Восхождение. Янтарное взморье

Часть 3

Некто с улицы выбрал этот самый момент для стука в двери гостевого дома. Вообще, эти деревяшки чаще открывали с ноги, чем стучались в них, прежде, чем войти. Похоже, этот гость был вежлив или робок.

«Спиритус и компания?» — предположила Хэйт. — «Типа решили предупредить, что на месте и готовы к показу сюрприза?»

— Никого нет дома! — рявкнула Барби.

— Войдите, — с укоризной глянул на благоверную Кен.

Он же помог авантюристу избавиться от нового шейного украшения. И от «кляпа» во рту.

Остальные «крендельки», не сговариваясь, начали расплетаться.

— Шутка! — зыркнул на орчанку Локи. — Шутканул я, бешеная баба.

— Пф, — и не подумав даже обижаться на «бешеную бабу», зеленокожая фыркнула и отвернулась.

В зал просочилась закутанная в мешковатый плащ фигура. Одной рукой она придерживала деревянную створку, другой бережно прижимала к груди сверток.

— Госпожа-благодетельница, — просительно обратилась гостья к Хэйт. — Я пришла умолять вас о милости!

В главу Ненависти уперлось множество острых взглядов.

«Госпожа?» - выразила общий вопрос с помощью клан-чата Массакре.

— У-а, — мяукнул сверток.

— О чем речь? — спросила Хэйт.

Со вздохом и понимаем: сюрприз не удался, ее новый титул только что бесцеремонно спалили, плюс ко всему от просьбы матери с ребенком ей не отвертеться. Слишком весомо звучало это насквозь цифровое: «У-а».

— Я прошу дать мне и дочери пристанище в ваших владениях, — выпалила, как на духу, женщина. — Мирные земли, куда закрыт путь чужакам — пусть мое дитя растет в этом благословенном месте. Клянусь, что до последнего вздоха стану хранить вам верность, госпожа, и отработаю долг жизни, чего бы мне это ни стоило.

«Госпожа», — повторил за Маськой Монк.

— Думаю… — художница вздохнула, собираясь с мыслями.

Мысли были разные: от того, как много пафоса впихнули разработчики в речи неписей, до примерных прикидок, на сколько маленьких адепточек ее порвет команда, когда сия непись со свертком покинет помещение.

Вот размышляла же она недавно о быстроте распространения слухов среди местных жителей. С чего она взяла, что Бэнтпасс еще не знает об изменениях в долине? Ладно Орден, жрецы и воины не станут трепать языками. А чиновничье племя?

— Я не бесполезная, не обуза! — по-своему истолковала заминку в диалоге женщина. — Мое имя — Фарра. Я травница, мой род из поколения в поколение передавал знания о растениях Тионэи. В долине растут сияющие лотосы и изящные нимфеи. Только травник в ранге мастер может собрать пыльцу и нектар с этих цветков, не повредив сами растения. Они очень ценны, это отребья из банды не в состоянии понять их ценность, а мастер-травник, как я, сумеет культивировать замечательные растения к большой пользе.

Внимание!

Жители Велегарда и окрестностей превозносят вас!

Вам предложен особый договор о службе.

Фарра, мастер-травник, готова жить и работать в вашем маноре.

Содержание: не требуется.

Жилье: работник согласен на любые условия.

Срок договора: пожизненный.

Принять/Отказаться?

— Вы наняты, Фарра, — Хэйт вчиталась в контракт, что мало отличался от добровольного рабства, и поспешила согласиться, хоть и не со всеми условиями. — Содержание я вам назначу. На первое время пусть будет пять золотых в месяц. Со временем сумма увеличится.

Женщина затрясла головой, протестующе угукнул сверток.

— Я не держу рабов, Фарра, — решительно сказала глава Ненависти, чтобы раз и навсегда прояснить свое отношение к неоплачиваемому труду. — Вам нужно обеспечить себя и ребенка едой и самым необходимым. Вот, это ваши подъемные. Вам пока есть, где жить?

— Да, госпожа, — чуть слышно прошептала травница, принимая кошель с десятью золотыми.

Двигала ее новой работодательницей не щедрость, как легко можно было бы предположить. Десяток золотых разово и пять ежемесячно — это, на деле, пустяковая сумма для оплаты труда местного с выкаченной в «потолок» профессией.

Взятие начального навыка травничества у специально обученного непися в свое время обошлось Хэйт в те же самые пять золотых. Уже второй ранг стоит пятьдесят монет, с болью и кровью отрываемых от бюджета. Дальше — больше, читаем: дороже.

А теперь, внимание (как любит предупреждать система), вопрос: откажет ли мастер-травник из местных своей благодетельнице в обучении профессии? И станет ли требовать за учебу оплату? Можно было бы спросить в лоб, но Хэйт решила побыть дипломатичной. Уроки обращения с людьми от верховного дознавателя Гройда не прошли бесследно.

Совсем ведь не исключено, что благодарность Фарры распространится и на сокланов хозяйки манора. Может, не прям уж задаром травница станет обучать товарищей Хэйт своему ремеслу, но скидочку Ненависть определенно получит.

Кроме того, хорошо мотивированные работники трудятся с энтузиазмом. Содержание — мотивация. Травничество приносит кое-какую копеечку даже на ученическом уровне владения ремеслом, мастер же окупит жалование с лихвой, был бы ресурс. Ресурс в маноре имеется.

— Отлично, — художница повернулась к гномочке. — Мася, твоя бригада из гильдии строителей может заняться срочной постройкой дома для нашей новой сотрудницы?

— Да, госпожа, — съерничала мелкая. — Если госпожа изволит указать, где строить.

Когда облагодетельствованная мать ушла, в главу Ненависти уперлось несколько вопросительных взглядов. И еще несколько — негодующих.

— Предполагалось, что это будет сюрприз, — вздохнула Хэйт, поежившись от колких взоров. — Приятный. Идемте, я все покажу.

— И расскажешь! — затребовала Мася. — Во всех подробностях.

— И расскажу, — согласилась художница.

К обновленной долине они подошли в увеличенном составе: подтянулись парни из группы Сорхо. Они и часть внимания на себя стянули рассказом о паучьем данже.

— Как холодными влажными тряпками спеленает, и не выберешься сам, — щедро делился впечатлениями Бигбир. — Прелыми, как несвежее белье. Я как-то раз забыл вытащить и развесить стирку, и вспомнил только через два дня. Похоже пованивало бельишко.

— Жги! — громогласно вставил Спиритус. — Так просили они. И я жег. Хорошо, что есть скиллы на фаер.

— Вообще-то факелы тоже успешно справлялись с паутиной, — дополнил Квинт. — Но с факелом надо подходить к кокону в упор, а спеллом можно издали поджечь.

— А почему Клауф улыбается? — спросил Рэй. — Что-то вкусное урвал?

На фоне сокомандников беловолосый дроу выглядел до безобразия счастливым.

— Перчатки на скорость атаки и крит. Эпик, — подтвердил вместо дроу Бигбир. — Заслуженно, я считаю. Они на пару с Лэндером кучу ловушек обезвредили, пять головоломок решили, мини-лабиринт с искажением направления разгадали. Молодцы, словом.

Лэндер просиял от похвалы, почти как Клауф.

— Любопытно, — синхронно, в тон проговорили Кен и Локи.

— Рано вам туда, — качнул головой Гринвич. — Финальная Арахна — девяностая.

— Лоу лэвел — это недостаток, который быстро проходит, — Локи подмигнул Кену. — А любопытство — даже и не недостаток.

За разговорами Ненависть преодолела ущелье. То, вильнув пару раз меж каменных твердынь, вывело их к обновленной долине.

— Едрить твою налево, — прокомментировала увиденное Барби.

— О-ля-ля! — дополнил Спиритус.

На границе новых владений Хэйт собралось десятка два неписей. И все, как один, при виде компании пришлых бахнулись на колени.

— Просим, — заголосили они. — Просим!

Суть просьбы, кою удалось вызнать не без труда — местным, видимо, понравилось обивать каменную крошку лбами — сводилась к тому же, чего немногим ранее хотела выспросить Фарра. Люди хотели жить на землях манора, в мирной закрытой локации. И были они, все до единого, освобожденными невольниками. И нет, их не смущало, что раньше их тут держали в скотских условиях. Теперь-то все по-другому.

Проблема была в том, что хозяйка манора не представляла, каким трудом озаботить этих людей. Травница четко обозначила, чем она может быть полезна. Эти же просители выражали готовность взяться за любой труд. К чему конкретно их приспособить: тут фантазия Хэйт пасовала.

— Обещаю, что подумаю о домах и деле для вас, — подняла руки художница. — Встретьтесь с травницей Фаррой. Свяжитесь со мной через нее.

Кое-как удалось спровадить бывших рабов (и потенциальных работников), сразу активизировались приятели.

— Вы находитесь на границе манора, принадлежащему дворянину, — зачитал вслух оповещение Бигбир. — Доступ разрешен.

Встал он четко на зеленой линии, что образовала свежая травушка. Серое — камень и пепел, типичные земли в округе Бэнтпасса; зеленое — яркая растительность Долины Умиротворения.

— Предполагалось, что это будет сюрприз, — снова буркнула Хэйт, не ощущая при этом ни малейшего отголоска радости.

При осмотре новых владений главы клана народ реагировал куда менее страстно, чем ожидала художница. Частично из-за наплыва местных, те оговорками подготовили Ненависть к изменениям в долине. Частично потому, что «лимит охреневания исчерпан», как выразился Рюк. Нельзя постоянно изумляться, впечатления притупляются, эмоции утихают.

Да, манор, да, дворянство. Да, круто. Озеро? Круть круглогодичная, пить «минеральную» воду станем все обязательно. Портальный камень? Да, бюджет треснет по швам, но дыры постепенно залатаем. Установим. К клановому дому привяжем. Залежи руд? Разработаем.

— Предлагаю засадить гору томатами, — внесла нотку живости в обсуждение перспектив извлечения прибыли из манора орчанка. — И саму гору переименовать в «Кудыкину». Два зайца одним камнем: занятость работяг и направление для неугодных, куда им всем идти.

— И куда? — не уловил суть посыла и шутки Локи, житель Евросоюза.

— На Кудыкину гору же, — всплеснула руками Барби. — Собирать помидоры. Неуч.

— Увы, гора уже подверглась переименованию, — вдребезги разбил грандиозные сельскохозяйственные замыслы подруги Кен. — Божественной волей. Повторно изменить название не выйдет.

Народ поутих, призадумался. А потом Хэйт разделила с сокланами оба задания от дознавателя Гройда. И Недра Горы Покоя зазвенели многоголосьем.

— Сюжетка равно геморрой, — парни из группы Сорхо переглянулись, и Бигбир высказался за всех. — Два сюжетных задания — двойной геморрой. Мы в деле. Не бросим вас.

— Займусь сбором информации по локации, — кивнул Спиритус. — Кого бить, куда стоит и не стоит лезть, почем фунт лиха и сколько фунтов в лихачах.

— Где-то там вроде бы какой-то клан обосновался, — задумался вслух Квинт. — Из топ-сто. Прайд, если не путаю. Уточню.

— Пошустрим с Клайфом среди теневиков, — вписался в тему с подготовкой Лэндер.

— А мы чуть позже присоединимся, — Фликс покачал разноцветными перьями в прическе. — Тут кое-кому обследование надо пройти.

Группа Хэйт реагировала иначе.

— Йе-хоу! — издал нечто непереводимое, но, без сомнений, радостное Локи. — Стоп. Я ж на похороны еду. Подстава.

— Отчетный период выжимает все соки и все свободное время, — повинился Рюк. — Не уверен, что смогу полноценно работать и играть.

— Мне очень жаль, но мой контракт со студией требует участия в гала-шоу в Пекине, — искреннее сожаление в голосе Хель. — Я даже не уверена, что смогу заниматься общим тренировками. Плотный график репетиций.

— У нас концерты и запись второго альбома, — с пониманием взглянул на свою избранницу Вал. — Тоже все и разом.

— Нет! Я не сдам билеты! — громче всех возопила баба-танк. — И даже слышать ничего не хочу. Нас ждет реальный — реальный, для слабослышащих повторяю! — пляж реального океана. Он, может, не янтарный, зато загар я на нем получу самый натуральный.

— Я так-то в четверг лечу в Ставрополь, — даже Рэй оказался в числе занятых.

— Никуда не лечу и не еду, — Маська насупилась. — Но кто-то же должен заняться обустройством всех этих бедных людей. И прочими организационными вопросами.

Монк промолчал. Но хозяйка манора и сама видела в меню клана уровень монаха — пятидесятый. Это значило, что немногословному лекарю пора проходить испытание на особый класс — вершитель.

Очень сомнительно, что явки в храм и обещания сурового непися, полученного Монком в Крохтыни, будет достаточно для смены класса. Следовательно, даже просто нахождение в компании сокланов и осмотр достопримечательностей изменившейся локации — это трата драгоценного времени, кое монах мог бы израсходовать на прохождение квеста (или нескольких, если это будет цепочка).

— Бу на вас. Уйду, — Хэйт ткнула пальцем в сторону Клауфа, тот поднял вверх кинжал вместо большого пальца. — Вот к ним.

