Вот пришел папаша Зю…

Безмозглый гений

Утром после завтрака Борис Николаевич потребовал свежие газеты.

«Рублю разрешили падать»… «Ситуация в России стремительно приближается к критической»… «Россия на грани политической катастрофы» – гласили газетные заголовки.

Ну вот, начинается! Конечно, что от них ещё можно ожидать? Сейчас главное – спокойствие. Никакой паники. Если вернуться в Кремль, все решат: у них всё валится. Нужно делать вид, что ничего страшного не происходит: президент отдыхает, значит, все идёт как надо.

После обеда из Москвы позвонила Татьяна.

– Папка! – голос был почему-то восторженно-радостный. – У нас тут такое! Такое! Мы срочно выезжаем к тебе!

– Это какое же у вас там? – спросил Борис Николаевич.

– Папка, только ты не волнуйся – у нас тут открытие на весь мир! Это не телефонный разговор. Мы сейчас приедем! – и дочь положила трубку.

«…На весь мир… – недовольно пробурчал Борис Николаевич. – Россия – сама по себе давно уже открытие на весь мир, понимаешь. Пора бы уж поутихомириться».

Через некоторое время к резиденции действительно подкатили правительственные машины. Одна из них – тёмно-синий «мерс» Татьяны Доченко. Из машин вышли руководитель президентской администрации Валентин Юнашев, пресс-секретарь Сергей Ястребженский, Павел Бородкин (управделами Кремля) и новый директор ФСБ – Владимир Паутин. Юнашев галантно открыл дверцу синего «мерса», помогая выйти Татьяне Борисовне.

Борис Николаевич принял гостей в неофициальной обстановке – в саду за чайным столиком, и в весьма неофициальном костюме – вязаной кофте и шлепанцах на босу ногу. При появлении столь необычной разношерстной делегации он удивленно поднял брови, теряясь в догадках, что бы это значило. Кризис кризисом, но при чём тут завхоз и ФСБ?

Пресс-секретарь, как всегда, был невозмутим; Бородкин, как всегда, важен, а у нового директора ФСБ то ли от нетерпения, то ли от волнения поигрывали желваки на скулах. Татьяна странно светилась, а Юнашев радостно улыбался.

– Чего это ты сияешь, как медный таз, понимаешь? – обратился Борис Николаевич к Юнашеву. Валентин давно был ему за сына, и Ёлкин с ним особо не церемонился. – В стране, газеты пишут, кризис, а он сияет.

– Это дело поправимое, Борис Николаевич, – не переставая улыбаться, сказал Валентин Борисович и загадочно посмотрел на президента.

– Папа, сенсация! – первой не выдержала Татьяна. – Изобретена машина времени!

Мужчины снисходительно посмотрели на Татьяну: ну что с неё возьмешь – женщина!

– Разрешите доложить? – по-военному спросил у верховного главнокомандующего Владимир Паутин. И, не дожидаясь разрешения, осторожно начал: – Борис Николаевич, только что в Москву самолетом доставлен… некий умелец. Есть данные, что он сконструировал аппарат, который… скажем, может перемещать людей во времени.

– Как утверждает наш умелец, аппарат возвращает пока только года на 3–4 назад, – вставил Валентин Юнашев. – Ещё не усовершенствован. Но все равно, Борис Николаевич, какие перспективы!

– Ну-ка, ну-ка, выкладывайте, – заинтересовался Ёлкин. – Кто такой, почему не знаю? – заговорил он языком одного из своих любимых киногероев – Чапаева.

– Борис Николаевич, – обратился к президенту Ястребженский. – Имя и фамилия у нашего умельца весьма необычные: звать его – Гений, а фамилия – Безмозглый.

– Эт чё, Гений Безмозглый, получается что ли? – засмеялся Ёлкин.

– Получается, – все присутствующие подобострастно развеселились.

– И где же вы откопали этого Гения Безмозглого?

– В Сибири, Борис Николаевич, – вкрадчиво сказал директор ФСБ. – Мои его вычислили.

Ёлкин внимательно посмотрел на этого нового директора – ко многим его положительным качествам прибавилось ещё одно: шустёр.

– Так что там с нашим Гением? – потребовал Ёлкин.

