Возвращение на Остров Мечты

VII

— Настало, друзья, время окончательных решений.

Командор пружинистой походкой прошелся мимо расположившихся на табуретах членов совета. Поочередно взглянул каждому в глаза, будто норовя заранее угадать настрой собравшихся. Во взгляде, адресованном ему, Шагалан не ощутил никакого дружелюбия, хотя и враждебности тоже — лишь холодный, расчетливый интерес полководца к мнению своего генерала. Едва ли Эскобар забыл обиду, нанесенную в ночных зарослях, скорее его слишком уж захватывала близкая война. Оттого он даже двигался энергичнее обычного, будучи не в силах усидеть на месте.

— По сведениям графа Ронфрена, передовые полки мелонгов уже ввязались в стычки с пиратами. За пару дней выйдут к Шуанси. Город, безусловно, падет, и быстро, однако бои на этом, надеюсь, не закончатся. Пираты рассеялись по обширной территории, выловить всех — труд кропотливый и долгий. Тем не менее, я дал бы на усмирение края максимум неделю. Значит, где-то через неделю мелонги пустятся обратно. По сути, задача — достичь столицы раньше них. Существует запас в несколько дней, но если нас что-либо задержит… То есть, друзья, возможное время высадки весьма ограничивается. Прозеваем момент — деньги принца улетучатся втуне.

— Чужие — не свои, — фыркнул Бойд.

— Разумеется, но проблема не в золоте, Тинас, — в другой раз мы вряд ли организуем такой шум и отвлечем такую массу войск. Пробивать самим, с кровью и потерями? Посему, полагаю, должным неотлагательно назвать наконец день. День, ради которого мы и жили все эти десять лет. — Шагалан с сомнением покачал головой, но командор не отреагировал. — Как я понимаю, люди, оружие и лодки готовы, дело только за нашим словом.

— Если разговор о выборе среди считанных дней, — заметил Рокош, — то логично избрать ближайший. Разница невелика, а так мы хотя бы подстрахуемся на случай неожиданностей. Бури, например.

За стенами зала и впрямь выл ветер, штормило уже вторые сутки.

— Тогда почему бы и не завтра? — вступил Керман. — Чем скорее тронемся, тем лучше. Тянуть с вторжением нынче смысла нет.

— Шторм все равно придется пересиживать. — Командор остановился напротив ребят. — А кроме того… Тинасу следовало бы ко времени высадки находиться в Амиарте.

— Очень желательно, — кивнул толстяк. — Приносящий весть первым, превращаясь на миг в хозяина положения, способен извлечь кой-какую выгоду. Правда, и в Даго неплохо бы находиться — подтолкнуть наших рыцарей. В бой они снаряжаются не слишком охотно. Может, ушлем туда вашего графа? Как его… Ронфрен?

— Черт с ними! — отмахнулся командор. — Если своя шкура дороже короны, пусть нежатся на спокойном берегу. Проку от них мало. А для любезного принца вернейший из кнутов — наше успешное продвижение, почует — полетит во весь дух. Отправим в Даго оруженосца графа, его же самого возьмем с собой. Ведь необходим человек, который непредвзято донесет до принца нашу истинную роль в освобождении страны? В придачу, как я видел, он воин не из последних и отыскал общий язык с ребятами… Теперь насчет даты. Бойд прибудет в Амиарту не раньше первого мая, войска возвратятся в Ринглеви не раньше тринадцатого. Седьмое число, думаю, устроит?

— Нет, — обронил Шагалан среди согласной тишины.

Эскобар развернулся к нему, глянул уже жестче. Ночной истории с Ринарой он определенно не собирался забывать.

— Объясни.

— Мне не нравится именно то, — сухо проговорил юноша, — что вы, командор, упомянули в самом начале, — ограниченный выбор дня. Действительно, наблюдая за событиями, творящимися в Гердонезе и около, удается наметить удобнейший момент для вторжения. Но если сей нехитрый расчет провели мы, что помешает проделать то же Гонсету? Надеюсь, вы не считаете его глупее себя?

— Я никогда не считал наместника дураком. — Эскобар насупился. — И наиболее опасный период вправду предугадываем. Но что он после этого в состоянии предпринять? Его основные войска далеко на западе, а остальные… Куда он денет остальные? Растянет цепью вдоль всего побережья? Или сосредоточит в Ринглеви? Первый вариант просто бредовый, а второй вполне нас устраивает. Одно доброе сражение, и Гердонез свободен, чем плохо? Нет, друзья, никакое оглашение даты Гонсета не выручит. В реальности важно не столько время, сколько место.

— А что с местом? — упорствовал разведчик. — Вы, как понимаю, нашли точку для высадки. И готовы тоже ее объявить?

— Несомненно. Мы же должны представлять, куда брать курс?

— Неужели не осознаете, сир: произнося название, вы способны подарить неприятелю убийственные сведения! Ведь сами изрекли: главное — место. Разнюхав его, войска просидят в засаде и день, и неделю!

— Да как же враг услышит мои слова? — Эскобар начал терять свое холодное спокойствие. — Ты вновь, Шагалан, о сверхъестественных талантах Гонсета? Опустись на землю, страхи и слухи сейчас не помощники. Разумеется, все, что звучит в этих стенах, не предназначено для широкого оповещения. Но и люди сюда подбирались не абы какие! Если подозреваешь кого-то из присутствующих в предательстве, скажи прямо… Только имей тогда в виду тяжесть подобного обвинения и прочность необходимых доказательств. Ты решишься на такое?

Юноша обвел глазами круг соратников.

— У меня нет никаких подозрений насчет кого бы то ни было лично. Я лишь отдаю отчет в силе сведений, которые намерены здесь обнародовать. Не ведаю, каким путем Гонсет попытается их заполучить. И попытается ли вообще. Однако я чувствовал бы себя много спокойнее, не существуй самого предмета охоты — все, раз прозвучавшее, может тем или иным манером достигнуть враждебных ушей. В данном случае это особенно чревато.

— Наш лагерь не проходной двор, любезный! Он и так весьма отъединен от мира. Потребуется, мы вовсе отгородимся, словно чумные. Никто не войдет и не выйдет! Слава Творцу, терпеть недолго.

— А господин Бойд? Он же собирается в Амиарту.

— Я, молодой человек, — вскочил на ноги толстяк, — на своем веку берег столько секретов и тайн, сколько никто в этом зале! Меня упрекают во всяческих грехах, но не в болтливости. И потом, я же все-таки еду по делу, а не травить байки в придорожных кабаках! Боитесь — выделите мне лишнюю охрану.

— У нас каждый меч на счету, Тинас, — одернул купца Эскобар, присаживаясь на край табурета. — Пары твоих слуг более чем довольно, доселе справлялись и ныне себя в обиду не дадите. Это пустое. Ты лучше растолкуй, Шагалан, как нам высаживаться без точного места?

Юноша пожал плечами.

— Я вообще, как вы помните, поддерживал высадку мелкими группами. Но коль скоро вариант отвергнут, предложу иные меры. Вы посетили все три точки, командор? Примите решение у себя в голове, никому его не открывайте. В назначенный час лодки выйдут в море, и только там и тогда будет указан нужный курс. В этом случае у врага никакого шанса ни проведать о близящемся вторжении, ни воспрепятствовать ему.

