Возрожденный молнией

Глава 6. Новое испытание

— Серёжа, вы совсем меня не слушаете, — голос Норы, звучавший с лёгким упрёком, вырвал меня из глубокой задумчивости.

Вздрогнув, я огляделся. По реке шёл небольшой белый двухпалубный теплоход, откуда доносилась ритмичная музыка. Пестро одетая публика вовсю веселилась на верхней палубе. "Сладкой" парочки уже не было за столиком. Черт! Мне все это привиделось?! Милана, драка с Серебрянниковым и выстрелы? Может быть, они вообще сюда не приходили? Что со мной творится? Похоже, медленно, но верно я схожу с ума. Я вытащил сигареты из кармана и достал зажигалку.

— Не курите, пожалуйста, — попросила Нора.

— Что простите? — я в изумлении взглянул на неё, не веря своим ушам.

— Я попросила вас не курить. Во-первых, это вредно. Это я вам, как врач говорю. Впрочем, вы и сами это знаете. А, во-вторых, у меня аллергия на табачный дым.

— Нора! — я положил пачку и зажигалку перед собой, и наклонился к ней. — Вы только что сами курили. У вас в сумочке плоская коробка сигарет с мятным вкусом.

Мило улыбнувшись, она взяла сумочку и высыпала все содержимое передо мной: маленькое портмоне, губная помада, круглая золотистая пудреница, изящная записная книжечка в кожаном переплёте, серебристый телефон.

— Почему вам в голову пришла такая странная идея? Вы очень устало выглядите, Серёжа. Уход за тётей отнимает много сил?

— Да. Особенно по ночам, — соврал я. — Совсем не высыпаюсь. У тёти возникают приступы. Приходится вызывать скорую.

Или Нора успела выбросить эту пачку сигарет, или её действительно не было, и мне всё привиделось. Я чувствовал себя, как полный идиот.

— Вам надо больше отдыхать и бывать на свежем воздухе, — участливо проговорила Нора. — А вы все время сидите в своей комнате. Да, вы ведь хотели узнать, что это за препарат, который дают детям? Не так ли? Я вам начала рассказывать, но вы почему-то отключились, ушли в себя. Я повторю: это транквилизатор для улучшения кровообращения сосудов мозга, усиления концентрации внимания, уменьшение нервозности.

— Ничего себе, уменьшение нервозности, — хмыкнул я. — Что-то я не заметил, чтобы это подействовало на Сапрыкина и Харитонова. Колька собой не владел, когда я пытался их разнять. Так мощно вмазал мне, что взрослый мужик не сможет. Ну, про Сапрыкина я вообще молчу. Или им не дают этот препарат?

— Я не совсем понимаю, о чем вы говорите, — в голосе Норы зазвучало искреннее удивление. — Вы что стали свидетелем потасовки между Харитоновым и Сапрыкиным?

— Нора! Харитонов и Сапрыкин дрались. Я пытался их разнять. Колька ударил меня по лицу, а Сапрыкин — ножом! — Я старался сдерживаться и не впасть в бешенство, хотя ярость все сильнее заполняло душу, выплёскиваясь, шипя, как вскипевшее молоко из кастрюльки на плиту. — Вы мне делали перевязку и безумно испугались, когда я сказал вам о том, что меня ранил Сапрыкин. Притащили сюда, предупредили, чтобы я не вмешивался…

— Вы себя нормально чувствуете? — округлившиеся глаза Норы свидетельствовали о том, что она не понимает, о чём я толкую, или умеет великолепно играть. — Вы сами пригласили меня сюда. И вовсе не потому, что Сапрыкин вас ударил. Куда он вас ударил?

— В руку — я машинально схватился за плечо, с удивлением обнаружив, что бинт, которым Нора делала мне перевязку, исчез. Я был в рубашке с коротким рукавом, на плече не осталось ни следа пореза от ножа.

Если кто-то пытался свести меня с ума, ему это почти удалось. Тяжело вздохнув, я взял нож и вилку. Мелко нарезав, положил кусочек в рот, начал жевать, совершенно не ощущая вкуса.

Завибрировал, заливаясь нежным перезвоном мобильник Норы. Разговор был кратким и уместился в одну фразу.

