Нас ежедневно жизнь разит,
Нам отовсюду смерть грозит!
Максим Горький
«Русские сказки»
– Как называется по-русски состояние, когда сотрудники спецслужб столь активны, словно их облили кипятком? – спросил Отто у Вальтера после возвращения из рейда.
– Суматоха, суета, ажиотаж.
– …при этом всюду лезут, всё вынюхивают!
– Шмон. Это жаргонизм, – предостерёг Хонка.
– Ночью нас задержали с вылетом – как раз, когда прошёл сигнал о появлении чужих в северной полусфере. Тревога оказалась ложной, однако… Я готов был вышвырнуть разведчиков из эллинга. Нашли удобное время для обыска! – Отто, в рейде само хладнокровие, теперь горячился почти до ругательств. – После их возни, мне кажется, системы следует калибровать повторно. Говорят, третьего дня они что-то искали у вас…
Вальтер выдержал испытующий взгляд Отто без малейших колебаний.
– Пустяки. Короткое замыкание в контуре накачки. Пара служак сгорела, устраняя неполадки. Дублёр, железная дубина, не разобрался и вызвал охрану.
– Да, да… может быть… – Юный Отто явно сомневался в словах старшего по званию. Вальтеру сильно захотелось дать ему подзатыльник. – Митре многих пришлось заменять… Сочувствую, герр обер-лейтенант.
– Спасибо, камрад.
Сейчас, когда отряд без потерь и происшествий вернулся на базу, когда шлем снят, и можно принять душ, Хонку заботили две проблемы.
Первая – почему восхитительная Ромми, горячо ласкавшая его на вечеринке у Райта, так насмешливо приняла валентинку и велела передать в ответ: «Обожаю хлеще овсянки, гауптвахты и гимнастики»? или она с ним по-девичьи заигрывает?
И вторая – отчего из меню исчезли свежезамороженные колониальные продукты, привезённые последним транспортом, а взамен в тарелках появилось гамма-стерильное земное мясо из хранилищ НЗ, которое за цвет и вкус зовётся «дохлый француз»? По слухам, оно лежало сто лет! даже пряности и овощи с Иньяна не способны сгладить его трупный вид…
– На Западе тоже неладно. – Отто усердно подбивал Вальтера на откровенность. – Бен Баггер обмолвился: в эскадрилье A-4 сняли с эксплуатации всех киберов третьего и четвёртого звена. Отключили, запаковали и отправили на Голубой луч.
– Дефектная партия, – бодро отбивался Вальтер. – На служак то и дело пишут рекламации. Я сам с ними намучился, и «Вектор» еле запустили… Какой резон муссировать пустые сплетни? Наше дело – бой.
– Понятно. – Молодой унтер-лейтенант отступился. В эллинге Вальтера что-то случилось – стрельба, оцепление из особистов, – но происшествие засекречено. Хонка отметает все намёки.
Вообще после субботнего сражения Сокол с товарищами ходят – пол звенит, в глазах огонь, нервы натянуты. Ждут и ищут нового сражения…
Но сирианский командир с условным именем Маяк (если только его стая была единственной, вторгшейся в систему Глиз) не торопился послать своих призраков навстречу землянам. Он отсиживался на незримом космоносце, и эскадрильи Деева-Макартура напрасно резали космос над и под плоскостью системы.
Отто чуть не сорвался, когда особисты отменили боевой вылет. Отняли у звена шанс отомстить! Потом оказалось – ошибка слежения; то были не сириане, а части метеорного потока. Те самые куски старинной «Глории», среди которых – приз, два с половиной миллиона крон.
Найти, опознать – «Оно самое!» – поставить свой вымпел, и приз в кармане. Поневоле душа затрепещет. Замороженные девушки рядами, девушки с улыбками на ледяных устах…
Потом был рейд, и не простой – с отдельной эскадрильей Филина, пересевшего с подбитого «Буяна» на резервный «Байкал». Рядом Сокол. Это респект! Есть возможность поучиться не на лётной конференции, а в космосе, наглядно, чувствуя близость мастера связью, синхронизатором, «зрением» телеметрии.
«При случае покажу Соколу мои возможности. И посмотрю, как он разрубает кристалл», – решил Отто. Увы, не довелось.
Казалось, ведомые Влада тоже недовольны – рейд при поддержке фрегата кончился ничем. Всё свелось к демонстрации сил От-Иньяна. Противник наверняка наблюдал издали и делал выводы. Теперь не будет внезапных вылазок вблизи от базы.
Под угрозой остались лишь внешние станции, далеко разбросанные по системе – но люди, нанимавшиеся там работать, знали, на что идут. Истинные камикадзе, как скажет Дэнсиро-сан. Неделями висеть в отрыве от своих, среди враждебной пустоты, в ожидании внезапного и рокового нападения… Надо совсем не иметь нервов, чтобы там служить.
В рейде шли боезаправщики, как знак: «Готовы к серьёзному бою». Но их присутствие было обманом – часть везла расходные для внешних станций. Отто прикрывал один заправщик при сближении с внешней «Глиз-20», потом по команде сел на стыковочный узел станции. Затворникам надо встречаться с людьми, чтобы ощущать поддержку и внимание центральной базы.
Низкие потолки, серая теснота, кабельные пучки, трубопроводы, терминалы с рядами моргающих датчиков. Люди казались лишними в этом сжатом техно-царстве, а служаки сновали, как у себя дома, гармонично вписываясь в интерьер.
– Привет, как жизнь? Держите подарки, с последнего транспорта.
– Вот, живём, – кратко ответил станционный житель, пожимая руку Отто. В стороне служаки пронесли носилки с пристёгнутым ремнями телом. Унтер-лейтенант едва заметил белое лицо, безумные глаза, искажённый и полуоткрытый мокрый рот. От шлюза, где пристыковался заправщик, шагал с тяжёлой сумкой азиат из спецслужб Востока. Кажется, Пун. Почему-то в тонких, телесного цвета перчатках.
– Товарищ Пун, какими судьбами?
– На работу. Я здесь останусь. – Китаец остановился, щёлкнул крышкой баночки, скрытой в ладони, и закинул в рот ярко-зелёную пилюлю. – Угощайтесь. Это полезно.
Человек со станции повертел пилюлю в пальцах, глядя вслед носилкам.
– Чего только с Земли не завозят. Иной раз задумаешься…
Пун поглядел в ту же сторону.
– Его каюту осматривали? Делали уборку?
– Нет, всё осталось, как было. Согласно приказу.
– Хорошо. А это что? – Пун обратил внимание на коробку в руках обитателя «Глиз-20».