— Польщен, что хотя бы мою голову ты счел стойкой к чародейным ковам Гонсета, — скривился Эскобар.

— Еще не все. Незадолго до отряда высадятся разведчики, которые обследуют окрестности. Лишь при их сигнале основные силы подойдут к берегу.

— То есть все-таки придется оповестить твоих разведчиков? А как же полная тайна выбора?

— Подготовленных точек три, нас — четверо. Хватит обработать каждую. Тех, кто отряда не дождется, собрать потом…

— Так! — Командор громко хлопнул себя по коленям. — Я терпеливо слушал, друг мой, но всякому терпению существует предел. Недооценивать врага опасно, однако и ваять из него всемогущего злодея глупо! За прошедшие недели я не получил, Шагалан, ни единого нового факта, ты по-прежнему кормишь нас слухами и подозрениями. Возможно, они не так уж и беспочвенны. Тем не менее, хотелось бы понять, по какой причине нам заниматься подобными хитростями, усложняющими и запутывающими дело?

— Разве я предлагал что-то очень сложное?

— Достаточно сложное, — упрямо поджал губы Эскобар. — Маневры солидного отряда вроде нашего — не шутка. Вдобавок, гонясь за секретностью, мы гробим надежность управления людьми… Я рассчитывал по меньшей мере командиров групп осведомить, как и куда именно следуем, любой из них смог бы при случае возглавить отряд. Теперь же, выходит, все замкнется на мне одном? А приключись со мной что-нибудь, кампания повисает в неизвестности? Естественно, вы не пропадете, сумеете завершить начатое, но время упустите безвозвратно! И наконец, последнее… — Командор посмотрел на юношу особенно мрачно. — Мы десять лет жили и готовились во имя великой цели — освобождения родины. А залогом успеха здесь является наравне с уникальным воинским мастерством также и сплоченность отряда. Мы обязаны безоговорочно доверять тому, с кем плечом к плечу пойдем в смертный бой… Убежден, тобой, Шагалан, движут исключительно чистые намерения. Однако не могу не сознавать: они косвенно, непредумышленно подрывают самое ценное — наше единство. Пытаясь везде и во всем нащупать руку Гонсета, ты сеешь подозрительность, которая ничем не оправдывается. Кое-какой уровень секретности неизбежен, но на черта он нужен, если лишит нас доверия?! Ты уже задел господина Бойда, меня, кто на очереди?.. Когда требуется выбирать между риском и разбродом, я предпочту риск, для воина это привычнее.

Командор медленно прошел вдоль ряда собравшихся, никто не возразил ему.

— Высаживаемся седьмого мая в галечной бухте, поблизости от городка Сегерхерд, — отчеканил он.

Шагалан только сокрушенно покачал головой.

— Место тихое, в меру открытое, — продолжал Эскобар. — Можно подплыть к берегу и не увязнуть в песке. Выступаем утром, случится непогодь — сразу за ней. Шесть лодок: четыре рыбарей и два баркаса. Баркасы ведем я и Рокош, остальных командиров определю позднее.

— Что после высадки? — деловито спросил Рокош.

— Вероятно, захватим городишко, запасемся провизией, осмотримся. А затем — на столицу. Одна баталия решит исход войны.

— А кто же здесь-то останется? — засопел Беронбос. — Хищников кругом довольно, покуда мы там воюем, как бы беды не стряслось.

— Во-первых, останешься ты, Алиссен. — Командор жестом удержал возмущенного бородача. — Не перечь. Ты же понимаешь, что несравним с любым из наших бойцов. И возраст и подготовка не те, ты ведь не хочешь навязывать отряду обузу?

— А во-вторых? — насупился Беронбос.

— Все. Знаю — опасно, но потерпите. Каждый воин чересчур ценен, чтобы томиться в тылу. Разве… этот твой хромой напарник, Шагалан, как его? Кабо? Он же вряд ли вынесет тяжелый поход?

— Кабо, если потребуется, переходит многих, — холодно отозвался юноша. — К тому же он завязан на Сегеша, проще подвезти сюда пяток ватажников понадежнее. Кстати, командор, какая роль в ваших планах отводится лесным ватагам?

Эскобар удивленно выгнул бровь.

— Роль? Они сослужили хорошую службу, чего более? В сражении от них проку не дождешься, описанное же тобой массовое восстание меня скорее тревожит. Такой пожар немудрено разжечь, но сложно потушить. Истребление мелонгов с пособниками по стране — одно, тысячные рати черного люда, озверевшие и неуправляемые, — другое. Кончится тем, что нам же самим и доведется их разгонять… Насчет охраны лагеря, впрочем, стоило бы подумать, увы, времени мало… Ладно, пусть на всякий случай снарядятся. Связи ватажников нам уже помогли, возможно, пригодятся снова.

— Тогда, с вашего позволения, командор, я составил бы компанию Кабо, — произнес разведчик хмуро. — Восьмого числа мы выйдем к Сегерхерду и… если все благополучно…

— Только благополучно, — кивнул Эскобар. — Жаль отпускать хорошего бойца, но по здравом рассуждении… так будет легче и тебе и нам. Примкнете в городе, глядишь, и ваши… разбойники окажутся чем-нибудь полезными. Об одном, Шагалан, прошу — без горячности и глупостей. Не нарушай сам тайну, которую столь упорно здесь защищал.

Потекли последние дни перед вторжением. Хотя конкретную дату знали единицы, лагерь чувствовал, что долгожданный миг вот-вот наступит. Обычная жизнь полетела кувырком. Все казавшееся лишним забрасывалось, хозяйство запустело, непаханные огороды затягивали сорняки. Даже среди ребят, отнюдь не склонных к нервному трепету, будто бы металась какая-то искра взвинченности. Командор с утра до вечера пропадал на площадках: теперь не для тренировок — проверялся уровень готовности каждого. Разумеется, все находились в отличном состоянии, но нечасто выпадает бой, о котором мечтаешь десять лет. Потому на площадках и звенели от темна до темна клинки, заглушая подспудное напряжение.

Лишь за шесть дней до назначенного часа утих пролив. Идея с повстанцами сама собой зачахла, с ней просто не успевали. Беронбос и Керман отправились в соседние деревни, пытаясь нанять охотников стеречь поселение до возвращения хозяев. Зато с концом шторма из Гердонеза прибыл Кабо. Вид он имел неважный и явно, как некогда Шагалан, пережидал ненастье прямо на берегу. Скоха и Дайсар, чего давненько уже не случалось, также встретились в лагере, подытожив свои дела. Первый сейчас опробовал новые баркасы, налаживая на них паруса, второй раздувал огонь. В маленькой землянке разведчиков, где раньше жили два хардая, сразу стало непривычно тесно.

— Что такой пасмурный, брат? — бросил хромец Шагалану, едва примостившись у очажка. — Парни, смотрю, бодрые, живые, как перед свадьбой, один ты кручинишься.

— С командором поцапался, — ответил за товарища Дайсар. — Вначале девку не поделили, затем — взгляды на порядок вторжения.