— Директриса звонила? — уточнил я. — Что случилось?

— Приехали усыновители. За Ваней Кашиным. Она хочет, чтобы вы тоже присутствовали.

— Я?! Для чего? Я всего неделю здесь работаю, — совершенно искренне изумился я, не понимая, зачем директрисе понадобился учитель физкультуры.

— Дети к вам привязались, — объяснила Нора. — Да. Инесса Владимировна просила, чтобы вы надели костюм.

Мало того, что мне придётся присутствовать на грустном представлении выдачи малыша, так ещё и в деловом костюме, который я ненавижу. Заметив официанта, я достал бумажник, и замер от пронзившей мысли. Нора заметила мою нерешительность. Пленительно улыбнувшись, она поправила лёгким движением причёску и проворковала:

— Я заплачу за себя, Серёжа.

Этим простым, элегантным ответом она смогла разрешить для меня главную проблему, а платил ли я вообще за обед. На свою память я уже не ориентировался. Я подозвал официанта и попросил счёт.

— Вам счёт раздельно или вместе? — поинтересовался он, при взгляде на мою спутницу в глазах сквозила неприкрытая зависть.

— Вместе, — коротко ответил я, улыбнувшись в ответ Норе.

Мы вернулись в приют на моем "мустанге". Припарковав машину на стоянке для персонала, я заметил шикарный золотистый седан Лексус 600L, на котором приехали почётные гости. Это уже было их второе посещение за эту неделю. Первый раз супружеская пара выбирала ребёнка. Я ушёл в свою комнату, принять душ и переодеться. Стоя под прохладными струйками воды, вспоминал разговор с Норой и свои галлюцинации. Если она сумела так мастерски ввести меня в транс, чтобы вытащить информацию о том, зачем я проник в приют, то узнала немного. И все это полностью соответствовало моей шпионской "легенде". Я не выдал Катю, ни слова не сказав о разговоре с ней в кафе.

Надев костюм, я взглянул в зеркало. Отражение напомнило о словах Норы, что у меня взгляд человека, изголодавшегося по женскому телу. Я веду себя просто по-идиотски. Здесь, совсем рядом моя красавица-жена, я могу встретиться с ней в любой момент и заняться любовью в своё удовольствие. Вместо этого я позволяю этому ублюдку Серебрянникову трахать её, заставляя себя мучиться от ревности и неудовлетворённого желания, которое ясно читается на моей физиономии. Впрочем, Нора, думаю, тоже не прочь переспать со мной. Она замужем, но её муж-дипломат мотается по заграницам, дома появляется редко, неразумно оставляя прелестную супружницу в одиночестве, которым может воспользоваться любая симпатичная особь мужского пола.

В кабинете директрисы, куда я всегда заходил с содроганием, кроме хозяйки присутствовала Нора и супружеская пара, британцы. Высокий седовласый мужчина с чертами лица, словно вырезанными из камня и его жена, эффектная шатенка, значительно моложе его, пытавшаяся затянуть свои прелести в брючный костюм цвета электрик, что ей плохо удалось. При подобном сильном несоответствии в возрасте и социальном статусе, становилось ясно, почему собственного ребёнка эта пара завести не в состоянии. Но зачем им понадобился малыш именно из России, я понять не мог.

— Сергей Александрович Казаков, инструктор по физической культуре, — представила меня директриса. По-английски это звучало экзотически и более солидно: "Head of Physical Education". — Мистер и миссис Уинтер, — добавила она. — Если у вас есть вопросы по поводу воспитания мальчика, наши служащие с удовольствием на них ответят. Полный антропометрический и психоэмоциональный отчёт по его состоянию вы получили.

— Мы ознакомились, — через паузу, произнёс Уинтер с сильным акцентом, но по-русски. — Мы не иметь вопросы. Вы предоставить полный… инфомейшен. Мы хотеть увезти ребёнка сейчас.

— Сергей Александрович, приведите Ваню, — произнесла директриса таким не свойственным ей, дружелюбным тоном, словно мы были хорошими приятелями.

