Возвращение на Остров Мечты

II

Как-то незаметно надвинулась зима. Нудные дожди столь долго и упрямо нагружали водой землю, что снегу даже обрадовались. Когда в одно прекрасное утро побережье проснулось засыпанное белой, сырой мукой, ребята веселились словно дети. И не важно, что под слоем снега по-прежнему чавкала грязь. Они с гоготом бегали друг за дружкой, перекидывались снежками, толкались и боролись. Все успели усвоить: здесь, на землях Валесты, снег — краткий гость. Тяжелые, низкие облака с ним наползали с полуночи, с родины. Южные края покорно белели под могучим ударом пришельцев, но утекал день, второй, на худой конец неделя, и от снежных заносов не оставалось и следа. Иногда их смывал бросившийся в контратаку дождь, чаще — исподволь растворяла почти незнакомая с морозами земля. Оттого набеги северных гостей всегда выделялись яркими пятнами в череде сумрачных, грязных зимних дней. И все же не покидало ощущение, что именно в этот раз юные поселенцы веселятся как-то особенно самозабвенно. Может, они действительно стали беззаботнее? Может, взрослея, учились ценить каждую минуту радости? Или же догадывались — многим увидеть следующую зиму не суждено?

Вроде бы Рокош и не разболтал никому об оброненных Шагаланом словах, однако над гердонезской колонией все отчетливее сгущалась атмосфера близкой войны. Об этом мало говорили, просто важные еще вчера хлопоты сами собой отдалялись на задний план, обжитой, уютный лагерь вдруг оказался временным пристанищем, а бытие целиком сосредоточилось в подготовке к сражениям. С уходом мессира Иигуира ученые занятия практически прекратились, вдохновитель невероятной затеи и так успел дать своим птенцам больше, чем иные университеты. Теперь лишь изредка хардаи собирали ребят на лекции. Мастер Кане обучал их принципам тайной войны, при которой многолюдству врага противопоставляются скрытность, подвижность и сила мелких отрядов. Именно таковым, на его взгляд, предначертано было стать грядущему походу. Мастер Очата излагал азы полководческого искусства. Здесь понимания встречалось куда меньше, ребята с трудом представляли себя командующими войсками на поле боя. Шагалану, правда, удавалось. Основное же время ребята тратили на тренировки. Чудилось, невозможно уплотнить и без того жесткий распорядок, но площадки взялись загружать еще активнее. Канула в прошлое осенняя путина, разбредались, ворча, крестьяне, привыкшие к помощи на полях, обиженно ныла из-за недогляда скотина. Каждый высвобожденный час пережигался в схватках, где, истекши потом, должен был кристаллизоваться в живую мощь.

Как ни старался Шагалан, полностью отдаться занятиям у него не получалось — львиная доля забот лежала по другую сторону пролива, в Гердонезе. Ватага Сегеша откочевала-таки на три десятка миль к юго-востоку. Сыграли роль не только пожелания союзников — под самый снег отчаянную попытку крупной облавы предприняли враги. Хоть и успел Кабо вывести повстанцев из дубравы, прежние убежища зримо показали свою уязвимость. Таким образом, предстояло, вдобавок к переселению, укрыться и от щупалец Гонсета. Пусть до срока. Обе задачи требовали средств — из-за пролива потащили золото. Обустроились благодаря подобной помощи быстро. Местные разбойники попробовали было возроптать по поводу бесцеремонности, однако гости подвернулись не в меру сильные. Кто-то из аборигенов, кто не забыл еще истинных целей своей борьбы, влился в ватагу, прочих попросту разогнали. Лесов здесь водилось меньше, зато работы — больше. Буквально под боком располагались и столица, и вероятный центр будущей войны. Опять же, для регулярно посещавших старика валестийских странников дорога сократилась на треть. Шагалан и Кабо теперь челноками непрерывно сновали из лагеря к Сегешу и обратно. Скоро нащупали спокойные пути, обросли полезными знакомствами, наладили связь. Пару раз, правда, сталкивались с излишне рьяными патрулями, тогда на смену серебру приходило оружие, решительно убиравшее все препятствия. В остальном, дабы не привлекать внимания врагов, повстанцы свернули до поры лихой промысел и другие громкие подвиги, однако их лазутчики с прознатчиками трудились не покладая рук. По всей причудливой паутине, сотканной атаманом и накрывавшей едва ли не полстраны, постоянно пробегали искорки сообщений. Пока юные гости кропотливо разбирались с грудой новостей, выискивая ценные крупинки, старик методично и упрямо продолжал наращивать сеть, штопал прорехи, протягивал свежие нити. Время от времени отдельные паутинки лопались, их следовало аккуратно обрезать и заменять. Наверное, Сегеш не слишком понимал планы своих таинственных союзников, но доверял им и старательно делал, что умел.

Осуществлялась и еще одна задумка, на которой особенно настаивал Шагалан: в объект невидимой охоты превращался их самый опасный враг — Бренор Гонсет. Его, привыкшего к роли хищника, ныне выслеживали десятки глаз. Любой заморенный крестьянин или льстивый слуга, что покорно согнул спину перед вельможей, мог оказаться соглядатаем. Словно чувствуя неусыпное внимание, наместник осторожничал как никогда. Он удвоил эскорт, расставил новые патрули, часто перекраивал маршруты, выезжал неожиданно и по ночам, а то и вовсе предпочитал хорониться под защитой стен Тьюнира. Тем не менее о всякой поездке и, главное, остановке цели в кратчайшие сроки сообщалось Сегешу. Несколько раз ситуация выглядела вполне удобной для нападения, но повстанцам не везло: как ни спешили донесения, кони мелонгов всегда выигрывали в проворстве. Однажды никого из разведчиков в ватаге не случилось, а без них, резонно счел атаман, атаковать латную свиту — чистое сумасшествие. Дважды наперерез Гонсету отправлялся Шагалан, еще раз — Кабо. Хромец хоть и отнесся к затее скептически, не сумел избежать общего увлечения. Они снова и снова опаздывали. Лишь отворенные конюшни да перепаханные копытами дороги встречали их появление. Целый месяц минул в рискованном и бесплодном азарте.

Перед самым Вознесением Великого Пророка неожиданно для всех отличился малыш Йерс. Как ни уютен был хутор Нестиона, парнишку явно тяготила размеренность оседлой жизни. Каждый приход Шагалана сопровождался унылыми вздохами и жалостливыми заглядываниями в глаза снизу вверх. Когда же юноша ненароком обмолвился о сравнительно благополучном состоянии ватаги, зазвучали прямые просьбы.

— Пусть жратвы чуть меньше, — канючил Йерс, — но не за бабьим подолом прятаться. И оружие, и опасности опять же… Ну, Шагалан!.. Ведь не просто так, я пользу принести смогу…

Чересчур отчаянно он, впрочем, не рвался — за окнами уже вовсю бушевала зимняя непогода, и угрозы побега впечатления не производили. Однако неожиданно вернуться в ватагу предложил сам разведчик: Сегеш нуждался в связных, заметно редевших усилиями мелонгов. Когда родилась идея испытать в нелегком деле ребятишек, тотчас вспомнили о Йерсе. Тот согласился моментально, колебания семьи Нестиона потонули в бурных восторгах истосковавшегося по приключениям бедокура.