— Короче, разошлись по всем пунктам? — Кабо усмехнулся. — Как же теперь вместе воевать намерены?

— Никак не намерены, — буркнул Шагалан. — Отогревайся, брат, отъедайся, завтра нам с тобой назад в путь.

— С чего вдруг? То в кучу собирают, то, наоборот, разгоняют…

— Считай, не полюбились мы командору. В тебе, брат, его заботит хромота, а во мне… непокладистость. Боится, я своими вредными мыслями подорву боевой дух отряда. Потому возвращаемся в Гердонез, к Сегешу. Он готов выступить?

— Он-то готов с зимы, — покачал головой Кабо. — Но все же растолкуйте мне, скитальцу, что тут за интриги закрутились? И что за девка? Уж не Ринара ли сподобилась наконец?

Шагалан коротко описал суть спора с Эскобаром.

— Хреново это, ребята, — заключил Кабо, протягивая руки к пламени. — Мастер Кане, помнится, очень надеялся, что личные дрязги не помешают общему делу. Однако ж аккурат так и происходит. Может, командора и впрямь не устраивают твои вполне резонные, на мой взгляд, идеи, только, чую, и вражда наложилась. Про меня… Да бог с ним, не доверяет место в строю — найдем иной путь борьбы. Но ты-то, Шагалан?! Речь ведь не о твоей отсылке, об угрозе целому походу! Ладно командор, он простой, страстный человек, но ты!..

— А что я мог, брат? — Шагалан скривился. — Во всем ему поддакивать? Или помочь топтать Ринару? А затем он и вовсе не желал меня слушать, тем более фактов действительно с гулькин нос. По-моему, я боролся до конца, хотя проку… Дальше лежит уже настоящее неповиновение, раскол и тому подобное.

— Этого не хватало! — фыркнул Дайсар. — За считанные дни до вторжения перессориться, переругаться и сорвать все приготовления к чертовой матери? Тогда мы либо сгинем, рассыпавшись на мелкие враждующие группки, либо совершенно расстроим планы освобождения. Нет уж, безусловно, допускать раскол нельзя, тут ты, Шагалан, прав. Зато ошибаешься в другом… Утром со мной беседовал командор… — Юноша хитро прищурился. — Твои усилия, брат, не пропали зря. Вы отправляетесь завтра? Я последую за вами тремя днями позже.

— И куда же? — насторожился Шагалан.

— Туда, брат, именно туда. — Дайсар покосился на Кабо. — Глупо таиться понапрасну — к Сегерхерду. Командор хочет, чтобы я накануне высадки проверил окрестности. Если все спокойно — в нужный момент разожгу на холме костер, нет — без сигнала лодки повернут назад. Как видишь, твои предложения услышаны.

— Это, конечно, приятно, — усмехнулся хромец, — что личная антипатия не совсем застит командору взор. А нам-то с тобой куда, Шагалан? Выводить ватаги в поле?

— Получается, так. Завершилась у старика Сегеша мирная лесная жизнь, время для открытой битвы. Возможно, его оборванцам и доведется выручать безрассудных героев-освободителей.

Стиравшая перед дверями кухни белье Марика глянула на юношу недружелюбно. Сложно угадать, рассказала ли ей дочь о подробностях случившегося, поскольку с некоторых пор старуха стала неприветливой со всеми ребятами без исключения. Работу свою выполняла исправно, но прежней душевности богоотступники у нее больше не встречали. Впрочем, Марика редко позволяла себе скандальные поношения, да и тогда Беронбос одергивал ее. Творца и родину супруги явно ставили на разные места.

— Чего тебе? — нахмурилась старуха.

— С Ринарой бы словечком перекинуться.

— Нечего девку от дела отвлекать. А то перекидываются тут… чем попало. Глазом моргнуть не успеешь, как в грязи бесовской очутишься.

Шагалан нашелся бы, чем ответить, однако давно усвоил, что пререкаться с фанатично верующими бесполезно. Он молча двинулся в обход к дверям, но Марика преградила дорогу.

— Куда опять? Сказано же, занята она. Забот непочатый край, а еще и грехи великие замаливать.

Видимо, ночные приключения Ринара не утаила.

— Не волнуйтесь, тетушка, я надолго ее не оторву. А минутку уделить требуется.

— С чего это вдруг? — Распетушившаяся Марика бесстрашно наседала на гостя и не пытаясь соизмерять силы. — Оставь ты ее, негодник, в покое! И забудь ты…

— Матушка! — Ринара в строгом черном облачении возникла на пороге. — Не тратьте силы зря. Если молодому человеку нужно, я переговорю с ним.

Старуха с сомнением покосилась на дочь, затем на Шагалана и, бормоча что-то под нос, возвратилась к своему белью.

— Пойдем.

Девушка спустилась во двор и направилась к темнеющему за холмами берегу. Шла легко, гибко, не оглядываясь. Остановилась невдалеке, едва их слова потеряли шанс долететь до посторонних ушей.

— Чего ты хотел? — Она развернулась навстречу юноше.

Шагалан с невольным удивлением рассматривал это лицо. Бледное, с обострившимися чертами, бескровные губы, тщательно упрятанные под платок рыжие пряди. И стылые, отрешенные глаза. Нечто похожее он заметил уже тогда, лишь окончательно стихли страстные стоны и воспаленное дыхание. Казалось немыслимым резко перейти от нежной доверчивости к студеной замкнутости, однако случилось именно такое. Чудесный цветок раскрылся на считанные минуты, подарил свою обворожительную красоту и ласку ночному небу, после чего немедля затворился вновь. Возможно, навсегда. Тогда Шагалан понадеялся, что время и внимание излечат эту изломанную душу, что единожды преодоленный рубеж обречен рухнуть. Пожалуй, он ошибался. Сейчас перед ним был чужой человек, еще не всецело враждебный, но отстраненный, взявший под жесткий контроль несдержанные сердце и плоть. Тем печальнее, что человек этот оставался по-прежнему невероятно дорог.

— Зачем ты хотел меня видеть? — ровным, бесцветным голосом повторила Ринара.

Юноша замешкался, подбирая слова.

— Мы уходим. Завтра на заре.

— Так скоро? — Облачко тревоги над непробиваемым ледяным панцирем.

— Только я и Кабо. Остальные начнут чуть позже.

— А-а, понятно. Что ж, счастливого пути.

— И все?

— Ожидал чего-то большего?

— У меня вроде были на то основания.

Ринара опустила голову, потянула платок, пряча бросившийся к щекам румянец.

— Не было ничего. Слышишь, между нами там ничего не произошло! А впрочем… думай, как пожелаешь, Шагалан. Гордись подаренным тебе целомудрием или забудь о нем, мне все равно. Для меня та ночь в прошлом и будущего не имеет.

— Уже успела раскаяться?

— Раскаяться нехитро. Грех мой, без спору, серьезен, и наказание положено суровое. Но я приму его спокойно, поскольку знала, на что шла. Ведь ради великой цели мы все в лагере совершаем сделку с лукавым: и я, и мать, и отец, и господин Иигуир, мир его праху. За все рано или поздно расплачиваются… Возможно, и тяжкая кончина мессира — его плата. Свобода родины стоит дорого, чья-то невинность здесь — сущий пустяк, если хоть капельку поможет.