К моему глубокому сожалению, это неприятное действо — передачу малыша усыновителям, она предоставила мне. Я вышел из кабинета и направился в комнату Вани. На аккуратно застеленной сине-красным пледом кровати лежал детский рюкзачок в виде лилового с розовыми ушами и раскосыми глазами зайца, рядом стоял пузатый ребристый чемоданчик на колёсиках. Игрушки, книжки, разные забавные мелочи, которые обычно собираю мальчишки, из ящиков исчезли. Но комната была пуста.

Сбежав молниеносно по лестнице, я зашёл в комнату охранников. Вернее, это место скорее походило на зал с панелью управления небольшим ракетным комплексом "Земля-воздух". Просторное помещение метров десять на десять, без окон, с выкрашенными в серо-стальной цвет стенами, массивной изгибавшейся полукругом приборной панелью с рычажками и кнопками, и мозаикой из трёх десятков мониторов, занимавших почти всю стену.

В кожаном вращающемся кресле вальяжно развалился долговязый верзила в чёрной форме, расстёгнутой на груди. Вытянутое тощее лицо с сильно выпирающими скулами и костлявым подбородком выражало адскую скуку. Когда я вошёл, он приоткрыл глаза, бросив на меня ленивый, но скорее заинтересованный, чем недовольный взгляд.

— Ну чего, Сергей Александрович, трахнул ты нашу Нору свет Борисовну? — спросил он.

— Нет, пока, — ответил я, просматривая экраны, пытаясь найти Ваню. — А тебе-то, Тимофей, что за дела?

— Жаль, — зевнул он, почёсывая себе грудь с редкой сизой порослью. — А я на тебя сто баксов поставил. Чего ж ты так? Не врёшь?

— Ты бы лучше за детьми приглядывал, — буркнул я недовольно. — А то одна девочка повесилась, другая в бассейне утонула, парень с крыши спрыгнул.

— А ты почем знаешь? — в его голосе звучала не подозрительность, а скорее ирония.

— Дети рассказали.

— Не могли они тебе этого рассказать, — он зевнул ещё шире, достав из штанов пачку, затянулся отвратительно воняющими папиросами.

— Это ещё почему? Они мне все рассказывают. Доверяют.

— Да, это точно. Дети тебя любят. Мож ты педофил какой?

— Тимоша, за такие слова я ведь могу и в е…ло оформить, — без угрозы, но сухо предупредил я.

— Можешь, можешь. Сергей Александрович. Мы это видели, — он коротко гоготнул. — Здорово ты этому отморозку Сапрыкину в рожу заехал. Мы думали, что он тебя прирежет, — он почесал себе ширинку. — Где научился так?

Эти ублюдки видели, как я разнимал Сапрыкина и Харитонова, и даже не пришли на помощь! Мерзавцы. Стоп. Если они видели, значит, драка была в реальности. Кто же все-таки пытается свести меня с ума?

— В армии. Так почему дети мне не могли рассказать-то?

— Да потому что, Сергей Александрович. Они помнят только то, что им надоть помнить. А то, чего им не дадено помнить, они не помнят, — объяснил он с явным удовольствием, словно маленькому ребёнку. — А тебе, вишь, не доверяют до конца, раз не знаешь, — он ощерился в широкой ухмылке, демонстрируя крупные, неровные зубы. Мож тебе наша Нора Борисовна после бурной ночки рассказала про детишек-то убиенных? А?

— Я ж сказал тебе, что не спал с ней, — раздражённо отрезал я. — Что ты привязался?

— Не спал, не спал. Так, вздремнул. Чего боишься сказать-то? Думаешь, её муженёк тебе яйца отрежет? Это он может, конечно, — с садистским наслаждением добавил он. — Но мы тебя все равно не спалим, — он с хрустом потянулся. — А то, жаль у тебя такой "инструмент" пропадает.

Мой изумлённый взгляд вызвал в нём буйный гогот, от которого, кажется, заходили ходуном стены унылого помещения.

— А ты не знаешь и этого, олух царя небесного! — воскликнул он с такой издёвкой, что захотелось врезать ему от души. — У нас камеры-то везде стоят таперича. И в сортире, и в ванной. Понял? У нас тут мож сказать "Дом-2" круглые сутки. И ящик включать не надоть. И мы все записываем. И как ты себе яйца чешешь тоже.

