Возвращение Прославленных. Книга 2 (СИ)

Долина Сиреневых ветров

Итиро лежал, уткнувшись носом в тёплый мох. Перед его глазами плыли красные круги. Сердце так сильно колотилось, что Итиро не мог думать ни о чём, кроме этого стука. Сердце заняло всё его тело и отзывалось везде: в каждой мышце и в каждом пальце. Когда зрение Итиро немного прояснилось, он чуть повернул голову и увидел остальных. Они тоже лежали, кто где, среди кочек и не могли отдышаться. Кочки на вид были восхитительно уютными.

«Как хорошо, — подумал Итиро, — вот так бы лежать и лежать. И вдыхать этот восхитительный острый запах прелой земли, от которого кружится голова и успокаивается боль в висках».

…Янмей вскочила раньше всех. Она вздрагивала от ударов рыцарей в невидимую стену.

— Кто это? — спросила она, указывая на них.

— Это малумы. Которые уничтожили почти весь визидарский род, — чётко сказала кукла Мэй, выпавшая из сумки.

— А почему мы их видим? — приподнявшись, пытаясь унять сбивчивое дыхание, спросила Мэдлин, — они напились крови?

— Мы видим не их, а латы, — ответил за Мэй, отряхиваясь Леонар, — ну, и этот защитный туман, по-видимому, проявляет их сущности.

Тени за стеной побились ещё немного, а потом, как по команде, отступили и растворились в ущелье.

Стало тихо. И ремесленники воспряли духом. Они поднимались с земли и приводили себя в порядок. Янмей подняла упавшую куклу и, играя с ней, сидела поодаль накамешке. Девочка что-то тихо спрашивала у Мэй на ушко, а та отвечала.

Итиро огляделся.

Перед ним простирались холмистые вересковые пустоши. Справа на огромной поляне возвышалась крутая горка. На самой её вершине стояло мощное раскидистое дерево с кривыми толстыми ветками и такими сильными корнями, что они, словно жилы, заволокли собою всю поверхность горки. В местах пересечения корней скопилась вода — видимо, недавно был дождь. Словно порывом ветра, откуда-то принесло стайку длинноногих птичек с вытянутыми клювиками. Они налетели на лужи и, подняв щебет, стали из них пить.

Тафари подошёл к ним ближе и обратился к птицам. Но они ничего ему не ответили — лишь вспорхнули на ветки и удивлённо смотрели на Следопыта. Рядом пролетали большие зелёно-коричневые шмели — такие огромные, словно мохнатые воробьи. Тафари протянул к ним руку, но они облетели его ладонь и направились дальше.

— Как же так? — растерялся Тафари, — я чувствую, что больше не понимаю языка животных. И не могу ими управлять.

— И я не понимаю этих птиц…и я, — раздалось со всех сторон от других ремесленников.

— Может, здесь перестали работать наши ауксилы? — предположил Марио.

— Стурла, а ну скажи что-нибудь на норвежском, — попросил Леонар.

Гном пробурчал какую-то фразу.

— Что он там говорит? — спросил Тафари.

— Он сказал на норвежском «отстаньте», то есть переводные ауксилы работают, — крикнул Леонар, — значит, Тафари, здесь ты, действительно, потерял свой дар управлять животными и понимать их язык.

Следопыт покачал головой.

— Неприятное открытие, — сказал он, — но ведь мы в Визидарии. Она полна чудес. Здесь мы будем сильнее, и скоро инструментов у нас будет больше.

— Мэй сказала, что твой ауксил был сделан в древности для жизни визидаров в мире людей, — пояснила Янмей, — а это, — девочка показала на дерево, — священный ясень Биле Ушнег.

Ремесленники обступили дерево и, задрав головы, рассматривали могучий ствол, покрытый дуплами.

— А визидарцы то живы? Остался ли кто здесь? Мы встретим кого-нибудь? — спросила Пинар у Янмей.

— Вот этого кукла не знает. Говорит, сами скоро всё увидите.

От большого ясеня между вересковыми холмами начинала петлять песчаная дорога. По ней визидарцы и отправились дальше.

Как только они зашли за первый холм, перед ними предстало странное место: дальше дорога пролегала через топь. Из болотной жижи то тут, то там торчали исполинские деревья. Они были необычными — толстый их ствол был почти голым, из него торчали редкие сгнившие ветки. Зато расширяясь кверху, он заканчивался огромным хаотичным клубком ветвей.

Словно какой-то великан вырвал дерево из земли, и поставил корнями наружу. И там, наверху, меж этого беспорядочного сплетения, напоминавшего гигантское гнездо, из всего, что было под рукой, построил домишки и накрыл их конусовидными черепичными крышами. Внизу каждое дерево веером раскинуло вокруг себя узловатые сочленения похожие на кривые пальцы, которыми оно цеплялось за кочки топи. Меж этими отростками в каждом стволе была дверца, которая, видимо, и вела в дома на деревьях. Одни домики-деревья были разрушены, другие казались заброшенными и нежилыми. Но самый крепкий был рядом с обочиной.

Прямо к его двери от дороги, вел широкий настил. В доме явно кто-то жил — над дверью светился фонарик. На каждом корне этой постройки, нависающем над окошками, были развешаны многочисленные ленточки, связки колокольчиков, кружки, ложки, погремушки и кучи других предметов. И к тому же ствол много раз обвивала странная медная труба, которая расширяясь, уходила наверх, поднимаясь над крышей.

— Немного напоминает твой дом, Стурла, — сказал Итиро, показывая на качающиеся ленты.

— Вот ещё. Ничего общего, — обиделся гном, — это дом какого-то старьёвщика. А у нас с Дэгни уютная ферма.

— Не время ссориться, — торжественно объявил Леонар.

Он прочистил горло и с придыханием добавил:

— Вдумайтесь в примечательность момента! Кажется, сейчас мы увидим первого жителя Визидарии. Каков он? Что за вести он нам принесёт?

Так говорил граф, приближаясь по настилу к домику. Ремесленники совсем уж было подошли вплотную к двери, но Леонар снова обернулся, положил руку на грудь и добавил:

— Как же бьётся сердце! Очень-очень важный момент. Как говорил Руссо…

Питер протянул руку над головой Леонара и позвонил в один из колокольчиков. Леонар мгновенно закрыл рот, вытянулся, одёрнул пыльный пиджак и выразительно оперся на трость, сделав лицо задумчивым.

За дверью зашуршало, заскрипело, она распахнулась, и на них выпрыгнуло… жуткое чудище.

С двумя чёрными головами — одна над другой. Шерсть его была дыбом, и венчали головы большие жуткие рога. Чудище страшно взвыло: «Хочу крови!!! Хочу крови!!!» И протянуло к ним лапы испачканные алым.

— Господи, — схватился за грудь Леонар, — я, конечно, понимал, что за четыреста лет наши братья изменились…но чтобы так одичали, — сказал он, от неожиданности навалившись спиной на Тафари.

Тут страшилище сняло маску, и показало вполне разумное круглое лицо в веснушках на маленьком курносом носе.

Это был низенький плотный коротыш с небольшим горбом на спине. Его глаза навыкате стали ещё круглее. Он захлопал белёсыми ресницами и с ужасом уставился на пришедших. Дрожащими руками коротыш скинул наряд, состоявший из шапки-маски и чёрного плаща. Он только и смог выдавить:

— Из-из-вините, я ду-думал это Си-си-ридин.

Потом коротыш оглядел ремесленников повнимательнее, и спросил уже напряжённо:

— А к-к-кто вы та-та-такие?

— Позвольте представиться, — поклонился, пришедший в себя, Леонар, — мы — группа визидаров-ремесленников, которые пришли из мира людей. А как зовут вас?

— Я Но-носик…

— Здравстуйте, Ноносик, — улыбнулся Тафари, выйдя в круг света.

— Нет, Я Носик. Носик Цыл, — собрался коротышка с духом, — визидар из сидов. Мы раньше жили в горах, потом перебрались сюда, потом…

Носик пересчитал по головам визидаров стоящих у его порога и побледнел ещё сильнее. Видно, ноги его больше не держали. Он схватился за косяк и спросил, словно спорил сам с собой:

— Нет-нет… Не может быть. Не может быть…Вы пришли из мира людей через Спасительные ворота? Так вы ремесленники? Вы Прославленные???!!!

— Мы, конечно, ничем ещё не прославились, — сказал Итиро, — но мы вернулись.

— Как было написано в пророчестве, — пробормотал Носик.

Потом опомнился, подскочил и пригласил их в дом:

— Заходите, заходите. Тут, правда, — он покосился на Пита с Тафари, — может быть кому-то из вас тесновато, но всё же, заходите.

Носик поднимался по узкой винтовой лестнице и бормотал: «В моём доме! Прославленные ремесленники! А я вчера не вытер пыль!»

Питер пыхтел последним, потому что еле вмещался в проход. Наконец, наверху показались перильца. За ними открылась неожиданно большая круглая комната. На все стороны света из неё выходили окна, за которыми виднелись нависшие корни. По одной из стен комнаты вверх карабкалась еще одна лестница, видимо, на следующий этаж.

Гостиная с деревянным потолком в хаотичных балках, объединялась с кухонькой. В этом пространстве поместились: маленькая печурка; полки с банками, чугунками и бочонками; удивительной формы диванчик; старое просиженное кресло; столик, заставленный грязными тарелками, высохшими огрызками и книгами. Здесь же были два шкафа — один с разнокалиберной посудой, другой — со связками документов, бумаг и газет.

Всё в гостиной было расставлено с умом, и даже почти уютно. Но было очень пыльно. Видно, хозяин не прибирался не только вчера, но, кажется, и последний год тоже.

Под ступеньками лесенки наверх примостились полки, забитые книжками, мелкими статуэтками и рисунками. Сюда же из стены выходила там самая медная труба с улицы. Она ещё пару раз перекручивалась вокруг себя и заканчивалась тонким стержнем с деревянным набалдашником. На нём был прицеплен замусоленный клочок бумаги, на котором было нацарапано одно слово: «Нет!!!» С тремя восклицательными знаками.

— Какой у вас удивительный дом, — чихнув, сказал Марио.

— А, — отмахнулся Носик, — здесь в округе все такие. Мы строили их на вертлявниках. Эти деревья растут на болоте, поэтому их корни свернуты под стволом навроде шара, то, что цепляется за само болото — это первый ряд веток. Они для того, чтобы вертлявник мог балансировать на неустойчивой болотной почве. Когда дерево старится, оно становится полым внутри. И остаётся только прорубить в стволе дверь, поставить лестницу и достроить дом. Но в наших болотах я остался жить один. Остальные разъехались. Не больно то им нравилось жить в крутящихся домах.

— Крутящихся? — удивился Леонар.

В это время за окнами налетел порыв ветра. Сначала взметнулись ленточки итряпицы, затем загремели многочисленные кружечки, колокольчики, висящие на ветках. А потом дом, хоть и со страшным скрипом, но плавно, повернулся вокруг своей оси. Это было неожиданно, и ремесленники полетели на пол. Только хозяин дома да Питер успели расставить ноги пошире, чтобы устоять.

Носик, как ни в чём не бывало, подхватил падающую с полки корзинку, и сказал:

— Только зимой тяжеловато — налетают ураганы, дом может крутиться без остановки по две недели. И не выйти. А летом лишь болотное комарье проблема.

Дом остановился. Носик удовлетворённо кивнул и добавил:

— Сейчас я вас покормлю!

Он двинулся к полочкам в кухонный закуток и через минуту, напевая, уже гремел там какими-то склянками. Мэдлин и Бёрнис рассматривали за окном колыхавшиеся на ветерке предметы.

— А почему на лентах висит так много колечек? — спросила у Носика Бёрнс.

— Это для сорок. У нас есть поверье, что сороки приносят хороший ветер. Ведь в этих болотистых краях всё зависит от его направления: с какой стороны повесить сушиться бельё, где на ночь окно открыть…

Леонар, сидевший с Итиро на диванчике, нетерпеливо откашлялся, привлекая к себе внимание. Носик взглянул на него.

— Расскажите лучше, сколько в Визидарии осталось жителей? — спросил Леонар.

— Ах, да! — всплеснул руками Носик.

Он отложил миску, подбежал к шкафчику, вытер грязные руки об штаны и вытащил кипу вырезок из газет, которую и положил перед Леонаром.

— По инструкции я должен дать вам основные сведения о положении в стране, — сказал он.