— Пытаешься сказать, — усмехнулся юноша, — будто там, в кустах… выполняла свой долг? В таком случае, замечу, предавалась ты этому с огромным вдохновением. Подбодрила воина перед опасным походом? Зачем же тогда останавливаться, милая? Кругом масса неободренных. Зейна трудится день и ночь, твоя помощь приспела бы очень кстати.

— Прекрати, Шагалан! — Лицо девушки пылало, но глаза сверкнули яростью.

Разведчик вздохнул.

— Врешь ты все. Ищешь оправдания тому, что в них не нуждается. Прикрываешь естественные, чистые порывы разговорами о самоотверженном служении. И со мной ты была по-настоящему искренна лишь однажды — там, в зарослях, где мы…

— Прекрати! — прошипела Ринара, бледнея. — Ты вызвал меня только для того, чтоб изрекать эти гадости?

— Нет, не для того. — Юноша извлек хоронившийся за пазухой увесистый кожаный сверток, перетянутый веревкой.

— Что это? — с опаской отступила девушка.

— Единственная моя личная вещь. Остальное уношу с собой на войну, а тут… — Он отогнул уголок кожи, обнажив край желтого пергамента. — Тут записи и путевые дневники мессира Иигуира, кажется, еще картина какая-то. Завещал мне их накануне смерти. Не поручусь, что там много ценного, не успел разобраться, но все-таки последняя память о великом человеке. Я бы просил сохранить до моего возвращения… или вообще…

Ринара нерешительно приняла в руки сверток, заглянула внутрь. И чуть не отбросила ношу.

— Там… там… непонятное! Тарабарщина… или колдовские заклинания! Всемогущий Творец! Ты уверен…

— Не волнуйся так. — Шагалан удержал ее за руку. — Мессир Иигуир просто шифровал свои записи, даже сочинил особый код. Обычное дело, когда не желают посвящать всех подряд в сокровенные мысли.

— И ты… — подозрительно покосилась Ринара, — способен это читать?

— Разумеется, учитель передал мне ключ.

Лишь теперь девушка почувствовала касание горячей ладони и поспешно отдернула руку.

— Знал, что мне предложить, хитрец, — сердито заметила она. — От этого за милю разит серой, однако память о мессире дорога мне не меньше… Мать будет жутко недовольна… придется прятать от нее. — Подумав, девушка скинула черный платок и завернула сокровище. Рассыпавшиеся волосы мигом оживили ее лицо. — Я сохраню записи. Только почему ты выбрал именно меня? У отца получилось бы лучше.

— Господин Беронбос слишком рвется в бой, рискует впутаться в какую-нибудь заварушку и здесь. Во-вторых, — Шагалан прищурился, — логично доверить ценность самому близкому человеку. И наконец… вряд ли твой отец напутствовал бы меня прощальным поцелуем.

— Не дождешься, — фыркнула Ринара.

— Неужели не тянет?

— Забудь об этом, воин. И матушка в нашу сторону поглядывать начала.

— Вот в это верю, смущает. А в то, что безразлично отпустишь в пекло, — нет.

— Можешь верить во что заблагорассудится, коль Истинная Вера тебе чужда. Я же, следуя заветам Пророков, буду молиться за успех похода, за все ваши мятущиеся души… И за твою в том числе…

— За мою наравне с прочими? — не унимаясь, подступил Шагалан. — Или все-таки особенно?

Девушка в смятении оглянулась на замершую вдали мать, на юношу, опять на мать. С трудом сдерживая тяжелое дыхание, принялась возиться со свертком. Внезапно бросила никчемное занятие, порывисто шагнула к юноше, ткнулась легонько губами в щеку, обдав терпким жаром.

— Особенно, — едва слышно выдохнула на ухо.

И тотчас, оторвавшись от него, не оборачиваясь, быстро, почти бегом, устремилась обратно к кухне. Деяние смелое — не приходилось сомневаться, что Марика устроит дочери хорошую взбучку. Приходилось, однако, гадать, что подвигло девушку на это: душевная привязанность либо непомерное чувство долга. Верить хотелось в первое.

Утром разведчики сошлись на берегу. Совсем недавно яростное, теперь море плескалось у ног ласковым щенком. В обрывках тумана раскалялось солнце.

— Чью посудину берем? — спросил Кабо.

— Твою, брат. Твоя резвее, а две уже ни к чему.

Хромец пропустил пасмурного Шагалана в лодку, похлопал по мешку на спине.

— А что за поклажа такая могучая? Железо?

— Оружие. Если и доведется вернуться, то нескоро, сразу готовимся к войне. Кстати, и тебе бы следовало запастись.

— Обижаешь, брат. — Кабо улыбнулся. — Пару мечей я под лавкой уложил, соображаю — не прогулка впереди. У тебя-то, впрочем, клинок поинтереснее будет. Показал бы, а?

— Судьба принудит — еще покажу. И не раз.

Путь прекрасно знали оба. Позволив другу править, Шагалан молча сутулился на носу, неподвижно уставившись в одну точку. Даже когда у горизонта мелькнула какая-то тень и Кабо, вскочив, долго всматривался в даль, он лишь покосился туда, тотчас возобновив прежнее занятие. Хромец не докучал, полагая, что рано или поздно товарищ сам, закончив размышления, поделится их плодами. Так и случилось.

— Тебе нужно срочно к Сегешу, брат. — Шагалан заговорил неожиданно, безо всякого вступления. От дум он очнулся, хотя бодрее не выглядел.

— Только мне?

— Я иду к Сегерхерду, будь он неладен. Осмотрюсь.

— Считал, мы все туда идем, — пожал плечами Кабо. — Что-то изменилось?

— Нет, все решится именно там. Ты предельно быстро приведешь к бухте людей Сегеша. И Оприньи. И вообще всех, кого сумеешь собрать на ходу.

— Так серьезно?

Шагалан печально кивнул.

— Я тут… пытался вообразить себя на месте Гонсета. Очень неуютное, надо заметить, оказалось местечко. Сил мало, помощи не дозовешься, на западе бушуют пираты, за проливом снаряжаются полки вторжения. А главное — вот-вот высадится орава чудовищных бойцов.

— Это про нас? Не слишком скромно?

— В самый раз. Так вот, если те бойцы высаживаются, власть Империи в Гердонезе обречена. Завоеватели будут дергаться, сопротивляться, но счет пойдет на недели. Гонсет обязан понимать это как никто — он видел хардаев в бою… Затем я попробовал изобрести для него хоть какую-нибудь выигрышную тактику.

— И она сыскалась?

— К сожалению, да. Шанс у мелонгов, пусть и невеликий, имеется: атаковать нас в точке высадки, аккурат в момент выхода на землю. Всеми силами, сплоченным кулаком, заваливая трупами.

— Им все равно не устоять.

— Возможно, но иного шанса не представится. Опоздают на час — и нас уже не задавить. Разведка предупредит, отряд увернется или примет бой в удобных для себя условиях. А так… Кинуть десять, даже двадцать человек на одного и надеяться на удачу.