В реальный мир Вероника вышла со смешанными чувствами. День оказался слишком богат на события и эмоции. Стоило остыть, отвлечься. Пройтись до магазина, а то в холодильник совсем грустно заглядывать. В пристойном количестве там только морковь в нижнем выдвижном ящике, и та — для попугаев.

Ника дотопала до окна, чтобы глянуть на улицу, торопливых прохожих и наличие (отсутствие) луж на асфальте. Небо оказалось затянуто смурыми тучами.

— Наконец-то, — с каким-то извращенным облегчением выдохнула художница.

А то ясное солнышко в осеннем Питере неделю за неделей вызывало ощущение несоответствия. Как будто ее без оповещения незаметно перенесли в другую локацию, почти неотличимую от привычной. Теперь же оставалось пойти дождю со снегом — и все встанет (капнет, ляжет) на свои места.

Художница наскоро проверила птиц: живы, здоровы, буянят. Оделась потеплее — все эти «дрожу, но форс держу» Нике были решительно непонятны. Ладно, не угадать с погодой или в спешке забыть зонтик, но добровольно, осмысленно морозить свой единственный организм — это даже звучало странно, что уж говорить о воплощении.

«Хм, а может, скакалочку?» — рука девушки сама потянулась к шкафчику в прихожей. — «Пока дожди не зарядили?»

Потом прикинула, что там уже темновато, на веранде могут кучковаться местные недоросли с сигаретками или чем пожестче. И решила, что небольшая пробежка выйдет ничем не хуже. Тоже ж повод для прогулки, «проветривания мозгов».

Резон для очистки сознания назывался: каникулы. Не те, что в училище и официально только в январе начнутся, а игровые. Только недавно Вероника рассчитывала на то, что клан займется рутиной, местами скучной, но полезной.

Затем на ее голову свалились два задания и дворянство, а потом выяснилось, что у большинства свои, довольно значимые, планы. И на ближайшие десять дней сборов вообще не будет. Реальный мир с его заботами утянет приятелей. Кое-кто, наоборот, зависнет в Восхождении, и их лучше не дергать ни по какому поводу.

Хоть на учебу иди! Но Стас не выходил на связь, не отвечал на сообщения. Разведка в лице Ани Потаповой донесла, что куратор без предупреждений взял больничный, а его часы забрал как оплачиваемую нагрузку профессор Панченко. Данные разведки поступили на мобильный Вероники аккурат перед выходом из дома. Вывод: в училище ей пока лучше не соваться.

Последний раз соло-игра для художницы вылилась в памятный визит к дружелюбным и гостеприимным Бестиям. И отчего-то повторения того опыта ей не хотелось.

Чем себя занять по обе стороны реальности на эти десять дней, желательно, с пользой — это сейчас было основной темой для размышлений художницы. Быстрый бег не способствует думам, потому скорость Ника выбрала ниже средней. В сгущающемся сумраке, только местами разгоняемом фонарями, это было разумно.

Пожалуй, именно это позволило услышать сдавленный хрип. Беги она быстрее, проскочила бы те кусты, из-за которых донесся звук, и не заметила бы ничего.

— Вот же, — Вероника, не задумываясь, бросилась к зарослям акации.

На пожухлой траве лежало тело. Темно-коричневое пальтецо, платок на голове, в руке — поводок.

— Тос… — просипела лежачая. — Тосечка моя…

— Спокойно, — максимально ровным голосом выговорила Ника, одновременно расстегивая молнию на кармашке, где лежал мобильный. — Все будет хорошо. Сейчас я вызову скорую, и вам обязательно помогут.

Девушка решила, что бабуля не отдохнуть за кустом прилегла, а упала, потому как поплохело. С такими случаями разбираться положено специально обученным людям, а не первым встречным, которые в попытке оказать медицинскую помощь только навредят. Это не Восхождение, где скиллы есть с отхилом и эликсиры лечебные.

— Тосю… Найди… — голос бабульки ослаб, и Веронике пришлось присесть на корточки, чтобы не пропустить глухо рвущиеся из груди престарелой женщины слова. — Упала… Забоялась Тося, рванулась… Сбегла. Про… пропадет она. Спаси…

«О себе волнуйтесь», — Вероника поморщилась, а вслух надиктовала работнице службы неотложной помощи адрес и состояние пострадавшей. — «Спаси, угу».

В ушах, как вчера это было, стояли крики — отзвуки прошлой встречи с бабулечкой.

«Погань, шалашовка!»

Легко и приятно помочь тому, кому симпатизируешь. Незнакомцу помогать тоже правильно, если тот попал в беду. Тому, кто недавно крыл тебя в распоследних выражениях, память твоих родителей не постеснялся грязными калошами оттоптать… Тому, точнее, той, помогать чуть-чуть труднее.

«Хорошо, что они до сегодня не дожили. Экой шалавой выросла, родители бы со стыда сгорели», — Ника никогда не жаловалась на память, а отдельные вещи в памяти и вовсе намертво запечатывались.

— Найди… — бабуля, похоже, в нынешнем состоянии не разобрала, кто над нею склонился. — Хорошая моя, отыщи Тосечку.

«Бегу и падаю», — Вероника скривилась. Расстегнула куртку, сняла и аккуратно уложила под голову пенсионерки изнанкой наверх. Туловище в пальто, на ногах рейтузы, а вот голова в платке на холодной земле — промерзнет. Голову приподнимала с максимальной деликатностью, медленно и не высоко, чтобы только ткань подпихнуть.

— Сделаю все возможное, — пообещала болезной.

Та все бормотала что-то среднее между «спаси» и «спасибо». Медработникам Ника обрадовалась, как родным.

— В какую больницу ее отвезете? — девушка пронаблюдала за погрузкой носилок.

— А вам зачем? — хрустнул шеей медбрат. — Вы же сказали, что не родственница?

О том, кем она приходится пострадавшей, и какие предпринимала действия до прибытия неотложки, Веронику расспрашивали параллельно с осмотром больной.

— Навестить хочу, — ответила художница. — У нее собака убежала, она за нее волнуется.

— Яш, куда мы сердечную? — переадресовал запрос водителю мужчина.

Так Ника получила адрес предполагаемой больницы. И головную боль в виде розысков моськи-пустолайки на ночь глядя.

Тосечку она надеялась найти по голосу. Тявкалка же никогда, сколько Вероника ее помнила, не затыкалась. Другое дело, что со страху эта помесь болонки и таксы могла учесать в любом направлении. Лучше не думать, что тут дворами до проезжей части не так и далеко. Хорошо, что у шерстистого недоразумения лапы короткие, может, не донесут до беды…

В итоге вместо необременительной пробежки Ника около часа носилась по дворам, окрикивая «Тосю». Безуспешно. Донимала всех встречных прохожих расспросами, не замечали ли они «вот такого размера» собачку без поводка. С тем же (нулевым, то бишь) эффектом.

Затем пришлось прерваться — Анюта отправила сообщение, что скоро будет с очередным визитом. А так как Потапова проявила себя, как хороший разведчик, отсылать ее назад, развернув буквально у парадной, было бы некрасиво.

Встретить Аню, выдать ценные указания, денежку и направление к супермаркету, с такими целями Ника пошла обратно, к парадной. По дороге вызвонила Вала, уточнила, что тот не сильно занят и готов сделать доброе дело. То бишь, поискать псину в другом направлении, в две пары ног и две пары глаз расширить круг поисков. А еще наличие принтера уточнила: если животное не найдется сегодня, завтра с утра заняться расклейкой объявлений о пропаже.

Ника вышла к парадной, сбросила вызов, подняла взгляд и обомлела: металлическое полотно входной двери царапала, встав на задние лапы, мелкая собачка.

— Тося? — с недоверием в голосе спросила девушка.

Животинка среагировала на звук, обернулась… И вместо привычного брехливого лая зашлась пронзительным душераздирающим воем.

— Тихо, тихо, — Вероника растерялась, но присела на корточки, как до этого перед хозяйкой собачонки. — Все страшное позади.

Мелочь замолкла. А после рывком ухватилась за штанину художницы и потянула от входа.

— Всё, прекрати, она в порядке, — по-своему истолковала требование четырехлапой Ника. — Хозяйку вылечат… наверное. Ох ты ж, горе луковое.

Собака выпустила из зубов ткань и повторно взвыла.

— Казалось бы, никчемный клок шерсти, — Вероника потерла лицо ладонями. — А верный.

Пикнул об открытии с внутренней стороны домофон, из подъезда вышел Вал.

— Стоп! — музыкальный слух соседушки не выдержал испытания воем Тосечки.

И Тося, среагировав на необычную команду, заткнулась.

— У меня есть две хороших новости, — Вероника подхватила обомлевший от такой наглости комок шерсти и нервов на руки и улыбнулась дорогому соседу. — Первая: искать собаку не придется. Вторая: раз ты так здорово ладишь с животными, завтра твоя очередь присматривать за ней.

Вал сделал шаг назад, к подъезду.

— Это не похоже на хорошую новость.

— Хорошая она тем, что дни мы поделим, — Ника помахала своевременно подошедшей сокурснице. — На троих. И не навсегда, а до выздоровления ее хозяйки. Возить к Аньке, пожалуй, дурная затея, но она — ты, ты, и не надо такое лицо делать — может выгуливать собаку по вечерам. Один фиг ко мне шастаешь, как к себе домой, так хоть с пользой.

Ответом ей стали два ошарашенных взгляда. Даже три, если учесть животину, которая вывернулась в захвате и недоуменно уставилась на двуногую карими бусинами глаз.

— А что вы думали? — Вероника пожала плечами. — Спасение предполагает ответственность. И я предлагаю поделить ее — ответственность, не тебя, глупое, но верное животное — на троих. Не желаете? Ладно, устрою Тоську у себя в коридоре. И сама с ней повожусь. А вы — оставайтесь виртуально добренькими. Там, где эта доброта ничего вам не стоит.

Ответное молчание длилось недолго.

— Зоомагазин, скорее всего, уже закрыт, — деловито высказал Вал. — Новый поводок с ошейником надо купить. И кормушку. Лежанку еще.

— В супермаркете есть отдел с товарами для животных, — напутствовала Ника. — Работает он круглосуточно. Сходите с Аней вместе, пока я отмою лапы беглому несчастью. Ань, в левом кармане у меня кошелек, достань, пожалуйста. У меня, как видишь, руки заняты.

— Я с этим разберусь, — с недовольством зыркнул музыкант, набрал код на домофоне и придержал дверь. — Ступай уже, дама с собачкой. Мы все купим.

Потапова закивала, как китайский болванчик. Сокурсница отошла от первоначального шока и уже явно предвкушала шоппинг со своим кумиром (одним из). Вот уж кому счастье привалило, откуда не ждали.

«Каждому по временному питомцу», — Вероника проводила взглядом приятелей, осмотрела шокированную собаку, не нашла на той видимых травм (мало ли, что с ней сталось после побега) и вздохнула с облегчением.

О том, что никакое доброе дело не остается безнаказанным, Тося напомнила Нике в ванной, куда была транспортирована на помывку лап. Принялась гавкать, брыкаться и даже разок ощерила зубы. Хозяйка ванной отчего-то вспомнила период, когда она «гостила» у Бестий, низким и очень спокойным голосом поведала животному:

— У нас не принято орать. Стой молча.

Псина обмерла. Заткнулась. Выдержала стоически процедуру мытья конечностей до конца. И даже при обтирании (Нике пришлось пожертвовать одним из полотенец) держала пасть на замке.

А после того, как ее опустили на пол, попыталась забиться в узкое пространство между ванной и стиральной машиной. На пути встала бамбуковая корзина для белья, к ней Тося и прижамкнулась, всем своим собачьим видом говоря: «Мы с тобой почти одного цвета, скрой меня, ты большая и надежная».

— М-да, — Вероника вытерла руки. — У соседушки с тобой лучше получается. Черт, список продуктов я Аньке не скинула.

Девушка постучала себе по лбу за забывчивость. Сходила в коридор, к оставленному там мобильному.

«Мы придем с пиццей. Свари кофе», — обнаружилось там сообщение от Вала.

А ниже еще одно, от неизвестного абонента.

«Ник, если кто-то обратится к тебе от моего имени, игнорируй. Стас».

— И ноль пояснений, — всплеснула руками художница.

Нажала вызов по номеру, откуда пришло сообщение.

«Абонент выключен или находится вне зоны»… — сообщил механический голос. И звонок по обычному номеру куратора, из списка контактов — точно такой же отклик возымел.

Вскоре завалились шумные приятели с коробками и пакетами. Отвлекли от размышлений о том, что ж такое стряслось у преподавателя, и почему он вместо нормальных информативных объяснений непонятные послания засылает.

Тосю извлекли из ванной комнаты, обустроили в новенькой лежанке. Показали ей миски (Ника выделила место под них в кухне у окна). Между собой разделили прогулки с шерстяным безобразием. Утренние взял на себя Вал, ему было удобно до отъезда в репетиционный зал, дневные застолбила за собой хозяйка квартиры, а вечерние плавно отошли к Анюте.

