Возвращение на Остров Мечты

XI

Так в те майские дни Гердонез отвоевывал давно утраченную свободу. Надломившись под Сегерхердом, массивная твердыня имперской власти начала рушиться с необыкновенной стремительностью. Губернаторские стражники разбегались толпами, барокары отбивались от наскоков врагов за крепкими стенами поселений, высокомерные мелонги крохотными отрядами просачивались к побережью, мечтая лишь о спасении собственных жизней. Их предводитель подал в этом должный пример — Кабо разыскал следы Гонсета близ Галаги, но самому наместнику удалось ускользнуть. Страна бурлила, шумела, восторженно и жестоко сметая остатки ненавистного владычества. Грабеж смешивался с мщением, свободолюбие — со зверством. Где-то на востоке от Брансенгерта изловили губернатора Андоди, казнили тотчас, разорвав четверкой лошадей. С женой и детьми изменника обошлись милосерднее — просто повесили.

Ликующие водопады народа цветами встречали полки победителей в каждом городе, в каждой, даже захудалой, деревеньке. Вместо яростных штурмов их ждала вереница пиршеств и праздников, омрачаемых разве что усилиями по наведению хоть какого-то порядка. На север же и запад, где настроения оказались куда прохладнее, войска решили нос пока не совать.

Со сдержанным одобрением отнеслись к выходке Гердонеза соседи. Безусловно, радовала пощечина, полученная грозной Империей, но при мысли об ответном ударе монархов охватывал ужас. Никто не рисковал гадать, когда он обрушится и как далеко распространится. Вроде бы у побережья мятежного острова покрутились несколько имперских галер, и все. Meлонги были слишком заняты приготовлениями на Востоке.

Валеста, наиболее связанная с начавшимися событиями, активно их обсуждала, однако никоим образом не вмешивалась. Ее они, в сущности, и не коснулись. Ну, отправилась к себе на полночь гурьба беспокойного гердонезского дворянства. Возьмут они верх или проиграют — Валесте при любом финале неплохо: меньше головной боли, беспрестанных страхов и дрязг. В придачу кое-кто из инициативных вассалов короны, похоже, быстро присмотрел даже возможную материальную выгоду — у рубежей герцогства Даго, вечной занозы для южан, закопошился вооруженный люд, охотники зарабатывать хлеб мечом потянулись на запах добычи. Прочее — пустяки, не заслуживавшие серьезного внимания. Кто заметит растаявший лагерь беженцев на побережье? Гердонезцы сотнями срывались сейчас с обжитых мест, торопясь обратно на родину. А сгоревшая в двух десятках миль избушка отшельника, затерянная в лесной глухомани? Да, там обнаружили четыре изувеченных трупа и другие странности, но подобное варварство не в диковинку. Королевские чиновники, никого не подпуская, с неделю ковырялись на пепелище, затем солдаты сровняли все с землей. Окрестным жителям пищи для споров и толков хватило едва ли на месяц.

Амиарта же тем летом судачила об ином происшествии: загадочно исчез известный в городе купец Тинас Бойд. Ни семьи, ни наследников после него не осталось. Выдержав соответствующую приличиям паузу, постоянно нуждающаяся валестийская корона попробовала втихомолку присвоить нешуточные накопления и выморочное имущество торговца. Но внезапно встретила ожесточенное сопротивление — свои права предъявила некая молодая особа, назвавшая себя женой сгинувшего Бойда. Судебное разбирательство обещало быть затяжным, скандальным, крючкотворы потирали руки в предвкушении жирных взяток. Так бы наверняка и случилось, если бы не нашлась вскоре женщина, утром задушенная в собственной постели. Заодно в доме не отыскались и бумаги, якобы доказывавшие законность ее притязаний. Власти суетливо отводили от себя слишком очевидные подозрения, долго теребили в застенках нового любовника покойной, юного красавца, который слезно божился, что вовсе не просыпался той ночью. Как-то само собой дело постепенно заглохло. Деньги Бойда так и растаяли в Валесте, слабые попытки гердонезцев их вытребовать успеха не имели.

