра, искрилось море.

Какой красивый город! Строгий, но изящный. Обгоняя друг друга, бежали две сизые брачующиеся горлицы. Горлицы, магнолии, платаны — снова юг.

По аллее прогуливались люди, фотографировали цветы. Прошла парочка подростков. Мальчик, мой ровесник или чуть старше, робко положил руку на талию тоненькой блондиночки и просиял от того, что она не стала ее сбрасывать.

С криком «Стой! Пельмеха, стой!» — девочка на роликах рванула за шпицем, вздумавшим поиграть с горлицами. Упала, заревела. Со скамейки к ней бросился мужчина.

Все набирая скорость, таймер начал отсчет. Я пересилил желание зажмуриться — было жаль красивый город, и девочку, и тюльпаны. Цифры стали замедляться, замедляться, и вот — 12. 03. 2032.

Теперь инверсионный след я не увидел. Ядерная боеголовка шарахнула рядом, ударная волна плеснула в экран — я невольно отступил на два шага.

Почти по привычке подвигал клавиатурой, слабо надеясь установить связь с невидимым компьютером, но тщетно. Неужели она тут для антуража?

Реальность мигнула, и я впервые за долгое время попал в ретро-комнату к таинственной то ли девочке, то ли мальчику. В прошлый раз я узнал, что у нее рак мозга, шансы невелики, но они есть.

Сейчас она сидела на кровати в позе лотоса, обернулась, почувствовав мое присутствие, улыбнулась, и на щеках появились ямочки.

— Привет! Болезнь перестала прогрессировать!

— Ремиссия? — обрадовался я, мне очень хотелось, чтобы она жила, это казалось важным.

— Пока рано говорить. Есть… улучшения!

Шагнув ко мне, она коснулась губами щеки. Ни разу не встречал людей, которые пахли бы озоном.

— Что я сделал? — спросил я. — Когда помог людям в метро, ничего не изменилось. А сейчас?

Она повела головой, будто принюхиваясь.

— О, сейчас изменилось! Спасибо!

И снова похожий на благословение поцелуй, но в другую щеку.

— Спасибо, Павел! Дальше попытаюсь справиться своими силами.

Она легонько толкнула меня, мир мигнул, и я открыл глаза под рев будильника. Боря вскочил и хлопнул его, чтобы он замолчал. Впервые вижу братца таким бодрым в столь ранний час.

И подорвался же в такую рань! Ладно я, мне кофе и запчасти забирать на вокзале, везти домой (если сразу к бабушке — ничего не успею), потом — ехать к Илье, с ним — на рынок за краской и — красить спортзал.

— Идем, да? Я, вот, все набросал для дрэка.

Он протянул мне тетрадные листы, где были эскизы баскетболиста, бегуна, акробата на брусьях и тяжелоатлета. Я уставился на них, слабо соображая, чего от меня хотят. Перед глазами еще был таинственный персонаж, как-то связанный с ядерными событиями, и расцвеченный тюльпанами сквер возле театра, и море между деревьями. Хотелось узнать, что это за город, чтобы поехать туда весной, увидеть всё это воочию… Хотя вряд ли сейчас там так красиво, мне показывают картинки из будущего, где не был даже я-взрослый.

Какая у нас прекрасная планета! Вспомнился анекдот, где Земля жаловалась Марсу, что на ней завелись люди, на что получила ответ: «Не переживай, через сто тысяч лет само пройдет».

— Так что? — блеснул глазами Боря. — Какой тебе нравится? Смотри, вот еще.

Он перевернул лист, и я увидел пловчих, велосипедистов и боксера.

— Ну-у-у, — я попытался себя переключить на настоящее. — В баскетбол мы на физре играем. В футбол еще, а футболиста нет.

— Точно! — Боря хлопнул себя по лбу.

— Все прикольные. Но бассейна у нас нет, ты нарисовал девочек-пловчих с большой грудью, не разрешат. Я бы выбрал баскетболиста и бегуна. Нарисуй-ка второго атлета, словно они бегут наперегонки.

— Да! Нарисую. Так когда?

— Раньше одиннадцати никто не придет. Мы собираемся в час, это ты знаешь.

— Тю. А ты чего подорвался?

— Мне по делам, — зевнув, ответил я.

Реальность проступала медленно, кусками. Я кое-что вспомнил и спросил:

— Не знаешь, мама совсем загуляла или вернулась?