— Но тогда командор просто получит свое решающее сражение чуть раньше, чем рассчитывает.

— Не совсем так, брат, — вздохнул Шагалан. — Эскобар ожидает битвы традиционной: враг обороняется, мы маневрируем, исхитряемся, как бы его уязвить. Командор жаждет свести войну к схватке грудь в грудь, где мы, несомненно, возьмем верх. Соответственно, задача Гонсета — подобной схватки избежать.

— И как же?

— Планы наместника, разумеется, мне неведомы, но, если не измыслил ничего вовремя, Гердонез он уже потерял… Я бы сделал упор на лучников и сплошной строй бронированной пехоты. Копья будут нас сдерживать, стрелы — поражать.

— Радостная картина. — Кабо покачал головой. — Правда, ты забываешь, брат, что для любых ухищрений совершенно необходима кой-какая мелочь — доподлинно вызнать день и место нашей высадки. Как это исполнить?

Шагалан хмуро глянул на друга.

— Вот именно такими вопросами меня и хлестал командор… Понятия не имею, брат. Только тебе-то, в отличие от Эскобара, должен быть очевиднее истинный масштаб гения Гонсета! Ведь заглазно мы с ним бодаемся не первый месяц. И ничего не добились, верно?

— Верно, — согласился хромец спокойно. — Противник грозный и матерый, но не всемогущий же, честное слово?! Есть и его осведомленности границы.

— Раз мы и не догадываемся, где проходят те границы, предлагаю рассчитывать на худшее, брат. Подтвердятся опасения — мы постараемся нарушить планы мелонгов. Пусть после выжившие выясняют пути утечки секретов. Если же все окажется досужими страхами… просто встретим ребят у Сегерхерда. Захочешь, я даже публично признаю себя круглым идиотом, хорошо?

— Какой смысл в бичеваниях? — Кабо постучал пальцами по краю борта. — Ладно, брат, в конце концов, мы лишь проявим чрезмерную осторожность, коль ее не желает проявлять командор. Тем не менее все равно не понимаю, зачем ты рвешься в бухту сейчас, за пять дней до высадки?

— Я же сказал, осмотреться.

— Мелонгов, брат, там нет и быть не может. Смекаешь? Неделю назад командор назвал место. Да присутствуй при том хоть личный эмиссар Гонсета, ему понадобилось бы время, чтобы донести хозяину. Шторм утих вчера! А затем прибавь еще уйму времени на подтягивание войск, причем немалых. По-твоему, это реально провернуть за сутки?

— Наместник мог готовиться заранее, — предположил Шагалан неуверенно. — Сроки вторжения — вычислить, район… предугадать. Собрать полки чуть загодя…

— Все равно не успеют. Болтаться там тебе дня два-три без толку. Вдобавок не забывай, брат, мы условились считать Гонсета темным гением. Упустит ли из виду гений разведку перед высадкой? Надеешься, войска спрятанные отыщешь и, радостный, побежишь оповещать командора? Да они сознательно выйдут к бухте от силы за день до сражения! И лазутчиков, кстати, примутся отлавливать с особым тщанием.

— Дайсара… — напомнил Шагалан.

— М-да, парню будет непросто… Только это не повод, брат, присоединяться к нему, ваша геройская гибель ситуацию не поправит. Давай-ка лучше подумаем, как ловчее впихнуть палку в колесо, раскрученное мелонгами. Разумеется, если оно вообще существует.

— Коли, как ты говоришь, заранее у Сегерхерда никого не обнаружить…

— То нечего туда и соваться, выказывать лишний интерес, — закончил Кабо. — В помощники на решающий бой у нас единственные кандидаты — удальцы Сегеша. И хотя против латников они, прямо скажем, не сдюжат, в критический миг даже муха способна перевесить чашу весов. Так доставим их всех к бухте.

— Времени в обрез. — Шагалан покачал головой. — Мы-то, пожалуй, доберемся до ватаги за пару дней, а вот они… пешком… Разве что конники Джангеса поспеют, а это лишь горстка мечей.

— Ну и в чем проблема, брат? — усмехнулся хромец. — Значит, надо оказаться у Сегеша быстрее, нежели за пару дней. Всего-навсего.

Если бы не последовавшие далее бурные события, тот случай вполне мог бы отложиться в народной памяти. Десять лет мелонги ковали цепи, опутывавшие теперь Гердонез. Бесчисленные заставы, дозоры, патрули накрепко перекрывали все мало-мальски заметные дороги. Один пост еще мыслимо разгромить, но тревога стремительно разносилась по соседям, и отпор там получался уже мощнее. Стоило же задержаться, споткнуться, как на трепещущую в паутине жертву слетались карательные отряды. Не раз бесшабашные лесные ватаги сообща и порознь тщились разметать ненавистную сеть, однако вечно вязли в ней, теряли людей и уползали назад в леса зализывать раны. А обретенные кровавой ценой прорехи покуда споро и аккуратно затягивались.

Приключившееся тем майским днем многие так и не сумели понять. Подобно этому, в свое время проснувшийся Гердонез с изумлением узрел на перекрестках чужие, имперские разъезды. Тогда мелонги сыграли вопреки устоявшимся правилам ведения войны: вместо неспешного собирания многолюдных армий, накапливания обозов, выискивания поля для доблестной сшибки с противником они, разослав по стране пару тысяч всадников, сразу блокировали все. Многолюдные королевские рати просто не смогли, не успели слиться воедино, центр и север пали, по сути, не обнажив меча. В придачу варвары продемонстрировали невообразимую для большого войска скорость передвижения. Их разъезды опережали рассылаемых гонцов и впивались в области, совершенно не ведающие о беде. Торопливые попытки Сигельвула созвать армию на юге завершились в итоге поражением у Оронса и десятилетним господством Империи.

Сейчас правила тоже нарушались без зазрения совести. Двое оборванцев с южных окраин устремились на полночь. Открыто, нагло, проворно. Отобрав в первом же селении лошадей, они на рысях тронулись в путь. И одолели его. Мало ли безумцев на пустых гердонезских трактах? Только никто до сих пор не прошивал давно и любовно слаженную сеть, точно раскаленная игла. Одиночка, безусловно, еще надеялся проскользнуть мимо караула лесными тропами и буераками. Если б не они, жизнь страны, наверно, вовсе замерла бы. Торговцы и контрабандисты, крестьяне и бродяги, все, кто нуждался в дороге, а документов не имел, шастали в обход, постоянно рискуя столкнуться со зверями, разбойниками или нежданным пикетом. Последнее казалось самым печальным, ибо чаще всего заканчивалось петлей. Даже крупные ватаги высовывались на тракт по ночам, предпочитая светлое время отсиживаться в дебрях.