В ватаге он действительно пришелся ко двору. На оборванного, голодного мальчугана стражники нечасто обращали внимание, иные, случалось, даже подкармливали горемыку. Спокойно отогревшись в караулке, наевшись и наслушавшись солдатской болтовни, Йерс пускался дальше, разнося весточки доверенным людям. Именно в караулке его и настигла внезапная суматоха. Осторожно высунулся в окно: посреди ночной тьмы копошились люди, два десятка закутанных в плащи всадников, угрюмых, молчаливых, ощетинившихся оружием. Легендарный черный отряд Гонсета!

На посту мелонги пробыли недолго, но из обрывка разговора стражников Йерс сумел уяснить, что путь их лежит в Гельнхорн, замок одного местного барона. Едва веря собственной удаче, мальчишка немедленно ринулся к лагерю Сегеша. Почти всю дорогу бежал, вымотался донельзя, зато уже к утру доставил бесценную весть. В тот момент в ватаге, согласно очередности, находился Кабо, он и возглавил вылазку к замку. Сразу надо сказать, все завершилось вновь безрезультатно: чем бы ни занимался Гонсет в Гельнхорне, ночи ему вполне хватило. Засевшие неподалеку повстанцы аккуратно выведали у слуг, что высокий гость и впрямь навестил барона на пиру в честь обручения его дочери, посидел несколько часов и уехал еще до рассвета. Говорили, будто остальные приглашенные лишь после этого вздохнули с облегчением, закатив грандиозную попойку.

То ли кто-то глупо пошутил над Йерсом, то ли его самого так зацепила неудача, только с тех пор в рьяности охоты с мальчишкой мог потягаться разве что Шагалан. В конце концов оголец вовсе, самовольно покинув лагерь, исчез без следа. Неделя прошла в волнениях, прежде чем, всеми похороненный, он внезапно объявился в ватаге. Оказалось, за эти дни постреленок ухитрился проникнуть в злополучный замок и даже пристроиться там на кухне. С его слов выходило: наместник удостоил барона визитом не ради застолья или за грандиозные подвиги, слуги сплетничали, будто причина в юной смазливой дочери хозяина. Гонсет вроде никогда не отличался особым сластолюбием, да, похоже, на склоне лет поддался увлечению. Теперь семейство в растерянности: с одной стороны, девушка уже обручена, ее жених занимается подготовкой к свадьбе, с другой… Как отказать в безделице всемогущему правителю?

— Он обязательно вернется, и не сомневайтесь! — убеждал Йерс горячо. — Хоть повесьте меня, если ошибусь! Этакую кралю да не отведать? Выберет минутку и вернется как миленький. Ну, на чем вам еще поклясться?..

Состоялся крайне оживленный спор. Все эти вынюхивания были, безусловно, дерзки, да и холопские пересуды не внушали доверия… однако впервые враг подарил возможность предугадать место своего появления. Вряд ли матерый зверь сохранит и в дальнейшем подобную щедрость, никакая похоть не вынудит его, забыв осторожность, навещать девицу вновь и вновь. Но первый-то раз!.. Йерс с пеной у рта кричал, что непременно следует устроить засаду. Старик Сегеш с сомнением качал головой, Джангес и Шагалан единодушно одобрили план Йерса. Неожиданно главным противником затеи выступил брат Торен. Посреди разудалых ватажных будней отшельник остался по-прежнему сдержанным и замкнутым, в вылазках почти не участвовал, чаще кашеварил, а основным своим занятием мнил опеку и обучение малыша. Теперь, когда его питомца подвергали нешуточной опасности, Торен воспротивился всеми силами. Яростным порывом он чуть не задавил молодежь, и лишь подмога Шурги склонила чашу весов на их сторону.

По решению атамана Йерс возвращался в замок. В то же время в близлежащей деревушке поселится одинокий странник, все имущество которого составит пара лошадей. При визите Гонсета, наверняка столь же стремительном, как и раньше, на счету будет каждая минута. Мальчишка кубарем понесется в деревню. Передав сообщение, он мигом бежит обратно отслеживать наместника, странник же вскакивает в седло и летит к Сегешу. Час хорошего галопа с подменой лошадей, капелька везения, и ватага поднимается по тревоге. Точнее, в путь трогается разведчик, застигнутый известием, да пара десятков повстанцев, для которых найдутся лошади. Дальнейшее рисовалось туманнее. С такими силами, разумеется, не велось и речи о штурме замка — требовалось укрыться где-нибудь рядом, подготовить западню на тракте. Когда, вкусив запретного, Гонсет покинет замок, его эскорт атакуют… Именно безумная атака вызывала у атамана наибольшие сомнения, однако Шагалан беспечно махнул рукой. По его словам, ватажникам надлежало только остановить врага, сковать солдат стрелами и копьями. Пока те не осознали, откуда ждать настоящей опасности, разведчик, улучив момент, врубится в строй охраны, проломит его и совершит задуманное. Остальным это не казалось такой уж немудреной задачей, но холодная уверенность юноши подкупала.

В целом план был неплох, единственной угрозой для него считалось возможное остужение Гонсета к пассии. Собственно, к этому все и шло. Один короткий зимний день сменялся другим, не менее сумрачным и сырым, а из Гельнхорна новостей не поступало. Заволновавшись, Сегеш даже выслал человека проверить, все ли в порядке. Гонец сообщил, что в замке и вокруг него ровным счетом ничего не происходит, повстанец по кличке Пепел изнывает от скуки и сосет свое пиво, а мальчишка почти не заглядывает, хотя регулярно появляется на стенах. Вытерпев еще с неделю, ватажники уже намечали сроки сворачивания дурацкой западни. Развязка, как и положено внезапная, подоспела немного раньше.

Накануне вечером Шагалан как раз прибыл в лагерь. Середина января, ночью и в плотно сбитом шалаше было довольно холодно. В этом смысле у юноши перед союзниками имелось явное преимущество — его обогревом по ночам активно занималась Танжина. Женщина, казалось, неплохо перенесла смену места обитания, смирилась с лишениями, стойко пресекала голодные поползновения мужиков. Про то больное состояние, в котором покинула селение Ааля, она забыла и теперь всецело сосредоточила силы и пыл на уходе за юношей.

Едва начинало светать, когда Шагалан высунул голову из-под грубо выделанной шкуры, заменявшей одеяло. Снаружи по ноздрям тотчас резанула стынь. Чуть ли не вся ночь прошла отнюдь не в отдыхе, и в сон клонило неимоверно. Но что-то определенно тревожило. С тоской вдохнув напоследок тепла подруги, отвел мягкую руку, обвившую грудь, выполз на холод, прислушался. Одинокое цоканье копыт, далекие, но, несомненно, возбужденные голоса, запаленный храп лошади. Отбросив остатки сонливости, юноша спешно оделся. Вообще-то в таких местах, где беда готова навалиться в любую минуту, полагалось бы спать в одежде, в обнимку с оружием, да только как это объяснить горячей, соскучившейся по ласке подруге? Подхватив сабли, откинул полог и выглянул на улицу. Лагерь еще дремал, заваленный грудами свежего, пушистого снега. Волна же беспокойства надвигалась с окраины. Оттуда торопливой походкой приближались трое, четвертый вел следом в поводу парящего боками коня.

Юноша, загребая рыхлый снег, пустился навстречу. Какими-то непонятными путями тревога разливалась по хижинам, из них одно за другим высовывались заспанные лица повстанцев. Судя по тому, что умышленно никто шума не поднимал, прямой угрозы лагерю не было, но долгая лесная жизнь, видимо, воспитала в людях нечто сродни интуиции разведчика. Пока Шагалан достиг четверки возмутителей спокойствия, рядом уже очутилось не меньше десятка человек, кое-как одетых, однако полностью вооруженных. Подошел взъерошенный Джангес, знаком погасил зарождавшийся гам.

