Вот пришел папаша Зю…

…И приехали

– Ну ни хрена, блин! – послышался в темноте и хаосе голос Геньки. – Ничего не понимаю!

Голоса из свиты Ёлкина:

– Ай! Во колотит-то!

– Мама, роди меня обратно!

Голос Татьяны:

– Папа, с тобой всё в порядке?

Голос Ёлкина:

– Эт чё, промахнулись никак? Кажись, мы тогда попали, когда я под наркозом лежал.

Голос Геньки:

– Ё-моё, проклятые империалисты – на отечественном сырье работать нужно! Не та реакция пошла…

– Геня, ты так не шути…

Вдруг откуда-то возник знакомый для всех голос:

– Я благодарю вас, товарищи, за оказанную мне поддержку. Надеюсь, вы правильно сделали свой выбор, и я постараюсь оправдать ваше доверие в лице президента России…

Постепенно темнота рассеялась, вихри времени утихомирились, легли в свои русла. Борис Николаевич со свитой, Генька со своей машиной оказались на том же месте, откуда начали путешествие. Все стали оглядываться по сторонам, друг на друга и ощупывать себя.

– Ну чё, с прибытием, что ли? – неуверенно поздравил окружающих Ёлкин.

– Спасибо…

– М-да… – ещё более неуверенно промямлила свита.

– А чей это голос мы сейчас слышали? – спросил Борис Николаевич. – Что-то уж очень знакомый… Но не мой. И чего это он говорил от лица какого-то президента России? В России пока только один президент – это я.

– У меня мороз по коже пробежал от его голоса, – признался Валентин Юнашев.

– И у меня, – согласился Сергей Ястребженский.

– Что-то уж очень знакомый… – ревностно перебирал в памяти Борис Николаевич. – Никак не вспомню. С этим перемещением в голове все перемешалось.

– Геннадия Андреевича Зюзюкина это голос! – сказала Татьяна, начинавшая о чём-то догадываться.

– Он, родимый, – осклабился Генька. – У нас в девяносто шестом вся Сибирь за него голосовала.

– Ну и… чё, выбрали что ли? – недоумённо спросил Ёлкин.

– Вас же выбрали! – удивился Генька.

– Гений Иванович, вы что же нас в виртуальный мир перенесли? – с опаской поинтересовался Бородкин.

– Да я, вообще-то говоря… и сам не знаю, куда нас занесло, – почесал в затылке Генька. – Немножко не та реакция пошла… А SОНЬКА моя с норовом…

Все находящиеся в лаборатории с опаской переглянулись.

– Будем считать, что Геннадий Андреевич затесался в эфир случайно, – успокоил всех Ястребженский. – Вы же знаете, Борис Николаевич, как захламлён эфир.

– Ну хорошо, – повеселел Ёлкин. – Значит, расходимся по своим местам и принимаемся за работу. «Нас ждут великие дела!» – как говорил король Зигфрид.

– Фридрих, папа, – поправила отца Татьяна. – Так говорил Фридрих Великий, король Пруссии.

– Ладно, в кого только ты умная такая, понимаешь. Так говорю я, первый президент России: нас ждут великие дела! – повторил Ёлкин и решительно направился к выходу.

Свита поспешила вслед за ним.

И вот, целеустремлённо шагая в окружении команды по кремлёвскому коридору к своему кабинету, Борис Николаевич вдруг увидел, что навстречу ему движется такая же группа людей. Из-за своей начинавшейся близорукости Ёлкин не смог разглядеть кто возглавлял эту группу. Но то, как бодро они шагали, очень не понравилось Борису Николаевичу. У дверей в кабинет, на котором красовалась табличка «Президент Российской Федерации Борис Николаевич Ёлкин», обе команды встретились: во главе второй команды оказался Геннадий Андреевич Зюзюкин! От неожиданности и такой наглости у Бориса Николаевича и всех его сотоварищей поотвисали челюсти.

– Ах вот вы где, Борис Николаевич! – первым воскликнул Геннадий Андреевич, чему-то ужасно обрадованный. – Это хорошо, что вы сами явились для передачи дел, а то мне сообщили, что вы больны. Простужены, так сказать, – с иронией уточнил Геннадий Андреевич.