– Камрад немец привёз. Всегда приятно получить подарок! Здесь это редко случается.
– Да, прекрасный обычай. Герр унтер-лейтенант, вам пора на отстыковку.
Уходя в шлюз, Отто мельком оглянулся. Коробка, привезённая им, уже была вскрыта, и Пун изучал содержимое кончиком биохимического тестера. Ошибиться невозможно – именно таким щупом орудуют в космопортах сотрудники таможни.
Это впечатление Отто довёз в душе до От-Иньяна. Оно зрело, набухало, а вырвалось, когда унтер-лейтенант снял скафандр и нашёл, кому с возмущением излить наболевшее.
– …Как будто меня можно в чём-то заподозрить! У косоглазых нет ни малейшего чувства такта! Я начинаю любить сотрудников Штази. Они гораздо вежливее…
– Не кипятитесь попусту, камрад. – Вальтер дружески положил руку ему на плечо. – Азиаты очень тактичны. Он отослал вас, чтобы не рыться в конфетах в вашем присутствии. Русский бы всё высказал вам в лицо и сразу.
– Кажется, они говорят – «в рыло»?
– Нет, в рыло они только бьют, а говорят – в лицо.
– Я совершенно не понимаю. Подарки для внешних станций – добрая традиция. Никто не предупреждал, что их будут досматривать…
– Обычные неувязки спецслужб. Слишком много ведомств в одной упряжке. Но повод есть – сначала в отдельной истребительной Макартура, потом у Вирхова… Какие-то поддельные препараты, влияющие на сознание. Лишний аргумент в пользу здоровой жизни. – Вальтер поискал в кармане и выудил пачку экстракта фу ты. – Вот! Проверено. Дважды в день вылетаем, а голова свежая. Есть ещё спирулина – заменяет три обеда… Сокол её хвалит, а он, заметьте, человек придирчивый.
Угнетённый китайской разведкой, бесплодным рейдом и безумием, таящимся в подделках, Отто с горя взял предложенную таблетку и в ожесточении съел её. Против ожидания, кисло-сладкое снадобье не встало колом в горле, а мягко ухнуло куда-то внутрь, оставив в носоглотке впечатление, как будто унтер-лейтенант нанюхался цветов.
– Есть эффект, камрад?
– Да-а… Словно я на Земле.
* * *
– У нас траур, – объявила Владу мадам на пороге Cathous’а. – Товарисч капитан, я очень сожалею, но мы не можем вас принять.
– Я приглашён к Локсу. – Влад предъявил марку, оторванную от ленты. – Приклейте это куда следует и дайте мне пройти.
– О-о!.. Никаких проблем, добро пожаловать! Я провожу вас.
Шагая по Кошкину Дому, Влад отметил, что траур пошёл вертепу на пользу. Приторно-слащавая атмосфера «уси-пуси» схлынула. Встречные овечки были одеты по-домашнему и выглядели обычными девчонками. Завидев русского офицера в лётном костюме – «Ой, Сокол!» – овцы настораживались, но всё равно строили ему глазки.
«Это они автоматически, – устало думал Влад. – Как я оглядываю сферу на предмет кого шлёпнуть».
За минувшие сутки он порядком вымотался. Вылетал трижды; последний раз – в рейд с майором и фрегатом, в блоке с германской Запад-A-3. Заходили на «Глиз-20», обшарили большой кусок системы – чисто! Космоносец где-то затаился, дрейферы в каменном поясе молчали. Опасное затишье. Не затем сириане пригнали столько новых аппаратов, чтоб они отстаивались на приколе…
Его давила смерть Алима. Негер из Ференгистана – так звали бывшую Францию, – был вздорным типом, не раз напрашивался схлопотать в рыло, но летать и стрелять умел. Академия Массив-Сэнтраль, процеживая хищный люд Еврозоны, отыскивала и натаскивала именно таких сообразительных метисов.
«Ведь мог же сукин сын работать! Ещё несколько месяцев – если бы гонор свой держал поглубже и старался бы по-настоящему – был бы толковый истребок! Не доглядел я, не вышколил как следует… Эх, зараза, прошляпил парня! Моя вина».
– Смотри, какой сердитый. – Джи показала Роме фото на телефоне. Кадр, отснятый издали и впопыхах, вышел косо-криво, но мрачное выражение на лице Сокола читалось чётко.
– Опять ты за своё, – выцарапав телефон из её пальцев, Рома быстро нашла опцию стирания. – Не сметь больше гостей снимать! Сколько раз тебе говорить? Блоггерша безмозглая… Даже не вздумай лезть со скрытой камерой в Живую Сеть! Мигом вычислят, кто выложил. На гауптвахту, а потом в солдатский дом. Ну-ка, клянись мне святым Агнцем – больше никогда.
Джи сопела и злилась:
– Отдай телефон! Я не буду. Какой он гость? Мы в траурном режиме. Что, уже и парня снять нельзя? Ты надо мной нарочно издеваешься!
– Я-а?!
– Конечно! У меня Гевина убили, а ты… всё назло делаешь!
Истомившись без милого Гера (хороша любовь онлайн по телефону), Рома день за днём шла по грани срыва и потому завелась с пол-оборота:
– Ой-ой-ой, какая страсть! Разок переспала – и уже рыцарь на всю жизнь. Отплакала, лёд к башке приложила – хватит, на другого пересядешь. Их с Земли пачками завозят. Сама не знаешь, чего хочешь – секес или кис-кис-мяу. А я знаю: надо укол поставить в попу, чтоб глаза на лоб полезли. Дурь-то и пройдёт!
Взвизгнув, Джи вцепилась в Рому, и они пошли таскать друг дружку от стены к стене. Старшая дала новенькой под дых, та согнулась, а Рома добавила ей по загривку. Тут вышли, обнявшись, силач Эсташ и добряк Ариес.
– О, йес! Овечья коррида!
– Таш, ты что!.. Растащи их! – вскричал Ариес в испуге.
Эсташ оставил приятеля, вклинился, как ледокол, развёл мощные руки и без труда удержал всклокоченных овец. Тут подоспела заботливая Мамочка:
– Что за безобразие? Кто зачинщица?
– Она! – Овцы указали друг на друга.
– Почему драка?
– Это наше дело! – огрызнулась Рома, наскоро прихорашиваясь.
– Чисто между нами. – Джи глядела исподлобья, держась за живот.
– В дни траура, – Ма стала загибать холёные пальчики, – в служебном помещении, в присутствии офицера…
– Вы потом пришли! – возразила Джи. Мамочка кивнула и прибавила:
– …с пререканиями. Обеим – активная гауптвахта, трое суток. Уведите их.