— Что стряслось? — заговорил хриплым спросонья голосом. — Нешто западня сработала?

Один из четверых, высокий ладный парень, растерянно заозирался. Теперь Шагалан обратил внимание — он смотрелся так, словно чудом выбрался из лихой передряги. Мокрое, грязное платье местами висело клочьями, опухшее, помятое лицо приобрело синюшный оттенок, сам парень тяжело дышал и нетвердо стоял на ногах, поддерживаемый с боков спутниками. Те, конечно, тоже не отличались ухоженностью одежды и здоровым видом, зато явно провели основную часть ночи в укрытии и были, похоже, дозорными, первыми встретившими гонца.

— Не совсем так, — наконец выдавил парень.

Джангес нахмурился, мотнул головой в сторону жилища атамана. Загудевший народ качнулся следом, но одноглазый осадил, пригласив лишь Шагалана. Подоспел привычно мрачный Шурга. Этому хватило взгляда на гонца, чтобы отдать команду готовить отряд к бою. Вместе достигли землянки, у порога которой ждал Сегеш. Крошечная тесная норка являлась самым роскошным сооружением в лагере, да и ту сладили только к зиме, когда более-менее убедились в безопасности выбранного убежища. Остальной люд продолжал пока холодать в утлых шалашах, постоянно затыкая щели и утепляя стены, чем бог послал.

По очереди протиснулись в душное чрево землянки. С командирами и Шагаланом вошел шатающийся вестник, дозорные остановились у входа. Не прозвучало ни единого слова, но все уже отчего-то чувствовали — приключилась беда. В гнетущем молчании расселись на лежанках.

— Что ж, рассказывай, Пепел, — вздохнул Сегеш.

Парень вздрогнул, тяжело засопел, замялся.

— Напасть-то ведь какая, господа атаманы… — Язык едва повиновался ему. — Мысли не собираются, не знаю, с чего и начать…

— С начала начинай, только не мямли и не тяни, — жестко подстегнул Джангес. — Чую, нам еще расхлебывать твою напасть, времени жалко.

— Короче… вечером все было тихо… Как обычно. А вовсе стемнело — стук в дверь. Мальчишка наш, выходит, прибежал… вопит, свершилось!.. Дескать, наместник в замок пожаловал. — Шагалан с Джангесом быстро переглянулись. — Не удержался, в смысле, вражина. Я-то ведь, признаться, господа атаманы, и надеяться давно перестал… расслабился там… Пока то да се… закопался, наверно, не спорю. Глядь, а паренька и нет! Я во двор, а там все нараспашку! Не утерпел, сорванец, коня взнузданного вывел да и умчался сам! Как и влез-то?.. А мне что делать? Кинулся второго заседлывать, а мальчишки след простыл…

— Странно, — заметил разведчик. — Йерс хоть и сорванец, на такие проказы не охоч. Сколько ж ты, приятель, канителился?

— Э-э… немало… наверно… — смутился Пепел.

Джангес нарочито медленно поднялся, подошел вплотную. Пепел откачнулся, но одноглазый поймал его за куцую бороденку, подтянул к самому лицу, повел носом.

— Пил, — сказал он, и вестник сразу понурился. — Причем крепко. — Голова повстанца опустилась еще ниже. — В дороге многое выветрилось, но даже теперь понять нетрудно. Стало быть, примчался к тебе мальчишка, а ты и лыка не вяжешь, так? Расслабился, говоришь? И долго он тебя будить пытался? Не молчи, сучий выкидыш!

— Э-э… так ведь тяжко день за днем… вечно одному, безвылазно… каждый раз ничего…

— Погоди, Джангес, — перебил их Сегеш. — То, что этот обормот позволил себе не ко времени в чарку нырнуть, я уяснил. И не абы кого посылали-то, смышленого да опытного… У других бы хуже обернулось. Но с его проступком мы после разберемся, сейчас не о том. Дальше рассказывай, Пепел.

— Ну вот, как я коня оседлал, — встрепенувшись, торопливо продолжил повстанец, — так и пустился догоном во весь опор. Думал, не расшибся бы малой…

— Ни черта ты, стервец, не думал, — скривил губу Джангес. — Один хмель в башке гудел. К сути давай.

Пепел испуганно оглянулся на него.

— Вот я и говорю, господа… братья… С полпути проскакал, вижу — на выходе из рощицы заварушка какая-то. Сперва почудилось: ватажники чужие парнишку сцапали. Хотел уж было подъехать, объясниться, да вовремя поосторожничал. Слез, ближе подкрался…

— Короче.

— Барокары. Отродясь в том краю поста не держали, а тут, как назло, возник. Йерс прямо к ним в лапы и влетел. Причем коня-то не было, наверно, злодеи пугнули, вот мальчонок и свалился. Куда ему?..

— Сколько барокаров?

— Видел четверых. И не хмурьтесь на меня, господин Джангес! Что бы я смог один с тертыми латниками? Разве на копья их покрепче насадиться…

— В латах поголовно? — сухо спросил Шагалан.

— В полном вооружении. Кольчуги, панцири, шлемы, копья и эти… косы их бесовские. Пока они там по-свойски горланили, я совсем близко подполз, рассмотрел.

— Дальше что?

— Потолковали они, значит, и стали в путь снаряжаться. Лошадей подвели, мальца туда взвалили. Он уже, кажись, без чувств был. В крике саданули пару раз, а много ли ему надо? — Пепел пожевал губами, обдумывая продолжение. — Как они тронулись, я и заколебался: дорога вроде свободна, надо к вам спешить, про наместника сообщать. Сами вы, господа атаманы, не единожды вдалбливали важность этого задания. Только пораскинул я мозгами и подался за барокарами. Уж судите, как хотите! Из-за меня, дурака, паренек в беду попал, без меня он и вовсе бы сгинул безвестно.

— Отследил? — Шагалан поднял голову.

— А как же. По снегу-то темные фигуры и во мраке не потеряешь. Я, грешным делом, боялся, они в замок пленника повезут, в зубы палачам Гонсета. Ан нет, мили на три отвернули, там у них хутор. Местные его Волчатником кликали, и, видать, неспроста. Проследил я, как внутрь вошли, обождал чуток, да и припустился сюда. Такой вот рассказ.

Вожаки молча переглянулись.

— Что тут помыслишь-то? — начал Шурга. — За пьянство тебя, Пепел, беспременно накажем. Что по снегу ползал, через лес гнал, себя не щадя, — молодец. Речь-то, однако, сейчас не об том. Светает уже, наместник вот-вот с девицы своей слезет, и тогда сызнова ищи ветра в поле. С другой стороны, парнишка несмышленый, помочь стараясь, в беду угодил. Бросать его опять-таки не по-божески. И кем же заниматься-то, господа хорошие?

— На черта барокарам парнишка? — живо отозвался Джангес. — Мало ли бродяг по лесам шатается? Ну, коня, допустим, украл, и что? Коли тотчас не повесили, то и дальше убивать не станут. Выпорют, разумеется, до полусмерти, потом вышвырнут за ворота. Послать туда несколько человек встретить, и довольно. А нам в Гельнхорн торопиться! Времени упущено море, но хотя бы попытаемся зацепить зверя. Где еще случай найдем? Третий месяц ведь зря гоняемся…

Затихший в полумраке Пепел нерешительно кашлянул.