– Для передачи чего? – пришел в себя Ёлкин. – Для передачи кому?

– Мне, мне, – наслаждаясь произведённым эффектом, повторил Зюзюкин. – Для передачи дел мне, Борис Николаевич. Я понимаю вас: не так-то просто, наверное, расстаться с… – Геннадий Андреевич стал подыскивать более деликатное выражение, – … с таким постом.

Ёлкин и его окружение снова погрузились в легкий шок.

– Простите, а какой нынче год? – догадалась, наконец, поинтересоваться Татьяна.

– Ха-ха-ха! – расхохотался Зюзюкин, и вся его свита подобострастно развеселилась. – Шутку я оценил. Да, вы правы: ваше время истекло. Ну что ж, справка персонально для вас: сейчас июль двухтысячного года. Начало нового века, новой эры. Хотя иные утверждают, что третье тысячелетие начнётся через год. Но мы его начнём сейчас. С приходом к власти коммунистов всегда начиналась новая эра! – торжественно заверил Геннадий Андреевич, и его товарищи по партии зааплодировали.

Борис Николаевич повернулся к своей свите, все ещё пребывавшей в прострации, зловеще прошипел:

– Ну я этого Гения! – и показал отсутствующему Геньке кулак.

– Одно слово – Безмозглый! – выдохнул Валентин Юнашев.

– Папа, ты только не волнуйся, – попросила Татьяна. – Ещё можно всё поправить: Гений Иванович вернёт нас обратно.

– Где этот охламон? – грозно спросил Ёлкин.

– В лаборатории остался.

Ёлкин снова обернулся к Зюзюкину, решив поменять тактику:

– Что ж, Геннадий Андреевич, я надеюсь, вы честно победили на выборах. Теперь этот кабинет по праву принадлежит вам, – Борис Николаевич указал на дверь с красивой табличкой.

– Надпись вот только сменить нужно, – уточнил Зюзюкин.

– Это дело несложное. А нам разрешите-ка удалиться на… небольшую оправку, так сказать.

– Конечно, конечно, – великодушно разрешил Зюзюкин. – Я же понимаю: предвыборные волнения, стрессы – в вашем возрасте… Я думаю, вам нужно серьёзно отдохнуть от государственных забот, Борис Николаевич. На заслуженный отдых, как говорится. Но если вам будет что-нибудь нужно в личном, так сказать, порядке, прошу не стесняться – обращайтесь прямо ко мне. А свои распоряжения относительно вас я пришлю.

«Да уж, как же, приду я к тебе с поклоном, разбежался, – подумал Ёлкин. – Распоряжения свои относительно меня он пришлёт. Губу раскатал! Сейчас вернёмся назад в свой девяносто восьмой, а потом в девяносто шестой, и хрен ты у меня победишь на выборах».

А вслух сказал:

– Хорошо, Геннадий Андреевич. Ещё раз поздравляю с победой и желаю удачи.

– Спасибо, Борис Николаевич, – от успеха Зюзюкин даже поверил в искренность экс-президента.

На прощание оба пожали друг другу руки.

«Отцарствовал своё, старый маразматик», – самодовольно подумал Зюзюкин, крепко сжимая руку Ёлкина.

«Как пошла бы тебе эсэсовская форма», – в свою очередь подумал Ёлкин, тряся влажную ладонь Зюзюкина.

Когда Борис Николаевич со свитой быстрым шагом вошли в лабораторию, Генька удручённо возился у своей SОНЬКИ.

– Сукин ты сын, понимаешь! – набросился на него Ёлкин. – Ты куда это нас перекинул? Это же в кошмарном сне не привидится такое!

– А куда? – поинтересовался Генька.

– В двухтысячный год – вот куда! Башка, два уха!

– В двухтысячный?! Ё-моё! – глаза у Геньки полезли на лоб. – То-то я думаю, что-то нас как-то необычно колбасило… В будущее! Она ж у меня только на прошлое работала!

Но никто не разделил честолюбивых восторгов конструкторского ума Безмозглого.

– Коммунисты снова к власти пришли, – хмуро сказал Борис Николаевич. – Зюзюкин на выборах победил.