Дневать-ночевать Тосечка «прописалась» у Ники, благо, на двери в комнату с птицами имелся замок-защелка. Превосходная идея сплавлять через день животину к соседу при рассмотрении оказалась так себе из-за жесткого графика репетиций у музыканта.

Потом они хрустели пиццей на тонюсеньком тесте, наслаждались крепким ароматным кофе, общались обо всем и ни о чем.

«Стас, во что же ты вляпался?» — снова и снова возвращались мысли Вероники к маловразумительному сообщению. И мысли эти изрядно портили вкус еды и напитка.

И почему-то вспоминалась не давнишняя история с бывшей студенткой, не слушки и даже не натянутые отношения куратора с «беретиком», а маленькая подсобка в студии Стаса, в коей обнаружился индивидуальный модуль полного погружения.

«Окей, я приеду к его студии, начну ломиться в дверь», — нахмурилась пуще прежнего Ника. — «Ключей у меня нет. Что дальше? Заявить его в розыск? Глупость. Нет, только ждать».

— Эй, ты чего куксишься? — чуть обиженным тоном вопросила Анюта. — Невкусно? Надо было взять с ананасами?

— Почему ананас — одно слово, а мы её — два? — Вероника с подозрением уставилась на сокурсницу. — А, Ана?

— Всегда она надо мной издевается, — стала жаловаться Потапова Валу с легким присвистом и шепелянием.

Совместный шоппинг со «звездой» явно пошел девушке на пользу. Испуганным сусликом в обществе музыканта Анечка уже не выглядела.

— Ананасам слова не давали, — беззлобно усмехнулась Ника. — По крайней мере, пока они зубы не отрастят.

Так, под возмущенные «фыр-фыр» от Потаповой, потявкивания из коридора (Тося во сне, видимо, с кем-то спорила) и приглушенные стенами песни волнистиков, пролетел остаток вечера. И под болтовню, конечно же.

Поклонница творчества «Мизантропии», услыхав про запись второго альбома, затребовала немедленно что-нибудь исполнить. И чхать ей было, что Вал не вокалист, что он не брал сегодня гитару. «Пожалуйста», — и взгляд с поволокой, с отблеском слезинок в уголках глаз.

— Не под запись, — сдался музыкант.

Побренчал ложкой о края чашки, сморщил нос. Стукнул легонько по поверхности столика. Встал, захватив ложечку, добрался до дубового стола, отбил пальцами некое подобие барабанной дроби. А потом под «аккомпанемент» из постукиваний по дереву и ударов ложечкой по вазе дутого стекла спел про «Самодельный мир».

Вероника почти весь текст пропустила мимо ушей, разрываясь в мыслях между Восхождением и мутным сообщением куратора. Но припев уловила, потому как он повторялся.

Материк из бетона,

Города из картона.

Громкость сбавь на два тона,

Распугаешь планктон мне.

Импровизированный мини-концерт по заявкам Ника сочла занятным («Ага, прикольно», — конец цитаты), зато Анюта пришла в совершенный восторг.

А на утро Ника скаталась в больницу, где ее завернули: больная в реанимации, к ней не пускают. Художница упросила медсестру передать старушке, что нашлась ее драгоценная Тося, она накормлена, умыта и в здравии. И записку с номером телефона оставила.

Решила: оно и к лучшему. Это впотьмах бабуля могла не опознать «хамку засратую», а при нормальном освещении фиг пойми, как на встречу среагирует.

Эту часть внезапного социального квеста можно было считать выполненной.

Недра горы Покоя встретили тишиной. И почти полностью серым списком персонажей в игре. Сама Хэйт, трактирщик Сорхо, квартет дублей наличествовали, да и только.

— Это ли не повод обойти владения? — слегка меланхолично высказала Хэйт в полутьму.

Кивнула сама себе: мысль дельная. Обход без спешки, суеты и лишних глаз мог дать более полную и четкую картину.

— Ш-р-р? — накануне ученица Бестий не стала отзывать питомицу, и та, заметив возвращение хозяйки, прилетела «поздороваться».

— Твои глаза не лишние, — с улыбкой сказала Хэйт, заодно протянула вкусняшку шепчущему ужасу. — Все восемь — нужные и полезные глазоньки. Но пока развлекайся. Мы сегодня никуда не спешим.

«И завтра тоже не спешим. И послезавтра»…

Кто-то мог бы покрутить пальцем у виска: девица сбрендила, с куском кода монологи разводит. Но таковых личностей вблизи (да и вдали) не наблюдалось, а если б и были — чхать на них бы Хэйт хотела.

Так уж вышло, что далеко со своим обходом девушка не ушла. Залипла у стены, которая раньше являлась «дверью» в скрытое хранилище. Больше никаких выемок в форме чаши на стене не имелось, еще и порода почему-то сменилась. Впрочем, на божественное вмешательство можно было списать и более существенные изменения.

Художница застыла у гладкой стены. Черный вулканический мрамор каким-то невероятным образом сходился в одной глади с белым. Чистота и нежность стыковались с непроглядной тьмой, местами даже вклинивались, будто…

— Ленты? — покатала на языке пришедшее в голову сравнение Хэйт. — М-м, не совсем.

В природе такого стыка двух пород существовать не могло. Белый и черный мрамор добываются в разных месторождениях, они отличаются по зернистости, по наличию примесей… Но то мир реальный, с его физикой, в виртуальности же иные законы. Один из них…

«Воображение…»

Словно кто-то щелкнул пальцами рядом с владелицей манора. Переходы, сплетения, тьма, свет…

— Шерри, нам нужно в город.

Инструменты резчика по камню — то, что должно было найтись если не в гильдии художников, то в гильдии строителей. Хэйт по итогу зашла и туда, и туда. Вернулась в манор с забитым инвентарем: стамески, напильники, спицы, терки, резцы и прочие полезные штуковины заняли кучу слотов. Также место занял сундук, который художница планировала установить неподалеку от места будущей работы, и в нем уже хранить инструментарий.

Скульптура не являлась ее профилем в обучении, но азы в училище давали. Некоторые навыки работы с камнем у нее имелись, фантастическое полотно ей предоставило вмешательство Балеона, а на воображение художница не жаловалась от рождения.

Найти в глади — форму, обнажить ее, высвободить из тисков породы, явить… пусть не миру, но тем немногим, кто сможет ее посетить.

Пойти немного дальше, объединить две формы, раз черное и белое уже сошлись так близко, что почти слились…

Хэйт переоценила свои способности. Да, она увидела четкую и ясную картину перед глазами, но навыков для воплощения ей явно не хватало. А любое грубое, неверное движение — и всё насмарку, посему каждое действие приходилось вымерять.

К моменту срабатывания таймера даже первый контур не был проработан. И отложить выход ей не позволила совесть. Там, вне мира черно-белых видений, ожидали пернатые и шерстяная (временная) питомцы.

— Мы в ответе за тех, кого приручили, — озвучила известнейшую цитату Антуана де Сент-Экзюпери. — Шерри, до завтра. Выход!

— Хаф-хаф!

— Чив-чиви, чиви-чиви-чи…

— Хаф-хаф!

«А в моей пещере было тихо и спокойно», — вздохнула Ника, покидая уютное ложе капсулы.

За предусмотрительно запертой дверью безостановочно тявкала собачатина, явно требуя прогулки. В комнате на два голоса (Зеленкин пел громче, но и Вив старалась) отвечали на вызов птицы. Они вообще любили звуки, всему и всем стараясь подпеть… перепеть… перекричать.

— Ну здравствуй, — Вероника вышла из комнаты, уперла руки в бока и уставилась на тявкалку. — Муза моя нежданная.

Верность. Когда образы, сокрытые в мраморе, проявились перед ее внутренним взором, первой ассоциацией было именно это слово. То редкое для людей (тех, кто был знаком Веронике) качество, что продемонстрировала крохотная животинка. Осталось малое — воплотить…

Но прежде позаботиться о мелких обитателях квартиры. Затем пообщаться с гостями, такими привычными, что даже количество кубиков сахара на чашку кофе для каждого уже не нужно проговаривать вслух.

Посочувствовать Валу, который зафейлил этап подъема по «Лестнице в небо». Ему попался босс-маг, что методично поджаривал пятки и иные части тела барда, пока тот не спекся.

— Им бы этот эвент назвать: достучаться до небес, олды бы прошарили, — завернул не особо понятную фразу соседушка. — Получилась бы отсылка… О, вы не смотрели? — парень обратил внимание на вытянутые и задумчивые лица девушек. — Фильм из старых, практически классика. Мы его всей группой смотрели по настоянию Клео. Для вдохновения. Смело рекомендую, если вы его не видели.

Для Анюты «рекомендую» от ее идола было сродни озвученной воле небес, и делать жалостливое лицо она умела, как никто. В итоге после вечернего выгула Тосечки однокурсницы засели перед монитором. Ника нашла в сети действительно очень старый кинофильм «Достучаться до небес» в пристойном качестве.

Расставила чашки, конфетницу (Вал снова занес «дань» сладостями), нарезала яблоки, попыталась уговорить попугаев петь не так громко, не перекрывать ором диалоги.

Поначалу просмотр шел, как и было запланировано. Уютный вечер, кино не без ляпов, но довольно приятное. Баланс драматичных и комедийных моментов. А потом…

Слезы на щеках, на губах, на подбородке, на шее… Даже на лбу, куда их неловко смахнули. Носу слез досталось маловато, и он сей недостаток компенсировал соплями. Плечо залила слезами Анечка. Притихли пернатые. Прошли титры. Слов не было. Было чувство абсолютной пустоты и тонко звенящей струны. Опустошение и наполненность.

Весь следующий день Хэйт корпела над камнем. Инструменты как будто сдались, начали слушаться лучше. Пришло понимание, когда лучше сделать усилие при нажатии, где лучше ослабить нажим. Как ударить, чтобы не сколоть лишнего. Как вести линии в камне…

Игровая механика пошла навстречу девичьим рукам, очевидно упрощая работу. В реальности она уставала бы куда быстрее, точность в движениях терялась бы, что неизбежно вело бы к огрехам. Здесь же шкала бодрости определяла усталость, а с показателем выносливости, на кою завязана была полупрозрачная полоска бодрости, у игрового аватара художницы был полный порядок.

Третий, четвертый, пятый и шестой дни прошли в том же ключе. Художница отключила все оповещения, скрыла клан-чат, поставила запрет на почту. Это — после того, как явилась ее вредная фея с несвоевременным посланием, и резец в руке Хэйт чуть не загубил тщательно прочерчиваемую складку на «ткани» из белого мрамора. Она даже доступ к Недрам горы Покоя для всех, кроме себя, временно заблокировала, чтобы никто и никак не смог ее отвлечь.

Грандиозная работа прерывалась только таймером: малявки сами себя не накормят и не выгуляют. Без ограничителей она бы и вовсе не отходила от стены, возможно, даже спала бы возле мраморной композиции.

Это был вызов себе: живопись и скульптура имеют разные принципы формообразования. Живописец наносит на чистый холст мазки, он творит — прибавляя. Скульптор же отсекает «ненужное», «лишнее», он убавляет. Художник действует в плоскостном представлении, ваятель — в объемном.

Опять же, получить азы и освоить вид искусства — две большие разницы. И все же образы требовали воплощения, а воображению малоинтересны были трудности реализации.

«Я так вижу, так и будет», — внутренний голос объединился со внутренним взором Хэйт.

На седьмой день она шлифовала неровности. Отходила от преобразившейся стены на разное расстояние, снова и снова отыскивая признаки незаконченности, несовершенства. И устраняла.

Хэйт затруднялась с расчетом, сколько бы заняла такая же работа в мире реальном, но явно больше недели. Скорее счет шел бы на месяцы, с ее-то навыками. И очень сомнительно, что итог сравнился бы с тем, что она сумела воплотить в этом уголке игрового мира.

Здесь же все получилось. Художница убрала инструменты, сделала несколько шагов назад. Деактивировала «свет во мгле», который поддерживала все эти дни. Ждала, что пещера тут же погрузится в полумрак, однако…

Светлячки. Такое множество скопилось их возле стены, что тянуло описать их число, как «тьма тьмущая», вот только применимо к светлячкам… Наисветлейший свет?

Облако светящихся насекомых двигалось, и в колыханиях света казалось, что две фигуры барельефа дышат, их пальцы дрожат, складки их одеяний и длинные волосы колышутся на ветру…

В черном мраморе Хэйт воссоздала темную эльфийку. Красивую, горделивую, статную. Не просто эльфийку — их богиню Ашшэа. Белый мрамор достался рослому мужчине, Балеону Милосердному — как его представляла художница на основании одной гравюры.

Белая порода находила на черную: полы и рукава одежды, рукоять меча и даже длинные волосы человеческого бога выдвигались вперед. Свет всегда напорист.

Черный мрамор лишь лентами в волосах ластился к белому, в остальном же стоял ровно и гордо. Тьма наступает мягко, но неотвратимо.

Две фигуры соприкасались кистями вытянутых рук. И взглядами. И волосами. И краями одежд. Разделены и едины. Столетья с эпохи сотворения мира минули, но два божества по-прежнему смотрят друг на друга.

Художница снова подошла к стене. Улыбнулась: с облегчением, каким-то детским умиротворением и благоговением. И приложила к стене личную печать. Отклика от системы пришлось немного подождать.