Эта же пара… не пыталась ни от кого прятаться. Наоборот. Она резала встречные посты и патрули с такой тщательностью, методичностью, будто в том и заключалась ее подлинная цель. Неизвестно, каким чародейством они справлялись с опытными стражниками, поведать было некому — не выживал никто. По рассказам случайных очевидцев, налетали как ветер и через минуту уносились прочь, сотворив груду порубленных в куски тел. Практически полное отсутствие серьезных свидетелей и молниеносность перемещения привели к тому, что тревогу мелонги подняли лишь ближе к вечеру. К этому моменту таинственная компания уже вспорола тракт на протяжении трех десятков миль. Посланный за разбойниками отряд только и делал, что осматривал новые и новые разгромленные посты. Все покойники при оружии, однако без малейших примет упорной борьбы. Тела аккуратно располосованы, некоторых догоняли в отдалении и били в спину. Деньги от дорожных сборов на месте, ничего не подожжено, не сломано — противник явно не желал терять ни секунды. Отряд преследовал злодеев до темноты, но так и не сумел нагнать. Он не мог, как они, регулярно бросать измученных лошадей, отбирая свежих. Солдат оказалось для этого слишком много, и, намаявшись, они в конце концов остановились на ночлег. Самое прискорбное: и отправленные вперед нарочные опаздывали. На крыльях своего колдовства оборванцы, словно призраки, мчались неутомимо и смертоносно. Они опережали даже панику, волной вспухавшую позади. Застигнутые врасплох дозоры продолжали гибнуть и ночью. Тракт на Галагу кровоточил открытой раной еще несколько дней.

В лагерь Сегеша ввалились в кромешной тьме. Настолько внезапно и гулко, что смятение породили нешуточное. Вылетев к центру, осадили взмыленных, дрожащих от усталости коней, позволили сбежавшимся ватажникам подхватить их под уздцы. Шумных гостей признали, но приветственных криков не перепало — с радостными вестями такие гонцы не являются. Кабо, пыхтя, мешком сполз с седла. Шагалан постарался проделать это изящнее, однако тоже невольно скривился: они, весьма посредственные наездники, осилили семьдесят с гаком миль за тринадцать часов, вдобавок заменяя в пути сытные привалы лихими схватками. Вымотались крайне, зато цели достигли.

— У-ух, — опустился на землю Кабо. — Славная гонка, теперь неделю ногой не ступлю.

— Ничего, брат, — откликнулся Шагалан. — Отдышись чуток, а там снова в дорогу.

Он вытащил из-за пояса меч учителя, тщательно протер клинок полой плаща. Оружие показало себя с наилучшей стороны, с одинаковой легкостью резало плоть, дубленую кожу и кольчужную чешую, вдосталь напившись вражьей крови. Юноша спрятал его в ножны, засунул в заплечный мешок.

— Сейчас? В седло? — Хромец округлил глаза. — Да ни за какие пироги! Я и так стерся почти до костей. Скорее ползком поползу, чем влезу опять на этих чертовых кляч.

Навстречу в зареве факелов уже шли Сегеш с Джангесом, встревоженные и серьезные.

— Что стряслось, братья? Откуда спех? — Атаман коснулся рук прибывших.

— Ничего особенного, сир. — Шагалан переглянулся с другом. — Но следует безотложно выдвигаться в поход. Если поторопитесь, еще успеете к главной битве за Гердонез.

Старик пристально всмотрелся в лица гостей, словно проверяя, не ослышался ли, покачал головой.

— Неужто приспел час? Довелось, значит… — Он медленно перекрестился. — Чего ж, братья, заранее не предупредили? Спешки бы не случилось.

— Заранее о подобных вещах трубить не резон, сами понимаете, — ответил Кабо. — Лишние уши везде сыщутся. Мы и так, сир, нарушаем многое, направляя вас к месту высадки. Но иного выхода нет — под угрозой само освобождение страны.

Атаман сделал знак Джангесу, и тот проворно замахал руками, разгоняя сгрудившийся вокруг народ.

— Чем же бедные лесные жители в силах помочь столь могучим бойцам, как вы?

— Мы боимся, что могучие бойцы угодят в ловушку, расставленную Гонсетом. Надо попробовать этому помешать.

— Надо… — согласился Сегеш. — Что ж, не для печи бока отъедали, видно, пора на Отчизну всерьез потрудиться. Джангес, командуй, через час должны быть готовы. Бабы, раненые, больные остаются, к ним выделишь человек пять. С собой все оружие и припасов на неделю.

— За Оприньей бы послать, чтобы тоже подтягивался. Заваруха жаркая зреет, каждый ратник в цене.

Атаман грустно кивнул.

— Пойдемте, братья, отдохнете у меня немного. Крупную баталию, чую, затеваете, кровавую. Имелось бы время, поднял бы вам и тысячу, но ведь нет его, так?

— На все про все четыре дня у нас, сир, — подтвердил Шагалан. — Путь неблизкий, сами едва успеем, народ скликать некогда. Если водятся рядом какие отряды, привлекайте, а так… будут драться те, кто есть.

В крохотном шалаше Сегеша гостям накрыли скромный стол. Старик долго наблюдал за их жадной трапезой, потом устало потер ладонью покрасневшие глаза. Бросил как в пустоту.

— А дорога, часом, не на юг ли? Это, конечно, сообразить немудрено, не с Хамарани же поход начинать. А я вот, братья, попробую точнее попасть. Не к Даурсу ли направимся?

Юноши застыли с кусками во рту, переглянулись: от Даурса до городишка Сегерхерд по прямой вряд ли более десятка миль.

— Угадал? — Сегеш невесело усмехнулся. — Вот видите, и никакого чернокнижия, просто весточку на днях получили. Интересное сообщение. Один из наших… друзей по собственной воле проследил спешащий непонятно куда отряд мелонгов. Далеко за ним к югу забрался и вышел к Даурсу. Парнишка и туда сунулся, да тщетно. Говорит, обложили супостаты город накрепко, внутрь лишь мелонгов пускают. Причем настоящих, ядреных. Вот я и смекаю: пока барокары, стражники, прочий сброд наемный на западе с пиратами рубятся, хитрюга Гонсет лучших своих воинов отчего-то на юг потянул. Да все украдкой, под шумок. Так не на вас ли, удальцы, он невода ладит?

Разведчики помолчали, сосредоточенно дожевывая.

— Ай да господин наместник! — наконец произнес Кабо. — Похоже, справился и с главной нашей задачкой. Ведь точно, брат, готовит Гонсет ребятам горячую встречу!

— Не торопись с выводами, брат, — отозвался Шагалан хмуро. — Сам недавно еще мне доказывал, что нет мелонгов в точке высадки. А со слов атамана, они уже неделю на юге кучатся. Каким образом?

— Хорошо. Допустим, Гонсет вычислил только район максимальной угрозы. И в Даурсе войска по чистой случайности. Однако выходит — он прекрасно осведомлен о вторжении! Скажу больше — он, вероятно, осведомлен и о нас, коль скоро копит силы в нашей зоне, а не принца.

— Домыслы, брат. В Даурсе могут прикрывать устье Камры, а подобных сборных пунктов — натыкать вдоль всего побережья.

— Но все равно, все равно! — распалился хромец. — Каков красавец, а? Мы затеваем кутерьму на западе, а он посылает туда лишь второразрядных вояк. Вступает в нашу же игру и принимается хаотически шевелить по стране полками. В итоге все уверены, что он сосредоточился на борьбе с пиратами, а лучшие из лучших между тем упрятаны совершенно в другом краю! Смело и тонко, нечего сказать. Целая армия, будто растворившаяся в воздухе, ныне готова материализоваться в любой момент в самом неожиданном месте.