Вчера мы ее не дождались и легли спать. Может, проскользнула на цыпочках в свою комнату, может, осталась со своим новым другом.

Борис пожал плечами, тихонько подошел к маминой комнате, приоткрыл дверь, заглянул и сказал задумчиво:

— Нету. Кровать заправлена. Загуляла!

— Или уже убежала на работу, ей ведь пока еще в поле, а это рано вставать.

— А-а-а… Ну да. — Его лицо стало испуганным. — А вдруг с ней что-то случилось? Она не могла с нами так поступить.

— Как — так? — уточнил я. — Нормально все, она же с коллективом празднует.

Пару секунд назад я был уверен, что с мамой все хорошо, теперь в разум начали закрадываться сомнения.

— Не предупредить! Вдруг мы ждали ее, волновались, не спали? Позвонить-то могла! Телефон теперь есть.

В его голосе читались ревность и испуг. Я ничего говорить не стал, потому что не осуждал маму. Она молодая, ей и сорока нет. Насколько знаю, отец — ее первый и единственный мужчина. Повезло так повезло! Так пусть будет счастлива. Главное, чтобы претендент оказался порядочным, а не женатиком каким-нибудь. Собственными руками задушу говнюка!

— Наташка загуляла, — бормотал Борис. — Теперь мама…

— Бедный маленький мальчик! — сыронизировал я по дороге в ванную. — Боится спать без взрослых! А что отец вчера женился — нормально? Ты представляешь, каково было бы ей сидеть дома? Так что молодец, все правильно сделала.

— Вчера? — выпучил глаза Боря.

— Ну был же разговор.

— А-а, увлекся, наверное. Рисовал. На Анне же, да?

— На ней. Лика Лялина теперь типа наша сестра.

Под ванной в прохладе лежали бутылки белого вина, которым с мамой расплатились на работе — «Рислинг» и «Шардоне». Первое — выдержанное, засургученное. Второе молодое, в бутылке попроще. Коробки на шесть бутылок мама отнесла на балкон — и без них тесно.

Освежившись, я оседлал мопед и помчался на подвиги!

На вокзале посылку мне передал Валентин, это были две сумки. Кофе я переложил в рюкзак, сумку кое-как пристроил на мопеде и рванул домой. Выгрузился, оценил новые Борины эскизы и — к Илье.

Он вчера собирал деньги на краску, немного недобрал. Но я подозревал, что и суммы, на которую рассчитывал директор, тоже будет недостаточно, учитывая Борино желание расписать стены, потому прихватил с собой пятнадцать тысяч. Даже если базу нам вернут, как пообещал Олег Войтенко, спортзал тоже будет нашим. Можно расширить круг тренирующихся. В клуб новеньких брать не будем, разве что если потом, когда проявят себя. И так Барика приняли без моего ведома.

Всю дорогу я думал, какой именно поступок сдвинул время катастрофы и какого он рода: работа с людьми или работа над собой? Это случилось, потому что я не струсил, переступил через себя, или потому, что теперь «славян» ликвидируют, и это спасет много жизней и судеб?

Кто скажет? Странное существо в ретро-комнате молчит. Что это вообще за существо?

Во двор Ильи я не стал заезжать на мопеде, спешился и покатил его, поглядывая по сторонам, мгновенно переключаясь на то, что творится в реальности. А что, собственно, творится? По идее, местные бандюки должны выставить наблюдение за подвалом, но никого подозрительного не было: сонные и злые люди шли на работу, никаких машин и праздно шатающихся персонажей. Или все так хорошо продумано, что наблюдения не видно?

Возле подъезда я столкнулся с Каретниковыми, поздоровался. Тетя Лора и Леонид Эдуардович мне обрадовались, как родному.

— Илья уже собрался, ждет тебя, — сказал Каретников-старший, запрокинул голову, глядя на свои окна, сделал приглашающий жест.

В знак того, что понял отца, Илья высунул руку.

А я все продолжал озираться, силясь распознать в прохожих топтунов.

— Стой здесь, чего тебе подниматься вместе с мопедом, — сказал отец Ильи, вздохнул. — Какие вы молодцы! Такой дружный стал класс! С удовольствием помог бы вам, поиграл в Тома Сойера и забор.

Мне было тревожно, потому в любой момент мог произойти налет, и я сказал:

— Вы осторожнее. Отец сказал, что грядет передел сфер влияния, все так далеко зашло, что без кровопролития никак.