* * *
«Комфортно устроился!.. – Влад разглядывал роскошные покои Локса. – Уж не знаю, где он получил «при исполнении» клиническую смерть, но по части наслаждений он умелец. Подсветка, благовония, экран-стена…»
– Однако, ты как фон-барон, – оценил он апартаменты пограничника. – Прямо тысяча и одна ночь. Только девок в панталонах не хватает. С бубенцами на лодыжках.
Локс улыбался, отводя кошачьи глаза в сторону и скрывая взгляд под чёрной чёлкой. Он был в знакомой Владу лиловой рубашке и широких шёлковых брюках на два тона темней, с золотым шитьём. Босой – и тапочек нигде не видно. Пограничный капитан напоминал актёра, принимающего гостя в гримёрной.
– Когда я скучаю без девочек, я приглашаю офицера. В форме.
– А если никто не придёт, смотришься в зеркало?
– Зря я не посетил твой сеанс смехотерапии. Каюсь – не верил, что русский может зажигать.
– Поезд ушёл, не до смеха. Крути своё видео.
– Гляди. – Локс протянул пластинку. – С условием – кроме просмотра, никаких программ в компе не трогать. Не то по рукам.
– Так смело… – Влад сел за трёхсекционный стол с множеством полочек-уровней. – Может, сперва проверимся? Путём армрестлинга.
– Надо беречь руки. Вдруг тебе после обеда лететь, а сухожилия растянуты.
Влад глазами поискал под лиловым атласом мускулатуру. Не густо. Но – стойка, выправка, движения…
Вспомнилось: был в кадетах один, из семьи циркачей, и решили его проучить. Так он троим навалял и в форточку нырнул – ни синячка, ни царапинки.
«Точно! Теперь вижу, кого ты напоминаешь – Лёвку Рамзая. Но мы без хитростей. Хук в пятак, копыта кверху. Пока не случай, отдыхай».
На экране завертелась сложная суммарная картина – метки, метки, метки, линии, ориентиры, звёзды, вспышки маяков. Развернув вирт-экран до охвата в 270°, Влад впился в динамическую панораму, едва заметными движениями пальцев поворачивая обзорное пространство, останавливая действие и возвращая его вспять. Сводные данные телеметрии (для непосвящённых – полная неразбериха!) были Владу ясны и понятны, как родные.
Вот тау Кита. Вот похожая на глиняный колобок планета Кальяна. Вот Нари – спутник Кальяны. Вот база Кальяна-Раджа, тамошний аналог От-Иньяна. Патрульное звено вышло. Удалилось и… появляется рой. Тройка Салдана открывает бешеный огонь. Хорошо… Идут на прорыв. Оп! Кристалл перестроился, тройка вновь замкнута. Сириане соединяют защитные поля… На стрельбу тройки противник почти не отвечает. А! вот они синхронно открывают окна в поле! Горит один… второй… Оставшийся, это Алим, продолжает стрелять.
Дистанционные гравиметры показывают возникновение зева. Тоннель открывается в предельной близости от схватки.
Вспышка.
Последний земной истребитель становится облаком плазмы.
Рой входит в тоннель.
Конец записи.
Отключив просмотр, Влад какое-то время покачивался на стуле, глядя на пустое место, где только что мерцал экран. Локс деликатно помалкивал.
– Он ничего не передал напоследок?
– Обычные слова. «Прощайте! Йо-хо-хо! Уау!»
– Это в его духе. Но дрался он классно. Всегда бы так! А то всё за чужой спиной прятался… Конечно, шансов против роя у них было мало. Хотя попытаться стоило.
– Победить? – осторожно спросил Локс. Зная боевую биографию Ракитина, легко предположить, что Сокол никогда от победы не откажется.
– Удрать! Молод он был, чтобы рой разгонять; ведомые слабые. Однако Алим задал сирианам жару. Не Звезду, но «За отвагу» я б ему навесил. Парень заслужил. Спасибо за показ. – Влад обернулся к Локсу. – Когда запись рассекретят, передай её в учебку – я прочту лекцию по бою.
– Так и сделаем.
– Ну, а теперь – где твой отдельный разговор ко мне?
Локс замялся; глаза его стали туманными. Влад нажал:
– Судя по тому, как быстро эта запись оказалась у тебя в кармане, ты имеешь полный доступ к прямой связи – и с Землёй, и с кем захочешь. Продолжишь заливать, что ты простой парень из погранвойск Восточных Штатов? Не смеши; твой трюк давно не катит.
– Разве я сказал, что я – простой? – Локс улыбнулся по-лисьи. – Но насчёт службы на границе – всё правда. Я занимаюсь пограничными состояниями и теми, кто пересекает границу.
– Где же тут, у Иньяна, граница? Если не считать матки дрейферов и космоносца, мы контролируем систему от и до.
Тёмно-желтые глаза Локса сузились, голос стал тише:
– Граница проходит всюду. У вас, русских, есть добрая старая песня – она вовсе не про футбол –
Эй, вратарь, готовься к бою, –
Часовым ты поставлен у ворот
Ты представь, что за тобою
Полоса пограничная идёт 1
Сделав паузу, Локс добавил:
– В известном смысле это песня про нас обоих. Только границу мы защищаем по-разному. Она сзади, прямо за спиной. Если отвлечься, потерять бдительность, кто-нибудь может проскочить на нашу сторону.
– Значит, ты особист.
– Нет.
– Ещё выше? Американское ГРУ?
– Нет.
– Ты меня интригуешь, капитан. Куда же выше? Совет Обороны?
– Нет.
– Ну, всё, я сдаюсь! Из вариантов остаётся мировая закулиса, которая всем крутит.
– Перебор. Ты идёшь по вертикали власти, как привык – субординация и всё такое. Но у дерева не только ствол; есть ветви.
– Да… пожалуй. В ведомства, где уважают выслугу и звания, таких как ты не берут. Или слухи о том, что в верхах сплошь деликаты – тоже правда?
Локс мило хихикнул и сел, стыдливо скрестив ножки, как девушка в очень короткой юбке. Он так жеманился, что Влад подумал: «Все его слова – одно враньё!»
Но запись? Неделя-две – и станет ясно, жив Алим или погиб. Скорее, второе. Опять-таки, если Локс – друг земного адмирала, то чего ради его отправили за шесть парсеков от Земли, на угрюмую орбитальную базу, притом в бордель?
– Ты не можешь решить вопрос: почему я очутился здесь? – проницательно заметил Локс. – Отвечаю: я допустил ошибку, получил разом два ордена и отправлен в отпуск на долечивание.
