Ворота в никогда

21

Граймс был весьма далек от того, чтобы наслаждаться жизнью. Он искренне желал, чтобы командование Флотилией поручило совместное с таможней расследование торговли наркотиками кому-нибудь другому. И больше всего мешала работе необходимость пользоваться гостеприимством Клаверинга. А что поделать, если жилые помещения до окончания ремонта жить на борту «Маламута Приграничья» не представлялось возможным? Граймс настоял на том, чтоб экс-капитан посылал его счета и счета офицеров буксира в Адмиралтейство Миров Приграничья. Но Клаверинг ежедневно устраивал званые ужины для него и Вильямса. Коммодор вновь и вновь повторял себе, что он не создан для работы в полиции. Но в память о трех молодых людях — двух убитых и юноше, сломавшем себе карьеру, — он был обязан продолжать.

Неторопливо прогуливаясь по левому берегу Стикса, коммодор обсуждал ситуацию с Вильямсом. Конечно, капитану буксира было далеко до столь блестящего аналитика, как Соня, но только с ним Граймс мог быть до конца откровенен.

— Не нравится мне все это, Вильямс, — проговорил коммодор.

— Честно говоря, мне тоже. Хоть убейте, Клаверинг не похож на отъявленного мерзавца. А его жена вообще прелесть. Мы здесь спим в их постелях, едим их конфетки и попиваем их грог. Но если все пойдет как надо, они окажутся за решеткой.

— Гхм… Не обязательно. Сначала придется разобраться со статусом планеты и ее владельца. Но после этого его жизнь может превратиться в настоящий ад. Например, кому-нибудь действительно придет в голову, что Долина Ада — идеальное место для его военной базы… Но я не силен в юриспруденции. Я смотрю с позиции личной свободы. Если кому-то приспичило сойти с ума — кто дал правительству право ему помешать?

— Я вижу, к чему вы клоните, Шкипер. Но если тот же человек занимает ответственную должность — как юный Плесхофф — его следует остановить. Равно как и людей вроде Клаверинга, которые неплохо наживаются на чужих пороках.

— То же самое можно сказать о правительстве большинства Миров Федерации. Налоги с торговли спиртным, табаком, азартных игр… Черт побери, Вильямс! Выходит, Клаверинга можно считать негодяем и даже преступником лишь потому, что никто не потрудится издать более либеральные законы?

— Я не теолог, капитан.

— Я тоже. Но мы оба стоим у штурвала, а значит, каждый из нас царь и бог в одном лице. И каждый из нас вполне осознанно закрывает глаза на нарушения регламента компании или Флотилии.

— Если вы действительно ставленник Божий, можете следовать голосу совести, а последствия оставлять на откуп Всевышнему, — Вильямс опять сел на любимого конька. — Беда в том, что между нами и Господом стоит слишком много ублюдков. В душе мы сочувствуем Клаверингу — это прекрасно. Но наш разум должен оставаться ясным.

— Гхм… Тогда ладно. Вы хотите, чтобы мы считали себя полицейскими — только полицейскими и ничем иным.

— У меня есть несколько знакомых «просто полицейских», — заметил Вильямс, — но никогда не встречал таких, которые были бы только полицейскими.

— Вы поняли, что я хотел сказать, — резко оборвал его Граймс. — И нечего жонглировать словами. Итак, исходим из того, что «траву мечтаний» завозят на Иблис, а уже отсюда «Дитмар» перебрасывает ее на Ультимо и другие планеты. Кстати, Клаверинг говорит, что корабль до сих пор не выпустили — на этот раз из-за дрожжевых баков. О чем это я?.. Ах, да. Мы полагаем, что траву завозят на Иблис… Через космопорт? Вряд ли. Слишком людное место — даже в отсутствие круизных лайнеров. Любой может проболтаться. Первопоселенцы, экипаж «Салли Энн» — это человек десять-двенадцать, остальные прибыли из Миров Приграничья. Метрдотели, шеф-повар и его помощники, механики в ремонтных мастерских… Значит… Милая планетка, ничего не скажешь. Клаверинг — единственный, кто знает о ней все. Клаверинг вывел из строя «Маламут» и его катера. Теперь он может спать спокойно: инспекцию проводить не на чем.

— Скоро сюда прилетит «Македония» и привезет нашего общего друга — старого, толстого Биллинхарста. Он наверняка надеется, что мы обеспечим ему транспорт, и будет весьма разочарован. И мне что-то не верится, что владелец «Македонии» поделится с нами хоть одним катером.

