Возвращение домой

Глава 4. Секретная операция

Этот капитан из вновь прибывших просто классно управлялся с компьютером. Барклиф смотрел на него даже с некоторой завистью, хотя и понимал, что вся эта работа с точнейшей аппаратурой — не его стихия. Рядом, у стола, толпились её двое из гостей, оба в штатском, а в кресле, усталый и недовольный, комендант Аллан. Все они затевали что-то, это Барклиф видел по их лицам и по той основательности, с какой рылся в компьютере этот капитан Дюпрейн. Или как там его?

— За три дня, ну, максимум, за три с половиной — мы доберёмся до места, — произнёс капитан Дюпрейн, откинувшись на спинку стула и повернув голову к коменданту Аллану.

— Вы рассчитали маршрут на каждый день пути? — спросил один из штатских, склонившись над компьютером. — А учли, что это джунгли, а не сквер с дорожками для прогулок?

— Я уже не первый раз занимаюсь подобными разработками, мистер Горин! — раздражённо заметил Дюпрейн, глянув на этого выскочку.

— А как у вас с объектом? — комендант отвлёк их на себя; перебранку слушать он был настроен меньше всего, и так изрядно потрепал себе нервы за этот день. Капитан снова вернулся к пульту, застучал по клавишам, и картинка на экране поменялась. Три яруса, на каждом — сиреневая дорожка, и все эти дорожки сходились в одну. Со стороны — трезубая вилка со сломанными под одним углом зубами и ручка — тоже под углом. Это был общий план титанового рудника и его вид сбоку.

— Центральный ход идёт под углом в 15 градусов, в тридцати метрах от выхода делится на три шахты. Все они на разных ярусах, на разной глубине. Их угол наклона к центру скалы почти 25 градусов…

— Там есть рельсы? — опять перебил капитана штатский, внимательно изучающий картинку на экране. — А какая-нибудь техника?

— Я ещё на всё сказал, мистер Горин! — холодно заметил Дюпрейн. — Ликвидацию решено начать с самой глубокой шахты, потом — с двух других, последним — центральный ход…

— А где будете находиться вы, капитан? — Комендант чуть приподнялся, положил руки на подлокотники.

— Вот здесь! — Дюпрейн нажал на кнопку, и на сиреневой дорожке главного хода появилась зелёная точка. — Но это лучше видно на виде сбоку! — Раз! — и картинка поменялась. Теперь уж точно, как венчик: три луча сходились в один, и на этой широкой дорожке — зелёная искорка. — Видите, эти шахты не находятся одна под другой, каждую придётся взрывать отдельным зарядом. Вот здесь мы их и разместим! — ещё три зелёные отметины появились на экране, почти на кончике каждого из лучей. — Даже если кто-нибудь из них и останется живым, до выхода ему не добраться. Конечно, крепления и балки там на совесть! Но мы точно рассчитали величину заряда, его хватит, чтобы разрушить каждую из шахт…

— А добровольцев уже подобрали? Сколько их понадобится? — Комендант даже оживился, слушая объяснения, забыл об усталости.

— Добровольцев не будет, господин полковник! — произнёс Дюпрейн, твёрдо уверенный в своём решении. — Мне добровольцы не нужны! В таком деле использовать оголтелых фанатиков — заранее обречь операцию на провал! Они — по плану — не должны до последнего знать конечную цель операции. Так было решено изначально, господин полковник! Ещё на Ниобе…

— На убой их, что ли? — Аллан недовольно вскинул брови.

— Не я продумывал этот план, не я дорабатывал все эти мелочи! Но добровольцев мне запрещено использовать, господин полковник! — отрезал капитан Дюпрейн. — Можно пожертвовать несколькими парнями для общего дела… Ради дела государственной важности…

— А почему бы не использовать спецназ? — спросил комендант. — Вы же видели моих солдат в деле! Это ещё дети…

— Не всё ли равно? Конец же один! Тем более, вы и сами прекрасно понимаете, на подготовку одного спецназовца уходит средств куда больше. Мне же они нужны, как носильщики, их цель — доставить взрывчатку к руднику. Потеря, на мой взгляд, невеликая, если учесть прошлое ваших солдат…

А также, к моменту моего возвращения, эта земля, может быть, уже будет сдана сионийцам. Такое распоряжение могут отдать в любой момент… А мне одному вернуться будет легче… Без лишней суеты, без шума… Вернуться и доложить о выполнении приказа!

— Ладно! — комендант вяло махнул расслабленной кистью. — Сколько их вам нужно, капитан?

— Четверо! Я отобрал уже около десятка возможных кандидатур. Но теперь хотелось бы лично побеседовать с каждым. Я должен знать, на кого мне полагаться в случае чего, — капитан снова потянулся к компьютеру. — Ведь вы же не запретите мне выбрать любого из вашей части, господин полковник?

— Делайте всё сами, как считаете нужным, — отмахнулся Аллан. — Я, как и вы, подчиняюсь приказу. Только доложите мне потом, кого вы выбрали с собой… Да, кстати, когда вы решили отправляться?

— Завтра утром!

Комендант со вздохом поднялся, направился к двери, приказал на ходу:

— Лейтенант Барклиф, помогите капитану Дюпрейну с подготовкой. А я, если что, у себя…

— Сколько себя помню, ведь дальше Чайна-Фло и не выбирался никуда, даже в посёлке у гриффитов не был никогда, — рассказывал о себе незнакомец. Джейка он не видел в такой темноте, и теперь казалось, что он просто говорит сам с собой, видимо, нашёл единственную возможность выговориться, рассказать о себе своему неподвижному и чужому собеседнику. Джейк почти не прислушивался к этим словам (из головы никак не шли свои проблемы), но мозг жадно впитывал каждое слово, и память цепко хваталась за всё, что могло нести хоть какую-нибудь информацию. Эта проклятая гвардейская выучка! От неё никуда не денешься!

— …Только эти грязные стены, заброшенный дом и вечная нищета. Я ведь даже в школе не доучился! — парень усмехнулся, Джейк понял это по голосу. — И мать совсем не помню… А папаша мой!.. Он жил только одним днём в поисках пойла! Только бы нажраться в стельку и всё забыть… Ненавижу этого безвольного слизняка!.. А потом меня хотели в интернат забрать, к гриффитам! Воспитывать вместе с ними!.. Можно подумать, я такой же дикарь, как и они?! — «Да нет, ты — хуже любого из них!» — Я сбежал! — продолжал незнакомец с гордостью и с нескрываемой радостью за самого себя. — Знаешь, как хорошо жить только для себя! Ни от кого не зависеть! Сам себе хозяин! Благодать!!! Ты сам-то, гвардеец, хоть раз в жизни прожил день абсолютно свободным человеком? Молчи! Я уже знаю, что ты скажешь! Тебе этого не понять!.. — он вздохнул, потом негромко рассмеялся, переживая что-то приятное из своего прошлого, сладко потянулся. — Я даже поработал года два на лесопилке. Мы готовили ценные породы дерева на экспорт… Платили, правда, плоховато… Так, на самое необходимое… А потом меня вообще попёрли оттуда, когда узнали, что я без образования! — в голосе его скользнула обида и горечь, какая-то детская незащищённость, что Джейк невольно пожалел рассказчика, но вслух так и не сказал ни слова.

— Я почти год болтался в этом городе туда-сюда. Где только ни был, чего только ни видел! Даже наркоту из каких-то трав с парнями варили! Вспоминать аж противно… Но весело!.. Но и это тоже недолго!.. Потом докатился до последнего: в полиции побывал, на работах в лагере… После такого даже полы мыть никуда не возьмут!.. Я, пока шлялся по всем дырам в этом городе, играть пристрастился. На компьютерах, знаешь? Как орехи их программы!.. Они аж зашкаливают!.. Вот где блаженство! Ты пробовал сам когда-нибудь?.. Да-а, про это словами не расскажешь… А однажды, представляешь, три дня во рту ни крошки!.. Думал, сдохну, как бродячая собака, и не вспомнит никто… Так какая-то бабулька — из гриффитов — мне милостыню подала, — парень рассмеялся, словно и не над собой же. — История, как в романах, что по «ящику» показывают, из раздела исторической хроники!..

Так я с этими деньгами в первую же забегаловку — и в игровой зал! А там тип играл… один! Один на весь зал! И деньгами — направо и налево! Аж завидно стало!.. Он меня в пару к себе играть позвал… Наверное, класс показать хотел, да не на того нарвался, — снова довольный смешок. — Я его обставил… Конечно, не так просто, как с теми, с обслугой из зала… Но он загорелся, затрясся аж! — насмешливая ухмылка и пренебрежение в голосе. — Позвал с собой, работу предложил. И, знаешь, где? У «информаторов», в Информационной Сети. Я до этого и не знал, что в нашей Чайне есть их Отдел… Меня там в компьютерный зал программистом заделали, подучили немного… Оказывается, у меня по их тестам высший балл набрался. Вот уж никогда о себе не подумал бы!!!

А потом жизнь началась! Как в раю! Ей-богу! Я столько денег в жизни не видел, сколько за один день по счетам прокручивал! И информация — со всех точек системы! А связь! В любую дыру на все планеты! Даже с Улиссой. Знаешь этот спутник? Спутник Хариты! Хотя чё тебя спрашивать?! Что вы, гвардейцы, знаете? — «Да уж, совсем ничего, особенно про космическую связь и про планеты в нашей системе!» — Но самое главное — это компьютеры! Целые залы — всяких разных, я даже не знал, что такие уже есть!.. И специалисты — один другого лучше!.. Я думал сначала, не потяну, — испугался! — он честно признавался в собственной слабости, в своих страхах. О таком мог говорить лишь тот, кто твёрдо был уверен, что больше со своим собеседником ему в жизни встретиться не придётся. Поэтому он мог быть таким искренним, мог делиться самым сокровенным, тем, что не доверил бы никому, кто его знает.

— А потом ничего, освоился! — беззвучный довольный смех и тихий шорох: парень шевельнулся, усаживаясь поудобнее. — Обнаглел немного! Даже в Главный ЦентрКом влез, в тот, что на Фрейе!.. Слышал когда-нибудь про Фрейю? Про ту мёртвую ледышку, она ещё над Сионой болтается?

А потом до того зарвался, даже коды ломать полез по секретным файлам, — горькая усмешка, но при этом довольный голос. — А тут из-за этой нервотрёпки с войной они чистки у себя в системах проводить начали, ну и просекли, что кто-то копается там, где нельзя… Такой шум подняли! Проверять всех начали, кто доступ имел. Про меня в последнюю очередь вспомнили. Прижали!.. — незнакомец обиженно фыркнул, повернулся, прислонился спиной к сырой стене, обхватил колени руками. — Я и не отпирался сильно! Что толку? Раньше надо было все следы заметать… Выпнули меня оттуда, одним словом. А перед этим всех прав лишили. С той справкой, какую мне выдали, и остаётся только, что в армию идти. Здесь не спрашивают, кто ты и откуда…

— С «волчьим билетом», что ли? — в первый раз за всё время отозвался Джейк, против воли заинтересовавшийся рассказом.

— Хуже! — Злой голос парня резанул слух. — Я попытался во Флорену к сионийцам уйти — меня не пустили, и в Марвилл не пустили… И уехать отсюда я не имею права, да и возможности тоже… У меня сейчас вообще никаких прав, даже индикатора лишили!.. Наказали, сволочи, за любопытство! Хорошо ещё, хоть мозги не промыли! Я помню и знаю кое-какие их секреты!.. Ведь смог же твой индикатор сломать! Смог!.. Мне бы сейчас с Сетью связаться, я б им ещё кровушки попортил… Чтоб помнили меня подольше, гады…

— Обратись в Организацию по Защите Прав человека, — предложил Джейк, ещё не потерявший веры в справедливость закона, — они же обошлись с тобой незаконно.

— Что за бред ты несёшь?!! — Парень вскочил на ноги одним прыжком, как большой и ловкий хищник. — Какой закон?! «Информаторы» живут по своим законам!.. И вся их Сеть — одна огромная паутина: попасть легко, если мозги, конечно, есть, а запутаешься — и не выбраться уже никогда! Они ведь ждали, что я проситься назад приду, прощения просить, унижаться… Они об этом сразу дали понять и вернули бы мне всё сразу… С кучей условий и ограничений… Чтоб пахал потом на них даром… Да не на того напали!

Теперь уже он нервно метался по камере от стены до стены, а Джейк следил за ним глазами и молчал. Да и о чём говорить? Каждый остаётся со своими проблемами один на один, и решать их самому придётся. Этому типу вообще ничьи советы не нужны, он поступает так, как хочет, как сочтёт нужным. Так зачем тогда беспокоиться лишний раз? Сколько их таких уже попадалось в жизни, и сколько ещё попадётся?! Не переживать же за каждого? Тем более, с этим мне уже больше не встретиться. Всё это понимаешь, вроде, а на душе неспокойно, нехорошо…

Тяжёлая дверь откатилась со скрежетом, и яркий свет из коридора больно резанул по глазам. Джейк зажмурился до боли в висках, закрылся рукой. Парень остановился и стоял, глядя чуть исподлобья, спрятав руки в карманы комбинезона. Настороженный, готовый ко всему. Всю жизнь готовый к обороне, только тронь, только слово скажи — и кинется!

— Кто здесь Янис Алмаар? — спросил охранник, разглядывая каждого заключённого. — На выход!

Парень шагнул вперёд, даже не обернулся, но Джейк и не рассчитывал, что он попрощается. Они не друзья и даже не знакомые, так, судьба свела, чтоб посмеяться над ними обоими. И разведёт так же легко, через месяц и не вспомнишь, как кто выглядел, а имя — тем более!

Дверь снова закрылась, этот звук напомнил о матери, о встрече с ней во время прошлого ареста. «Как она хоть там? Как доехала до Ниобы? Ведь нам на занятиях по „просвещению“ говорили, что улисские пираты совсем распоясались. Грабят и ниобиан, и сионийцев! Даже заложников брать стали. Эта война им одним на руку… Пятая колонна…»

Дюпрейн потянулся, не вставая с кресла, сложил руки на затылке, зевнул, запрокинув голову.