То, что они наблюдали меня в голом виде, меня не зацепило. Но, если видели, как повесилась подружка Кати, то почему же не спасли? Или просто поленились? Может быть, просто дрыхли, как обычно. Уроды. Мне осточертел этот бесполезный разговор, который охранник вёл лишь, потому, что ему было дико скучно и одиноко в этом здоровенном гулком зале.

— Тимофей, где может быть Ваня Кашин сейчас? — я решил прервать глупейшую беседу, на которую потратил столько времени. — За ним усыновители приехали, а я найти его не могу.

Охранник бросил на меня кислый взгляд из-под полуприкрытых век, протянув руку, щёлкнул рычажком, переключив один из экранов.

— В мансарде он, в башне. Он там все время сидит. Неужто до сих пор не знаешь? — скривившись, ответил он, явно недовольный тем, что не смог меня расколоть, сумел я воспользоваться одиночеством симпатичной бабёнки, которая для него, сермяжного мужика, была явно недостижимым идеалом, или нет.

На спортивной площадке играли в футбол ребята. Один из них, бросив игру, подлетел ко мне с воплем:

— Сергей Александрович! Сыграйте с нами! А то, мы продуваем!

— Не могу, Миша. Занят сейчас. Освобожусь, и мы обязательно отыграемся.

На лице парня отразилось сильное разочарование. Я ловил себя на мысли, что дети действительно быстро привязались ко мне. Возможно, в этом нет моих заслуг. Это лишь следствие того печального обстоятельства, что в подобных учреждениях, школах, детсадах или приютах слишком мало мужчин. Кроме меня, охранников, сторожей и древнего старика, инструктора по трудовому воспитанию, все остальные работники были женщинами: воспитатели, педагоги, медсестры, администрация. А детям, особенно мальчишкам, нужен мужской пример, отец, или старший брат, на которого им хочется равняться, с кем они могут поделиться затаёнными желаниями, планами на будущее, мечтами. Я играл с ними в футбол, учил их плавать, выслушивал их рассказы, порой сопливые и трогательные, не предназначенные для женских ушей.

Покинув "зал управления" я направился быстрым шагом к мансарде, которая находилась в квадратной башне с флагштоком. Именно там повесилась Лиля, подружка Кати. Хотя я видел на видеомониторе, что Ваня, который сейчас находился там, жив и здоров, все равно не мог унять беспокойство, заполнившее душу промозглым туманом. Почему это место оставили открытым для детей, я не мог понять. Я обошёл по периметру здание и оказался у заднего входа в особняк. Вверх вели деревянные ступеньки, которые заканчивались узким лазом. Открыв люк, я вылез, в нос ударил запах пыли и старого рассохшегося дерева. Машинально взглянув вверх, где сходились стропила, которые поддерживали потолок из грязно-жёлтого кирпича. И словно неприятный ледяной ветер пронизал меня, заставив поёжиться, когда я представил, как здесь висел, покачиваясь, труп девочки в ночной рубашке.

Ваня, худенький мальчик с вихрами цвета тёмной меди, круглой мордашкой, особенно густо усыпанной веснушками около курносого носика, стоял у окна, прижимая к себе пушистого белого кролика, игрушку для кукольного театра, которую можно надевать на руку, как перчатку. Он никогда не расставался с ней, воспринимал, как единственного друга, с которым мог общаться на равных. Нет, Ваня не был аутистом, вполне обычный ребёнок, лишь немного замкнутый и застенчивый.

Он резко обернулся, когда я поставил ногу на издавший жалобный скрип пол из плохо пригнанных между собой досок с облезшей кое-где краской. Подошёл ближе, присев на корточки перед ним, чтобы наши глаза встретились.

— Ваня, за тобой приехали, — тихо, но внятно проговорил я. — Твои новые родители. Они тебя ждут.

— Я не хочу ехать, Сергей Алексаныч, — очень медленно, растягивая каждое слово, ответил он.

— Почему? Ты же хотел, чтобы у тебя появились родители, дом.

— Не хочу… к ним.