Вы желаете дать название скульптурной композиции?

— Почему бы и нет? — пожала плечами Хэйт и вывела стеклянным пером в предложенном для заполнения поле слово.

«Верность».

Особое достижение разблокировано: Созидатель.

Есть те, кто принимает мир таким, каков он есть. Есть и такие, кто несет миру хаос и разрушения. И есть те, кто меняет мир созиданием. Мудрость повышена на 100!

— Такими темпами я стану очень мудрой… — девушка хмыкнула. — Черепахой. Потому что снова ничего не успеваю.

Творческий порыв, воплотившись в форму, схлынул. И накатило понимание, сколько всего полезного и нужного для развития персонажа она пропустила за эту неделю. Ладно, ремесла и физические занятия, это можно нагнать со временем. Эвент! Она так увлеклась, что не посещала «Лестницу в небо».

И друзья…

Стоило разблокировать почту, как одна ершистая фея буквально завалила Хэйт посланиями. А сразу после этого зависла перед скульптурной композицией, кою исправно освещало облако из светлячков.

— О-о-о! — то и дело выдыхала фейка. — Во-о-о!

Автор композиции разгребала ворох писем. Оказалось, что многие всерьез обеспокоены пропажей кланлидера. Она вроде как есть, живая, в онлайн выходит, а достучаться-дописаться до нее нельзя. Обиделась? И такие предположения в записках встречались.

Гномка, судя по тону целой пачки посланий, сначала была в удивлении, затем в гневе, затем в панике. Потом смирилась с тем, что доступ в Недра горы Покоя заблокирован, и дала отмашку на строительство каменного здания впритык к горе.

В конструкции предусмотрели закрытое помещение, где Массакре решила установить портальный камень. Пройти из зала с камнем (пока только с местом под него) можно было либо на открытую веранду, с которой открывался замечательный вид на долину, либо в пещеру (тем, у кого есть допуск).

Домики для работников манора также успели возвести и частично обустроить. Фарра заселилась, уже начала трудиться на благо клана и своей «госпожи».

А саму «госпожу» очень ждут в Велегарде. Очень-очень-очень ждут!

«Завтра», — коротко обозначила на бумаге срок прибытия в «родной» город Хэйт. Феечке пришлось отвлечься от созерцания мраморных изваяний и заняться выполнением непосредственных обязанностей.

«Не сегодня», — мысленно дополнила художница.

После того, как работа была завершена, навалилась усталость. Не физическая, моральная. Вроде бы, кто ей эти виртуальные боги? Однако на запечатление их образов в камне ушло подозрительно много душевных сил.

— Выход, — тихонько отдала команду Хэйт.

В миг перехода ей показалось, что одна из теней слева дрогнула.

Дома было тихо. Не лаяла псина, не пели волнистики. Тишина холодным острым когтем полоснула по душе Вероники, вернула на мгновение в те дни, когда она только-только осталась одна в этих стенах. В тишине.

Потом, со временем, с каждым новым прожитым в пустых — лишенных родных голосов и семейного тепла — стенах, эта тишина стала броней для Ники. Тишина ограждала от мира. От цинично-расчетливых взглядов. От неловкого сочувствия. От осознания собственной беспомощности.

Затем она привыкла разговаривать сама с собой. Со своими картинами, чаще всего — с портретами, но и другим работам доставались комментарии вслух. А потом в ее жизнь ворвалась Вив, а следом за нею — Зеленкин. Соседушка с подруженькой, не сговариваясь, принялись наводить шум и гам. Тявкалка, опять же, но эта хотя бы временно.

Порой для Вероники их становилось много. Хотелось снова укутаться тишиной…

— Ну, что вы такое натворили, что аж затихарились, а, бандиты пернатые? — с нарочитой суровостью вопросила Ника.

Говоря с попугаями, как с людьми, ты — странный человек, но ближе к эксцентричности, чем к психопату. Говоря с пустотой или с неодушевленными предметами, ты куда как страннее… Разные грани помешательства, от легкого и безобидного до глубокого и неизлечимого.

— Вы… — хозяйка пернатых бандитов начала было очередной шутливый выговор, но осеклась.

Вив бегала туда-сюда по одной из нижних жердочек их с Зеленкиным клетки, крылышки птицы были расставлены в стороны и подрагивали. А мальчик лежал на дне клетки неподвижным зеленым комочком.

— Малыш…

Руки Ники задрожали так сильно, что она чуть не выронила маленькое тельце.

— Как же так… — слезы потекли по щекам. — Прости…

— Чив? — среагировала на движения и звуки Вив.

— Прости… — повторила Вероника уже для пернатой девочки. — Я не уберегла твоего друга. Я бесполезна.

Уже на кухне, вдали от пытливого взгляда черных глаз Вив, Ника деревянными от холода пальцами вбивала в поисковике на экране мобильного «вскрытие попугая». Она должна знать причину. Точную причину, кроме очевидной — не уделяла должного внимания. Чтобы знать, не грозит ли беда и синей птице, которая однажды присела на надкушенное яблоко.

Поплакать над пернатым другом можно в будущем. И пожелать ему мягкого облачка и яркой радуги, как подсказали выпавшие в поисковике тематические сообщения. А здесь и сейчас холод был даже помощником.

Выяснилось, что такие услуги оказывают. Не так, чтобы дешево, но вопрос цены тревожил девушку в последнюю очередь.

Она отвезла коробочку с тельцем в клинику, заполнила форму, молча отдала картонку сотруднице. Пропустила мимо ушей дежурные слова о сочувствии. Вернулась, выгуляла Тосю. Аня вчера еще предупредила, что не сможет — юбилей у отца, уважительный повод. И только после всех этих действий Вероника решилась зайти в комнату к оставшейся в одиночестве птице.

Шум крыльев, плавный полет осколка синего неба по комнате — и на руке сидит Вив. Почти как тогда, на набережной.

— Чив?

— Твой… наш дружочек на радуге, — слезы хлынули, словно прорвало невидимую плотину. — С ним она станет еще ярче…

Дверной звонок затрезвонил, как всегда, не вовремя. Ника аккуратно пересадила птицу на ветку, стерла влагу со щек и пошла отпирать дверь.

— Вероника, здравствуй! — соседка из квартиры напротив растянула напомаженные губы в притворной улыбке. — Со мной связалась Антонина Павловна с третьего этажа… Представляешь, ее на той неделе увезли на скорой. Инфаркт! К счастью, обошлось, днями ее выпишут.

— Рада за нее, — выдавила из себя девушка.

Драматическая пауза и выразительный взгляд четко намекали на необходимость выдать некую реакцию. И вроде как ее ответ приняли с благосклонностью. Впрочем, на последнее Нике было начхать.

— Я так поняла, что собака ее, болезной, каким-то образом оказалась у тебя? — наклонила голову к плечу соседка. — Так ли это?

«Каким-то образом», — царапнуло слух.

Вероника вспомнила, как больше часа рыскала по дворам, доставала прохожих с расспросами (а ведь она терпеть не может обращаться к людям с позиции просителя!), как собиралась расклеивать объявления… Оказалась.

— Тося у меня, — похоже, ростки дипломатии, посеянные виртуальным учителем, дали всходы и вне игрового мира. — Ждет возвращения хозяйки.

«Которой должны были дать мой номер для связи, если что», — осталось вне озвучки.

Животина услыхала свое имя и зашлась привычным уже тявканьем.

— О, это такое облегчение! — всплеснула руками с ярко-розовым маникюром соседка. — Завтра навещу ее, вот радости то будет!

Забрать собаку на передержку до выписки хозяйки этой даме (Ника тщетно старалась вспомнить имя-отчество, но дальше имени — Мария — не вспоминалось) в голову не пришло. Бес с ней, с благодарностью: и «спасибо» говорить должна хозяйка, а не это густо размалеванное передаточное звено, и комок шерсти спасался не ради признания заслуг. Домашнее животное на улице без хозяина обречено, и даже наиглупейшая тявкалка не заслужила такой участи.

«Если вам внезапно показалось, что люди могут быть лучше, чем вы о них думали, ущипните себя. Вам действительно показалось», — Ника прислонилась спиной к захлопнутой двери.

Остаток вечера Вероника провела с Вив. Птица буквально не отлипала от своей бескрылой, и владелица позволяла той делать все, что вздумается. Хочется свить на макушке гнездо из волос? Да пожалуйста. Погрызть кончик уха? Потерпим, не так уж и чувствительно. Бегать по рукам, пересчитывая клювиком родинки на коже? Развлекайся, малышка.

Она не в силах была вернуть пернатой сердечного друга, но скрасить одиночество — вполне.

Если бы не обещание, данное Масе в письме, Хэйт махнула бы рукой на визит в Велегард. Слишком весомая — и одновременно почти невесомая, что там те сорок грамм живого веса — причина была остаться по ту сторону реальности. Но слово было дано, значит, надо держать.

Город встретил проливным дождем и неожиданной бодрыми стражниками.

— Ваше Благородие! Приветствуем! — и даже щиты с серебряным филином блеснули приветственно. — Вас ожидают в городском совете.

— С чего бы вдруг? — искренне удивилась Хэйт.

— Не можем знать, — на два голоса ответили стражи. — Приказано оповестить госпожу, ежели встретимся. Оповещаем.

«Мась, я задержусь. От меня чего-то местные хотят», — уведомила посредством клан-чата подругу художница.

Местные действительно хотели. Не так: они алкали, вожделели, жаждали… Правда, не могли при этом договорится между собой. Хэйт, попав в богато украшенный зал приемов городского совета, первые минут десять-пятнадцать только хлопала ресницами в полном недоумении. Ее сильно озадачила перепалка между группой чиновников, хмурым сухощавым мужчиной в одеждах Ордена Балеона и Верховной жрицей храма Ашшэа в Велегарде, причем за последней смутно угадывалась двойная тень. И вторая, неучтенная прочими, тень отличалась от соседки характерными выступами, в коих паранойя Хэйт легко опознала шипы.

«Итак, они прознали о скульптурной композиции», — пыталась собрать мысли в кучку глава Ненависти. — «Которую я ваяла в закрытой локации… Им светлячки нашептали? Или?..»

Она сосредоточилась на моменте выхода из игры прошлым вечером. Дернулась та боковая тень на самом деле, или это были игры светлячков?

«Тьма всемогущая!» — Хэйт смежила веки. Нет, ей не примерещилось. Просто разум ее устал от долгого напряжения и не зафиксировал те же шипы, что заметны в ярком освещении зала приемов. Другие заняты спором, глядят на лица, а не на тени, да и не ждут подвоха.

Закрыть Недра горы Покоя она могла ото всех, кроме божественных сущностей и… Бестий. Как однажды сказала Тариша: «Пока есть камень, пока есть тьма — Ашшэа сокроет своих дочерей». В пещере же и тьма, и камень — всюду.

Наверное, военачальник светлых эльфов в той стародавней войне, о которой вещала Мать Дома Бестий, защитой места для ночлега в походе не пренебрегал. Дочерей Ашшэа это не остановило. Что Бестиям какие-то настройки доступа и понятие частной собственности? Пыль под ногами, не более.

Стоило принять как данность: «Верность» более не тайное творение скульптора-самоучки.

— Дитя, то, как верно ты сумела передать лик богини — удивительно, — покуда народ спорил за возможность обладать барельефом, жрица Ашшеа обратила взор и лесть к автору работы. — Будто сама Воительница снизошла и позировала тебе.

— О! — приняла комплимент художница. — Вы видели? И оригинал, и мою поделку?

— Не совсем… — глаза цвета стали дернулись в сторону. — Но я вполне осведомлена.

Тут дроу пришлось отвлечься, поскольку представитель Ордена Балеона громко и четко объявил о намерении разместить каменную картину возле храма своего божества. Их паства наиболее многочисленна, и так больше глаз сможет узреть изваяние.

В настойчивости этот жрец не уступал Гройду, верховному дознавателю Ордена. Но тот был куда как дипломатичнее. Вот только Гройда на обсуждение не пригласили. Вероятно, тот как отбыл по делам Ордена, так и не вернулся. Слова этого жреца не расходились с делом.

— «Верность» не покинет Недра горы Покоя, — подбросила в кипящий котел разногласий свой аргумент глава Ненависти. — Это не обсуждается.

— И не нужно, — выступил вперед один из чиновников. — Создание абсолютно точной копии возьмут на себя Орден Балеона и Орден Ашшэа.

— Изображение на земле, освещенной Балеоном Милосердным, — сухо заметил жрец. — Наш Орден справится без дроу.

— Ваш Орден не знал о скульптуре, — изогнула губы в усмешке жрица. — Пока дроу не рассказали вам о ней.

— Арр! — совершенно непочтительно зарычала Хэйт. — Мнение автора спросить не забыли? А меня устраивает существование «Верности» в единственном экземпляре. В личном маноре.

Все тут же загомонили, наперебой убеждая ее в необдуманности решения скрыть произведение искусства от общественности. «Пласт истории», «истина, сокрытая от глаз», «пролить свет», «явить тьму» — такого толка приводили доводы жрец и жрица. Почет и слава — на них напирали чиновники городского совета.