— Через полчаса отбой! — напомнил Барклиф. Он стоял у стола и краем глаза следил за экраном компьютера.

— Ещё двоих рассмотреть осталось… Из них одного выбрать! — Капитан снова склонился над пультом, и на экране появилась фотография очередного кандидата. Барклиф невольно нахмурился и насторожился, узнав на картинке Тайлера, солдата из своей бригады. Здесь он, конечно, мало напоминал себя нынешнего. Это фото было сделано ещё в участке. Стильная причёска, лёгкий румянец на скулах, удивление в широкораспахнутых глазах. Ещё больший ребёнок, чем тот, с каким Барклифу пришлось бороться. Сейчас он уже лучше, намного лучше…

— Так, — протянул Дюпрейн, просматривая текст. — Данные о родителях — отсутствуют! Сирота, значит… Неплохо! А как у нас со спецподготовкой? Стрельба — на «отлично»! Личное время в беге на 1,5 километра — лучше всех!.. Спортивный мальчик!.. Из всех десяти, как я вижу, самый подготовленный…

— Он вам вряд ли подойдёт! — произнес, наконец, Барклиф, с трудом разлепив спёкшиеся губы. — С ним тяжело будет сладить…

— Да?!! — капитан оживился. — Вы его хорошо знаете? Вы — командир третьей бригады, лейтенант? Я прав?

— Да! — Барклиф ответил неохотно, отвернулся, опершись о крышку стола и скрестив на груди руки.

— А с виду этот парень — сама невинность! — Голос капитана стал недоверчивым.

— Невинность! — Барклиф фыркнул. — Сегодня на учениях он прикладом чуть одному олуху голову не разбил! Остановили в последний момент…

— Я хотел бы поговорить с этим рядовым! Вы можете его вызвать?

— Он сейчас в карцере!

— Тоже в карцере?!! — Дюпрейн рассмеялся. — У вас на сколько человек карцер рассчитан? Не карцер, а курорт, прямо-таки!

— Этот рядовой — ещё раз повторяю — сегодня чуть не убил своего товарища! — Барклиф немного подался вперёд, произнёс слова упрямо, сквозь стиснутые зубы.

— Одного рядового, тоже, кстати, после драки и тоже из карцера, вы уже вызывали, так что позаботьтесь и об этом. Я хочу его видеть лично, лейтенант! — Капитан оказался не меньшим упрямцем, выдержал взгляд Барклифа спокойно, даже не дрогнув.

— Не тратьте зря время. Я вам сразу скажу: этот кандидат в смертники вам не подойдёт!

— Если вы будете настаивать, я сделаю так специально вам в пику. — Капитан даже головы не поднял, снова погрузился в чтение личного дела. Одним словом: разговор окончен, извольте выполнять приказ.

— Этот Тайлер — ходячая неприятность! Помяните моё слово… — Барклиф всё же сумел поймать его взгляд, чуть улыбнулся уголками губ, но сухо, напряжённо. — Из-за него одного вы провалите всю операцию. Это бунтарь! Непокорство в крови… Зачем вам лишние проблемы, господин капитан?

— Я, как и вы, лейтенант, люблю перевоспитывать непокорных. Поэтому будьте так добры: выполняйте мой приказ! — Дюпрейн встал. В движении, которым он оттолкнул к стене кресло, почувствовалось тщательно скрываемое раздражение. — Я вернусь через пару минут! — и вышел из кабинета.

— Тоже мне воспитатель! Великий педагог! — Барклиф скривился. — А что я потом его матери скажу?! Или тебя пред её очи поставить?! Солдафон упёртый…

Джейк не предполагал, зачем его вызвали в столь поздний час, по пути от карцера до комендатуры он успел передумать о стольком и спрятать поглубже бредовую мысль: «А вдруг от матери сообщение поучили?», но при виде Барклифа оробел невольно. «Что ему ещё нужно? В такое время, да ещё и наедине! Пусть только руку поднимет, только попробует ударить… Уж лучше под трибунал!»

Остановился посреди комнаты по стойке «смирно», звонко щёлкнул каблуками грязных сапог и отчеканил:

— Рядовой Тайлер по вашему приказанию явился, господин лейтенант!

Барклиф окинул его долгим, оценивающим взглядом от носков сапог и до макушки. От этого взгляда ничего не спрячешь: ни комбинезон, грязный ещё с утра (вместе же болото форсировали!), ни лицо в грязных потёках, с кровью из рассечённого виска, размазанной по щеке… М-да, видок, конечно!

Барклиф стоял, сложив на груди руки, и не скрывал своего недовольного взгляда. Джейк же даже бровью не повёл: «Это не моя вина, что в карцере нам даже умыться не дали!»

— Буянить продолжаешь, рядовой? — устало упрекнул Барклиф, потирая щеку правой рукой и глядя искоса, через ладонь.

— Никак нет, сэр! — Джейк ещё сильнее выпрямился, расправил плечи до хруста в позвоночнике. Вояка!

Барклиф долго молчал, смотрел в пол. Джейк мучился догадками, страшными предположениями, но не пытался «прочитать» мысли лейтенанта. Нельзя! Пусть будет всё, как будет…

— У тебя очень красивая мать, рядовой… — вдруг произнёс Барклиф со вздохом. — Очень красивая…

Джейк не дрогнул ни одним мускулом на лице, но при этом совершенно не понимал, к чему клонит лейтенант.

— Помнишь, я однажды обещал, что вы с ней не увидитесь? — продолжал Барклиф. Он почему-то очень хотел заставить этого парня дрогнуть, выйти из себя, разозлить. Ткнуть в самое больное место хотя бы напоследок. — Но её очарование даже меня тронуло… Она мне, кстати, кое-что обещала за эту услугу, — Опять никакой реакции. Что за выдержка у этого мальчишки? Или снова назло?! Назло мне? Паразит! — Твоя мама, случаем, не вдова, рядовой? — он ковырнул уже глубже, задав более прямой и откровенный вопрос: — А мужчины-покровители у неё есть?

— Вы подлец, господин лейтенант! — Не выдержал! Не выдержал всё же! Барклиф готов бы запрыгать на месте, захлопать в ладоши с криком: «Один-ноль в мою пользу!» Джейк повернул голову, полыхнув на лейтенанта ледяной волной ненависти, смотрел в упор, как на равного.

— Смирно, рядовой! — напомнил лейтенант зловещим шёпотом. — Я не давал разрешения стать «вольно»!

Джейк отвёл взгляд, снова замер, но теперь он уже не был таким, как всегда. В этих кристально чистых искренних глазах наконец-то появились настоящие человеческие чувства. Сколько Барклиф ждал этого момента, сколько сил потратил, но сделал из этого бесчувственного гвардейца-робота живого человека. И пусть это только ненависть — не страх! — это тоже неплохой результат!..

— Я здесь однажды на досуге связался с Гвардией, — Лейтенант резко сменил тему, снова стал заходить издалека. Это начало пугать Джейка и выводить из себя: «Куда ударит на этот раз? Что за садист?! Почему так любит мучить?» Но по лицу его вновь не промелькнуло ни тени. — Поинтересовался о некоем гвардейце Джейке Тайлере, курсанте третьего курса первого года обучения, из Особого Элитного отряда… — В голосе Барклифа сквозило едкое ехидство. — Вы с ним, случаем, не однофамильцы? Нет? — Он, не отрываясь, следил за лицом Джейка и довольно усмехнулся, когда заметил, как дрогнули его губы, задрожал подбородок. «На этот раз пока справился, задавил в себе эмоции… Воспитанный мальчик… А если вот так?» — Тебе повезло, рядовой, в отличие от твоего тёзки. На него объявили всеобщий розыск, он дезертир, к сожалению, — Барклиф улыбнулся, не переставая следить за Джейком. — Его лишили награды, Пурпурной Звезды. А ещё его лишили звания гвардеец. Его ждёт трибунал и, скорее всего, расстрел… Дезертир, всё-таки… — Барклиф склонил голову, пряча улыбку, он просто наслаждался долгожданным моментом, чувствуя, что переживает сейчас этот парень с посеревшим от боли лицом.

— Зачем? Зачем вы это делаете? — Джейк перевёл на лейтенанта глаза, в которых плескались океаны невыразимой душевной боли. Вот и всё! Сломался, всё-таки…

— Это ты, да?! Ты — гвардеец!!! Теперь уже бывший, правда… Как и я в своё время… — Барклиф усмехнулся, но как-то горько и опять устало, а потом вдруг зло сверкнул глазами. — Потому что я ненавижу Гвардию! Всю эту показуху ненавижу! Ведь вас, мальчишек, отбирают, как породистых животных. Самых умных, самых сообразительных, самых способных, самых красивых, наконец! А для чего?!! Чтобы все вы были такими чурками, как ты, рядовой?!! Ходячий накопитель информации, робот-андроид! Вот ты кто!!!

Ведь ты же не человек — ты чувствовать не умеешь! У тебя же сердце плачет, душа болит — мамы рядом нет — ты хоть раз кому-нибудь сказал об этом?! Заикнулся?! Плакал хоть раз?! Нет!!!

А ведь мне тебя жалко… Жалко, понимаешь?! И я не хочу, да и не могу этого скрывать! И твоя судьба уже не в моих руках, малыш… — Барклиф протянул оторопевшему, изумлённому Джейку раскрытую ладонь, — Мне и маму твою жалко… Ведь она — не ты, я видел, как она страдает, и здесь, рядом, я мог гарантировать тебе, дураку, хоть какую-то безопасность… А сейчас что делать?!! — лейтенант отвернулся, прижавшись щекой к левому плечу. Долго, очень долго молчал. «Ну, где там капитан? Какого чёрта? Уже отбой давно дали… Сколько можно?»

— Вольно, солдат! — приказал, даже не шевельнувшись.

Джейк расслабился, переступил с ноги на ногу, разгоняя кровь, а сам во все глаза, не мигая, смотрел на Барклифа: «Что с ним случилось? Он ли это? Вот это да!»

— Знаешь, я ведь сам когда-то хотел, мечтал просто, поступить в Гвардию. Бредил армией… — заговорил Барклиф чуть слышно, почти беззвучно, но Джейк ловил каждое слово. Он ещё переварит услышанное, как-нибудь между делом, разберётся, что к чему. А сейчас просто всё тело дрожит от этих слов, и душа болит, и сердце… Врагу не пожелаешь. — Моя семья — все потомственные военные, — продолжал между тем Барклиф. — Дед в Экспансии на Сиону участвовал, руководил захватом столицы. А отца моего потом, позднее уже — обвинили в шпионаже против Империи, в заговоре против Его Величества… Чушь собачья, конечно! Но его сослали на Сиону, вместе с опасными преступниками и рецидивистами. Мне тогда и двух лет ещё не было… И я должен был возродить былую славу моей семьи! Я только и жил для этого… Гвардия — вот она, цель! Но меня отправили, отчислили после всех тестов, после всех экзаменов… отдельным указом самого Императора! Нет, не этого Императора! Его отца! Это Император Густав всю жизнь боялся заговора. И я вызвал у него опасения, как ненадёжный элемент… Кто знает, может, я пойду в отца? Лучше обезопасить себя сразу, заранее…

Я ненавижу Гвардию с тех пор, всей душой ненавижу! Мне сама идея противна! И такие, как ты, — тоже!.. Бесчувственные машины! Антураж для нашего державного лица…

Джейк, не сводивший потерянного взгляда с Барклифа, затылком почувствовал движение, колебание воздуха. Дверь открылась и закрылась беззвучно — Барклиф в своём кабинете приказал отрегулировать систему на совесть. Какой-то незнакомый капитан, высокий, но не выше Барклифа, тонкокостный, долговязый даже, прошёл к столу. Увидев Джейка, крутанулся, принялся разглядывать, убрав руки за спину. Джейк сразу же подтянулся, стал «смирно», принял свой привычный невозмутимый вид, глубоко, очень глубоко спрятав все свои чувства.

— Рядовой Тайлер? — голос капитана был негромким, приятным; по каким-то ноткам Джейк уловил: этот человек при всей своей внешности, довольно неказистой, неповиновения терпеть не намерен, знает себе цену.

— Да, сэр! — ответил чётко, даже голос не дрогнул, и сам удивился своей выдержке. «Неужели прав лейтенант?! Неужели я и вправду — живая бесчувственная машина?»

— Третья бригада?

— Да, сэр!

— Общий уровень подготовки — 10.00 балла?

— Да, сэр! — отвечал, как автомат, односложно, на все вопросы, и словно видел себя со стороны с немым ужасом: «Ведь и точно — машина! Живая машина!.. Как этого раньше-то не видел и не замечал?!! Боже мой!..»

— В джунглях бывал до этого?

— Только на учениях, господин капитан! — произнёс и заставил себя чуть-чуть улыбнуться, пусть не глазами, пусть не очень искренне, но как живой человек. — И на марш-броске…

— Хорошо! — капитан тоже улыбнулся в ответ и сразу будто добрее стал. — На тебя, рядовой, возлагается особое поручение. Тебе и ещё группе бойцов, под моим командованием, нужно будет пересечь джунгли, добраться до рудника в истоках реки Чайна и подготовить его оборону к приходу противника. Это очень важная и ответственная операция. Сложная и опасная… Но я надеюсь на тебя, рядовой! Ведь, как верный солдат и защитник, ты сумеешь выполнить это задание! Задание, которое нам поручила Родина и наш Император!

«Боже! Сколько лапши! Какая разница с какими мыслями эти ребята пойдут на убой?! Так скажите же им правду!» — Барклиф готов был кричать от отчаяния, но секретную операцию разглашать он не имел права, он только отвернулся, уставившись в чёрный провал окна. Краем уха слышал последние слова Дюпрейна.

— …Чистыми, сытыми — к половине шестого здесь, в этом же кабинете. А теперь иди, рядовой! Собирайся! — Дюпрейн проводил рядового взглядом, а потом повернулся к Барклифу. — Что вы ему сказали?

— Я?!! — Барклиф усмехнулся. — С чего вы взяли?

— У рядового вид, будто он ангела увидел… Вы сказали ему о цели нашей операции?.. Это нарушение приказа! — Дюпрейн зло прищурился, смотрел так, словно прожечь насквозь хотел.