Мне показалось, в его голосе послышались слезы. Я понимал, малышу грустно покидать место, где он провёл большую часть своей жизни, но, казалось, проблема состоит вовсе не в этом. Я попытался его обнять, успокоить, он вдруг прижался ко мне и прошептал:

— Я боюсь, они меня на органы… разберут.

Эта фраза в устах десятилетнего ребёнка звучала так дико, что я отстранил его, взглянул прямо в его не по-детски серьёзные глаза, чтобы оценить, насколько реально он осознавал то, что говорил.

— Ванечка, ну что ты за глупости говоришь?! Ты будешь писать мне, а я прослежу, чтобы тебе было хорошо. Обещаю.

— А если я перестану писать? — сдавленно, почти одними губами, пробормотал он.

Только я открыл рот, чтобы ответить и осёкся. Действительно, что я смогу сделать, если с мальчиком что-то случиться? Брошусь в комиссию по международному усыновлению, чтобы проверить? Поеду в Англию, чтобы узнать, как обращаются с русским ребёнком? Передёрнулся от мысли, представив адвоката Астахова, который занимался усыновлением иностранцами наших детей. Этот лощёный сноб мне никогда не нравился, с тех пор, как он вёл юридическую передачу на телевидении.

— Хорошо, Ваня, давай сделаем так. Если ты точно решил не ехать, я сейчас вернусь к Инессе Владимировне, и скажу, что тебя не нашёл. Эти люди уедут, или найдут другого мальчика.

Он совсем не обрадовался моим словам, обвил меня за шею, прижался и горячо прошептал в ухо:

— Вас накажут за это?

— Это не имеет значения, Ваня! — в сердцах бросил я, совершенно не хотелось спекулировать честностью мальчика.

Он тяжело, с всхлипом задышал всей грудью, как будто хотел заплакать, но потом успокоился. Выпрямившись, как взрослый человек, принявший серьёзное решение, протянул мне ручку и твердо проговорил:

— Хорошо, я поеду с ними.

Мы спустились во двор. Ваня держал меня за руку, но шёл с гордо поднятой головой. Мы зашли в его комнату, прихватив вещи. Он сам надел рюкзачок со смешным зайцем, а я взял чемодан. Я ожидал, что мальчуган расплачется, но он был на удивление спокоен.

Перед дверью в директорский кабинет, Ваня замер и спустя пару минут сунул мне в руки кролика. Я непонимающе повертел игрушку в руках.

— Возьмите, мне он не понадобится, — объяснил Ваня.

— Ваня, это же твой друг. Ты не можешь его просто так бросить здесь, — сказал я, присаживаясь рядом. — Твои новые родители наверняка примут его, как и тебя. Возьми и никому не отдавай.

Когда распахнув дверь, я увидел четыре пары глаз, устремлённых на нас, меня бросило в жар. Почему директриса послала меня за Ваней, а не психолога Нору? Директриса испытывала меня? И почему они не дали мальчику препарат, который позволяет взять под контроль сознание? Чёрт! Я с досадой вспомнил, что не позвонил Шурке Бутурлину, узнать, что он узнал такого об этой отраве.

Мистер Уинтер даже не пошевельнулся, лишь бросил на мальчика взгляд, способный заморозить насмерть. Но его жена вдруг суетливо вытащила из объёмистой хозяйственной сумки, которая стояла с ней рядом, пару коробочек и бросилась перед Ваней на колени.

— Смотри, Ванечка, что мы тебе купили! — горячо воскликнула она на чистом русском языке с чуть заметным южным выговором. — Вот ещё! — добавила она, лихорадочно доставая из коробки плоский планшет и Sony PSP.

Волосы выбились из модной укладки, разметались по лицу, она, совершенно не заботясь о том, как выглядит, небрежным движением смахнула их.

Наверняка, супруга чопорного британца сама из России, поэтому уговорила мужа взять именно русского ребёнка. Сумела выскочить за богатого старика, но счастья не приобрела. Русский малыш — единственная тоненькая ниточка, связующая с бывшей родиной. У меня отлегло от сердца.

— Мистер и миссис Уинтер, вы удовлетворены? — отчеканила директриса, явно довольная тем, что все прошло так гладко. — Если возникнут какие-то проблемы, мы к вашим услугам.