Вчера я наведался к Лялиной, но, несмотря на поздний час, никого не оказалось дома — ну а что я хотел, свадьба, медовый месяц, все дела. Радовало то, что мама не убивалась по этому поводу, а тоже развлекалась. Тогда я заглянул к Лике, тоже не рассчитывая ее застать. Но девушка проигнорировала свадьбу, считая ее закабалением «драконом» своей несчастной матери. Про бандитов Лика, конечно же, была не в курсе, потому что с матерью почти не общалась, и разборки ее интересовали гораздо меньше, чем сплетни и вещи.

Но для всех, включая Илью — мне все про бандитов рассказывает отец. Вполне правдоподобная версия.

Я кивнул в сторону второго подъезда.

— Не появлялись эти?

Леонид Эдуардович посмотрел туда.

— Нет. В последние дни — тишина. А поначалу туда-сюда шныряли. Наверное, сообразили, что их могут вычислить и поджидать.

Илья выбежал из подъезда и, услышав слова отца, прошептал:

— Может, их уже перебили. Тогда база снова наша?

— Если бы это было так просто! Что там со сборами? Все так же?

Илья сморщил нос.

— Да. Шесть семьсот, недобор. Но деньги сдали все, кроме Барика, который типа болеет. Денчик и Гаечка — так даже больше.

— Может, он и правда болеет? Не вылечил кашель — и вуаля, — предположил я.

— Да по морде он получил и прячется по пустырям, в школу идти стесняется.

— Ладно, все равно пятьсот рублей погоды не сделают, я недостающее добавлю. Погнали затариваться. Хочешь за руль?

— А то! — просиял Илья, уселся на мое место под завистливыми взглядами двух мальчишек лет десяти, и мы полетели.

Казалось бы, что проще, чем приехать на рынок и накупить малярки? А ничего подобного! Нам пришлось побегать: то цвета нужного нет, то цвет есть, но качество паршивое. Один раз попалась просрочка, зато дешево. В итоге нагрузились, как ишаки, накупив краски на семь тысяч четыреста. Краску для росписи стен брать не стали, и так много везти. Все равно Боре надо делать наброски, а это, подозреваю, не один день.

Плохо, что мы атрофируемся за время без тренировок, потом пару недель нужно восстанавливать форму.

Директор уже ждал. И судя по тому, как засуетился, увидев нас с сумками в руках, ждал именно нас и до последнего сомневался, что мы будем реставрировать спортзал. Потер руки, достал свой список, принялся перебирать краски, сверяясь с ним.

— Это же дорого! — воскликнул он. — Вы с ума сошли? Вы же в сумму не уложились!

— Уложились, не переживайте. Брат показывал свои эскизы? Что-то подошло?

— Да. Поразительно, какой он талантливый! Школа будет им гордиться.

— Мы для стен пока ничего не брали, — отчитался я. — Пусть делает наброски, тогда станет ясно, что нужно и какие цвета.

— Когда остальные придут? — спросил дрэк. — Вы же не вдвоем будете работать.

— К часу должны подтянуться. — Я глянул на часы в его кабинете. — Еще сорок минут.

— Отлично. Завхоз тоже придет к часу, расскажет и покажет, что и как.

— Что он будет будет, это хорошо. Я же не маляр.

— Спасибо, — поблагодарил меня директор. — Идем в спортзал!

О, как же ему не терпится!

Мы направились за Дрэком, гремящим ключами. Он шествовал гордо, вскинув голову, здоровался с учителями, попадавшимися на пути.

Мы миновали галерею, соединяющую трехэтажное здание школы со столовой и спортзалом. Прошли мимо раздевалок (сперва женской, потом мужской), спустились по ступенькам к обычной двери, крашеной синим. Директор открыл ее, и мы оказались в спортзале, который для пухлого меня из прошлой жизни был сродни пыточной камере.

К покраске подготовились, вынесли маты в подсобку, лавки — к выходу, и только теперь я посмотрел на спортзал другими глазами. Школа наша относительно новая, построили ее в конце шестидесятых, потому половицы еще крепкие, плотно подогнанные друг к другу. Но коричневая краска стерлась, и от центрального желтого круга, перечеркнутого белой линией, обозначающей центр поля или как там в баскетболе, остался только намек, в то время как желто-синяя баскетбольная разметка под кольцами еще не истерлась.