— Не беспокойтесь, капитан. Он ничего не знает. Хотя, признаюсь, меня подмывало поделиться тем, что я знаю. — Барклиф выдержал этот взгляд и ответил усмешкой.

— Почему с вашей стороны я весь день встречаю одни колкости и недовольство? Что это? Личная неприязнь? Или тут что-то другое?.. — капитан подошёл к окну, медленно развернулся, глянул на Барклифа поверх плеча.

— Вы уже окончательно решили включить Тайлера в свою команду, капитан? — в свою очередь спросил тот, даже не обратив внимания на вопросы Дюпрейна.

— Того парня? — капитан мотнул головой в сторону двери. — Да! А что? Вы против? Даже комендант, полковник Аллан, не имеет таких полномочий. Даже он не может мне запретить… Неужели же вы, лейтенант, думаете, что ваши доводы смогут меня переубедить? Я сам набираю людей в свою команду! Тех, кто мне подходит! И своего решения я менять не собираюсь!

— Даже если я попрошу вас, как человек человека? — Барклиф глядел на капитана из-под сурово хмурящихся бровей.

— У вас что, личные интересы? — Дюпрейн смерил Барклифа насмешливым взглядом. — Этот рядовой — ваш хороший знакомый? Брат? Друг? Или это что-то более серьёзное? Извините, но в голову лезут совсем нехорошие мысли?! — Дюпрейн громко хмыкнул.

— Я бы посоветовал вам, капитан, спрятать свои мысли, сами знаете, где! — вспылил Барклиф, выпрямился, оттолкнувшись от столешницы руками.

— А что же тогда? — капитан стоял как раз напротив и видел, как исказилось лицо лейтенанта. Барклиф был оскорблён подозрениями Дюпрейна и не скрывал этого.

— Извините, если я вас обидел своими нескромными догадками, — поспешно заговорил капитан, в надежде загладить возникшую неловкость. — Я не думал вас оскорбить или обидеть, но вы же сами понимаете: чего только не бывает… Мальчик он симпатичный… — Нет, Барклиф этого не понимал. Он продолжал всё так же, в упор, не моргая, смотреть на Дюпрейна, а взгляд его был красноречивее любых слов. Дюпрейн не выдержал, засмеялся, отвёл взгляд, отвернулся, пряча руки в карманы защитного комбинезона.

— Ладно! Хорошо! Считайте, я ни слова не сказал. Вы с ним просто друзья, хорошие знакомые… Так?

— Нет! Этот парень — порядочная сволочь! Но с его матерью у нас могла бы завязаться дружба на взаимном уважении. Уж вы-то со своим богатым воображением в состоянии понять, о чём я! — во взгляде Барклифа потухло напряжение, но в фигуре осталась какая-то звериная готовность к любому нападению; он, словно, к броску приготовился…

— А! — Дюпрейн с облегчением рассмеялся. — Понимаю! Вы обещали ей сохранить сына в полном здравии!..

— Да! Именно это я ей и обещал!

— Насколько я помню личное дело солдата Тайлера, он сирота! У него нет родителей! Вам не кажется странным такое несовпадение? — капитан смотрел на Барклифа, прикрыв правый глаз, и хитро улыбался уголками губ. Он был из тех, кого сложно провести и, видимо, гордился своей проницательностью. — Вас оно не смущает? Кто-то врёт всё-таки! Вы, лейтенант, или сведения из личного дела?

— Слушайте, капитан, какое вам дело? — Барклиф так резко взмахнул рукой, что Дюпрейн еле сдержался, чтобы не отпрянуть. — Я хочу только одного, чтоб вы оставили в покое моего солдата! И какая разница, какие для этого я найду причины?! Я не хочу, чтоб на моей совести была смерть этого парня! Если вас не смущает, что вы, капитан, будете палачом этим мальчишкам, — это ваше дело!.. Он — единственный из моей бригады, кто попал в вашу группу!.. Могу я требовать, чтобы из третьей бригады таких добровольцев не было вовсе?!

— Я не палач, лейтенант! — голос Дюпрейна всё же дрогнул. — Я, как и вы, профессиональный военный! И выполнение приказа для меня — святое дело! А все ваши сантименты и, тем более, личные интересы меня волнуют меньше всего! Если жалеть каждую мать, жалеть каждого солдата — войну мы проиграем, так и не начав. Так ей и скажите, той даме: «Ваш сын погиб при исполнении служебного долга!» А теперь всё! У меня завтра трудный день! Спокойной ночи, лейтенант Барклиф!

Он развернулся на месте, худой, узкоплечий и чуть сутулый, и вышел из комнаты. Краем уха ещё успел услышать зловещий шёпот лейтенанта:

— Вы пожалеете… Ещё пожалеете…

«Пошёл к чёрту!» — пожелал ему в ответ Дюпрейн про себя.

Сержант Торнтон, как тень, скользил по затихшей казарме. Не спал, почему-то, а ведь отбой уже давно дали. Он, видимо, был в курсе всего, так как принёс с собой ботинки. Высокие, со шнуровкой и с толстой подошвой. Но на ноге почти невесомые, удобные и как раз по размеру.

Постукивая поочерёдно каблуком и носком, словно проверяя обувь на себе, Джейк с жалостью глянул на привычные сапоги. Начищенные ещё перед сном, они ждали возле тумбочки. Кто же знал, что не пригодятся?

— Не положено, — произнёс сержант, заметив этот взгляд. Джейк поднялся, расправил форму, подтянул пояс и поправил пряжку, потом взял с тумбочки кепку, военную, под цвет комбинезона. Такие полагались только офицерам для их боевой формы. Даже здесь и то не так, как привык. Не берет всё же… Но не положено.

Сержант, терпеливо ждавший солдата, пошёл первым. Джейк шёл следом, ступал неслышно, остановился лишь возле кровати Криса Нэру. До побудки ещё больше часа — самое драгоценное время для сна. Крис спал, натянув одеяло до самого подбородка, он ещё ничего не знает. Ничего!

Щемящая боль перехватила дыхание. Джейк шагнул вперёд, на ходу сглатывая подкативший комок беззвучных сухих слёз. Что-то внутреннее, наверное, шестое чувство, подсказывало, что он видит всё в последний раз. Нет! Джейк отогнал прочь эту мысль, но глаза сами натыкались на знакомые памятные детали. Вот пятно сбитой краски на панели возле двери в умывальник. Это они подрались как-то: Колинская шайка против Джейка. Тогда кто-то из них дневалил, вот и попытался ударить шваброй, но промахнулся. Вот отломанные куски на полу из кафеля. В них, в этих ямках, обычно оставляли воду во время уборки, ленились собрать лишний раз шваброй, а сержант потом ругался по утрам перед всем строем. Полуоторванная ручка на входной двери. Эту дверь, кстати, если сержанта не было рядом, открывали только пинками. А вот и скамеечка под деревом, и вытоптанный газон, где они собирали окурки руками после обеденного перерыва. Неряшливость перед казармой просто выводила Барклифа из себя…

Всё знакомое, ставшее родным за месяц. А ведь он даже и не думал, что сможет привыкнуть к этой жизни. А теперь вот понимал, что не увидит ничего этого больше… И потому тоскливо как-то на душе…

Казарма! Старый барак… Джейк в последний раз обернулся на это ненавистное раньше строение. Здесь — именно здесь! — оставался большой и самый важный кусок его жизни. Особенно важный потому, что здесь оставался Крис, и все ребята, даже этот Колин. Все они оставили в памяти и в душе такой след, который не вытравить даже с кровью… И Барклиф! Для этого человека в душе особая ячейка приготовлена. Его так просто не забыть, его и понять-то сложно с первого раза, все его поступки и суждения…

Они даже в это последнее утро, раннее, холодное, умудрились столкнуться в коридоре комендатуры.

— Будь осторожен, рядовой! — произнёс Барклиф с какой-то усталой улыбкой. — Очень осторожен…

Джейк не понял, о чём он, о предстоящей операции он сам ещё не думал, не знал многого и не всё понял из объяснений капитана, но по старой привычке ответил:

— Слушаюсь, господин лейтенант!

— И сделай ты лицо попроще! Видеть не могу… Противно аж! — Барклиф поморщился, как от зубной боли. Голос его был усталым и тихим. Явно, не выспался! Зачем же встал тогда так рано? Проводить, что ли? Не похоже это на него. — Не человек, а машина какая-то… Гвардеец, одним словом!..

Джейк невольно улыбнулся. Каким бы сердитым и строгим ни казался лейтенант, в памяти он всё равно останется тем, вчерашним, отчаянным и почти беспомощным, когда раскрыл вдруг всю душу перед подчинённым. Этого Джейк уже никогда не забудет.

Барклиф, видимо, догадался, о чём думает в эту минуту рядовой, рассердился не на шутку:

— Если бы не то, что тебе предстоит, я бы ни слова тебе не сказал, рядовой. Не забывай об этом… А теперь иди! Тебя уже ждут…

Барклиф уже сделал несколько шагов по коридору, когда Джейк окликнул:

— Господин лейтенант!

Тот медленно развернулся с вопросом во взгляде: «Чего ещё?» Джейк стоял прямо перед ним, подошёл бесшумно, и спросил, не дожидаясь разрешения:

— Господин лейтенант, а как наши ребята после обстрела? Много…? — голос его сорвался, но в вопрошающем взгляде отчётливо прочиталась тщательно скрываемая боль ожидания и страх перед ответом. Это был уже другой Джейк, незнакомый Барклифу, способный переживать, сострадать, бояться за товарищей.

— Нет! — голос Барклифа был резким и даже недовольным. Или просто показалось? Пойди теперь, разберись! — В нашей бригаде погибших нет. Нам единственным так повезло…

— А Эши? Эши Арнольд? — вопрос вырвался сам против воли. А перед глазами вновь встала та жуткая картинка…

— Он ранен… сейчас в лазарете. Ему повезло, он был в бронежилете…

«Слава Богу!» — Джейк вздохнул с облегчением, даже улыбнулся и не стал скрывать своей радости. А Барклиф лицом посуровел, глазами сверкнул:

— Глупый ты мальчишка! О себе надо думать! — «Перевоспитал, чёрт возьми, на свою голову!» — О своей шкуре! Тебе же меньше их всех повезло! Даже этот Эши счастливчик по сравнению с тобой. Хотя… — он сам оборвал себя на полуслове. — Что толку? За тебя всё уже решили…

Джейк нахмурился, даже растерялся немного, не понял, о чём речь, но Барклиф больше ничего не добавил, отвернулся и пошёл прочь по коридору, а Джейк стоял и смотрел ему в спину.

Дюпрейн с верхней ступеньки крыльца оглядел свою небольшую команду. Всего четверо! Лица их в предрассветных сумерках разглядеть было сложно, но Дюпрейн уже узнавал каждого. Вот эти двое, справа, Тайлер и Алмаар — одного роста и одной комплекции. Они и похожи, как братья: светловолосые и синеглазые. Двое других — ребята пониже, поменьше. Один — смуглый, быстроглазый, по-кошачьи ловкий, это Марио Моретти. Ещё один, четвёртый, — Ричард Кордуэлл, самый низкорослый в четвёрке, самый маленький, даже хрупкий по-мальчишески, но при этом самый выносливый во второй бригаде.

Дюпрейн знал их всех в объёме личных дел, и, конечно, этого было мало. Следовало бы с каждым лично побеседовать, расспросить, дело-то предстояло трудное, да ещё и в тылу врага. Здесь нужно знать, на кого полагаешься, знать силы и возможности каждого… Придётся по ходу дела. Времени на более тщательную подготовку дали очень мало, будем притираться друг к другу по ходу… А каждый парень при этом, как кот в мешке. Чего ждать от них?

При виде капитана они все подтянулись, замерли, только кто-то лязгнул автоматом, поправляя ремень на плече. Дюпрейн, легко перескакивая через ступеньки, сбежал вниз, остановился перед своими ребятами, смерил каждого ещё раз строгим, придирчивым взглядом. Путь предстоял неблизкий, всё должно быть отработано до мелочей, ничего нельзя забыть, упустить из виду: винить потом будет некого. О рюкзаках он не беспокоился, так как сам занимался их укладкой, а вот с остальным…

Так, для начала их нужно подготовить, провести, как говорится, вводный инструктаж, ввести в курс дела.

— Значит так, бойцы! — остановился напротив Джейка, заложил руки за спину, глянул вправо-влево и остановил взгляд на лице рядового Тайлера. Тот был ростом повыше и, не мигая, смотрел поверх головы, неподвижный, как кусок камня. Даже неприятно как-то стало. Неужели боится, или знает что? Разговаривали же они там, в коридоре, с Барклифом о чём-то! Вдруг проболтался этот лейтенант?! — Так, значит… — повторил снова, чувствуя, что пауза несколько затянулась, но мысль и решительные слова для такого случая вдруг делись куда-то, и это разозлило Дюпрейна, он не привык чувствовать собственную несобранность, неготовность, нерешительность. В себе не любил, и в других — тоже! — На нас с вами возложена огромная ответственность и важное дело — защита государственной собственности от посягательств врага! Вобщем-то, даже не сама защита, а её подготовка… Подготовить объект, титановый рудник, к подходу нашего десанта, оборудовать огневую позицию, разведать обстановку, принять оборону, в случае чего… Дело сложное, скажу сразу, и очень опасное, так как от рудника до ближайшего сионийского города, до Флорены, километров пятнадцать, может, меньше. Следовательно, мы можем оказаться в тылу противника. Почему можем? — Дюпрейн посмотрел на каждого из своих солдат прищуренными внимательными глазами: «Нет! Вроде пока не боятся…» — Война объявлена, военные силы противника могут выдвинуться в любую минуту; они уже подтянулись к границе, а вчера бомбили наш город… Сами понимаете, линия фронта будет, как живая, меняться каждый час… А мы… мы должны, не взирая ни на что, выполнить свою задачу. И быть готовыми к бою…

А теперь непосредственно к делу!