Британец кивнул, в блекло-голубых глазах промелькнуло нечто похожее на досаду. Казалось, он сожалел, что потерял внимание жены, которая отныне сосредоточит всю свою любовь только на мальчике. Я решил проводить Ваню и его новых родителей, и когда они садились в роскошную машину, задержал женщину.

— Миссис Уинтер, прошу вас, не выбрасывать кролика, игрушку Вани. Он её очень любит.

По-детски открытая искренняя улыбка осветила внутренним светом лицо потерявшей весь внешний лоск светской львицы.

— Конечно, конечно. Спасибо вам, — проговорила она.

Они сели в машину, я помахал Ване рукой. Когда они уехали, я отошёл в сторону, прислонившись спиной к раскидистому платану, набрав номер Шурки. Неожиданно быстро услышал его голос.

— Ну, давай, колись, что ты там про этот препарат узнал, — удовлетворённый скорым ответом, поинтересовался я.

— Да ничего особенно, — огорошил он меня. — Самые обычные витамины, Олег. Собственно, я тебе и не звонил. Тебе будет не интересно.

Если он хотел убить меня наповал словами, то ему это удалось замечательно. Я замер с мобильником в руках, ощущая, как горячая кровь в жилах заменяется ледяным клюквенным соком. Кто-то точно пытается свести меня с ума. Мне померещился разговор с Шуркой? Я быстро перелистнул список принятых звонков. Нет, он действительно мне звонил.

— Хватит дурака-то валять, Шурка! — зло бросил я. — Мне сейчас не до шуток! Ты звонил совсем недавно и орал, что нашёл в этих витаминах нечто потрясающее, так что нужно срочно идти к ментам.

— Олег, я не звонил тебе, с чего ты решил? — отозвался он. — Если бы я что-то нашёл, то рассказал. Ничего, поверь. Я проверил несколько раз. Препарат естественного происхождения…

В такой знаменательный момент в интернете обычно помещают троллфейс с мужиком, который закатывает глаза к небу. Наверно, со стороны я так и выглядел. Только физиономия у меня не такая комичная. Сейчас мне было совершенно не до смеха.

— Твою мать, Шурка! — вскричал я. — Мне, что надо было записать твои слова?! Ты сказал, что там синтетический состав, сыпал мудрёными терминами, которые я ни хрена не запомнил, поскольку слишком сложно для меня. Давай, колись быстро.

— Олег, я ведь и обидеться могу, — проговорил он недовольным тоном, в котором сквозил холодок. — Почему ты от меня чего-то требуешь? Я тебе вообще ничего не должен…

— Извини, Шурка, просто вокруг меня такое творится. Я с катушек могу слететь.

Терять друга из-за собственных галлюцинаций мне совершенно не хотелось. Повисла глубокая пауза, но буквально в последний момент, когда я опасался услышать короткие гудки, он осторожно предложил:

— Приезжай ко мне в гости, я тебе все продемонстрирую. И ты убедишься, что я не вру. Когда сможешь?

Мне показалось, в его голосе промелькнул намёк, будто он не хотел рассказывать открыто, но ожидал, что я заинтересуюсь.

— Постараюсь через пару дней вырваться обязательно.

— Ну, бывай.

Взглянув на часы, не удержался от матерных слов, вместо того, чтобы вести занятия по плаванью, я прохлаждался в тени платанов. Я бросился в свою комнату, сбросил осточертевший костюм, в котором обливался потом, натянул спортивные трусы и футболку и через три минуты уже входил в ту часть здания, где располагался бассейн.

Помещение не поражало размерами, метров тридцать на двадцать, но зато было роскошно обустроено. С одной стороны под окнами располагалась трибуна с рядами синих пластиковых кресел. Чаша бассейна, выложенная по краям бледно-голубой плиткой, была поделена на две неравные части — с одной стороны четыре дорожки, разделённые канатами с пробковыми бело-красными поплавками. С другой — изумрудная надувная платформа, из которой торчали стилизованные пальмы, крокодил с открытой пастью, коричневато-жёлтый змей. И даже бело-синяя касатка, издалека смахивающая на настоящую. Малыши любили там играть.