— По инструкции? — поднял удивлённо брови Тафари.

— Ну, да. Все в долине знали, что когда-нибудь придут спасители…Прославленные. Многие, правда, думали, что это всего лишь легенды. Но вот и вы — собственной персоной…Так вот, на этот счёт за четыреста лет Совет визидаров написал не один десяток инструкций. У меня какая роль? Я вот, — он важно указал себе на грудь, а потом выставил вперёд пятерню и стал по очереди загибать пальцы, — первое — должен вас встретить. Второе — дать все важные сведения и объявления, которые вырезаю из газет и коплю. У меня, между прочим, у единственного в стране, свой собственный почтовый шест! Такой голубой. Не заметили? Стоит у самого порога, и мне не надо за почтой ездить в…

В это время на плите за его спиной что-то задымилось. И одновременно кто-то громко постучал в дверь. Носик подскочил, стянул голой рукой чугунную сковородку с огня. Обжёгся, приплясывая, стал дуть на пальцы, и поскакал к двери.

Стурла подошёл к перильцам и, просунув голову сквозь ограждение, прислушивался к тому, что происходит у двери.

— Неудобно, — потянула его оттуда за рубаху Мэд, — не подслушивай.

Но Стурла отмахнулся от неё и продолжал наблюдать дальше.

Отсюда ему было видно, что у порога стоит высокий пожилой визидарец, чьё лицо обрамляла пышная волнистая борода. Он стоял, опираясь на посох, в льняном рубище, подпоясанном пёстрой летной. На голове его была натянута красная шапка-колпак навроде длинной наволочки на узкую подушку, заканчивающаяся на углах двумя кистями, а поверху на шапку был надет венок из зелёных листьев.

— О! Сиридин! У меня такие новости!!! — всплеснул руками Носик, обращаясь к бородатому.

А тот, игнорируя эмоции товарища, торжественно снял с плеча мешок, покопошился в нём, достал подарок, перевязанный лентой, и протянул его Носику со словами:

— Вот и до тебя дошёл, наконец, поздравить с Самайном! Давай расцелуемся, как принято. Счастья тебе.

И он распахнул объятия, чтобы обнять Носика. Но тот вывернулся и вытароторил:

— Да счастье то уже прибыло!!! Вернулись прославленные!

Сиридин насупился.

— Эту шутку ты говорил уже дважды. На Саймон в прошлом году и четыре года назад, — сердито сказал он, нахмурив брови, — так и хочется дать тебе посохом по лбу, чтобы ты больше так не шутил. Все же знают, что если бы они пришли, то ты бы…

— Конечно же! — со всего размаха ладошкой сам себе дал по лбу Носик, — как же я забыл?!!

Он подскочил, быстро взлетел по лестнице, отпихнув по дороге Стурлу, подбежал к концу медной трубы торчавшей из стены, сорвал бумажку, на секунду откинулся, набрал в лёгкие воздуха, так, что у него чуть не полопались глаза и, припав к деревянной насадке, дунул со всей дури.

Сверху, откуда-то над крышей, раздалось протяжное: «У-у-у-у-у-и-и-и-и-и-и-у-у-у….»и дом накрыла мощная звуковая волна. Шторы заполоскались в окнах, зазвенела в шкафах посуда, пол и крыша заходили ходуном. Стурла успел придержать шлем, у Тафари и Леонара снесло шляпы. У остальных мгновенно разметало волосы, словно их приподняли и потрясли вверх тормашками. А довольный Носик, как ни в чем не бывало, оторвался, наконец, от трубы и удовлетворённо сказал:

— Как же я давно хотел это сделать!

— Тут же написано: «Нет!», — сердито ткнула растрёпанная Бёрнис в бумажку, которую подняла с пола.

— Так это мне отец написал. Лет пятьдесят назад. Уж больно мне в детстве дунуть хотелось. И…натворил я тогда дел в долине, да… Даже вспоминать не хочу. Получил за это хорошенькую взбучку, — сказал Носик и потёр поясницу, — но сейчас я должен был доложить о вас…

Тут откуда-то издалека из-за холмов раздалось приглушённое: «И-и-и-и-у-у-у-у-у…»

— Ну, всё, — удовлетворённо сказал Носик, теперь уже через полчаса в Медикате о вас будут знать.

Тут в просвете между ограждений лестницы осторожно показалась удивлённая голова старца.

— Сиридин, поднимайся сюда!!! Выпьем по бокальчику лопушника, — закричал счастливый Носик, а потом повернулся к ремесленникам и объяснил, — я лопушник делаю лучше всех в округе. Надо взять десять унций лопуха и пять унций одуванчика, потом сквасить их в бочке, да только надо брать…

— Одичал ты тут, — шикнул на Носика, поднимаясь в гостиную Сиридин, — поболтать тебе не с кем! Говорил я тебе, заведи хотьсобаку, что ли. Или кошку. Какой лопушник в такой торжественный момент?!

Сиридин пригладил бороду, поправил кисточки на колпаке и выровнял венок на голове. Потом расплылся в улыбке, оперся на посох и торжественно обратился к ремесленникам:

— Приветствую вас, Великие и Прославленные! Меня зовут Сиридин Бывалый. Я — глава Горячих топей. К которым и это болото относится. Наша деревня находится в миле отсюда и считается…

— Да постой ты сам, — перебил его Носик.

За окном уже стемнело, и он ходил по комнате, зажигал свечи да керосиновые лампы:

— Сейчас пойдёшь хвалиться, про то, что вы больше всех лягушек выращиваете…

— Так если то правда, — сказал растерянно себе в усы Сиридин, — чего бы об этом и не доложить умным визидарам?

— А как там, в миру? — нетерпеливо спросил Носик у ремесленников, опять кинувшись копошиться в кастрюльках на кухоньке.

— Да по разному в миру, — сказал Итиро, — воин там много, но много и достижений. Лампы электрические освещают дома. Есть радио, которое передаёт звуки на расстоянии.

— Телефоны, по которым можно говорить с тем, кто далеко, — добавил Леонар, — машины…

— Говорят на каком-то странном языке, — сказал тихо в сторону Носика Сиридин, а ремесленникам громко добавил, — так, люди, получается, стали волшебниками?

— Это называется прогресс, — объяснил Леонар.

— Да-а-а, вот так дела, — хлопнул себя по коленям Сиридин, — ну, мы будем есть или нет? — кинул он Носику.

— Да-да. Сейчас, — ответил крепыш и полез вниз в небольшой погребок рядом с лестницей.

Через секунду он уже вытаскивали из подпола разные припасы. Визидары помогли расчистить стол, подтащили и поставили рядом сундук, вытащили и своё съестное. И через полчаса дружная компания поднимала бокалы с лопушником:

— За славный праздник Самайн! — громко объявил Сиридин, — и за приход ремесленников! Уж теперь мы заживём новой жизнью, о которой только мечтали!

Все чокнулись и отпили мутную тёмную жижку, которая оказалась горьковато-сладкой и очень даже вкусной.

— Вас теперь ждут в Медикате, — сказал тут же захмелевший Носик, — надо дела передать да прочее.

— Да, Август Непомнящий, наверняка всю ночь не будет спать, — почесал бороду Сиридин.

— А кто это? — спросила Пинар.

— Глава Совета Визидаров, — подскочил Носик.

Он порылся в вырезках и протянул одну, где было изображение худощавого мужчины с суровым лицом, обрамлённым бакенбардами, в такой же шапочке, как у Тафари.

— Да, вам надо в Медикат, — кивнул Сиридин, — я после застолья пойду в Горячие топи, а вы уж ночуйте здесь. Завтра всё равно в Медикат двинетесь через нас. Так в «Двух унциях» и позавтракаете. Я уж скажу, чтобы хозяева там для вас расстарались!

Приступили к еде.

— Кто хочет небесной похлёбки? Я, правда, приготовил её Сиридину. Свою то порцию я съел с утра, — поднял одну из плошек Носик, где в голубом супе плавали кусочки, похожие на размокший хлеб. Чем-тоэто и точно напоминало небо с облаками.

— Ну, уж предложи гостям, — облизал ложку Сиридин и добавил, — мы небесную похлёбку готовим месяц, а едим лишь на Самайн.

Все вежливо отказались, а Стурла похлопал себя по животу и сказал:

— Раз никто не хочет, я отведаю.

Он пододвинул к себе тарелку и быстро умял всю похлёбку.

— Ох, до чего же вкусна штука. Похожа на наваристую уху, — отвалился Стурла от пустой посуды. — Зря вы отказались. Теперь вот будете ждать целый год, — сказал он, нравоучительно оглядев ремесленников, — не то что твой, Пинар «пирог звездочёта», который правильнее было бы называть кошачьим. А эта небесная похлёбка — чудо как хороша!

— Да, жаль, что только в сентябреползехвосты такие жирные, — кивнул, жуя, Носик, — но я придумал способ, как их сохранить подольше, до самого Рождества. Сейчас, Стурла, я тебя угощу!

Он вытащил из-под стола банку, где были пересыпаны солью мохнатые толстые голубые гусеницы. Ремесленники уставились на Стурлу, который заметно погрустнел, а в животе у него что-то громко булькнуло.

— Брось. Не слушайте его, — раздражённо махнул рукой на банку Сиридин, — пробовал я твоих солёных ползехвостов. Гадость несусветная. Стурла, даже и не пробуй.

— Да я и не собирался, — покачал головой гном, зажав рот руками.

После этого пир продолжился, только Стурла стал очень аккуратно ковыряться в еде и подробно интересовался, что из каких ингредиентов. А Сиридин и Носик расспрашивали ремесленников о внешнем мире, и каждый раз удивлялись тому, как сейчас живут люди.

— Да, — грустно протянул Сиридин, качая головой, — четыреста лет назад мы их сильно обгоняли. Так, что были для них кудесниками. А сейчас что получается? Эх-х-хе-хе…

Сиридин тоже вздохнул, махнув рукой.

— Всё это проклятая Ужасная битва, — кивнул Носик.

Ремесленники же засыпали Сиридина и Носика вопросами о жизни здешней, о малумах и Ужасной битве. Пока Янмей не стала клевать носом, шла бурная беседа. Но как только увидели, что девочка засыпает, Сиридин, подхватил свой посох, натянул шапку и, переполненный новостями, собрался домой. Все спустились проводить его до дороги.

— Как пить дать, сейчас ещё заскочит к Кормаку и Кревану. И просидит у них до полуночи, — махал ему вслед Носик, — а то и вовсе спать не будет.

Потом обернулся к ремесленникам и сказал:

— Пойдёмте, я устрою вас спать на верхнем этаже.

Поднялись в мансарду уложить Янмей. Здесь оказалась круглая спаленка с кроватью и топчаном. По стенам тоже были полки с книгами. А над изголовьем кровати висел красивый высохший веночек.

— Это венок лилелои моей матери, со дня её свадьбы с отцом, — вздохнул Носик, показав на засохшие цветочки. — Здесь такое принято хранить. Да… Ждали они вас, родители мои. И дед ждал, и прадед. Легенды про вас слагали. А вот повезло только мне… Может, я болтаю много? Извините меня, я ж мало с кем общаюсь. Мне остались только газеты, да романы наших местных писателей.

Он указал на полку с истрепанными изданиями. Мэдлин взяла одну книжку. На ней еле можно было разобрать название: «Путешествие визидара Гудвина в Чёрную крепость».

— О! Это моя любимая! Как Гудвин победил малумов и освободил наш мир. Выдумка, конечно, — вздохнул Носик.

— Это называется — фантастика, — кивнул Леонар.

— Да? Мы называем это сказки для взрослых, — сказал Носик.

Мэдлин, Бёрнис, Пинар и Янмей устроились наверху и сразу улеглись спать. Мужчины же устроились на полу в гостиной. Да только спать не смогли. Всё болтали о жизни.

Как только потушили весь свет, в комнате появились то ли белёсые тени, то ли лёгкий туман. Если приглядеться, можно было увидеть, как причудливо он стелется за фигурами визидаров, складываясь в смутные силуэты.

— Что это? — привстав, показал на ближайшую тень Тафари.

— Это Музы, — широко зевнул Носик, — а что, в человеческом мире ночью их не видно?

Он ещё что-то пробурчал, повернулся на другой бок и захрапел. Вскоре к нему присоединился Марио, Питер и Стурла. Остальные же визидары же шёпотом переговаривались до самого утра, обсуждая увиденное, строя предположения: всё вокруг было странным и необычным.