– Отпуск.
– Да.
– В Кошкином Доме.
– Удобнее места не придумаешь. Я сам сюда напросился. Идеальный погранпост – первым делом все лезут в Cathouse, как в КПП. Всякую шваль я пропускаю, не глядя, а к интересным людишкам присматриваюсь.
– Странное у тебя долечивание. Отпуск, а ты в работе.
– У моего начальства мало пограничников. Те, кто живы, должны вкалывать, пока не свалятся. К счастью, все пограничники ненормальные, и готовы на это. Отставка для нас хуже смерти. Я не могу не работать; мы и в этом с тобой схожи.
– Так. Выходит, я с твоей точки зрения – занятная персона.
– Более чем. Ты знаешь, почему погиб Алим?
– Неравенство сил, – стал перечислять Влад, – отсутствие тылового прикрытия, ошибки в тактике…
– Нет. Он погиб потому, что его приняли за тебя.
В комнате воцарилась гробовая тишина. На стене-экране расцветали гигантские, в рост человека, орхидеи; они сочились нектаром, шевелились, увядали и чернели; их лепестки трескались и опадали; затем цикл цветения повторялся. Локс выжидал, пока Сокол осмыслит сказанное.
– Чушь. С чего ты взял?
– Очень просто. Когда вы втроём вышли на дрейфер, Алим добил его и потом долго звонил по Живой Сети, какой он герой. Он быстро добился обожания, а тебя – поскольку ты мрачный и жестокий, – Сеть упоминала как завистника и зажималу молодых талантов. В итоге лейтенант Салдан отчалил на Кальяну в ореоле славы, распространяя громкий свист, что-де он ученик и воспреемник Сокола, и сам едва не Сокол. Как, ты думаешь, он назвал корабль, на который там сел?
– Неужели…
– Да, именно так. Само собою, сирианский резидент на От-Иньяне не замедлил передать своим, куда отбыл Сокол-Второй…
Словосочетание «Сокол-Второй» могло обидеть Влада, если б он не был убит в глубину сердца тем, что прозвучало раньше.
– Какой резидент? Ты соображаешь, что сказал?!
– В ясном уме и трезвой памяти. – Локс поднял руку, словно присягая на суде. – Я твёрдо заявляю: в системе Глиз, среди людей, находится внедрённый сирианами агент. Беда в том, что я не могу его выявить.
– Рехнуться можно… – Влад помотал головой, словно хотел избавиться от наваждения. В его сознании, как те лепестки орхидеи, трещала и рушилась уверенность в сплочённом воинском товариществе. Да, тут люди разные – и трусы есть, и болтуны, и неумехи, – но все в одном строю, и вдруг оказывается, что среди них скрывается слуга призраков!
– Здесь вообще происходит больше, чем видно на первый взгляд, – будто отвечая на его мысли, промолвил Локс. – Но я не обо всём могу рассказывать.
– Ты экстрасенс.
– К сожалению, нет. То есть – да… в какой-то степени… но это накатывает независимо от моего желания. Должно быть, я плохой пограничник. – На лице Локса появилось кислая гримаса. Влад скорее почувствовал, чем понял – это искреннее. – Если бы агента удалось найти, мы бы избежали очень многих жертв.
– Ты полагаешь, что вход «огурца» в атмосферу…
– …и нападение на эксадрилью Запад-B-3, и налёт Сквайр-Багс на эллинг «Вектора», и случаи безумия среди пилотов, и кое-что другое – результат его работы. Я же сказал – граница рядом. Ближе, чем можно себе представить.
– Спасибо, что рассказал, – потемнев, ответил Влад. – Вопрос в другом – зачем именно мне?
– Не вдаваясь в детали, – Локс поудобнее устроился на стуле, – скажу, что сирианская система информации нам известна плохо. Но законы информатики едины для любой цивилизации. Мы и они очень разные, значит – высока вероятность cultural disconnect и, как следствие, нарастание ошибок при поэтапной передаче сведений. Видимо, на одной из ступеней трансляции произошёл сбой, и Алима стали воспринимать как Сокола. Как тебя. Тот рой, который напал на него у Кальяны, имел задачу захватить ТЕБЯ. Ты должен знать об этом и… быть крайне осторожным.
– Проще меня убить. Хотя это дорого им обойдётся.
– А тебе известно, какие у сириан цели? Может, им нужен твой мозг… или твои гены? Насколько мы знаем, их техника построена на квазибиологической основе. Разумно предположить, что с живой материей они работают искуснее, чем мы. Ведь зачем-то они похищают землян, верно? Что сириане делают с похищенными, не вполне ясно – едят ли, подчиняют, изменяют, – но факт: земляне им нужны. Охотятся же они за хрустальным гробом «Глории»!
– Ну, это вряд ли. Не настолько у них дисконнект, чтоб не въехать – пассажирки давно мёртвые. С приходом космоносца всё понятно – нас хотят выжить из системы, захватить Иньян. Им нужна планета, годная для жизни.
– Пока я встречаю дисконнект в твоём лице, – вежливо, с некоторым ядом в голосе заметил Локс. – Повторяю: логика сириан не совпадает с нашей. Мы лишь приблизительно можем выяснить смысл их действий. Ты считаешь, что противник – просто мишень для твоих пушек. Ты его ликвидируешь, и нет проблем, так? Разобраться в том, кто он, каковы его мысли и намерения, тебе просто некогда – да ты и не стремишься к этому. Ты его даже не встречал лицом к лицу, всегда на дистанции.
– А ты близко видел сириан, чтобы так рассуждать? – бросил Влад, начиная злиться.
– Да, – спокойно ответил пограничник.
– Счастливчик! Я тебе завидую. Никто этих слизней не видел, одни клочки и грязь – то ли им самосохранение кастрируют, то ли храбры, как Алим, то ли мина внутри на икоту срабатывает, – один ты со всей Земли сподобился их лицезреть!
– Это не слизни. И не только я их видел.
– Тогда вали – какие они, сколько щупалец и сколько глаз. Или они в раковинах? Стоп, погоди – я телефон включу на запись. Это интервью на миллион рублей.
– Не юродствуй, пожалуйста.
– Таки я слушаю!
– Я тебе не буду их описывать.
– Отчего же?
– Дал подписку о неразглашении. Одно могу сказать – когда ты их увидишь, ты меня поймёшь. Вернёмся к разговору о твоей судьбе! Рано или поздно сириане поймут, что ошиблись с Алимом, и займутся тобой. Я отпостил своему начальству рекомендацию: вывести Ракитина из состава действующей армии и принять меры по его укрытию.