— Прощения прошу, господин Джангес, однако не все просто. Я, конечно, в чужих наречиях не смыслю, но, покуда в снегу сидел, кое-что и так уловил. Шумели они там здорово, бесились. Йерс-то, видать, когда его вязать принялись, кого-то из супостатов ножиком полоснул. Убить не убил, но кровь пустил и разозлил очень. Боюсь, за невинного бродягу теперь его не примут и дешево не освободят.

— Час от часу не легче, — скривился одноглазый. — Что же тогда, братья? Не разорваться же надвое? В обеих заварухах каждый клинок на счету будет.

— Колебаться тут негоже… — Шурга тяжко вздохнул. — Конечно, шибко хотелось бы до наместника-то дотянуться, но, похоже, нет на то пока соизволения свыше. И раньше мы за ним не поспевали, и нынче, видно, опоздаем. Только зря коней загоним. А мальчонку надобно спасать. Заодно и тварей этих продажных, что мелонгам сапоги лижут, осадить. Давно пора приспела.

Старик Сегеш обвел соратников взглядом.

— Хорошо сказано, брат. А вы, молодежь, чем ответите?

Джангес с досадой махнул рукой, Шагалан бесстрастно кивнул.

— И не кручиньтесь о Гонсете, — продолжил атаман. — Творец милостив, настанет срок и для мерзавца, когда никакая хваленая изворотливость его не выручит. Придет день… хотя, сдается, не сегодня. Посмотрим правде в глаза — в замок мы не успеваем. Иначе могло бы повернуться, не попадись Йерсу этот треклятый пост на дороге. Или не увяжись ты, Пепел, за барокарами… Впрочем, тогда бы я по-другому с тобой беседовал. А пока ступай, собирайся с отрядом. Путь укажешь, в бою грех свой искупишь… Стало быть, в поход, братья. Все, до последнего. Дело благое, за него и головой рискнуть не жалко.

— Конец не близкий, сир, — заметил разведчик. — Даже напрямки миль десять получится. По нынешнему снегу целый день протопаем, да в придачу вымотаемся.

— Раньше вечера никак не подойдем, — поддержал Джангес. — А если за это время мальчишку на воротах повесят? Или, того хуже, к мелонгам на расправу отвезут? Надо конный отряд пускать. Чего ж его, напрасно снаряжали? Я с Шагаланом отправлюсь, и еще полтора десятка ребят возьмем. Через час-другой на месте, а? Хутор их, конечно, не захватим, собаки ладно городят, но и выбраться оттуда никому тишком не позволим. Как?

— Добро. — Сегеш со стоном поднялся. — Трогайтесь немедля. Осмотритесь там, подготовьтесь. Об одном лишь молю, братья: на рожон не суйтесь, дождитесь нас. Сообща и прижмем нечестивцев.

По лагерю уже кипели сборы, превращая его в суетливо мельтешащий муравейник. Торопливо затаптывали едва разложенные костры, тянули из глубин мешков ржавые кольчуги и мечи. Кто-то пытался на скорую руку что-то починить, иные предпочитали сунуть за пазуху ломоть хлеба, что будут грызть потом на ходу. Остановившись прямо посередь этой кутерьмы, Джангес начал одного за другим вылавливать из водоворота нужных ему людей. Некоторые, завидев группу избранных, подходили сами. Пока двигались к лошадям, откуда-то сбоку вынырнула бледная Танжина. Шагалан помахал ей рукой, женщина печально кивнула. В роль боевой подруги, чье главное занятие — ждать, она, похоже, постепенно вживалась. Промелькнуло темное, словно туча, лицо Торена. Юноша столкнулся глазами с отшельником: встречный взгляд полнился густым упреком, однако чувства вины, сколь ни силился, не породил.

Быстро оседлав лошадей, покинули жужжащий лагерь. Пустились рысью, а когда выбрались на ровное поле, перешли на галоп, понеслись вперед, взметая клубы снега. Затея рискованная, но ям и валунов не подвернулось. Мало кто осмелился бы встать на пути столь целеустремленно летящих всадников, на серьезное же войско они надеялись не нарваться. Мчались по преимуществу без дороги, окостеневшая земля гудела снизу, сверху радостно пел морозный ветер. Примерно через час такой бешеной скачки ехавший во главе Пепел поднял руку, давая сигнал.

Зловещий Волчатник оказался небольшим поселком домов на десять-пятнадцать. С простой местной деревушкой его бы, однако, не спутали — избы все справные, почти купеческие, вроде тех, что прошедшей осенью оставил огню покойный атаман Ааль. Среди окрестной худобы зажиточность сияла нестерпимо. Может, оттого и забрались барокары на взгорок в центре голого поля да вдобавок обнесли себя высоким тыном.

— Нелегко подкрасться, брат, — почему-то шепотом заговорил Джангес на ухо Шагалану. — Чую, если не к атаке, то уж к ворам здесь точно готовы как следует. Глянь, какую штуковину измыслили.

Прямо из сердца поселка в небо вздымалась сторожевая вышка, сходная с огромным пауком о четырех ножках. На самой ее вершине в плетеном гнезде переминался лучник. Позиция отменная, пустынные поля вокруг расстилались как на ладони. Вообще поселок производил странное впечатление. С одной стороны, никакой растревоженности не ощущалось: мирно дымили трубы, подавала голос скотина и шумела детвора, несколько женщин медленно брели домой с ведрами воды. Лишь потом начиналось замечаться что-то ненормальное кроме постового на вышке. Массивные ворота поселка были плотно затворены, люди проникали внутрь через крошечную калитку под присмотром вооруженной охраны. Дети за забором так и не появились, а женщин с водой сопровождали трое воинов. Все это напоминало поселенцев, впервые обосновавшихся на дикой, кишащей лютым зверьем земле. Да они так, похоже, и жили, вечно ждущие нападения, уповающие исключительно на себя и своих соплеменников. Поселенцы, врубившиеся топорами в чужое многовековое бытие.

— Солидный тын, — продолжал тем временем Джангес размышлять вслух. — Уж как твой Ааль усердствовал, а до барокаров и ему далеко. Ох, жаркое грядет дело… Ты вот что, Шагалан, бери половину людей и обойди поселок кругом. Я перекрою выезд из этих ворот, а ты — из задних, договорились? В драку не лезем, себя не выказываем, наблюдаем за каждым путником. Только если приметим, что мальчишку везут, тогда уж… сам понимаешь.

Обогнув Волчатник по краю леса, разведчик разместил свою группу в зарослях, поблизости от дороги. Тут удалось наконец с наслаждением покинуть седло — все-таки до хорошего наездника юноша пока не дотягивал, долгой скачкой стерев себе все мыслимое. Дорога белела пустотой, и, судя по следам, таково было ее обычное состояние. Барокары сторонились окружающего мира, мир платил им той же монетой. Укрывшись меж облепленных снегом ветвей, повстанцы затихли.

Основные силы подоспели часов через пять. Народ изрядно устал от затяжного перехода, зато неплохо согрелся и смешками провожал сменяемых на постах посиневших всадников. Костры разводить опасались, а от непрерывного и малоподвижного сидения в снегу не спасали никакие тулупы. Теперь появилась возможность хотя бы попрыгать, другого тепла не предвиделось. Шагалан верхом разыскал атаманов, затеявших очередной совет.

— Что скажешь, герой замерзший? — усмехнулся навстречу Шурга. — Немедля эту твердыню приступом брать или дотемна погодить? Боюсь, однако, без огня окоченеем тут. Точь-в-точь как вы с Джангесом.

Одноглазый покачал головой.