Шестнадцатого августа при огромном стечении народа в кафедральном соборе Ринглеви короновался принц Демион. Никто не знал, насколько прочным окажется это правление, множество бед и забот подстерегали свежеиспеченного монарха. Может, потому лицо Демиона было сумрачно. Вокруг клокотала восторженная, пестрая толпа, разогретая подарками и дармовым вином, летели в небо пригоршни зерна и цветы. Пока все жили надеждами, извечными надеждами на лучшее. Радостное, оглушающее себя криками и ревом труб празднество влюбленными глазами следило за своим повелителем. Старательно высматривалась всякая деталь, достойная скрупулезных рассказов внукам. Шитое золотыми львами платье короля, его длинная синяя мантия с меховой оторочкой, сияющий венец, чудом сбереженный в годы завоевания… За сюзереном медленно двигался плотный строй не менее пышно выряженных вельмож и священников. Обходились лишь собственными силами — ни Святой Престол, ни соседи никого прислать не осмелились, ожидая свежих новостей с Востока. Не привлекли особого внимания публики и десять молодых людей, шедших сразу за королем и архиепископом Штилем, но одетых не по случаю скромно. Большинство, приметив у них оружие, вероятно, посчитало юношей личными телохранителями Демиона. Тем удивительнее — прежде чем сесть в карету по окончании торжественной церемонии, государь отдельно попрощался с каждым из них. А одного под завистливыми взглядами дворянства даже пригласил с собой…

— Жарко! — вздохнул король, отирая лоснящееся лицо рукавом. — Совершенно сопрел в этом парчовом панцире.

Шагалан безмолвной тенью замер напротив. Покосившись на своего равно чуждого лести и гонора собеседника, король задернул занавеску.

— Досадно. Всю жизнь стремился к сегодняшнему дню, а вот теперь шумиха отчего-то и не радует. — Он стукнул в стенку, давая знак отправляться.

— Не чувствуете полного счастья, мессир? — едва заметно усмехнулся юноша.

— М-да, в мечтах все представлялось несколько по-иному. Веселье там, помнится, было обильнее, а вот заботы — мельче… Кстати, такой же вопрос позвольте задать и вам: как ощущаете себя в новом качестве, господин виконт?

— Пока никак. Мы-то к пышным титулам никогда не стремились…

— И не надеялись? — сощурился король.

Шагалан бесстрастно пожал плечами.

— Возможно, кто-то и надеялся. Хотя при репутации, сопровождающей ваше величество, надежды дерзкие.

— Точно, — кивнул Демион с утробным смешком. — Во дворце тоже долго не верили, что я собираюсь наградить безродных простолюдинов наследственным владетельным дворянством. Даже в легендах героям из черного сословия полагался в лучшем случае кошель серебра да благосклонный взгляд монарха.

— Ого, значит, нам рассчитывать еще и на серебро? — хмыкнул юноша.

— При чем тут деньги, друг мой? Думаю, я дал вам куда больше — дорогу наверх. Разве нет?

— Или же в королевских сундуках гуляет ветер, а свободной земли достаточно. За пособничество мелонгам вы вправе нынче изъять массу владений, ведь почти все, остававшиеся в Гердонезе, так или иначе замараны — только выбирай. И желающих обогатиться полно, легко достойных выделить и облагодетельствовать.

— Толково рассуждаете, мой юный друг, — согласился Демион, посерьезнев. — Но учтите, пусть пока земель много, их количество не бесконечно. Вдобавок зачем земля без работников, возделывающих ее? Народец же кончится гораздо быстрее. Сейчас-то немудрено бравировать неслыханной щедростью, однако год-два, и все разберут до клочка. Помяните мои слова… Отсюда вывод — с самого начала одаривать землей не всех подряд, а лишь особо нужных державе людей. Улавливаете? Не особо отличившихся в прошлом, а особо нужных в будущем! — Он выразительно поднял толстый палец.

— Иначе говоря, мы получили вовсе не награду за свершенное, а плату за будущую службу?

— Ну… не все так трагично. Подвигов ваших никто не умаляет… хотя вряд ли потомки узнают о них каждую мелочь. Вот явись вы уже под Сегерхерд благородными рыцарями, о тех деяниях горланили бы менестрели по всей стране. Опять же Церковь… Штиль упорно бубнит, что Гердонез не могло освобождать безбожное воинство! Это, дескать, вредно повлияет на умы паствы.

— Бог с ней, со славой. И с одураченными потомками. Мы сделали только то, что должны были сделать, результаты нас не волнуют. Между тем, как я понял, мессир, вы заинтересованы в нашей помощи и впредь. Для чего?