— Так пираты — тоже ваша затея? — Сегеш покачал головой. — Смотрите, братья, опасная из них компания для веселья. Давшееся на время из пасти этих волков вытаскивать сложно.

— Начинается схватка с грозным хищником, сир, — обернулся к атаману Шагалан, — и помощь мелкого гнуса вполне приемлема. По поводу же притаившихся варваров отвечу: окончательно все выясним только на берегу и в последний миг. Если Гонсет просто растянул войска у пролива, он уже проиграл. В Даурсе или где бы то ни было мы их раздавим. Но вот если они очутились там намеренно…

— А высадка действительно у Даурса?

— Неподалеку, — буркнул юноша. — Тем более, сир, важно тотчас же выступить. Полагаю, я с конниками Джангеса отправлюсь вперед. Кабо — с остальными пешком. Наметим точку встречи. Двигаемся быстро и осторожно, край и так растревожен вчерашними скачками. Пока подоспеете, мы с Джангесом оглядимся. Ну а затем… либо отбой… либо битва…

— Как Всевышний Творец рассудит, — еле слышно шепнул атаман.

Обратный путь отнял существенно больше времени. Теперь всадников было много, однако перемещались они окольными тропами, по неудобьям и полям. Посты на гудевшем рядом развороченном тракте еще толком не восстановили, но во всеобщем сумбуре ватажники опасались налететь там на какой-нибудь сюрприз. Вдобавок не хватало сменных лошадей, что сокращало переходы, а главное — Шагалан не особо подгонял свой отряд. Не стоило зря выматывать людей, до цели они все равно доберутся раньше основных сил Сегеша, а бойцов Эскобара — подавно. Окрестностей Даурса разъезд достиг утром шестого мая. Укрылись в обговоренном с атаманом леске.

— Куда сейчас, брат? — Джангес стер со лба испарину.

— Вам? Сидеть тут и ждать ватагу. А грамотнее — вовсе спрятаться где-нибудь по соседству. Дорога у Сегеша долгая, не дай бог, про рощицу эту условленную враги разнюхают. Я же проедусь, посмотрю, что там да как.

— Так и не откроешь, брат, куда направляешься? — сощурил повстанец единственный глаз. — Вдруг сгинешь, не узнаем даже, куда с помощью спешить.

Шагалан поколебался секунду, потом кивнул.

— В случае чего к Сегерхерду идите. Отсюда на полдень миль восемь. Там шум завтра должен стоять знатный, не заплутаете. И дай-ка мне, брат, человека для связи.

— Которого тебе?

— Любого, кто надежен и в седле крепко держится.

— Ну, брат, у меня только такие и собраны. Хочешь приятеля своего, Эркола? Новичок, в бою не слишком опытен, зато смышлен не по годам. Годится?

В сопровождении музыканта Шагалан тронулся дальше на юг. Злополучную галечную бухту он посещал лишь однажды и теперь мучительно выуживал из памяти детали тамошнего пейзажа. Следовало предельно близко подкрасться к месту высадки, но и не напороться на возможные секреты. Совсем хорошо было бы осмотреть окрестности откуда-нибудь со стороны, не привлекая к себе опасного внимания… Шагалан покосился на спутника. Эркол ехал сзади и чуть сбоку, напряженно вытянувшись в седле. Бледный, молчаливый, то и дело озирался, выискивал угрозу. В разъезд Джангеса он попал в конце зимы, после штурма Волчатника, где конники потеряли нескольких человек. Хотя лихим рубакой музыканта едва ли можно было назвать, старался он изо всех сил.

Крыши Сегерхерда оставили далеко слева, рощицами и перелесками прошли еще мили две.

— Что-то не то, — произнес Эркол, нагоняя разведчика.

— О чем ты? — изогнул тот бровь.

— Точно не знаю… — Ватажник смутился взгляда, но речь не прервал. — Просто чувствую — что-то ненормальное кругом.

— Чувствует он… — проворчал Шагалан, слезая с лошади. — Спускайся, поэт. Поля безлюдны, вот и ненормально. По стране пахота да сев в разгаре, а здешние крестьяне будто с зимы не проснулись.

— Куда же они подевались?

— Вероятно, по домам хоронятся, носа не высовывают. Может, и стражу по деревням посадили. Боятся, видать, мелонги, что местные про хлопоты их разболтают.

— Ну да, а вон там кто-то в поле копошится. И путники все же есть, ползут по тракту.

Шагалан обозрел из-под ладони залитый весенним солнцем дол.

— Да, кому-то все-таки позволяют. Только это, брат, ни о чем не говорит: например, преданных холопов на поля выгнали, чтобы лазутчиков сразу не отпугнуть. Нас то есть. Дальше пешком, лошадей тут привяжем. — Он пристально посмотрел на бледного спутника: — Держись рядом, не дергайся и не зевай.

— Что ж… — голос Эркола дрогнул, — прямо в самое пекло пойдем?

— Нет пока. Должна вроде здесь водиться славная горушка, оттуда оглядимся. И дорогу запоминай, приятель, случится — назад побежишь.

Уточнять музыкант не отважился. Молча, быстрым шагом одолели еще порядка мили. Если б не утомление, не вечно лезущие под ноги коряги и целящие в лицо ветки, Эркол заметил бы, как они заложили широкую дугу, огибая вдающийся в сушу морской язык. Юноши непрерывно карабкались, соскальзывая, на какие-то сопки, чтобы тотчас сползать по ним вниз, устремляясь к следующим. На одной из таких едва поросших чахлыми кустиками вершин Шагалан вдруг остановился.

— Пришли. — Он снял с плеч увесистую поклажу, кинул на землю плащ, уселся сверху. — Отсюда и наблюдать.

Запыхавшийся Эркол недоуменно покрутил головой. На востоке темнела полоса большой воды, изредка ветер доносил соленые запахи. Крохотная бухточка чуть врезалась в океан серого песка, подернутого застывшей зыбью, чешуей гальки и островками иссохшей травы. До нее было, наверное, с полмили, юноши обосновались на крайней из целой гряды сопок, опоясывавших бухту. Местность расстилалась вокруг открытая и совершенно безлюдная. Мирно, тепло, солнечно, в воздухе кувыркаются радостные птахи, перебирает барашками море. Никакой войны, никакой тревоги, здесь, чудилось, вообще не ведали, что это такое.

Эркол подстелил себе плащ, опустился рядом с разведчиком. Минуту старательно пялился в одном с ним направлении, но примет разумной жизни так и не обнаружил. Знакомый и по-прежнему загадочный спутник оказался куда интереснее. Шагалан сидел неподвижно, ровно и расслабленно, обратившись к бухте. Лицо не мертвенное, но определенно бесстрастное. Глаза были распахнуты, хотя почти не шевелились, безучастно вперясь вдаль. Воин словно спал наяву.