— Не тянет меня что-то, братья, через такое поле на свету бежать. Людей до схватки положим. Да и под забором отстреляют в упор, ровно зайцев. Ночь как-то все же родней, много раз выручала, не подведет и ныне.

— Имеется и вторая тонкость. — Шагалан тяжело сполз с седла. — Сколько способно прятаться в этом гнезде воинов?

— Навскидку человек двадцать, ну, двадцать пять, — ответил Шурга. — Сами имперские солдаты, сыновья их, братья, родичи там разные… Но учтите, треплются, будто в трудную-то минуту у них все за оружие берутся, и стар и мал. Даже иные бабы… Правда, не припомню, когда минуты подобные случались, смельчаков вроде нас давненько не находилось.

— А еще поселки барокаров поблизости водятся?

— Водятся, как без этого. Отсюда-то, конечно, не видать, ближайший милях в трех-четырех будет, и дальше парочка. Так они, нечестивцы, завсегда селятся — гроздьями, да не вплотную.

— Резонно делают. Полагаю, едва мы вылезем на поле, как тот вон постовой углядит и тревогу поднимет. Запалят барокары какой-нибудь костер дымный, что наверняка заранее сгребли, и вскоре нагрянет к нам вся их окрестная рать. Мелонги со стражниками, допускаю, не обеспокоятся за своих псов, зато уж друг за дружку те встанут горой. Похоже?

— Похоже, очень похоже, — хмыкнул Сегеш. — Ведь псы не только оружием и опытом берут, но и выручкой взаимной. Каждый год здешние погосты ширятся, хоть одного-двух да подстреливают ватажники. Может, извели бы давно эту плесень с нашей земли, да когда они гуртом сбиваются, их не взять. Крепкий народец, зубастый.

— Потому до темноты все равно ждать придется. Во мраке, по крайней мере, их тревожные дымы никто не разглядит. А Йерс… если до сей поры с ним ничего не сотворили, то и до вечера, бог даст, не сподобятся. Главное — за дорогами следить.

— Дым-то, конечно, ночью врагам не помощник, это верно, — проворчал Шурга. — А если огни поднимут?

— Воробья на вышке озаботьтесь, разумеется, угомонить в первую очередь. Луком ли, арбалетом, из тех, что мы вам достали, смотрите сами. С земли же и большой костер далеко не виден. А кроме того… вон, тучи снеговые опять ползут, похоже, к темноте снова посыплется. Нам бы это здорово на руку сыграло. Значит, устраивайтесь, братья, готовьтесь, я же отлучусь на часок.

— Куда вдруг в такой-то момент?

— Да вот заприметил тут рядом в деревеньке кузню. Надобно оружие себе для предстоящего дела подобрать.

— Неужто тебе, удалец, сабель мало?

— Против латников, дядюшка, эти сабли выдюжат недолго. Здесь случай особый, и оружие, выходит, требуется не рядовое. Приеду — покажу.

Вожаки в недоумении переглянулись, но ни возражать, ни расспрашивать не посмели. Слово юных пришельцев обрело внушительный вес. Возвратился разведчик скоро, едва минул обещанный час. Старшие атаманы сдержанно кивнули, зато Джангес подскочил, нетерпеливый.

— Ну, показывай, брат, что за чудо-оружие промыслил. Так нашел или на заказ ковали?

— Готовое отыскалось. Лишь чуть-чуть дорабатывали, оттого и запозднился.

Шагалан сбросил на снег плащ, а на него — сверток из грязной мешковины. Пока одноглазый осторожно развязывал узлы, юноша освободился и от куртки.

— И что это? — Лицо развернувшего ткань Джангеса вытянулось в изумлении.

На мешковине лежали два железных прута длиной в пару локтей и толщиной в пару пальцев. Больше всего они напоминали обыкновенные заготовки, которые кузнец способен преобразить как в меч, так и в мирный серп. Судя по еле обитой ржавчине, именно заготовками они до недавних пор и являлись. В самой захудалой кузне такие всегда отыщутся в каком-нибудь заросшем сажей и паутиной углу. Единственное, до чего снизошел неведомый оружейник, — слабое подобие ручек. Джангес, подозревая шутку, оглянулся на разведчика.

— И для чего же эти… палки? Давай я лучше меч тебе хороший подберу. Слава богу, добра вдоволь нынче, про дубинки забыли.

— Нуждался бы в мече, искал бы меч. — Шагалан, поежившись, окунул голову в ледяное жерло кольчуги. — А против наших закованных в железо друзей эти палки — самое гожее средство. Для тех, брат, кто понимает.

Ближе к сумеркам действительно повалил снег. Поначалу в воздухе над затаившейся в кустах ватагой поплыли мирные белые пушинки. Мало-помалу их масса росла, ряды плотнели, они уже застили обзор, грозя превратиться в бесконечный поток колючего крошева. Стемнело раньше обычного. С кипами черных туч примчался ветер, пригнал водоворотами поземку. Шагалан прошел вдоль цепочки запорошенных, переминающихся на месте товарищей. Переглянулся с бледным то ли от холода, то ли от волнения Эрколом. Музыкант мучительно колебался между «армией Сегеша» и новой ватагой, сколачивавшейся Оприньей. Былые его приятели разбрелись в оба лагеря, а иные и вовсе предпочли несчетные дороги страны. Добротный, будто кукольный, поселок Ааля сгорел той же ночью, выбор досталось делать всем. Неизвестно, как рассуждал Эркол тогда на пепелище и рассуждал ли вообще, озабоченный опекой над вверенной ему Танжиной. В любом случае спокойной жизни здесь не складывалось. Если лихие налеты были немного знакомы, то вступать в большой открытый бой юноше еще не приходилось. Шагалану музыкант нервно улыбнулся, тиская в ладонях древко копья.

Неподалеку от него, усевшись верхом на бревне, орудовал топором Перок. Стучать даже посреди разыгравшегося ненастья не решались, и верзила лишь методично водил лезвием взад-вперед, потихоньку затачивая конец бревна. Поднял голову навстречу приблизившемуся разведчику, широко оскалился во все зубы. Этот, несомненно, не нуждался ни в какой поддержке, грядущий бой для него — нечто вроде шумной забавы. Шагалан, хлопнув парня по плечу, двинулся вдоль зарослей. На глухой звук шагов люди оборачивались, рушили наметенные шапки снега, выглядывали из-под плащей и капюшонов. Незримые сборы продолжались и там: что-то плелось, натачивалось, мастерилось. Многих повстанцев юноша успел запомнить по именам, однако в разговоры никто не вступал, и он шел все дальше, раздаривая кивки, касания и похлопывания. Накануне серьезного испытания слова казались лишними. В числе последних ожил сугроб Торена. Как и обещал, отшельник в лагере трудился за двоих, но старательно избегал всякого насилия. Тем более странно было видеть его в передовых рядах изготовившихся к атаке, уверенно сжимающим огромный топор. Все мысли уже в бою, ни холод, ни снег значения не имели. Признав Шагалана, отшельник отвернулся, потом все-таки зыркнул, угрюмо и яростно. Юноша вновь принял жгучий взгляд — вины за собой он не ощущал. Да и не умел этого делать.

На самом краю леса, чуть впереди цепочки своих воинов застыли забеленными истуканами вожаки.

— Ты, кажись, снег обещал, брат? — покосился на юношу Шурга. — И так-то ни зги не разберешь, а потеха ведь еле-еле во вкус входит. Настоящая буря грозит получиться. Не переборщил ли с ворожбой?