— Значит, остается только просиживать наши толстые задницы и валять дурака, — отозвался Вильямс. — Прелестно, Шкипер. Просто прелестно.

— Я бы так не сказал, коммандер Вильямс. Нравится нам или нет, мы должны выполнить свою работу. Кроме нас, ее делать некому. Так что есть шанс, что Клаверинга удастся защитить от более серьезных неприятностей.

— Это как посмотреть, Шкипер. Кстати, миссис Клаверинг… Извините, что сую нос не в свое дело, но мне показалось, что между вами явно искра проскочила… Долгие прогулки вдоль реки после обеда, пока Клаверинг корпит в своем офисе…

— Да будет вам известно, коммандер Вильямс, она просила меня помочь — кстати, вас ее просьба тоже касается. Она чувствует, что ее муж во что-то ввязался, но ничего конкретного сказать не может. Она рассказывала мне о том, что он куда-то летает в одиночку, о передатчике Карлотти, который он где-то прячет, о заводе по разливу минеральной воды на Горьком Море…

— Ничего странного. Если он летает, надо же ему поддерживать связь с домом.

— Разумеется. Но для этого вполне достаточно НСТ-передатчика. Неужели вы не знаете, что передатчик Карлотти предназначен исключительно для связи через Глубокий космос?

— Может быть, ему просто нравится засорять эфир, — предположил Вильямс. — Надоест навинчивать крышки на бутылки — он идет в свою берлогу и болтает с друзьями с Земли или еще откуда.

— Гхм… Сомневаюсь. Как бы то ни было, у миссис Клаверинг есть повод для беспокойства. Ей нужно понять, что за проблемы у ее мужа, но она совершенно не хочет, чтобы Клаверинг попал в тюрьму. Если нам удастся поймать его прежде, чем прибудет этот жирный хорек Биллинхарст, у нас еще будет шанс выручить старину Клаверинга. Но если он попадет в лапы Биллинхарсту, я ему не завидую.

— Вечно вы все усложняете, Шкипер, — усмехнулся Вильямс.

— Жизнь — вообще сложная штука. И закончим на этом. Итак, ваш рабочий катер…

— В рабочем состоянии. Но если вы собрались в дальнюю дорогу, придется до отказа забить его аккумуляторами. Места останется только на одного человека.

— Вполне достаточно. А вашим техникам, думаю, не стоит терять время. Пусть ремонтируют «Маламут»… и почаще заходят в мастерские Клаверинга за запчастями и инструментами.

— Понял.

— И пусть попробуют зацепиться языками с коллегами. И ненароком выяснят, на каком из катеров Клаверинг летает на Горькое Море.

— По всей вероятности, механикам это известно.

— Еще мне нужен транспондер. Его надо установить на катер Клаверинга, а на наш — устройство слежения. Не вполне представляю, как это можно осуществить, но если получится — можно считать, что дело сделано. Гхм… Скажем, принесем в мастерскую ведущий ротор инерционного двигателя — его как раз нужно обработать на токарном станке. Предположим, что все присутствующие собрались вокруг ротора и с восхищением его разглядывают — кроме одного человека. А далее этот «кто-то», улучив момент, прикрепляет транспондер на днище катера Клаверинга.

— Это возможно, Шкипер, вполне возможно. Запасные транспондеры у нас были — на случай спасательных работ. Устройства слежения, соответственно, тоже. Если механикам Клаверинга не — известно о торговле наркотиками, они не ждут от моих ребят никаких происков. Будет сделано.

— А как продвигается ремонт нашего Карлотти?

— Медленнее, чем хотелось бы.

— Жаль. Я как раз собирался кое-что выяснить. Например, с кем разговаривает Клаверинг.

Прошло некоторое время, прежде чем план был приведен в исполнение. Катер, на котором Клаверинг обычно летал на Горькое Море и в разведку, нуждался в регулярном ремонте. Иначе и быть не могло. Местный песок действительно напоминает абразивную крошку, а воздух, насыщенный серными газами, вызывает коррозию и еще сильнее разрушает металл Ремонт продвигался неспешно: основная часть рабочих рук была занята на подготовке «Салли Энн» к чартерному рейсу.

Тем временем вернулась «Македония», на борту которой в качестве пассажира находился Биллинхарст. С ним прибыли субинспектор Павани и еще полдюжины офицеров таможни. В отличие от военных, астронавтов и полицейских, таможенный офицер, сняв форму, перестает чем-либо отличаться от прочих смертных. Биллинхарсту и его команде не составляло труда выдать себя за обычных туристов.