До рудника три дня пути, чуть-чуть больше… Нам предстоит преодолеть реку, пересечь магистраль, связывающую наш и сионийский города… Путь сложный! Ваша задача — выполнять мои приказы и делать только то, что я скажу! Никаких остановок без разрешения, никаких перекуров, на ходу не курить тоже! Только с моего разрешения! Быстрота, маневренность и предельная осторожность… И чтобы я не слышал ни разговоров, ни воплей… И никакой пальбы, пока я не скажу, пока у вас не будет чёткого и ясного приказа! Патроны у вас боевые… А пока — всё! — он даже сам вздохнул с облегчением: наконец-то рассказал им всё, что важно для них знать и даже, вроде бы, правдоподобно. Остальные мелочи утрясутся по дороге. — Вопросы есть?

— А в туалет тоже только с вашего разрешения, господин капитан? — подал голос Алмаар. В этом вопросе улавливалась скрытая издёвка, но взгляд солдата и само лицо были такими простодушными и честными до наивности, что это не рассердило Дюпрейна.

— Да, боец Алмаар, в туалет тоже только с моего разрешения! — ответил с улыбкой. — Ещё вопросы есть? — теперь все промолчали, и тогда Дюпрейн добавил сам, уже от себя, чтоб хоть как-то снять эту официальную натянутость: — Моё имя — Дюпрейн! Капитан… Служил в войсках специального назначения… Про вас я уже кое-что знаю, надеюсь: не разочаруете… А теперь «вольно» — и за мной!

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Джейк шёл замыкающим, легко держал темп, заданный Дюпрейном. Быстрый шаг, ходкий и размеренный, покрывал расстояние. Сначала они шли вдоль полигона, потом по краю болота, мимо зарослей камыша. Именно здесь они и встретили восход солнца. Саяна! Розовый шар над кромкой леса обещал жаркий день. Они все ждали солнца и этой жары как единственной возможности избавиться от комаров и мошек, жрущих нещадно открытые руки, лицо и шею. Хорошо ещё, что от всей этой дряни опухолей нет, а то они б за час сами себя не узнали.

Потом вошли в лес, ещё редкий после лесозаготовок. Только-только подрост поднялся в два человеческих роста. Тонкие шершавые деревья, руками, одними пальцами, можно обхватить. Это даже не пальмы, какие Джейк видел в городе, вообще что-то необычное. Вместо листьев тонкие зелёные жгуты, жёсткие и очень гибкие, свисающие с макушек почти до самой земли. Как воздушные корни! Но это были не корни, а плодонесущие вегетативные побеги, по всей длине усыпанные пахучими синими цветами, и здесь же, среди этих цветов, ярко-красные аппетитные на вид круглые горошины плодов. Они тихо брякали, как погремушки, когда приходилось отводить эти побеги, расчищая себе путь. Хрустели, лопаясь под ногами, а из земли поднимались новые ещё хрупкие и ломкие растения. Непрерывный процесс! И удивительная, поразительная живучесть, жажда оставить после себя потомство. Какой невиданный и от этого немного жуткий мир!!!

Всё удивляло Джейка: и деревья на пути, и странные лианы, как живые, ползли по земле, и огромное количество ярких, очень ярких, голосистых птиц. Разные, большие и маленькие, были даже крошечные, с фалангу большого пальца. Эти крутись перед лицом, на одном месте, как настырные мухи, но от них было жалко отмахиваться. Всё это пело, голосило, орало, щёлкало, летало. Какой-то кошмар!

Впереди шёл Кордуэлл. Всё разнообразие невиданных форм жизни, так поражающих Джейка, этого парня не трогало совершенно. Он отгребал зелень в сторону, на птиц даже внимания не обращал. Джейка это немного удивляло, хотя он мог найти объяснение такому пренебрежению. Этот Кордуэлл, по всей видимости, как и многие в его бригаде, и как Крис Нэру, жил на ферме, в джунглях, и за свою жизнь и не такое видел. Думая об этом, Джейк невольно поражался своей серости. Он прожил всю свою жизнь на Ниобе, в Ниобате, хорошо знал все условия городской жизни, легко ориентировался в планировке высотных домов, городских кварталов и районов столицы, но при этом даже отражения, жалкого осколка всей дикой природы Гриффита не видел. Что значат те парки и скверы в сравнении со всем этим богатством?!!

Это зелёное и живое великолепие радовало глаз, поражало восприятие, заставляло понимать, как коротка и незаметна человеческая жизнь, его мелкая суета в сравнении со всеми вечными, незыблемыми законами природы, установленными Создателем раз и навсегда.

Ещё больше Джейк был поражён, когда они вошли в нетронутый лесорубами лес. Вот это джунгли так джунгли! Жизнь кипела на каждом ярусе, от земли и до самых макушек деревьев. И везде птицы! Кучи разных насекомых: бабочек, пауков, жуков, муравьёв и прочей мелочи. Шагу нельзя сделать, чтобы кто-нибудь не выскочил прямо из-под ног с шелестом, с треском, а то и с криком.

Плотная зелень над головой полностью закрывала солнце, только иногда сквозь листья пробивались тонкие подвижные лучи. В такой момент особенно хорошо было видно, как мошка кучами кружится в воздухе, как какие-то хрупкие вьюнки, оплетая стволы, поднимаются вверх, поближе к солнцу, к свету, подставляя листья и белые кремовые цветы с длинными тычинками. Пыльца осыпалась прямо на одежду, паутина липла к рукам. Всё это приходилось сгребать и стряхивать с себя на ходу. Для каждого шага нужно было выбирать место, для того, чтобы пройти вперёд — убирать с пути лианы, ветки, листья. Хорошо идти последним! Хоть не так мокро, вся роса с листьев и цветов уже сбита первыми.

Времени было уже далеко за полдень, когда Дюпрейн наконец-то объявил привал. Они собрались у поваленного замшелого дерева, курили с разрешения капитана и отдыхали, кто как мог. Дюпрейн, казалось, и не устал совсем, отдышался быстро, попил немного из фляжки и взялся за карту. Маленькая, портативная, специальная походная модель, она легко умещалась в раскрытой ладони, даже поставленная вертикально. Чёрная плоская пластинка. Микрокомпьютер управлялся мысленно, нужно было знать только код доступа. Картинки сменялись беззвучно, что тоже было важно в подобной операции. Джейк сидел рядом с капитаном и украдкой мог наблюдать со своего места за действиями Дюпрейна. Сначала на экране появилась картинка с красной ниточкой маршрута на ярко-зелёном поле джунглей. Вот она, и река. Синяя лента. И дорога. Красная ниточка пересекала эти преграды в лучшем, самом удобном месте. Да, план составлен на совесть и знающим человеком! Джейк понял это сразу, при первом же взгляде на экран, и основательность, с которой подошли в подготовке похода, ему понравилась.

Оглядевшись по сторонам, капитан ввёл координаты своего местонахождения и сразу же дал увеличение отдельного участка пути. Раз! Новая картинка и мерцающая искорка в том месте, где был сделан привал. Неплохо! Особенно для такой местности. Через нехоженые джунгли!.. Джейк даже удивился про себя их скорости, а ведь думал, что они идут слишком медленно. Но капитан остался недоволен и не стал скрывать этого:

— Мало! Мало прошли… Не укладываемся, бойцы, в отведённые сроки! Поторопиться придётся сейчас… Поторопиться!

— Дальше дорога лучше не станет! — отозвался Кордуэлл, протирая рукавом автомат от росы. Он, видимо, и вправду лучше всех в их команде ориентировался в лесу. Лучше всех, после капитана Дюпрейна.

— Ничего, втянетесь! — капитан со щелчком сложил карту, спрятал её в кармашек на груди, закрыл его, а потом глянул на часы на левом запястье. — У кого из вас ещё есть часы?

— У всех! — ответил за всю группу Моретти. Алмаар, сидел прямо на земле, прислонясь спиной к дереву, росшему чуть в стороне, при этих словах посмотрел на свои часы, подышал на них, протёр рукавом с удивительной заботливостью, а потом незаметно для остальных хитро подмигнул Джейку.

— У меня нет, господин капитан! — сказал тот, глянув на капитана исподлобья.

— Будешь, значит, держаться рядом со мной, боец Тайлер! — сказал Дюпрейн, вставая. — Ну, всё, отдохнули! Пора в путь…

— А обед? — удивился Кордуэлл. Они даже не шевельнулись, оттягивая неприятный момент. А вдруг капитан ещё передумает? Весь день ведь на ногах, на одной воде!

— Обед?! — Дюпрейн вскинул брови, улыбнулся насмешливо. — Придётся потерпеть, ребята! До ужина потерпеть. Мы много времени с утра потеряли, нагонять нужно…

— Вообще без еды? — Алмаар недовольно хмыкнул.

— Быстро, рядовые! — прикрикнул командным тоном Дюпрейн. — Мои приказы обсуждению не подлежат!

Джейк поднялся первым: «Что ж, вперёд, так вперёд!» Поправил лямку рюкзака, — «Тяжёлый что-то, зараза!» — ремень автомата на правом плече. Другие тоже заворочались, нехотя, с ворчанием, ещё пока тихим, под нос.

— Быстрее!! Пошевелитесь сейчас — больше времени останется на ужин! — Дюпрейн не стал их дожидаться, обошёл дерево, скрылся за кустами, только высокие папоротники качнулись, отведённые его рукой.

— Вот чёрт! Даже в тюрьме кормили три раза в день! — зло выругался Алмаар, пнул носком ботинка трухлявую валежину, отшвырнул её в кусты со своего пути, чтоб не мешала.

— Тайлер идёт за мной! Алмаар — замыкает! — донёсся чуть приглушённый голос капитана. Вторя ему, прямо над головами крикнула птица. В этом крике Джейк уловил тревогу и испуг, явные, хорошо различимые чувства, удивительные для безмозглого существа, живущего на одних только инстинктах. Джейк поднял голову, пытаясь среди листвы разглядеть птицу, увидеть её поближе, «познакомиться», что ли! Кордуэлл, проходя, толкнул его плечом и проворчал недовольно:

— Что, шилоклювую синюшку ни разу не видел? Гнездо у неё там, вот и орёт, беспокоится…

…И снова мелькание зелени перед глазами, дробящиеся пятна света на листьях, на стволах. Всё яркое, живое, беспокойное, занятое вечными заботами: утолением голода и собственным потомством. Даже яркие цветы на пути, яркие птицы стали, в конце концов, раздражать зрение.

Всю жизнь Джейк учился замечать каждую мелочь, всё, что творилось вокруг: каждый звук, каждый шаг, каждый шорох, каждый взгляд, каждое слово. Всё, что могло нести нужную информацию, всё, что могло пригодиться Отделу. А здесь же? Голова кругом идёт, если пытаться запомнить всё, успеть за каждым живым существом. Такой объём информации не переварить за один раз!

Он устал, в конце концов, заставил себя отключиться, изменить собственным, выработанным годами привычкам и правилам. Хватит! Мозгу тоже надо отдыхать, дать ему переварить то, что уже есть, то, что уже известно и понятно. Джейк сосредоточился только на дороге. Вот он убирает эти громадные листья, со странными синими прожилками, чуть придерживает их левой рукой, а сам в это время делает шаг. Так! Чуть-чуть дальше, чтобы не наступить на лианы, не споткнуться среди такого переплетения корней и выростов. Теперь эти лианы с цветами и «погремушками». Вот эту лучше повесить на соседнюю ветку, чтобы не мешала остальным, тем, кто идёт следом. Осторожно! Проползло что-то живое, змея, вроде… Не наступить бы на такую живность в другой раз. Чёрт их знает, вдруг ядовитая… Так уж лучше не злить лишний раз…

Свихнуться можно, если мысленно контролировать каждое движение. Бред какой-то! А Дюпрейн ничего! Идёт себе, темпа не сбавляет, в трёх метрах впереди. Будто сам не весь день на ногах, и тоже, как все, без обеда. Ничего! Не думай, что не справлюсь!.. И не в таких передрягах бывали! Ведь не отстаю же я! Не отстаю! Так и держу эти три чёртовых метра, как приказал!

Спина капитана и рюкзак маячили впереди, еле различимые среди зелени. Не даром ведь маскировочная форма. Ноги сами выбирали лучшее место для шага, тело, словно, само знало, как действовать в подобной обстановке. Знало, как идти, чтобы держать заданный темп движения. Знало, чего опасаться на том или ином участке пути, знало, какие растения можно брать голыми руками, а какие лучше обойти стороной. Это всё, наверное, подготовка. Хотя Джейк и знал наверняка: в таких джунглях он впервые в жизни. Он никогда не видел эту дикую и буйную природу, довольно опасную, если попадёшь в неё без знаний и опыта. Но у него-то нет ни того, ни другого! Тогда откуда знаешь, например, что вот эти вот листья, такие красивые, в жёлтую крапинку, жгутся, как крошечные муравьи при малейшем прикосновении? А вот эти цветы — крошечные, с ноготок, белые с розовыми прожилками — лучше не нюхать? Они хоть и пахнут приятно и нежно, но после голова будет кружиться, а перед глазами всё поплывёт… Откуда эти знания в тебе? Откуда эта память? Да и вообще, как понимать эту агрессивность в растениях? Неужели здесь столько врагов, что нужно колоть, травить, жалить любого?

Всё! Лучше ни о чём не думать! Ни на что не обращать внимания и не искать никаких объяснений! Не задавать вопросов! Лучший способ — думать о чём-нибудь отвлечённом, вполне понятном и объяснимом. Например, о цели всего этого путешествия. О руднике! Рудник в истоках Чайны! Уж не про него ли решали тогда на Совете? Ведь про него же! Про него! Других здесь нет. Чайна одна, исток у неё тоже один.

Кто бы мог подумать? Знал ли сам, мог ли хоть в мыслях представить, что окажешься здесь, что пойдёшь защищать сам, своими же руками, этот проклятый рудник?! Понятия ведь не имел, что такое Чайна! И что такое Гриффит? Что он из себя на самом деле представляет? Вот уж действительно — пути Господни неисповедимы!

Вот и сейчас тоже! Идём туда, на этот рудник. А если его захватят к нашему приходу сионийцы эти? Что мы впятером сделать сможем? Да ничего! Хотя, сначала дойти нужно! А по пути всякое случиться может. Лучше уж не загадывать дальше, чем на один день.