От славы и почета Хэйт отмахнулась, как от брёха моськи-пустолайки. Мол, автор, ежели и даст разрешение на установку копии, желает остаться неизвестным. Нет, она не мечтает о триумфе в веках. И без популярности вполне обойдется.

Благословение богов: швырнули камень на чашу весов представители Орденов Ашшэа и Балеона. Сразу от двух, а два всегда больше одного. Причем благодать от осмотра скульптуры будет не замещать дар (читаем: бафф) от основного божества, а дополнять.

— «Верность» не дает никаких благословений, — нахмурилась создательница скульптуры. — Ровным счетом никаких.

Кроме прибавки к мудрости за достижение, но это как котлеты и мухи — они отдельно. Хэйт перед отправкой в Велегард зашла в игру прямо перед изваянием, убрала кое-где раскиданные инструменты в сундук. Посидела на том сундуке на дорожку, так как Шерри с тихим: «Ш-ш-ш!» трепетно прикасалась лапками к вулканическому мрамору. Словом, если бы «Верность» баффала, художница заметила бы это.

— Станет, — в один голос ответили жрец и жрица. — Со дня явления паствам. Оригинал получит те же свойства.

— Вдвое больше, — ровно поддержала и углубила начинание Хэйт. — Создание барельефа потребовало от меня немалых усилий.

— По времени действия, — по раздумью согласились с нею представители двух Орденов.

Глава Ненависти сощурилась: требовать ли больше? Насколько этим личностям «уперлось» выставить на всеобщее обозрение ее труд?

— Десятая часть подношений отойдет вам, — по-своему истолковал гримасы художницы наиболее хитрый с виду чинуша. — Будет справедливо и правильно. В городском хранилище есть прекрасная чаша: снаружи она бела, как снег, внутри черна, словно сажа.

— Дар мастера Ангуса? — сориентировался его коллега по чиновничьему делу. — Чаша безразмерная. Да, мы можем выделить из хранилища сей артефакт. Ради блага города. И его жителей, конечно.

Заговорить себя мифическим благом для горожан не дали как служители богов, так и глава Ненависти. Случился очередной виток переговоров. Итогом стало равное соотношение долей: одна четвертая в казну Велегарда, по четверти каждому Ордену и четвертинка автору скульптурной композиции.

Чинуши посмурнели, зато лица священнослужителей разгладились. Но ненадолго: они вернулись к месту размещения копии «Верности». Хэйт покривилась: два божества между собою ладили, а их служители никак не могут прийти к согласию.

Время за всеми пререканиями утекало, как вода сквозь пальцы. Она достала из запасов большой лист бумаги, скопировала на него карту Велегарда. К счастью, игра позволяла переносить карты известных локаций автоматически, по запросу, а не заставляла черкать от руки.

— Здесь, — пришлая обвела пальцем немалую область на карте. — Храмовый квартал. Храм Балеона в центре, на холме, — тычок, и жрец Милосердного морщится. — У подножья холма вход в храм Ашшэа, — обмен взглядами с жрицей, уж та понимает без слов, что сам храм расположен под землей. — Между ними, если шагать по прямой, зеленая парковая зона. Вот здесь даже дорожки сходятся.

Для масштабирования Хэйт параллельно сверялась с увеличенной виртуальной картой, та позволяла куда больше, чем бумажная копия.

— Раз вы хотите полную копию «Верности», — художница перевела дух. — Нужно воссоздать условия. Не в том смысле, что перенести потухший вулкан, — оборвала забубнивших было чиновников Хэйт. — Постройте что-то вроде беседки… башни… пагоды… часовни… Словом, некое строение, в котором высокий потолок, нет окон и всегда темно. И уже в нем разместите копию барельефа. Да, и не забудьте светлячков. Без них зрительный эффект будет не тот.

Она откинулась на спинку стула, выдохнула с облегчением. Дискуссия вокруг нее и «Верности» снова начала набирать обороты, но теперь уже с учетом локационного предложения Хэйт. Конструктива в обсуждениях явно добавилось.

— Раз мы договорились, я могу идти? — художница обвела взглядом галдящих неписей. — Чудненько. Тогда все подтверждающие документы высылайте мне почтой.

— Доброе дитя, ты ведь помнишь, что тебя ждут в Ордене? — отвлекся от переговоров жрец Балеона Милосердного. — За заслуженной наградой.

Хэйт коротко кивнула. Встретилась взглядом с живой сталью — жрица Ашшэа глядела на нее выразительно. Тень за спиною жрицы шагнула в сторону. Бесшумно хлопнула в ладоши. Хэйт ответила легкой полуулыбкой.

И сбежала наконец-то из этого многоголосья.

Маська назначила встречу подруге в Обжорке. Почему именно там, а не в клановом доме, глава Ненависти не стала уточнять. Как знать, может, у деловитой гномочки еще встреча назначена, из тех, что проводить уместней в непринужденной трактирной обстановке, да под превосходную пищу от мастера-кулинара Сорхо?

Однако реальность опровергла сие разумное предположение: трактир оказался закрыт. Что, впрочем, не помешало Хэйт в него зайти — настройки доступа к заведению в любое время дня, ночи, выходных и отпускных владелец как на нее оформил, так и не изменял.

В зале было темно: свет выключен, ставни закрыты.

— Есть кто? — окликнула Хэйт.

Если не гному, которая могла, по идее, усвистать по срочным делам, то Сорхо или его помощницу повариху.

— С возведением в титул,

С возведением в титул,

Наша Хэйт, дорогая,

С возведением в титул тебя!

Грянуло из глубины зала. Засверкали малюсенькие вспышки фейерверков, отдаленно похожие на бенгальские огни, только разноцветные и не на проволоке. В сторону слегка обалдевшей Хэйт выдвинулась делегация по встрече о пяти лицах: Сорхо с огромным тортом с кучей свечек в руках, Маська, Локи и малышка Линни с Лифией, мастерицей кулинарного дела.

— От нас и от всех, кто хотел бы присутствовать, но по разным причинам не сумел, — пророкотал трактирщик. — От всей Ненависти: поздравляем тебя с дворянством! Задуй.

Хэйт с шумом изобразила драконье дыхание, погасив разом несколько дюжин свечей.

— У-и-и! — восторженно пискнула Линни.

«Они и конфетти в вирте раздобыть умудрились», — отрешенно подумала художница в наблюдениях за рукотворным хаосом, устраиваемым в честь нее. — «Или изобрести, эти могут».

— Ты нас в тот раз так огорошила, — состроила умильно-обиженное личико гнома. — А могла бы предупредить. Хотя бы меня. И мы бы красиво отметили, а ты, как всегда, снегом на голову.

— Сосулями, — хихикнул Локи. — Вроде так у вас говорят? Была у меня подруга по переписке из Санкт-Петербурга. «Котаны и кисули, осторожно — сосули».

Заулыбались на это изречение все, даже те, кто сосульки в глаза не видел.

— Ай, ладно, — Маська подошла к Хэйт, прислонилась головой к плечу приятельницы. — Режь тортик быстрее. Нам тоже есть, чем похвастаться.

Чтобы похвастаться, пришлось (конечно, после дружного поедания обалденно вкусного торта) покинуть Обжорку. Обойти здание и проникнуть в него снова — через неприметную дверку со стороны узкого проулка между домами.

Сорхо это сделал: воплотил идею с подпольным бойцовским клубом. И сразу же, как только Хэйт ступила на присыпанный светлым песочком каменный пол, вручил ей презент — именной кулон. Ник и номер — первый, все-таки автор идеи — были аккуратно выложены крохотными блескучими камушками с гладко обрезанной и отполированной обратной стороны.

А переднюю часть Гринвич, это он занимался изготовлением жетонов-кулонов, все же упростил относительно первоначальной задумки. Чешуйчатая лапа сжимала покрытый трещинами камень, как на эскизе Хэйт, но вместо цельной надписи: НЕНАВИСТЬ, ювелир вырезал и залил расплавленным серебром только букву Н.

Художница не успела возмутиться, как Сорхо призвал «объяснительную бригаду» в лице самого Гринвича. Тот почему-то дожидался их возле арены, не стал подниматься в зал, где задувались свечи.

— Если выводить все слово, булыжник приходилось брать огромный, — сообщил ювелир (и по совместительству лучник). — И, само собой, тяжелый. Или так мельчить, что выходило неразборчиво. А потом ваш бард, Вал, спел нам куплетик про кафе Счастье и состояние нестояния. И меня озарило: счастье! Happiness. Наша русская Н от Ненависти пишется так же, как H в их забугорном счастье.

— Трактиры, где мы разместим арены, будут называться по-разному, — подхватил Сорхо. — Я не готов переименовывать Обжорку. Но мы включим их в сеть — и вот ее назовем Счастье.

Мася хлопнула в ладоши и мелодично напела строки, ранее придуманные художницей и навеянные сладкой песней-признанием Вала.

— Я хотел бы открыть кафе,

Сделать «Счастье» его названием.

Чтобы каждый ушел из него подшофе,

В состоянии нестояния.

— Ага, именно, — потрепал по макушке гномочку мастер-кулинар. — Это теперь будет гимн нашей сети трактиров, кафе и прочих едален.

— Свои будут знать, что клуб — это Ненависть, — продолжил мысль Гринвич. — А людям с улицы вовсе ни к чему знать название. Пусть считают, что Н — это от счастья. И выбитые зубы, и сломанные конечности — тоже от счастья. Большого. Да, и именной жетон я сделал только для тебя. Твой ник короткий, и то мельчить пришлось, с лупой возиться. Еле управился. А как ту же Massacre выводить, даже думать не хочу.

— Хм, — задумалась над трактовкой Хэйт. — Понимаю. Так арена уже работает? Вы нашли поединщиков из местных?

— Прошу, — сделал широкий жест Сорхо, приглашая пройти глубже и дальше по подвальному помещению. — Лифия помогла, нашлись знакомства. Пока мы в тестовом режиме работаем, исключительно для местных и своих.

— Ты же помнишь правила? — встряла малая с таким энтузиазмом, что аж хвостики подпрыгнули. — Гость становится участником, если примет бой. Приняв бой, гость получает личный жетон участника и один гостевой жетон. Личный жетон ты получила, пора отрабатывать!

— Что ж, — с предвкушением сощурилась Хэйт. — Приступим.

И принялась снимать экипировку, оставив на замену самое простое: штаны и тунику новичка.

— Есть проблема, — дойдя в разоблачении до области головы, глава Ненависти призадумалась. — Прическа. Я могу убрать шпильки, но…

— Артефактные шпильки? — сделал стойку ювелир. — Покажешь?

Хэйт покачала головой: секретам Бестий лучше оставаться секретами. Так безопасней для всех.

Гринвич, похоже, обиделся.

— Я тебя переплету, — вызвалась Мася. — Косички тонкие в одну косу. Перетяну обычным кожаным шнурком.

Гнома была в курсе, что экзотическая прическа подруги — не прихоть, а вполне себе оружие. Малая принимала живое участие в бою с Драконом, где Хэйт продемонстрировала особые качества своих косичек.

Вскоре глава Ненависти стояла на ринге, где ей предстояло сразиться ни много ни мало — с действующим чемпионом подпольных кулачных боев. Уважили честь основательницы клуба, самого достойного противника ей выставили.

— Встречайте: Большой Джор! — взял на себя роль конферансье Гринвич.

Хэйт было решила, что ослышалась. Имя оппонента в ее восприятии рассыпалось аж на три версии: Джо, Жор и Дожор. Она даже хихикнуть успела, пока луч прожектора (парни явно заморочились с эффектами) не высветил нечто необъятное.

«Этот точно все уже дожрал», — Хэйт на секунду зажмурилась, затем широко распахнула глаза, чтобы убедиться, не мерещится ли ей эта громадина. — «Потом он пошел к соседям, все дожрал у них, возможно их самих, и так далее…»

Груда мышц наверняка имела в родословной представителя расы орков. Объемы, рост и слегка зеленоватый цвет кожи намекали. Кто с кем согрешил: папа с орчанкой или мама с орком, Хэйт угадывать стало резко некогда, когда живая гора ринулась по направлению к ней.

Тут мог бы пригодиться опыт боя с орком-стражником из пограничья, вот только там с нею играли, как кот с мышью, да и доступ к умениям наличествовал. Тогда как здесь — исключительно кулаки решали, кто победит, а кто ляжет лицом в пол, есть песок.

Избежать столкновения помогла ловкость. Конкретно вкачанная для класса, специализирующегося на магии. Сто восемьдесят единиц — шутка ли? На тридцать девятом уровне.

Хэйт юркой рыбкой прошмыгнула мимо Большого Джора, причем ум с какой-то совершенно дикой отстраненностью высчитывал показатели ловкости и силы, как приоритетных для кулачной схватки характеристик.

Тридцать шестой она апнула по дороге к Гултаку Кровавому. Все десять очков бахнула в интеллект. Еще два уровня «капнули» за убийство самого босса. Тогда, в опустошении, в выгорании — ей было плевать, она даже не заметила оповещений. Уже потом закинула двадцатку в интеллект. Мистик она или где?

Тридцать девятый сам собой набрался, пока она ходила на Лестницу в небо: мобы, элитки и мини-боссы были «жирные», экспистые. И эти десять Хэйт ожидаемо определила в интеллект.