Время от времени за стенами начинали трепыхаться ленты, бренчать друг о друга банки, а потом дом со скрипом поворачивался. Тогда ремесленники замолкали, вглядываясь в тёмень за окнами.

Как только рассвет раскидал по стенам солнечные блики, Носик вскочил, словно ноги его были на пружинках, потянулся и, подбежав к трубе, снова дунул в неё со всей мочи. От резкого звука сотрясшего округу, дремавшие визидары проснулись и удивлённо уставились на Носика. А он, как ни в чём не бывало, развёл руками и объяснил:

— Последний раз дул. Вы проснулись, и об этом должна знать вся страна.

— Логично, — потянулся Стурла, — тогда давай корми нас.

Но Носик присел на диванчик и грустно вздохнул.

— Ну, вот и закончился мой звёздный час, — сказал он. — Вы визидары знаменитые, Прославленные. Теперь вам будет не до меня.

— Что ты, — сказал ему Итиро, — какие мы знаменитые? Мы обычные, такие же, какты. И мы тебя никогда не забудем.

— Особенно твою небесную похлебку, — пытаясь скрыть зевок, добавил Стурла.

— Ну что же, надо вставать, — потянулся, хрустнув суставами, Тафари. Он услышал, что наверху проснулись дамы — оттуда раздавался приглушённый смех и топот Янмей.

Носик на крохотной кухоньке гремел кастрюлями.

— Интересная у вас посуда, — сказал Итиро, разглядывая чашки и сковороды, наваленные горкой на одной из полок, — словно их ручки из костей, — указал он на белые ручки у одной из кастрюль.

— А так и есть, — кивнул Носик, — драконы то все крупные перевелись, остались только крохотные, домашние. Но кости исчезнувших видов добывают из земли и делают из них ручки для посуды. Они не горят и не нагреваются… Я сейчас сделаю вам по чашке хиларитаты, — засуетился Носик, схватив жбан с тёмным изумрудным порошком.

— Чего? — насторожился Стурла.

Визидары непонимающе переглянулись. И тут пришло время удивляться уже Носику.

— Как?! Вы не знаете что такое хиларитата? Его еще называют сокращенно тата? — заглянул он с надеждой в глаза Питу, потом посмотрел на остальных. — Ну, вы даёте. Сейчас вы почувствуете божественный вкус. Тату пьют здесь все. В любом поселении обязательно есть татошные лавки, где напиток продают на развес в порошке или готовым в стаканчиках. Особенно мне нравятся магазинчики Лулы. Такие, с красно-зелёной вывеской. На ней нарисована чашка с дымком. Неужели у людей нет таты?! Невероятно…

— У людей есть свой божественный напиток. А из чего делают эту хиларитату? — поинтересовался Леонар, причёсывая бородку перед маленьким зеркальцем.

— О, его делают из плодов одной лианы. Но это растение развивается лишь на высоте. Только там оно набирает свой непотворимый вкус. Пробовали выращивать тату на земле, но напиток из таких бобов не пузырился. Если выпьешь кружку хиларитаты, то двенадцать часов после будешь бодр и силён. Её свойства были известны давно. Учёные ремесленники изучали этот напиток и установили, что хиларитата как-то действует на мозг визидарцев и временно отключает центр сна. Я как раз читал эту работу намедне.

И Носик кивнул в сторону столика, где лежала книга «Хиларитата — бобы, подарившие бодрость. Последние исследования. 1517 год»

— Ого, какая древняя, — присвистнул Итиро, разглядывая фолиант.

— Это переиздание, — объяснил Носик, — но со времён Ужасной Битвы у нас нет никаких исследований. Но теперь, — улыбнулся он, — когда пришли вы, всё будет иначе.

— Где ни живи, там будет своя хиларитата. Дающая бодрость, — глубокомысленно изрёк Стурла, — только называться будет по-другому.

Носик тем временем взял интересную кастрюльку — татоварку, как он её назвал. Кастрюля состояла из двух частей. В нижнюю — стальную, Носик налили ингредиенты. Когда он поставил её на плиту, то в верхнюю — прозрачную стали подниматься зелёные пузырики. Когда стеклянная чаша наполнилась пеной, Носик накрыл её крышечкой, ловко перевернул посудину и наполнил бокалы.

Темно-зелёный пузырящийся напиток оказался душистым — он пах апельсинами и хвоей.

— Очень вкусно! — сказала Янмей, которой дали немного попробовать.

Выпив таты, визидары быстро привели себя в порядок и собрались в дорогу.

— Ой, подождите, я опять кое-что забыл, — подскочил Носик, когда вещи ремесленников были собраны.

Коротыш опять полез в подпол и вытащил большой мешок. В нём оказалось десять одинаковых накидок.

Пинар развернула одну и встряхнула. Это был серо-зелёный шерстяной плащ, обшитый по краю синей лентой с узором.

— Надевайте, — сказал Носик.

— Зачем они нам? — удивилась Пинар, — это какой-то ауксил? У этих плащей особые свойства?

— Нет, — покачал головой Носик, — но они очень тёплые. А при наших ветрах на пустошахэто незаменимая вещь.

Все натянули на себя накидки, но на Стурле и Янмей накидки смотрелись комично. Тафари она была не по росту. А Питуего плащ только чуть прикрыл плечи.

— Мо-мо-можно, — опять стал заикаться Носик, — можно те плащи, которые вам не нужны, я оставлю себе? Ведь именно в них вас изображают на картинках.

— На каких картинках? — удивился Тафари.

Носик стал рыться в шкафу с подшивками газет:

— Видите ли, — говорил он при этом, — вы в Визидарии давно стали фольклором.

Он протянул им вырезку с рисунком. На нём были изображены все десять ремесленников. Прославленные стояли на выступе скалы в тех самых плащах, опираясь на мечи, и сурово глядели вдаль. Но самое удивительное было то, что их лица были узнаваемыми. Только рост не совпадал. Например, Стурла был вровень с Питом.

Ремесленники обступили картинку. Газета была очень старой. Однако же на изображении были все, даже Янмей.

— А как такое возможно? — спросил Тафари у Носика.

— Сивилла Аурелия предсказала ваш приход ещё сто двадцать лет назад, — пояснил визидарец, — Она увидела ваши лица в своём видении и нарисовала. И теперь эта картинка у многих висит дома… Но только мы имён ваших не знали. И когда вы придёте, тоже не знали. Многие не верили Аурелии, говорили, что вы — плод её фантазии.

Носик помолчал, помялся, а потом, набравшись смелости, спросил:

— А можно… я провожу вас до Медиката? Мне здесь теперь всё равно делать пока нечего.

— Можно, — сказал Стурла и отдал ему свою накидку.

Носик вцепился в неё, надел на себя. Хоть она и ему была несколько велика — волочилась по полу, было видно, что сам он так не считал. Его лицо светилось счастьем.

Когда вышли из дома, к голубому шесту, стоящему недалеко от входа, спланировал крупный голубь, по размеру больше похожий на горлицу. Оперение птицы было белым, а клюв, как и лапки, позолоченными. Голубь важно уселся на шест и оглядел присутствующих. На груди у него был потрёпанный чехол из которого торчала свёрнутая трубочкой газета. Птица скинула газету, посидела секунду, с удивлением разглядывая ремесленников,

— Ого, вам почту разносят голуби?! — удивилась Пинар.

— Да, — кивнул Носик, закрывая дверь на замок.

Тафари развернул газету и увидел всё тот же рисунок, который они только недавно разглядывали. Под ним было написано: «Ликуй, Визидария! Воскресли десять Прославленных. Они вернут волшебство в наши дома, свет в наши души и покой в нашу страну!!! Их имена: Тафари, Бёрнис, Пинар, Леонар, Марио, Итиро, Мэдлин, Питер, Янмей и великолепный Струлла.

— Вот ведь! Неправильно только моё имя написали, — насупился Стурла.

— Не расстраивайся, мы скажем им. Однако они тебя единственного назвали великолепным, — погладила по шлему гнома Пинар.

Носик расправил плащ на груди и воодушевлённо сказал:

— В путь!

— Только сорву вот этот перламутровый цветок, — потянулась к необычному растению Мэдлин, — украшу им голову.

— Нет, — отпихнул протянутую к цветку руку Носик, — вообще-то, это не цветок. А вулуокул.

— Что? — переспросила Бёрнис.

— Вулуокулы — это такие животные. Обитают в здешних болотах, — объяснил Носик, — и очень противно кусаются.

Бёрн и Мэд переглянулись.

— Да-с, хорошо, что ты пойдёшь с нами, Носик, — кивнул Стурла, — нам, видно, многое ещё надо узнать.

Компания отправилась в Горячие Топи. То, насколько они знамениты и желанны, ремесленники убедились у первого же хутора, который показался через полмили. Это была группа домишек на вертлявниках пониже, чем у Носика на болоте. Они стояли в отдалении от дороги, но жители хутора двумя семьями вышли к центральной дороге, и на почтительном расстоянии смотрели на ремесленников. Носик сложил ладошки рупором важно закричал им:

— Привет, Кормак!!! Привет, Креван!!! Вот, ремесленники попросили их проводить!

Некоторые визидарцы, стоящие у дороги, быстро склонив голову, дважды похлопали себялевой сжатой кистью по верхней части правой руки, а потом подняли вверх левую руку, показывая ремесленникам ладонь.

Носик ответил им тем же.

— Зачем вы так делаете? — спросила Янмей.

— Это приветствие. Обычно при встрече мы машем друг другу рукой или обнимаемся, но когда происходит что-то очень важное и торжественное, то визидарец приветствует другого именно так. У каждого воина на правом предплечье знак визидара, который наносят в 18 лет. И в этом приветствии мы касаемся знака, показывая, что мы одной крови и заодно.

Питер задрал рукав и показав Носику руку, покрытую узорами, спросил:

— Вот такой знак?

Носик, еле дотянувшись, ткнул в колесо визидаров среди других рисунков на предплечье Пита и сказал:

— Вот такой. Но у тебя слишком большой рисунок. Знаешь ли ты, что написано знаками на твоей руке? В твоих узорах сложено, что ты — великий предводитель. Полководец.

— Я — воин. Защитник. Всегда это чувствовал. И знал, — сказал с достоинством Питер и зашагал дальше.

…Вскоре показалась деревушка. Она началась с деревянной вывески, а дальше потянулись домики, окружённые низенькими каменными заборчиками. Часто в них встречались малюсенькие калитки.

— Ой, это для животных? — спросила Бёрнис, указывая на одну такую калитку.

— Нет, для королевских бурозубок, — мотнул головой Носик, — многие местные дружат с ними. Это единственное животное, которое в Визидарии приобрело разум за счёт магии. И то случайно, потому что специально делать этого нельзя по закону…

Тут из домов на дорогу стали высыпать визидарцы. Многие из них по такому случаю нарядились. Они стояли у края дороги и махали руками. Часто прославленные видели, что их приветствовали, как воинов. Некоторые дети были в самодельных плащах и с палками вместо мечей.

— Кажется, они изображают нас, — кивнув на группу переодетых ребятишек, заметила Пинар.

— Смотрите, смотрите! — кричали люди, не в силах скрыть восторг, — великан!!! А этот какой грозный в шлеме! А девушки?! Вы видели кого-то прекрасней?! А ты заметила их сапоги?! А ты увидел пряжку на поясе? Я себе хочу такую же!!! А какой костюм у того ремесленника?!!! Вы видели что-то подобное?!

Визидария ликовала. На площади Горячих Топей их обступили со всех сторон уже густая толпа народа. Каждый хотел подойти поближе и увидеть Прославленных собственными глазами. Но тут им навстречу вышел Сиридин, взмахнул посохом, чтобы остальные визидарцы расступились и проводил ремесленников до харчевни над которой висела яркая вывеска «Две унции».

У самой входа в харчевню ремесленники увидели в загоне животное. Сначала им показалось, что это странная низенькая лошадь. Но тут она взмахнула большими крыльями и подняла голову.

— Ух ты, дракон! — закричала Янмей.

Она остановилась рядом с ограждением и не могла оторвать взгляд от гладкой кожи животного и его ребристых крыльев. Остальные ремесленники тоже с любопытством разглядывали живого дракона.

— Хей, — обратился к дракону Тафари, — как тебя зовут?

Но дракон недоумённо уставился на Следопыта и напряжённо рыкнул, выпустив из пасти облачко дыма.