– Меня? из армии? – Влада ушибло вчетверо сильней, чем при известии, что сириане на него охотятся. – Да кто ты такой, чтоб мной распоряжаться?! Мать моя, ты, пиндос американский, что ты себе вообразил? Я – капитан – русской – армии!!
– Я не американ.
– Кто вас, фриков, разберёт – какого вы рода, из какой страны!
Локс опустил глаза.
– Моей страны давно нет на свете. Она глубоко под водой. У меня нет родины.
– Оно и видно!
– Я могу только рекомендовать. Надеюсь, ты обрадуешься, узнав, что начальство мой совет отвергло. Их ответ наколот на проволочку в сортире. Там ему самое место. Сходи, полюбуйся.
– Слава тебе, Господи – есть ещё толковые начальники!
– Они идиоты, – ровным голосом ответил Локс. – Они наградили меня, чтобы я заткнулся, и выслали сюда с расчётом, что издалека я их не буду доставать. Я порчу им концепцию и не вмещаюсь в нормативы. Это не может длиться вечно… Знаешь, как всё кончится? На меня готово экспертное заключение, что я умалишённый. Все подписи стоят, нет только даты. Когда меня решат вывести из игры, то одним росчерком… Весь нестандарт будет поставлен мне в вину – и совсем не то, о чём ты сейчас подумал. Меня ждёт закрытый санаторий для психохроников. Я сумасшедший. Год, полтора – и я исчезну. Ты вздохнёшь с облегчением. Постарайся умереть в бою, Сокол. Лучше всего – движок на взрыв. Если ты достанешься им живой, то испытаешь нечто хуже смерти.
Монотонная, с каким-то обречённым выражением лица речь Локса отрезвила Влада.
«Что-то я далеко зашёл. Он – скользкая змеюка, но выглядит, словно его каток переехал. Тут надо разобраться, что к чему».
– Ладно, про космополитов-деликатов – забудем, – подвёл он резкую черту. – Это я сгоряча брякнул, извини.
– Втайне я очень люблю русских. – Локс улыбнулся уголками губ. – Вы идёте напролом, рубите лес, летят щепки… Но вы умеете признать, что пёрли не туда, и вовремя свернуть. В смысле, за полшага до обрыва.
– Ты что-то обещал мне, если я живым достанусь…
– Это гипотеза. Если угодно, предчувствие. Некоторые учёные полагают… это закрытые разработки, сам понимаешь… Есть мнение, что сириане могут изменять наш организм в своих интересах. Возможно, создавать конструкты на его основе. Материал они берут у нас – с Земли, с колоний и захваченных судов. Но рисковать собой они хотят не более чем мы. Поэтому… Скажи, если можно – не просят ли твои родители или друзья, чтобы ты сохранил генетический материал для клонирования? Предлог обычно звучит так: «Вдруг что-нибудь непоправимое случится, и тогда мы сможем возродить тебя в твоём подобии…» Затем совет: «Милый, сделай это, не покидая места службы. Попроси медиков взять образец тканей, заморозь и отправь на Землю с кораблём, а мы поместим его в гено-банк».
Голос Локса звучал ласково, почти завораживающе, очень убедительно, а по спине у Влада – человека вовсе не трусливого, – поползли холодные мурашки.
Локс глядел уже прямо в глаза, а мягкий голос его становился напористым:
– Не всегда эти просьбы исходят от тех, чьим именем подписано письмо. А ещё бывают разные случайности – потери и подмены материала в клон-центрах. И появляются на свет странные существа – внешне люди, а по сути нечто иное. Они живут, как ни в чём не бывало, радуются жизни, любят и страдают, но вдруг – какой-то запах, некий вкус на языке или неясный звук из телефонной трубки, – и всё изменяется. Один шаг – и ты по ту сторону границы. Помимо воли. Вопреки всей прошлой жизни. Только шаг – и ты на чужой стороне. В лучшем случае рядом должен появиться пограничник и совершить акт милосердия, потому что изменённый человек принадлежит другому миру.
– Резидент – из таких? – сухо спросил Влад. Открытая ему картина ужасала своей ясностью. Биорабы со спящей внутри программой… бррр!
– Нет. Изменённого мне проще распознать. Теоретически мутанты могут скрываться среди овец, поскольку при создании овечьих серий в геном вводятся инклюзии, особые модификаторы для усиления иммунитета, подавления агрессии… это затрудняет поиск. Но апартеид запрещает овцам занимать ответственные должности. У них нет доступа к нужной сирианам информации. Поэтому я утверждаю: резидент – среди людей. Причём среди тех, кто знает наши тактические планы.
– Не представляю, как может человек работать на пришельцев, – возмущался Влад. – Они же нелюди! Это… всё равно, что служить людоедам или чумным бактериям!
– Проще простого. Возможно, он работает за деньги – вся информация продаётся. Возможно, им как-то овладели. Так или иначе – они здесь. Враждебное присутствие.
– Ну а как насчёт меня? Я-то нормальный, без инклюзий? – задав вопрос, Влад внутренне напрягся, готовый к любому ответу.
– Абсолютно нормальный. Береги себя таким, какой ты есть. Дружбы у нас не будет, но сотрудничать мы, надеюсь, сможем. Жизнь – сложная штука, как записано первым пунктом в моём личном Уставе.
– В каком?
– Ну, как же: «Борткотам и локсам разрешено…»
Оба они рассмеялись, хотя им было одинаково невесело.
– Вот я и поговорил с тобой, согласно приказу.
– Слушай, Локс, ты мастак раскладывать колючки на дороге. Так это всё было спланировано?
– Начальство послало меня с рекомендацией куда подальше – русским известны эти отдалённые места, – но приказало провести с тобой душеспасительную беседу. Я преступно воспользовался этим, чтобы выложить ту инфу, которой тебе знать не следует. Целее будешь.
– Движки вынесут, пушки спасут. – Влад подкрепил слова уверенным жестом. – А на отчаянный случай есть счастье в кармане, – он извлёк бело-жёлтый зеркальный осколок. – Кусок от «огурца», которого я завалил.
Глаза Локса замерли и словно побледнели, наблюдая, как металл играет в свете ламп, покачиваясь на цепочке.
– Да. Славный сувенир.
– Если в него поглядеть…
– Я не хочу. Спасибо. Приходи когда-нибудь. До свидания.