Ловкость… Когда они били Гултака, этот стат немного превышал сто шестьдесят очков. Откуда прочие дровишки?

Джор снова пошел на разгон, живо напомнив своей противнице анекдот про бегемота, его плохое зрение и то, что это — не его трудности.

Что-то (пока Хэйт «утекала» с траектории забега бегемота, мозг продолжал методично считать плюсы к ловкости) набралось благодаря тренировкам Хель. Все эти кракозябры и загогулины, в которые скручивала их танцовщица, показали удивительную эффективность.

И еще кое-что дали за недельную работу над Верностью: система оценила детальный кропотливый труд. Силу тоже подняло, видимо (поскольку оповещения Хэйт отключала во время работы, а лог «уплыл», кое-что пришлось додумывать) за скалывание крупных кусков породы на начальных этапах. Даже в мудрость откуда-то капнуло две единички: может, за оригинальное включение в картину из камня наложений двух разных пород?

Большой Джор завершил неудачный забег, остановился, принялся разминать шею и сплетенные кисти рук.

Некое второе «я» художницы, подозрительно смахивающее на проявление шизофрении, избрало эту минутку отдыха для вызова окна характеристик. Чистых, без прибавок от экипировки, коей здесь и сейчас ее персонаж был лишен. А то вдруг что не так запомнилось?

Герой: Хэйт. Класс: Адепт Тьмы.

Уровень: 39.

Здоровье: 2264. Мана: 2470.

Мудрость: 247. Интеллект: 407.

Живучесть: 150.

Сила: 120. Ловкость: 180.

Атака: 120. Защита: 240.

Выносливость: 72.

Стойкость: 18.

Окошко пришлось резко свернуть, мысленно ругнувшись на «шизу»: нашла время! Громадный боец рванул на перехват вертлявой цели, увеличив зону поимки расставленными в стороны ручищами. И загреб-таки легкую на ногу Хэйт, буквально сцапал за шкирку. Дернул без всякой деликатности, сбил с шага, а затем и вовсе повалил на песок. И сам грохнулся сверху, всем весом.

— И вот я ерзаю под ним, — днем позже Ника делилась с Галкой впечатлениями. — А эта туша пыхтит на мне и давит, давит…

Когда Галя дозвонилась до младшей подруги, Нике сильно хотелось отказать. Отмазаться от визита — Галка звала в гости, на сырный суп и беседу по душам. Но в голосе, искажаемом мобильной связью, явственно звучала тревожность, и Вероника устыдилась своего нежелания ехать в гости.

Рассеянность и нервозность Гали Ника отметила и вживую, но затем увлеклась пересказом событий и пропустила, как на лице подруги сменяли одно за другим разные выражения. Иначе даже ей, слабо подкованной в чтении эмоций, не составило бы труда уловить ход мыслей Галки.

Сначала в глазах и уголках Галиных губ проявилась искренняя радость. Довольство: «Наконец-то девочка созрела!» — затем мелькнула тень неодобрения. «Партнер, конечно, на диво неудачный ей попался».

— А потом все кончилось, — испустила вздох Вероника. — Две минуты по таймеру в горизонтальном положении.

— И всё? — всплеснула руками Галя.

— Всё, — подтвердила гостья. — Полный слив.

— Да-а, — протянула хозяйка, пододвинула тарелочку с гренками. — Не очень получилось. Еще попробуешь?

— Конечно, — Ника цапнула гренку, улыбнулась подруге. — Но, пожалуй, попозже. И времени нет, и не готова я пока к повторению.

— Славно, славно, — одобрила Галка.

И не призналась вслух, что упустила начало рассказа. Неловко — ей о столь личном, а она в свои мысли ушла. Вместо этого радушная хозяйка поделилась новостью — основной причиной внезапного приглашения.

— А я, кажется, за вторым собралась, — со сложной смесью чувств в голосе и на лице выпалила Галина. — Точнее, не кажется. Тест положительный.

— Тест? — не сходу догадалась Вероника.

— На беременность, — пояснила для недогадливых Галя. — У Леськи будет братик. Или сестренка. А муж… То в работе, то в гробу своем. Я ему даже не сказала пока — некогда. И… я же хотела на работу вернуться, когда Лесю в ясли возьмут. Мы так планировали: ипотека сама себя не выплатит. А с Лешкиной зарплаты все, считай, на жизнь и расходуется. Боюсь себе представить, как он отреагирует… Мы ведь столько лет пытались с первой, а второй — сам собой. Когда не ждали и не готовились.

Монолог будущей (и текущей) мамы гостья выслушала полностью, без уместных и не очень встречных реплик. Иногда ведь просто выговориться надо, вывалить в чьи-то уши кучу накопившихся мыслей и чувств.

— Он обрадуется, — Ника ободряюще коснулась Галиной руки.

— Думаешь?

— Уверена, — повторила гостья. — Зуб даю. Леськин, молочный.

Ла Бьен, город-порт на берегу Лазурного моря, жемчужина триумвирата вольных торговых городов и всего Янтарного Взморья, встретил Ненависть яростным шумом людским.

Хэйт уже успела попутешествовать по разным уголкам Тионэи, но нигде так громко не орали в ухо и не толпились на небольших площадях. Уже потом, после прогулки по городу, она сопоставила концентрацию гвалта и скученность местных строений.

Домики жались друг к дружке, стояли впритирку. Улочки не могли похвалиться шириной: если по дороге катились навстречу друг другу две телеги, прохожим приходилось льнуть к домам, чтобы пропустить транспорт.

Все строения в Ла Бьен были выполнены из камня. Преобладали белый, светло-серый и рыжий: рыжеватые плашки тут частенько использовали для оформления цоколя, а яшмовую гальку пускали на узенькие дорожки для пешеходов.

Ненависть отправилась на Янтарное Взморье неполным составом с ознакомительным визитом. Кое-какую информацию ребята успели собрать и передать главе клана, но поглядеть своими глазами, без спешки пройтись по городу тоже стоило. Парни Сорхо пока что занимались делами клуба, но обещали вскорости подтянуться. Сам трактирщик без продыху трудился на кухне, качал «обман вкуса».

Итого, поглазеть на толчею прибрежного города явились: Хэйт, Маська, Локи, Рэй, Монк и Вал с Хель. Последние двое казались жутко довольными и жутко уставшими. Музыкант завершил эпопею с записью нового альбома, а Хель отработала выступление на гала-шоу.

Рюк обещал «вернуться в строй» через два дня, как сдаст последний отчет. Кену с Барби еще три дня предстояло нежиться на берегу океана, затем день на перелет в московскую хмарь, сколько-то времени на адаптацию и разбор чемоданов.

Всемером покорить триумвират ребята всерьез не рассчитывали, но присмотреться да прислушаться — отчего бы и не да? А прислушиваться удобнее сразу к местным голосам, с этой целью Маська подозвала загорелого мальчугана и за горстку серебряных монет обеспечила группе гида по Ла Бьен. Две серебрушки пацан получил авансом, и еще пяток ему было обещано по завершению экскурсии.

Малец им попался бойкий, и взялся за отработку гонорара с веселым рвением. Вскоре группа в его сопровождении лицезрела ту часть города, что побогаче. Дома прибавили в этажности и архитектурных излишествах, улицы — в ширине, жители — в дороговизне одежд.

Ненависти показали лучшие гостиницы, ресторации, музей океанских глубин (его посещение большинством голосов отложили на другой раз), цирк, ратушу (Хэйт не сдержала смешка от такого соседства), театр и — гордость Ла Бьен — филармонию.

Ла Мьюсика — монументальное строение имело собственное название.

— Вы немножечко опоздали, — посетовал мальчишка. — В Ла Мьюсика недавно давали концерт Фаунд и Кларисса: весь город собрался послушать их скрипки.

Местный с таким выражением глянул на гостей города, словно они не выступление пропустили, а само сотворение мира, причем по причине тяжелой неизлечимой болезни.

«Здесь уважают музыку», — Хэйт украдкой бросила приценивающийся взгляд на Вала.

Как и за сколько можно продать таланты их барда, додумать она не успела: в городской шум вторгся истошный бой набата.

— Ой-ой-ой, — залепетал малец, глаза его забегали. — Дяденьки, тетеньки, простите, мне надо к своим!

Парнишка рванул так споро, что про остаток гонорара никто даже не успел обмолвиться. Был мальчик — и нет мальчика, только подошвы дешевой, изрядно сношенной обуви мелькнули и пропали.

— И что бы это значило? — вытянулся в лице Локи.

Впрочем, другие от авантюриста недалеко ушли в плане недоумения. Ответ пришел из воздуха, вернее, от системы.

Внимание! Локальное повторяемое событие: Девятый вал — начинается!

Когда люди пришли к морю и обосновались на его берегах, они забыли спросить у моря, не возражает ли оно против такого соседства.

С тех пор море стало приходить к людям, когда те меньше всего ждут его.

До старта события: 09 мин 59 сек.

Событие продлится: 4 часа.

Спасайтесь! Спустя 4 часа все, кто не нашел надежного укрытия, будут унесены в море. Если переживут атаку моря. Лазурное море прекрасно, но оно не знает жалости.

Внимание! Портальные врата заблокированы.

— Кроме быстрого бега, есть у нас идеи по спасению? — хмуро спросил Рэй.

— Чтобы умереть уставшими? — не удержался от подколки Локи.

— Не-ет, — протянул Вал, не сводя глаз с распахнутых двустворчатых дверей филармонии, из которых выбегали люди.

И не только люди: Хэйт успела заметить милую гномку и слащавого эльфа. К счастью, бежали все довольно организованно, сбивать с ног застопорившуюся группу Ненависти вроде как пока не собирались.

— Я бы предложила остаться и глянуть, что это за событие такое, — высказалась глава Ненависти. — Но у нас же демоны — не водоплавающие.

Достижение за ныряние танцор и бард получить не успели, не до того им было.

— Не-ет, — снова протянул музыкант.

— Тебя заклинило? — Монк подошел к Валу, заботливо постучал по спине.

Хель изящно обогнула своего парня, проследила за его взглядом.

— Мы не станем бежать, — произнесла она и пожала плечами. — Вал не уйдет. И я останусь с ним.

Теперь уже и Хэйт стало интересно, что же такого увидал музыкант? Что дороже жизни, пусть и виртуальной, и потери опыта, части средств и, если не повезет, экипировки?

— Пф-ф, — на свой лад истолковала происходящее гномка, огладила рукоять топорика. — Море к нам приходит? Ну пускай, ему же хуже.

Более-менее организованная толпа вытекала из распахнутых дверей филармонии целых три минуты. Из десяти, отведенных на подготовку к локальному событию. И эти три минуты Ненависть терпеливо ждала, потому как ломиться вразрез толпе — такая себе затея, тупо затопчут встречным потоком.

Наконец Ла Мьюсика опустела, и группа из семерых туристов, ведомая музыкантом, бойким шагом, чуть не срываясь на бег, понеслась через широкое фойе, миновала еще одну пару распашных дверей. Походя смелись какие-то обломки с наклонной дорожки между рядами сидений. Вал рвался к сцене.

Точнее, к белому концертному роялю, что стоял в левой (если смотреть от входа) части сцены. Вала влекло к инструменту, как влечет вид оазиса с прохладной водою измученного жаждой путника в знойной пустыне.

Наверное, кто-то более романтичный сравнил бы это почти магическое притяжение с тем, как влюбленного манит объект его чувств. Хэйт видела другое: как она сама совсем недавно не могла оторваться от двуцветной стены. Порыв вдохновения — он сильнее мимолётных увлечений.

Пока демон обходил со всех сторон и трепетно оглаживал крышку рояля, Локи и Рэй (по инициативе убийцы, конечно же) закрывали и пытались заблокировать двери. С осознанием, что если бы так просто можно укрыться от локального события, то музыканты и зрители сами бы забаррикадировались внутри, а не убегали прочь. Но и ждать, сложа руки, было не по нраву Ненависти.

В аккуратных гномьих ладошках возник молоток, чтобы за немногое оставшееся время создать дополнительную стену-преграду из ресурсов запасливой Маси.

Не у всех за суетой (или восторгом, как у некоторых музыкантов) нашлись желание и внимание, чтобы подивиться устройству сцены в Ла Мьюсика. А установлена она была нестандартно, не в краю зала, а по центру.

«Удобненько, когда в настройках можно выставить акустику на максимум, и не запариваться», — на свой лад оценила дизайнерское решение глава Ненависти.

При строительстве здания филармонии в квадрат внешних стен вписали круг зрительского зала, а в тот — круг меньшего размера, сцену. Ряды удобных сидений шли под наклоном, ниже и ниже, проходы меж рядами струились синими ручьями ковровых дорожек. А в самой нижней точке снова начинался подъем: к ядру, к самому сердцу Ла Мьюсика вели восемь круговых темно-серых мраморных ступеней. Золотом по мрамору лег повторяющийся узор, в коем Хель сходу опознала ноты в соответствии с их местоположением в нотном стане. Нотоносец из золота, скрипичные ключи, разнонаправленные штили: До-Ре-Ми-Фа-Соль-Ля-Си-До.