Вот и Барклиф сегодня утром — как давно это было! — запугивал всё, говорил что-то непонятное. Почему Эши счастливчик в сравнении со мной? Тоже мне — счастливчик! Он в лазарете лежит, а я здесь… Даже из карцера вытащили — и сюда! В эту неухоженную теплицу! Уж лучше в десять таких теплиц и не на три дня, а на месяц, чем в лазарете валяться после ранения. Не дай Бог такую судьбу!!!

И вообще Барклиф этот!.. Это ж надо, судьба свела! Тоже ведь гвардейцем чуть не стал… Вот она, судьба, будь она не ладна!

Хотя, прав этот Барклиф! Прав, как никогда и как никто другой… Машина я!!! Безмозглый автомат! Он это сразу увидел, а до меня только сейчас с трудом доходит… Ведь жил же сколько, а для чего? Безмолвная тень Его Величества! Безмолвный слушатель и накопитель!

В памяти помимо воли всплыл эпизод из гвардейской жизни. Малоприятный, конечно, эпизод. Не любил его Джейк вспоминать, но и забыть не мог, как ни старался! Наоборот, помнил всё до мельчайших подробностей.

…Его только-только после второго курса Гвардии перевели в Особый Элитный отряд и почти сразу же, меньше, чем через месяц, первое задание. Бал в Императорском Дворце! Его Величество своей личной подписью приглашал гостей в свой Дворец. Получить такое приглашение — мечта каждого гражданина Империи! И приглашались, конечно же, не простые люди, а самый цвет, верхушка, богема! Все те, кто имел хоть какую-то власть, хоть какую-то силу, популярность, влияние на народ. Миллионеры, крупные монополисты, фабриканты, известные политики, артисты, поэты, художники, даже учёные и ещё многие-многие из подобных им, кто хоть чем-то выделялся в своей области.

На такой вечеринке запросто можно было перекинуться парой слов с самым высокооплачиваемым ведущим на всех 26 каналах телевидения, с Миком Аруэтти. Поговорить о новинках в области кораблестроения с самим Самуилом Арштейном. Выпить за одним столиком с самой красивой актрисой за последние пять лет, если верить опросам, с Самантой Лесье!.. От такого количества важных особ у любого могла бы поехать крыша. Шокировало это и Джейка. Первые полтора часа он, как тень, тихий и бледный, переходил от одного столика до другого, шатался из угла в угол, создавая видимость увлечённого происходящим начинающего дельца, впервые появившегося на вечеринке подобного уровня. Таких, как он, из Элитного Отряда, было ещё шесть человек. Все в дорогих костюмах с иголочки, шик и блеск! Не считая ещё двоих телохранителей в форме Гвардии — бархат и серебро, — эти двое следовали за Императором неотступно. Такой почести — быть при Императоре весь вечер — удостаивались самые лучшие старшекурсники, уже проявившие себя на подобных заданиях.

Те шестеро, как и Джейк, были здесь не случайно. По плану они не знали друг друга, но вместе делали одно общее дело: собирали информацию, необходимую Отделу. Беседы с гостями, общие интересы, осторожные вопросы, незаметно подслушанные намёки, высказывания, суждения и оценки, особенно если они обращались в адрес державного лица. Им нужно было уметь поддержать любой разговор, любую беседу, уметь высказать своё мнение и оценку по какому-нибудь новому произведению, будь то картина известного художника, фильм, новая книга или сборник стихов, научное открытие или изобретение, а то и политический скандал. Всё что угодно! А кроме всего этого, они должны были уметь чисто психологически вызвать собеседника на откровенный разговор, заставить его поделиться своими сокровенными мыслями, новыми планами или идеями.

Императору было важно знать, о чём думают Его граждане, какими мыслями заняты их головы, как они относятся к верховной власти. А Его гвардейцы на таких балах ненавязчиво и очень осторожно утоляли любопытство Его Величества. Это и была основная задача Элитного Отряда.

…Свет в зале погасили, осталась только люстра под купольным потоком и канделябры со свечами. С настоящими свечами! Играл настоящий оркестр! Император Рихард любил всё настоящее, классическое! И музыку слушали только вживую… Играли вальс. «Шопен» — отметил мысленно, уже по привычке Джейк, по той привитой в Академии привычке фиксировать и подмечать каждую мелочь. Он стоял в тени, у колонны, стараясь быть незаметным, следил за происходящим со стороны. Одна рука в кармане брюк, в другой — бокал с безалкогольным коктейлем. Люди у стен, в основном небольшие компании знакомых, разговаривали, шутили, смеялись. По идее, он тоже должен был затесаться в такую компанию, тоже должен был шутить и смеяться со всеми. И слушать… СЛУШАТЬ, подмечая каждое слово… Но не хотелось!.. Одному было легче и проще, и как-то привычнее… Джейк с детства был более склонен к одиночеству. Нет, он не скучал среди друзей, и они никогда не были против его компании. Просто так получалось… Когда ребята в любую свободную минуту убегали в спортзал, Джейк шёл в библиотеку, в архив. Эта тишина и покой были ему ближе… Над ним одно время пытались шутить по этому поводу, говорили и преподаватели, что программу со своим увлечением он не потянет, но все замолчали, когда Джейк первым и с первой же попытки сдал все нормативы, он чуть ли не лучше всех разбирался и в устройстве двигателя классического самолёта «Проэкс», управлял им на «отлично», даже инструктор удивлялся. Откуда им было знать, что Джейк с пяти лет возился рядом с отцом, пилотом первого класса, он, как и Виктор Тайлер, нутром чувствовал технику и управлялся с ней, как с живой!

Да и остальное давалось ему легко, почти без напряжения. Он, видимо, и вправду, как говорила мать: способнее любого человека. Она всегда заявляла об этом уверенным тоном, не скрывала гордости в голосе и во взгляде. Они оба — и отец, и мать — гордились им, хоть и не говорили об этом, Джейк просто сам видел…

— Вы, как мне кажется, скучаете, — голос не вопрошающий, утверждающий скорее, не ждал ответа, но отвлёк от размышлений. Джейк обернулся с невольной улыбкой. Девушка, невысокая, ему по плечо, да ещё и на каблуках! Хрупкая фигурка в вечернем платье. Разрез от каблуков и много выше колена, открытые плечи. Светлые волосы, собранные на голове в сложную причёску, и только одна прядь, завитая и почти белая, опускалась вниз до нижней челюсти. В лицо девушке глянул лишь мельком: неприлично как-то пристально разглядывать человека при первой же встрече.

— Да нет, что вы? — Джейк рассмеялся, не смог, правда, при этом скрыть своего смущения. Именно это и понравилось незнакомке ещё больше. — Разве можно скучать, когда вокруг столько прекрасных дам?! И вы лучшая из них, мисс!..

— Вы танцуете? — спросила она, явно польщенная этим далеко не лучшим комплиментом Джейка. — Объявили «белый танец»… А вы здесь, в стороне от общества, забытый всеми… Разве так можно?

— Белый танец! — Джейк снова улыбнулся. «Танец! Вальс! Я не танцевал уже больше месяца! Опозорюсь ведь…» — мысли понесись галопом, от волнения дыхание перехватило. Его первый раз в жизни приглашала на танец девушка… Да ещё в такой обстановке! А она не стала дожидаться его согласия, подхватила под руку, потянула за собой.

— Пойдёмте! Пойдёмте же!

Он только и успел на ходу поставить бокал на поднос, проносимый официантом. Какие-то пары — немного, всего несколько — уже кружись под музыку в самом центре зала. Девушка остановилась, повернулась к Джейку лицом, положила руку ему на плечо, чуть склонила голову с лукавой и милой улыбкой. Двигалась она очень легко и музыку хорошо чувствовала, ступала совершенно беззвучно, только шёлк приятно шуршал.

— Вы хорошо танцуете, мисс! — невольно похвалил Джейк. Сам же он с трудом справлялся с внутренним напряжением, с этой проклятой одеревенелостью. О себе такого он сказать никак не мог, но незнакомка ответила с улыбкой:

— Спасибо! Вы тоже кавалер не хуже…

И ещё ниже склонила голову к его плечу, даже чуть глаза прикрыла, полностью ему доверяясь. Их в Академии учили танцам, и сейчас Джейк двигался скорее автоматически, а сам думал с ужасом: «Только бы не сбиться с такта… на ногу не наступить… не споткнуться!..» Так они и плыли по залу в полумраке, мимо других пар. Джейк спиной и затылком чувствовал на себе взгляды тех, кто стоял у колонн и у столиков. Это тоже немного пугало и нервировало. В первый раз — и столько глаз вокруг!

— Вы, наверно, здесь впервые? — спросила вдруг незнакомка, лицо её было совсем близко. Он чувствовал её дыхание на своей щеке и приятный еле уловимый аромат шоколадного коктейля, который она, видимо, пила совсем недавно.

— Почему? — вырвалось у Джейка против воли. Он смотрел ей прямо в глаза, зелёные с огромными глубокими зрачками, в которых плясали огоньки свеч. Эти глаза под тёмными бровями были самыми красивыми на её почти невыразительном лице. Вполне обычная девушка с обычным лицом. Чуть скуластенькая, но с красивым изгибом губ и с мягким подбородком, чуть выступающим вперёд. Он бы, наверное, и не обратил на неё внимания, столкнись они на улице. Видимо, поэтому и не мог никак вспомнить сейчас её имени, а ведь они задолго перед балом знакомились с биографией каждого гостя, должны были помнить всех по именам и фамилиям, знать положение в обществе, основные увлечения и интересы, — всё, что могло пригодиться при знакомстве. Но сейчас Джейк с трудом ворошил память, мучился от своей забывчивости, но не помнил даже имени этой девушки.

— Я чувствую, как вы нервничаете! — она улыбнулась тепло, показала ровные белые зубки. На её щеках Джейк неожиданно заметил ямочки, разом придавшие лицу незнакомки какую-то детскую робость. Она была красива! Даже очень! Нужно было только уметь увидеть эту красоту! — В первый раз всегда так!.. Я помню, весь первый свой вечер просидела за столиком… За отца аж стыдно стало… Как маленькая дурочка! — девушка снова рассмеялась, чуть дёрнула плечиком, откинула голову назад, качнув тяжёлыми изумрудными серьгами. Эти камни особенно хорошо подчёркивали цвет её глаз, а ещё зелёные блёстки на завитой прядке у виска вторили и серьгам, и глазам. — Значит, вы ещё никого здесь не знаете, — продолжала незнакомка. — Меня зовут Урсула… Мой отец — Вильям Тилльштоф. Слышали когда-нибудь эту фамилию?

Ещё бы! Теперь Джейк вспомнил всё! Даже то, как выглядит этот Вильям Тилльштоф! Этот человек принадлежал к семье, вот уже несколько поколений занимающейся разработкой и конструированием новых самолётов. Он руководил целой корпорацией, целой сетью предприятий, и имел своё Конструкторское Бюро. Он сам — этот Тилльштоф — конструировал двигатели для самолётов нового поколения. Они, в концерне, делали не только самолёты для гражданской авиации, они занимались и военной техникой, и даже космическими кораблями различного типа, вплоть до челноков и аварийных капсул.

Вильям Тилльштоф много значил для Империи, многое её дал, работал, чуть ли не на износ. Он в ходе своих исследований общался с Сионой. Сионийцы — непревзойдённые мастера в области техники высокого уровня! Ведь не только преступников в своё время высылали на Сиону, много было и специалистов, вызвавших опасения у Императора Густава своими суждениями.

Сейчас подобные опасения вызывала и персона в лице Тилльштофа… Неизвестно откуда появившийся слух о том, что этот важный человек хочет покинуть Ниобу, встревожил Императора не на шутку. Если такой специалист перейдёт к сионийцам, военная и космическая технологии далеко откатятся назад, лет на пятьдесят — не меньше! Многое бы отдали «спецы» из Отдела, чтобы узнать, чем занята в последнее время голова Тилльштофа. Что он делает? Чем занимается? О чём думает, и правы ли эти слухи? Он был влиятельным и очень умным человеком, может, поэтому Император и хотел знать наперёд каждый его шаг. Суметь опередить и нанести удар первым — такому правилу следовала вся тактика Его Величества.

Конечно, даже Император не мог запретить ему уехать из Ниобаты хоть куда, даже на Сиону, но существовали способы лишить Тилльштофа выездной визы. Обвинение в измене или неблагонадёжности — и такой человек лишается всех прав и переходит под личный досмотр самого Императора. Потом уже Ему самому решать, что делать с отступником.

Вот сейчас они-то всем Отделом и копали компромат на этого злополучного Тилльштофа, потому что таков был приказ Императора. Всего этого Джейк не знал, он не был в курсе таких подробностей, но именно ему выпал шанс так близко подобраться к этой знаменитой семье, пусть даже пока к отдельному её представителю, дочери Вильяма — Урсуле Тилльштоф.

— Вы всё время так задумчивы! Наверное, я навеваю на вас скуку? — девушка сконфузилась, недовольно поджала губы. Её обнажённая рука, лежащая на плече, стала вдруг тяжёлой. Или просто только сейчас Джейк почувствовал её вес? Нет! Просто Урсула неожиданно отдалилась, стала отчуждённой и немножечко злой. Наверное, обиделась на своего кавалера за его молчание.

— Нет! Что вы?! Как можно? — Джейк улыбнулся, так приятно, как только умел, чтобы вернуть былую доверительность в отношениях с девушкой. Какая, к чёрту, работа?! Какой Отдел? Она нравилась ему!!! С ней хотелось общаться, познакомиться поближе… Просто в голове всё время крутись напутственные слова полковника Дарлинга: «Вы должны постараться как можно больше узнать об этом конструкторе… Посадить его на наш крючок, да ещё и так, чтобы он сам этого не заметил…» Какой идиотизм!!! Зачем это нужно?! Неужели подслушивание и подглядывание станет теперь моей главной обязанностью?! А как же все те идеалы, все те высокие идеи, ради которых он, собственно, и пошёл в Академию? В Гвардию! В Личную Императорскую Гвардию! Ведь он собирался защищать Его Величество от врагов, быть его телохранителем, личным пилотом во время перелётов, но никак не «слухачом»!