— Чем свирепей непогодь, тем меньше крови. — Подойдя, Шагалан вынужден был прикрыть лицо от ветра полой плаща. — Давайте лучше решим, господа атаманы, как штурм вести. С кондачка тут дров наломаем.

— А чего выдумывать? — глухо, будто издалека, отозвался Сегеш. — Через стены не пробиться, надо ворота высаживать. Видал, какой таран Перок ладит? Створки, правда, у супостатов крепкие, ну да ничего, мужицкое терпение и покрепче преграды ломало.

— Обстреливать станут, — заметил Шагалан. — В упор.

— Что ж поделать, война — штука опасная. Кое-какие щиты с павезами сплели, а в остальном… смелость да молитва искренняя. А есть другие идеи? Говори, брат, хитроумие ваше известно.

Юноша прищурился на едва мерцавшие сквозь пургу огоньки поселка.

— Полагаю, не резон упрощать нашим врагам жизнь, сир. Ведь у них та же проблема, что у незабвенного атамана Ааля: ограда длинная, а людей мало. Сложно, понимаете ли, и обстроиться на широкую ногу, и на крошечном пятачке себя удержать. А столпись мы сами в одном месте, получат барокары лучший из подарков.

— Неплохо бы, конечно, с разных сторон навалиться, — фыркнул Шурга. — Только где ж народу-то взять? Опять же приставы к таким высоким стенам просто не соорудишь, ночь провозимся.

— И не нужно. Вы, как задумывали, атакуете южные ворота. Долбитесь, шумите, воюете, сколько сможете. Я тем временем проникаю внутрь. И не через какие-то из ворот, там охрана начеку, а прямо через тын.

— А потом? — нарушил Шурга долгую паузу. — Рассчитываешь нам засовы изнутри отомкнуть? Прорвав толпу врагов?

— Нет. — Юноша мотнул головой. — Не хочу понапрасну обнадеживать, пробиваться вам, скорее всего, придется самим до конца. Внутри я намерен исключительно драться. Один. Подозреваю, это вам, господа, предстоит спешить ко мне на выручку.

Повстанцы в полном безмолвии переглянулись. Чистое безумие даже для становящихся легендарными пришельцев. Или очередной их невероятный талант? В который раз с обезоруживающей легкостью идут на верную гибель, так что сомнение закрадывается, существует ли вообще для них невозможное? Властна ли над ними смерть или одолели и ее? Молиться ли на таинственных воинов или открещиваться как от посланников могущественных темных сил?

— Что ж, — вздохнул наконец Сегеш. — Тебе виднее, брат. Если убежден… Когда приступаем?

— А вот с четверть часа подождите и начинайте. Я тем временем забегу чуть вбок, чтобы выдвигаться не вместе. Мог бы и сразу к стенам направиться, да, боюсь, углядит тот молодец на вышке. Вы про него тоже не забывайте.

— Это само собой. Я тут вот, брат, еще подумал… — Атаман нерешительно посмотрел на Шургу. — Что, если попробовать прежде договориться с ними? Хоть и чужаки, но за столько лет должны же были языком нашим овладеть? Как-то нехорошо… ни с того ни с сего напасть… ничего не объяснив. Они, без сомнения, преданные холопы белокурых, однако ради жизней, собственных и близких своих, вдруг да отпустят мальчонку? Как считаешь?

Юноша пожал плечами.

— Пробуйте, коль охота. Смилостивится Создатель — впрямь пойдут на мировую. Лишняя кровь нам ведь ни к чему. Правда, имейте в виду, сир, — едва барокары узнают о цели атаки, как Йерс превратится в их заложника. Впрочем… оповестить о требованиях тоже полезно. Короче, пытайтесь достичь соглашения, а не получится — колотите тараном. Это и послужит для меня сигналом к действию.

Покинув совещание, Шагалан двинулся дальше, в заметаемый вьюгой лесок. За его спиной сквозь вой ветра пробивалась волна шорохов — повстанцы занимали рубеж атаки. Вспарывая рыхлую плоть снега, юноша пересек дорогу и углубился в заросли на противоположной ее стороне. Отсюда поселок казался смазанным пятном, темнеющим в бурлении белого ада. Пурга разбушевалась не на шутку. Крошечные острые иглы хлестали по щекам, лезли в глаза, под плащ и за воротник. Шагалан же не мог закрыть голову — напряженно ждал начала штурма. Собственно, он ничего так и не услышал. Просто рядом с пятном поселка возникла какая-то длинная колеблющаяся тень. Несомненно, люди Сегеша уже перестали таиться, громко подбадривали себя и остальных криками, но до разведчика это не долетало. Зато долетело другое — над полем внезапно поплыл странный звук, будто часто-часто били металлом о металл. Барокары заметили нападавших.

Выбравшийся из зарослей Шагалан тоже пустился к цели, туда, где хрипло взвыл ватажный рог. Сплошная пелена снега позволяла не пригибаться понапрасну, однако и перейти на бег не давали заносы по колено. Юноша брел прямо, чуть прикрывшись трепыхающимся в руках плащом. Призрачная тень повстанцев сблизилась с поселком настолько, что слилась с ним совершенно. Малость обнадеживало отсутствие боевого шума. Вроде бы мелькало что-то над линией частокола, то ли огни, то ли снеговые заряды, не разглядишь. Разведчик достиг подножия взгорка, оступаясь, вскарабкался к самой стене, привалился спиной. Здесь, под тыном, ветер не так лютовал, позволял капельку перевести дух. Похоже, востроглазая стража гостя и не изобличила, хотя ручаться он бы не стал. Вокруг тихо, как снаружи, так и внутри поселка, гудело лишь неразумное, природное начало. Где-то там сейчас атаманы, очевидно, тщились решить дело миром. К чему барокарам цепляться за парнишку? Возможно, они и уверены в своей твердыне, но в любом, даже победном, бою легко потерять близких и нужных людей. Им ли, искушенным солдатам, не знать этого? Почему-то не верилось, что загадочные чужаки окажутся фанатиками, всегда готовыми умирать за интересы мелонгов.

Какое-то резкое, многоголосое эхо тугим клубком проткнуло пургу, а следом — дрожь по бревенчатой стене. «Не столковались», — шепнул юноша сквозь зубы, поднимаясь на ноги. Сбросил наземь плащ, потрогал притороченное за спиной оружие, извлек веревку. Ее отыскалось всего ничего, но и стена все же не замковая, в два роста. Не суетясь, смастерил петлю. Волна нового удара — на той стороне, гремя железом, пробежал кто-то невидимый. Дорвавшийся до жертвы буран выстуживал тело, барабанил по звеньям кольчуги, но было теперь не до него. Целиться во мраке бессмысленно, Шагалан просто метнул конец веревки на срез частокола. С полдюжины попыток — и петля накрыла-таки острие. Подергал веревку, уцепился покрепче и полез, едва упираясь ногами в стену. Несколько быстрых перехватов, и он уже нащупал шершавые острия. Подтянулся на руках, аккуратно поместил сапог между жалами. Мимолетно, щурясь от снега, осмотрелся. Тын продолжали сотрясать мерные удары тарана, слева вроде бы закипела серьезная драка, хотя судить об этом удавалось лишь по шуму и крикам. Среди плотно расставленных темных домов то и дело мелькали какие-то огни и тени. Завывал ветер, кто-то надрывно не то ругался, не то командовал, слов не разобрать. Истошно лаяли собаки, откуда-то пробивался детский плач, но явной паники не ощущалось. Пускай и редко, судя по рассказам, подвергались барокары нападениям, похоже, готовности к ним не теряли.