Дверь закрылась. Шаги Сокола растаяли, угасли в звукоизоляции, а взмахи лёгкого блестящего осколка всё отдавались в ушах Локса гулом громадного маятника – бухх, бухх, бухх. Он схватился за голову, зажал уши ладонями, потом упал в кровать и накрыл голову подушкой, а гулкие взмахи не утихали, разрастались; блик отражения ослепительно сверкал в зажмуренных глазах, подсекал дыхание.
«Нет. Не сейчас. Не сейчас!»
Он кинулся в ванную, к аптечке. Открыл её, стал поспешно рыться в тюбиках и пузырьках – и случайно…
…бросил взгляд на зеркало.
Оно жидко колебалось, испуская тонкий серебряный пар. Как прямоугольная прорубь в сухом льду стены.
Локс выпустил из рук всё, что нашёл, и пошёл в дымящееся серебро.
Жара. Пот стекает со лба. От ярости солнца земля дошла до белого каления. Впереди бело-жёлтые горы, сияющие как металл. Пронзительно-синее небо и чёрная тень, плывущая над пепельной землёй. Тень паука.
Рядом, будто силуэт, отброшенный на стену – чей-то сутулый тёмно-бурый абрис. Локс оглянулся.
«У меня две тени. Одна сзади, а другая сбоку».
Тень сбоку подняла высохшую руку, указав на паука.
– Вспомни, – донёсся голос, тихий и текучий, как песок.
* * *
Боеготовность! боеготовность! Уже неделю базу лихорадило. Сперва болезненно взведённые и разъярённые потерями, свирепо рвущиеся в бой, пилоты вошли в ритм тревожной обстановки, почти с нею свыклись.
Теперь групповыми рейдами охватывалась сфера диаметром в десять астрономических единиц, до границ тактической телеметрии. Дальше, на полмиллиарда километров во все стороны, до орбиты последней в системе планетки, простиралась зона частичного контроля, о которой ничего в точности не скажешь. Именно там (по заверениям центра слежения) дрейфовал космоносец, скрытый защитными полями.
Каждые сутки – минимум три вылета. График и направление рейдов, раньше более-менее известные пилотской братии, в ноль засекретились, покрылись мраком. Дошло до конвертов; их выдавали рейд-флагманам с приказом: «Вскрыть после старта».
А в эллингах, гудящих от беготни людей, служак и роботов, шла сквозная проверка оборудования. Особисты, прежде незаметные, вдруг вылезли из кабинетов, словно черви после дождя, совались в любой кожух с микросканером, изнуряли всех дотошными расспросами – механиков, роботехников, оружейников, звеньевых технарей и даже красавиц из батальона обслуживания.
Сто восемьдесят минут напряга в летящем строю, возврат в пусковую камеру, шипение пневматики, клацание люков – пилот покидает кабину, сбрасывает шлем; кибер-дублёр помогает ему снять скафандр, – и никакие девушки, никакие улыбки не удержат выжатого парня от стремления свалиться и уснуть. Только хлёсткие струи контрастного душа, колкое полотенце, «дохлый француз» с овощами из микроволновки, таблетка под язык и – брык! Триста минут сна.
– В который раз, – бледно озирался Митря, – я объясняю им одно и то же, а они опять задают те же вопросы. Сколько это можно, герр обер-лейтенант?
– Китайская пытка. – Постигнув через БАДы восточную культуру, Вальтер судил о ней с апломбом неофита. Экстракты Шона помогали ему устранять синие тени усталости вокруг глаз. – Они ищут противоречия в твоих показаниях, сравнивают ответы на одинаковый посыл.
– Что же получается? Я виноват? Меня арестуют и отправят… – Перед мысленным взором румына встали титанические плотины Гидростроя на Сибирских Увалах, стада гигроботов, колонны заключённых. – …в Надым? Я не отвечаю перед властями СССР! я из Центральных держав.
– Успокойся. – Вальтер отечески обнял донельзя расстроенного Митрю, как древле Германия обняла Румынию и выхватила из-под загребущих лап Священного Союза. – Никто тебя не обвиняет! Это следственная методика.
– Разве я натолкал в Сквайр-Багсов эту слизь? – обнадёженный Митря шептал, памятуя о неразглашении. – Киберы из Америки. Вся мерзость из Америки. Пусть проверяют фирму-поставщик… А то – мне не доверяют!
– Теперь никому не доверяют.
– Вы о чём воркуете? – зашёл в эллинг Сокол. – Так, ясно… У меня тоже шерстят почём зря. Ни волоска этой плесени, а дознание идёт – хоть Хвату командуй: «Оружие к бою, стреляй особистов!» Кто там следующий в рейд?.. Митря, ты весь Запад знаешь; наверняка же выболтали. В них не держится.
– Владислав Сергеевич, вы осторожнее, – стал озираться Митря. – Ваши из особого отдела тут копались… может, «клопа» установили?
– На лопату и за хату всех клопов. Если за слова сажать, нам всем пора в штрафбат. Думай проще! Вот как надо. – Влад вдохнул поглубже и заорал: – А в Генштабе – сплошь кретины! Дармоеды! сели, как клещи на собачьи уши! Министр обороны – глумак глумаком, да чтоб он скис, мозги без черепа!.. И точка. Ну, так кого с Запада послали небо затыкать?
– B-1 и B-2, с ними отдельная Макартура.
– Ага, Смит с Райтом. В северную полусферу?
– Не совсем. – Хитрые глаза Митри намекали, что ему известно больше. – Коммодор Фил какой-то трюк задумал…
– Я ж говорю – что наш особотдел, что западный, гроша не стоят. Все всё знают!.. – Несмотря на лёгкие слова, у Влада стало тяжело на сердце. Если трюки обсуждают на лучах механики, это трюки под куполом и без страховки. – Схожу-ка я к телеметристам.
Но до отдела слежения Влад не дошёл.
Его поймал крик сети оповещения:
– ОБЩАЯ ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ ТРЕВОГА! ПРОНИКНОВЕНИЕ ПРОТИВНИКА МЕЖДУ ОРБИТАМИ ИНЬЯНА И ТРИТЫ! АТАКА В ЮЖНОЙ ПОЛУСФЕРЕ СИСТЕМЫ ПРОТИВ ЭСКАДРИЛЬИ ДВА ПОЛКА БИ КРЫЛА ЗАПАДА.
«Ах, нечисть! в двух минутах лёта от Иньяна! – Влад опрометью рванулся обратно. – Только б Вальтер в душ не убрёл!.. А где B-1? где Райт и отдельная?! как же они боксёра бросили?»
– Шон, Вальтер, садимся! Заправка, живо!
– Владислав Сергеич, минуту дайте. Что смогу – залью!
– На счёт «шестьдесят» вылетаем, понял? Диспетчерская боя, мне картинку!