К ремесленникам подбежал хозяин харчевни — суетливый рыжий мужчина, в цветастом жилете и смешной узорчатой шапочке с маленьким помпоном на макушке. Он шумно поприветствовал прославленных и проводил их внутрь дома. Усадил их за приготовленные столы и представился:

— Меня зовут Репейник. А вот моя жена, — он показал на дородную улыбчивую визидарку в широкой красной юбке, расписном фартучке и такой же шапочке, как у мужа, — её зовут Тыковка. Мы из лис-оборотней, поэтому не обращайте внимание, на то, что мы обрастаем шерстью, — он закатал рукав и показал рыжий мех на руке, — это всегда бывает перед зимой, — заулыбался он, показав клычки.

— А почему ваша харчевня называется «Две унции»? — спросила у Тыковки Мэдлин.

— Может, у них порции по две унции? — предположил Стурла.

— Нет, порции наши гораздо больше, — улыбнулась Тыковка.

— Как?! Вы не знаете?! — удивился Носик, затёршийся среди остальных.

Все сняли накидки, кроме него. Он привстал и объяснил:

— Две унции весит мушкетная пуля.

— Мушкетная? — переспросил Леонар.

— Мушкеты — это же какое-то древнее оружие? — шепнула Мэдлин Бёрнис.

— Да, это оружие у нас есть в арсенале, — важно кивнул Сиридин. — Когда-то, перед Ужасной битвой нам их только завезли и Аластар Справедливый велел снабдить всех мушкетами. Но их и тогда на всех не хватило. Дружина в те времена была скорее для охраны земель. Сейчас дружина разраслась и стала защитной. И теперь каждый молодой и здоровый визидарец должен пройти военную подготовку.

Тыковка и Репейник бегали вокруг стола, разнося еду. А Сиридин, встал, прокашлялся, поправил на шее большую медаль, которая, видимо, обозначала его статус, и напыщенно сказал:

— Дорогие прославленные, сегодня я получил известие от Августа Непомнящего. Он с волнением мне сообщил, что всё готово к вашей встрече. Медикат в ожидании. Вам подготовлено жильё и бумаги…

— А на чём всё же мы будем туда добираться? И сколько времени понадобится на дорогу? — спросила Мэдлин.

— У вас есть какие-нибудь…ну…мётлы что ли? — поинтересовался Тафари. — Ведь не может быть, чтобы не осталось никаких магических предметов со времён наших предков? Мне рассказывал отец, что Визидария славилась волшебством.

— Ну, действующих мётел штук двести-тристав долине есть, — влез в их разговор Репейник. — Иногда их можно увидеть. Но ими пользуются в основном по старинке пожилые. Или молодёжь для забав.

— Почему? — спросила Бёрнис.

— Мётлы летают медленно. До Медиката будет лететь двое суток, да с первого раза на них и летать то не получится. А так до города можно найти транспорт и побыстрее. Хоть ту же лошадь. Тогда путь займет часов восемнадцать, — объяснила Тыковка, наливая Янмей молока, которое оказалось чёрным.

— Ой, а почему оно такое? — спросила у неё девочка.

Тут уж пришла пора удивляться Тыковке:

— Деточка, а какое же ты пьёшь? Неужели белое? Это же от сахарумских коров, их молоко тёмное и сладкое. Именно на нём варят тату. Вы знаете, что такое тата?

— Сегодня они пробовали её впервые, — вставил Носик, — в миру у них такого не было!

Репейник и Тыковка переглянулись. В их взглядах читалось недоверие.

После хозяин харчевни продолжил рассказывать про летающие мётлы, подкладывая на стол новые кушанья:

— Вам надо потом будет хоть раз попробовать полетать на метле, — говорил он, кивая. — Они жутко неудобные. У нас есть где-то на чердаке. Правда, кажется, совсем порченная. Вы когда-нибудь пытались летать на палке? Во-первых, так и тянет перевернуться. Руки скользят, тело перевешивается вниз, затекает и сложно удержаться. Словно ты на каком-то насесте. И потом, во-вторых, и это самое главное, — он наклонился и чуть тише доверительно добавил, — она уж-ж-ж-асно врезается в зад! Он тут же немеет так, что потом и на своих ногах устоять не можешь.

Но Тыковка услышав мужа, недовольно сказала:

— Ты бы меньше ел, Репейник, и она бы не так травмировала твой зад.

— Граспек, — кивнул ей муж, и она, услышав это, отчего-то поджала губы.

— Так как всё же мы будем добираться до Медиката? — вернулась к теме разговора Пинар.

— Может, полетим на драконах? Мы видели одного у вас рядом с домом, — предложил Итиро.

— На драконах? — лицо хозяина харчевни вытянулось ещё больше, — драконы неповоротливы и себя-то в воздухе почти не держат, — объяснил он, — разве что только лазоревые? Их используют крестьяне на летающих фермах. Говорят, раньше драконы были большими, летающими. Но это только в легендах.

— А зачем тогда вам драконы? — спросил Стурла.

— Как зачем?! — остановился Репейник, выпучив глаза. — Тяговая сила. И самое важное — они несут яйца.

Леонар аж привстал от удивления и недовольства.

— Но, позвольте… Это возмутительно… Ведь раньше…Мои предки…В книгах сказано…Как же так? Просто несут яйца?!! — граф не мог собрать в голове мысли и они, наскакивая друг на друга, путались в его сознании. Драконы-наседки?! Да что же это такое?

— А в людском мире едят яйца куриные, — почесал бороду Стурла.

— Правда? — пришла пора удивляться Репейнику, — вот интересно. Они ж малюсенькие. Одним яйцом дракона может накормить две семьи. Это ж сколько надо куриных?

— С ума сойти, — нагнулась Бёрнис к Леонару, — они используют драконов, как кур? А куры им тогда на что?

Но свой вопрос она не успела повторить громко, её перебил Тафари.

— Расскажите, какие толы у вас остались в распоряжении? Какие ауксилы? — спросил он.

— Все немногочисленные толы собраны и закрыты в Стоунбоне — это единственная оставшаяся из пяти Ремесленных Мастерских. Там находились основные лаборатории, велись исследования. Во время Ужасной битвы в Стоунбоне включили защиту. После самого сражения, когда Визидария осталась в руинах, Советом Визидаров было принято решение опечатать и закрыть Стоунбон до вашего прихода. Что и было сделано.

— Почему? — удивился Леонар, — ведь вы могли пользоваться толами и теми знаниями, которые остались в стенах этой мастерской? Как её…Стоунбона?

— Нет, — помотал головой Сиридин, — ремесленников то не осталось. Когда напали малумы, они уничтожили весь свет профессуры и всех ведущих специалистов. Малумы охотились за толами и ауксилами, поэтому, погибая, визидарцы уничтожали их сами. Так что почти все магические предметы исчезли. Их просто нет. Кое-что осталось. Но это обычные бытовые ауксилы. И потом, в стенах Стоунбона ценнейшие книги, материалы и незавершённые работы. Там запасы волшебных веществ, многими из которых никто не умеет пользоваться или воссоздать при необходимости. Именно поэтому Мастерские были закрыты. Если бы этого не сделали, то мы бы давно использовали всё то, что там нашли. Но смогли ли бы мы продолжить дело ремесленников? Вряд ли. Неразумным детям не дают в руки лучшее оружие. Им они могут себе навредить.

— Но ведь детей можно научить, — возразил Тафари.

— Кому обучать? Все были уничтожены. В те дни Визидария жила с ощущением Конца Света. Он пришёл для двух из трёх жителей страны. А оставшиеся ждали его с минуты на минуту, — сказал Сиридин и склонил голову, — до сих пор живы несколько визидарцев, заставших те времена. И они всегда плачут, когда вспоминают Ужасную битву. Сколько веков прошло, а они плачут.

— Но ведь что-то осталось из магических инструментов? — в отчаянии спросила Мэдлин.

— Да, у меня из ауксилов есть котелок, который кричит, когда еда готова. И ложка-загребалка, она делает любую еду жирнее. Поэтому у меня самая вкусная похлёбка, — гордо сказала Тыковка, — а ещё мы держим погодных кур. В нашей деревне они есть только у нас.

— Погодных кур? — удивилась Пинар.

— Ага, вон они, в клетке на окне, — кивнула Тыковка, — куры у нас предсказывают погоду.

Действительно, на окне, куда показывала Тыковка, в просторной клетке сидели две пёстрые курочки, которых раньше никто не заметил. Ремесленники переглянулись: куры как куры. Пинар встала и подошла к ним. Сначала казалось, что они квохчут, но потом стало понятно, что одна говорит другой:

— Холод, завтра холод.

А другая кудахтала:

— Тепло, будет тепло!

— Все куры в Визидарии предсказательные. У них можно спросить любое, но обычно куры говорят о погоде, — объяснила Тыковка, — и пользуются большим спросом у фермеров.

— Так отчего же они предсказывают разное?

— У каждой из них своё мнение. Их обычно и покупают по две. И одна из них обязательно оказывается права, — сказала Тыковка.

— Ну, всё, в путь! — поднялся Сиридин.

И все ремесленники встали за ним.

Когда Сиридин вышел на улицу, Репейник подбежал к Питу, схватил его за руку и зашептал: «Милостивый государь, теперь уже вы будете властью? Теперича вы будете главными? Так посодействуйте, чтобы сыночку нашего — Лапе не брали в дружину на службу? Он нам дома нужен. А если уж вы что-то затеете вроде сражения, уж нам бы не хотелось его терять. Пусть другие сражаются».

Питер удивился, вытащил свою ладонь из рук Репейника, потом оглядел толстого паренька с рыжим чубом, который высовывался с кухни и сказал сухо:

— Мы не пришли управлять или захватывать власть. Мы вернулись защитить Визидарию. А…те, кто… не хотят защищать, нам и даром не нужны.

— Так мы сговорились? Замолвите за Лапе словечко? — заискивающе заглянул Питу в глаза хозяин харчевни.

Пит кивнул и вышел.

На улице всё ещё стоял народ, его даже прибыло. Каждого выходившего ремесленника они приветствовали ликованием и криками напутствий:

— Мы с вами! Прославленные, ура! Мы ждали вас! Слава ремесленникам!

— Нам нужно к Златоусу, — перекрывая шум, сказал Сиридин.

И повёл Прославленных через площадь к дому. Дом был примечательным: высоким и узким, словно колокольня, с резными ставнями. По обеим сторонам дома примыкали огромные деревянные арки.

Из широких дверей блеснувших натёртыми коваными ручками в виде гончих зайцев, к ним вышел Златоус. Это был высокий мужчина с пышными золотистыми бакенбардами, напомаженными усами и бородой, разделённой на две части и вычурно завитой.

— Ой, какие у вас замечательные усы! — не удержалась Бёрнис.

— А вот это ты мне сейчас угодила, деточка, — сказал, Златоус, гордо выпятив грудь и поправляя усик.

От приятных слов Бёрнис, он аж притопнул вышитыми бархатными сапогами на золотых каблуках.

— Достопочтимый Златоус, покажи им наших лошадей, — попросил Сиридин, — Прославленные отправляются в Медикат.

— И сам понимаю, — кивнул Златоус. — Мы с Агнессой вас уже ждём

К ним из дома вышла милая розовощёкая девушка. Наверное, она была из породы русалок — за ушками виднелись аккуратные маленькие жабры.

— А это моя дочь, Агни, — представил её остальным Златоус.

Обогнув здание, они повели ремесленников в конюшни.

У длинного сарая ремесленники вдруг увидели большой ржавый паровоз. Он был, конечно, чудной: пузатый, длинный, как сигара, с трубой, похожей на перевёрнутый колокол. Но всё же это был паровоз. И стоял он на полуразрушенных рельсах.

— Что это? — удивился Тафари, — паровоз?

— Это рельсовая машина. Когда-то их в Визидраии было много, — сказал Златоуст, — но малумы их разрушили тоже. Одна эта машина и уцелела, как память…

— Вот такие у нас были достижения, — грустно сказал Сиридин, — всё это осталось от наших предков. А теперь…

— Теперь мы заживём! — улыбнулся Златоуст, похлопав Сиридина по плечу, — братец, ты понимаешь, что Прославленные вернулись?!!!