Я прошелся вдоль светло-голубой стены, провел по ней рукой. Штукатурка не отваливается, и на том спасибо.

— Стены красить не будем, они в порядке, — сказал дрэк. — Только рисовать.

— А лестницы есть? — спросил я, запрокидывая голову. — Ну, стремянки. Высоко же.

— И лестницы, и газеты, чтобы обернуть перекладины шведской стенки, — ответил директор. — Вон, там, где баскетбольное кольцо, будут два баскетболиста. Борис сказал, что может нарисовать чемпиона… это, как его… забыл. Один в прыжке, другой, чемпион этот, с мячом, и мяч летит. Тут на стене, — он указал на ту, что напротив входа, — бегуны. Если все получится, то хоть соревнования проводи! Самый лучший спортзал в городе!

Глаза дрэка блестели, как у ребенка. Его школа — лучшая! Все-таки хороший у нас директор, кто бы еще о школе беспокоился больше, чем о своем кармане!

Дрэк прошел в центр спортзала, носком поковырял краску. Присел, потрогал ее, попытался сковырнуть. Встал и резюмировал:

— Наверное, придется скоблить… Владимир Петрович скажет. — Он посмотрел на меня с сомнением. — Вот только справитесь?

— Да посмотрите на нас, — подключился Илья. — Мы здоровенные лбы! Раньше в таком возрасте уже отрядами командовали.

— Здоровенные-то да, но ручки не кривенькие?

Илья вытянул вперед руки и хотел сострить, но в зал вбежал завхоз — лысоватый мужик средних лет, невысокий, как и сам дрэк. Глянул на нас и выпалил разочарованно:

— Эти вдвоем, что ли? И все?

— Человек десять, — гордо сказал Илья и обратился ко мне: — Идем за ними? Должны уже собраться.

Как обычно, точка сбора была под шелковицей. С Памфиловым и Кабанчиком стоял Мановар из параллельного класса, наш революционный товарищ. Сегодня в центре внимания был Каюк, прикативший на таком же мопеде, как у меня. Ян сидел на корточках и придирчиво его разглядывал. Ну а что, Юрка честно его заработал, четверть закончил без троек.

Красить спортзал явился даже Барик с подбитым глазом, он чуть в стороне пинал кругляши каштанов. Видимо, насчет его болезни Илья оказался прав.

— Кто это так тебя? — спросил я, поглядывая на пасмурных людей с цветами, собравшихся у калитки двора вредной бабки, которая в нас камнями кидала. Но в последнее время поутихла.

Вместо него ответил подбежавший Рамиль.

— Скажи правду, что отец тебя избил за то, что ты его куртку без спроса взял. Типа крутой, да? В косухе такой весь, грудь колесом.

— Пошел ты! — огрызнулся Барик. — Если и так, то че теперь?

— Хвастунишка, — прищурившись, подколола его Лихолетова.

Я вскинул руки:

— Народ, ша! Не ссоримся. Нас уже ждут.

— Прикиньте, — прошептала Гаечка, подойдя к нам. — Крэйзи бабка того… Померла. Хоронят, вот.

— Земля пухом, — вздохнул Илья. — Хоть и вредная, а человек все-таки.

— Ну что, идем? — хлопнул в ладоши я. — Дрэк бьет копытом. И завхоз там. Краску мы купили, как и обещали.

Боря выбежал вперед и похвастался:

— Дрэк бегунов выбрал и баскетболистов, прикинь? Я буду рисовать Ткаченко!

— Ты не упахаешься? Это ж всю неделю надо заниматься, — проговорил Кабанов.

— Ты не понимаешь! Это, как ее… тренировка руки!

— Тренировка руки! — Барик захохотал, все заулыбались.

— Практика, — поддержал брата я. — И плюс в портфолио. Как да Винчи и прочие великие соборы расписывали, так ты начнешь со спортзалов.

Иронизировать никто не стал.

Когда мы подошли к школе, завхоз и дрэк ждали нас на пороге.

— Ну что, ребята, — улыбнулся Петрович, — готовы? Ой, нанюхаетесь, будете смотреть странные сны!

Директора снова обуяли сомнения, он тяжело вздохнул, оглядев наши довольные лица.

— Ох, не нравится мне ваш настрой! Не игра это! Как бы потом не пришлось после вас переделывать всем коллективом!

— Все получится, — уверил его я. — Не переживайте!