Вельможа на мгновение смутился прямого вопроса, помолчал, теребя край занавески. Снаружи еще доносились отдельные радостные вопли, приветствующие катящуюся мимо карету.

— Как всегда, для собственной выгоды, — произнес он. — И для пользы государства, поскольку отныне это одно и то же… Но вначале, господин виконт: друзья не оскорбятся, что вы ведете переговоры за всех?

— Нет, мессир, — эхом отозвался Шагалан. — После гибели господина Эскобара я, с общего согласия, возглавил наш поредевший отряд. Следовательно, друзья мне доверяют. Кроме того, у любого из них своя голова на плечах, неприемлемый приказ просто никто не выполнит.

— Да, да, об этом я и толкую, — пробормотал король, утирая взмокший снова лоб. — Дело тут вот в чем… Когда мне впервые рассказали о вас, я воспринял это как… глупую выдумку, наверное? Потом… навел справки, кое-что уточнил… Если все действительно обстоит так в жизни… вы очень ценные люди, господа. Для умного властителя. Главным образом, конечно, как великолепные, не знающие равных бойцы. Но не только. Вам приписывают свободу от большинства обычных слабостей: алчности, тщеславия, властолюбия, зависти — всего того, что неизменно служит лазейками в душу человека. Могучие воины, да еще недоступные для интриг врагов? Заманчиво иметь таких союзников. По крайней мере, в смутную пору… Как видите, господин виконт, я с вами предельно откровенен.

— Благодарю, ваше величество. Позвольте ответить вам тем же: иметь подобных союзников заманчиво, однако и весьма хлопотно. Их ведь не удержать в повиновении ни золотом, ни титулами. Придется изрядно постараться.

— Это я понимаю, — вздохнул король. — Что ж, уникальное творение требует и особенных условий. Так было и так будет… Все же я рассчитываю поначалу на некоторую терпимость к нашим усилиям — необходимо время приноровиться друг к другу… В конце концов, дело не ограничивается моими стариковскими причудами, вы нужны стране. Вы принесли Гердонезу свободу, теперь должно ее защитить. Обрисовать ситуацию, господин виконт? Извольте, довольно страшноватая складывается картина.

Демион шумно высморкался, потер раскрасневшийся кончик носа.

— Во-первых, пираты. Я связывался с Шуанси и уяснил, что освобождать захваченные земли они совершенно не намерены.

— Пираты готовы к нарушению договора? Вы же сами, мессир, направили их на западное побережье.

— Знали бы, как их тогда упрашивали! Когда мы договаривались, речь велась о вызове целой Империи, подразумевалось, что разбойников быстро выбьют из города, обсуждались только пути ухода. Кто мог ожидать от Гонсета поворота основных полков к Сегерхерду? На запад добрались толпы жирных стражников, наемники да чуток этих… барокаров. И даже такого сборища хватило, чтобы осадить Шуанси! Правда, едва долетела весть о разгроме хозяев, армия начала рассыпаться, каждый бросился в свою берлогу спасать свое добро. Пираты тоже не зевали, улучили момент и напали на осаждающих. Стражники разбежались в панике, остатки барокаров и наемники, огрызаясь, отступили от стен. Еще через пару дней имперское войско исчезло вовсе, а обрадованные лиходеи растеклись по окрестностям. Думаю, нет смысла живописать, что там сейчас творится.

— Серьезна угроза соседним землям?

— Вряд ли этот сброд в ближайшее время осмелится двинуться в глубь страны, и так оттяпали кусок, больший, чем глотка. Однако за Шуанси пираты собираются цепляться крепко. В кои-то веки у них появилась собственная территория! А там… воровской хлеб сладок, а песенки полны дурмана. Подтянутся искатели наживы, подрастут сыновья… и все возможно. Это на западе. На севере же опять поднимает голову Хамарань. Горцы полагают нынешнюю пору удобной для возвращения себе былой суверенности… М-да, Гердонез, по сути, рождается заново, и над колыбелью уже сгрудились зубастые хищники… Валестийские бароны вторглись в Даго. Королевская власть формально ни при чем, но от того не легче. Брат отправился оборонять владения, а мне нечем ему помочь! Армии нет, рыцари разъехались, наемники проедают последние запасы… Как тут не впасть в уныние даже посреди шумного праздника? Нас обложили с трех сторон!

— Ваше величество забывает о востоке, — заметил Шагалан. — Пока Империя мелонгов цела, опасность ее нападения сохраняется. Поводов предостаточно, а терять столь обширную провинцию, вероятно, жалко.