Пока ремесленники разглядывали рельсовую машину, Агни и Златоус привели под уздцы лошадей. И трёх маленьких мулов. Питу привели странное крупное животное — помесь лошади с драконом. Он напоминал мощного коня, но покрытого, словно бронёй, чешуёй. Вместо копыт каждая нога животного заканчивалась тремя сильными когтями. У него отсутствовала грива, а морда напоминала сплюснутую драконью, как и его рептилий хвост.

Стурла уважительно взглянул на существо и сказал:

— Экая животина! А окраска у него — один-в-один, как чешуя чёрной трески! А уж её я наловил в своё время немало.

Потом Стурла повернулся к Златоусу и спросил:

— У этого коня трески в родственниках случайно не было?

Златоуст удивлённо помотал головой.

— Это драстид. У нас на таких обычно ездят тролли, — объяснил он.

Златоуст подвёл животное к Питу, передавая ему уздцы и добавил:

— Его зовут Вульф.

Питер протянул к драстиду руку, и тот приветливо ткнулся ему в ладонь мордой.

В поход снарядились быстро и уже через полчаса выехали из Горячих Топей в Медикат.

На мулах ехали Стурла, Носик и Янмей. Сначала Стурла сердился, что ему дали не драстида, но потом оценил своё животное — оно было послушным и резвым.

Ремесленники ехали по Визидарии, и от красоты вокруг захватывало дух. Как будто все краски мира стали здесь ярче, запахи — сильнее, ощущения — глубже.

Как-то поднявшись на очередной холм, они увидели большую низину. Долина была покрыта перелесками, меж которых вились две речки. На берегу одной из них притаилась крохотная деревушка, состоящая из цветных домишек, украшенных резными крышами. Увидев это, Пинар восхищённо сказала:

— Визидария невероятная. Словно здесь соединились самые красивые места всей земли.

— От нереальности этих пейзажей у меня по коже мурашки, — подхватила Мэдлин. — Всё то, что рассказывала бабушка — её чудные сказочные истории вдруг ожили. То, что казалось, я забыла, всплыло в памяти. Как жаль, что этого не видит моя сестра.

…Но всё же, большую часть дороги ремесленники молчали, без устали крутя головами по сторонам. Они вслушивались в скупые пояснения косноязычного Сиридина и эмоциональные рассказы Носика. В каждой деревне, через которую лежал путь, их уже знакомо приветствовали жители.

Они были разные — народы Визидарии: от потомков шелков и фей, до сидов и оборотней. От родов фениксов и русалок, до гоблинов и троллей. Но объединяло их одно — любовь к своей земле.

— Надо же, многие из визардарцев выглядят словно обычные люди! Подумаешь: какой-то род чуть выше или толще! У кого-то чуть больше растительности или другой формы уши, иная кровь или цвет волос, — размышлял Леонар. — Редко кто из визидаров отличается от людского рода…

— И всё же визидарцы другие, — назидательно поднял палец Сиридин. — Не забывай, что в их жилах течёт кровь иных существ.

— Но всё же мы с людьми так схожи! — возразил Марио, ехавший рядом с ними, — и потом они хорошо к нам относились…

— Послушай, Марио, — прервал его Сиридин, — если в воду добавить сахар, то на вид она останется прежней. Но при этом станет сладкой. И никогда уже больше не будет просто водой. Люди хорошо относились к вам, потому что не понимали вашей волшебной сути. Но как только они узнали бы вашу природу, то сразу бы вас уничтожили.

— Но это неправда, — вспылил Марио.

Однако Леонар не дал ему договорить. Он нагнулся и мягко коснулся руки Марио, показав взглядом, что спор бессмысленен.

…Долгое время ремесленники ехали по берегу реки Счастливой. Сиридин, рассказывал о традициях Визидарии, показывал их священные места — обычно это были тихие уголки с украшенными кенотафами. Носик же пересказывал ремесленникам легенды. Он, отчаянно жестикулировал, вёл рассказы на два голоса и был в этот момент презабавен. Носик так вживался в роли, что пару раз чуть не упал с лошади.

А Визидария не уставала удивлять. За каждым поворотом ремесленников ждало что-то новое. То это был водопад Троллей, обрушивавший воды каскадами меж развалин старого замка, то бездонные озёра Пяти сестёр в ледниковых расщелинах — идеально круглой формы, но разных диаметров. Леса на их пути порой были такими густыми и высокими, что дорога иногда проходила прямо через прорубленные крупные стволы деревьев.

Над долинами, где среди зарослей таились деревушки, словно тёмные низкие облака, висели плавающие над домами острова. Иногда с острова на остров перелетали драконы на которых сидели возничие. Тёмно-серая шкура драконов на солнце отливала голубым. Видимо, это и были лазоревые драконы.

Когда ремесленники увидели первый левитирующий остров, то были несказанно удивлены.

— Есть такая трава, — показал на невзрачные былинки, росшие у дороги Носик, — она называется воздушная рыхлея. У неё примечательные корни: одни корешки мелкие, упругие и длинные, из них делают прочные верёвки. Они пронизывают почву, скрепляя её. Другие же корни рыхлеи со временем раздуваются, накапливая газ, который легче воздуха. Вот тогда рыхлея вырывает целый пласт земли и взлетает. Фермеры специально сажают эту траву плотно, а потом просто подвязывают островки на цепях рядом с домом. Вот на этих, — показал Носик на плавающие над долиной острова, — выращивают ту самую хиларитату, которую вы пили.

Ремесленники увидели, что с островков свисают длинные ветви, покрытые тёмно-коричневыми закрученными в спирали стручками. Стручки порой казались бесконечными. Они легко порой достигали четыре-пять ярдов в длину.

— Раньше тата росла только высоко в горах. Но с помощью рыхлеи теперь есть возможность растить её в долине прямо над домом, — пояснил Носик, — посмотрите, какие тонкие, хоть и длинные у хиларитаты стволы. Но однако же, это самое прочное дерево на свете! Распилив его, можно получить легчайшие, как пух, но крепкие доски. Правда, дом из таких не построишь — его просто унесёт ветром.

Чудных животных, навроде драстидов, в Визидарии оказалось не так много. Всё остальное зверьё было вполне земным. Хоть иногда и с необычными свойствами. Так на одном из склонов гор ремесленники увидели удивительных лошадей — они перелетали с места на место, высоко зависая в воздухе.

— Это чёрные летающие лошади, — пояснил Сиридин, — но, как вы видите, они не полностью чёрные.

Действительно, головы и хвосты лошадей были белыми, отчего издали на фоне неба они казались безголовыми. А на фоне тёмных скал, напротив, создавалось впечатление парящих белых голов.

— Эти лошади питаются лишь высокогорной травой, и почти исчезли, не имея возможности её добывать, — объяснил Носик. — Тогда, много лет назад, визидарцы придумали давать им воду с растворённым левитирующим порошком. И чёрные лошади стали летать. Даже поступили на почтовую службу визидарцев. Но после Ужасной битвы никто не умел готовить их питьё, да и было не до этого. И лошади постепенно утратили способность к полёту. Хотя они до сих пор долго зависают в прыжке, но всё же это не то.

— А почему же забыт рецепт летательного порошка? — удивился Марио.

— Его умели делать лишь ремесленники. Говорят, небольшие запасы есть в Стоунбоне. Но их никто не трогал, — сказал Сиридин.

Проезжали ремесленники и множество необычных поселений. Больше всего их удивила крошечная деревенька Бубо, где обитали королевские бурозубки. Незадолго до этой деревни началась мостовая. А у самого въезда в Бубо стоял знак объезда для повозок и предупреждение, что проход через поселение только спешившись. При этом передвигаться нужно было строго по дороге. И ещё каждой лошади следовало надеть на копыта специальные тапочки, точно так же, как и всем путникам.

— Это для того, — объяснил Сиридин, натягивая тапок прямо на сапог, — чтобы местным жителям дорога не запыляла дома.

Бурозубки вылезли на крыши и колокольни крошечных построек. В кафтанчиках и шляпках, тоненькими голосками приветствовали Прославленных жители этой деревни, отчаянно махая лапками. Янмей была от них в восторге, а они подарили ей целый мешок маленьких сахарных колечек.

…Потомки же сидов жили в домах, похожих на гнёзда, в углублениях холмов. Издали казалось, что холм облеплен стогами с окнами.

Ехали ремесленники и через деревню Периван, чьи дома по традиции росли вместе с семьями — было видно первый домишко, потом его надстраивали и расширяли. Он обрастал крышами, новыми трубами, балконами, переходами. Поэтому все постройки этой деревни напоминали странные нагромождения всех стилей и видов жилищ, возвышающиеся над деревьями. И дом одной семьи мог занимать до двух акров земли.

Каждая деревня чем-то да удивляла, и Сиридин уже сто раз порадовался, что с ними поехал Носик. Он оказался хорошим рассказчиком и кладезью информации, которой порой не мог дать он сам.

Ближе к полудню процессия въехала в долину Молан. Ремесленники не сразу заметили, что все дома здесь медленно двигаются.

— Глядите, вот чудо. Или меня укачало? — потёр глаза Стурла, указывая на колыхающиеся, словно в мираже, домишки.

— Нет, не укачало. Эта деревня называется Парящая Иде, — объяснил Носик. — Тут низинная местность и каждую весну сильно поднимается вода. Раньше она постоянно затапливала первые этажи. В старину у одной местной девушки Иде из фей, был ауксил — большое пуховое одеяло. Оно, по её желанию взлетало и встряхивалось. И вот Иде придумала, вытащить из него часть перьев, да заложить его в фундамент сарая, который строил её отец. И он взлетел, правда, невысоко. Так девушка со временем и распотрошила своё одеяло для жителей округи. И теперь все дома подняты в воздух на фут или два. И хоть местные жители, чаще всего из рода фей, но дома любят украшать фигурками птиц или пёрышками. Меж многих домов вы заметите целые гирлянды из расписных деревянных птичек.

Бёрнис смотрела как на окне дома, мимо которого они проезжали, мерно покачиваются цветы.

— А жителей не укачивает в этих домах? — спросила она, вспоминая пароход в океане. Ей там жутко не понравилось.

— Они в этих домах рождаются, живут и умирают много веков. Привыкли. У нас каждую весну проходит Фестиваль на лучшую деревню. Жители Парящей Иде несколько раз побеждали. Посмотрите, как здесь красиво, — указал Сиридин на качающиеся сине-белые домики, на гирлянды фигурок, натянутых между домами. На деревья, обвеганные птичками.

— На Фестиваль местные жители всегда приходят, водрузив на голову маленькую сине-белую подушку в знак любви к Парящей Иде, — добавил Носик.

В его словах было столько нежности к родной земле, что Мэдлин и Бёрнис, переглянувшись, заулыбались. А вот Леонар отчего-то нахмурился, склонив голову.

В каждой местности, которую проезжали ремесленники, были свои правила и традиции. Но нигде ремесленники не увидели мусора или запустения. Каждый уголок страны визидарцы восстановили и украсили. И хоть деревни были разные, как и их жители, но почти у каждого дома стоял каменный столп, покрытый кельтскими узорами. Как объяснил Сиридин, в старину эти столпы были ауксилами и делали погоду, такую, как хотел хозяин. И назывались погодными. А теперь они напоминали об Ужасной битве.

Частенько во дворах у домов ремесленники видели камни, похожие на головы, и казалось, что из травы то тут, то там торчат макушки. Почти всем таким булыжникам были пририсованы лица. Носик сказал, что это духи дома, и они сторожат покой обитателей.

— Чаще всего у дома выставляют столько камней с рожицами, сколько и членов семьи, — пояснил коротыш, показывая на группу из семнадцати улыбающихся камней в шляпках у ближайшего особнячка, — даже если они и разъехались, то здесь всё равно собрались всем семейством.

Когда солнце стало клониться к западу, а лошади устали и седоки выдохлись, ремесленники увидели на горизонте огромную башню.

— Это башня Силы, — показал на неё Сиридин. — Недалеко, во-о-он там, — он указал левее, растёт священный дуб. За ним начинается территория Стоунбона. А справа вы видите деревню Три ручья. Там мы сейчас и отдохнём.

Они спустились к деревушке. Мальчишки из рода брауни — низкорослые, с коротенькими, но быстрыми ножками, ждали их в траве на пригорке, а увидев, припустили в деревню, поднимая дорожную пыль, чтобы рассказать жителям о приближении гостей.

Когда ремесленники въехали в Три ручья, все жители высыпали им навстречу, и стали громко петь в их честь гимн. Те самые мальчишки, которых они видели при подъезде к деревне, старательно играли на свирельках, молодёжь танцевала.