Но сейчас я вёл занятия с взрослыми, а судя по представительницам слабого пола, слишком взрослыми детьми. Четыре мальчика и три девочки от двенадцати до шестнадцати лет. Девочки расцветают гораздо быстрее мальчиков. Пока парни щеголяют нескладными тощими фигурами и прыщами на физиономиях с еле наметившимся пушком, их ровесницы превращаются в очаровательные создания с хорошо развитыми формами, которые ни одна одежда, самая строгая, скрыть не в силах. Длинные, стройные ноги, узкая талия, пышная грудь, свежая кожа. В этот момент они становятся лёгкой добычей для различного рода мерзавцев, которые подло используют не соответствие физиологии и умственного развития, а главное отсутствие жизненного опыта.

— Так, ребята, вначале разминка! — скомандовал я. — Быстро, быстро поднимайте свои задницы.

Они выстроились в ряд на бортике бассейна, и я начал показывать им упражнения. Наклоны, приседания.

— Ну что вы, ребята, как варенные. Тянем руки, тянем, Валя. Вымахал здоровый, а ленивый!

— Я не ленивый, я — энергосберегающий, — отозвался коренастый темноволосый парень с большими оттопыренными ушами, торчащими по краям круглой лобастой головы. Будь парень чуть менее объёмным, за эти "лопухи" его бы дразнили слоном или мамонтом, но связываться с ним никому не хотелось.

Дети захихикали, хотя шутка была с "бородой".

— Правда? И на что ты сберегаешь энергию? Может, стометровку за минуту проплывёшь? А? — поддел я его.

— За минуту не проплыву, — ответил он солидным басом. — А за полторы — точно.

— Ну, за полторы. За полторы и Соня сможет. Правда, Сонечка? — обратился я к миловидной девочке, напоминающей стройной фигуркой куколку, с густыми иссиня-чёрными волосами, выбивающимися из-под резиновой шапочки, украшенной аппликацией в виде розовых цветочков.

— А вы сами-то, Сергей Александрович, за минуту стометровку проплывёте? — услышал я голос Норы.

Скрестив загорелые длинные ноги с тонкими изящными щиколотками, она смерила меня насмешливым взором. Нора "страховала" меня на занятиях, но я ощущал себя жутко неловко в её присутствии.

— Ладно, ребята. Теперь в воду. Девочки — четыре круга, мальчики — десять. И тебя, Костя, касается, — я обратился к круглому толстячку. — Я буду следить! Кто будет обманывать, тому штраф. Останетесь без сладкого на полдник!

Мальчишки с визгом взметая высокие фонтаны брызг, бросились в заходившую штормовыми волнами переливающуюся блеском аквамарина воду, а девочки друг за другом аккуратно спустились по металлическим лестницам.

— И зачем же, Нора, вы подрываете мой авторитет? — бросил я с театральным упрёком, присаживаясь рядом с ней.

— Чем, боже упаси? — воскликнула она. — Вам замечательно удаётся ладить с детьми. Вы прирождённый педагог, лидер. За такое короткое время они просто влюбились в вас.

— Моих заслуг в этом нет, — проворчал я. — Просто здесь дефицит мужчин.

Она усмехнулась, недвусмысленно положив мне руку на бедро, провела нежно.

— Да, это правда. Особенно таких.

— Что вы от меня хотите, Нора? — поинтересовался я, аккуратно снимая с моей ноги её узкую руку с длинными пальцами. — Чтобы я вас трахнул где-то в этом здании, напичканном камерами под завязку? И всё оценили мои способности не только в плаванье?

— Почему вы так грубы со мной? Ведёте себя, как маленький мальчик, которому хочется шоколадной плитки, которую он нашёл в буфете. Но он боится, что его накажут родители, — её голос не звучал обижено, скорее иронично.

— Вы так уверены, что я вас так хочу?

— Я не нимфоманка, если вы это имеете в виду, — ответила она спокойно. — Но я психолог, меня вам не обмануть. Не верю, что вы настолько верны жене.

Последние слова она произнесла с откровенной усмешкой.

— Я не хочу говорить на эту тему.

— А что, Сергей Александрович, слабо вам проплыть стометровку за минуту? — вдруг совершенно по-мальчишески задорно воскликнула она. — Или боитесь?