Зрительский зал был погружен во тьму, тогда как сцену освещал столб мягкого белого света, источник которого располагался под высоченным потолком. Света хватало и для подчеркивания блеска золота нот на ступенях.

Тем временем бард придвинул к роялю банкетку (тоже белую), поднял блестящую крышку. И замер, словно не решаясь опустить руки на клавиши. Таймер локального события отсчитывал последнюю минуту до запуска. Все взгляды сошлись на музыканте, хотя мысли, наверняка, в умах сокланов мелькали самой разной направленности.

«Хорошо, что денег мало с собой», — думала о своем, о женском, Хэйт. — «Монет пять и выпадет при смерти».

Накануне, после визита к подруге, она конкретно озадачилась вопросом финансов — и источников их пополнения. Вечно залезать в гномью кубышку для реализации разных задумок — это такое себе.

Альбомы — неплохой вариант, только нужно резко заняться расширением ассортимента. Для этого хотя бы час-полтора-два от игры ежедневно выделять на пробег по данжикам невысокого (пока что так, а там будет видно) уровня. И озадачить вопросом не только своих ребят и девчат, но и парней Сорхо.

Крайне перспективно явило себя первое «приобретение» Хэйт, как владелицы манора — травница Фарра. Она собрала и подготовила к продаже, как обещала, пыльцу и нектар с лотосов и нимфей, а также связки травок попроще, что нашлись в долине. Недельные труды бывшей рабыни с аукциона скупили влет за приятную сумму: две тысячи двести золотых. «Хвостик» в две сотни в тот же день отнесла травнице — заслужила, более чем.

Пока алхимики Ненависти не «дорастут» до освоения ресурсов Долины Умиротворения, сбыт через аукцион — не худшее решение.

Выручка за неделю порадовала и ободрила художницу, но первый успех следовало укреплять и развивать. В настройках доступа в Недра Горы Покоя появилось имя непися-травницы. Вокруг озера шикарный травяной ковер, наверняка, найдется что-то полезное (и, желательно, недешевое). Надо осваивать.

Вся первая выручка, за исключением доли Фарры, ушла в казну, дабы покрыть хотя бы часть затрат на обустройство людей в долине. Покуда художница «общалась» с высшими сущностями, вырезая их лики и фигуры в камне, в долине тоже шла работа с камнем: одну из гор стесали по пологому склону, превратив «подошву» горы в основание для небольшого поселка. Выбранный камень стал стенами жилищ.

Среди бывших невольников нашлись и каменотес, и горняк (правда, только в ранге подмастерья), и даже квалифицированный строитель. Теперь у каждого в маноре имелась крыша над головой, да миска каши на обед — кулинар со средними навыками так же затесался в ряды жителей манора.

Увы, все продукты, а также мебель, посуду и прочие бытовые принадлежности приходилось закупать. Даже дрова для печей, и те были привозные.

Кроме Фарры, назначенной старостой поселения, каменотеса, горняка, строителя да кулинара, иных полезных «в хозяйстве» специалистов не нашлось. К Хэйт подались (в основном) бывшие деревенские, чьи хозяйства разорили подчистую. Те, кому некуда было возвращаться.

Люд из-под сохи, к сельскому хозяйству да простому труду приученный. Как разнорабочих: принеси-подай, отволоки каменюку, подмети площадку — их использовали, но стройка не бесконечна, если не затягивать…

Манор должен приносить доход, а не проедать всю недельную выручку. Такого, чтобы гнать «на вольные хлеба» доверившихся ей местных, Хэйт и в голову не приходило. Бесполезных людей не бывает. С травницей в ранге мастер ей сказочно повезло, но и от других работников будет прок, надо только придумать, как этого добиться.

Поэтому после общения с «внезапно» беременной подругой девушка плотно засела в поисковике. Лешке-Рюку, да и другим мемберам клана, пригодится игровое золото. Оно и ей самой было бы кстати, чего уж скромничать.

Из двадцати одного (двадцати двух, но грудничок как работник не котируется) жителей манора шестнадцать — земледельцы. Гипотетические, потому как земли в Долине Умиротворения под пахоту и огороды — нет. Дикоросы, как показала практика (стараниями умницы Фарры), значительно выгоднее, чем зерно или «любимая» Сорхо капуста.

Но, кроме Долины, во владение Хэйт отошла Гора Покоя, причем не только Недра ее, но и поверхность. И склоны прилежащих к Долине Покоя гор также включены были в границы манора. И часть склонов являлась не отвесными скалами, а относительно пологими, удобными для подъема и схождения.

Горы — не место для сельского хозяйства, неудобица. Но это не переводило шестнадцать местных в разряд дармоедов. Нет, сие значило, что хозяйке данной горы следует подключить голову и найти этим людям достойное занятие.

Быстрый опрос показал, что один дедок умел да опытен в выпасе овечьих отар. Он и внука, который с ним вместе угодил в плен, хотел бы научить своему делу. Овцы — это шерсть и мясо. Еще пара мужчин вызвалась подрядиться в пастухи, коли «госпожа велит». «Госпожа» окинула взглядом окрестности, подметила зеленые «островки» на безжизненных прежде камнях, и дала наказ дедуле с новыми подручными присмотреть хорошее место для пастбища в пределах манора. Как найдут, животными она их обеспечит.

Осталась дюжина землепашцев, существенная «непаханая» территория и… головная боль хозяйки этой территории. А затем она вспомнила, что округ — не просто горы, что Гора Покоя — затухший вулкан. И вот тут поисковик ошарашил хозяйку манора, дав подсказку, что вулканическая почва не никчемна. Туф, образованный из вулканического пепла и других частиц, может быть пригодным для виноградарства.

На склонах Этны и Везувия растят виноград, причем Этна еще и просыпается периодически. Не только итальянцы освоили виноградарство на вулканических почвах, многие страны, как выяснилось, могут похвастаться виноградниками на вулканах. Так чем хуже Гора Покоя?

Благословение Балеона, подземное озеро с весьма необычной водицей… Пазл в уме девушки складывался сам собою. Винодельню можно организовать в поселении. Начать, конечно, следует не с винодельни, а с виноградника: на покупку первой партии лозы и ушли почти все наличные средства Хэйт. Идею с опорными стенками-лабиринтами из базальта для защиты лозы от ветра она честно стырила в интернете, и подбила работников на реализацию. Благо, базальт в маноре в обилии.

Фарра по наущению «госпожи» в каждую лунку для пробной посадки влила по чаше воды из подземного озера. И получила наказ каждый день повторять сие действо: лоза, получив подпитку водой из благословленного источника, мигом прижилась и даже выкинула свежие зеленые побеги.

Созревание в виртуальном мире ускорено, так что первый виноград Хэйт ждала уже через месяц, а то и раньше, с живительной-то влагой… Люди же получили работу: уход за молодой лозой, устройство базальтовой ветрозащиты, подготовка к расширению виноградника на весь северный, наиболее пологий, склон Горы Покоя. Что из этого выйдет, окупятся ли вложения и трудозатраты, покажет время. Но чутье подсказывало хозяйке манора — всё получится. Деньги вложены, буквально зарыты в землю, не напрасно. И вовремя, как показал сегодняшний визит в Ла Бьен.

…Снаружи, за стенами филармонии, истошно гремел набат. Акустика в Ла Мьюсика глушила его, как глушила испуганные крики людей и прочих разумных, что тщились укрыться от гнева стихии. Не могла видеть Ненависть и гигантскую волну, идущую от ярко-лазурного в обычный день и черно-синего в день нынешний моря.

Затемнилось и небо, выстелили небесную синь рубцы грозовых туч. В вышней мгле мелькали молнии — беззвучно и неумолимо. Уже тряслись в пляске смерти пришвартованные в порту корабли, уже будоражило море. Чтобы с первой же страшной волною разбить борта и мачты о плиты причала. Судна поменьше, с невеликой прочностью, и вовсе с хрустом перемелет волна. И с пеной морскою швырнет на берег жалкие обломки.

В бессильной ярости орали моряки, метались трудяги с тюками и ящиками. Причитали и выли торговцы, чьи товары не успели сгрузить на берег. Стенали бедняки — не всем в Ла Бьен по карману были места в магически защищенных укрытиях. Кричали бесстрашные чайки.

Бил набат…

В Ла Мьюсика же заиграл рояль. Вал касался клавиш нежно и трепетно, а инструмент отзывался столь чистым, безупречным звуком, что поневоле трепетала в такт мелодии душа.

Возвышенно, тонко и гармонично звучал рояль. Бард играл, как дышал — всем естеством, и каждый, кто слышал его игру, чутко улавливал, что вкладывал в звуки демон. И воплощение несбыточной, казалось бы, мечты, и радость от удивительной встречи. И счастье обретения, и незамутненный восторг. Вал сам был — музыка и счастье.

— А я умею шевелить ушами, — когда сошла первая оторопь, прошептал Локи. — И там, и тут.

И тут же дернул ухом, невольно заставив Хэйт мысленно примерить к авантюристу эльфийские уши — длинные и «раскидистые».

— Это ты к чему? — так же шепотом буркнул Монк, до неуместной реплики соклана внимавший звукам рояля с немым восхищением.

— К тому, что идеально читать с листа — это вроде как уровень музыкального гения, — частым шепотом ответил Локи. — Ты видишь лист?

Листа никто не видел, ввиду отсутствия оного.

В классике Хэйт разбиралась так себе, но прежде в их доме нередко звучали записи инструментальной музыки, и того, что она слышала сейчас — среди тех мелодий не встречалось. Выходило, что бард играет нечто новое, возможно, сочиненное ранее, но почти наверняка — свое.

— Импровизация, — мягко улыбнулась Хель: демоница, вслушиваясь в переливы звуков, буквально лучилась теплом и восторгом. — Вал поступал в консерваторию… сложное название, не могу вспомнить…

— Римского-Корсакова? — предположила глава Ненависти, за что получила кивок и благодарную улыбку от танцовщицы.

— Его не приняли, — огорошила присутствующих Хель. — Вал не прошел экзаменационную комиссию.

— Хер-ра се, — Локи словесно указал на нестыковку того, что видит и слышит с отказом о принятии в ВУЗ музыканта.

— Он поступал на бюджет? — неслышно подошла к слушателям необычного концерта Мася.

Хель коротко кивнула.

— Ему предложили пойти на платное? — цепочка рассуждений гномы начала доходить и до Хэйт.

— Вал гордый, — подтвердила демоница. — Отказался. Сказал: проложит свой путь к мечте.

— Так с нашего гения тупо хотели срубить бабла? — авантюрист изумился до того, что перестал шептать. — Вот ж… жуки позорные! И рыбку съесть, значит, решили, и на золотую вилочку присесть?

— Как и все… почти все, за редким исключением, в этом мире, — дополнил Рэй. — Это грустно, но факт.

— П-ф-ф, — Маська потрясла головой. — О рыбках: таймер обну…

Внимание! Локальное повторяемое событие: Девятый вал — стартовало!

Событие продлится: 4 часа.

Если до запуска события вы не сумели найти укрытие — готовьтесь к встрече с яростью Лазурного моря. И да помогут вам боги Тионэи!

Внимание! Портальные врата заблокированы.

Внимание! В случае гибели персонажа в период действия события Девятый вал, круг воскрешения для персонажа будет выбран случайным образом из числа тех, где ранее хотя бы 1 раз воскрешался данный персонаж, за исключением кругов воскрешения в локации Янтарное Взморье.

«Такое себе, что разбросает нас при респе, но есть и плюсы», — покивала оповещению Хэйт. — «Тело не забросит в какой-нибудь затопленный храм, чтобы оно там тонуло сразу после возрождения. Снова и снова»…

— Пять, шесть, семь, восемь, — еле слышно досчитала Хель.

Глава Ненависти решила было, что демоница считает мгновения до явления обещанного моря с его яростью, но нет. На счете: «Восемь», — Хель, что та птичка, вспорхнула в неожиданном па, открывающим начало изящного танца.

Нечто близкое к балету и современному танцу одновременно, грациозное и утонченное представление, идеально гармонирующее с музыкой Вала, вот что явила им демоница. Сцена в Ла Мьюсика рассчитана на большие оркестры, места для танца на ней предостаточно, и одна миниатюрная девушка заняла собою все пространство сцены.

Бард сочинял свою «Оду белому роялю», как мысленно окрестила мелодию Хэйт (хотя, казалось бы, как соотносятся жанр стихосложения и музыка без слов?) и тут же переносил звуки из воображения в мир при помощи белых и черных клавиш, танцовщица же создавала хореографию на неслыханную доселе музыку. С невероятно точными — отчего-то Хэйт хотелось применить здесь слово «точеными» — и пластичными движениями. Импровизация на импровизацию.

Порывы души, облеченные в звуки, и отклик родственной души, исполненный в движении.

«Два чертовых гения!» — всем сердцем восхитилась художница. — «Где мой альбом?..»

В «чертовых» подразумевались не только (и не столько) рожки, обязательный атрибут расы демонов, но и степень гениальности по меркам Хэйт. По ее личной (только что придуманной) шкале «чертов» гений стоял запредельно высоко, в паре-тройке шагов от богов и космоса.