Гостей проводили на главную площадь, где были накрыты столы, ломившиеся от угощений. Кажется, сюда стащили всю мебель деревни: длинная лента разномастных столов и лавок несколько раз хаотично обвивала площадь и убегала вверх по широкой улице.

Сначала ремесленников проводили умыться — их отправили в крытый двор, к длинному камню, в котором была выдолблена большая чаша. В неё стекал питьевой ручей.

— Спасибо, — сказал Пит девушке, которая протянула ему полотенце.

— Вам спасибо, — её голос дрогнул, — несколько поколений визидарцев жили только мечтами о вас. И вот, наконец…

В глазах девушки появились слёзы, она смахнула их и убежала.

Рядом с Питером стоял Леонар. Он, вздыхая, отмывал руки от пыли.

— Почему ты такой печальный? — спросил его Пит, — вижу, ты давно не в настроении.

— Они так рады, — обернувшись на ликующую толпу, сказал Леонар. — Но оправдаем ли мы их ожидания? Мне не по себе. У нас почти ничего нет из толов. И у них тоже. Я надеялся, что здесь, в долине Сиреневых ветров, нам станет проще. Но всё только усложнилось. Они очень отстали от людского мира. Подумать только — у них основное оружие мушкеты. Что уж говорить об остальном? Сможем ли мы вдесятером здесь всё наладить и сделать их жизнь лучше?

Услышав его слова, Бёрнис сказала:

— Я думаю, мы справимся. Но знаешь, среди людей я всегда чувствовала себя особенной. Визидаркой. А здесь… пока я чувствую себя таким же чужаком. Мне необычен их быт, их порядки, их традиции. Всё вокруг какое-то нереальное.

— Понимаю тебя, — кивнула Мэд. — Мне тоже немного не по себе. Особенно что нас везде приветствуют как королей. Сможем ли мы с честью справиться с возложенной на нас миссией?

— А какая конкретно это миссия? Чего от нас ждут? Я не совсем понимаю. Я думал, наша дорога закончится здесь и дальше будет счастливая жизнь, — наклонился к ним, умываясь, Марио.

— Счастливая жизнь обязательно будет, — кивнул Тафари. — Но сейчас надо навести порядок в делах. А потом уже можно говорить и о счастье.

— В каких делах? — уточнил Марио.

Но Следопыт не ответил. Ведь он и сам пока не знал.

— Я готов работать, — сказал Питер, — это моя родина. Моя земля. Я чувствую это каждой мышцей.

Тафари кивнул ему и добавил:

— Визидарцы столько лет жили в полной оторванности от мира. Они ждали нас. Все они — наша кровь и плоть. Наши братья и сёстры. А ваши тревоги, Леонар… Мэдлин… Они пройдут, вот увидите. Эта земля станет нашим телом, нашей душой.

Стурла же, наоборот, выделялся из всех ремесленников тем, что был весел и счастлив.

— Ах, сюда бы поскорее мою Дэгни, и больше мне ничего не надо! — приговаривал он, обливаясь водой и отфыркиваясь.

Ремесленников позвали к праздничному столу и усадили среди жителей. Все вокруг представлялись Прославленным, радостно протягивали им руки, на лицах визидарцев было счастье. С площади лилась музыка, народ танцевал: взлетали вверх шапки, мелькали ноги, кружились клетчатые юбки, сверкая белыми кружевами подъюбников.

Из-за стола встал один из местных жителей. Крупный молодой мужчина в холщёвой рубахе и кожаном жилете.

— Это Гарбхан Бирн, — шепнул Носик сидящему рядом Питу. — Кого у него только в крови не намешано: и северные тролли, и сиды, и оборотни… Говорят, у него железный кулак. Гарбхан — тутошний задира.

— Как это? — удивился Питер. — Почему задира?

— Ну, вообще-то, он фермер и в большом почёте у местных парней. За силу и строптивый характер. Всё любит делать по-своему. Слывёт вольнодумцем и бунтарём. Но, мне он кажется хорошим визидаром. А ещё, — Носик кивнул на бокалы изумрудного напитка, который пенился у них в бокалах, — это варят на их ферме. Лучший травяной эль!

В это время Гарбхан произносил тост:

— Дорогие наши ремесленники! Конечно, вы — наша надежда. Но и мы не подведём. Придём вам на помощь, если она будет нужна. Только позовите! Братья и сёстры, ремесленники! Прославленные! За вас!

И парень сел обратно за стол. Все визидарцы одновременно подняли локти, чтобы легонько стукнуться ими с соседом, затем быстро хлопнули в ладоши и трижды стукнули башмаками об пол. И только тогда потянулись за бокалами. Но их стройные ряды разрушили ремесленники, которые не понимали, чего от них ждут. Со смехом Гарбхан поднялся с места, и обратился к смущённым гостям:

— Ничего, друзья, это не великое горе. Мы сейчас научим вас выпивать по визидарски. Повторяйте за нами!

Местные взялись учить ремесленников своему обычаю, и уже с третьего раза у всего стола получилось дружно выпить бокалы.

Вдруг музыка перестала играть, люди примолкли, толпа танцующих отхлынула и расступилась. На площадь стройно въехала дружина. На крепких лошадях восседали сильнейшие парни Визидарии. Солнце бликовало от начищенных шлемов и доспехов из металлических пластин, соединённых между собой кожаными ремнями и отбрасывало в притихшую толпу отсветы.

Впереди ехали двое. Один — постарше, небольшого роста, с пытливым взглядом на суровом лице. На его высоком шлеме покачивалось красивое чёрное перо, а через грудь под пурпурной накидкой, была перекинута лента, увешанная знаками отличий. Бросался в глаза и его богатый шёлковый пояс сиреневого цвета с золотыми кистями.

— Это глава Совета Визидаров, — зашептали ремесленникам сидящие рядом, — сам Август Непомнящий.

— Он из рода особых брауни, смотри, — тихо сказал Питу Носик, аккуратно показывая на длинный заострённый носище Августа, доставшийся ему от его рода, — и только у них всегда такая куцая бородка, которая, как известно, у брауни не растёт.

Рядом с Августом ехал молодой юноша, бравый визидарец. У него было открытое лицо, но упрямый взгляд и крепко сжатые губы. От этого парень выглядел строгим и неприступным.

— А это, — указывая на серьёзного юношу, рассказывала девушка, сидящая рядом с Бёрнис и Мэдлин, — секретарь и помощник Августа — Уильям Фланн. Его мать из эльфов, а отец из русалок. Посмотрите, какой красавчик! И он, — девушка заметно покраснела, — не женат. Моя сестра, — затараторила рассказчица, и слова из неё посыпались, как горох их мешка, — живёт в Медикате, и работает в татошной на рынке. И только вчера почтовым голубем она прислала мне письмо, что Уильям Фланн сидел с другом у них в кафе, и она подслушала, как тот говорил, что пока жениться не собирается, потому что не видит достойной кандидатуры, мол, сердце его молчит…

Девушка многозначительно посмотрела на Бёрнис и Мэд и добавила:

— Так что шансы у нас есть. У всех.

Бёрнис чуть не фыркнула, но сдержалась, потому что Мэд под столом вовремя пнула её ногой. Бёрнис нагнулась к подруге и с улыбкой сказала:

— Девушки в Визидарии такие же, как и в человеческом мире.

— Девушки везде одинаковые, — тихо ответила ей Мэдлин, — сердце в груди у всех одно.

В это время Уильям соскочил с лошади и помог спешиться начальнику. Тот поправил шлем, и, прихрамывая, двинулся к ремесленникам. Они все успели встать из-за стола и выйти навстречу главе.

— Друзья, — Август горячо обнял каждого ремесленника дрожащими от волнения руками, — я не мог сидеть в Медикате, ожидая вас. И как символично, что встретились мы здесь, в Трёх ручьях, где жили многие из ваших предков.

Над маленькой Янмей Август прослезился, поднял её на руки, и, повернувшись к войску, которое успело спешиться и построиться в шеренгу, скомандовал:

— В честь Прославленных ремесленников!!! Слава!

И воины, вытянувшись, стукнули кулаками по правому плечу, вскинули ладони и как один крикнули:

— Слава! Слава!

Август обвёл дружину растроганным взглядом и скомандовал:

— Отдохните, воины!

И солдаты растворились в толпе. Августа подсадили к ремесленникам и налили большой кубок зелёного эля.

Тут же снова раздалась музыка, кто-то уже тащил из ближайших домов новые столы, опять закружились юбки и застучали об мостовую каблуки.

— Какие чудные туфли! — воскликнула Янмей, показывая на обувь танцующих, — и все такие разные!

Обувь у визидарцев, действительно была чуднАя: расшитые цветами туфельки, сплетенные из верёвок тапочки, изогнутые деревянные клумпы и даже сапожки, сшитые из лоскутов сверкающей чешуи. Сложно было бы найти две одинаковые пары.

— О-о-о, — протянул гном с длинной бородой, свитой в косу. Он сидел рядом с Янмей и слышал её слова:

— Для визидарца обувь — это, как ни странно, его лицо. Символ самовыражения. Визидарец с детства придумывает обувь, которую будет носить. Когда меняется визидарец: его планы и убеждения, это можно определить по его обуви — она обязательно станет другой! Самый лучший подарок — хорошие туфли. У нас есть поговорка: «Если подошли подаренные туфли, значит, этот визидарец знает про тебя всё!»

Янмей удивлённо посмотрела на обувь самого гнома. На нём были высокие кожаные сапожки с кармашками набитыми мелочевкой.

…После обеда ремесленников проводили в сад, где для них были приготовлен огромный белый шатёр переговоров. В нем стоял круглыйкаменный стол, вокруг которого примостились стулья. Ремесленники расселись и к ним вошёл Август. Он что-то тихо сказал Уильяму и тот быстро удалился. А глава подошёл к столу, оперся об него и стал говорить, переводя взгляд с одного Прославленного на другого:

— Скоро мы продолжим с вами путь в Медикат. Там нас ждут большие празднования и гуляния, — Август глубоко вздохнул и продолжил. — Мы долго вас ждали. Но не теряли времени зря. Наверное, вы хотите узнать, что же случилось тогда, четыреста лет назад, когда страна была почти уничтожена за три дня и спасена лишь усилиями ваших предков? Когда-то Визидария процветала. Она отличалась от остального мира невероятным развитием наук. Ремесленники — самые умные из визидарцев, те, которые выбрали путь служения народу, придумывали и делали толы с ауксилами. Люди, сталкиваясь с нашими достижениями, принимали их за волшебство и боялись. А значит, хотели нас уничтожить. И мы полностью отсоединились от человеческого мира. А потом ремесленники достигли высшего уровня — создали волшебную палочку. Весь свет визидаров учился в Ремесленных Мастерских. И жизнь была прекрасна. Но недаром мы селились подальше от людей, — Август сморщил нос, оглядел Прославленных и сказал, — знаете, даже представить не могу, как вам жилось среди них, наших врагов… Восхищаюсь вами и вашими предками, которые принялирешение — спрятать лучших в мире недругов, чтобы изучить их повадки изнутри. Найти против них оружие и потом разом одолеть. Люди…Они устроили Ужасную битву.

Август остановился, перевести дыхание. Взор его затуманился слезами. Он никак не могу унять дрожь в руках. Наконец, собрался с силами и продолжил повествование:

— После мы, конечно, разобрались, что случилось. Всё зло обрушилось от одного визидарца, в коем, человеческая природа, победила визидарскую. Но мы уверены, что он не мог действовать один. Несомненно, за ним стояли люди. И Это существо — Хьюго Хармус. Вот все материалы о нём, — Август взял из рук вернувшегося Уильяма толстую папку и протянул ремесленникам. — Здесь вы найдёте сведения о его семье, оего родителях. Об их чудесном семейном ауксиле — Древе Жизни, который они уничтожили. О том, что этот… человек… ибо я не могу называть его визидарцем, создал малумов… Визидарцы сражались с ними, как могли. Бой шёл три дня…

Август от волнения больше не мог говорить. Он сел и кивком головы попросил продолжить Уильяма.

— Малумы — бесплотные твари, убивавшие лучших, — сказал Уильям. — Они высасывали жизнь из визидарцев, особенно ремесленников, и охотились на толы. Поэтому многие толы были уничтожены самими жителями Визидарии, чтобы не достались врагу. Ваши предки придумали, как защитить страну. В этом помогла Башня Силы, объединённая энергией со столпами погоды и кенотафами. Столпы были установлены давным-давно, как ауксил, регулирующий погоду в стране, а кенотафы — это камни в которые превратились все визидарцы, погибшие в первых боях близ священных деревьев. Среди этих кенотафов есть и камень Аластара Справедливого.