Генька присвистнул.

– Значит, снова светлое будущее строить начнём, – предположил он. И лукаво подмигнул: – Это ж, выходит, мы снова все «товарищи» стали?

– Тамбовский волк тебе товарищ, – оборвал его Ёлкин. – Ты что там нахимичил со своей машиной, чучело сибирское?

Генька опять почесал затылок. Сразу по прибытии, проводив высоких гостей, он бросился за светонепроницаемую портьеру, но – увы! – бутылок «Абсолюта» за ними не было: они остались в девяносто восьмом году. А тут ещё эта катавасия с перемещением… Одни неприятности!

– Да я… того… – стал мямлить он.

– Ну?!

– Шампанского маленько в неё добавил. Сонька моя, покойница, шампанское любила…

– Дур-рак! – воскликнул в сердцах Ёлкин. – Кто же водку с шампанским мешает?!

– То-то я думаю: не та реакция у меня пошла…

Борис Николаевич хотел сгоряча совсем уж нехорошо ругнуться, но покосился на дочь и сдержался.

– Вот что… Гений ты наш Безмозглый, понимаешь, – обратился он к Геньке, стараясь, насколько возможно, держаться в рамках. – Давай-ка живо нас обратно, хотя бы в родной девяносто восьмой вертай.

– Не получится живо, – развёл руками Генька. – Тут дело такое, что в бидоне из составляющего узла перемещений дыра образовалась. Чёрт-те знает, то ли бидон проржавел, то ли топливной смесью разъело. В дыру эту все винные пары от перегонки «Абсолюта» и вышли. А у меня работает принцип закрытой циркуляции: на чём приехал, значит, на том и уезжай, только в обратном порядке. Теперь ехать обратно-то не на чем!

– …мать твою… – не выдержал всё же Борис Николаевич и зловеще двинулся на Геньку. – Башку с плеч!

Генька юркнул за SОНЬКУ, серьёзно опасаясь за свою жизнь.

– Как же я без башки перекидывать вас обратно буду? – ощерился он из-за бидонов. – Вы без моей башки тут навечно останетесь. В светлом, так сказать, будущем.

Безмозглый наглел на глазах. Однако в правоте его слов никто не усомнился.

– Гений Иванович, – вмешался Сергей Ястребженский, решив пойти на компромисс, – мы вполне допускаем, что у вашей машины могут быть технические сбои и прочие недочёты. Но у нас к вам убедительная просьба: пожалуйста, верните нас в исходное положение.

– Я всё исправлю, – пошёл на мировую Генька. – Только мне время нужно: покумекать маленько.

– Давай кумекай быстрей, дубина стоеросовая, понимаешь! – в гневе Ёлкин был страшен. – До вечера время тебе даю! Чтоб сегодня же перекинул нас обратно!

– Да мне чего, мне хоть сейчас, – стал оправдывался Генька. – Вот поди знай, как она, – он кивнул на SОНЬКУ. – Я ж говорил, она у меня с норовом. И топлива нету – все ёмкости пустые.

– Дать ему всё, что нужно, – распорядился Ёлкин, обращаясь к Бородкину. – А вы, Валентин Борисович, проследите за ходом работ.

– Борис Николаевич, – сказал Бородкин. – Я не уверен, что смогу дать Гению Ивановичу всё, что ему нужно при сложившейся на данный момент ситуации.

Ёлкин крякнул.

– Валентин Борисович, возьмите дело под свой контроль, – ещё раз попросил он руководителя своей администрации, понимая, что ситуация неожиданно сложилась не в их пользу, и от любых неосторожных действий может стать необратимой. – И как можно скорее. Промедление смерти подобно. Будете докладывать мне о ходе работ каждый час. Крайний срок – шесть часов вечера. А я пока поеду домой отдохнуть. Квартиры-то наши, надеюсь, ещё целы?

– Куда же им деться, Борис Николаевич? – удивлённо спросил Сергей Ястребженский и осёкся на полуслове: от новой власти можно ждать всё, что угодно.

От этих мыслей у всех, находящихся в лаборатории, холодок пробежал по спине. Только Геньке Безмозглому было всё равно.