— Ах, друг мой! — Король вяло отмахнулся. — Мелонги — это не угроза, это погибель. Разумно волноваться о защите посевов от града, но когда на поле упадет скала… Неужели вы впрямь готовы противостоять всей Империи?.. Хотя какого иного ответа я жду? Ладно, господь с ней, с Империей, займемся более скромными противниками. Как видите, положение Гердонеза безрадостно, виконт. Прибавьте к вышесказанному развал власти, смуту, разбой и бунты по всей стране, пустую казну, наконец… Какому дьяволу в подобной ситуации не заложишь душу?

— Знакомая идея… И вы решили заложить душу нам? — хмыкнул юноша.

— На мой вкус, не самый плохой выход. Вы нужны мне, я — вам. Разве не так? Звучит несколько по-купечески, ну да сейчас не время подыскивать выражения. Вы становитесь ядром воскрешенной мощи королевства, а я… делаю для этого все мыслимое. Первый шаг совершен — теперь вы дворяне, благородные рыцари с недурственным списком прав и привилегий. Появляется небольшой, но стабильный доход и владения, наследуемые вашими потомками… Кстати, господин виконт, прослышал, недавно у вас родился сын?

Юноша покосился мрачновато.

— От графа Ронфрена? Никогда не подозревал его в излишней словоохотливости.

— Не сердитесь на графа, друг мой! Поведанное им ни в коем разе не может считаться болтовней. Это — ценные государственные сведения, которые мне подобает получать безотлагательно. Надеюсь, с той… простолюдинкой у вас не затевается ничего серьезного?

— Вы намерены обеспокоиться и нашими семейными перспективами? — Шагалан ухмыльнулся. — Не забывайте, ваше величество, я сам — вчерашний простолюдин. А с той женщиной… брачных уз я покамест точно не жажду.

— Уже славно. Предвижу, друг мой, очень скоро для вас откроется выбор из самых именитых девиц королевства. Не торопитесь.

— Ваша забота, конечно, весьма почетна, государь, но давайте вернемся к делу. Обеспечение нас титулами не снимает взаимных обязательств. Я говорю о барокарах и вольных ватагах.

— Ах, вот вы о чем, — скривился Демион. — Что ж, я не собираюсь нарушать обещания. По крайней мере, в данном случае. Тем из ватажников, кто бросит воровской промысел, полностью простятся прежние грешки. С барокарами… тут несколько сложнее. Имеются веские претензии на занятые ими земли, да и вообще… Скажите по чести, зачем вам эти чужестранцы, господин виконт? Неужели все-таки верность слову существует и у вас?

— Не существует, — отрезал Шагалан. — В отличие от ватаг, у меня нет среди барокаров даже друзей. Однако, во-первых, я не хотел бы, ваше величество, без причины затевать бойню.

— А во-вторых? — быстро осведомился король.

— Вам ведь потребуется армия? Нельзя полагаться лишь на своенравное рыцарство. Барокары же, если с ними не ссориться, способны составить костяк новых полков. Причем полков, преданных исключительно поддержавшей их в трудную минуту короне.

— Хм-м… — Монарх заерзал на месте, зачесал лоб, стараясь спрятать невольную улыбку. — Вы явно склонны рассуждать как государственный муж, господин виконт. Похвально. И ошибся, сделав на вас ставку. Да будет так, подумаем об имперских служаках… Но что же это мы все про других? У вас разве нет просьб для себя или ваших товарищей?

— Как вы справедливо заметили, мессир, мы получили скромный, но стабильный доход. С голоду не помрем, на большую дорогу не выйдем. Чего еще желать? Пожалуй, чуточку бы отдохнуть, опамятоваться, обвыкнуться в незнакомой жизни.

— Тяжело привыкается? — Демион заглянул в бездонные глаза собеседника. — Вас же, друг мой, растили только для освобождения страны, не так ли? Понятно, теперь, с достижением цели, вы ощущаете себя не в своей тарелке. Мне ли не знать, как опустошает свершившаяся долголетняя мечта?

— Мы привыкнем, — заверил юноша. — Цель — не проблема, сложнее разобраться в бурлении внезапно возникших возможностей. Но, убежден, и на это не понадобится много времени.