Он — величайший воин в истории Визидарии и самый почитаемый визидарец. Если бы он выжил, то, несомненно, нашёл бы способ уничтожить людей и зло, исходящее от них, каким-нибудь бескровным способом. Те ремесленники, что выжили в первый день битвы, создали защитную стену, которая работает до сих пор. Как мы понимаем, защитная стена получилась настолько толстой, что руины замка Хармусов — Дагхэта застряли в её толще навечно. Когда-нибудь он умрет. Как и его малумы. Тогда умрёт корень зла. Нам осталось только ждать. Но с вами теперь ничего не страшно. Мы ждём от вас, чтобы вы охраняли защитную стену, и занялись прежде всего непосредственным делом, которым занимались ваши предки — созданием толов и ауксилов для народа Визидарии, чтобы облегчить стране жизнь. А для этого надо восстановить Стоунбон. Он заперт под защитным куполом и ждёт вас.

Август снова встал и сказал:

— Мы хотим вам вручить сиреневые пояса ваших предков. Они хранились, как реликвия. В Визидарии — это всегда было высшим знаком отличия и за последние четыреста лет этих поясов было вручено всего пять.

Уильям принёс потёртые шёлковые ленты и стал вручать пояса каждому ремесленнику.

Когда он подошёл к Бёрнис, то нечаянно уронил шёлковую ленту к её ногам и сильно смутился. Они одновременно присели за ней и соприкоснулись руками. Уильям стушевался, но Бёрнис тихо сказала: «Ничего страшного», и ласково коснулась его пальцев, успокаивая. Он почувствовал, что от Бёрн пахнет лесом и летними травами. И было что-то в этой девушке близкое, сердечное, будто он знал её когда-то давно, а потом забыл. А вот сейчас она вернулась.

Всё это продолжалось две секунды, но когда Уильям разогнулся, ему почудилось, что он сделал это в другой реальности. В той, в которой солнцем теперь была Бёрнис.

А она сказала, обращаясь к Августу:

— Спасибо, пояса предков — это большая честь для нас. Мы их примем, как ценность, но надевать не будем — мы пока не заслужили такого права.

— Граспек, — кивнул ей Август.

— Что означает «граспек»? — спросила, Бёрн. — я где-то это слово уже слышала.

— Ну, — стушевался Предводитель, подбирая объяснение, — это древнее визидарское слово… Это благодарность. Однако она имеет определённый контекст. Когда ты произносишь «граспек», то говоришь: «спасибо, что высказался и показал свою суть, истинное лицо». Такой вот длинный смысл в коротком слове. Граспек.

— Граспек и вам, — сказал Августу Марио.

— Наверное, сейчас это слово применять было бы не совсем верно… — начал рассуждать Август.

Но его перебил Тафари.

— Мы поняли свою миссию, — сказал он, оглянувшись на остальных ремесленников, — но тогда сейчас бессмысленно ехать в Медикат. Празднования подождут. Мы сразу же отправляемся в Мастерские Ремесленников. В Стоунбон.

— Но как же… — растерялся Август Непомнящий. — Я хотел показать вам столицу. Вы бы полюбовались, как мы её восстановили. Как она красива.

— Мы проехали пол страны и видели сотни её жителей. Визидария прекрасна. Но надо приступать к работе, а столица подождёт, — ответил Тафари.

— Я думал, кто-нибудь из вас войдёт в Совет Визидарии, — продолжал рассуждать Август.

— А вот это зря. Политика — не наше дело, как и управление, — покачал головой Итиро, — мы тут толком ещё ни в чём не разобрались…

— Так вы точно решили ехать сразу же в Мастерские? — уточнил Уильям.

— Да, — кивнули ремесленники.

— Значит, мы будем держать друг друга на связи, — подвёл итог Уильям и быстро взглянул на Бёрнис, — сейчас мы сопроводим вас до Мастерских.

Через час распрощались с Носиком, Сиридином, жителями Трёх ручьёв и выехали в сторону Стоунбона. Впереди, показывая дорогу, ехал Уильям, за ним ремесленники, после уже Август Непомнящий с дружиной.

За деревней начиналась равнина. И издали было видно огромный холм на котором возвышалась Башня Силы. Дорога проходила в полумиле от неё. Чем ближе они подъезжали, тем становилось массивнее и больше строение. Таких высоких зданий никто из ремесленников ещё не видел.

— Подумать только, — сказал Тафари, задрав голову и глядя на вершину башни, уходящую в облака, — это сколько же в ней длины?

— Игла сапожника, как её тут называют, высотой в 821 ярд, — дал справку Уильям, помолчал и оценивающе добавил, — да, раньше строить умели. И ведь это было четыреста лет назад! Сейчас такую башню никто в нашей стране не создаст. Её возвели над родником Силы — отсюда и её название. Но он давно пересох, там остался лишь пустующий бассейн.

— Можно ли Башню изучить изнутри? Как туда попасть? — спросил, подъехав к ним Итиро.

— В Башню Силы войти нельзя, — мотнул головой Уильям. — Она охраняется воинами дружины, потому что входит в список особо важных мест Визидарии.

— Её построили ремесленники для того, чтобы изготавливать волшебные палочки, — объяснил Август, — какую именно роль в их изготовлении она занимает, я не знаю. Но думаю, процесс записан где-то в бумагах, хранящихся в Ремесленных Мастерских. Но и сейчас Башня Силы — главное место Визидарии. Она защищает нас, держа купол, огораживающий от всего мира, на себе.

— Хотелось бы там побывать и понять её строение, — высказала свои мысли Бёрнис.

Уильям взглянул на неё и улыбнулся, но она ему не ответила.

— Ну, я думаю, в Стоунбоне вы найдёте и планы башни. Там же, в Мастерских Архитектуры её и создавали, — дал совет девушке Август.

Но потом, подумав, он обратился к помощнику:

— Прославленным нужно будет выдать разрешение на посещение и доступ в любое место страны. Уильям, проследи, чтобы завтра же они получили такой пропуск.

— С овальной печатью? — уточнил у него Уильям.

— Нет! С ромбовидной! — поднял палец Август, а потом пояснил остальным, — это самый важный вид печати. Вопросов после такой бумаги не возникнет ни у кого. Это высшее проявление доверия народа Визидарии.

Когда башня оказалась за спиной, дорога потянулись через поля, иногда перемежавшиеся небольшими перелесками.

— Климат у нас и без погодных столпов лучше, чем у людей, и урожай выше, — с некоторой долей высокомерия, довольно произнёс Август, глядя по сторонам.

Рядом ехали Леонар, Пинар и Тафари. Они это слышали.

— Август, если позволите высказаться, — начал Леонар, — вы зря так ругаете людской род. Ведь мы тоже их часть. И даже большая. Мы скорее похожи на них, нежели на тех существ, от которых произошли.

— Только внешне, — категорично сказал Август, — вы, конечно, глубоко мной уважаемы и долго жили в миру. Мы телами почти люди, а душа наша — переплетение энергий. Мы видим и чувствуем то, что людям недоступно. Люди недалеко ушли от животных. А визидары — создания иного толка, иного разума. Они — существа высшего разума.

— Опасные у вас мысли, — покачал головой Леонар, — опасные, и ни к чему хорошему не приводящие. С такой позиции не то что нельзя смотреть на мир, а и губительно.

— Сколько я читал древних статей Аластара Справедливого, он много раз описывал людской мир — агрессивный и нечестный, — резко ответил Август, — скажите, за четыреста лет там что-то изменилось? Закончились бесконечные воины?

— Ну, — стушевался Леонар, — воины есть и сейчас. И, кажется, мир вообще в преддверии чего-то большого и страшного. Я думаю, скоро будет война, которая охватит все народы… Но люди… люди удивительны, разнообразны… Искусство, архитектура, а сколько технических открытий!!! Работы по психологии, физике, открытия в астрономии…

— В нашем, визидарском мире, все беды от людской крови. Там где она преобладает, как в Хьюго Хармусе, начинается хаос и война. А это разрушающе, — нахмурился Август, — как завещал нам великий Аластар Справедливый — страшитесь людей, ибо это зло…

— Но почему вы уверены, что в Хьюго преобладает человеческое, а не чудовище? По вашим описаниям, у него тяжёлые проблемы с психикой, и он болен. Моё мнение: чем больше в существе людского, тем он добрее и разумнее. Иногда мне казалось, что агрессия в некоторых людях от чудовищ. Может, визидаров на свете больше, чем мы себе это представляли? Просто некоторых людей поглотили демоны? И в этих людях страшные существа победили человеческое начало — доброе и чистое? — рассуждал Леонар, пытаясь найти аргументы.

— О! Граф, вы сейчас договорились до крамольного. Но я прощаю вам ваши заблуждения. Они от незнания. Давайте пока останемся каждый при своём, — дружелюбно похлопал по крупу лошади Леонара Август, — пока вы не поймёте, что ошибаетесь. А для этого нужно время. Кстати, — Август повысил голос, обращаясь ко всем ремесленникам, — во всём нужен порядок. Кто теперь у вас будет за главного в Стоунбоне?

Ремесленники переглянулись. Марио предложил:

— Возможно, Тафари?

Остальные согласно закивали.

— Хорошо, — поднял палец Август, — внесём в бумаги. Тафари — Главный Мастер Стоунбона и Высший профессор. А кто будет отвечать за сами Мастерские?

— Бёрнис? Мэд? — спросил у девушек Тафари, но те испуганно замотали головами.

— Предлагаю Итиро, — подъехала ближе Янмей.

Все её поддержали.

Август кивнул:

— Ну и ещё два важных поста: корреспонденция и архивы с библиотекой.

Ремесленники посмотрели друг на друга, потом Бёрнис сказала:

— Пусть уж Пинар займётся письмами, мы с Мэд если что, будем ей помогать. В конце концов, она всю жизнь проработала с бумагами. Пинар, ты согласна?

— Только если вы и правда будете мне помогать, — улыбнулась Пинар.

А Леонара выбрали заведовать архивами.

— Отлично! — обрадовался Август. — Сейчас дам распоряжение, чтобы всё это как можно быстрее внесли в соответствующие документы.

И глава поскакал вперёд, махнув помощнику, чтобы тот догнал его.

Уильям, проезжая мимо Бёрнис, опять взглянул в её бесстрастное лицо, пытаясь поймать взгляд девушки. И сам на себя разозлился: Да что со мной такое?! Как мальчишка. Она такая же визидарка, как остальные. Обычная. Есть дела поважнее, чем её взгляд. Всё, не буду больше на неё смотреть.

И дальше всю дорогу старательно следил, чтобы даже случайно не глядеть туда, где ехала Бёрн.

На горизонте снова показались густые заросли. То ли новый перелесок, то ли заросшие холмы.

— Вон там, — ткнув в них пальцем, Август приостановил коня, — и есть наша гордость, наш спаситель — Стоунбон. В него не ступала нога визидарца с момента его закрытия в ноябре 1425 года. Я читал воспоминания об этих Мастерских, они впечатляют. Говорят, в старину Стоунбон снабжал страну энергией, хлебом, и другими продуктами. Конечно, похоже на сказку, но хочется верить. В любом случае, я вас уверяю, вы будете потрясены тем, что найдёте в его стенах. Вас ждут труды и достижения предков. Лаборатории и ремесленные мастерские, где вы вдохнёте новую жизнь в Визидарию.

Потом он повернулся к Леонару и добавил:

— И лично убедитесь, насколько давно и далеко ушли визидарцы от людей.

— Граспек, — кивнул ему Леонар.

— Вижу, вы быстро учитесь, — засмеялся Август Непомнящий и пришпорил коня.

Чем ближе подъезжали седоки к Стуонбону, тем яснее проявлялись его очертания: что-то большое, массивное, от горизонта до горизонта. Сначала слева предстала их взору огромная зелёная гора. Но после приближения оказалось, что это и не гора вовсе, а огромный дуб.

Могучий ствол его, испещрённый глубокими трещинами, был необъятным. Коряжистые ветви, покрытые шишковатыми утолщениями, раскидало в стороны на десятки ярдов. Некоторые из них были такие старые и толстые, что их пришлось подпереть столбами. Сильно разветвленная крона дерева была настолько густой, что возникала мысль: как же до нижних веток достают солнечные лучи? Казалось, что это и не дуб вовсе, а целый лес.