— Нечего меня разглядывать, — сейчас же опроверг он эти мысли, не поворачивая головы. — По сторонам-ка, брат, смотри, не подполз бы кто ненароком.

Эркол смешался от неожиданности.

— Я… вроде… Кому же тут ползать? Ни души окрест, пустыня. Не ошиблись ли с подозрениями?

— Скоро выясним, — насупился Шагалан. — Ныне на виду вправду никого, как стемнеет, обойду остальные сопки. Кучу народу походя не спрячешь.

— А если и там пусто?

— Тем лучше, — неохотно выдавил разведчик. — Завтра спокойно встретим ребят и маршем на Ринглеви… Однако мнится мне, брат, не получится спокойной встречи. Не тот Гонсет человек, чтобы проворонить шанс для кровавой бани. Или я в нем сильно разочаруюсь.

— Так вот ведь, никого! — воскликнул Эркол, поведя рукой.

— Ну и что? Руками-то не маши, — холодно заметил Шагалан. — Хоть и голо кругом, а на твои колыхания глаза могут сыскаться… Мелонги рядом, мы ото знаем. А если они выберутся на позиции в самый последний момент? Рискованно, не спорю, легко опоздать, зато и противнику отреагировать некогда. Потому сидим здесь до конца.

Музыкант, поежившись, огляделся по сторонам.

— А если… придут… чего ж? Драться?

— Разумеется. — Шагалан не только не повернул головы, но даже губами шевелил как-то лениво.

— Ты… так безмятежно говоришь, брат?.. А целый полк? Человек сто латников?

— Какая разница? Где десять, там и сто — все едино.

— И… неужто справишься?

— Это уже неважно. Я буду просто драться.

— Как так? — Эркол опешил. — Неважно, победишь ты или погибнешь?

— Неважно, — выдохнул Шагалан. — Смысл имеет лишь путь, всякая цель — мираж, не заслуживающий внимания. Для понявшего это победа и поражение одинаково мимолетны, жизнь уравнивается со смертью, а каждый миг боя обретает собственную ценность.

Ватажник с минуту помолчал, ожидая разъяснений, потом спросил недоуменно.

— Разве бой начинают не для того, чтобы взять верх? Я всегда думал так.

— Бой начинают, когда не могут поступить по-иному. Ведь ты, брат, дышишь сейчас не для того, чтоб дожить до вечера? Тебе в это мгновение нужен воздух, и ты его вбираешь. Так же и здесь: нужно драться — дерешься, нужно умирать — умираешь. Ничего сложного.

Эркол, наклонившись, заглянул в лицо разведчика, словно пытаясь отыскать на нем следы нескладной шутки. Не нашел и смешался еще сильнее.

— Странно все… что ты говоришь, брат. Чудно. Даже пугает немного.

— Куда уж дальше пугаться? — Губы Шагалана чуть дрогнули в усмешке. — И так, смотрю, волнуешься, дергаешься, точно на иголках. Боязно?

— Заметно? — смутился музыкант. — В серьезной битве, понимаешь, пока не доводилось… Тем более с настоящими мелонгами, они-то небось и барокаров за пояс заткнут. Тут любому не по себе… кроме тебя, брат, конечно.

— У меня тоже сражений на счету нет, первому покойнику едва полгода исполнилось. Разве в опыте дело?

— В чем же тогда? — Эркол обиженно надулся. — Не каждому ведь дано невозмутимо на смерть ходить, большинству прежде всего уцелеть хочется. И я, представь, из их числа…

— А между тем должен был стать одним из нас. — Впервые за время беседы Шагалан скосил глаза на товарища. — Помнишь, в Сошках ты рассказывал о своем детстве? Как сироту подобрал старый воин и повел на воспитание в «армию Иигуира». Если бы не случайность и он тебя довел… ты бы, брат, оказался по ту сторону пролива вместе со мной и моими друзьями. И тогда бы не изумлялся всяким очевидным истинам.

— Армия… Иигуира?.. — задохнулся Эркол. — Так это правда? И это вы? А тот солдат…

— Его имя Мауром. Вспомнил теперь? Я слышал о нем от самого мессира Иигуира.

— Ух ты! И мессир… с вами?..

— Скончался в прошлом году. Ныне мы возвращаемся на родину осуществить им задуманное.

— Невообразимо. И обидно! — Музыкант взъерошил волосы. — Чуть-чуть везения, и я стал бы таким же сказочным бойцом, да? Трудно поверить…

— Ничего невероятного, — с ленцой кивнул Шагалан. — Каких-нибудь десять лет ежедневной изнурительной работы над собой, опытное руководство… Только зачем плакать о потерянном, брат, если неизвестно, чья судьба окажется удачливей дальше? В конце концов, от тебя же не требуют идти на горы мечей.

— Мнится, собственные скромные усилия даются мне гораздо тяжелее ваших подвигов… А если наверстать упущенное? Я молод и несколько лет обучения способен себе позволить.

Разведчик скептически прищурился.

— Ты готов подвергнуться такой же, как мы, трансформации?

— Ну, вы же это выдержали.

— Дело не в выдержке, брат. То, что малый ребенок принимает от учителей беспрекословно, взрослому придется вживлять в душу с кровью. Не знаю. — Шагалан отвернулся. — Преобразовать сознание ты, пожалуй, сумеешь. Если захочешь. Научиться основам боя тоже реально. Полностью догнать нас? Вряд ли.

— М-да, — вздохнул Эркол. — Бог весть, если выберусь из нынешних передряг, может, и попытаюсь… А ты сразу же разгадал ту мою историю? Чего ж молчал?

— Не имело резона торопиться одаривать ватагу Ааля подробностями о нас. И Ретси опять же.

— Ты уже тогда в Сошках подозревал Ретси?

— Ничего конкретного, общая смутная тревога. Если б подозревал, не дал бы кидаться на себя с ножом.

— Тревога… А разве сейчас, на грани баталии, ты ее не ощущаешь?

— Сейчас тревожиться не о чем. Бой проще и честнее интриг: есть ты, есть враг, есть твой путь. Остальное — дым. Впрочем, и себя с врагом желательно считать дымом… Не обращай внимания на подобные речи, брат, — улыбнулся Шагалан озадаченному товарищу, — едва ли тебе по силам осмыслить их сразу. Слушай вот что: когда стемнеет, я отправлюсь исследовать вон те две сопки, что совсем близко к бухте. Видишь? Если атаковать высадку, то именно оттуда.

— Никого не заметно.

— Войск там пока и нет. А вот собираются ли они появиться, я намерен уточнить. Тебе сидеть здесь тише воды и постоянно озираться вокруг. Если вспыхнет шум — немедленно удирай. Без проволочек и геройств, ясно? Узришь чужаков — то же самое. Дорогу к лошадям запомнил? Поутру Джангес должен встретить ватагу, расскажешь там все детально. Особенно для Кабо, он разберется, что предпринять.

— А как же ты?

— Пустой вопрос, брат. Маленький отряд врагов мне не страшен, большой… Уйду и от большого, если не заботиться о тебе и о деле. Но истину вскрыть необходимо. Гонсет не укладывается в мои прежние ожидания — он или гораздо скудоумнее, или… гениальнее…