Она явно меня провоцировала. Откровенная навязчивость сексуально привлекательной женщины, явно не испытывающей недостатка в мужском внимании, выглядела тошнотворной.

— Хотите, чтобы я продемонстрировал перед детьми, как выпендриваюсь перед вами? Пытаюсь завоевать ваше внимание?

— Разве в этом есть что-то плохое? Серёжа, я вам предлагаю пари. После занятий проплывём стометровку. Если я смогу вас обогнать, мы поедем вечером ко мне.

Мне стало смешно. Женщине не обогнать меня. Никогда. Я перевёл на неё глаза, усмехнувшись. И в тот же миг заметил во взгляде необычную серьёзность, скрытую печаль. Едва уловимый намёк, но не легкомысленный, как раньше. В глубине её глаз, словно в зеркале показалась приоткрывшаяся дверь в потайную комнату, о которой раньше я даже не подозревал. Она заманивала меня, но не в постель.

— Отлично, — согласился я, сделав вид, что принимаю шуточный вызов. — Потренируйтесь пока, Элеонора Борисовна. И пощады от меня не ждите!

Не стесняясь, она вскочила с места, сбросив футболку, продемонстрировав изящный изгиб линии подмышек, упругие яблоки грудей, плоский животик и талию, которой бы позавидовала Наталья Николаевна Пушкина, урождённая Гончарова.

Удивительно точно почти без брызг Нора вошла в воду, и, заскользила, как русалка в ярко-бирюзовом изломе волн.

С трудом оторвавшись от восхитительного зрелища, я бросил взгляд на плавающих ребят и нахмурился. Подошёл к краю бортика и, наклонившись, обратился к худенькому пацану, выпирающие ключицы и впалая грудь которого всегда вызывали у меня острую жалость, хотя в приюте на кормёжку грех было жаловаться:

— Саша, что ты прилепился к канату? Устал?

— Не могу, Сергей Алексаныч, — пробормотал он, стуча зубами.

— Что случилось? — его посиневшие губы заставили меня забеспокоиться. — Ногу свело? Давай вылезай тогда.

Он медленно подплыл к металлической лестнице и начал подниматься. Я подал ему руку, помогая вылезти.

— Се-сергей Алесаныч, — стуча зубами, пробормотал мальчуган. — Там что-то плывёт…

— Да, Элеонора Борисовна решила потренироваться, — пояснил я с улыбкой

Но во взгляде пацана, устремлённого за мою спину, отразился такой животный ужас, что я резко обернулся и замер, ощущая, как на меня дохнуло арктическим холодом.

За ничего не подозревающей Норой плыло нечто странное, напоминающее коричневый с жёлтыми проплешинами толстый канат, метров пятнадцать длиной, который заканчивался вытянутым треугольником.

— Нора! Сзади! Осторожней! — крикнул я.

Она обернулась, колотя ногами и руками по воде, отчаянный визг пронзил пространство, эхом разнёсся под сводами, мгновенно перейдя в хрипы. "Канат" превратился в огромную анаконду, которая в броске обвилась кольцами вокруг тела Норы, сжав в тиски.

Собрав остатки воли, я стряхнул с себя оцепенение, и так яростно засвистел в свисток, что у меня заложило уши.

— Ребята! Быстро все из воды! Быстро! — заорал я.

Оглядевшись, я бросился к стене, разбив стекло шкафа с пожарными принадлежностями, вытащил ломик. Добежав до края бассейна, прыгнул в воду и, оказавшись рядом с мерзкой гадиной, со всей мощи вонзил острый конец ломика в плоскую тупую морду. Чудище зашипело, раскрыв глубокую ярко-розовую пасть с длинными изогнутыми, словно крючки зубами. Ушёл под воду, пружинисто выскочил, чтобы в остервенении нанести новый удар, стараясь попасть прямо в выпуклые, немигающие глаза. Я погружался с головой в бурлящий гейзер, вновь немыслимым усилием воли вырываясь вверх, и бил, кромсал тварь. Уже не отличая грязно-алой пелены, которая мутила сознание от воды бассейна, окрашенной кровью мерзкой рептилии в ржаво-бурый цвет.

Вернуться к содержанию