– Что интересно, Борис Николаевич, – вставил слово до того молчавший Павел Бородкин. – Свою машину он сконструировал… из чего бы вы думали, Борис Николаевич?

Борис Николаевич ничего не думал. В ожидании он воззрился на Бородкина.

– Ни за что не догадаетесь, – игриво говорил Пал Палыч. – Из старых самогонных аппаратов!

Это было что-то новенькое. Борис Николаевич недоуменно смотрел на присутствующих. По их лицам снова заблуждали улыбки.

– Так и есть, Борис Николаевич, – снова доложил Владимир Паутин, – из самогонных аппаратов. Но главное – действует: мои ребята с ним уже перемещались. Хотя принцип работы пока совершенно непонятен. Величает наш Гений свою конструкцию – «Сонькой».

– Эт чё, «SONY» в русском варианте, что ли?

– Нет, Борис Николаевич. У него жена любимая была – Софья. Умерла. Вот он в честь её и назвал. Но эту историю он вам лучше сам расскажет.

Борис Николаевич впал в глубокую задумчивость. В такую глубокую, что гости подумали было, что он задремал. Но в государственном мозгу Ёлкина шевельнулась и пустила корни интересная мысль.

– Папа, это же такие возможности! – первой решила вывести из задумчивости отца Татьяна. – Можно вернуться в девяносто пятый год, например, представляешь?

– В девяносто пятый не надо! – встрепенулся Борис Николаевич. – По-новой пережить всю президентскую кампанию у меня не получится.

– В девяносто шестой, Борис Николаевич! – выпалил свой долгожданный план Валентин Юнашев. – В это же время – в август девяносто шестого года, уже после выборов. Мы тогда многое сможем переиграть, Борис Николаевич! Очень многое! Избежать кризиса. И вообще…

– Ну… вы… ладно. Вот что… – тяжело соображая, изрёк Борис Николаевич. – Мне нужно самому поговорить с этим вашим… нашим… Гением. Куда вы его упрятали?

– В надёжном месте, Борис Николаевич, – уверил президента директор ФСБ. – Предоставим по вашему первому требованию.

– Предоставьте, – возжелал Ёлкин. – Пред мои царские очи: сам узреть умельца хочу, – велеречиво заговорил он.

– Вам его сюда доставить, вместе с агрегатом?

– Борис Николаевич, – забеспокоился Юнашев, – агрегат его уж слишком громоздкий, плохо переносит транспортировку. Не вышел бы из строя.

– Эт чё, мне, что ли, ехать к нему нужно? – недовольно спросил патрон.

– Папа, у тебя все равно скоро отпуск кончается, – смягчила недовольство отца Татьяна. – Тебе в следующий понедельник на работу. Потерпит уж Гений со своей «Сонькой».

Борис Николаевич снова задумался.

– Ладно, – наконец изрёк он. – Значит, так: предоставить лабораторию, оборудование, материалы – всё самое лучшее и передовое. Людей самых башковитых…

– Не осталось башковитых, Борис Николаевич, – развел руками Юнашев. – Все башковитые давно за бугром, за доллары продались.

– Ну, уж что осталось… Одним словом, дать всё, что ни попросит.

– Да он сейчас, Борис Николаевич, только одного просит – опохмелиться, – пожаловался Бородкин. – Выделил я ему материалы – технический спирт для машины, а он его употребил не по назначению. Еле откачали.

Ёлкин расплылся в понимающей улыбке.

– Ну, это дело святое. Опохмелиться нужно дать, конечно. В запое?

– В запое, Борис Николаевич, – махнул рукой завхоз Кремля. – Как привезли его, так не просыхает.

– Вывести из запоя. Чтоб к моему приезду был как стеклышко и в полной готовности. Как космонавт. Докладывать мне лично обо всём. И ждать моих распоряжений. Идите исполняйте, что царь велит, – отпустил с миром гостей Ёлкин.

– Борис Николаевич, одно маленькое уточнение, – попросил Ястребженский, – я так понимаю, что в прессу никаких сообщений о нашем умельце и его изобретении просочиться не должно?

– Правильно понимаете, Сергей Владимирович, – похвалил сообразительность своего пресс-секретаря патрон.

И для полной убедительности Ёлкин приставил к вытянутым губам указательный палец.