Расклад стал молниеносно ясен – американы ложно пошли к северу системы, затем Смит отыграл на антинерах крутой поворот и нырнул в южную сторону, а отдельная свернула в плоскость системы, от звезды. Вместо рейда коммодор замыслил сразу три, с широким охватом, а не параллельными «граблями», как водилось. По плану, трёхзубые «вилы» пресекали любое появление до орбиты Триты…
…если бы успели разойтись по векторам относительно лазерных батарей.
Но, как водится – кем водится? – выброс стаи призраков произошёл в самый невыгодный момент. Судя по колебаниям гравиполя, тоннель только что открылся…
…и не думал закрываться!
А чёрный Смит уже вертелся в сомкнутом кристалле, осыпаемый градом лучевых ударов.
– Бритва, – скомандовал Влад. – B-1, отвлеките их!
Вздулись зарева на концах лучей От-Иньяна – станционные артиллеристы с риском попалить своих разожгли орудия и со всей дури влепили по жерлу тоннеля. Добро! космоносца не достанут, зато путь стае отрежут… если смогут.
Построившись «бритвой», Троица начала стремительный заход на кристалл, но внутри сирианского строя произошла трансформация – машины стали стекаться к противоположному полюсу икосаэдра, изменяя единое поле подобно воронке, и дали по B-2 мощный слаженный залп. Сколько машин Смита сгорело – в первый миг было не разобрать. Влад перестроил звено на «задний фокус – восемь», высматривая, как развалить ядро из «топоров». Тут ядро скомкавшегося кристалла выбросило к B-2 одинокую точку.
Визоры на машине флайт-лейтенанта ещё работали. Боксёр с матерным рёвом палил по приближавшемуся одиночке из всех стволов, пачками бросая навстречу ракеты, но «топор» нёсся, как одержимый, отражая удары одновременно полем и буровым вихрем. Без единого выстрела!
Затем «топор» открылся – и связь со Смитом погасла.
Стая призраков, втянув отпрыгнувший на антинере от битвы последний «топор», бросилась в уже почти закрывшийся тоннель. Осталось быстро тающее облако газов, где замерли остатки эскадрильи Запад-B-2.
На экране Влада застыл последний кадр, отснятый бортовыми камерами Смита: клиновидное тело, бугристая чугунно-серая броня и знак на броне – похожая на маяк череда семи прямоугольников, пересечённая тремя линиями.
* * *
Нижний Египет, 2781 год до н.э.
– По-твоему, кто их убил?
– Трудно сказать, почтенный ур-маа, – отвечая Меру, командир пустынной стражи выглядел озадаченно. – Звери таких ран не наносят, а разбойники взяли бы добро, ослов и женщин.
Солдаты конвоя прогнали стервятников, терзавших трупы, но мухи не боялись копий и вились над мёртвыми, раздутыми телами.
– Они шли из укрепления Шеду. – Командир цепким взглядом озирал холмистый горизонт. – Это обычный путь от Соляного Поля к Западному рукаву Хапи.
«Ещё вчера они были живы» – Меру с горечью повёл глазами, запечатлевая в памяти трупы людей и ослов.
Рассыпанная соль, разбросанные связки папируса, вяленая рыба, лопнувшие мешки с семенами, выделанные шкуры – всё было рассеяно по разным сторонам на сотни локтей, словно ехавших на рынок поселян смело великанской метлой.
– Вели заложить их камнями. Иначе голодные Ба лишат покоя всех на этой дороге.
– Исполню, ур-маа. Эй, парни! волоките мёртвых в одно место да соберите побольше камней!.. Почтенный, ты позволишь взять в помощь твоих мужчин?
Караван храмовой труппы стоял в отдалении. Никто не хотел приближаться к страшному месту. Мальчишка-погонщик, сновавший туда-сюда, тараторил с круглыми от ужаса глазами:
– Всех прирезали! Бабам вспороли животы – вжик! поперёк через пупок! потроха выдрали! Мужиков и ослов оскопили! Кровища струями хлыстала! Меру сказал – злые духи лютовали!
Хенеретет – кто плакал навзрыд, кто тихо всхлипывал, кто тёр висящие на шее амулеты, особенно могучий узел Исиды, и призывал Упуата, защитника караванов. Шеш спешно жевала чеснок, чтобы его святость и запах не подпустили кровожадных духов тьмы. К Нейт-ти-ти – хоть та была сама не своя, – приставали: «Позови свою богиню, позови Себека-крокодила, пусть нас оградят!»
Кругом зловеще простиралось безлюдье. По холмам топорщились сухие заросли, в низинах пучились гиблые, вонючие болота, разливая рукава ржавой, стоячей воды. Тростники замерли в безветрии, поникшие и чахлые. Ра сурово взирал с небосвода на следы побоища, устроенного демонами.
«Это знамение, – подавленно думал Меру. – Кто-то оставил трупы на моём пути, словно письмо: «Вот твоё грядущее». Я иду на Запад, в страну смерти…»
– Трогай! – наконец приказал старшина каравана. – Поехали! Могучий Упуат, храни нас в пути!..
– Оставить… им оставить… – засуетилась Шеш, отламывая часть лепёшки и прихватывая половинку рыбы. За ней увязались кто посмелей. Дары сложили у подножия грубого каменного холмика.
– Ешьте, ешьте. Тысячу хлебов для ваших Ка, тысячу кувшинов пива! Молю – не преследуйте нас, не мстите! Мы неповинны в вашей смерти!
– О, лишь бы до ночи приехать в Шеду! Там храм, там безопасно…
С севера повеяло свежестью, набежали облачка со стороны Уадж-Ур. Низины стали пологими, зазеленели кустарником. Словно и не было жуткой картины.
Нейт-ти-ти, понукая ослика – подальше от пустых девичьих разговоров! – нагнала Меру, ехавшего на сытом муле. Теперь, получив сан младшей жрицы, она меньше робела перед ур-маа, хотя разница в сане оставалась – как от берега до берега в сезон разлива.
– Позволишь ли обратиться к тебе, почтенный?
– Да, – не глядя на неё, сухо ответил Меру.
Ему было не до прекрасной ливийки. Дорога к Соляному Полю угнетала его; вдобавок томила скорбь по жертвам загадочного избиения крестьян.
– Ты «великий зрячий», – коварно начала ливийка. – Что сказало тебе твоё зрение?
«Я вижу девушку, которая цветёт и хочет плодоносить. Она зовёт, заигрывает – и напрасно. Я убит – царь велел мне устроить мистерии в пяти ближних номах. «Ибо священные игры прекрасны в руках твоих, Меру!» Подлинное отлучение от трона».