Шагалан отделился от частокола, еще в воздухе почувствовал шевеление неподалеку. Приземлился низко, в глубокий занос, и тень тотчас ринулась к нему. Взрывая снег, юноша крутанулся, двурогие вилы соскользнули мимо. В руки влетел какой-то невысокий щуплый подросток, наверное немногим старше Йерса, в меховом треухе. Под безжалостным ударом бедняга взвизгнул и сразу обмяк. Внезапность, однако, была утеряна: теперь бежали и слева и справа, хоть лязга лат пока не слышалось. Отпустив враз потяжелевшее тело, Шагалан выхватил сабли.

— Сюда! Тут он пробрался, вор! — с сильным акцентом крикнул задыхающийся женский голос.

Странно прозвучала в этом месте родная речь, но разведчик отложил удивление на потом. Сам шагнул из сугроба навстречу атаке. Отбил неловкий выпад короткого копья, рубанул на уровне шеи, уже догадываясь, что не наткнется ни на какие доспехи. Развернулся, повторил те же манипуляции с другим нападающим. Еще неуклюжий юнец. Барокарам определенно не хватало воинов, оттого вдоль тына они расставили женщин с детьми. Серьезной угрозы здесь не ожидали, а для вылавливания редких лазутчиков достало бы и этого. Как им казалось. Обольщаться все же не следовало — тревога от вторжения поднялась, с минуты на минуту должны были пожаловать настоящие противники. Шагалан не собирался уклоняться от драки, но небольшое время на подготовку пригодилось: натянув рукавицы, он извлек из-за спины железные палки, подкинул на ладонях. Не бог весть что, однако лучшее из найденного в окрестностях.

Враги запаздывали, и юноша сам пустился в глубь поселка, туда, где за темными скалами домов разливалось какое-то пламя. Почти достиг угла, когда из-за него опрометью выскочила очередная баба. Столкнуться с лазутчиком нос к носу она явно не рассчитывала, про свое оружие вспомнить не успела. Шагалан походя стеганул ее поперек лица, отбросив к стене. Зато за углом его встретили достойно — весь узкий проулок щетинился копьями и вилами. На юношу надвигалось сразу человек восемь-десять, разгоряченных и готовых к бою. Правда, отряд попался все же разнородный, промеж крепких бородатых латников в шлемах мельтешили и крикливые бабы, и нескладные подростки. Противники увидели друг друга одновременно, воины барокаров дернулись, норовя сомкнуть строй, но вкрапления их неопытных помощников застопорили механизм. Не даря ни секунды, Шагалан напал сам. Железные прутья послушно вошли в раскрут, загудели, сливаясь в кокон. Юноша даже не старался отлавливать каждое из жал, устремившихся к нему, — кокон отбил все. Еще шаг вперед, и среди древков копий обнажилось нутро отряда. Немедля вломился туда, не столько раздавая удары, сколько упиваясь самим боевым танцем, погружаясь в него целиком и растворяясь без остатка. Стук прутьев по железу, дереву и костям слился в сплошную барабанную дробь. Когда миновал копья, разом обрушились мечи и топоры, но и они отскакивали от невероятного вездесущего оружия. Шагалан двигался дальше, и прутья, не целясь, хлестали врагов по головам, по рукам, плечам… Кто-то, хрипя, падал на землю сразу, иных прикрывали латы, однако удары летели слишком густо, их град рано или поздно находил брешь. Кажется, кто-то подбегал на помощь сражающимся, его ждал тот же итог…

Когда сопротивление исчезло, Шагалан будто вынырнул из сна. По-прежнему бесились снежные вихри, но холода не ощущалось, по виску змеилась струйка пота. Впрочем, возможно, и крови. Чужой. Заметенный ранее проулок перепахало и усеяло телами врагов. Они так и не отступили, хотя это все равно не помогло выстоять. Многие еще живы, оглушенные или покалеченные стонали, слепо шевеля руками, тут же скулил зашибленный пес. Юноша обвел их безучастным взглядом, осмотрел себя. Первая подлинная сеча удалась неплохо — его так и не сумели задеть. Кольчугу расцарапали в нескольких местах, но кровь на ней оказалась брызгами вражеской плоти. Прутья тоже достойно выдержали испытание, лишь чуть погнувшись. Теперь минутку отдышаться и торопиться дальше. У невидимых пока ворот сражение не затихало, таран как заведенный продолжал отбивать тревожный ритм. Следовательно, о каких-либо успехах повстанцев говорить преждевременно. Шагалан поискал глазами в буранной пелене очертания злосчастной вышки, признаков жизни там вроде бы не замечалось. Пошатываясь, отправился на гул.

На небольшой привратной площадке пылал огромный костер. То ли барокары опасались прозевать лазутчиков в стороне, то ли надеялись точнее отличить в снежном аду своих от чужих — непонятно. Отличать же приходилось. С десяток воинов под несусветный шум и крики отчаянно отбивалось на срезе частокола. У всех имелись луки, но повстанцам, наверное, не понравилось торчать под обстрелом, и они сумели навязать рукопашный бой. Еще человек пять кое-как укрепляли трещавшие по скрепам ворота. Сотрясаясь от ударов, люди упорно налегали на подпоры, а то и умудрялись время от времени сооружать новые. Неизвестно, сколь дорого давался штурм ватаге, у барокаров покойник валялся только один, тяжелораненых не было видно совсем. Ворота, правда, едва стояли, однако врага явно не смущала перспектива долгого боя.

Откуда-то из глубины поселка выскочил мужик, таща на плече скамью для костра. Заметив Шагалана, обмер, напряженно соображая, поискал глазами подмогу, потом взревел и, легко замахнувшись громоздкой ношей, кинулся в атаку. Юноша позволил ему приблизиться, поднырнул под сокрушительный мах скамьи, хлестнул прутом по незащищенным коленям. Взвыв, мужик повалился носом в снег. Следом из темноты показалась пара волочащих какую-то ветку ребятишек. Тоже застыли, вытаращившись на незнакомца гостя. Шагалан хмуро посмотрел в ответ, топнул ногой, и дети, визжа, умчались обратно.

Тем временем гостя приметили и у ворот. Хриплый звук команды, двое латников отделились от частокола и направились навстречу. Один из них снаряжал на ходу лук, другой наклонил хищное лезвие гизармы. Всерьез его, похоже, по-прежнему не принимали, чем и надлежало воспользоваться. Пуще ускоряя шаг, юноша сошелся с противниками сразу за костром. Задумка их хитростью не отличалась: пока гизарма удерживает разбойника на расстоянии, лучник расстреляет его в упор. Однако Шагалан и не мыслил замедляться. Качнувшись вправо-влево, помешал выстрелу, прыжком сблизился до предела, ударил прутом по изогнутому лезвию. Гизарма, загудев, отлетела, но опытный воин тотчас восстановил позицию. За выигранный миг разведчик подвинулся еще чуть ближе, ударил снова и снова. Латник задергался, норовя зацепить врага, тогда тот вовсе пустился волчком, скользя уже по древку. Где-то рядом свистнула бесполезная стрела. На очередном развороте рука Шагалана внезапно распрямилась, и барокара потряс удар в голову. Воин пошатнулся, выронив гизарму, схватился за шлем. Товарищ поспешил ему на выручку. Шагалан сухо отвел выпад меча одним прутом, другой воткнул в темную пасть забрала. Обернулся к первому из самоуверенных поединщиков. Тот так и не пришел в себя, качался на месте, согнувшись. Удар по зашеине пресек его страдания.

