Небо заволокло свинцовыми тучами. Пошел дождь. Тьма, словно чернила по промокательной бумаге, расползалась по небу над Хинкстоном. Порывы ветра бросали из стороны в сторону ледяные потоки дождя.
Боб Такер, уткнувшись подбородком в теплый шарф, заглянул в могилу.
Влажная земля уже покрывала крышку гроба. Но дождь, яростно вымывавший тонкий слой почвы, казалось, вот-вот обнажит полированное дерево. Боб бросил вниз еще несколько комьев земли, затем прикурил сигарету и уже после этого взялся за дело всерьез. Сигарета тотчас размокла, и он сунул окурок в карман плаща. Проклиная погоду, свою судьбу и все, что приходило на ум, Боб продолжал засыпать могилу, прекрасно понимая, что надо пошевеливаться, — дождь, поливавший взрыхленную землю, быстро превратит ее в липкую грязь. Почвы в окрестностях Хинкстона, и без того глинистые и вязкие, во время дождя напоминали окопы Фландрии в 1918 году.
Боб, сделав передышку, выпрямился и тяжело вздохнул, почувствовав, как заныли колени. Да и спина начинала побаливать. Профессиональная болезнь, подумал он. Вот уже двенадцать лет Боб работал могильщиком на хинкстонском кладбище. Это занятие ему нравилось. Боб был человеком необщительным, а работа могильщика прекрасно соответствовала его любви к одиночеству. Он никогда не был женат, но это нисколько его не огорчало. Боб ощущал себя вполне счастливым человеком. В городе у него было несколько друзей, с которыми он иногда пропускал рюмочку-другую, что случалось, когда у него все же возникала нужда в компании. Большую же часть времени Боб проводил в небольшом домике, неподалеку от кладбища. Он получил это жилище вместе с должностью могильщика. Один из сараев на заднем дворе перестроил под мастерскую, в которой предавался своему любимому занятию — вырезал различные фигурки из кусков дерева, подобранных на кладбище. Буйно разросшиеся у могил деревья предоставляли ему массу всевозможного сырья. Из особо толстых и прочных веток он делал трости, которые продавал на хинкстонском рынке. Некоторые из них шли по пятьдесят фунтов каждая, но все же Боба привлекали не столько деньги, сколько само ремесло.
Он еще немного постоял у края могилы, глядя сквозь завесу дождя на городские огни. Уличные фонари, горевшие во тьме, напоминали драгоценные каменья, сверкающие на черном бархате.
Кладбище находилось в полумиле от центра города, на крутом холме, что должно было способствовать стоку дождевых вод. Однако самые старые могилы уже начали разрушаться, оседать, и Боб опасался оползня. Однако наносимый могилам ущерб нельзя было отнести на счет одних только сил природы.
В последние недели участились случаи вандализма: поваленные могильные плиты, вырванные из клумб цветы, измазанные краской памятники и, что самое страшное, одна разрытая могила. Выбрано было около двух футов земли, но, к счастью, до самого гроба не добрались.
«Что же это за люди такие? — часто размышлял Боб. — Кто находит удовольствие в том, чтобы нарушать покой мертвых и осквернять их последнее пристанище?»
Общественное мнение в основном сводилось к тому, что это работа хинкстонских подростков. Недели две назад Боб застукал юную парочку, валявшуюся в чем мать родила на одной из заброшенных могил, но их-то помыслы были далеки от вандализма. Вспомнив сейчас тот случай, Боб улыбнулся. Действительно забавно: парень ковылял, путаясь в собственных брюках, а девица улепетывала, размахивая белым бюстгальтером, точно капитулянтским флагом. Об этом случае Боб не сообщил в полицию. Но бесчинства хулиганов не могли его не беспокоить. Много ночей подряд он выходил из своего домика и прочесывал кладбище вдоль и поперек, однако до сих пор его ночные бдения не давали результатов. Стараясь не обращать внимания на боли в спине, Боб засыпал могилу. И вдруг за спиной его послышался какой-то шум. Сначала он было подумал, что это дождь шумит в ветвях деревьев. Но когда странный шорох повторился, Боб понял, что доносился он из кустов, окружавших соседнюю могилу. Боб прекратил работу. Оглянулся, напряженно вглядываясь в темноту.
Прошла минута, но звук не повторился.
Боб снова взялся за лопату.
«Еще чуть-чуть — и дело сделано», — с облегчением подумал он. И тут снова услыхал все тот же шорох.
Бросив лопату, Боб резко повернулся.
«Наверное, какой-нибудь зверек», — решил он, делая шаг в направлении кустов: во время ночных прогулок по кладбищу он встречал белок и даже барсуков...
А вдруг это хулиганье? Впрочем, едва ли. Те бы дождались более позднего часа, чтобы не наткнуться на свидетелей.
Он осторожно раздвинул кусты.
Никого. Дождь по-прежнему лил как из ведра. Что-то коснулось его плеча. Боб вскрикнул. Нащупал в кармане плаща армейский нож. Казалось, по плечу его хлестнула ветка, пригибавшаяся под порывами ветра. Боб направился обратно к могиле.
И тут перед ним возникла мужская фигура с лопатой в руках — с лопатой, которой он только что работал.
В темноте, под проливным дождем, Боб не мог рассмотреть лицо незнакомца. Но он шагнул ему навстречу и потребовал, чтобы тот положил на место лопату.
В следующее мгновение мужчина размахнулся и обрушил лопату на голову могильщика. Удар пришелся по лицевой части черепа. Глухой крик сопровождался хрустом кости... Секунду спустя мужчина приблизился к Бобу и, стоя над ним, какое-то время с интересом наблюдал, как из разбитого лица хлещут потоки крови, заливающие плащ. Затем неизвестный еще раз взмахнул лопатой, целя на этот раз по ногам. Мощный удар перебил обе голени. Боб дико завопил, почувствовав, как разрывают его плоть впившиеся в нее перебитые кости.
Он лежал в грязи, уже впадая в спасительное забытье. Однако еще успел почувствовать, как его голову приподнимают от земли — аккуратно, чуть ли не бережно. И еще увидел нож с длинным тонким лезвием. Нож погрузился в его правый глаз.
Лезвие медленно проталкивали внутрь черепа — до тех пор, пока острие не коснулось затылочной кости. Потом убийца поднял бездыханное тело — поднял с такой легкостью, словно Боб Такер был младенцем.
Единственным свидетельством произошедшего могли служить лишь кровавые лужи на сырой земле. Однако дождь, упорный, нескончаемый, вскоре смыл и эти следы преступления.