— Подъезжаем. — Король слегка отодвинул занавеску. — Рад бы дать вам море времени, господин виконт, да жизнь требует незамедлительных и твердых действий. Через пару недель для урезонивания пиратской вольницы выступает отряд. Некрупный, гнездо он, разумеется, не раздавит, однако самые наглые щупальца прищемит. Рассчитывать ли на участие в походе вас и ваших доблестных друзей?

— На мое — рассчитывайте, мессир. Что же касаемо ребят… У них разные настроения, не всех, полагаю, привлечет военная стезя. И, тем не менее, надеюсь, сейчас, пока мы сообща, никто не захочет расстаться с товарищами. За две недели должны успеть снарядиться и уладить дела.

— У вас уже появляются здесь дела?

— У нас уже три вызова на поединок, государь. Не все благородные воины готовы смириться с вашим решением. Такие придираются к любой мелочи, лишь бы не признавать в нас равных себе.

— Поединки? Этого не хватало!.. Хотя… Хорошо, попробуйте капельку проучить моих забияк. Поставьте их на место. Правда, душевная просьба: не увлекайтесь, не ополовиньте рыцарство Гердонеза! Оно мне пригодится.

— Главное же, мы обязаны съездить… на похороны.

— Ах да, — кивнул король грустно. — Мне докладывали о скорбном известии. Скончался еще кто-то из ваших друзей, верно?

— Мори, такое прозвище он обрел в лагере. Сильно порубленный под Сегерхёрдом, он долго цеплялся за жизнь. Больше трех месяцев…

— М-да… Вас, уникальных творений необузданного гения Иигуира, и так остается удручающе мало. Черт побери, дорого бы я дал за школу, кующую подобных бойцов!.. Впрочем, нет смысла и облизываться, это категорически невозможно. Одна только Церковь тотчас стерла бы меня в порошок… Что же тогда? Трястись над каждым из вас, молодые люди, оберегая и угождая? Не зазнаетесь? Понимаю, понимаю, не в вашей натуре. За то и ценю… Тут граф Ронфрен подбросил идею как-то отметить поле славной битвы под Сегерхёрдом. Все-таки нельзя отрицать — именно там отвоевывалась свобода Гердонеза. Какая-нибудь часовня или даже целый монастырь. Получится и памятник вашим павшим товарищам, а?

— Занятно, — покривил губу Шагалан. Карета уже замерла перед лестницей дворца, но никто из слуг не осмеливался прерывать важную беседу. — Церковники будут хранить память о битве безбожников с варварами?

— Ничего не поделать, друг мой, в наше время это самый надежный способ. Обелиски Первой Империи давным-давно в руинах, а монастыри переживают века. Милость Творца и человеческий уход оказываются более стойкими, чем камень. Так что скажете, господин виконт?

— Я не против, ваше величество. Вот если бы вдобавок перевезти туда останки мессира Иигуира. И Тинаса Бойда, замученного мелонгами. И ребят, погибших от рук карателей Гонсета.

— Хорошая мысль, — кивнул король. — Правда, надо поспешить… пока пожар Даго не разгорелся. Ах, много, много еще крови обречено пролиться! Потому держите свои мечи заточенными, мои юные воины.

— Уж в этом, государь, вы можете быть уверены твердо.

Неуклюжий, рыскливый баркас наконец тяжело ткнулся носом в песчаную отмель. Люди, сидевшие внутри, разом засуетились, принялись выгружать вещи. Ветхие одежды, скудный скарб — заурядный вид для обделенных судьбой беженцев. Вот только лица скитальцев были на удивление радостными и взволнованными. Они возвращались домой. Их ничего не ждало, даже холодная землянка, но это была их родина.

Четверо мужчин, влезши по колено в пенящуюся воду, помогли спутникам достичь берега. Утомленные, опустились тут же на тюки с поклажей. Самым сумрачным оказался Беронбос, старательно отжимавший седую гриву. Если о невероятных событиях минувших дней из Гердонеза долетали какие-то слухи, то о страшной смерти своего друга он узнал накануне. Женщины, которых тоже набралось четверо, смотрелись куда спокойнее, все слезы они оставили по ту сторону пролива. Последними с баркаса сняли грубо смастеренные носилки. Лежавший на них старик Саткл напоминал бы окостенелой неподвижностью мертвеца, если б не отрывистое, хриплое дыхание. Едва закончив выгрузку, Марика с Ринарой здесь же на песке устроили благодарственную молитву. Не присоединились к ней лишь трое.