– Оно сказало: «Твои усилия тщетны».
– Разве командир не отыскал следы убийц?.. или духи затемняют всё окрест? Прости, что я спрашиваю – но пойми меня… я напугана, взволнована.
– Займи своё место рядом с хенеретет.
В досаде и злобе она придержала ослика.
«Не хочет говорить! а я так много хотела сказать!..»
«Ты молодая влюблённая дура. Я убит! мёртв!.. Царь дарует мне кедровый гроб. А Имхотеп построит пирамиду о шести ступенях – мной подсказанную!.. – и велит высечь на ней своё имя. Его Ка будут славить вековечно-вечно, он будет жить всегда…»
К сумеркам караван достиг укрепления Шеду – форта на краю Соляного Поля. Вести о расправе над крестьянами вмиг взбудоражили и гарнизон, и жителей.
Нейт-ти-ти держалась ближе к Меру и с вызовом представлялась:
– Я младшая жрица из дома Птаха.
– Воистину так, – сквозь зубы подтверждал ур-маа.
«Может, не стоило так распалять честолюбие девушки? Маленький сан необычайно возвеличивает!.. Смотри-ка, уже раздаёт пощёчины подружкам. И прочие, которых я отметил, возгордились. Будут состязаться – кто займёт место Крокодилицы и станет в хенерете «божественной рукой». Пожалуй, следует предотвратить их будущие распри – дать кое-кому право замужества».
– Завтра вышлю туда копейщиков и землекопов, – обещал начальник гарнизона. – Плохую весть ты принёс, ур-маа – но не новость. В наших местах похожее уже случалось. Разлив, слышно, силён как никогда…
– Да; с ночи, когда взошла звезда Исиды, вода прибывает так, что…
– Наводнение?
– Причём бедственное. Пусть жертвы насытят Хапи, пусть земля обогатиться илом широко вокруг!
– Да будут боги довольны!.. Нас затопляет – вода прямо-таки выступает из земли. Болота обращаются в озёра, хижины размокают и рушатся. Говорят, в такой год небо с землёй смыкается, от чего бывают молнии и вихри Шу. Ты славен, почтенный; молва обгоняет тебя… мы щедро одарим, если соизволишь прочесть для Соляного Поля «слова силы».
– Волшебные слова из уст смертного – ничто перед силой богов.
– И всё же. Ты возлюблен Осирисом. Боги тебе внемлют…
Расположились на ночлег. Нейт-ти-ти заняла в шатре лучшее место, но сон не шёл к ней; маета полнила сердце, распирала грудь невысказанной болью. Он рядом – и он недоступен. Он близок – и так далёк! Почему отвергает, за что невзлюбил? Ведь совсем недавно… в тот день… Нет, этого нельзя вынести!
Она выбежала из шатра. Прошла, широко дыша, по ночной земле – в одной набедренной повязке, освещённая луной. Стражник было насторожился, заслышав босые шаги, затем хмыкнул и потупился.
Луна, белая луна сияла среди звёзд – и Нейт-ти-ти, подобно луне, скользила сквозь тьму в полноте совершенства. Лунный лик отражался в зеркале озера; на фоне серебристого мерцания темнел силуэт Меру, обращённого лицом к воде.
– Почему ты не спишь, Нейт-ти-ти?
– Ты впрямь «великий зрячий», Меру. Как ты узнал, что это я?..
– Иди в шатёр.
– Я хочу услышать одно слово.
«Вот неотвязная…»
– Тогда, в четвёртый день – кто был Осирисом на плавучей сцене?
– Тебя только это заботит? – Он продолжал, не отрываясь, смотреть в сторону озера.
– Это был ты?
– Забудь.
– Ты?
Вдали в ночи послышался неясный гул, словно проснулся ветер, но воздух оставался неподвижен, как в закрытой комнате. Нейт-ти-ти почувствовала – Меру напряжён почти до дрожи.
– Если ты – мой первый мужчина…
– Это ничего не значит. – Меру порывисто обернулся. – Смотри на луну.
Она вгляделась в белый диск, висящий над водами. Чёрная туча узкой полосой пересекала лунный лик, двигаясь быстро, будто гонимая бурей. Ушла – затем возникла вновь. Она стала больше!
– О, Исида… что там?
– Уничтожение, – сухим шёпотом ответил Меру. – Смерть без погребения. Надо было повернуть и возвращаться в Хет-Ка-Пта. Поздно открылось моё зрение!..
Чёрная туча – чернее самой ночи! – разрасталась, разбухала; из тучи в озеро ударили – без звука! – прямые лучи молний, и вода закружилась, возвышаясь холмом, свиваясь спиральной колонной… Гул становился могучим; воздух сдвинулся, потёк по огромному кругу, увлекая пыль, колебля шатры и палатки. В Шеду раздались крики испуга и растерянности; неодетые люди, выскакивая, заметались, зашумели; ослы стали прыгать, рваться с привязи.
– Меру! Скорее! скажи «слова силы»! – завопила Нейт-ти-ти.
В небе закружились, возникая из пустоты, пухлые аспидно-серые облака, заволакивая всё клубящимся покровом. Пыль поднялась до облаков сплошной стеной – Шеду объяло вращение мрака, а над пустой серединой выпукло нависло чёрное брюхо тучи, куда изогнутым, вьющимся столпом втягивалась озёрная вода.
– Спаси меня, Меру!!
Он стоял под опускающейся тучей, в грозовой мгле; его белые одежды развевались. В глазах-топазах сверкали вспышки небесного пламени. Молнии перестали угасать – они шипели и трещали, заглушая панику на земле, они были словно горящие спицы, шарящие по Шеду и стоянке каравана.
– Нет спасения! – едва донёсся голос Меру. – Нам конец!
В свете молний с гулким уханьем сверху упали зелёные смерчи. Нейт-ти-ти бросилась бежать, сама не ведая куда, но угодила в бурлящую воду и потеряла землю под ногами. Она вдохнула – и захлебнулась.
Очнулась в полной темноте, в каком-то кожаном мешке. Забилась, пытаясь вырваться из мягкой ловушки, но мешок прочно облегал со всех сторон. Длинные пальцы без костей полезли в рот; Нейт-ти-ти хрипела и кашляла, призывая на помощь, но крики тотчас глохли, а снаружи булькало и клокотало.
Вот, сейчас резанёт поперёк живота!..
Но мешок раскрылся, выпуская пленницу; в глаза хлынул свет – и наступила вечность.
1 В.Лебедев-Кумач «Спортивный марш»