— Тогда давайте поговорим о вас! — предложила неожиданно Урсула, сверкнув потеплевшими газами. — Ведь обо мне вы уже кое-что знаете, а я… я даже имени вашего не знаю!

— Джейк Тайлер! — Джейк представился и чуть склонил голову с напускной торжественностью. — Я проездом в Ниобате…

— А профессия? Где вы работаете, Джейк? — перебила его девушка нетерпеливо. Она снова стала прежней, весёлой, общительной и какой-то простой.

— Я?! — Джейк на мгновение задумался.

— Подождите! Я сама угадаю! — она его перебила, не дала солгать, лишила его возможности рассказать ту легенду о себе, которую он вызубрил перед балом. — Вы военный! — при этих словах у Джейка похолодело на сердце. Внимательная девушка! Слов нет, какая внимательная! — Вы как-то связаны с армией, — я это сразу поняла! — Джейк даже рта не успел раскрыть, но по его лицу Урсула поняла: «Угадала!», и глаза её теперь чуть ли не лучились от счастья. — Хоть вы и не в форме, я поняла это по вашему виду! Такая осанка и такой взгляд, как у вас, Джейк, могут быть только у военного! — она говорила сама без умолку, а Джейку оставалось лишь согласно кивать головой в ответ и улыбаться. — Вы, наверное, из тех офицеров, что принимают участие в параде на ежегодных смотрах…

— Нет! Я пилот, лётчик! — вставил он, и тут уже ему не нужно было ничего придумывать. Авиашкол много в Империи, много в провинциальных городах, не только в самой Ниобате. Этим можно было объяснить и то, что он попал сюда, на бал, впервые. Да и его причастность к полётам не была сказкой, ведь в Академии они все получали такую специальность.

— Лётчик! — Урсула радостно засмеялась. Вальс давно кончился, оркестр играл новую мелодию, а они, словно и не замечали этого, говорили, глядя друг другу в глаза, и смеялись над своими же словами. Со стороны посмотреть, — обычная парочка молодых людей, легкомысленных, но это простительно для их возраста; возможно, влюблённых или очень давно знакомых, судя по лёгкости в общении.

— Вы — лётчик?!! — в её голосе звучало недоверие, а в глазах — весёлые искорки, — Я хочу, чтобы этой ночью вы покатали меня над городом в аэрокаре. Вы же не откажете мне, правда?

— Но у меня нет своего аэрокара… — слабо возразил Джейк. — Вот если бы у меня был мой «Проэкс»…

— Вы обратились к нужному человеку, Джейк! — Урсула заговорщицки подмигнула. Им обоим начала нравиться эта игра. — У моего отца столько техники! У нас на крыше дома свой аэродром… Мы держим связь со всеми предприятиями концерна! А за городом — целый полигон! Там почти каждый день испытания идут… — она рассказывала и увлекалась всё больше. Об отце и его работе говорила с гордостью и с обожанием. Как она хотела и с ним поделиться своими чувствами! Тем более, с лётчиком! Он сразу поймёт её: ему это близко. — Мой отец управляет целым концерном, а я — представляете?! — даже не умею управляться с «Ангравом»! На них ведь даже школьники летают! А я? Я, как назло, высоты боюсь!.. До тошноты, до одури… — её рука в ладони Джейка стиснула пальцы до боли с удивительной для девушки силой, но Джейк словно и не замечал этого. Он только чувствовал страх в этом пожатии, настоящий животный ужас!

— А как же тогда наша экскурсия над городом? — спросил он сочувственно, пытаясь улыбкой ободрить её, предлагая снова вернуться к тому шутливому разговору, никого ни к чему не обязывающему. Но Урсула, наоборот, заговорила вдруг о том, что, по всей видимости, было спрятано глубоко внутри, о том, что её угнетало и вызывало такие же неприятные чувства, как и мысль о полёте:

— Вы знаете, Джейк, мой отец решил покинуть столицу, и саму Ниобу — тоже! Он ждёт официального приглашения от Совета… Демократического Совета Сионы… Со дня на день ждёт. Я так боюсь всего этого!.. Уезжать боюсь… Да ещё на новую, на чужую планету… Нет! Я не боюсь сионийцев! Всё то, что про них говорят, — ерунда! Я сама встречалась с некоторыми, когда к отцу приезжали гости, друзья по работе… Но эта неизвестность!.. Я боюсь заглядывать больше, чем на один день. Ведь отец такой человек, он легко может всё бросить и уехать хоть завтра, а я… Мне тяжело даже думать о переезде. И Ниобату жалко оставлять… Я хочу её запомнить такой красивой, какой она бывает только ночью!.. Я всё-таки хочу, чтобы сегодня после вечеринки, вы, именно вы, Джейк, покатали меня на аэрокаре! Ведь мы же можем так больше никогда и не встретиться…

— Я полностью в вашем распоряжении, мисс, — прошептал Джейк, не скрывая своего потрясения. Они только-только познакомились, а эта девушка уже доверяет ему свою душу, свои самые сокровенные мысли, свои страхи. Она словно просила поддержки, искала защиты, понимания, полного доверия, но мог ли он хоть чем-то ей помочь? Если только словом, словом утешения?

— Это всё из-за этого запрета! — продолжила Урсула, глядя на Джейка ничего не видящими глазами. Он нужен был ей как слушатель, как лицо, которому можно довериться целиком и полностью, не боясь последствий. — Министерство именем Императора наложило запрет на деятельность моего отца. Их просто пугает его связь с Сионой. Они во всём видят одну опасность, опасность со стороны сионийцев… И Император, Он совсем не хочет в этом разобраться! Эти, из Министерства, в запрете указали, что концерн использует запрещённые технологии, труд добровольцев при испытаниях без положенных обязательств и страховок… Но это же неправда!.. Всё это — неправда!.. Они просто хотят засудить его, лишить возможности работать… Загрести под свой контроль, подчинить себе… А Его Величество!?.. Он ничего не делает, чтобы изменить хоть что-то!.. Всю эту ложь! Все эти наветы! Ведь после Высокого Суда идти больше не к кому…

— Но ведь у нашего Императора столько дел, столько забот! — возразил Джейк, искренне веря в свои слова. — Он может и не знать всего этого… И занят Он очень…

— Он отказал моему отцу в аудиенции! — перебила его Урсула, сверкнув глазами, вырвала руку из руки Джейка, будто хотела этим подчеркнуть конец всем отношениям, конец знакомству, но потом вдруг прошептала устало. — Знаете, я хочу выпить чего-нибудь освежающего… И устала я что-то, сил нет больше…

Они подошли к ближайшему столику, возле него не было никого из гостей, но бокалы с напитками и лёгкими закусками стояли нетронутыми. Урсула схватила первый же коктейль, отпила почти половину, заметно нервничая и злясь на себя за собственную болтливость и несдержанность.

— Чушь всё это! — произнесла она вдруг и повернулась к Джейку лицом, гневно сверкая зелёными глазами. — Он прячется за свою занятость!.. Как трус!.. Они все боятся нового, не приемлют новых отношений между мирами. И Император такой же!.. Мы сотрудничать должны, помогать друг другу, а не искать в лице соседа своего единственного врага!.. Наш Император — закоснелый человек! Он мыслит так же, как и Его отец, как Густав! А Густав — это величайшая ошибка в истории нашей Империи! Грязное пятно на наших отношениях с Сионой! И от этой грязи мы не скоро отмоемся… Ещё не одно поколение сменится, пока умрут такие недалёкие люди, как те, что сидят в Министерстве, как те, что возглавляют нашу Империю…

Нет! Я совсем не против Императора Рихарда! Это умный человек, но он и вправду многое не видит и не знает… И что самое страшное — не желает знать!.. А потому и перемен нет!.. И не скоро они будут…

— Разрешите вашу даму!.. Вы позволите? — молодой человек, появившийся неожиданно для них обоих, подхватил Урсулу под руку, довольно бесцеремонно, как показалось Джейку, повёл её в центр зала.

— Извините, но… — он опомнился быстро, шагнул следом, но встретил уничтожающий взгляд, брошенный через плечо, и осёкся на полуслове. Это бы один из своих, один из Отряда… Денни Каффита! Четверокурсник, самый опытный из семёрки на этом вечере. Слышал ли он хоть что-нибудь? Ведь она говорила так громко! Так резко! И откуда он только взялся?! Тех слов хватит на пожизненную ссылку в провинцию, в самую глухую дыру… Только бы он ничего не слышал! Господи!

Они вальсировали под Штрауса, Каффита говорил что-то, низко склоняясь над девушкой, чуть не касался губами её волос и бледного лба, она рассеянно смотрела по сторонам, а Джейк стоял у столика и смотрел на них. Что-то шевелилось глубоко, под сердцем, но это была не ревность, это был — страх!..

…А потом, когда Джейк сдал краткий, очень сухой и немногословный рапорт, полковник Миссури из Отдела устроил ему допрос. С криком и запугиваниями. Денни Каффита кое-что всё же услышал, дожил, кому положено, и Джейк со своим рапортом оказался, как между молотом и наковальней.

На него давили все! Сначала в Отделе, потом сами ребята из Отряда, а потом и полковник Дарлинг… Встречу с ним Джейк на всю жизнь запомнил…

— Ты что, влюбился в неё, да?! Отвечай, курсант! — полковник стоял, перегнувшись через стол, упираясь ладонями в столешницу, и кричал прямо Джейку в лицо, в его огромные, отрешённые и решительные до упрямства глаза. — Никаких чувств, понимаешь ты это?!! Ни-ка-ких!!! Забудь про все эмоции раз и навсегда! Ты должен забыть на время службы, что ты — человек!.. У тебя другая роль, курсант! Для чего тебя учили? К чему тебя готовили? Чтобы ты девчонкам мозги пудрил, да?!! У тебя какая работа?! Какая, я спрашиваю?!! — Дарлинг плюхнулся в кресло, схватил со стола лист с рапортом, — ЭТО — твоя работа?!! Это — идиотство!!! Отвечай, что ты должен был сделать?!! Что?

— Докладывать обо всём, что слышал и что видел, сэр! — ответил Джейк замирающим от ужаса голосом.

— Правильно! — полковник замолчал на мгновение. «Всё, наверное, больше кричать не будет…» Но это было только начало, Дарлинг лишь дух перевёл: — А ты что притащил, курсант?!! — листок полетел Джейку в лицо. — Что это?!! Это не рапорт, это отписка!!! Какого чёрта?!! Какого чёрта, я спрашиваю?!! Это не есть результат всей работы! Это есть тупое перечисление тех лиц, которым ты сказал «привет» и «до свидания»!! А у нас так не работают! Понятно, курсант Тайлер?!!

— Так точно, сэр! — Джейк беззвучно сглотнул.

— Если ты всё понял, иди и переписывай заново, как всё было на самом деле, — полковник прикрыл глаза ладонью, замолчал, вздохнул лишь устало.

Но Джейк не двинулся с места.

— Ты ещё здесь?! — Дарлинг отнял руки от лица, глянул на курсанта поверх переплетённых пальцев. — Как это понимать? Ты отказываешься выполнять мой приказ?!

— Господин полковник, я не могу! — прошептал Джейк с отчаянием. — Эта девушка… Урсула Тилльштоф…

— Только не надо начинать всё заново! — Дарлинг выставил перед собой раскрытые ладони, будто упёрся во что-то, рассмеялся негромко. Сейчас он уже почти успокоился, глаза ещё лишь искрились глухой яростью, так опасной для подчинённых. — Эту сказку уже все слышали! И я ей сыт по горло! — он ударил себя ребром ладони по шее. Снова начал злиться. — Эта твоя симпатия к той девчонке меня волнует меньше всего! И тебя она должна волновать не больше моего! Ты выполняешь работу! Делаешь одно общее дело! И поэтому никаких сантиментов я и слышать не желаю! Ясно?!!

— Но, господин полковник… — Джейк слабо возразил. — В нашей беседе не было ничего особо важного… Ничего, что может представлять интерес для Отдела…

— Я читал рапорт Каффиты! Не пытайся в моём лице найти себе поддержку! Хватит вечно ссылаться на меня… Моё дело — простые гвардейцы, а ты теперь подчиняешься другому ведомству. И будешь в первую очередь выполнять их приказы, а потом только — мои… И эта наша с тобой встреча — последняя попытка образумить тебя, курсант! Полковнику Миссури осталось подпись поставить, и тебя отправят на глубокий допрос… И после него в Элитном отряде тебе делать нечего… И в Гвардии ты будешь на самых последних ролях: чистить шлюзы ракет и убирать ангары… Подумай, пока не поздно! — Джейк молчал, но по его лицу Дарлинг сразу понял, как ломает сейчас этого парня. Страх за себя, за своё будущее и симпатия к дочери того конструктора. Что окажется сильнее?

— Слушай, Джейк, ведь ты же умный парень! — полковник снова поднялся, громко громыхнув креслом. — Ты один из лучших в своей группе. Думаешь, тебя зря взяли в Элитный отряд? А теперь из-за первой же встречной девчонки ты собираешься ломать свою карьеру? Это глупо! Она сама виновата, что болтала много и не к месту. Ей и её папаше это и расхлёбывать, а не тебе. Ты только доложи, куда следует, — и всё! — Дарлинг пренебрежительно хмыкнул, пожал плечами.

— Их сошлют, как неблагонадёжных… — сказал Джейк в ответ.

— А какое тебе до них дело? — снова взорвался полковник. — Жалость? Симпатия? Интерес? Забудь обо всём этом! Раз и навсегда! Я уже тебе об этом говорил! Забудь то, что ты живой человек, забудь на время службы в Элитном отряде. Самому же будет легче… Ты теперь не человек! И никому твои чувства не нужны… Ни специалистам из Отдела, ни Его Величеству!.. Ты теперь — фиксировщик информации! Классный пилот, телохранитель… Скорее, — живой бронежилет! И красивая яркая вывеска при Императоре… Всё!!! — Дарлинг махнул растопыренными пальцами перед лицом курсанта жестом, выражающим пустоту. — Остальное в тебе никого не интересует. Ни твоё мнение, ни твои чувства, ни твои интересы! Ни-че-го!!! Всё остальное — чушь собачья!.. Этим-то и отличается Гвардия от Элитного отряда! И как ты усвоишь это отличие, курсант, так и будешь служить дальше…

— А если я не хочу? — губы Джейка чуть дрогнули, а в глазах появился незнакомый полковнику огонёк упрямства и решительности. Непокорства даже! Таким курсант Тайлер никогда не был. Правильный, воспитанный мальчик, с выкидонами, конечно, — кто же без них?! — как и все мальчишки… Но это?!