— И куда же мы теперь, мальчики? — Зейна и в такой момент не преминула игриво качнуть бедрами.

Шагалан переглянулся с Гошем.

— Разводите костер на берегу. Перекусим на скорую руку и в путь, к Сегешу. Пока не прояснится, вам там безопаснее всего.

— Опять в леса? — Девушка надула губки. — В шалаши?

— А ты о чем мечтала, милая? — хмыкнул Гош. — Небось все о замках, прислуге да кружевах?

— Доведется — и в замках попируем, — откликнулся Шагалан. — Нынче же о выживании думать надо, не о роскоши. Лихого люда кругом полно, потому и придется вас сопровождать, а после назад возвращаться. Заодно человечка с собой прихватим, дорогу указывать. Вот лодку бы поудобнее…

— Зачем же назад-то? — Зейна вытаращила свои изумительные глаза.

— Имеется у нас… должок в Валесте. Видишь, как дядька Беронбос убивается? Вот и хотим в темной истории с Бойдом разобраться до конца.

— Да брось ты эту затею, Шагалан! Очнись, риск огромный, а купца все равно не воскресить. Кое-что ты здесь вызнал, кое-что, вон, слуга его примчался, поведал. Каких еще подробностей недостает?

— Разве ж только в подробностях дело? А расплата за совершенное?

— Брось, всякого злодея под солнцем не накажешь. Что же это, Великий Творец, и так почти все головы в бою сложили, брат еле жив, а теперь последние!..

— Вы-ыше!

Сиплый, странно дребезжащий голос заставил вздрогнуть. Непроизвольно руки потянулись к оружию.

— Это же Саткл! — первой сообразила Зейна.

Нерасторопность остальных объяснялась легко — бывший дворецкий Бойда, который месяц не приходил в сознание, даже голос его успели забыть. Метнулись к носилкам. Сморщенное желтое лицо старика действительно подергивалось, глаза слепо распахнулись навстречу солнцу.

— Выше… поднимите…

Каждое слово давалось Сатклу напряжением всего немощного тела, он будто заново учился ворочать неуклюжим языком.

— Попробуем-ка посадить, — предложил Шагалан. — Насколько помню, он с зимы подобных номеров не выкидывал.

Невесомого, но едва гнущегося старика усадили на носилках, подсунув под спину тюк с тряпьем. Устроившись, он довольно засопел, утих на время. Однако стоило спутникам отвлечься, как заговорил опять.

— Гердонез?..

— Откуда вы взяли, дядюшка Саткл? — опустилась рядом Ринара.

— Воздух, дочка… запах… иной… Так лишь… своя земля пахнет… Что?..

— Да, это Гердонез. Мы… освободили его от завоевателей и теперь возвращаемся домой.

— Возвращаемся… — Губы старика попытались изобразить улыбку. — Значит, дожил… как и мечталось… Смилостивился Всеблагой… На родимой стороне умру…

— Какая смерть, дядюшка? — Ринара всплеснула руками. — Сейчас мы отвезем вас в укромное место, татя вы обязательно поправитесь…

— Чепуха… Никуда мне, дочка, ехать не надо… Я уже на месте… Вот только чуточку отдохну… и прямиком на беседу к Господу… Вы уж не трогайте… Немного… Давно зовут…

Беженцы переглянулись. Кого-то удивило внезапное пробуждение старца, кого-то напугало, Марика истово крестилась, славя Небеса за очередное чудо. Четкого решения никто не принимал, но как-то сами собой остались на берегу до следующего утра. Всю ночь жгли костер, караулили маленький лагерь, присматривали за Сатклом. Казалось, он воистину вернулся к жизни: попросил накормить его мучной похлебкой, затем долго сидел, улыбаясь в темноту и бормоча что-то под нос. Именно таким, счастливо улыбающимся, его и нашли с рассветом. Юноши осторожно вытянули на земле окоченевшее тело.

— Как и обещал, умер в освобожденном Гердонезе… — Шагалан опустил старику веки. — Невероятно, что дожил, куда более странно, что опамятовался в нужный момент.

— Чудо, — шепнула стоявшая возле Ринара.

— Может, и так. Он тоже вложил в общее дело частичку своей воли. Хотя бы дотерпев, вопреки судьбе. Теперь же главное достигнуто, а вот у нас впереди еще целая жизнь. Посмотрим, что окажется труднее.

июль 2004 г.