Не перенести на холст или бумажный лист то, как вы видите музыку, кроме как нотной записью, но можно выхватить мгновения танца.

«Пара, созданная на небесах, вроде так говорят в Поднебесье?» — стеклянное перо уже скользило по листу, а мысли Хэйт текли в своем русле. — «Небеса подшутили при выборе расы, а так — очень даже подходит».

— Мы всех их, на хрен, потеряли, — глухо и беззлобно ругнулся Рэй. — А там, между прочим, вода прибывает.

Пока взоры были прикованы к танцовщице, а уши внимали прекрасной мелодии, морская вода пошла по проходам. По центральному — слабенько заструилась, с трудом выискивая путь в обход баррикады и стены гномьей работы, и мощным напором рванула с противоположной части зала. Там — была, уместно говорить в прошедшем времени — скрытая дверца, вероятно, служебного назначения. Времени на детальный осмотр зала на тысячу мест у Ненависти не нашлось, да и две стены гнома все равно не успела бы выстроить.

Филармонию возвели в самой престижной части Ла Бьен, на возвышении и в отдалении от портовой части города. Волна, обрушившаяся на жемчужину Янтарного Взморья, перемолола береговую линию с кораблями, смела плохонькие дома бедняков, разрушительной мощью прошлась по среднему городу, срывая крыши и уничтожая домовую утварь (и жильцов, если те не сумели унести ноги), а в верхний город дошла ослабленной. Двери-окна повыбивала, сор с улиц смыла, «дары моря» подкинула, да умчалась обратно, в лоно родной стихии.

Если бы во время прогулки по городу Ненависть решила посетить музей океанских глубин, то при старте события им, вероятнее всего, предложили бы оплатить места в убежище: музей был им оборудован, как и ратуша, но туда случайному игроку попасть сложнее. Об этом клан-лидер позже прочтет на форуме, улыбнется сложной, нечитаемой улыбкой.

Недешево обошлись бы им эти места, конечно, но не дороже жизни. Это у Хэйт в карманах гулял ветер, так-то в команде присутствовала гнома, а гном без денег — что рыба без воды. Вроде как такие виды существуют, но их ничтожно мало относительно общего видового разнообразия рыб.

Так или иначе, Ненависть оказалась в Ла Мьюсика. «Приплыли», — можно было и так сказать. Первое сошествие гнева морского на город-порт принесло в филармонию не так много воды: натекло ровно по край самой нижней ступени под сценой. Затопило ноту «До».

И все бы ничего, но море принесло не только соленую воду. Еще оно оставило дары.

— Фу, — брезгливо отшатнулся от края сцены Локи. — Что за склизкая мерзость? Оно что, шевелится⁈

— Это порфира аспера, знакомься, — назидательно сообщил Рэй. — Монстрик пятьдесят плюс, похож на водоросли… — тут он слегка закашлялся и добавил на тон ниже: — Тентаклиевые водоросли.

Грязно-бурые комки на поверхности воды затрепетали, вытянули в сторону игроков длинные полупрозрачные отростки с гранатовыми бугорками-пупырышками по бокам. Жирные стебли (или что это было) блестели от влаги, от стеблей в стороны топорщились длинные отростки, похожие на мокрые неряшливые пряди волос. С них стекала и капала на нижние ступени то ли вода, то ли слизь. А в основании каждого пучка стеблей виднелись множественные темные — пустые — глазницы. В черноте провалов изредка мигали красные вспышки.

— К такому меня жизнь не готовила, — с отвращением сказала гнома, покрепче сжимая рукоять топорика. — Реально — фу.

— Будь здесь с нами владелец Обжорки, он бы уже десяток рецептов с этим «фу» вспомнил, — внес предположение Монк. — Или придумал. Что с лицами? Многие водоросли съедобны, это вам любой азиат подтвердит. Хель… М-да, ей не до этого. Тогда Мася: в твоей ресторации, как мне помнится, первоклассный повар-сушист. Тебе ли морщиться?

— Хм, — с некоторым сомнением выдохнула малая. — С этой точки зрения я гостей приморского круизного города не рассматривала. Ингредиенты, получается? Ползите к нам, склизко-мерзкие, мы вас будем шинковать. И подсушим заодно…

Комитет по встрече даров моря решила возглавить Салли — ярким огненными диском в направлении самого шустрого комка водорослей.

— Хотя наш главный определитель уязвимостей занят, — высказал кинжальщик. — Мы опытным путем установили: огонь им не нраву. Зато по нраву нам. Расстановка такая: Салли, умничка, калечит, Монк, если понадобится, лечит, Мася держит оборону на случай прорыва к нашим творческим… личностям, мы с Локи собираем лут. И затыкаем дыры в обороне, случись что. Болты пока стараемся не тратить, событие на четыре часа, и мне слабо верится, что сюрпризов похлеще в процессе не всплывет.

— Есть беречь болты и затыкать дыры, кэп, — излишне бойко откликнулся авантюрист.

— Мась, Хэтти поставь на охрану барда, — продолжил командовать Рэй. — Хель подвижная, до Хэйт есть шанс достучаться, если станет совсем жарко… в текущем раскладе: мокро. А Вал, пока играет, натуральная недвижимость. Играет-то красиво, будет жаль, если сорвут ему концерт.

— Нашел сторожевую собаку, — проворчала гномка, но указание выполнила. — Ладно, лапу и голос подать не затребовал.

Общение команды и подготовка к бою фиксировались сознанием Хэйт, но так отстраненно, словно это происходило на другом слое реальности. Пожалуй, в данных обстоятельствах уместно было бы сравнение с рыбкой, что с небольшой глубины наблюдает за появлением кругов на поверхности воды. Она отмечает изменения, но не видит мальчишку, который бросает камешки в море, чтобы те прыгали, делали «блинчики», не слышит его азартного смеха. Рыбке видны лишь круги на воде.

Художница делала наброски. На предельной для себя скорости, без детализации, лишь основные моменты — зримые «якоря», чтобы упустить как можно меньше и потом, в более спокойной обстановке, выбрать лучшие «кадры». Облечь их в цвет, дать им форму, движение, эмоции… Кто-то спросит: откуда движение и эмоции у статичного куска бумаги или холста? Хэйт на такой вопрос лишь отмахнулась бы и посоветовала взглянуть на работы мастеров прошлого.

Записать видео, и уже с него выбирать моменты — простой путь, но на нем теряются живые эмоции смотрящего. Есть звук, движение, момент — ах! — до бисеринок слез восхищения в глазах наблюдателя, есть первый, самый яркий пик эмоций. Повтор смажет эту яркость: изначальный восторг не растает бесследно, но запредельность чувств размоется.

«Зато ведь можно пересматривать самое-самое!» — возразят иные, и будут правы. Так что видео Хэйт тоже писала, как и (предположительно) все присутствующие.

Листы с набросками сменяли друг дружку. Вот: Хель стелется над сценой, концы полупрозрачной ткани ложатся волной, снежный барс в прыжке перекусывает длинное тело ядовитой мурены, с беспечной улыбкой касается клавиш бард… Вот: танцовщица сгибает свое тело в какую-то безумную геометрическую фигуру, так, как человек вовсе гнуться не должен, музыкант уже не улыбается, он сосредоточен и решителен; голова-купол кубомедузы приподнимается на тонких прозрачных щупальцах, готовых сжаться и выплеснуть в сухопутных едкой отравой, да только струя пламени от саламандры уже рвется навстречу бледно-голубому куполу, в коем мерещатся черты уродливого лица…

Вот гнома, опускающая топор на зубастую голову неопознанного морского гада. Тогда же она читала спонтанную лекцию о мурмурации рыб, как следствие вопроса от Локи: «Причем тут мурчащие котики?» То ли вторая, то ли третья волна принесла с собою плотные шары, состоящие из мелких рыбешек, двигавшихся настолько синхронно, что издали казались единым организмом. Хель на этом наброске кружится юлой, и ткань закручивается спиралью вместе с демоницей. Бард продолжает играть. В его мире время остановило бег, закольцевалось в мгновении, когда счастье стало мелодией.

Здесь же: спиной к спине авантюрист и убийца, разделывающие это бесчисленное множество рыбешек на филе, и Монк в сфере зеленоватого света; блики от сферы не позволяют утекать жизням друзей сквозь множественные ранки — воплощенный Эдикт: Жизнь, одно из новообретенных с классом Вершитель умений.

В какой-то миг плавная мелодия набрала темп. Вобрала в себя звуки схваток Ненависти с морскими тварями, их ярость и раж. От гневного моря музыка взяла напор и мощь, неукротимость и величие. «Симфония великой сечи», — потянуло на пафос Хэйт, когда случился этот переход. Чуткое тело танцовщицы подхватило запальчивый порыв, движения ускорились, стали шире, темпераментнее.

Сфера молний украсила зал филармонии яркими вспышками. Демоница не прерывала танца: изгибы тела в изгибах молний ткали узор безудержной пляски. Фурия в родной стихии — в бою, безудержная и ослепительная.

Полчаса передышки дает сфера молний вымотанным непрестанной битвой игрокам. Разрушительная сила молний для подводных созданий едва ли не губительней огня. Но вот последний разряд ударяет в осклизлую тварь, выбивает из той все здоровье и гаснет.

Подтопленный зал филармонии украшают многочисленные «гейзеры»: из-под воды выныривают и мчат к свету, к теплой плоти сухопутных черные морские ежи, бурые глубоководные удильщики и длинноногие красно-белые крабы-пауки. Они сопровождают главную гостью приморского курортного города — гигантскую цианею. Огромная медуза элитного ранга по-своему красива: купол в форме колокола двухметрового диаметра похож на грозовую тучу с вызолоченной солнечными лучами верхушкой. Под куполом как будто юбка из плиссированной коралловой ткани — или полураскрытый бутон удивительного растения. И пучки прозрачных тонких щупалец, благодаря которым медуза словно парит в водной взвеси.

— Локи, все, что горит — в цианею, — дает распоряжение кинжальщик.

Авантюриста не надо просить дважды. Он и Салли жгут со всей мочи: саламандра огнем стихии, человек — изобретениями алхимиков Тионэи. Гнома рубит топором щупальца, а вот Хэтти яркая гостья не по вкусу пришлась — медуза тоже жжется, кислотой.

Шкала здоровья элитной твари проседает куда медленнее, чем у тех, кто с ней бьется.

— Дальше — на банках. Уйдет вся мана, ее восстановление любыми способами отключится на час, — в голосе Монка слышатся раскаты грома. — Эдикт: Смерть.

И все враждебные цели в радиусе сцены… рассыпаются серебристыми искрами. Искры тают быстрей, чем снежинки на ладони, а дымчатых сфер с лутом после массовой зачистки монстров — нет. Ни дропа, ни опыта — этот Эдикт Вершителя ультимативен, он не предназначен для обогащения или прокачки.

В серебряных искрах и водных брызгах парит Хель, словно невесомая бабочка. Художница, чуть было не прервавшая цикл набросков, чтобы присоединиться к схватке, возвращается к перу и альбому.

Ступень за ступенью отвоевывало море пространство у сопротивляющихся «букашек», и вот уже не остаточные брызги покрывают сцену Ла Мьюсика блескучими каплями, а очередная — кажется, восьмая по счету — волна заливает поверхность сцены по щиколотки игроков. Хель танцует: босые ноги будто не замечают холодной воды, нужно что-то существеннее, чтобы сковать движения неистовой фурии.

Не только избыток влаги приносит волна: вместо опасных, но неразумных тварей следом за белой пенной шапкой в Ла Мьюсика вплывают нереиды. Зеленовласые девы морские прекрасны, но уровни — сто пятьдесят — прозрачно намекают, что всех сил Ненависти не хватит, чтоб одолеть пятерых красоток.

Вал играет быстрее, быстрее… за полетом пальцев над клавишами невозможно уследить. Звук обрывается на самой высокой ноте. Взмывает над сценой Хель: ее руки вскинуты, точно крылья, левая нога вспарывает водное полотно, и веером широким округ разлетаются хрустальные брызги. Танцовщица выгибается в прыжке, ступня соприкасается с затылком… После мгновений прыжка-полета девушка падает навзничь, как подкошенная.

Тишина после музыки опускается на зал филармонии, в ней слышны лишь капель и дыхание тех, кто на сцене. Бард нежно проводит по клавишам, и те откликаются: печалью и радостью, тоской близкого расставания и ясным, как летнее утро, трепетом от случившейся встречи.

Нереиды не нападают. Застыв в воде подле сцены пятью женственными статуями, морские девы начинают петь. Эта песнь — без слов. «Вокализ», — всплывает в памяти художницы словцо из арсенала соседа-музыканта.

«О-о-о-о-о», — в унисон тянут объемный звук нереиды, изгибают и плавят, и вместе с голосами дрожит и плавится душа каждого, кто слышит сплав музыки гениального демона с пением моря о пяти голосах.

Хель плавно подымается, теперь она плывет в танце, а все прочие — замерли, затаили дыхание. Воздушно-крылатая легкость танцовщицы, внеземная игра музыканта, огонь их сердец и песнь моря сошлись в нестерпимо прекрасной гармонии.

Сколько длилась она? И миг, и вечность…

А после на Ла Бьен обрушился Девятый вал.