— Я тебе уже раз десять объяснил, что тебя ждёт при отказе! При невыполнении задания! — Дарлинг почему-то даже не разозлился, хотя именно этого и ждал от него Джейк. — Я тебя понимаю лучше всех «спецов» из Отдела, потому что учил тебя с первого курса, Джейк. Тебе просто не повезло… Не в том, что ты морально выше других парней из Отряда или воспитание у тебя другое. Не в том дело! И меня в своё время корёжило при одной мысли о том, что мы выступаем в роли доносчиков. И другим ребятам тоже тяжело ко всему этому привыкнуть… Но у нас всегда было время, возможность медленно втянуться в этот процесс: что-то не рассказал, что-то скрыл или упустил по забывчивости, на что-то не обратил внимания, где-то что-то не заметил… Всякое бывало… Ведь и здесь главное — время и привычка!.. А тебе «повезло» в первый же раз нарваться на тех людей, чья судьба особенно волнует Императора и весь Отдел… И скрыть ты этого не сможешь, как ни старайся, — на столе Миссури уже лежит рапорт Каффиты…

Просто эта семья ДОЛЖНА БЫТЬ СОСЛАНА!!! И лишена всех прав! Это было решено ещё до тебя… А твой рапорт лишь возможность сделать это без лишнего шума и на законных основаниях… И эту перестановку сделают и без тебя — всё уже решено! Рано или поздно, но сделают… Единственный способ запретить этому Тилльштофу покинуть Ниобу — это обвинение в неблагонадёжности, а отсюда и запрет на всякий переезд без ведома Его Величества… Даже по территории сопредельных земель…

Твоё упрямство ничего не изменит… Лишь продлит процесс на несколько дней или… часов. Время здесь уже не так важно.

Просто, мой тебе совет, как от того, кто и сам служил в Отряде: спрячь подальше все свои чувства! Чем меньше эмоций, тем легче самому! Все эти «ах» и «ох»! Ты должен быть солдатом до мозга костей! Думать только о выполнении приказа!.. И тогда тебя уж точно оценят в Элитном отряде, и в Гвардии, и Император будет тобой доволен… Понятно?!

— Да, господин полковник!..

— Чем меньше ты человек перед лицом высшего по званию, тем лучше!.. Запомни этот совет, курсант! На всю жизнь!.. А теперь пойди и перепиши рапорт заново, так, как хочет видеть его полковник Миссури.

— Есть, сэр!

И Джейк написал и сдал этот проклятый рапорт в тот же день. И только через два месяца узнал, что семья Тилльштофов отдельным указом Его Величества выселена из столицы в самую дальнюю землю Империи, в Киркану. Весь концерн, все разработки и даже авторские права на изобретения были переданы в пользу государства.

Что-то неприятное и болезненное шевельнулось при этой новости в груди Джейка. Отчаяние или чувство вины? Он так и не разобрался в своих чувствах, подумал только: «Эмоции?!! К чёрту все эмоции! Они не для нас, не для гвардейцев!»

Вот только в памяти помимо воли часто, очень часто всплывал тот вечер и та девушка с зелёными газами, Урсула Тилльштоф и её слова: «Ведь мы же можем так больше и не встретиться никогда!..»

…Да, больше им точно никогда не встретиться!.. Да и смог бы Джейк при встрече посмотреть ей в глаза? Вряд ли!..

Сколько с той вечеринки времени прошло? Полгода — не больше! А Джейк понял и почувствовал на себе, хоть и не сразу: совет полковника Дарлинга во многом ему пригодился, но привыкать пришлось к новому взгляду на мир. Он только выполнял приказы, делал то, что делали все, не выказывая при этом совершенно никаких чувств, своего личного интереса. Так и вправду было проще и легче!

И сам не заметил, как превратился в автомат, почти полностью лишённый своих мыслей, своего соображения, своего мнения. Тогда только, после совещания на Фрейе, он впервые выказал хоть какую-то заинтересованность к происходящему, и даже Император об этом узнал, когда заговорил с ним, как с равным себе, а ведь никогда до этого — насколько Джейк помнил — Его Величество и словом не обмолвился ни с одним гвардейцем. Он воспринимал их, как продолжение своей тени, как нечто, само собой разумеющееся и обязательное для Его положения. Были же гвардейцы у Его отца, и у деда были! Они и у Императора Рихарда должны быть, раз так положено по традиции! А о чём они думают, чем живут — это разве так важно? Главное, чтобы работу свою выполняли чисто и аккуратно.

Кем был Джейк? Одним из них он и был! «Антураж!» — как отозвался на этот счёт лейтенант Барклиф. Они ведь и были антуражем, декорацией при Императоре! Красивые рослые мальчики с каменными лицами и пустыми глазами! Шик, блеск, красота! А по правде — показуха! Самая что ни на есть, настоящая показуха!

Почему же нужно было столкнуться с Барклифом, столько конфликтовать с ним для того, чтобы понять всю подноготную своей прежней жизни? Увидеть себя со стороны глазами этого лейтенанта! И кем увидеть? «Роботом-андроидом! Ходячим накопителем информации! Бесчувственной чуркой!» Как там он ещё о нас, гвардейцах, отзывался? И обо мне, в частности…

Как больно и тяжело было понимать всю правдивость этих слов, их состоятельность. И нелепость собственной жизни! Нелепость всего того, во что верил с детства, неотделимой частью чего сам хотел быть! Хотел быть — и стал!!! И во что превратился при этом? Ладно, там, в Гвардии, во Дворце, при Дворе, хорошо и легко быть человеком без чувств, но когда встретился с Мартой Маршалл здесь, на Гриффите, остался всё тем же, таким же холодным чурбаном! Таким, каким привык быть всегда! Вчера, сегодня, завтра!

А ведь любил её!.. Любил с детства! Письма писал ей даже чаще, чем матери! А при встрече хоть что-нибудь почувствовал? Хоть обиду или сожаление?!! Что там о ревности-то говорить?! Её и в помине не было…

«Ты всё потерял!» — это был суровый приговор, и вывод при мысли о прожитой жизни. Потерял! Да ведь ничего и не добился! Легче терять, когда ещё хоть что-то имеешь! А ты без своей Гвардии — ноль без палочки! Даже здесь, на Гриффите, это звание ничего не дало! Никак не пригодилось… Наоборот! Одни неприятности…

Джейк застонал сквозь стиснутые зубы, остановился, ничего перед собой не видя. Больно! Очень больно! Душа болит… Аж жить не хочется. Столько сил, столько лет, — и что же?! Всё попусту?! Как же тяжело понимать это именно сейчас, когда вокруг ни одного знакомого человека. Даже Криса рядом нет! Он бы, наверное, выслушал и всё понял. И поверил бы! Никто же в бригаде — даже он! — не знали про Гвардию, про то, что рядом с ними гвардеец! «Бывший гвардеец!» Чёртов Барклиф! Опять он…

— Эй, ты только в обморок не падай! — усмехнулся Кордуэлл, толкнув в спину рукой, возвращая в реальный мир. Джейк огляделся по сторонам, будто видел лес впервые, в замешательстве тряхнул головой, точно мысли пытался привести в порядок. «Всё! Хватит! Нужно жить одним днём! К чему эти нелепые терзания, когда ничего уже не изменишь?!..» Лиана с желтыми гигантскими цветами преграждала путь. И Джейк вдруг неожиданно разозлился на всю эту зелень, на всех этих птиц и бабочек, которым и дела до людей нет. Разозлился и сорвал эту лиану, оторвал и откинул в сторону. «К чёрту всю эту дрянь!» А тело вдруг заныло, словно почувствовало боль убитого растения. Джейк до этого раза не сломал ни одной ветки, и эта боль — неожиданная и совсем необъяснимая — удивила его и даже немного отвлекла от дурных мыслей.

А сзади уже сопел и фыркал Моретти, Алмаар тоже не отставал. Они давно шли вдвоём, о чём-то уже говорили, правда, редко, перекидываясь короткими фразами на ходу. Нужно идти! Догонять остальных, капитана и Кордуэлла! Джейк пошёл вперёд, даже шаг ускорил. Он хотел быть один, оторваться от замыкающих, но и Кордуэлла оставить впереди. Пусть идёт! И плевать на капитана с его приказом!

Они вышли на поляну уже в сумерках, когда идти дальше было уже нельзя, если, конечно, не хочешь сломать себе шею или запутаться в паутине невиданных растений. Именно здесь капитан и решил, видимо, сделать ночёвку. Он и Кордуэлл ждали остальных, когда Джейк вышел, они оба пили воду каждый из своей фляжки. Джейк привалился плечом к стволу дерева, закрыл глаза, отдыхая. Хотелось пить, но лень было шевелиться. Сейчас главное отдышаться. Он и устал-то больше от всех этих дурацких мыслей, беспокоивших его весь день, даже дорогу, вот, не запомнил. Как шёл?

— Где остальные? — хмуро спросил Дюпрейн. — Почему тянутся так долго?

Алмаар и Моретти, поддерживая друг друга, вывалились из полумрака, так же вдвоём повалились на землю, заворочались, отстёгивая фляжки; забулькала вода.

— С водой поэкономнее! — мрачно прикрикнул капитан. — До реки дойдём только завтра… И тянетесь почему так долго? Да ещё по двое и в обнимку?! Это что, прогулка по городу? Я сказал: расстояние между каждым — три метра! В пределах видимости! Это только первый день, а вы?!! Вы все пораспустились вконец! Никакой осторожности! Никакой дисциплины! Сионийцы нас тепленькими возьмут и сопротивления никто не окажет! Позор!

— Господин капитан, — позвал Алмаар. Дюпрейн повернулся в его сторону — вдруг извиниться попробует? — но тот спросил вдруг: — Курить можно?

— Нет!! — рявкнул Дюпрейн в ответ. «Что за тупоголовые дети?! Боже! Я им одно, а они — только и думают о еде и куреве! Какая, к чёрту, безопасность?! Какая осторожность с таким отношением к делу?»

Они обиженно засопели, замерли. Моретти даже пить перестал, так и замер с фляжкой у рта, лишь Тайлер, всё её стоявший у дерева, переступил с ноги на ногу, но беззвучно.

«Обиделись, значит! Обиделись!.. Детвора несчастная! — готов был закричать капитан, но он из своего личного опыта понимал: нельзя настраивать группу против себя. Они должны выполнять приказ, понимая его целесообразность, а не потому, что этого лично мне хочется. Осторожнее, друг! А то один из них этой же ночью тебе глотку попробует перерезать… Хотя нет! Среди них такой вряд ли найдётся. Поворчать, поныть, покричать… Пожалуйста! Но не более того! Ничего! Мне вас недолго терпеть… Справлюсь!»

— А почему, господин капитан? — опять Алмаар. Что за зловредный тип?! А ведь в личном деле про это ни слова не сказано, и лейтенант про него ничего вразумительного не сказал.

— Ни о каком отдыхе и речи быть не может, пока место для ночёвки не готово! — ответил Дюпрейн, тщательно подбирая каждое слово и стараясь не выказывать эмоций. Нет, он не рассердится больше! Не допустит возможности показать свою слабость, а им — позлорадствовать.

Капитан сам выбрал место, но не на поляне, а чуть в стороне, под высоким деревом. Ветки, оплетённые лианами, спускались почти до земли. Здесь была постоянная тень, потому и трава под деревом не росла, а земля оказалась сухой и рыхлой. Костра не разжигали: капитан запретил, только наломали гигантского папоротника, чтоб не спать на голой земле. Каждый приготовил себе место, и лишь после этого капитан дал разрешение на отдых и на ужин. Ужинали сухим пайком: небольшими питательными брикетами, похожими на прессованное печенье, но не хрустящее. Этот концентрат содержал все необходимые питательные вещества, и на нём можно было выдержать и не такой переход. Запивали какой-то белой и густой, похожей на сливки смесью из небольших пластиковых бутылочек. Тоже что-то питательное из новых изобретений, недавних, Джейк это видел впервые, да и остальные ребята — тоже.

После ужина все дружно закурили, защёлкали зажигалками. Сигаретный дым отпугивал комаров, и Джейк, сам не любивший дыма, даже немного обрадовался этому. Хоть посидеть спокойно!

— Тайлер, почему ты не куришь? На ходу всё выдул? — капитан, сам некурящий человек, повернулся к Джейку с неожиданным вопросом.

— Я? — Джейк даже растерялся немного, вздрогнул, словно очнулся от своих мыслей. — Я не курю, господин капитан!

Теперь уже они все четверо посмотрели на него. Кто с удивлением, кто с презрением. Дюпрейн же почувствовал в его лице своего сторонника. Получается, из пяти человек их двое некурящих. Это уже неплохо! Он даже симпатию к этому молчаливому парню почувствовал, но при том хорошо помнил слова лейтенанта Барклифа: «Бунтарь! Порядочная сволочь!» Хотя никак Тайлер не показал себя пока, чтобы подтвердить слова лейтенанта, но всё равно, лучше быть осторожнее. И главное — не сближаться с ними! Никаких бесед на личные темы, никаких личных разговоров. Ничего! Им умирать на руднике! А мне — жить! Чтобы меньше жалеть о них, пусть уж лучше тогда злятся на меня и обижаются. Тогда я и сам легче переживу выполнение этого задания…

Сумерки сгустились внезапно. Здесь, под деревом, вообще ничего не было видно, хоть глаза выколи. Гриффит не имел естественных спутников, поэтому ночи здесь были глухими и тёмными. Чёрными!