— Счастье наше, — расцвёл, глядя на дерево Август, — священный дуб Эо Мугна. Один из пяти Великих зелёных стражей Визидарии.

От дерева исходили волны мощи и тепла. Визидарцы спешились и подошли к каменным кенотафам, выстроенным у дороги под сенью дубовых веток. Камни слабо светились, а их подножия были усеяны венками, сладостями и залиты обгоревшим воском свечей.

— Вчера страна отмечала Самайн, и жители принесли сюда дары, — склонил голову Август. — Это праздник почитания ушедших, когда просыпаются духи умерших. Говорят, в ночи Самайна вся Визидария светится, и это правда. У каждого креста и кенотафа зажигаются поминальные свечи. В память о погибших. Ибо пока свежа память, не будет сражений и новой крови.

В четверти мили от дуба возвышалось огромное серое трёхэтажное здание с зубчатым верхом и двумя башнями по бокам, от которых разбегалась по сторонам бесконечная каменная стена. Она была сложена из толстых булыжников и поднималась над землёй ярдов на двадцать, а то и больше. Стена еле виднелась из-за матового тумана, окутывавшего его. Только туман этот был странным, в виде огромной правильной пирамиды, уходившей вверх, где она сливалась с небом.

Но центральное здание было видно хорошо. К его высоким дверям вели массивные ступени, а на уровне третьего этажа выделялось огромное резное окно в виде знака визидаров.

— Этот замок и есть Стоунбон? — спросила Янмей.

— Нет, деточка, — пафосно покачал головой Август, — это только вход в Стоунбон. Малая его часть. Центральное здание. Ведь Стоунбон — это не только ремесленные мастерские, но и лаборатории, классы, куда каждый год набирали учеников. Насколько я знаю, в Центральном здании всего лишь были учительские, а на втором и третьем этаже жили некоторые ремесленники. Я с детства хотел там побывать. Но…мы свято чтим законы предков и в Стоунбон входа простым визидарцам нет. Только вам. Нам оставили в наследство два чётких указания, которые каждый визидарец знает с малолетства: никогда не открывать ворота во внешний мир, иначе наш будет разрушен, — тут он многозначительно посмотрел на Леонара, — что говорит о том, что и предки наши понимали, сколько зла от людей. И второе: до прихода Прославленных, не отпирать Стоунбон. И оба правила мы с честью выполняли все четыреста лет.

Август Непомнящий гордо посмотрел по сторонам и добавил:

— Нам с вами сюда, — он показал на маленькую сторожку, к которой вела еле заметная с дороги тропка.

Дружина, под руководством Уильяма, осталась в стороне под ветвями дуба. К домику же пошли ремесленники и Август.

Глава взошёл на крылечко, качнул подвешенную клетку с двумя ошалевшими от такой толпы погодными курочками, и решительно постучал в перекошенную дверь домишки.

За нею раздалось шуршание, бренчание, что-то опрокинулось, а потом дверь распахнулась. И на порог вышел длинный, как оглобля, старик. У него всё было вытянутым: руки, ноги, пальцы, и даже подрагивающая голова с впалыми щеками. Они были обрамлёны торчащимиво все стороны волосами и бородой, делавшими старика похожим на перезревший одуванчик. Его тонкая шея, кажется, сто раз была перемотана бесконечным полосатым шарфом, который умудрился всё же одним краем лежать на грязном полу.

— Что случилось? — спросил старик, подслеповато хлопая глазами и щурясь от вечернего солнца.

— Вот это — Мак Дара, — указал на него Август, — бессменный хранитель архивов и ключей. Этим занимался его отец, а ещё раньше — его дед. И прадед. И все Мак Дары служат сторожами при Мастерских Стоунбона с момента их образования.

— Так что случилось? — опять задал вопрос старик, подставив к уху ладонь, чтобы лучше слышать.

— Вернулись Прославленные, Мак, — ответил ему Август.

Лицо старика вытянулось ещё больше. От услышанной новости он пошатнулся, и ввалился назад в темноту помещения. Все кинулись за ним, но, оказывается, там, в глубине комнаты, стояло старое кресло, в которое Мак Дара и упал.

— Всем же разослали предупреждения, — громко сказал Август.

— Так я же не получаю почту. У меня и шеста почтового нет. Моё дело писать в архивы кто приходил к Мастерским, и сторожить дуб, — пожал плечами старик. Потом он закрутил головой над узлами шарфа, оглядывая толпу, заполнившую его комнатку, и бесхитростно спросил, — а где они, Прославленные то?

— Так вот же, — показал на ремесленников Август.

— И дитё тоже ремесленник? — удивился старик, указывая на Янмей. — Какие они… не похожие на Прославленных. Я думал, они будут в латах и плащах.

— Похожие мы, похожие, — сердито сказал Стурла, пролезая между ног других к креслу Мак Дара, — ну, где тут ключи, отдавай. Мы в дороге с утра. Некогда рассусоливать.

— Да-да, конечно, — заспешил старик.

Но как бы он ни торопился, делал всё медленно. Сначала Мак Дара выбирался из кресла, потом неторопливо ходил по каморке, стены которой сверху до низу была забиты полками с пыльными пронумерованными тетрадями. Его полосатый шарф безропотно полз за ним, словно дрессированная змея.

Старик бурчал себе под нос: «Где же? Где же?» Потом, вспомнив, поднял палец и пошёл за шторку в проём двери, где оказалась маленькая жилая комната. Такая же пыльная, как и остальной дом. Только здесь по стенам висели пучки трав, а узкое зеркало настолько было засижено мухами, что практически ничего не отражало, как почти ничего не было видно и сквозь мутное оконце над кроватью. Зато лежанка старика была знатная: с перинами, взбитыми подушками, укрытая лоскутным одеялом, на котором сейчас спал старый кот. Но он даже внимания не обратил на суету. Только недовольно открыл один глаз, оценил обстановку и снова его закрыл. Мак Дара подошёл к коту, погладил, а затем двинулся в угол, к облезлой печке, заваленной утварью: грязной посудой, горшками и кастрюльками. Из одной плошки Мак Дара и выудил маленький ключик. Он улыбнулся беззубым ртом и поднял находку высоко над собой.

— Это ключ от Стоунбона? — спросил Марио.

Старик покачал головой:

— Нет, но это ключ от места, где лежат ключи от Мастерских.

И Мак Дара, неся находку впереди себя на вытянутой руке, торжественно пошёл из дома. За ним потянулись остальные. Уильям с удивлением наблюдал за странным шествием: сначала из сторожки показался старик, за ним полз его шарф, а уж после по одному выходили все остальные. Процессия засеменила за угол сторожки, и там скрылась из вида.

Мак Дара привёл всех к пристройке, прилепленной к задней стенке домика. Пристройка, видимо, была очень старой — её крыша буквально вросла в землю. И в этой крыше виднелась дверца, закрытая большим железным замком. Его то и попытался открыть Мак Дара. Он согнулся в три погибели и засунул ключ в прорезь. Ключ зашёл, но не повернулся. Старик крутил и так и эдак, но замок открываться не хотел.

— Дай-ка я попробую, — подошёл к пристройке Питер.

Он попытался повернуть ключ, но …сломал его напополам. А дверь так и не открылась.

— Так там лежит ключ от Мастерских? — уточнил Питер, показывая на крышу пристроечки.

— Да, по преданиям именно там находится этот ключ, который откроет ремесленникам двери… — начал медленный рассказ Мак Дара, но Пит не стал его дослушивать.

Он схватился за крышу и разом её откинул в сторону, где она окончательно развалилась. Когда улеглась пыль, все увидели на месте крыши… гладкую плиту.

— А я думал, что сторожу проход. По преданиям в Стоунбон есть проход под землёй. Я надеялся, что здесь его начало, — расстроился старик и почесал пушистую бороду.

Остальные уставились на плиту, и Итиро спросил:

— Что теперь делать?

— Не знаю, — растерянно пожал плечами Мак Дара, — у меня на этот счёт инструкции нет.

И посмотрел на Августа. Но тот тоже развёл руками.

— Значит, там ключи? — рассуждал Тафари. — и те, кто туда их положил, не хотели, чтобы Мастерские были вскрыты до нашего прихода…

— Отсюда следует, что… — сказала Пинар.

— Что нужны наши толы, — закончила за всех Янмей, обнимая куклу Мэй.

Достаточно быстро, путём проб и ошибок, поняли, в чём дело. Сначала Питер положил на плиту свой амулет, который снял с шеи. Достал свирель, пальцами заслонил на ней первые три дырочки и сыграл пару нот. Плита поднялась и двинулась вслед за мелодией свирели. Питер отошёл в сторону, когда он перестал играть, плита аккуратно опустилась в траву.

Но под плитой…оказалась ещё одна плита. И её свирелькой поднять не удалось. Зато сработал браслет Стурла. И только на одно заклинание. Как только Стурла произнёс: «Аrena», внутри плиты засветилась камера. Видимо, она была заполнена песком. В ней явно было видно какой-то квадратный предмет: что-то наподобие ящика. Но чем же разрушить плиту?

Пинар попыталась начерить на ней мелом круг, но ураган, который она подняла внутри, ничего не поменял. Зато помогла огненная палочка Итиро. Плита от неё мгновенно нагрелась и буквально стекла вниз, обнажив длинный колодец, на дне которого лежал тёмный сундук. На его крышке были выбиты две рыбины с открытыми ртами, свернувшиеся вокруг большого металлического кольца. От стен колодца шёл сильный жар. Как туда спуститься?

Вдруг Марио заулыбался:

— А у наших предков было хорошее чувство юмора! — сказал он, и стал рыться в сумке.

Парень достал свой рыболовный крючок, закинул его в колодец, и с одного раза вытащил сундук за кольцо на поверхность.

За всем этим, раскрыв рты, следили Август и Мак Дара.

— Вы, действительно, великие ремесленники, — сказал восхищённо глава, — я в жизни не видел столько чудес в одном месте за такое короткое время. Надо будет рассказать об этом на Совете Визидаров.

Когда сундук раскрыли, в нём оказались два резных массивных ключа. На одном были изображены крылья.

— Значит, этот от Воздушных ворот, — сказал Август, ткнув в него пальцем, — ведь в Стоунбоне двое ворот: Земные — через центральную дверь и Воздушные — с крыши здания. Но как они открываются, я не знаю.

— Разберёмся. Ребята, пошли, — коротко сказал Стурла, подхватил сундучок и потащил к дороге.

До главных ворот дошли быстро. Август сказал:

— Внутрь мы с вами не пойдём. Никто не знает, как ваши предки защитили Стоунбон, а вдруг они там наставили ловушек? По преданиям, туда войти можете лишь вы. А мы… мы будем ждать вестей. Главное вы уже сделали — вернулись домой. Ваша задача… — тут Август достал документ с большой ромбовидной печатью внизу, — вот экстренный Совет визидаров сегодня ночью составил вам список.

И он стал его зачитывать, попутно комментируя:

— Конечно, по началу, вам надо как следует отдохнуть, изучить Стоунбон: все его мастерские, научные труды и материалы, оставшиеся в наследство от ремесленников. Мы понимаем, что на это уйдёт год-два — не меньше! Затем вам надо будет обследовать защитную стену силы и укрепить границы Визидарии. И после начать изготавливать ауксилы и толы, чтобы наш народ получил инструменты и новые блага для жизни. В старину в Стоунбоне был почтовый отдел голубиной почты, куда визидарцы посылали просьбы о помощи. И часто даже начинающие ученики второго года и подмастерья с опытом изготавливали в мастерских какие-нибудь важные или нужные штуки, помогая визидарцам. Мы обязательно вернём эту традицию… Извините, я отвлёкся, замечтался…. Продолжаю, — Август снова заглянул в документ, — а, впрочем, я уже всё вам и передал. Ну что же, пришла пора прощаться. Уильям с вами всегда будет на связи, а для этого он пришлёт вам завтра стаю отборных почтовых голубей.

Уильям помог Августу залезть на лошадь. Дружина отдала честь ремесленникам и свернула на дорогу к Медикату.

Прошло пять минут, и на крыльце Стоунбона стало тихо. Достав нужный ключ, Тафари вставил его в замочную скважину. Раздался щелчок, и дверь бесшумно отворилась.