Лишь теперь защитники ворот осознали, в каком переплете очутились. Из глубины поселка надвигался непонятный, однако, безусловно, могучий боец, легко расправившийся с парой противников и, может статься, растерзавший до того высланный по тревоге отряд. Вероятно, все купно они бы и отбились от этой напасти, но через стену упрямо лезли разбойники, да и створки начали осыпаться целыми досками. Высокий бородач в дорогих чешуйчатых латах, помешкав, выкрикнул что-то опять на своем лающем языке. Как ни растерялись его люди, но приказ исполнили четко, слаженно, не колеблясь: сразу четыре лучника с помоста повернулись к Шагалану, потянули из колчанов стрелы. Юноша уже близко, тут не промахнулся бы и новичок. Для полноты паскудства барокарам требовалось еще ударить залпом — от густого роя стрел не всегда и уклонишься… К счастью, команды на залп так и не прозвучало, каждый лучник вступал самостоятельно. Чуть приостановившись, Шагалан вскинул перед собой руку с опущенным вниз прутом. Коротким движением отбил одну стрелу, вторую, третью. Последнюю успел только пропустить, отдернув плечо. Изумленный ропот пробежал по рядам барокаров: подобных фокусов они, кажется, до сих пор не видывали.

Словно почуяв смятение врага, из-за частокола донесся стоголосый рев, ватажники устремились на очередной приступ. В дыры ворот полезли первые нетерпеливые копья. Закованный в железо бородач, осмотревшись, скомандовал вновь — барокары разом, как один, оставили свои посты и бросились прочь от ворот. Повстанцы победно взвыли, зато Шагалану отход совершенно не понравился. Пока брошенные защитниками створки лохматились в щепу взбесившимся тараном, юноша метнулся за латниками. Отбежав шагов на двадцать, те все так же согласованно развернулись, построились, сомкнули квадратные деревянные щиты. Молва утверждала, будто отнюдь не каждый из них служил в имперских войсках, однако тамошняя наука явно преподавалась и остальным. Настигавший разведчик совсем немного не успел, когда на пути вырос плотный еж из опущенных копий, гизарм, алебард и прочего смертоносного инвентаря. Барокары, не долго думая, изобразили тот самый пехотный порядок, что снискал им славу на полях Архипелага. Строй, об который обломало зубы не одно тяжелое рыцарское воинство. Строй, предрешивший исход битвы под Оронсом. Конечно, в этом забытом Богом поселке все получилось куда скромнее, но сохранялись неизменными принципы.

Юноша замер в шаге от колышущихся жал. Покосился по сторонам. В щель между створками ворот и прямо через тын уже лезли темные фигуры повстанцев, меркнущий без подкормок костер раскрашивал их зловеще багровыми бликами. Разведчик всмотрелся в чернеющие прорези шлемов перед собой. Неизвестно, таились ли в тех глазах смятение, страх или отчаяние, мрак прятал все, строй застыл скалой. Опустив прутья, Шагалан вздохнул.

— Никак еще желаете поратоборствовать, господа хорошие? — выкрикнул возможно громко, перекрывая вой ветра. — Только ведь эту битву вы проиграли. Разве нет? Охота здесь всем полечь или таки поговорим?

Стена щитов не шелохнулась.

— Чего теперь делать собираетесь, бедолаги? Стойкость похвальна, но сейчас вас просто расстреляют на месте… — Ширящимися ручьями на привратную площадку текли штурмующие, подбегали к юноше. — Никакая броня не спасет, рано или поздно любого зацепим. Что, так и будете упорствовать? Разумно ли народ злить, когда рядом ваши семьи и дети?

Повстанцы тоже что-то разгоряченно вопили врагам, хотя на копья лезть не торопились. Отчаявшись дождаться ответа, Шагалан и вправду принялся высматривать своих лучников. И тут строй ожил. То ли в том заключался план их командира, то ли слова чужого языка достигли наконец мозгов, но щиты все вдруг поднялись на ноги и, перестраиваясь на ходу, двинулись на толпу. Где-то тонко взвыл раненый ватажник, прочие поспешно расступались. Теперь барокары соорудили квадрат, ощетинившийся жалами на четыре стороны. И этот квадрат медленно, но неуклонно пополз к разбитым воротам. Откуда-то выскочил Джангес, гикнув, поддел чудовище багром, однако сам едва успел отпрыгнуть.

— Всем назад! — рявкнул Шагалан, забегая перед барокарам. — Не мешать им! Только стрелы, остальное за мной!

Расталкивая людей, вынырнул на пути строя. Похоже, враги крепко его запомнили, потому на мгновение замерли. Выкрик командира изнутри, стена оружия качнулась на юношу. Плечи ныли с прошлой схватки, но Шагалан опять рванул их, закручивая прутья. Быстро набрал обороты, смел сунувшиеся было к телу острия и тотчас перешел в атаку. Его гудящее оружие разодрало в клочья строгий ряд древков, устремилось глубже. Кажется, он шокировал всех. Умудренные боевым опытом барокары, пятясь, отпихивались от слепящего натиска. Несколько раз Шагалан уже добирался до живого, лишь добротные доспехи да окованные щиты выручали своих хозяев. Повстанцы же и вовсе оцепенели, разинув рты, забыв даже о приказе стрелять. Видя, что четверо его воинов не в состоянии сдержать страшного бойца, старший у барокаров скомандовал отступление. Строй, распугивая окружавших ватажников, покатился вспять к частоколу. Разведчик попробовал насесть на врагов сзади, однако его вновь встретили сомкнутые щиты. Достигнув тына, барокары по-прежнему слаженно развернулись в двойную шеренгу. Все тринадцать жал устремились на юношу разом. Словно рой разъяренных пчел кинулся ему и в лицо, и на грудь, и в ноги. Каждая готова была колоть, резать, цеплять, рубить, защищаемая многочисленными сестрами и, в свою очередь, прикрывая их. Неистово, до стона в сухожилиях разгоняя прутья, теперь Шагалан едва отбивался. Об отходе не помышлял, но и долго такое продолжаться не могло. Пытался вклиниться глубже в шипящий лес стали, и всякий раз его откидывало обратно…

Наверное, он так и не взял бы этот бастион, не приди в себя товарищи. Картина сражающегося в одиночку с толпой врагов юноши, конечно, завораживала, однако не составляло труда заметить, что порой помощь требуется даже героям. Самые смелые из повстанцев с разных сторон полезли в бой. Далеко вытянув копья, они вряд ли являлись серьезной угрозой, больше заботились, чтобы не угодить в жернова сечи. Вместе с тем кому-то надлежало отражать и подобные нападки, трем-четырем лезвиям пришлось бросить Шагалана. Потом через плечи ватажников ударили в упор лучники. Длинные охотничьи стрелы впивались в дерево щитов, мешали, понуждали отвлекаться на защиту, ранили. Редкие арбалетные болты и вовсе вынесли двоих. Ощутимо полегчало. Уже барокары еле сдерживали непрерывно атакующие прутья. Невозможно, но юноша еще сильнее взвинтил темп, отшиб сразу несколько жал, оголяя стену щитов, шагнул в ближайший. Снес противника с ног, завалил им другого, вступил внутрь строя и тут уж развернулся… Теперь по живому. Железная плоть взорвалась изнутри, увесистые прутья разили направо и налево. Путаясь в оказавшихся бесполезными древках и щитах, барокары тщились выхватить мечи, но вязли в телах соратников, что падали тряпичными куклами. Победно заревев, разом ударили повстанцы, и последние из защитников ворот нашли смерть на их копьях…