Птиц поубавилось, замолчали почти все, зато появились ночные, хищные. Такие летали беззвучно, их и не увидишь — очень уж осторожные. На нечто подобное натолкнулся Моретти, когда отошёл в кусты перед сном. Вспугнул своим появлением и напугался сам не меньше. Вернулся с белым лицом и с дрожью в голосе произнёс, повалившись на своё место:

— Знаете, я видел сейчас что-то жуткое. Вот такие глаза! — Марио сомкнул большой и указательный пальцы на обеих руках, показывая размеры глаз. — И светятся!.. Зелёные!.. Фу, как жутко! Ну и дрянь же!..

— Тебе повезло, что этот невиданный монстр питается дичью помельче тебя, дружище! — засмеялся Алмаар, похлопав Моретти по плечу.

— Это, наверно, чернозобый филин! — отозвался Кордуэлл, почти не различимый в темноте, лишь огонёчек сигареты тлел, последней сигареты перед сном. — Они очень крупные…

Дюпрейн, опять занятый картой, только коротко глянул в сторону своих солдат. Неяркий, зелёный свет от экрана немного высвечивал его лицо, подбородок и шею, остальное терялось в черноте. Джейк, уже закутавшийся в одеяло, полулежал, подложив под голову рюкзак, и смотрел на остальных. Со своего места он мог видеть каждого, даже не поворачивая головы. По левую руку — капитан, за ним, чуть впереди, — Кордуэлл, по правую — Алмаар и Моретти. Эти двое за день успели познакомиться поближе. Общаются легко, даже подшучивают друг над другом и над Кордуэллом иногда. Сам Джейк держался как-то в стороне, и они все чувствовали это отчуждение и без надобности старались не трогать. Лишь Алмаар, этот Янис Алмаар, иногда всё же пытался поддеть остреньким словом и смотрел при этом как-то странно, с усмешкой, словно было ему известно о Джейке больше, чем всем остальным, и это давало ему какую-то силу или даже власть. Интересный человек! Сейчас Джейк почему-то думал об этом Янисе, именно сейчас, перед сном, когда прежние мысли так набили оскомину, что и желание жить пропало…

Почему их судьба свела? Свела раз в городе, в первый же день! Точнее, в первую ночь… Как сильно эта встреча повлияла на жизнь Джейка, а ведь он смог вспомнить этого Алмаара только в воронке, во время обстрела. Вспомнить и пожелать его смерти! Чуть прикладом ведь не убил!.. А потом ещё и в карцере вместе оказались, хотя садят по-одному обычно… Совпадение, достойное того, чтоб его в справочник курьёзных случаев внесли, потому что дальше уж совсем необъяснимые вещи начались. В команду из четырёх человек для задания они оба попали. И это из всей части отбор шёл! И почему именно этот Алмаар натолкнулся на тебя тогда, после той драки? И залез к тебе в одну воронку? Почему мы как одной ниткой связаны? Зачем нас Провидение сводит? С какой целью?

— Мы не уложились сегодня в мой план, — отвлёк от странных вопросов капитан. — На пять с лишним километров не уложились… Очень плохой результат… Я ждал от вас большего. — Дюпрейн посмотрел на каждого из них, конечно, он не мог видеть в темноте их лица, а они — его, но и недовольный голос капитана бы куда как красноречив. — Мы должны были сегодня к ночи выйти в баитовые заросли, а мы до сих пор ещё здесь.

— А это, что, что-то меняет? — Алмаар и здесь был первым и не побоялся даже возразить капитану. — Ничего же с тем рудником не случится, если мы придём на несколько часов позже запланированного!

— Случится! Ещё как случится! — возмутившись, Дюпрейн аж привстал, и карта, уже сложенная и лежащая на коленях, упала на землю. Это отвлекло капитана. Он чертыхнулся, принялся искать пропажу, зашарил по своему месту, зашелестел увядшим папоротником. Но в полной темноте мог ориентироваться лишь наощупь. — Чёрт возьми! Куда она делась?!

Они уже все подползли на подмогу, принялись копаться, забыв о чуть не вспыхнувшей ссоре. Джейк присоединился последним, нашёл карту сразу. Это всё благодаря глазам с гриффитскими зрачками! Вот они где пригодились: в лесу, в темноте! Хоть за это гриффитам спасибо!

— Ну, слава Богу! — Дюпрейн обрадовался, спрятал карту в кармашек на груди и опустился на свою лежанку. Его ребята вернулись к себе, заворочались каждый на своём месте.

Джейк опять укрылся, даже глаза закрыл, но капитан заговорил снова:

— Подъём будет рано, в полпятого! Будем нагонять график, — кто-то из ребят вздохнул, не скрывая своих чувств, на что Дюпрейн добавил: — Дежурить сегодня будем по очереди. Через каждые три часа. Алмаар — первым!

— Дежурить?! Я?! — Янис вскинулся. — Почему сразу я?! Я тоже спать хочу!..

— Мои приказы, рядовой Алмаар, не обсуждаются! Я здесь главный! И как я скажу, так и будет! Всё! Остальные — отбой!

Чтоб не разговаривал слишком много, подумал Джейк с некоторым злорадством.

— А кто после меня следующим, господин капитан? — Алмаар сидел уже на своей лежанке с автоматом в руках. «Что-то быстро смирился и не протестует больше, — Джейк видел его достаточно хорошо в такой темноте, даже лицо. — Задумал что-то, гад! Непохоже на него это покорство…»

— Следующим? Кордуэлл будет следующим! — Дюпрейн тоже лёг.

Через минуту уже все спали, уставшие за день, Алмаар только сидел всё в той же позе, бессмысленно глядя в темноту прямо перед собой, и иногда моргал, прогоняя сон да вслушиваясь в ночь…

Джейк проснулся внезапно, как от удара! Но это просто Моретти зашевелился во сне. Проклятая чуткость! Не просыпаться же на каждый шорох?! Интересно, сколько времени прошло? По старой привычке глянул на руку, но потом вспомнил, прошептал сквозь зубы:

— Проклятье!

Ведь нету же часов! У Алмаара они сейчас! А эта чёртова привычка осталась! Хотя больше месяца прошло, а нет-нет, да и глянешь на часы, вернее, на пустое запястье.

Да, кстати, а как там наш дежурный? Если до сих пор этот Янис, значит, три часа её не прошло.

Но дежурного не было! Ни Яниса, ни Кордуэлла! Джейк приподнялся, сел, ещё раз огляделся. Никого! Потом прислушался. Птица какая-то встревоженно кричала. С тревогой, со страхом!.. Дневная птица! Такую Джейк вчера днём слышал. Всполошил её кто-то, разбудил…

«Да ведь он же смылся! Сбежал, сволочь!»

Джейк вскочил одним прыжком, рванул на птичий крик, даже автомат не взял. Бежал быстро, как по следу зверя, ни одна веточка под каблуком не хрустнула. И натолкнулся на Алмаара почти сразу, и десяти метров этот беглец не ушёл. Стоял под деревом, крутил головой, пытался дорогу вспомнить или направление пути разглядеть. Джейк схватил Яниса за плечи, рывком повернул к себе и первым заговорил:

— Ты, что, спятил?! Ты же далеко ночью всё равно не уйдёшь! Заблудишься только! Ночью в таком лесу…

— Отстань! Катись к чёрту! — он дёрнул плечами, попытался стряхнуть руки Джейка, упрямо и зло сверкнул глазами. — Не хочу я в эту армию! И даром она мне не нужна! И капитан этот упёртый!.. И ты!.. Зачем припёрся? Какое тебе дело? Иди и спи! Уходи! Уходи, я сказал!..

Дёрнулся сильнее, оттолкнул Джейка от себя, предупреждающе дёрнул затвор автомата, но водил дулом туда-сюда и глазами шарил. Темень страшная — в шаге ничего от себя не видно!

— Только шевельнись — и я тебя прикончу! На звук! На голос!

— Ты — идиот, Алмаар! — голос Джейка даже не дрогнул. — Капитан тебя всё равно так просто не отпустит… Хватится, даже если и утром, ночью ведь ты далеко не уйдёшь… Пристрелит он тебя! И будет прав! Ты же дурак, Янис!

— Какое твоё дело, гвардеец? Я сам себе хозяин! Куда хочу, туда иду! Что хочу, то и делаю!

— Ну и чёрт с тобой! — Джейк, отвернулся, сделав шаг или два, но Алмаар не выстрелил. — И вправду: какое мне дело?

Шёл он так же тихо, даже листья на пути не шелестели, и Янис вдруг ощутил страх оттого, что его бросили, оставили одного: «Ведь он меня одного оставил! Ушёл, сволочь! Ушёл!..

Ну и подумаешь!! Плевал я на вас всех!..»

…Ровный гул накатился с запада. Неожиданный звук, неожиданный для всего этого мира, малознакомого с человеком, с его проблемами, с его жизнью. И уж тем более с войной!.. Всё замерло, притихло под напором сильной, всё поглощающей волны. Даже ветер затих — ни один листик на деревьях не шелестел! И птицы затаились, хоть бы одна крикнула! Всё поглотил этот ровный размеренный гул, от которого веяло тревогой, опасностью, смертью, и чувствовали это не только люди, но и весь окружающий мир, мир животных и растений.

Самолёты! Опять сионийские самолёты!

Тяжёлые бомбардировщики класса «Виткуас»!

Джейк бросился вперёд, к поляне, где деревья росли не так густо, и где можно было увидеть небо. Выскочил на открытое место как раз вовремя. Самолёты пролетали над лесом низко, шли под прикрытием деревьев, затрудняя для ПВО возможность обнаружения. Хотя было ли оно, это ПВО, для защиты Чайна-Фло, Джейк не слышал.

Чёрная громадная тень закрыла собой звёзды, заслонила чернильное небо. У бомбардировщиков сигнальные огни не светились, но по звуку моторов и по силуэтам Джейк видел: не ошибся! Это «Виткуасы»! Опасная штука… Не дай Бог попасть под их бомбёжку. «Хорошо, что мама уже на Ниобе…» — он подумал о матери впервые за несколько дней, и это даже немного удивило его, ведь раньше дня не проходило, чтоб в голове не возникали одни и те же вопросы: как мама? Как она там одна? Вернулся ли уже отец из рейса?..

— Вот ведь сволочи! — с ненавистью прошептал Янис Алмаар. Он подошёл совсем незаметно и стоял теперь, тоже провожая самолёты глазами. — Город бомбить… Ночью… — в этих его словах чувствовалось сожаление, и как бы он ни выражался про Чайна-Фло, этот город оставался его родиной, его родным городом, который сейчас летят бомбить вражеские самолёты.

— И без прикрытия даже, без сопровождения! — отозвался Джейк. Он и виду не подал, ничем не напомнил о том, что привело его ночью в лес. Вернулся — и молодец! Главное, что сам это понял…

— Обнаглели! — громко сказал Дюпрейн. Он и другие ребята — все на ногах — стояли на другой стороне поляны. Бомбардировщики и их разбудили, подняли на ноги среди ночи. Эх, не получится теперь вернуться незаметно! Попробуй объясни капитану, что в лесу ночью делали?! Почему дежурный с поста ушёл? И вообще…

Гул моторов, догоняя самолёты, укатился следом на восток, к городу. Они же остались здесь, в лесу, далеко от своих, от ниобиан. Там, в городе, сейчас начнётся смертельный кошмар, ад и ужас, от которого никому не будет спасения. А они — здесь! И не поможешь ничем, и не предупредишь…

К месту ночёвки все вернулись молча. Опять закурили.

— Сволочи! — первым нарушил молчание Моретти.

— Должна сработать система оповещения, — сказал Дюпрейн, помолчав немного. Казалось, он хотел успокоить их всех, придать сил, вернуть надежду, но голос его дрогнул, и эта слабость разозлила его самого. — Затянули с подготовкой! — с раздражением продолжил капитан. — Сильно затянули! ПВО как такового нет совсем… Своей авиации тоже — нет! И армия — одна пехота! И те — сопляки несчастные! — Ясно было, кого он имеет в виду, но никто не обиделся. Не до обид сейчас, когда убивают своих, совсем беспомощных, сонных, а ты знаешь об этом и ничего не можешь сделать. Смотришь только, присушиваешься и гадаешь: кого на этот раз?

— Затеяли войну, а сами даже серьёзно подойти к ней не могут, не умеют и не хотят! И на что понадеялись? На сионийскую осторожность? Запугать их? А чем? Солдатами необученными? Спокойствием своим?

Капитан замолчал, устало потёр ладонями лицо. Он задавался этими вопросами с первого дня приезда на Гриффит. Ведь там, на Ниобе, по планам, по отчётам и сообщениям всё шло полным ходом, и к обороне готовились, хоть и нападать собирались первыми при первом же неосторожном движении со стороны Сионы. А на деле что? Специалистов — ерунда! Военной техники тоже почти нет! Мобилизация ведётся медленно и из молодёжи непутёвой… На что надеялись?!!

Бургомистр за галстук себя рвал с криком: «Не будет войны! Не будет! Стопроцентную гарантию даю! Не сунутся они! Побоятся! Знают же, что мы им всю спесь собьём одним ударом…» Не сунулись! — усмехнулся своим же мыслям Дюпрейн. — Первыми войну объявили и нагло, среди бела дня, разбомбили блок-пост при въезде в город. Солдат обстреляли тоже. И сейчас вот, Чайна-Фло…

— А у нас в тот день в нашей бригаде троих… — со вздохом произнёс Кордуэлл, отбросил окурок в сторону. Огонёк в темноте описал короткую дугу, — Джейк в последний момент успел убрать ногу — и окурок разбился сияющими брызгами как раз в том месте, где только что стоял его ботинок. — И раненых до чёрта!..

— Ладно! Всё! — снова заговорил капитан. — У нас своя задача! Спать нам осталось чуть больше четырёх часов… Поэтому — по местам! Кордуэлл — дежурным! Толкнёшь меня через два часа, если сам не проснусь!..

Они все улеглись в полном молчании. А Джейк, прислушиваясь к звукам ночи, подумал отвлечённо: «Хорошо, что капитан ни о чём не спросил… Забыл, наверное, или внимания не обратил…»

Он быстро заснул, провалившись в беспокойный сон, сказалась усталость за день и пережитые нервные переживания, отнявшие столько сил. Подъём обещал быть ранним, а следующий день — не менее напряжённым.